Правильный порядок построения настоящего анализа - начать с пояснения неприметного, но значимого различия. Сама собой речь знает два выражения: «метод познания психологии» и «метод познания в психологии», непохожих лишь вставкой предлога «в» во второе выражение. И хотя два приведенных выражения лексически близки, но заключенный в них смысл - именование не одного и того же предмета. Так, дополнение предлогом второго выражения и обращает его указанием на присутствие в психологии тех или иных частных или специальных методов познания. Напротив, отсутствие предлога в первом выражении обращает его характеристикой самой психологии уже как того особого метода познания, что исследует и свой особенный сегмент наполняющих мир явлений. Или выражение, не содержащее предлога - характеристика самой психологии как взгляда на мир или ее характеристика как одной из практик познания образующих мир отношений и форм или форм, образующих фрагменты мира. Тогда данность как таковой психологии как особого взгляда на мир и придает осмысленность постановке задачи исследования и самой психологии как особенной формы, практики или, возможно, тактики проникновения в загадки мироздания.

Иной существенный предмет, подлежащий уточнению еще в предисловии, - выбор источника «исходных данных». Конечно, психология - одна из практик познания, нацеленная на описание мира, в данном случае - средство описания психики как типизированного объекта исследования, то есть объекта, знающего и то свое «особенное», что не обращается объектом познания тогда и иных направлений познания. Другое дело, что в рамках психологии, как и в рамках отдельных направлений естествознания не исключена возможность ведения и такого рода деятельности как поиск путей воспроизводства продукта, неизвестного неорганизованной природе. Подобная специфика - равно же отличительная черта и используемого нами источника, - материалом нашего эпистемологического экскурса и довелось предстать одному из исследований психологов, нацеленному не на описание особенностей психики, но на разработку или, лучше, «выработку» технологии производства «продукта психологии». То есть в этом случае психология не просто обращается к попытке обретения понимания предмета, но обращается к попытке оказания воздействия на психику с целью ее изменения в нужную сторону. Подобного рода изменений в психике психологи и пытаются достичь посредством приложения методов и приемов психологической коррекции аффективной дисфункции. Здесь нам остается лишь завершить настоящее предисловие непосредственно представлением источника, в данном случае монографии «Эмоциональные нарушения в детском возрасте и их коррекция».

Также уже в предисловии нам надлежит принести извинения и за такую неустранимую «накладку» как неудача наших попыток улучшения литературной стороны представляемого цитирования.

Огл. Но что образует продукт психологии?

Итак, как обозначено в предисловии, речь пойдет о средствах психологической коррекции. То есть психология как практика вмешательства в психику прибегает в целях психологической коррекции к средствам наподобие «психологического тренинга», когда проведение тренинга по заданной программе устраняет отдельные недостатки в психическом развитии. Изложению существа подобных практик и посвящен используемый нами источник, обобщающий опыт устранения посредством тренинга тех недостатков в развитии психики, что в понятиях психологии обозначены как «эмоциональные нарушения». Мы же в нашей попытке когнитивного анализа рассмотрим данную задачу «практической» психологии не только на предмет определения «субстрата» или природы результатов такого тренинга, но и с целью установления специфики такого рода методик.

Потому рассмотрение избранного нами предмета и подобает выстроить в последовательности, когда в первую очередь надлежит представить характеристики тех «эмоциональных нарушений», что допускают устранение посредством проведения тренинга. По оценке источника виды эмоциональных нарушений, доступных для полной или частичной коррекции - такие формы как патологическая аутостимуляторная активность, эмоциональная неадекватность, нарушения аффективного контакта или такая любопытная форма как незавершенность структуры базальной аффективной организации. Отсюда и задача психологической коррекции в целом - это и комплекс частных задач устранения отдельных нарушений «в пользу адекватных полезных ребенку способов тонизирования, возможных в силу присутствия или постоянной возможности включения эмоционального контроля за ситуацией и возможности эмоционального сопереживания». Как можно заключить на основании представленной здесь цитаты, ожидаемый результат тренинга - овладение ребенком, страдающим нарушениями психики такими способами тонизирования, что строятся «на включении эмоционального контроля за ситуацией и возможности эмоционального сопереживания». Также проведение тренинга преследует и своего рода «идеальную» цель - «формирование устойчивых поведенческих механизмов, обеспечивающих ребенку на доступном ему уровне стабильность в саморегуляции аффективных процессов и эмоциональную адекватность в контактах с миром».

Задача тренинга в понимании психологии - доведение до достаточного уровня ее контрольного критерия притом, что этот критерий отличает специфика не только критерия, но и качества результата тренинга, - то есть «формирования и по возможности завершения структуры базальной аффективной организации, развития отсутствующих уровней регуляции и отладке отношений между ними». Польза такого тренинга в улучшении работы психики в оценке психологии - это «восстановление или формирование все более сложных типов развернутого целенаправленного поведения - игрового, бытового, учебного». Более того, проведение тренинга - не только лишь толчок развитию «организационно-смысловой функции эмоциональной системы за счет развертывания разных по сложности форм адаптивного поведения», но и средство содействия тонической регуляции эмоциональной системы.

Постановка далеко не простой задачи формирования «структуры аффективной организации» требует также и определения порядка очередности при решении тех частных задач, на которые и распадается общая задача. Тогда та частная задача, что в понимании источника - задача первой очереди - это задание «преимущественной ориентации коррекционных воздействий на собственные резервы и механизмы базальной аффективной сферы». Далее, задача второй очереди - тогда уже «важнейшая задача психокоррекции - ориентации на структуру уровней» базальной аффективной организации.

Обретение практикующими психологами определенности в постановке задачи и видении ожидаемых результатов уже начинает отсчет времени «конкретной работы» или реализации методики. Но какие именно формы доводится принять проведению такого рода «работы»? Здесь если признать уместность нашей собственной оценки данных источника, то эта работа состоит в оказании «воздействий, направленных на переструктурирование патологической иерархии отношений внутри системы аффективной организации», то есть - в «обучении ребенка распределению и использованию энергетического потенциала, приходящего с механизмом психодрамы посредством той формы ее дозирования, что исключает перевозбуждение и срывы». Также подобные практики не обходятся и без дополнения в виде «разработки, структурирования уровня таких аффективных стереотипов, овладения его возможностями в смысле аффективного тонизирования и организации поведения», а равно и в виде «усложнения взаимодействия ребенка с окружающим, формирования механизмов следующего уровня аффективной организации». Завершающий же аккорд в последовательности проведения тренинга - «включение психодрамы в определенный социальный контекст объединением психодрамы с эмоциональным контактом, достижением у ребенка синтонности переживания».

Программу психологического воздействия дополняет и ряд вспомогательных практик «коррекции». Первая из них - «работа с родителями, целью которой является разрушение сложившегося стереотипа отношений с ребенком и стимулирование новых форм эмоционального контакта между родителями и ребенком», вторая - «преодоление даже уже возникших трудностей контакта при направленной стимуляции дефицитарных уровней регуляции эмоционального общения».

Далее, какие именно приемы, средства или операторы находят использование в реализации такого рода «программы» психологического воздействия? Здесь, опять же, если исходить из нашей оценки, то раскрывается не иначе как цельная картина такого комплекса приемов, но лишь при приведении данного комплекса приемов к использованию одного любопытного инструмента, известного как «психодрама». Сам же прием «психодрамы» удобнее характеризовать через различные формы его построения, положим, одна из них - это «насыщение игры элементами эмоционального сопереживания с той целью, чтобы постоянство эмоциональных контактов стало необходимостью для ребенка, и психотехника уровня эмоционального контроля на равных конкурировала с психодрамой». Другая возможная здесь форма - «дополнение игры разъяснением социальных ситуаций, характеристиками игровых персонажей, разбором отношений между ними». Но и подобающей эффективности инструментария «психодрамы» можно достичь лишь при его использовании в комплексе и с рядом дополнений, например, «эмоционального подкрепления счастливого конца за счет разделения психологом радости ребенка благополучному разрешению ситуации» или «объединения в единый сюжет того ряда стереотипов, которые приобрели вид игровых эпизодов». Равно данную коллекцию средств выпадает увенчать и «практике доигрывания ситуаций обращения ребенка к психодраме, подчеркивающей их благополучное завершение, счастливый конец».

Как таковую общую характеристика метода «психодрамы», если прибегнуть к оценке источника, можно определить как «коррекционное воздействие при любой тяжести аффективной дезадаптации проводимое лишь под контролем уровня эмоционального контроля», то есть - под контролем высшей формы становления эмоциональности.

Также «коррекционной работе» надлежит знать и особый порядок проведения, не только лишь деления на стадии решения отдельных задач или образующих их этапов, но вместе с тем использования и разных форм тренинга. В частности, если нарушение эмоциональных возможностей ребенка имеет место лишь отчасти, то задачу коррекции можно ограничить «организацией поведения ребенка как, прежде всего, формирования структур каждого из уровней аффективной регуляции и налаживания взаимодействия между ними». Напротив, если «индивидуальная психотехника» ребенка «несформирована и недоразвита», то порядок проведения тренинга - это «построение развернутых форм игрового поведения на том, что психодрама как индивидуальная психотехника несформирована и недоразвита». Или если ребенок кому адресована психологическая коррекция, испытывает дисбаланс в форме «подавления аффективной аутостимуляцией всех прочих механизмов и проявлений аффективной жизни», то тогда предполагается «построение развернутых форм игрового поведения на том, что психодрама как индивидуальная психотехника является способом аффективной аутостимуляции, подавляя прочие механизмы и проявления аффективной жизни». Равно и само вступление в контакт с аутичным ребенком также надлежит строить посредством приема «первоначального использования ритмичной сенсорной стимуляции с тем, чтобы привлечь внимание аутичного ребенка, установить с ним контакт и организовать игровое взаимодействие». В числе же частного плана задач тренинга возможно указание и таких задач, как задачи, преследующие цели психологической коррекции агрессии, страхов и т.п.

Проведение психологической коррекции невозможно и вне соблюдения порядка последовательности ее проведения. В одном случае это порядок последовательности «отработки способов аффективного приспособления к окружающему», в другом - порядок последовательности в виде «развития тонической основы аффективной регуляции». Также здесь вполне возможны и комплексные формы работы, например «сочетание прицельной тактической работы над дефицитарными механизмами аффективной адаптации с общим стратегическим воздействием на базальную аффективную структуру в целом». Более того, ряду специальных случаев здесь надлежит сопоставить и специальную схему построения тренинга, скажем, «отработка в быту в домашней обстановке с ребенком 2-й группы РДА ( - раннего детского аутизма) необходимых форм поведения, обеспечивающих его полное приспособление в привычных условиях - приспособление к режиму, навыки самообслуживания, помощь на дому».

Еще одно важное начало самой возможности психологической коррекции - ее проведение то непременно на основании результатов исследований. Так, психологи лишены возможности определения причин нарушений в психическом развитии без совершения такого шага, как «исключение из анализа случаев очевидного недостатка внимания и ласки, жестокости в отношениях с ребенком». Более того, проведение тренинга непременно предваряет и «определение синдрома нарушения, то есть выявление патологической иерархии отношений внутри системы аффективной организации и связанной с этим разработкой воздействий направленных на переструктурирование данной системы». Еще одно важное аналитическое начало успеха коррекции - определение «функциональной характеристики аутостимуляции ребенка посредством двигательных стереотипий».

Также если задача коррекции - исправление «тяжелого типа аффективных расстройств», то оно возможно лишь благодаря подбору «оптимальных условий профилактики возникновения таких влечений», также и некоторые формы тренинга, положим, холдинг-терапия допускают проведение лишь на условии строгого следования правилам данного вида тренинга.

Конечно, опыт проведения психологической коррекции эмоциональных нарушений - также источник пополнения новым знанием и как такового корпуса представлений психологии. В том числе, такой опыт воспринимается как показательный «в отношении, что развитию тонической основы аффективной регуляции следует несколько опережать отработку способов аффективного приспособления к окружающему». Далее, теперь уже как таковая эмпирическая установка психологической коррекции эмоциональных нарушений порождает и «направленность исследования на усвоение аутичным ребенком основных аффективных психотехнических приемов, необходимых для реализации произвольного поведения». Тот уровень развития методов коррекции, о котором идет речь в источнике, это уровень развития пока что лишь характерно эмпирических методик, а потому психологи вынуждены искать опоры не иначе как в «максимально конкретном изложении методов психокоррекционной работы при раннем детском аутизме». С другой стороны, даже и начатки теоретической базы позволяют психологам предложение оценки некоторых методов уже как «полностью неадекватных из-за негуманности и полного пренебрежения закономерностями аффективной жизни ребенка, отказа от использования и даже подавления аффективных механизмов помогающих организовать поведение ребенка».

Психология из опыта психологической коррекции также черпает и ряд представлений о существе функциональных или технических установок практики проведения психологической коррекции. В первую очередь, это представления о порядке выбора средства коррекции, далее - это понимание важности «установки на организацию целостного поведения ребенка», а равно и принцип «ведения психологической работы по двум направлениям - восстановлению аффективной среды отношений адекватных для развития эмоционального контакта ребенка с близкими и формированию его внутренних аффективных механизмов общения». С «технической» точки зрения для проведения коррекции важна и «одновременность развития тонической основы аффективной регуляции и отработки способов аффективного приспособления к окружающему» при дополнении такого развития равно и «первоочередным направлением внимания на установление аффективного контакта». Также свое особое значение отличает здесь и такую важную технику как «приемы аутостимуляции используемые психологами в игре».

Конечно, вряд ли оправданы и ожидания отсутствия осложнений при проведении психологической коррекции. В том числе, такие осложнения возможны и со стороны «аутостимуляторных действий тяжело травмирующих родителей, обыгрывать которые просто противопоказано», а также и «трудностей формирования у ребенка адекватного аффективного образа мира, активной позиции, устойчивости и подвижности в отношении с ним».

Теперь, если перейти к подведению итогов обзора тех составляющих, что образуют собой «продукт психологии», то - что именно в понимании психологии означает и меру успеха психологической коррекции эмоциональных нарушений? С одной стороны, здесь допустимо наложение и такой меры, как «относительное аффективное благополучие ребенка в контакте с внешним миром», с другой - уместна и характеристика «разворачивание небольшого игрового сюжета, который ребенок может стереотипно воспроизводить в течение долгого времени».

Таков, вкратце, тот комплекс составляющих, что формируют «продукт» психологии, также придавая ему и определенную окрашенность.

Огл. Что означает для психологии функционал «адаптации»?

Конечно, наш анализ существенно упрощает предложение в как таковом источнике такой важной квалификации как определение «адаптации». На взгляд психологии «адаптация» это «выработка аффективных стереотипов сенсорного контакта с окружающим». В функциональном отношении адаптация равно существенна и для задания на ее основе такого требования, как «совершенная необходимость в норме для полноценной организации человека его адаптации к окружающему миру». Далее - адаптация также исключает обретение и в значении «простой» возможности, ее становление - это не иначе как обретение каждым уровнем базальной аффективной организации его способности к решению «качественно особенной задачи адаптации». Кроме того, прямое функциональное продолжение адаптации - это и функциональная возможность «регуляции», то есть обретение средства получения «решения в зависимости от уровня аффективности различных адаптационных задач, одинаково витально значимых для субъекта, но различных по степени сложности». Или, по мнению психологии, регуляция - это нечто прямо тождественное «расстановке единой системой регуляции всех базальных уровней в каждом отдельном случае различных акцентов вклада каждого уровня в эмоциональную адаптацию».

Не одинаковость вклада «различных уровней» базальной аффективной организации - она равно и «полярность методов решения уровнями аффективной адаптации их же полярно противоположных задач обеспечения аффективного контакта». Или - если прояснить предмет подобного рода «полярности методов», то такова «противоположность адаптационных задач уровня полевой реактивности и уровня экспансии задачам уровня стереотипов и уровня эмоционального контроля». А далее, в том числе, «противоположность уровня экспансии уровню стереотипов» находит выражение и в «противоположности между овладением меняющейся динамичной средой и выработкой аффективных стереотипов поведения адаптирующихся к конкретным стабильным условиям».

Психология также признает существенным, что обретение состояния адаптации не всякий раз успешно. То есть - равно возможны и формы «не доводимой до конца» адаптации, например, - «адаптивные реакции запускаемые этологически значимыми сигналами - раздражителями исходящими от внешнего облика человека, - не доводимые до конца притом, что их обломки внешне выражаются как навязчивые агрессивные действия влечения».

Ожидающую ее решения задачу психология равно склонна расценивать и как задачу структурирования представлений о функционале адаптации. Такое структурирование в ее понимании - это построение уровней базальной аффективной организации в порядке восходящей иерархии, где сам порядок иерархии и придает существенный смысл принципу, что «положение высшего из сформированных уровней базальной организации», то есть, в этом случае, явно релятивное положение, - это положение уровня «определяющего тип аффективной адаптации». Конечно же, на этом фоне дано заявить о себе и представлению о примитивности или изощренности отличающей индивида способности адаптации. Отсюда положение нижней и наиболее примитивной формы будет отведено «уровню полевой реактивности - пассивной аффективной адаптации к динамике внешнего мира», а в качестве шага в направлении к большей сложности заявит о себе и «уровень стереотипов - регуляции процесса удовлетворения соматических потребностей как основной адаптационной задачи». Другое дело, что «включению в регуляцию поведения базальных аффективных уровней» на стадии развития ребенка дано знать и своего рода собственную «логику» или, иначе, предполагать задание исходя из «жизненно важных задач реальной адаптации ребенка в его взаимодействии с окружающим миром».

На подобном фоне и переход к тем формам адаптации, что психология расценивает как «высшие» - это начало «становления как фонового компонента сложных форм адаптации, определяющего полноту и своеобразие чувственной жизни человека». Также уровни базальной аффективной организации в смысле обеспечения функционала адаптации не действуют и «сами по себе», что и порождает возможность «сложно организованного взаимодействия уровня полевой реактивности и уровня стереотипов, имеющего место в процессе аффективно смысловой адаптации».

Завершающий же шаг в построении предлагаемой ею схемы психологии дано видеть в определении принципа, утверждающего действительность двух теперь уже «адресных» систем «аффективной адаптации субъекта к условиям окружения - системы аффективной адаптации субъекта к нестабильным условиям окружения и системы аффективной адаптации субъекта к стабильным условиям окружения». Также если процесс становления функционала адаптации рассматривать в динамике протекания, то в этом случае ответ психологии - признание реалий «закономерного усложнения» этой функции согласно «глубине адаптационных задач». Или - в процессе становления функционала адаптации дано иметь место не только «преодолению ограниченности более простого порядка в адаптации к окружающему», но и «развитию аффективной сферы как сложной саморегулирующейся системы обеспечивающей гибкую адаптацию индивида к окружающему». Здесь если дать себе труд поразмыслить над существом таких формул, то невозможно не отметить, что тем самым психология подтверждает и факт определенных затруднений в ее попытках формализации такой важной способности как функционал адаптации.

Однако от «адаптации» как необходимого начала становления личности возможно и совершение шага в направлении «эмоциональной патологии» или «повреждения механизмов аффективной адаптации». В этом случае первое, что психология определяет как важное - оценка «уровня дезадаптации ребенка через наличие искаженного примитивного приспособления к окружающему». Далее на основе данной оценки психология обращается к попытке определения «глубины дезадаптации в соотношении с уровнем недоразвития аффективной сферы», иными словами - к попытке «выявления симптомов и определения уровня их проявления». Характер же симптомов аффективной дезадаптации, какими их понимает психология, это, первое, «место данного симптома в иерархии признаков аффективной дезадаптации» и, второе, «различные смыслы симптома аффективной дезадаптации ребенка коррелирующие с уровнем его проявления». Что также важно при такой постановки вопроса - выносимые оценки также заключают собой и ряд теоретических принципов предлагаемого психологией определения дезадаптации. Первое, теоретические разработки психологии указывают здесь на такое условие, как «четкость соотнесения тяжести и характера дезадаптации ребенка со степенью недостроенности всей уровневой структуры» базальной аффективной адаптации. Далее, данная теоретическая схема принимает во внимание реальность и нечто «чрезвычайно разнообразных и даже полярных форм дезадаптации различающихся как по глубине, так и по характеру», а равно исходит из принципа, определяющего «невозможность оценки симптома аффективной дезадаптации ребенка как просто аутизма или гиперактивности». Более того, обобщение накопленного опыта также способствует и выводу психологии о «невозможности уменьшения дезадаптации, определяемой неадекватностью разрешения механизмами других уровней задач пострадавшего [уровня]». Помимо того, дезадаптация в понимании психологии - это источник и такой опасности как смена на подобном пути уровня адаптации тогда и в сторону понижения.

Но таковы лишь наиболее общие характеристики, чем психология вознаграждает функционал адаптации, и потому нам не обойтись и без обзора многообразия форм адаптации, какими их дано определять психологии.

Огл. Представления психологии о разнообразии форм адаптации

Знакомство с материалами источника уже достаточно для вынесения оценки, что в понимании психологии разнообразие форм адаптации следует не только лишь из наличия частных аспектов, но равно и из типологических различий. Более того, типологическое разнообразие форм адаптации столь объемно, что бессмысленно и любое предварительное перечисление этих форм, что и порождает необходимость в их последовательном описании.

К примеру, отмечаемое психологией разнообразие форм адаптации заключает собой и ту их типологическую группу, что правомерно расценивать как группу форм задания из «условий локации». Если воспринять ту «логику», которой следует источник, то группа форм определяемых из условий локации - это две следующие формы: «активная гибкая адаптации к внешней среде» и «дезадаптация, означающая утрату возможности аффективного контроля за осуществлением внутренних физических процессов и внешних форм стереотипного приспособления к окружающему».

Другая типологически самостоятельная группа форм адаптации, чье выделение допускает источник, - формы, определяемые уровнем конъюнктуры. Так, в состав такой группы дано войти подгруппе форм адаптации «к новым условиям» - «особо сложной для субъекта адаптации к новым условиям», «активной адаптации к новым условиям на основе разрешения особого класса аффективно-смысловых задач» и «направленности на организацию адаптирующего индивида к неожиданно меняющемуся внешнему миру, не предполагающую жесткого закрепления способов реагирования». Также формам адаптации «конъюнктурного типа» в какой-то мере близок и «сигнал о необходимости подключения для решения новых задач адаптации иных аффективных механизмов», когда антипод форм «конъюнктурного» свойства - это «ответственность уровня стереотипов за аффективную адаптацию в достаточно стереотипных условиях существования». Также к числу форм адаптации «конъюнктурной природы» принадлежит и «неспособность детей 2-й группы раннего детского аутизма адаптироваться к неожиданным изменениям».

Если в числе форм адаптации возможно выделение форм, представляющих собой проекцию уровня конъюнктуры, то равным образом здесь реальны и формы, сонаправленные некоторому вектору. Однако данную группу форм также отличает и характерная неоднородность, о чем можно судить по отнесению к ней «идеальной формы психологической коррекции аффективной дезадаптации, идущей одновременно в двух направлениях» в компании с далекой от нее «ориентировкой, направленной на выделение аффективных проявлений другого человека как сигналов наиболее значимых для адаптации к окружающему». Кроме того, к числу форм адаптации векторного типа правомерно отнесение и форм адаптации, обнаруживающих направленность «в сторону сложности». В первом случае это «положительная динамика в плане усложнения адаптации к окружающему миру в тех дефицитарных условиях, в которых она происходит у ребенка 1-й группы раннего детского аутизма» и, во втором, - «обращение для ребенка его адаптации к интенсивности среды настолько важной, что задачи других уровней теряют свое значение».

Существенное разнообразие - равно отличительная особенность и такой группы форм адаптации, чье становление определяется прохождением некоей фазы процесса адаптации. В том числе, в данной группе форм дано выделиться и группе форм весьма простого свойства - «глубокого недоразвития механизмов уровней адаптирующих к нестабильным условиям жизни», «приспособления характерного для более низших уровней аффективной организации» или «изменению принципа адаптации со стереотипного приспособления к стабильной ситуации на активное освоение, завоевание новых ситуаций». Данной группе также принадлежат и формы адаптации, связанные с «фазами роста», например, «начало формирования специального защитного механизма более сложной аффективной адаптации», «один из признаков возможности развития аффективной адаптации ребенка к окружающему - чувствительность ребенка к стимулам следующего уровня организации». Еще одна форма адаптации, связанная с фазами роста - «уровень, только на котором поведение аутичного ребенка принимает социально приемлемые и оптимальные для адаптации формы». Также, насколько нам дано судить, к числу условий фазы роста вполне оправдано и отнесение нечто «сверхфазы», иными словами, равно же «процесса в целом». Одна из разновидностей такого рода «сверхфазы», это, в том числе, и «нормальная форма развития аффективной адаптации как развития механизмов всех уровней и связывания их в единое целое эмоциональным смыслом», таков также и «целостный синдром аффективной дезадаптации» или - равно и «эмоциональная хрупкость, склонность к аффективной дезадаптации в меняющемся мире». Правомерность отождествления равно и дезадаптации в значении адаптации находит свое выражение и в построении следующей картины. В первую очередь в картине «адаптации как дезадаптации» правомерно выделение и характерно четких форм «отличающей ребенка серьезной дезадаптации в его взаимодействиях с окружающим, вызываемой его влечением к агрессивным действиям» или - равно и «очень примитивной формы поведенческой адаптации», как и нечто «наиболее примитивных пассивных форм полевой адаптации». В виде более тяжелых форм - это и «разрушение уже сложившихся механизмов уровня эмоционального контроля и обращение уровня экспансии главным в аффективной адаптации» или и «серьезная аффективная дезадаптация в виде дезорганизации работы всех уровней» базальной аффективной организации. Наконец, в группе форм адаптации, как-то коррелирующих с фазой адаптации не избежать и выделения форм, что означают наступление «тяжелой фазы» дезадаптации. Это, в одном случае, «не просто дезадаптация уровня полевой реактивности, но и создание выраженной аффективной перегрузки, а равно и хрупкости всей системы аффективной организации» или, в другом - «непереносимость сенсорного дискомфорта, нарушения режима характерная для детей раннего возраста, когда уровень стереотипов играет важнейшую роль в адаптации».

Одной из форм выражения качества адаптации доводится предстать и структурным особенностям порядка адаптации, что и обращается достаточным основанием для выделения некоторой группы форм адаптации. Но в данном случае, увы, все же дано идти речи не о проявлениях успешной адаптации, но о ряде случаев дезадаптации, пусть и не более чем «нарушений» адаптации. Тогда наиболее простой типаж форм, замеченных в составе данной группы - или это адаптация, ограниченная в решении своих задач одним из уровней базальной аффективной организации или - определение адаптации у аутичного ребенка тем или иным дефицитарным уровнем, или - ее определение механизмами всего лишь одного из уровней или даже «примитивными механизмами уровня полевой реактивности». Равно и отдельные «сбои в адаптации» равно ограничены и всего лишь одним из уровней базальной аффективной организации. Ситуация более сложного плана - та, что обнаруживает картина, характеризующая момент нарушения адаптации - «индивидуальной адаптации человека к миру» или - и «общей аффективной дезадаптации, наступающей вследствие ослабления одного из четырех уровней активности аффективного контакта». Характерная структурная организация - равно специфическая составляющая и нечто «затруднения ригидными стереотипными правилами контакта с окружающим миром», а также и «эмоциональной уверенности в силе других, в их знаниях, в существовании эмоциональных правил поведения, гарантирующих адаптацию без внезапных срывов». Несколько иная, хотя и близкая таким формам структурная организация - это и специфика «нарушения не только адекватного протекания этологической реакции, но и ее запуска - смещения самих этологических признаков, выделения тех из них, которые в норме в этом возрасте не являются аффективно и адаптивно значимыми». Особого рода структурность также отличает и случай «несамостоятельности ребенка в поведенческой адаптации». Еще одно вполне естественное продолжение ряда форм структурно специфической адаптации - равно и «обращение механизма качелей в способ патологической аутостимуляции вместо несения им истинно адаптивной функции», а также и «фиксация страхов надолго, утрата ими своей адаптивной функции с их обращением тормозом в развитии освоении окружающего мира». Наконец, психологам довелось выкинуть белый флаг и в ситуации признания ими реальности теперь и такого положения, как «противоречивое разнообразие форм дезадаптации в случае применения уровневого подхода».

Наконец, свой след в используемом нами источнике оставила и та группа форм адаптации, что характерны своей спецификой «особенного» состояния. Наиболее простые формы такого рода «особенных» состояний - те или иные разновидности уровней или форматов адаптации; таков не только лишь «уровень адаптации к меняющимся условиям жизни» но и «явная дефектность в плане социальной адаптации». Следом и более сложные разновидности «состояний адаптации» - это и те или иные «виды несоответствия» - или «несоответствие стабильных уровней эмоциональной регуляции новым задачам адаптации» или - равно и «недостаточное соответствие уровня регуляции стабильных аффективных связей с окружением новым задачам адаптации». Также в значении одной из разновидностей состояния адаптации психология выделяет и состояние перегрузки, но, в одном случае, обнаруживающее и специфику несоответствия - таковым дано предстать нечто «усугублению аффективной дезадаптации, возникающей на уровне стереотипов сопровождающемуся созданием перегрузки высших отделов базальной аффективной регуляции». Однако реальность подобного сложного случая никак не исключает и возможности более простой формы перегрузки, теперь и состояния «огромной перегрузки, с которой работает возникающая система аффективной адаптации». Закрыть же перечень различного рода «состояний адаптации» надлежит позволить и такой не особо сложной форме как «затруднения аффективной адаптации человека».

Огл. Видение адаптации как открытой для приложения управления

Психологическая адаптация также далеко не замкнутое состояние, но та реалия, что отличают и качества объекта, открытого приложению управляющего воздействия. Другое дело, что это управление предполагает и несколько разных источников, здесь же и внешнюю среду и - непосредственно индивида. Равно и сам факт наличия такого управления прямо следует и из «активной избирательности в адаптации к окружающему».

Но, к сожалению, источник не изобилует фактами, раскрывающими функционал внутреннего управления адаптацией, представляя в этом случае лишь единственный пример; возможно, по логике источника управление адаптацией - все же преимущественно внешнее. Равным образом и психологическая коррекция дезадаптации - это и некая форма приложения внешнего управления, нацеленного на решение задачи изменения функции адаптации. Однако в случае внешнего управления важен и такой нюанс - здесь также необходимо и «тонкое» определение собственно управляемости, в одном случае реализуемой как «выбор психокоррекционного средства», в другом - допускающей задание посредством «подбора наиболее адекватного коррекционного приема направленного на работу с определенным уровнем аффективной адаптации». Кроме того, внешнее управление психологической адаптацией также предполагает употребление и неких мягких и, так или иначе, адаптированных форм, положим, что и «помощи ребенку в усовершенствовании доступных ему способов аффективной адаптации к окружающему». Наконец, здесь возможен и некий изощренный способ реализации управления, а именно - «сочетание прицельной тактической работы над дефицитарными механизмами аффективной адаптации с общим стратегическим воздействием на базальную аффективную структуру в целом».

Тогда следом за общими оценками способов оказания управляющего воздействия на функцию адаптации равно возможно представление и отдельных целевых схем. Здесь первой на очереди форм воздействия, подлежащих их отдельному описанию и надлежит определить «прием организации базальной аффективной адаптации» в виде «принятия на себя роли индивида - злодея-разбойника, злой собаки». Другая целевая практика управления адаптацией - управление «с приданием развития»; в частности, таково «умение матери в части гармоничного подключения новых механизмов аффективной адаптации в общую структуру без ломки и с организацией извне новых форм аффективного поведения». Близки такому способу и ряд следующих форм управления адаптацией - «постановка перед ребенком новой еще более сложной этологической задачи самостоятельной адаптации к нестабильным условиям окружающего мира», а вместе с ней и «стимуляция у ребенка раннего личностного развития как способа повышения успешности в развитии его взаимодействия с людьми и социальной адаптации».

Иной возможный способ управления адаптацией, также выделяемый нашим источником - способ задания фокусной позиции. Здесь, конечно, явно показательна «возможность нового уровня выступать в качестве ведущего, главного в регуляции поведения на каждом из этапов развития и адаптации ребенка к окружающему», хотя не исключено и «осуществление любого коррекционного воздействия при любой тяжести аффективной дезадаптации лишь под контролем уровня эмоционального контроля, приведение в действие его аффективного механизма». Кроме того, один из вариантов задания фокуса - не только «разворачивание разных по сложности форм адаптивного поведения, но и содействие тонической регуляции эмоциональной системы».

Огл. Качества адаптации, восходящие непосредственно к онтогенезу

Для психологии процесс онтогенеза психологической адаптации - это и реальность вполне определенных форм становления адаптации наряду с влиянием неких трендов, на что также налагается и характерная интенсивность протекания процесса и его открытость перед внешним воздействием. Отсюда наше знакомство с предлагаемой психологией картиной онтогенеза адаптации и надлежит начать с представления путей, чем следует данная форма развития.

Конечно, наилучшая возможность начать ознакомление с картиной онтогенеза адаптации - построение определения в целом комплекса путей онтогенеза адаптации, что в понимании психологии равнозначно «развитию аффективной сферы как сложной саморегулирующейся системы, обеспечивающей гибкую адаптацию индивида к окружающему». Кроме того, по мнению психологии, онтогенез адаптации - равно процесс, знающий «ряд этапов развития и адаптации ребенка к окружающему», а также процесс, не только допускающий «большую самостоятельность ребенка в бытовой адаптации», но не лишенный и «необходимости для гармоничного развития обязательного прохождения ребенком стадии чередования стабильных и динамических подвижных способов аффективной адаптации». Картина отдельных этапов онтогенеза адаптации - конечно же, это наличие и таких фрагментов данной картины как «первоначальный этап становления аффективных уровней адаптирующих индивида к стабильным условиям существования - стереотипов и эмоционального контроля». Кроме того, психология находит нужным отметить и группу «ранних этапов онтогенеза аффективной адаптации ребенка», когда «ребенок еще не может владеть сложными и разнообразными приемами тонизирования и более гибкими формами аффективной адаптации». Психология также понимает важным, что характерной помехой на пути онтогенеза адаптации доводится предстать и «частому переживанию ребенком периода развития, когда при огромном желании успеха малейшая неудача, проигрыш в игре аффективно дезадаптируют его, дезорганизует взаимодействие с ним, чему дано принимать и обостренную форму».

Далее психология дополняет общую картину онтогенеза адаптации равно и видением отдельных важнейших трендов. В первую очередь психология выделяет в картине в целом «общую тенденцию расширения форм аффективного взаимодействия с окружающим при доминировании аффективной адаптации к наиболее этологически значимым сигналам, носителем которых является близкий человек» и пополняет ее представлением о «переходе в период первого года жизни от доминирования одних способов адаптации к другим». Равно на особом положении в группе трендов психология выделяет и «группирование уровней адаптации в решении своих задач по направленности на адаптацию субъекта к стабильным и нестабильным условиям», а также и периодически имеющее место «формирование у ребенка механизмов эмоциональной адаптации нового более высокого уровня регуляции». Но, с другой стороны, поскольку цель задачи коррекции - все же исправление дезадаптации, то психология здесь находит возможным и выделение ряда вероятных трендов. Это и «отрицательная динамика в виде регресса развития аутичного ребенка на более низкую ступень аффективной адаптации», как равно и «характерная для патологических условий способность уровня аффективной адаптации находящегося в тяжелой гипофункции нарушать естественный процесс развития». Кроме того, если это и не дезадаптация в полном объеме, то и такого рода тренд, что означает «возможность решения задачи аффективной адаптации в ограниченных рамках уровня стереотипов».

Еще одна характерная особенность онтогенеза адаптации - лишь постепенный порядок его протекания. Подобный момент находит отражение и в представлении о «постепенном овладении ребенком способами самостоятельной аффективной адаптации» или и о некоторых других формах характерно постепенного становления функционала адаптации. В том числе, психология отмечает здесь и не иначе как «очень постепенный характер освоения ребенком окружающего, идущий под постоянным прикрытием уровня эмоционального контроля - взрослый должен поддерживать малыша, поощрять его самостоятельность, сам предлагать способы индивидуальной адаптации».

Онтогенез психологической адаптации в той или иной мере определяет и влияние внешних обстоятельств. Естественно, здесь важно семейное влияние - «избирательное формирование матерью благодаря своей эмоциональной оценке наиболее адекватных в каждой ситуации способов аффективного реагирования ребенка - подкрепление ею нужных способов и ограничение мешающих адаптации», а равно важны здесь и возможные меры коррекции.

Огл. Адаптация - ее возможности, эффект и условия проявления

Адаптация, в ее понимании психологией - далеко не форма простой «механической» организации, но - возможность или способность, заключающая собой и некие собственные источники порождения активности. Или - адаптация явно комплекс сложных зависимостей и отношений, а вместе с тем и среда агентов или операторов, открытых для обретения равно и иных настройки, обустройства или практикования адаптации. В частности, весьма показательно «усиление одного из низших уровней, дающее быстрый и легкий эффект субъективного улучшения состояния с одновременным разрушением реальной аффективной адаптации субъекта, искажением его аффективного образа мира, взаимоотношения с миром». Равно адаптации не миновать и «исключения в случае неудачи в адаптации форм реакции в виде ухода, двигательной бури, направленной агрессии замещаемых на обращение за помощью к другим людям», или - предполагать реальность и такого механизма, как выполнение чем-либо «фоновых функций в осуществлении эмоционально-смысловой адаптации к окружающему». Наконец, адаптацию подкрепляет и инструментарий тонических состояний, например, «тонус уровня полевой реактивности лежащий ниже уровня тонуса ведущего к серьезной аффективной дезадаптации».

Адаптация - она же и источник неких эффектов, вызывающих прямой интерес психологии. Более того, психология признает существенным также и осмысление эффекта адаптации; в ее понимании проявления адаптивности не просто «закономерные явления, имеющих определенный адаптационный смысл», но и формации, обнаруживающие и характерный «вес». Или - согласно такого рода «логике» для одной из сторон адаптации не исключена и «утрата в длительно травмирующих ситуациях своего первоначально адаптивного смысла» что препятствует и «конструктивному выходу из них».

Однако что же представляет собой «продукт адаптации»? Увы, здесь мы немного «не попадаем» в тему источника, в котором его «первичные» данные - те или иные формы дезадаптации. Тем не менее, и дезадаптация - субъект воспроизводства и неких своих особенных продуктов. В том числе, такого рода специфику доводится обнаружить и «комплексу последствий возникающих в случае каких-либо сбоев в аффективной адаптации на уровне эмоционального контроля» или такому печальному явлению как «сокрушение единственных доступных для ребенка путей аффективной адаптации к окружающему и формированию вторичной аутизации».

Адаптация, как и любое иное явление, также предполагает наличие и неких «качеств». Например, некие формы или средства адаптации «прекрасно обеспечивают адаптацию к привычным условиям на фоне несостоятельности по отношению нестабильных условий» или возможны средства адаптации «пригодные для полной адаптации в быту». Адаптацию, вернее, дезадаптацию равно отличает и такая специфика как «неполнота адаптации». Например, ребенок может испытывать «страх ухода матери, возникающий на той стадии развития ребенка, когда он достигает полной адаптации в эмоциональном контакте с матерью, когда он хорошо выделяет ее из числа других близких, предпочитает остальным, активно требует ее эмоциональной поддержки». Иной возможный пример неполноты адаптации - «стремление детей со 2-й группой раннего детского аутизма отгородиться от изменений в мире, определяемое невозможностью реального решения проблем аффективной адаптации к изменчивому миру». Далее, бок о бок с неполнотой адаптации дано шествовать и глубине дезадаптации - той «степени тяжести нарушений аффективного контакта, что они затмевают симптомы общей аффективной дезадаптации» или же и «эффекту довершения дезадаптации - состоянию успешной конкуренции предположения о несовершении действия с ослабленным аффективным следом завершения». Наконец адаптации, но теперь на положении «как таковой адаптации» дано знать и разную степень сложности «способов аффективной адаптации ребенка к неблагополучным фрустрирующим его ситуациям».

Адаптации также доводится обращаться как бы не «адаптацией в целом», но - «адаптацией в частности», то есть адаптацией в чем-либо или адаптацией лишь в условиях становления тех или иных обстоятельств. Например, такая частная адаптация, в пределах лишь некоторой ситуации - это и «важный адаптивный смысл - справиться с конкретным страхом, пережить опасную ситуацию»; равно таково и «принесение временного облегчения на фоне усиления общей дезадаптации». Также одну из существенных форм такого рода «частной» адаптации дано составить собой и той же агрессии, по сути - «нормальной ситуативной реакции ребенка выполняющей защитную функцию необходимую для адекватной адаптации». Иного рода адаптация по условиям ситуации - это «переход от адаптации совместной со взрослым к самостоятельной адаптации», или, если несколько иначе расценить такую возможность - «укрепление существующих у ребенка самостоятельных способов аффективной адаптации».

Другая весьма существенная особенность психологической адаптации - функциональная направленность, предрасположенность к разрешению определенных задач адаптации. В том числе, таков и «положительный адаптационный смысл детских страхов в случае нормального развития ребенка, исходящий из их положения важного звена в регуляции поведения» или весьма ему близкое «вхождение агрессивных проявлений на уровне экспансии в состав возможных способов аффективной адаптации к окружающему, регуляцию которой этот уровень обеспечивает». Также отдельные формы адаптации - они же и компенсаторы определенных форм дезадаптации, но здесь далеко не все так просто. В частности, равно не исключен и неуспех «компенсации аффективной дезадаптации, возникшей на уровне стереотипов негодными средствами высшего уровня» или «компенсации всеми уровнями возникшей дезадаптации, но при отсутствии у них адекватных способов разрешения задачи». Кроме того, средством поддержания функциональной направленности дано предстать не только лишь «взаимодействию уровней полевой реактивности, стереотипов и экспансии в аффективно смысловой адаптации к окружающему», но и «склонности субъекта при общей положительной оценке своих возможностей адаптации искать ощущение опасности». Также особое функциональное качество - это и характерная особенность «адаптации индивида к экстремальным условиям».

Психологической адаптации также присуща и такая специфика, как способность заключать собой определенный потенциал. В том числе, здесь возможно и такое внешнее, что каким-то образом существенно для как таковой адаптации или и для методов ее коррекции. Кроме того, специфика адаптации - это и ее вполне возможная многогранность, на что и указывает «принципиальное отсутствие в психологической коррекции аффективной дезадаптации единого приема преодоления страха или агрессии вообще». Еще одно существенное условие психологической адаптации - положение одного из уровней базальной аффективной организации как определяющего адаптацию в целом, от чего зависят «тяжесть и характер дезадаптации ребенка». Также психологическая адаптация обнаруживает известную «весомость» равно и в отношении такой возможности как «обращение уровня эмоционального контроля действительно адекватным для более сложной и гибкой адаптации», чему дано иметь место лишь при «обогащении и подкреплении аффективными механизмами уровня экспансии».

Равно для психологической адаптации не исключена и характерная направленность. Прямым подтверждением направленности адаптации и обращаются нечто «условия препятствующие включению в структуру базальной аффективной организации механизмов уровней полевой реактивности и экспансии отвечающих за адаптацию к изменчивым условиям жизни» или той же «возможности для внешне сходных симптомов иметь диаметрально противоположное значение в зависимости от глубины и типа аффективной дезадаптации ребенка». Направленность адаптации также отражается и на характере связей внутри системы базальной аффективной организации - «дружественности методов решения адаптационных задач уровня экспансии уровню полевой реактивности и их реципрокности по отношению к уровню стереотипов». В случае неудачи в реализации такого рода формы координации тогда имеет место «не столько оказание помощи, сколько еще большая перегрузка эмоциональной ориентировки уровня эмоционального контроля, как и нарушение адаптации субъекта». Психологическую адаптацию также надлежит расценивать и как производную уровня развития индивида, что уже прямо подтверждает «активное включение в регуляцию поведения уровней адаптирующих к меняющимся условиям окружения - полевой реактивности и экспансии, что порождает увеличение активности ребенка, его самостоятельности в контактах с окружением, большей вариабельностью ситуаций».

Психологической адаптации, о чем уже говорилось выше, дано предполагать и ее внутренние источники прогресса и совершенствования «как адаптации». Однако в одном случае процесс изменений в адаптации - естественный процесс, когда в другом - его инициирует или внешнее воздействие или наличие внешнего обеспечения. Так, если развитие ребенка представляет собой «нормальный ход эмоционального развития» то уже на первом этапе оно обретает облик «совершенствования системы адаптации к стабильным условиям жизни», что, тем не менее, не означает, что такому развитию не в состоянии препятствовать и некие сторонние явления. В том числе форма самостоятельного становления адаптации, но равно исходящего и из внешних условий - это и нечто «дополнительный мощный аффективный заряд переживания успеха, победы идущего от перекрытия доминанты опасности общей положительной оценкой своих возможностей адаптации». Равно не исключено и внешнее воздействие такой силы, чего достаточно чтобы «обеспечить для взрослых активную адаптацию к нестабильности ситуации, когда аффективный стереотип поведения обнаруживает несостоятельность». Но помимо того психология различает и то особое положение, когда зависимость адаптации от внешних условий вызывает ситуацию трагического «замкнутого круга» - «создание неполноценностью ребенка фрустрирующей ситуации для матери, разрушающей ее аффективную адаптацию, что в свою очередь отрицательно влияет на аффективное развитие ребенка».

Если подытожить, то психологическая адаптация в понимании психологии - никоим образом не та или иная простейшая возможность, но характерно многогранное явление, заключающее собой равно и мощный пласт далеких от простоты связей и перекрестных порядков зависимости.

Огл. Социальное - предмет особого внимания психологии

Предмет социального - это и предмет субъективных или поверхностных оценок, так, практически все до одной мировоззренческие концепции способны знать и собственную оценку предмета социального. Или социальное как особенная реальность равно специфично и в части склонности различных направлений познания каждое давать и его собственное толкование социального. Не исключение и психология, характеризующая социальное как вид или форму влияния, важные для становления психики. Одну из присущих психологии трактовок социального мы также находим и в используемом нами источнике.

Теперь если прямо перейти к анализу понимания предмета социального непосредственно психологией, то - что здесь образует «материю» социального и как социальное дано воспринимать носителю психики? Здесь если в самой постановке вопроса последовать за источником, то положение важнейшего средства презентации социального в контуре психологического и надлежит отвести такой форме как социализация. Социализация - не только «путь культурного развития», но и практика формирования индивидуальных особенностей как социально достаточных, что также не исключают их дополнение равно и реальностью «социализированной формы натуральных предпочтений». С другой стороны возможно и иное значение понятия «социализация», в этом случае означающее «введение в социальный оборот», например, такова «социализация психодрамы практически с момента ее появления в онтогенезе». Социальное в понимании психологии - оно равно и социальное как обретение - социально-личностное становление ребенка, социальная адаптация или «эмоционально принятая социальная роль». Неким иным образом социальное - это и нечто могущее быть представленным в облике одной из составляющих, что и подчеркивает трактовка, признающая «биологическое и социальное союзниками в развитии личности ребенка». В продолжение данного ряда признаков, социальное для психологии - это и важный объект познания или предмет, подлежащий разъяснению на основании «понимания социальных отношений», «понимания социальных правил и отношений», а равно и под углом зрения «социальных ситуаций как объекта разъяснения». Кроме того, здесь важно условие, что носитель психики никоим образом не автоматически и не подспудно обретает характер «социализированного», но вынужден пройти и ряд этапов социализации.

Далее, развитие темы «социализации» - это качество социального в присущем ему психологическом «подтексте» инициировать обретение особенного формата «социально приемлемое». Характеристике «социально приемлемое» равно дано предполагать обращение и на достаточно широкий спектр составляющих или важнейших фрагментов социального «пространства» - аффективный контакт, формы взаимодействия с окружающими или с окружающим миром, культурные формы аффективной экспансии, не исключая даже и «агрессивные тенденции, носящие социализированный характер». Также квалификация «социально приемлемое» - она же специфика и различного рода форм или смыслов, таких как «социально адекватные способы получения впечатлений всех доступных ребенку уровней аффективной адаптации» или «социально-положительный эмоциональный смысл». Явная близость признаку «социально приемлемого» отличает и условие социальной значимости, тех же достижений в творческой деятельности, альтруистических и других социально значимых ценностей, «социального смысла состоящего в ориентации ребенка на героический идеал» или «социальных правил эмоционального контроля собственного поведения».

Однако социальное, в его понимании психологией - не только формации или стандарты, но и социальные «операторы» или агенты. Причем равно и наилучший способ представления известных психологии социальных «операторов» или агентов, - не более чем элементарное перечисление, так, в число подобного рода агентов доводится войти не только лишь «социальному орудию управления аффектом», но и «боязни поступить вопреки социальным нормам». Продолжение ряда подобного рода «агентов» - это и некоторое число «навыков» - «необходимых социальных навыков» или же и «навык социального поведения организуемого с помощью фоновых рядов аффективных стимулов». Кроме того, в запасе у социального и такие его характерные «операторы» как различного рода порядки или начала - «оптимальные способы социализации ребенка», «наиболее естественная форма организации социальными взаимодействиями системы базальной аффективной регуляции детей» или «свободное следование эмоционально принятой социальной роли». И, наконец, «парад операторов» социального дано завершить и различного рода влияниям или практикам синтеза - не только «структурирующему - социализирующему и окультуривающему - влиянию высших личностных образований», но и «включению психодрамы в определенный социальный контекст».

Одна из функций социального - функционал «системы сертификации», где социальным отношениям теперь и в роли «эксперта» выпадает оценивать привносимое содержание равно и на предмет соответствия неким запросам. Или - лишь социальное пригодно для исполнения роли «высокого судьи», кому и надлежит определять, что допускает признание «социально приемлемым» - или разновидности психодрамы, или - формы механизма, характерного для психодрамы или же и «эмоциональные реакции в одной конкретной ситуации», а также увлечения, деятельность или образцы поведения. Проверку на предмет возможности заявить себя как «социально приемлемое» также надлежит пройти и «эмоционально наполненному смыслу» или «акту расправы с пугающим объектом». Социальное по отношению к себе также способно выделять и нечто «социально поощряемые виды поведения», «интересы социально-адекватные возрасту ребенка», а равно и «ситуации регламентированные социальными правилами». Также социальное, если оно не усердствует в подобной «сертификации», то обозначает и свое согласие с социально-адекватными способами «получения аффективных впечатлений», «подъема эмоционального тонуса, стабилизации аффективных процессов, активации стенических эмоций», самостоятельной регуляции поведения или, в конце концов, с некими формами поддержания контакта. Помимо того, социальное - это и своего рода идеал или центр притяжения, что и обнаруживают «образы, с каждым шагом все более социально ориентированные», а равно и «социализированный характер преимущественно всех проявлений уровня экспансии». Более того, с позиций отождествления социального как характерно притягательного возможна оценка и чего-либо как «более близкого» подобному идеалу, - положим, тот же «наиболее окультуренный вид психодрамы - развернутая сюжетная игра, ориентированная на социальный идеал» или и «социализированное окультуренное влечение встроенное в эмоцию».

Но если социальное предполагает отождествление неких проявлений на положении «своих», то иные проявления оно расценивает как явное «чужое». Конечно, к такому «чужому» для социального и правомерно отнесение не только лишь «чрезмерно агрессивного жестокого поведения», но и «асоциальной личности - опасной для других», а также «крайних асоциальных форм при отсутствии социальных установок, ориентации на правила». Уподобление такого рода «чужому» социальное также распространяет и на «неадекватные асоциальные формы реагирования для функционирующего в нормальных условиях уровня эмоционального контроля» или на «асоциальные поступки, совершаемые под влиянием асоциального окружения».

Наконец, в своей структурной специфике социальное - это и некое упорядочение, заключающее собой и некие турбулентность или неровность. Конечно, подобного рода неравновесное упорядочение - это не только лишь нарушения социальной адаптации или «явная дефектность в плане социальной адаптации», но и «агрессивные установки ребенка - дополнительное препятствие к его социализации». Неравновесный характер структурной основы - равно и очевидный признак «положения более истощаемого, ранимого, рассеянного, менее находчивого в сложных обстоятельствах при внешне успешном ходе социальной адаптации».

Теперь если суммировать представленные здесь свидетельства, то социальное для психологии - это такого рода особенная природа, в которой индивид вряд ли укоренен сам собой, но к чему он приобщается посредством приложения усилий и реализации некоторого ряда способностей.

Огл. Взрослый - организатор и вдохновитель детских побед

Практика познания и такого направления познания как биологическая наука и та предусматривает образование подраздела по имени этология или анализ биологического функционала такого существенного начала даже и животной жизни как обучаемость. При этом для биологии развитых животных обучаемость - далеко не второстепенная, но, напротив, характерно масштабная привходящая; тем более, фактор влияния воспитания - это и существенная привходящая построения человеческого сообщества. Настоящие соображения и позволяют постановку вопроса, каким образом теперь и психология расценивает влияние воспитания и значение воспитательных практик для формирования личности?

Наш источник в этом случае исходит из представления о неспособности ребенка к самостоятельному преодолению тех или иных ситуаций, затрудняющих его поведение. Или, в другом случае, ребенок все же обнаруживает возможность проявления требуемой реакции, но такая реакция не принимает и социально приемлемой формы. Именно здесь и надлежит вступать в дело взрослому, способствующему доведению реакции ребенка до социально приемлемой формы. Но равным же образом не помешает понять, что взрослый - не маг и волшебник и формирование личности ребенка при его поддержке - далеко не простой и тривиальный процесс; иногда взрослый буквально лишен возможности «беспрепятственного безошибочного выявления причины фрустрации ребенка, для которой может оказаться достаточным изменения и какой-либо детали ситуации». Подобным же образом и методы воспитания иной раз оказываются довольно далеки от идеала, если так же важно и особо указывать, что «недопустимо резко обрывать и запрещать такие проявления агрессии, которые являются неадекватными попытками ребенка самостоятельно поддержать контакт». Более того, подобный запрет правомерно распространить не только лишь на меры пресечения, но и на практики поощрения, когда «степень поощрения, поддержки, которыми обязательно следует сопровождать взаимодействие с ребенком, не может превышать оптимальных доз».

Та картина, что представляет источник, посвященный комплексу проблем психологии части подрастающего поколения, отмеченной рядом недостатков в психическом развитии, вряд ли достаточна для построения общей картины влияния воспитателя на формирование личности ребенка. Тем не менее, тема отчасти ущербной психики ребенка также любопытна и как тема промежуточной формы между практиками натаскивания у высокоразвитых животных и полноценным человеческими методами воспитания. Здесь существенно то, что и человеческие методы воспитания не исключают и «технически наиболее простой возможности для взрослого подключиться к вестибулярной стимуляции ребенка, связать его с собой».

Далее, развитие темы взрослого в его роли воспитателя - это и анализ тех средств или приемов оказания воздействия, к которым и прибегает взрослый при оказании влияния на становление психики ребенка. В основном это три следующие вещи - запреты, включая всякого рода меры обеспечения той или иной формы изоляции, далее - практики выработки или формирования реакции, а также, скорее всего, здесь уместно использование и такого рода понятия, - практики формирования иллюзорного пространства или - вообще пространства воображения. В таком случае, от чего именно взрослый и пытается «отвадить» ребенка в процессе воспитания? Психологии и определяет здесь как явно нежелательные для ребенка те же «страшные, тяжелые впечатления» или «импульсивные агрессивные действия» по отношению которых и правомерно «исключение дополнительной фиксации внимания ребенка на страшных, тяжелых впечатлениях, придание им по возможности вербального положительного разрешения», как полезно и «быстрое переключение ребенка, препятствование ему в фиксации на импульсивных агрессивных действиях». Здесь даже и как таковая направленность подобного подхода предполагает такую формулировку как «устранение из поля зрения ребенка объектов наиболее его привлекающих и скорее вызывающих пресыщение с переключением на менее аффективно значимые, но обязательно приятные и тонизирующие раздражители». Также подобного рода «меры переключения» доводится дополнить и «ограничению посредством достаточно нейтральной формы запрета - ты что-то устал, давай кончим занятие» или «переключению ребенка на приятные ему аффективные впечатления - игру с водой, мозаикой, конструктором, пением». Также во избежание вполне возможных неприятностей полезно и «немедленное удаление из игровой комнаты игрушек, вызывающих у мутичного мальчика чувство дискомфорта». Но здесь существенно и иное условие - равно и подобающая форма задания запрета, а потому неприемлемо и неумелое задание запрета - «наиболее частые в такой ситуации попытки одернуть, осудить, наказать ребенка». Иная составляющая, что также важно понимать взрослому, если психика ребенка уже каким-то образом состоятельна, - это достаточность и «происходящей всего один раз фиксации на поведении ребенка в форме агрессивного контакта, высказанного ребенку замечания или просто выраженной ему отрицательной реакции». Но если взрослый отдает себе отчет, что прямой запрет не будет работать, то ему доступно иное решение - «переключение ребенка без специального запрета на привычную отработанную форму контакта - на наверняка заинтересующую его тему разговора» или употребление «приема отвлекающей психодрамы». Более того, такого рода «мера предосторожности» может носить и превентивный характер - «вождение психологом мутичного мальчика за руку по комнате и наблюдение за его реакциями на окружающие предметы».

Здесь если и возможно некое обобщение, то не исключена и оценка, что психологическое «программирование» - не иначе как комплекс целого ряда практик. Так, одна из форм помощи ребенку в обретении психологической стабильности посредством воображения - «способствование в самостоятельном многократном проигрывании такого способа острого изживания актуального для него страха», другая - «активное подключение к подобным аффективным действиям, проигрывание их вместе с ребенком с их интерпретацией как позитивных подключением к их созданию нового яркого эмоционального образа». Другая возможная форма такого программирования - трансформация реакций, например - «пробные включения агрессивных действий в более адекватные формы аффективного контакта ребенка и взрослого далее и с постепенным переключением на них», а также «при наличии подобной возможности быстрое восстановление стереотипа до привычного». В целом же такого рода практики - не иначе как практики «формированию родителями у ребенка образцов поведения соответствующих общепризнанным» образцам.

Взрослому, в числе доступных способов воздействия на психику ребенка дано располагать и такими средствами как приемы развития воображения ребенка. Например, таковы или «пробные попытки соединения в единый сюжет выстраиваемых зачатков сюжетной игры» или - «построение нового сюжета на том, что добрый моряк, роль которого постепенно взял на себя ребенок, побеждает злого пирата, прогоняет его и спасает всех кого он обидел». Далее, в несколько более сложном случае имеет место применение и такого приема как «восстановление всей психодраматической структуры целиком, доведение ее до разрешающего аффективное напряжение положительного конца».

Из картины разнообразия приемов и методов, используемых взрослым для воздействия на психическое развитие ребенка, также возможно определение и телеологии процесса воспитания. Здесь задача воспитания - решение проблем психического развития с прицелом на «дальнейший прогресс в аффективном развитии ребенка, что достигается при освоении механизма психодрамы», а также «помощь в регулировании и упорядочении аффективных взаимодействий ребенка со средой, освоении психотехнических приемов аффективной организации поведения, стабилизации аффективных процессов».

Далее если перейти к рассмотрению предмета «стиля» или манеры воспитательного воздействия, то здесь возможно выделение трех следующих позиций - тактических приемов, решаемых задач и ограничений, налагаемых на деятельность воспитания. Используемому нами источнику знакомы две разновидности «тактических средств» воспитания, первая из них - «крайняя внимательность в ситуации эмоционального контакта с ребенком, своевременное улавливание агрессивного намерения и его предотвращение быстрым переключением ребенка на выполнение иного аффективного действия». Второй упоминаемый в источнике прием - «постоянное удержание под контролем влечений соответствующих проявлениям самоагрессии у ребенка, но - не категорично запрещая их, а используя для взаимодействия с ребенком». Далее, тогда уже несколько более подробно источник знакомит нас с примерами решения задач воспитательной деятельности - это и «постоянная эмоциональная поддержка ребенка близким взрослым», а равно и «обращение взрослого дополнительным источником приятных для ребенка впечатлений» или «обучение ребенка 1-й группы раннего детского аутизма более сложным формам протеста относящимся к уровню стереотипов». Кроме того, в числе возможных задач ведения воспитательной деятельности возможно выделение и своего рода «функциональной задачи» - «ни в коем случае нельзя допускать ребенка до уничтожения результатов своей работы, так как он затем сильно расстраивается». Далее, ограничения, что предполагают наложение на ведение воспитательной деятельности - это не только «попытки избежать любой формы подкрепления нежелательной активности ребенка», но и принцип «самоагрессию всегда необходимо пытаться снять» или же и «поиск оптимальной интенсивности некоторых - предположительно приятных - признаков поля». Другие полезные элементы воспитательной деятельности - равно и «ограничение вербальной и физической агрессии повышением благожелательного вербального контакта с ребенком, объяснением ему эмоционального содержания ситуации» или и «игнорирование аутостимуляции в виду того, что с обогащением эмоциональной жизни ребенка, развитием новых аффективных механизмов эти проявления исчезнут».

Ряд представленных здесь примеров воспитательной деятельности взрослого дополняет представления психологии и пониманием подобной деятельности то и далеко не «игрой в одни ворота», знающей не только успехи, но и не застрахованной от неудачи. Также результативность воспитательной деятельности во многом восходит к способности воспитателя к тонкому анализу психики ребенка тогда уже как субъекта воспитательной деятельности.

Огл. Страх и агрессия

Если в качестве исходной точки анализа предмета страха и агрессии избрать не иначе как обобщение представлений психологии, то страх и агрессия - амбивалентные проявления психической активности, допускающие несение как положительного, так и отрицательного заряда, что для всякого отдельного случая исходит лишь из характера отдельного страха или агрессии. И функция страха, и функция агрессии - не иначе как необходимая форма регуляции психики, с другой стороны таким функциям дано знать и их избыточные формы или превышающую меру достаточность. Еще один существенный момент - страх и агрессию, несмотря на иной раз и возможную для них характерно глубокую взаимосвязь в части подлежащей анализу проблемы все же надлежит расценивать как источник постановки своей особенной задачи. В этом случае наше следование путем, проторенным нашим источником, поставит на первое место и наш анализ несколько менее объемной проблемы - проблемы страха.

Страх, в понимании психологии, это «необходимое аффективное звено в инстинктивном поведении, мобилизующее действия направленные на самосохранение или преодоление опасности». Более того, страху дано обнаружить специфику столь существенной самодостаточности, что использование «рационального объяснения как средства устранения страха будет вести не к устранению, а скорее к подавлению страха, его капсулированию». Но как именно вначале проявляется, а далее рассеивается страх? Если и последовать здесь предложенной психологией оценке, то в случае страха имеет место «возникновение аффективного напряжения одновременного с появлением пугающего объекта или ситуации» и равно, что важно, на таком фоне ребенку самого младшего возраста присуще бояться и обыденных вещей, положим, отсутствия матери или ее долгого отсутствия. Далее в процессе развития психики таким младенческим страхам доводится исчезнуть или исчезнуть в момент, «когда ребенок в достаточной степени овладеет своими новыми умениями». Помимо того, страх равно же предполагает проявление и в форме «выраженной отрицательной аффективной реакции, базирующейся на ощущениях дискомфорта» что характерно «в норме уровню стереотипов». Еще одна возможная природа страхов, но только таких, «в которых возможно опредмечивание тревоги», это наличие такого качества как гиперсензитивность.

Но что именно, если исходить из представленного здесь подбора иллюстраций, дано означать и «общей» специфике страха? На деле, как оказывается, не так уж и много. В ряде обстоятельств появлению страха дано означать «стремление избежать дискомфорта связанного с изменением силовых характеристик поля», в других случаях чувство страха не настолько достаточно, чтобы исключать попытки его заглушения при помощи аутостимуляции. В общем случае страху дано допускать признание как нечто стимулу аффективного развития, но иногда в силу наличия неких условий ему дано обращаться «из стимула аффективного развития в его тормоз». Кроме того, страх отличает и способность обретения «качества истинного аффекта на уровне экспансии». Важно также и то, что в зависимости от возраста страхи могут оказаться замкнутыми и на совершенно разные пугающие объекты, например, в детском возрасте - на «пугающие объекты детских страхов».

Если страхи дано отличать и некоторой функциональности, то в чем именно могла бы заключаться такая функциональность? Так, в частности, страх это и «обычная основа агрессивных действий - ранее пережитый конкретный страх остающийся актуальным для ребенка» или - он же и источник положительного адаптационного смысла «в случае нормального развития ребенка исходящий из положения важного звена в регуляции поведения». Существенная функция страха - посылка «сигнала о том, что достигнутый уровень аффективной регуляции поведения не работает в новых условиях», ну а принципиально важной правомерно признание «охранительной функции страхов, их участия в инстинктивном поведении обеспечивающем самосохранение». Кроме того, страхи это не только «предшественники рывка в сторону большей независимости, самостоятельности», но и предтечи сопряженных с ними «естественных психологических механизмов преодоления страхов».

По оценке источника, страхи отличает наличие у них двух фундаментальных форматов - генерализованных страхов и конкретных страхов. На наше счастье, источнику отдельно дано предложить и определение генерализованного страха, - данная разновидности страха - это не иначе как «страх, источником которого является не конкретный объект или фиксированная ситуация, а изменение среды, ситуации, привычного способа поведения близкого человека». Здесь уже непосредственно природе генерализованного страха дано определять и «неявность причины, которую иногда невозможно определить даже взрослому испытывающему генерализованный страх», а равно предопределять реальность и нечто «генерализованной тревоги, неопредмеченного витающего страха». Кроме того, генерализованному страху дано допускать возможность модификации, а именно - «состояния ослабленного генерализованного страха, иначе - генерализованной тревоги связанной с событием или перспективой смены привычного стереотипа эмоциональных контактов». Средством же преодоления генерализованного страха психологии дано понимать «организацию и эмоциональное обогащение игрового и бытового стереотипов в режиме аффективного комфорта».

К сожалению, мы не находим в источнике какого-либо точного определения конкретного страха, за исключением того, что такие страхи он понимает возникающими теперь и в силу воздействия отдельного объекта. Тем не менее, источнику все же дано предоставить возможность и несколько более обстоятельного осознания специфики «конкретных страхов». Во-первых, конкретные страхи - это страхи, порожденные «релизерами - врожденными сигналами опасности, входящими в состав устрашающих объектов или ситуаций», что, тем не менее, не наделены способностью «полностью определять собой целостный аффективный образ, стоящий за каждым страхом». Кроме того, особенно благоприятен к конкретным страхам уровень экспансии, где наблюдается преобладание «конкретных страхов допускающих фиксацию на некоторое время». Точно так же существенно важной разновидностью конкретного страха доводится предстать и «страху отрицательной аффективной оценки со стороны других людей - родителей, сверстников, учителей». Реальность конкретного страха также предполагает существенность и того обстоятельства, что «целостный аффективный образ стоящий за каждым страхом гораздо более широкий, чем определяющий его релизер». И, наконец, значение во многом эффективного средства преодоления конкретных страхов психологии дано отводить «спонтанной психодраме - естественному механизму борьбы со страхами».

Если в понимании используемого нами источника страх в большей мере локальная проблема, то агрессия, если последовать заявляемому им пониманию, это уже и нечто вездесущее, наполнение, затрагивающее и любую сторону психической жизни. Более того, агрессия также предполагает и столь широкое разнообразие ее форм, что, так или иначе, но исходят и из многообразия возможностей порождения агрессии. Агрессия также и по ее средствам воплощения равно предполагает разделение на вербальные и физические формы агрессии; вербальные формы - высказывания, «иногда сексуального содержания», «агрессивные разряды в символическом плане», «вербальные проявления самоагрессии» и две особенные формы - вербальная форма «более характерная для детей старшего возраста» и форма «характерная легким случаям агрессии». Подобным же образом и физической агрессии дано различать в числе ее возможных форм агрессию и самоагрессию, а также агрессию по отношению к окружающим объектам, «самоагрессию характерную для детей раннего возраста» или форму самоагрессии, «когда ребенок кусает, расцарапывает себе руки». Иного рода формы агрессии - формы своего рода «порядкового» типа, - состоящие в одном или в нескольких действиях, или в действиях, определяемых как типичные или специфически особенные. Тогда если характеризовать те или иные отдельные действия, то это или «агрессивные действия, проявляющиеся в сюжетных играх детей» или, напротив, «двигательные стереотипии ребенка направленные на заглушение аффективного дискомфорта носящие характер самоагрессии», а равно и «короткие стереотипные агрессивные действия с игрушками иногда сопровождаемые свернутыми речевыми комментариями». Также и нечто «иррегулярная» форма проявления агрессии - это «неадекватный срыв, возможно происходящий в связи с повышенной пресыщаемостью аутичного ребенка, доставляющей ему ощущение выраженного дискомфорта и провоцирующей агрессивное действие по отношению к объекту». Но вслед за данным отдельным случаем правомерно представление и двух более простых примеров - или «реакции агрессией на любое нарушение привычного в обиходе» или - «сопротивления попыткам вовлечь во взаимодействие вплоть до агрессивных действий». По оценке источника, повторяющиеся формы агрессии - это нечто циклические агрессивные реакции или эпизодические формы агрессии. Подобным же образом агрессии дано предполагать воплощение и в специфике поведения - «агрессивных проявлениях в форме сложного целенаправленного поведения» и «агрессии носящей оттенок сексуального влечения». Далее, к группе процедурных разновидностей форм агрессии равно принадлежит и нечто агрессивный контакт, непременно предполагающий особый порядок проявления тогда уже как акт пребывания в контакте. Это, положим, агрессивный контакт «при долгом перерыве в занятиях» или - «при нестереотипной форме встречи со знакомым человеком - например, с психологом на улице, а не в игровой комнате», а равно и «при появлении на занятиях нового человека». Также агрессивному контакту дано предполагать и его собственные «ситуативно специфичные формы». Наконец, агрессии дано знать и такие формы, когда ей случается происходить лишь «в себе» или только в сознании. Такова, в частности, «вербальная агрессия, выражаемая в создании агрессивных аффективных образов, гипертрофирующих какую-либо функцию или качество объекта», как и нечто «стереотипные вербальные агрессивные фантазии которыми ребенок кажется одержимым». Сюда же правомерно отнесение и «проявлений агрессии, которые условно можно назвать спонтанными свернутыми психодрамами». Помимо всех названных, агрессии дано располагать и теми специфическими формами, чему дано выделяться или в силу специфической адресации или особенного генезиса. По адресации это либо «генерализованная агрессия», знающая и такую ее форму, как «фиксированная на отдельных избирательных объектах» или - равно и ее «сложный аналог, релевантный уровню экспансии», а также и самоагрессия или «проявления физической ауто- и гетероагрессии, характерные тяжелым формам агрессии». Формы агрессии специфичные по генезису это, с одной стороны формы «активного протеста, попытки самоутверждения выливающиеся часто в агрессивные реакции» или «варианты агрессии имеющие место при нарушении функционирования различных уровней аффективной организации», а равно и «разновидности агрессивных реакций ребенка одинаковые внешне, но различные в силу происхождения от разных причин». Наконец, завершить настоящий обзор многообразия форм агрессии мы позволим себе на представлении форм, обретающих облик тенденции или - не исключающих отнесения к такой типологии. Или - таковы не только два вида агрессивных тенденций - «находящиеся в подпороговом подавленном состоянии» и «носящие социализированный характер», но равно и формы, «которые можно включать в игровой контекст и, используя которые можно подходить к борьбе со страхами ребенка и к установлению с ним более адекватных форм контакта». Кроме того, таковы и «формы преобладания вербальной агрессии», как равно и «формы принимаемые агрессивными тенденциями при патологическом доминировании уровня экспансии».

Источник содержит и оценку предназначения или функциональной необходимости агрессии. В этом случае психология обращается к выделению не только лишь составляющей разнообразия причин возникновения агрессии, но и разнообразия функций агрессии в поведении ребенка. Агрессия - это реакция, соответствующая «определенному реактивному состоянию, располагающему определенной защитной функцией», из чего следует и «недопустимость оценки агрессивных тенденций в поведении ребенка как исключительно отрицательных, несмотря на создание ими больших трудностей взаимодействия с ним». Более того, на взгляд психологии, агрессия равно обнаруживает и качества «наиболее частого способа реагирования ребенка на воздействия из окружения» или агрессии дано представлять собой не иначе как «нормальную ситуативную реакцию ребенка выполняющую защитную функцию необходимую для адекватной адаптации». Также если такую оценку выразить посредством более точной формулировки, то агрессия - это состояние «вызова угрозой существованию не страха, а гнева и агрессии»; другое дело, что источник отдельной агрессии не всегда очевиден, что и подтверждает «возникновение агрессивных реакций по незначительному, неадекватному с точки зрения окружающих поводу».

Но какие же причины способны вызывать агрессивную форму реакции? В одном случае это частные причины, страх перед окружающим или наличие страха вообще, а равно проблемы «отдельных конкретных ситуаций наподобие десенсибилизации, страха или купирования агрессивных реакций». Роль причины возникновения агрессии также принимает на себя и «ранее пережитый конкретный страх остающийся актуальным для ребенка», а также и намерение ребенка воздействовать «на взрослых по схеме назло», как и ответ на такую форму оказания воздействия как «усиление давления взрослого». Однако если оставить в стороне предметные причины агрессии, то причины агрессии могут составить и «провокационные причины», так, в частности, такова «провокация генерализованной агрессии мелкими предметами, находящимися в игровой комнате - мозаикой, кубиками». Далее, агрессивная реакция это не только «форма стереотипного реагирования в ситуации запрета, наказания», но и реакция на усиление фрустрации в форме «самоагрессии ребенка в случае использования прямого запрета - вербального или физического». Но источником побуждения агрессии также обращаются не только ситуативные, но и системные причины - врожденные влечения, склонность к патологической аутостимуляции, кроме того, источник агрессии - это и способность «возникшей ситуативной реакции закрепляться и формировать стойкие влечения к агрессивным действиям», а равно ее доводится порождать и «удовлетворению потребности в аффективном заражении агрессией». Более того, агрессивные проявления теперь и на уровне экспансии - это и составляющие «возможных способов аффективной адаптации к окружающему, регуляцию которой этот уровень обеспечивает», а также в отдельных ситуациях им дано возникать и как «форме контакта». В некоторых следующих случаях истоки агрессии имеют место и внутри ситуации возникающей в психике. В одном случае источник агрессии исходящий из самой психики - это «вырастание самоагрессии из защитной стимуляции, когда дискомфорт настолько силен для ребенка, что обычная доза аутостимуляционных приемов уже не может его нейтрализовать», в другом - агрессия предполагает формирование как «реакция на пресыщение». Также не исключен и такой порядок порождения агрессии как «агрессия ребенка, провоцируемая вновь и вновь усиливающейся ситуацией фрустрации».

Используемый нами источник рассматривает и такие характеристики агрессии как формы протекания агрессивных действий. Однако здесь фокусировка источника на проблематике причин проявления агрессии также смещает и сам фокус внимания все же и на моменты возникновения агрессии. В частности, источник также указывает и на «импульсивное возникновение агрессивных действий при более тяжелом типе аффективных расстройств, их меньшую связь с наличной ситуацией» или выделяет «легкость возникновения негативных эмоций и агрессии в ситуации, когда невозможно прекратить действие вызвавшее пресыщение». В отдельных случаях ряд таких характеристик все же недостаточно точны в части указания типа событий инициации агрессии, когда их представление ограничено лишь упоминанием «прихода ребенка к направленному агрессивному действию в отношении предмета вызывающего страх» или «провоцирования агрессивных тенденций чаще не отдельными свойствами объектов, а более общими признаками ситуаций». Но, с другой стороны, иного рода момент инициации агрессии источник представляет и как форму построения сюжета, когда «стимул, оцениваемый аутичным ребенком как положительный аффективно значимый, запускает активность по его достижению, которая, однако, не разворачивается, не доводится до конца обрываясь на агрессию». Но равно и всякая отдельная причина - это все же не конечная инстанция и для собственно порождения агрессии, поскольку «на различных уровнях активности и глубины аффективного контакта со средой» имеют место и «отличные друг от друга проявления агрессии». Также инициация агрессивного действия иной раз не просто ограничивается вызовом проявления агрессии, но предполагает и переход такого проявления во что-либо, что и получает подтверждение в признании смещенной активности «результатом взаимоторможения противоположных состояний - страха и агрессии - ведущим к растормаживанию других стереотипов поведения». Также помимо первичной, истинной инициации агрессии психология обращает внимание и на вторичную форму инициации, на усиление агрессивных тенденций «при попытках взрослого пресечь нежелательные влечения ребенка, запретить ему подобные агрессивные фантазии». Также помимо инициации агрессии не исключена и возможность ее гашения, что и подтверждает пример «появления спонтанных психодрам на фоне уменьшения генерализованной агрессии в процессе коррекционной работы с детьми 2-й группы раннего детского аутизма».

Если наш экскурс вслед за обзором событий инициации агрессии продолжить показом найденных в источнике картин ее протекания, то открыть подобный парад примеров не помешает и «быстрому отыгрыванию первых агрессивных действий в отношении пугающего объекта не выходя за рамки данной конкретной ситуации, иначе - в виде свернутой психодрамы». Иного рода форма протекания агрессии - это «сильное застревание ребенка на придуманных образах, как и на импульсивных агрессивных действиях», а равно и «такая степень поглощения ребенка в более тяжелых случаях непосредственно самим переживанием совершаемого агрессивного действия, что он в этот момент недоступен контакту». Момент протекания агрессии также дано сопровождать и «усиленному возбуждению, наступающему в вербальной агрессии выражаемой в создании агрессивных аффективных образов, гипертрофирующих какую-либо функцию или качество объекта». Также агрессии дано предполагать и различные степени или уровни ее состоятельности, а равно и самой возможности совершения агрессии. В одном случае агрессию может отличать отсутствие завершения «облегчением аффективного напряжения», в другом - «неспособность запущенного древнего охранительного механизма вести к целенаправленным агрессивным действиям» отмечаемая «у детей сверхсосредоточенных на страшном». Кроме того, сам момент проявления агрессии психологии дано видеть как «открытый» или «закрытый», что обнаруживают «наиболее грубые случаи, где трудно выявить причину возникновения агрессии выглядящей совершенно неадекватной формой реагирования на ситуацию». Агрессии ничто не препятствует равно и в принятии характерного облика. Один такой принимаемый агрессией «внешний образ» - «неприязнь ребенка к попыткам взрослого направлять ход его фантазии связанной с проигрыванием страшных неприятных агрессивных сюжетов», другой - «самоагрессия как сигнал к тому, что взрослому необходимо срочно уменьшить дозу вмешательства, активности во взаимодействии». Также здесь возможна и третья, более сложная форма - «многократная отработка пробных включений агрессивных действий в более адекватные формы аффективного контакта ребенка со взрослым». Как и всему иному, агрессии дано располагать и спецификой состава; таковы, например, составляющие, отсутствующие в той или иной форме агрессии - «отсутствие проявлений в поведении ребенка агрессивных реакций уровня стереотипов» или «отсутствие у ребенка при реализации агрессивных действий облегчающей аффективной разрядки». В построении своего состава для агрессии не исключена и возможность замещения одного компонента или формы другой - физической агрессии на вербальную агрессию или агрессивных реакций по отношению к объектам окружения тогда и на самоагрессию. Важный компонент агрессии - отличающее агрессию «практически постоянное присутствие попыток психодраматического изживания страха», а регулярная особенность агрессии - «частые случаи сопровождения вербальной агрессии физической агрессией». Но если агрессии дано знать ее содержательное наполнение, то равно она способна знать и состояния доминирования отдельных элементов содержания. Так, здесь можно вести речь о «положении агрессии как ведущей в рамках отношения ‘агрессия - самоагрессия’» или о ней же по отношению к окружающим объектам и людям как преобладающей «в поведении ребенка, охватывая целый ряд проявлений от более примитивных физических агрессивных действий до сложных целенаправленных форм достаточно развернутого агрессивного поведения». Подобным же образом и вербальным формам агрессии дано преобладать над физическими формами, а генерализованным формам - над устойчивыми. И, наконец, агрессии дано открываться и в «способности ребенка в ситуации полного эмоционального комфорта выдать устрашающий объект направленным агрессивным действием, например, выбежать из укрытия, стукнуть ногой по электророзетке и тут же вернуться обратно». Кроме того, агрессия доступна фиксации и в части наблюдения «действий исполняемых ребенком в порядке агрессивного контакта».

Свой ряд характеристик агрессии психология также дополняет и такой характеристикой как ситуация, чье развитие возможно как в результате, так и в связи с проявлением агрессии. Ряд иллюстраций этой особенности и подобает открыть показом той части этих ситуаций, что сопровождают момент возникновения или зарождения агрессии. Здесь, с одной стороны, можно обнаружить «легкость провокации агрессивных тенденций в игре», с другой - равно и невозможность возникновения агрессии или - «невозможность запуска агрессивных реакций в условиях нормального существования уровня полевой реактивности». Кроме того, наш источник также заключает собой и свидетельства ситуации едва ли не буриданова осла - или ситуации, где «невозможно что просто разрешить подобные агрессивные действия, что игнорировать их». Кроме того, моменту возникновения агрессии дано предполагать отождествление как моменту «осознания ребенком своих агрессивных проявлений как показателя больших возможностей его личностного развития», в другом случае - равно как моменту инициации агрессии неким внешним фактором, например, инициации у ребенка присутствием отца на сеансе психотерапии. Психология также допускает и возможность известного разнообразия ситуаций, «в которых возможно возникновение самоагрессии как формы агрессивного реагирования». Наконец, если дано иметь место не моменту инициации, то возможен и момент закрепления ранее развившейся агрессии, то на это и указывает «требование ребенка на каждом последующем занятии проигрывать психодраму в неизменном виде, что обеспечивает его увязание в аффективных агрессивных действиях».

Насколько можно судить, еще одна важная для психологии ситуативная характеристика агрессии - частотность ее проявления. Здесь психологии доводится отметить и нечто «минимальную частоту агрессии на фоне прочих форм реагирования», далее - равно и «наиболее частую форму самоагрессии» у детей с той или иной формой аутизма, а также и «наиболее частый случай коротких агрессивных действий». И здесь если самоагрессии дано отметиться «более частым проявлением в вербальном, чем в физическом плане», то при психокоррекции ребенку лишь иногда выпадает возможность «совершения агрессивных действий которым придается положительный смысл - например, нам необходимо расчистить дорогу в джунглях». Если же проблему частотности агрессии рассматривать под углом зрения периодичности проявления, то здесь роль примеров принимают на себя или «периодически отмечаемые у одного ребенка агрессивные вспышки», или - и «периоды выраженной агрессивности ребенка нарушающие его гармоничные отношения с окружающими наблюдаемые в процессе нормального аффективного развития». Кроме того, определенная периодичность отмечает и «постоянные срывы ребенка на импульсивные агрессивные действия, направленные на окружающих людей и их усиление при попытках общения с ним, приобретающие грубо извращенный характер, выглядящие как непреодолимое патологическое влечение», а равно и «эпизодические проявления агрессии».

Событие проявления агрессии нередко носит природу «воплощения влияния, определяемого характером обстоятельств». Так, страхам ребенка дано открываться и в «спонтанном проявлении посредством направленных или генерализованных агрессивных действий», ребенку присуще и «отчасти давать выход своей агрессии в отношении пугающего объекта - просверлить волку зубы, дать ему таблетку или сделать укол», а аутоагрессивным проявлениям - если не проявляться в обычных условиях, то проявляться «в неблагоприятных условиях». Также ребенок не отчужден и от возможности «решаться на такое агрессивное действие на высоте своего эмоционального подъема, пытаясь обратить на себя внимание взрослого, но - не располагая самостоятельными адекватными способами взаимодействия с окружающим» или - обнаруживать одержимость «агрессивными фантазиями порождаемыми страхами». Другая возможность проявления агрессии «под влиянием обстоятельств» - это «однозначное восприятие барьера лишь как помехи на пути к цели вызывающее импульсивное агрессивное действие». Кроме того, иной возможный момент обретения событием проявления агрессии особенного ситуативного контура - его обращение событием создания или закрепления тенденции. Порождение тенденции здесь доступно прослеживанию не только по «опасности закрепления проявлений агрессии, являющихся неадекватными попытками ребенка самостоятельно поддержать контакт в их качестве доступного средства взаимодействия ребенка» с членами его семьи, но и по опасности для ребенка форм самоагрессии, «требующих срочного купирования». Иная возможность закрепления тенденции - фиксация ребенка «на импульсивных агрессивных действиях в случае приобретения агрессивным отношением к окружающим грубо извращенного характера», как равно и «приобретение агрессивными тенденциями более избирательного характера и большей стойкости». Становление в форме тенденции - это и «расцвет в русле специфической реактивности проявлений физической аутостимуляции и агрессивных разрядов направленных на объекты окружения и на самого ребенка», а равно и «усугубление агрессии со стороны ребенка» или «распространение физической агрессии ребенка и на игротерапевта», как и ее «иррадирование в нейтральные ситуации». Ситуация проявления агрессии также допускает развитие как ситуация «усиления агрессивности» - скажем, «усиления агрессивности ребенка во время сеансов холдинга в особенности по отношению к отцу» или как «фиксация этих агрессивных действий и переход к их преобладанию в поведении ребенка».

Положение места проявления агрессии - это равно одна из особенностей кризисной ситуации. Но кризисная ситуация также способна и к сдерживанию проявления агрессии, что и показывает «исключение в случае неудачи в адаптации форм реакции в виде ухода, двигательной бури, направленной агрессии замещаемых на обращение за помощью к другим людям». Равным же образом агрессивные установки ребенка это не только «дополнительное препятствие к его социализации», но и развитие событий, обращающее ребенка жертвой «серьезной дезадаптации в его взаимодействиях с окружающим, вызываемой его влечением к агрессивным действиям». Также и еще одна сторона кризисной ситуации - это и «формирование своеобразных форм аутизма, вызванного захваченностью страшными, непонятными для других людей впечатлениями часто агрессивного содержания».

Равно же неизвестны препятствия и становлению таких ситуаций как моменты затухания или гашения агрессивных проявлений. Одна из ситуаций гашения агрессивных проявлений - их постепенное уменьшение «по мере приобретения ребенком большей выносливости в аффективных контактах с окружающими, большей уверенности в себе, в своих близких», другая - ситуация «практического исчезновения у одного из детей агрессивных вспышек, во время которых он бил мать и других взрослых по лицу и ногам». Качества гашения или затухания отличают и момент «снятия с человека отрицательной валентности - прекращение самоагрессивных действий ребенка, уменьшение двигательного беспокойства, снижение напряженности стереотипий, появление как бы случайных приближений ребенка к чужому». В подобном отношении явно более позитивно и «увеличение в поведении ребенка доли более сложных, активных, менее ригидных форм агрессии не так жестко связанных с наличием определенного релизера, которые можно включать в игровой контекст». Наконец, возможен и такой признак явного прогресса психики как «исчезновение самоагрессии».

Симптоматично, что психология в подтверждение заявляемых ею оценок также обращается к иллюстрации в виде картины «смены поведения у чайки только что демонстрировавшей агрессивное поведение, при угрозе неудачи внезапно прекращать агрессию и обращаться к чистке собственных перьев, клеванию и другим действиям».

Агрессия при ее значении особенного явления характерно достаточна и в своем «качестве явления», откуда на нее возможно обращение и признаков уровня и меры. Обзор показателей уровня и меры агрессии лучше всего начать указанием тех их значений, где агрессия обращается мерой как бы самоё себя. Таковы, конечно же, «агрессивность» просто, и - «агрессивность актуальная в привычных каждодневных контактах ребенка со своими близкими» и - агрессивность на фоне чего-либо - «бессмысленных капризов, негативизма или пассивной подчиняемости ребенка». Агрессивности равно дано предполагать ее возможность измерения «через себя» и в сочетании ее «вербальных и физических» форм, тяжести агрессивных проявлений, в частоте и легкости их возникновения, или - в частоте и интенсивности некоей отдельной формы агрессии. Далее, что вполне естественно, агрессию доводится отличать и способности к принятию определенного облика. Агрессии дано выглядеть или как патологическому влечению или - принимать облик «не характерной в норме формы реагирования для уровней полевой реактивности и стереотипов» или показывать себя как нарушение некоего функционирования, «обретая характер отдельных агрессивных действий». Равно для агрессии не исключена и возможность обращения «представителем» некоего состояния психики как в случае «самоагрессии как единственно возможной на уровне полевой реактивности форме отрицательного реагирования» или ей дано скрывать под «внешне похожими формами агрессивного поведения характерно различающиеся факторы, с которыми они связаны». Подобным же образом и динамика проявлений агрессии - она же и «своеобразный показатель усложнения и большей гибкости в способах взаимодействия ребенка с его ближайшим окружением», а «развернутое агрессивное поведение» - оно же и «не характерное уровню стереотипов».

Агрессия также не исключает и такой порядок задания квалификации как наложение характеристик компарации. Так, аутоагрессивные действия допускают более сильное выражение, нежели «действия по отношению к окружающим объектам и людям», а агрессивным проявлениям уровней полевой реактивности и стереотипов - располагают спецификой и нечто «качественно различного». Подобным же образом и интенсивности и форме проявления агрессивных действий иной раз доводится не соответствовать «возможно спровоцировавшим их определенным фрустраторам», когда агрессивности, присущей детям с 3-й группой раннего детского аутизма тем и отличаться от психопатических форм, что обнаружить качества «носящей более стереотипный характер и менее развернутой». Далее, агрессии дано допускать приложение к ней и показателей отличающих ее «потенциалов» - «степени напряженности в агрессивных действиях», «степени неадекватности агрессии той ситуации, в которой она возникает» или «степени осознания агрессивных действий». Более того, на особом положении в числе такого рода потенциалов вполне уместно выделение и характеристик тяжести и силы агрессии; это и «чрезмерно агрессивное жестокое поведение», «повышенная агрессивность», «явное преобладание агрессии в вербальном плане» или же «яркие проявления негативизма и агрессии к близким - попытки укусить, ударить». Также к числу экземпляров «ряда потенциалов» надлежит отнести и «более грубую и искаженную» форму агрессивных реакций, реакции, производящие «впечатление особенно негативистичных и агрессивных как в физическом, так и в вербальном планах», или и наиболее грубые проявления агрессии, а также и «обращение ребенка агрессивным, все более неистово прокручивающим стереотипный аффективный сюжет». Также мера потенциала - это и определитель проявлений агрессии, или тех, с чем невозможно справиться «с помощью какого-либо психотерапевтического приема» или и тех иных агрессивных реакций, что означают «тревожный сигнал более грубой аффективной патологии». Кроме того, для агрессии не исключена и ее подверженность некоей динамике - возрастанию «агрессивных тенденций» или возрастанию «значения фактора фрустрации в формировании агрессивного поведения» и, кроме того, ей дано предполагать «укрепление и усиление у ребенка его агрессивных тенденций, их обращение в осознаваемые ребенком». Наконец, специфику меры агрессии дано нести и качеству ее запрещенности, причем не только как таковой агрессии, но и «агрессивных влечений и фантазий».

Конечно, само имя «агрессия» - это и знак наличия адресата агрессии. Здесь, если следовать данным источника, это или кто-либо из близкого окружения, включая мать, а равно и некий пугающий объект, другие люди и объекты окружения, просто предметы «привлекшие внимание аутичного ребенка», окружающие объекты, любимые объекты и, в конце концов, некие «окружающие люди». То есть - здесь можно дополнить суждение психологии и такой простой оценкой, - в данном случае это различного рода содержание, помещенное в среду в известном отношении «непосредственного» доступа.

Еще один важный аспект становления агрессии - реальность акций или действий агрессивных по форме, но не агрессивных по смыслу или по роли, что возложены на них кем-либо «предпринимающим агрессию». Такая особенность - характерная черта «агрессивных проявлений, являющихся скорее формой контакта - ребенок может подойти к другому ребенку и с улыбкой толкнуть его, не зная как обратиться» или столь близкого им «агрессивного типа контакта с людьми, к которым ребенок эмоционально расположен». Подобную специфику равно дано обнаружить и двум разновидностям «агрессивных реакций ребенка» - или «представляющим собой попытку осуществления примитивного контакта с окружающим» или представляющим собой «проявления влечения». Кроме того, к тому же ряду правомерно отнесение и «адаптивных реакций запускаемых этологически значимыми сигналам - раздражителями исходящими от внешнего облика человека, - не доводимых до конца притом, что их обломки внешне выражаются как навязчивые агрессивные действия влечения». Равно облик агрессии - это и специфика форм, лишь внешне напоминающих агрессию, таков или «механизм качелей, обретающий внешнее выражение самоагрессии» или и те же не натуральные, а условные «агрессивные проявления детей в играх чаще всего осуществляемые в вербальном плане».

Кроме того, агрессия допускает квалификацию и под тем углом зрения, что ее совершение происходит не в вакууме, из чего следует и противодействие агрессии. Тогда какие формы внешней реакции на агрессию дано фиксировать психологии? В первую очередь это попытки сдерживания агрессии; здесь, что специфично для используемого источника, имеет место «ограничение физической и вербальной агрессии благожелательным вербальным контактом» иногда вплоть до объяснения ребенку «эмоционального содержания ситуации», а вместе с тем и ряд психотерапевтических воздействий, «направленных на преодоление агрессии». Средства решения задачи сдерживания агрессии в понимании психологии - не только «устранение разрядов самоагрессии ребенка» или «наложение эмоционального контроля на довлеющие агрессивные действия ребенка», но также «непринятие агрессии и установление запрета на подобные действия». Иной раз для сдерживания агрессии достаточно «высказанного ребенку замечания или просто выраженной ему отрицательной реакции», когда лучшее средство в других условиях - это «ситуация эмоционального комфорта, в которой уменьшаются отрицательные аффективные проявления ребенка, такие как аффективные крики, самоагрессия, избегание взрослого». Конечно, также не исключено и такое средство сдерживания агрессии как «жесткое ограничение, игнорирование в процессе психокоррекции агрессивных реакций ребенка и их преобразование в простейший игровой контакт или в сложную сюжетную игру, в фабуле которой ребенку отводится героическая роль». Однако такого рода прямое блокирование все же не исчерпывает перечня форм противодействия агрессии; иной возможный круг приемов подобного противодействия - приемы, что восходят к «введению агрессивного действия в контекст конструктивной деятельности, подчинении ее контролю». Включение агрессии «в контекст конструктивной деятельности», это и ее включение в контекст игры или приведение агрессивного действия демонстрируемого ребенком «к моментальному положительному завершению», а равно и использование механизма качелей как средства «превращения агрессии в форму своеобразной аутостимуляции». Также явно полезно и такое средство сдерживания агрессии как «немедленное введение сюжета, внутри которого возможна актуализация агрессивных тенденций ребенка, но не в форме примитивных манипуляций игровым материалом, а в большей степени в виде переживания ребенком моментов экспансии», а помимо нее - и «интерпретация взрослым имеющихся агрессивных действий как положительных». Ряд подобного рода приемов удачно дано дополнить и «удержанию под контролем влечений соответствующих проявлениям самоагрессии у ребенка, но - не категорично запрещая их, а используя для взаимодействия с ребенком» или же и приему провокации психодрамы «посредством снятия в игре запрета на агрессию, создания эмоционально комфортной ситуации острой безопасности». В иных обстоятельствах приемы сдерживания агрессии способны предполагать некие парадоксальные формы построения, таково, в частности «провоцирование ребенка на агрессивные действия необходимые будущему герою для борьбы с опасностями». Ту же самую цель также преследует и «разрешение и облегчение агрессивных тенденций и влечений под постоянным прикрытием эмоционально положительного образа героя и при некотором расшатывании слишком правильных стереотипных форм установок эмоциональных реакций и поведения ребенка» или и «снятие в игре запрета на генерализованные и целенаправленные агрессивные действия, придание им игрового смысла». Но если не препятствовать агрессии или не предпринимать попыток задания агрессивным действиям тогда и иной ориентации, то равно возможно и отвлечение от агрессии, тем более это проще реализуемо в случае ребенка. Так здесь или же возможно временное отвлечение ребенка «от спонтанной агрессивной направленности сюжета» или - и такого свойства возня с пугающим персонажем, что придает всем «действиям эмоционально положительный смысл», или равно возможно «своевременное улавливание агрессивного намерения и его предотвращение быстрым переключением ребенка на выполнение какого-либо иного аффективного действия». Наконец, здесь явно ожидаемы и такие способы переключения внимания, как «пробные включения агрессивных действий в более адекватные формы аффективного контакта ребенка со взрослым далее и с постепенным переключением на них» или же и «быстрое переключение ребенка, препятствование ему в фиксации на этих импульсивных агрессивных действиях». Наконец, агрессивной тенденции правомерно противопоставление и в известном отношении «девальвации» ее ценности; очевидное средство такой девальвации - «игнорирование агрессивной тенденции и не фиксация на ней внимания ребенка» или и «прерывание взрослым приятного для ребенка контакта, не устанавливая прямой связи этого с его агрессией». Также важно, что «правильной организации» встречной реакции на агрессию не помешает и соблюдение мер предосторожности. Здесь или недопустимо «резко обрывать и запрещать такие проявления агрессии, которые являются неадекватными попытками ребенка самостоятельно поддержать контакт» или нежелательно «провоцировать ребенка на явно запретные агрессивные аффективные действия».

С другой стороны, тактика противодействия агрессии - не только эпизодические формы проявления реакции, но и собственно деятельность психологов, решающих задачи психологической коррекции. Однако эта деятельность явно невозможна и без прохождения этапа «подготовки почвы» для ее ведения, подбора необходимых методов и приемов. Весьма любопытно в этом случае, как именно предлагает расценивать подобные возможности используемый нами источник; первое, на что он указывает - «принципиальное отсутствие в психологической коррекции аффективной дезадаптации единого приема преодоления страха или агрессии вообще». Далее источнику дано обратить внимание и на наличие «компонентов, необходимых для придания эффективности приемам купирования или смягчения агрессивных проявлений у ребенка». Но здесь источник все же спешит предупредить, что «набор приемов психологической коррекции наиболее адекватен при работе с одним из поврежденных или патологически доминирующих уровней аффективной организации и совершенно противопоказан при обращении к агрессивным проявлениям другого уровня».

По оценке источника, деятельность психологической коррекции проявлений агрессии подобает строить на базе проведения предварительного анализа. Или если исходить из общего определения, то «чтобы справиться с агрессивными тенденциями в поведении ребенка, прежде всего, необходимо определить, какое место они занимают в структуре всего нарушения аффективного развития ребенка в целом, и какие уровни аффективной организации в наибольшей степени затронуты». Более того, также здесь важно «подробное рассмотрение какие формы агрессия принимает на каждом из аффективных уровней, каковы ее предполагаемая природа и функция», а потому важно определение «какие приемы следует использовать для более эффективной коррекции» агрессии. Также здесь важно и «построение психотерапевтического воздействия в зависимости от предполагаемой природы агрессивного поведения ребенка», в основе которого и подобает положить «тщательный анализ … , какую функцию она несет в каждой конкретной ситуации, каковы ее пропорции среди других проявлений активности ребенка и динамика с момента возникновения». В понимании психологии вне оценки подобного объема данных фактически невозможно и собственно определение «тактики психотерапевтических воздействий при психологической коррекции агрессии». Еще здесь надлежит понимать, что также «непригодны запретные агрессивные действия для столь необходимого ослабления напряжения в контакте и закрепления аффективной связи с ребенком 4-й группы раннего детского аутизма». Или - правильное ведение психологической коррекции - это и «такая организация ситуации взаимодействия с ребенком, чтобы не провоцировать лишний раз его неизбежные импульсивные агрессивные реакции». В конечном итоге положительный результат коррекционной работы возможен лишь в случае, «если в поведении ребенка падает частота примитивных импульсивных, тесно спаянных с влечениями разрушающих взаимодействие с ним агрессивных реакций и растет доля активных менее ригидных реакций». Тем не менее, для таких приемов не исключен и риск негативного эффекта - «усиления дискомфорта ребенка и порождения у него еще более ожесточенного протеста».

Если же подвести итог пришедшего теперь к завершению обзора предлагаемого психологией толкования таких психических явлений или функций как страх и агрессия, то эти явления и надлежит расценивать как вряд ли простые формы, или как проявления не только покоящиеся на действии особенных механизмов, но и исходящие из особенных начал. Страху и агрессии, в отличие от подхода философии с привычным для нее концептом искать во всякой своей инкарнации лишь точечного размера «сознания», дано обнаружить не только присущие им структуру и конструктивность в дополнение к особенной типологии, но показать и далеко не однозначный характер взаимодействия или сочетания с условиями внешней среды. Страх и агрессия даже в таких вряд ли особо изощренных формах их проявления как наличие у детей с недостаточно развитой психикой все равно предстают как виды сложной и изощренной организации, построенные по их «особенным лекалам», что во всяком особенном случае предполагают и свой особенный порядок проявления. Психика, в том числе и на материале таких явлений как страх и агрессия, обнаруживает и качества особенной формы присущего ей «техницизма».

Огл. Волшебное слово «аффект»

Если рискнуть выразить нашу собственную реакцию на содержание монографии «Эмоциональные нарушения в детском возрасте и их коррекция», то ее ограничат рамки сентенции: «аффективно всё, и всё - аффект». Если это мнение подкрепить статистикой, то при разбиении текста источника на 4737 отдельных высказывания в 984 из них присутствуют слова с корнем «аффект», в основном прилагательные по типу «аффективный». И хотя этот момент вряд ли осознан как таковыми авторами монографии, но во владеющем ими понимании как бы «живой субстрат» психики и предполагает обращение идеей «состояния аффекта». Более того, мы попытались определить значение данного слова в переводе, не выходящем за рамки исконной лексики русской речи, и, отказавшись от не блещущих качеством словарей советского периода, нашли в англо-русском словаре 1916 года значение английского «affect» «произвести впечатление». Но тогда и проскальзывающее в речи авторов монографии выражение «аффективные впечатления» обретает качества прямой тавтологии; но здесь не исключена возможность и тех «мимолетных» впечатлений, для которых «аффективные» впечатления - равно и прямая альтернатива.

Далее мы признали разумным обратиться к типологической селекции или - распределению по типологическим градациям всех тех 984-х выражений, содержащих слова с корнем «аффект». В этом случае обзор таких типологических градаций и подобает открыть представлением градации, обнаружившей наибольшую компактность, то есть градации, что можно характеризовать как градацию «особенных агентов». Состав данной градации - это только лишь пять представленных в ней экземпляров - аффективно активные люди, чужие аффективно активные люди, аффективно заряженная толпа, аффективные дети и единая аффективная система мать - ребенок. То есть такого рода «агенты», с одной стороны, это формы, допускающие воплощение в них условия субъектности, с другой - агрегации, допускающие отождествление как пребывающие в состоянии аффекта или как наделенные возможностью согласованного погружения в состояние аффекта.

Тогда наше ознакомление с типологией различного рода видов «мира аффекта» подобает продолжить и представлением другой не столь объемной типологической градации, а именно - градации «формы порядков». То есть «мир аффекта» способен знать не только лишь особых «аффективных» агентов, но, вместе с тем, и некие также аффективные порядки, определяющие способ действиях таких агентов. В том числе, конечно же, здесь возможны и аффективные задачи и проблемы - это не только «необходимые аффективные задачи», но и аффективно-смысловые задачи, «аффективные задачи, возникающие в процессе контакта», «полярно противоположные задачи обеспечения аффективного контакта», а равно и задачи аффективной адаптации и в дополнение к ним - задача аффективного освоения мира. Также в состав градации аффективных задач и проблем доводится войти и «единой задаче стабилизации аффективной жизни человека», а вместе с ней - и характеристике «уровень аффективности адаптационных задач». Увы, подчиненная градация «аффективных проблем» здесь знает и куда более скромное представительство, где в дополнение к базисным «аффективным проблемам» известны лишь «аффективные проблемы отдельных конкретных ситуаций». Некая следующая подчиненная градация «аффективных порядков» - это и «аффективные цели», чему дано предполагать наличие и таких своих экземпляров как «собственная», важная, значимая аффективная цель и «условия достижения аффективной цели». Еще одна подчиненная градация «аффективных порядков» - это аффективные значения и смыслы. Здесь помимо нечто «чрезвычайной аффективной значимости» дано иметь место и различного рода аффективно значимому - «элементарным сигналам внутренней среды организма», темам, препятствию, ситуации, событию, а равно и «событию в общем ритуальном действе». И здесь если мы можем отметить нечто «положительно аффективно значимое», то его также выпадает дополнить и «аффективному значению зрительных и вестибулярных впечатлений». От подобного «значимого» не доводится отстать и всяческого рода аффективным смыслам - «аффективному смыслу движения объектов относительно субъекта» или же смыслу «пространственных пропорций предметов, их расположения относительно друг друга и субъекта» и здесь же смыслам циркулирующих реакций, поведения и поведения высшего уровня, просто происходящего вокруг или - некоего уровня аффективной организации. Наконец, свой особенный аффективный смысл доводится обнаружить и «аффективной связи у ребенка между видом бутылочки и удовольствием от еды». Наполнение коллекции «аффективных порядков» также надлежит продолжить подчиненной градации аффективных разновидностей семантических структур. Это и «аффективный знак», и - его положительная или отрицательная формы, «аффективный знак ситуации в целом», знак аффекта, аффективный код и аффективная информация - «о потенциальной возможности движения предметов и субъекта» или «о степени устойчивости, равновесии объектов, возможности свободного движения между ними и о защищенности субъекта ближними объектами от неожиданного воздействия дальних». Кроме того, к числу аффективных семантических формаций равно надлежит отнести и аффективные информанты или структуры, относимые лингвистикой к плану выражения - аффективные восклицания, вокализации, крики или «не связанные с ситуацией восклицания развернутых предложений».

Если две уже описанные типологические градации «мира аффекта», выражающие некие «порядки» можно определить как градации своего рода «определителей», то продолжить погружение в «мир аффекта» теперь подобает описанием форм аффективного опыта. Хотя для опыта не исключена и возможность действия на положении прямого психического функтора, но также, а, по сути, и главным образом, он предполагает фиксацию и в отвлеченной форме, например, в виде вербальных структур, откуда такой опыт и подобает расценивать как образующий собой подчиненную градацию градации «порядков». Конечно, опыт, в том числе и аффективный, равным образом он и опыт «кого» или «чего», - или ему доводится предстать как «аффективный опыт ребенка», или - как «коллективный аффективный опыт» или - как «аффективный опыт успехов и поражений». Далее на основе этих «элементов» способны складываться и некие комбинации - «аффективный опыт сенсорного взаимодействия человека со средой», «аффективный опыт первых контактов ребенка с окружающим миром и, прежде всего, с матерью» или «аффективный опыт ребенка указывающий, что его собственные приемы аутостимуляции дают меньше ощущений, чем совместные игры со взрослым». Как и любой иной опыт, «аффективный опыт» - он равно и «предмет хранения», на что и указывает «закрепление в аффективном опыте ребенка функционала поддержки тонизированием с возможностью обращения к его самостоятельному использованию, наступающему с развитием ребенка». В таком случае также и непосредственно память, если и судить о ней как о «ресурсе содержания» - она равно и разновидность опыта; подобная природа - это и природа «аффективной памяти служащей копилкой нового знания о себе» или «отложения в аффективной памяти достаточно выраженного следа благополучного завершения действия». Но опыт не располагал бы и качествами опыта, не обладай он равно и недостаточными или изощренными порядками; тогда всякого рода недостаточные формы опыта и надлежит расценивать как нечто «параопыт», а изощренные формы - как «метаопыт». Здесь если исходить из трактовки источника, то основная специфика «параопыта» - это наличие впечатлений; это и «аффективные» положительные впечатления, впечатления низших уровней аффективной регуляции или же впечатления «следующего несформированного уровня». Тот же самый ряд впечатлений также заключает собой и «аффективно тонизирующие впечатления», «аффективно» острые пугающие неприятные, непереносимые, смутные или аффективно яркие, а равно и некие собственные впечатления. Также к числу впечатлений принадлежат и «единое аффективное впечатление воздействия извне и собственной реакции на него», «положительные впечатления низших уровней аффективной регуляции, закрепляющие положительную валентность человека», а равно и «приятные впечатления соответствующие тому уровню аффективной организации, на котором ребенок максимально приспособлен». Однако в подчиненной градации «параопыта» помимо впечатлений также находится место и для «аффективного удовольствия», включая сюда и «привычное для ребенка», как равно и «аффективно приятные бытовые ситуации». «Метаопыт», если рассуждать строго в русле подхода психологии, это и нечто «аффективные стереотипы», а также и различного рода нормы. В этом случае градация нижнего уровня «аффективных стереотипов» будет включать в себя не только их простую форму, но и аффективные стереотипы поведения, включая сюда и «сложившуюся» форму такого стереотипа, «аффективные стереотипы, на основе которых организуется поведение человека», стереотипы разных уровней аффективной организации и - стереотипы поведения «адаптирующиеся к конкретным стабильным условиям». Также в коллекции экземпляров данной градации можно встретить и «стереотипы аффективного поведения соответствующие определенным аффективным структурам», «аффективно усвоенные бытовые стереотипы», а равно и «привычную для ребенка стереотипную аффективную схему». Конечно, в градации «аффективных стереотипов» также дано найти себе место и «явно запретным агрессивным аффективным действиям», а равно и «опорной форме аффективно ярких сенсорных впечатлений».

Коллекция подчиненных градаций типологической градации порядков «мира аффекта» также заключает собой и подчиненные градации когнитивных операндов и функторов, когнитивных продуктов и когнитивной дисфункции. Когнитивные аффективные функторы - на деле это различного рода аффективные оценки - отрицательная и исходно отрицательная, неадекватная, оценка самого себя, карты силовых линий психического поля или и некоего уровня аффективной организации. Несколько разнообразить унылое звучание такого монотонного перечисления выпадает и «примитивной аффективной оценке ограниченной непосредственной ситуацией, ее данным моментом и почти не оказывающей активного влияния на последующее поведение субъекта». Градация когнитивных аффективных продуктов - это по большей части различного рода когнитивные образы, но и не исключительно образы. Здесь, как и следовало ожидать, не дано не проявиться и тому разнообразию образов, что можно расценивать и в значении нечто «богатства образного мира». То есть - здесь дано иметь место не только лишь аффективно заряженным образам и аффективным вербальным образам, но и «аффективным зрительным» образам одного из уровней аффективной организации, и принадлежащим тому же уровню «аффективным вербальным» образам. Но простые образы, выделяющиеся не более чем тональностью «окраски» - в этом случае всего лишь полдела, поскольку вслед за ними дано объявиться и нечто предметным образам; это и «адекватный аффективный образ мира», и «аффективный образ мира как комплекс ассоциативно связанных чувственно ярко окрашенных впечатлений» и - «аффективный образ мира субъекта». Кроме того, здесь также дано заявить о себе и «аффективно насыщенному характерному для всех человеческих культур образу героического деяния, подвига приносящего счастье, спасение человеку, народу, человечеству» или же «целостному аффективному образу стоящему за каждым страхом, гораздо более широкому, чем определяющий его релизер», как равно и «расширяющему релизер целостному аффективному образу». Кроме того, такого рода образам присуще и наличие признаков, указывающих на характер их становления или же наполнившей их силы, как, положим, «сильному аффективному образу создаваемому каким-либо этологически значимым персонажем - большие зубы, горячие глаза, большой - маленький» или «агрессивным аффективным образам, гипертрофирующим какую-либо функцию или качество объекта». Равно помимо «возникающих аффективных образов» здесь заявляют о себе и «динамические констелляции аффективных образов» или «придуманные ребенком какие-то свои отрицательные аффективные образы - злые дики», а равно и «целостный аффективный образ стоящий за каждым страхом», а вместе с ним и «витально значимые аффективные образы победы и плодородия». Принадлежность ряду образных форм характерная черта и нечто картины или детали - «аффективной картины мира адекватной высшему из доступных ребенку уровней аффективной организации», или - «отрицательно окрашенным аффективным деталям» вкупе с «аффективными деталями обогащающими эмоциональный смысл ситуации». Далее, образ обретает и очертания формы, никогда не замкнутой лишь на себя, а потому и допускающей участие в построении сюжета или в обособлении элемента сюжета. И здесь в числе других аффективных форм когнитивных продуктов и обретают их место «стереотипный аффективный сюжет», «самые простые аффективно значимые для ребенка сюжеты» или же и «новые аффективно насыщенные элементы игрового сюжета». Если же характеризовать элементы сюжета, то таковы эпизоды - «эпизоды закрепившиеся в аффективной памяти ребенка» или «эпизоды аффективного контакта связанные не только с удовлетворением витальных потребностей ребенка». Наконец, помимо образов в числе когнитивных аффективных продуктов дано найти себя и «аффективным фантазиям», а с ними и «древним формам фольклора, аффективно утверждающим неизбежность торжества добра над злом, хорошего над плохим, возможности сопереживания, радости и сострадания, жалости, гарантирующим победу маленькому и доброму над большим и злым». Наконец, и явно скудной коллекции форм когнитивной дисфункции дано заключать собой и два своих экземпляра - «бессвязные неадекватные аффективные высказывания» и «аффективные высказывания не связанные с реальной ситуацией».

Одну из подчиненных градаций аффективных порядков также образует и градация аффективных «начал организации» - аффективных зависимостей, форм динамики и потенциалов. Вполне очевидно, что на роль аффективных зависимостей как никогда способны претендовать аффективные связи, схемы, структуры, правила или нечто подобное. При этом аффективные связи помимо формы, созвучной имени типа также заключают собой и «стабильные аффективные связи», «примитивную аффективную связь», «устойчивую аффективную связь между впечатлениями» и - «аффективную связь момента удовольствия ребенка и взгляда и улыбки взрослого». Структуры и схемы в нашем случае это «аффективная организация поведения», «аффективная схема в произведении искусства», «иерархическая структура аффективной организации» и аффективные центр и структура ситуации. Наконец, помимо «закономерностей аффективной жизни ребенка» здесь полезно отметить и «аффективные правила» - правила контакта с высшим повелителем, с ходом прогрессивного развития и «правильную иерархию аффективных связей». Также, что не подлежит сомнению, свое достойное место здесь доводится занять и «единственным доступным для ребенка путям аффективной адаптации к окружающему». Далее, формы динамики в данном случае не столь многочисленны - это ритм аффективной жизни и аффективных действий ребенка, а также ритмическая организация аффективных контактов и аффективного воздействия на человека. Другое дело - потенциалы, и первый из них - аффективная насыщенность, наполненность и заряженность, - в том числе, аффективная насыщенность ситуации или насыщенность аффективными действиями, и, конечно же, «аффективная наполненность ситуации эмоционального контакта со взрослыми». «Аффективная заряженность» на подобном фоне - это «изначальная аффективная заряженность ситуации» и «аффективная заряженность ситуации связанной с конкретным страхом». Для аффективных потенциалов равно невозможен отказ и от принятия в их ряды тех же низких или отрицательных потенциалов; таковы «дисбаланс в аффективной системе», «аффективная неприемлемость» и «аффективная недостаточность, несформированность естественных механизмов коррекции страха». Наконец, потенциалы - они равно и «меры уровня» - те же «качество истинного аффекта», «уровень аффективной жизни в чистом виде» и «аффективный уровень, означающий способность сигнализации о витально значимых впечатлениях, своего ряда желаниях, угрозе».

Вслед за образованием систематики аффективных начал организации нам надлежит обрести представление и о систематике функторных форматов, отмеченных спецификой аффективной природы - операторов, ролевых функторов и агентов репрезентации. Операторы здесь - не только сами собой аффективные стимулы, но и поток таких стимулов, а также и «стимул, оцениваемый как положительный аффективно значимый», а с ним и «менее аффективно значимые, но обязательно приятные и тонизирующие раздражители». Экземпляры коллекции функторов, собранные в типологической градации аффективных функторов - это «аффективно яркие героические роли», «более бытовые, но тоже героические аффективно яркие роли» и, наконец, «место аффективно важное для ребенка». Несколько большее наполнение, в сравнении с операторами и функторами, - характерная черта градации аффективных агентов репрезентации, - тех или иных аффективных синдромов, симптомов, признаков, проявлений и параметров. Конечно же, таков не только лишь «целостный синдром аффективной дезадаптации» и, одновременно, «симптомы общей аффективной дезадаптации», как равно и «симптом аффективной дезадаптации ребенка». Также здесь не подобает отстать и признакам - «признакам аффективной дезадаптации», «признакам которые в норме в этом возрасте не являются аффективно значимыми» и «внешним признакам аффективных переживаний». Также свое собственное трио дано составить и формам проявлений - «проявлениям аффективной жизни», «аффективным проявлениям другого человека» и, наконец, «отрицательным аффективным проявлениям ребенка». Ну а параметрам здесь дано весьма скромно обозначиться в двух возможных формах - «низших аффективных параметров», а также и таких, чему «уделяют особое внимание низшие уровни при перепроверке эмоциональной оценки уровня эмоционального контроля».

Свою небольшую по объему, но характерно обособленную группу также образуют и отмеченные аффективной природой нечто «формы завершенной структуры». Это в данном случае аффективный фон, в том числе и «определенный аффективный фон», выраженный аффективный компонент, аффективная основа и аффективная дистанция контакта, а равно и такая любопытная форма, как «аффективная сфера неправильных ответов матери». Кроме того, здесь же дано иметь место и «всему спектру аффективных нарушений», «тонической основе аффективной регуляции» и, конечно же, тогда же и «ослабленному аффективному следу завершения действия».

Также в «мире аффекта» дано прокладывать свой путь и такого рода разновидностям аффективной «топологии» как векторы и реперы. В этом случае к меньшей группе векторов правомерно отнесение различного рода аффективных ориентировок, состояний направленности и доминант. Здесь, в том числе, помимо аффективной ориентировки ребенка дано иметь место и ориентировке одного из уровней базальной аффективной организации, а равно двум специфичным формам, - «аффективной ориентировке направленной на оценку количественных характеристик воздействия внешней среды» и «базальной аффективной ориентировке на этологически наиболее сильные раздражители». Далее здесь возможно указание и двух форм аффективной направленности - «примитивной аффективной направленности на близкого» и «положительной аффективной направленности на сенсорный контакт со средой». Среди аффективных доминант также не помешает отметить две положительных и одну отрицательную и, кроме того, «неопределенность в отношении, что аффективно доминирует в картине». В таком случае положительные аффективные доминанты - не только та, «которая разрядила бы отрицательную», но также и «доминанта благополучного конца», отрицательная - «отрицательная аффективная доминанта случая страха». Два экземпляра коллекции аффективных векторов - это «аффективный акцент на переживании впечатлений индивидуального риска, героического деяния» и - «традиционно различно расставленные аффективные акценты самотонизирования». Также краток и перечень обнаруженных нами реперов - это «аффективные точки» - «яркая положительная аффективная точка ситуации или образа» и «другая аффективная точка в окружающем пространстве».

Теперь наш путь по «миру аффекта» продолжит ознакомление с реалиями аффективных структурных форм. Обзор этого «укромного уголка» мира аффекта и откроет рассмотрение предмета операционных форматов, а продолжит - рассмотрение их явного продолжения мультиоперационных форматов. Операционные форматы - это приемы и способы, где каждый из них, но теперь уже внутри своей градации, допускает «деление надвое», где приемы допускают выделение таких своих производных градаций, как градация стимуляции, стабилизации и тонизирования с одной стороны, и регуляции - с другой. Теперь если перейти уже к показу «приемов стабилизации», то это «приемы стабилизации аффективной жизни» и их разновидность «культурные психотехнические приемы стабилизации аффективной жизни использующие средства уровня эмоционального контроля» и, кроме того, равно и «психотехнические приемы стабилизации аффективных процессов» или «приемы поддержания внутренней стабильности аффективной системы в целом». «Приемы тонизирования» - они же и «приемы тонизирования аффективной регуляции», «аффективно тонизирующие приемы», «приемы тонизирования аффективной регуляции в адекватных культурных контекстах игры и бытового поведения ребенка», а равно и «психотехнические приемы аффективной энергизации». «Приемы стимуляции» в настоящем случае это две следующие формы - «вербальные приемы аффективной стимуляции уровня экспансии» и «культурные психотехнические приемы аффективной стимуляции» принадлежащие уровню экспансии. Далее, приемы аффективной регуляции - это не только лишь их простая форма, но и те формы таких приемов, что принадлежат разным уровням аффективной организации. Кроме того, в значении близких подобий подобных приемов правомерно отождествление и таких приемов, как «основные аффективные психотехнические приемы необходимые для реализации произвольного поведения», «психотехнические приемы аффективной организации поведения» и «приемы аффективного использования человека». Далее же свое особое место также надлежит занять и «приему постоянного аффективного комментария взрослым поступков ребенка». Если следом за приемами начать и рассмотрение различных «аффективных способов», то показ их систематики удобно повести начиная со способов, допускающих отождествление в значении способов реагирования. Тогда к группе способов реагирования правомерно отнесение не только лишь «примитивных способов аффективного тонизирования», но и «способа поведения не подкрепленного аффективным обеспечением» или здесь же и «способа аффективной активации в ситуациях эмоционального неблагополучия», а также и просто способов аффективного реагирования. Также к типологической градации аффективных способов помимо способов реагирования надлежит отнести и способы аффективной адаптации или некоторые подобные им способы. В частности, таковы не только лишь «стабильные» или «динамически подвижные» способы аффективной адаптации, но и «доступные ребенку способы аффективной адаптации к окружающему», а также и «существующие у ребенка самостоятельные способы аффективной адаптации», как равно и «способы аффективной адаптации ребенка к неблагополучным фрустрирующим его ситуациям». Кроме того, такую коллекцию способов доводится пополнить и нечто «способам аффективного приспособления к окружающему», тому же «способа аффективной аутостимуляции» или и «социально адекватным способам стабилизации аффективных процессов».

Мультиоперационные форматы, хотя им и отведено второе место в очереди за собратьями простыми форматами, - все же претенденты на образование куда большей коллекции экземпляров, поскольку эти форматы - они и различного рода механизмы, откуда они и привлекают пристальное внимание психологии. Более того, специфика группы аффективных механизмов - не только представительное число экземпляров, но и характерное типологическое разнообразие, в силу чего единственно возможный способ раскрытия их систематики - разбор каждой из подчиненных градаций данной градации. Здесь, по существу, нам не дано иной возможности, нежели начать представление градации мультиоперационных форматов в целом с систематики ее подчиненной градации механизмов. Если более точно, то градация аффективных механизмов - это три теперь и ее подчиненные градации - «собственные низшие аффективные механизмы», «аффективные механизмы низших уровней» и «аффективные механизмы соответствующие одному из уровней аффективной регуляции». Далее - собственными аффективными механизмами также в состоянии владеть и каждый из четырех уровней базальной аффективной организации, а в их числе выделяться уровню стереотипов, наделенному помимо просто собственного механизма и некими изощренными механизмами. Уровню стереотипов дано владеть, первое, «простейшим аффективным механизмом реализующимся на уровне стереотипов», далее - «аффективными механизмами дефицитарного уровня стереотипов» и, наконец, «аффективными механизмами уровня стереотипов как средствами фиксации переживаний удовольствия и формирования влечения к огню, воде, ощущениям пространства - высоте, глубине, перспективе дороги». Теперь разумное продолжение начатого нами обзора - представление общей характеристики аффективного механизма - «аффективный механизм как то, на что опираются любая форма поведения и каждый поведенческий акт». С общих позиций аффективные механизмы также отличает и характеристика времени или времени жизни - это и «вновь появившийся аффективный механизм», и - «новые механизмы аффективной адаптации, подключаемые в общую структуру без ломки и с организацией извне новых форм», а равным образом - и «отработанный аффективный механизм». Продолжить синтез такой систематики подобает перечислением ряда и ряда предметных вариаций аффективного механизма; в одном случае это защитные механизмы - «защитные аффективные механизмы низшего уровня - моторные стереотипии, самоагрессивные действия», «аффективные механизмы самостоятельного ухода от опасности», в другом случае - «аффективные механизмы преодоления опасности». Также ряду предметных форм аффективных механизмов дано принадлежать и механизмам направленного действия - «аффективным механизмам освоения нового в окружающем», «специальным аффективным механизмам активного освоения и преобразования внешней ситуации», «грубо поврежденному механизму аффективного ориентировочного действия» и таким двум аффективным механизмам как избирательного и произвольного сосредоточения. Исполнителями своей специфической предметной функции также обращаются и «аффективные механизмы тонизирования соматической сферы», «формирующийся механизм аффективной стимуляции» и «аффективные механизмы помогающие организовать поведение ребенка». Равным же образом тому же самому ряд подобает причислить и два механизма поддержания общения - «аффективный механизм процесса общения» и «внутренний аффективный механизм общения». И, наконец, к группе предметных форм аффективных механизмов принадлежат и два механизма взаимодействия - «сложный и гибкий аффективный механизм взаимодействия с миром» и «собственный аффективный механизм взаимодействия матери». Двум формам также дано характеризовать аффективные механизмы и по их положению в психике в целом - это «недостающие аффективные механизмы» и «базальные аффективные механизмы». Конечно же, среди многообразных разновидностей аффективных механизмов их законное место доводится занять и механизмам аффективной регуляции. Здесь помимо формы прямо соответствующей типу также дано иметь место и «механизмам регуляции аффективных процессов», а вместе с ними - и «механизмам тонической саморегуляции аффективных процессов». Далее отдельной подгруппе аффективных механизмов регуляции поведения дано включать в себя и такие экземпляры, как культурные психотехнические, специальные формы таких механизмов, а равно и форму «специальных аффективных механизмов регуляции поведения в различных ситуациях». Ну и, наконец, в ряду различных механизмов аффективной регуляции дано найти себе место и «механизму временного рассогласования совместной работы уровней активности и глубины аффективного контакта человека со средой». Еще одна группа аффективных механизмов - механизмы, решающие задачи модификации - механизмы аффективной адаптации, аффективной экспансии, аффективного заражения, стабилизации аффективной жизни ребенка и - здесь же и дефицитарные механизмы аффективной адаптации. Еще одна типологическая форма аффективного механизма - это коррекционные механизмы аффективной регуляции, а вместе с ними и механизмы саморегуляции аффективных процессов. Помимо прочего, в ряду различного рода аффективных механизмов можно обнаружить и механизмы просто специфической формы - «аффективный механизм качелей», «мощный аффективный психотехнический механизм психодрамы» и «механизм уровня простых аффективных стереотипов - поездка на поезде в гости на день рождения, - когда ребенок усаживает зверей в игровой поезд и везет их в гости».

Однако на позиции по имени «аффективные механизмы» все же не завершается и столь представительный ряд форм аффективных структур, который также надлежит продолжить и такому существенному виду этих форм, как «форматы обустройства». Открыть же список форматов обустройства, скорее всего, разумно предоставить такой их разновидности как формат организации. В таком случае и показ «форматов организации» надлежит открыть представлением «единой сложно координированной структуры базальной аффективной организации», продолжить - «целостной структуры базальной аффективной организации» и дополнить - не только лишь представлением «иерархии базальных отделов аффективной организации» но и «аффективной организации уровня экспансии». Кроме того, к числу различного рода форм такой организации также принадлежит и «взаимодействие отдельных уровней аффективной регуляции», а равно и «изоляция от прочих уровней того уровня аффективной организации, на котором ребенок максимально приспособлен», а вместе с ней - и «аффективная дифференциация внутренних соматических отношений». Также тому или иному формату организации дано отличать и отдельные патологические формы - «поврежденный уровень аффективной организации», «патологически доминирующий уровень аффективной организации» и «патологическую иерархию отношений внутри системы аффективной организации». Вслед за формами как бы «полноценной» организации дано явиться и нечто формам вспомогательной организации - аффективным навыкам, двум основным аффективным психотехникам, системе аффективной регуляции, аффективным привычкам субъекта и - аффективным образованиям уровня эмоционального контроля. Далее - за организацией как некоей «магистральной» формой дано явиться и организации как не более чем форме упорядочения события, процесса или зависимости - «включению в ходе нормального развития ранних форм аффективного реагирования в более сложные формы», «согласованному взаимодействию между всеми аффективными структурами» или «сложившимся у ребенка аффективным тенденциям». Сюда же дано подтянуться и «взаимодействию уровней полевой реактивности, стереотипов и экспансии в аффективной смысловой адаптации к окружающему», «определению аффективной адаптации в каждой из четырех групп механизмами только одного из четырех уровней» и «отсутствию полного совпадения последовательности чередования аффективных уровней с логикой усложнения их организации». Специфику «формата организации» также следует отождествить и характеристике «аффективного тонуса», чему равно дано знать помимо основной типологической формы и тонусы уровня стереотипов, стеничности, аффективной сферы, аффективных процессов и, наконец, - «аффективный тонус ребенка». Далее - качествам форм организации дано отличать и «условия обретения состояния» - «склонность к аффективной дезадаптации», «импульсивность в аффективных действиях провоцируемую динамической структурой окружающего», аффективное самораздражение и аффективно заряженную активность. И, наконец, последняя найденная нами форма организации - это фигура баланса - «аффективный баланс у здорового ребенка, освоившего регуляцию уровня стереотипов», «аффективный баланс достигнутый на данном этапе развития» и, вместе с ними, и «отношения между уровнем аффективной организации в состоянии гиперфункции и другими уровнями».

Свое особое места среди прочих аффективных структур отведено и аффективному функционалу, в данном случае - аффективной адаптации с ее многочисленными изводами. Разнообразие форм аффективной адаптации просто поразительно - это и адаптация к окружающему или человека к окружающему, к изменчивому миру и пассивная адаптация к динамике внешнего мира, а равно и адаптация к этологически наиболее значимым сигналам. Кроме того, аффективная адаптация различна и по характеру протекания - как происходящая «в достаточно стереотипных условиях существования», совершаемая «на уровне эмоционального контроля», знающая свои гибкие формы или реализуемая «исключительно за счет примитивных механизмов уровня полевой реактивности». Также аффективная адаптация делится на две такие ее формы как самостоятельная адаптация ребенка или совместная со взрослым. Помимо того, аффективная адаптация не исключает и системной формы становления - в одном случае как адаптации субъекта к нестабильным условиям окружения, в другом - как адаптации к стабильным условиям окружения, или же в следующем построении - как «приспособление характерное для более низших уровней аффективной организации». Аффективной адаптации также дано знать и такую форму воспроизводства как «активные психотехнические приемы стабилизации аффективной жизни» и предполагать и свой особенный «прием организации базальной аффективной адаптации».

Комбинация, образующая пеструю панораму аффективных структур, также заключает собой и такое цветное пятно как «состояния востребования» - не только лишь потребности, но и ориентировки, избирательности и чувствительности. Источник в этом случае выделяет на особом положении один из предметов востребования - «формы аффективной ориентировки». Таковы не только лишь «аффективная ориентировка в окружающем», но и две разновидности «базальной аффективной ориентировки на этологически наиболее сильные раздражители» в одном случае - на «исходящие от внешнего облика человека»,и в другом - на «исходящие от внешнего облика прежде всего матери». Данный ряд также пополняют и две следующие формы аффективной ориентировки - «аффективная направленность ребенка» и «аффективное связывание психосоматических ощущений с внешними сигналами о возможности реализации потребности». Аффективную потребность в этом случае раскрывают лишь две возможные формы - «аффективная потребность во впечатлениях риска» и близкий ей по смыслу «аффективный интерес». Также и аффективной избирательности дано проявляться «в контактах с миром», быть примитивной и недостаточной, а равно же знать и «аффективную чувствительность в контактах».

Если для аффективных структур допустима такая форма как состояния востребования, то тем более им свойственно предполагать и «состояния готовности». Положим, что одно из такого рода состояний - «аффективный заряд» - это или просто «заряд ребенка», или заряд переживания успеха, победы, необходимый для игрового взаимодействия или для продолжения целенаправленной деятельности. Также для подобного рода «заряда» не исключено и представление в несколько видоизмененной форме тогда уже как нечто «эмоции, которые в данный момент доминируют в аффективном состоянии». Иного рода форма состояний готовности - это «аффективное неблагополучие», в том числе и индивидуально ребенка, в компании с которым дано обнаружиться и «яркому внешнему аффективному разладу с другими людьми». К числу состояний готовности также правомерно отнесение и двух следующих форм - «аффективной напряженности связанной с генерализованным страхом» и той же «индивидуально доступной дозе аффективного взаимодействия».

Далее наш экскурс можно продолжить и посредством ознакомления с менее пространными группами аффективных структур, положим, в том числе, и такой группой, как «формы вовлечения». С одной стороны - это и нечто «аффективные отношения» - ребенка с миром, вообще с людьми или с окружающими, с другой - это и «привычная аффективная связь», «постоянное условие аффективного контакта с окружающим миром», а равно и печальное «взаимное аффективное непонимание, недоверие и раздражение взрослого и ребенка». Помимо «форм вовлечения» источник также допускает выделение и нечто форм развитой координации - «развернутых форм аффективной речи», «двигательных и речевых штампов аффективного контакта» и «ряда отдельных аффективных сигналов». Равно же в общей массе данных источника находится место и для упоминания тех двух особенных форм, что допускают отождествление как те или иные «целокупности» - субъект аффективного поведения и аффективное Я ребенка. Иного рода также скромно обозначенной формой здесь доводится предстать и нечто «модулям» - аффективной памяти с ее подвидом аффективная память человека, аффективному слою и «новому слою аффективных реакций». Помимо особого рода «аффективных» модулей психология допускает реальность и нечто «аффективных оболочек» - аффективных возгласов, проявлений и нечто «собственных аффективных занятий». Подытожить же последовательность различного рода характерно компактных групп аффективных структур и выпадает «заимствованиям» - «аффективным помехам в ситуации психодрамы», «фоновым рядам аффективных стимулов» и «аффективным стимулам всех фоновых уровней».

На этом возможна и постановка точки в нашем повествовании о реалиях аффективных структур, которое следует продолжить рассказом об иного рода «аффективной» формации - «аффективных операторах». На наш взгляд, первая ожидающая ее представления форма аффективных операторов - это «инструменты вмешательства», конечно же, в подавляющей части представленная таким столь важным инструментом, как аффективная регуляция. Это, в том числе, аффективная регуляция как такового поведения, и, следом, физиологических процессов, ритмически организованных соматических процессов, ребенком его аффективных отношений с миром, стабильных аффективных связей и само собой «аффективная регуляция ребенка». Кроме того, здесь дано иметь место и неким «нагруженным» формам регуляции - исполняемым ею смысловой и динамической функциям, тонической регуляции аффективных процессов и наиболее избирательной регуляции аффективного тонуса. Далее - от регуляции дистанция не длиннее шага и до саморегуляции, в данном случае - саморегуляции аффективных процессов, динамики самих аффективных процессов, и, помимо того, и «аффективной саморегуляции поведения за счет согласованной работы всех базальных аффективных механизмов, а не только наиболее высокоразвитых из них». Кроме уже названных дано иметь место и таким инструментам вмешательства, что недостаточны для осознания в статусе «регуляции», - таков, что очевидно, и тот же «вызов подключения» нового уровня аффективной регуляции. Для функции инструментов вмешательства также не исключено ее возложение и на «аффективное упорядочение исходно нейтральных внешних впечатлений происходящее в их аффективном соединении с элементарными сигналами внутренней среды организма» или и на «аффективную преднастройку к активному контакту с окружающим», как и на «аффективное пресыщение как единственный аффективный механизм, охраняющий человека от воздействия разрушающей силы и выводящий его в позицию безопасности и комфорта».

Положение «прямого продолжателя» дела регуляции - характерная черта и такой формы аффективных операторов, как «инструменты контроля». В данном случае это три формы аффективного контроля - за соматическими процессами уровня стереотипов, за осуществлением внутренних физических процессов, за качеством сенсорного контакта и, кроме того, «контроль аффективными механизмами уровня стереотипов».

Типологическая градация «аффективных операторов» также заключает собой и подчиненную градацию «инструменты инициации». В составе градации «инструментов инициации» возможно выделение и таких двух ее важнейших форм - аффективная стимуляция и аффективное заражение. Первая - это и нечто адекватная, положительная, аффективно положительная стимуляция матери, а равно аффективная стимуляция уровня экспансии и нечто «функция аффективной стимуляции». Аффективная стимуляция посредством чего-либо - это «аффективная стимуляция впечатлениями дающими переживания равновесия, покоя» и, соответственно, «использование страшного для аффективной аутостимуляции». Другое дело, что аффективной аутостимуляции не дано ограничиться «использованием страшного», а потому обрести и облик «самостоятельной аффективной стимуляции». «Аффективное заражение» - это не только как таковой эквивалент имени типа, но и заражение агрессией или слезами других, а равно и «заражение собственной радостью» или «заражение людьми друг друга стеническими аффективными состояниями». Также одной из форм такого рода «заражения» доводится предстать и «способности ребенка аффективно заражаться постоянным сопереживанием матери любых его аффективных действий».

Другая подчиненная градация «аффективных операторов», идущая следом за инструментами инициации - «инструменты нормализации». Основной среди подобного рода инструментов - это аффективное тонизирование, а вместе с ним и ряд форм, характерно близких подобного рода тонизированию. В том числе, здесь надлежит отметить не только лишь «аффективно тонизирующие впечатления», но и постоянное аффективное тонизирование или тонизирование ритмичными движениями, а равно и «тонизирование аффективной регуляции в адекватных культурных контекстах игры и бытового поведения ребенка». Однако и своего рода «широкой сфере» тонизирования здесь дано охватывать не только лишь «индукцию аффективного тонизирования», но и «заглушение внешних воздействий примитивными способами аффективного тонизирования», а равно приобщать и «аффективные реакции других людей лишь как возможный источник аффективного тонизирования». Наконец, четыре других обнаруженных нами инструмента нормализации - это «облегчающая аффективная разрядка», «аффективная активация в ситуациях эмоционального неблагополучия», «адекватная аффективная стимуляция необходимая для развития эмоциональной сферы», а помимо того и «энергизация стабилизации аффективной жизни человека».

Две характерно компактные группы аффективных операторов - это «инструменты мобилизации» и «инструменты адресации». «Инструменты мобилизации» - это аффективные впечатления в их положении «поступающих» впечатлений, чему дано предполагать воплощение не только лишь в присущей им «основной» форме, но и в формах «аффективных впечатлений современного ребенка» или «приятных ребенку аффективных впечатлений». Другой равно возможный «инструмент мобилизации» - «заряжение аффективным переживанием другого человека». «Инструменты адресации» - это всякого рода аффективные влечения, примитивные влечения ребенка, а равно и примитивные влечения «идущие вразрез с эмоциональными установками» или же «влечения аффективно неприемлемые другими людьми», как и «влечение к аффективному заражению»; сюда же мы отнесли и «аффективное ориентировочное действие».

Напротив, достаточный объем - непременная специфика теперь и такой группы аффективных операторов как «инструменты интериоризации». Отличие этой группы - преобладание в ней аффективных переживаний, - оформленных, положительных и отрицательных, «связанных с сопереживанием другому человеку, опосредованным переживанием этого другого человека», или, напротив, «утративших конкретную сенсорную окраску, проигрывающих в многообразии, но зато выигрывающих в силе и напряженности», и с ними же и «переживания изменения напряжения дистанции в ситуации контакта». Следом за переживанием в этой подгруппе выпадает утвердить себя и «аффективному освоению» - в одном случае «ощущений всех модальностей - вкусовых, обонятельных, слуховых, зрительных, тактильных и трудно дифференцируемых комплексных соматического благополучия и неблагополучия», а равно и «впечатлений для нужд гиперкомпенсаторной аутостимуляции». «Инструментам интериоризации» также дано располагать и такой парой их возможных форм как «аффективное восприятие изменений в окружающем», а равно и «единственный вариант получения аффективного удовольствия в контакте аутичным ребенком - моменты его подбрасывания, раскачивания, кружения другим человеком». Значению одной из форм инструментов интериоризации равно дано отличать и «аффективное выделение» - в одном случае сигнальных впечатлений, в другом - «отдельных признаков среды - релизеров в терминологии этологов, - запускающих инстинктивное поведение в целом или отдельные реакции». Также к составу данной группы правомерно отнесение и «форм оседания» - аффективного самоощущения могу и не могу, чувства аффективного дискомфорта и нечто «примитивных аффективных ощущений».

Качествам аффективного «оператора» доводится отличать и различного рода формы «прессоров», заключающих собой, конечно же, и некие «прямые» прессоры. Числу подобного рода «прямых» прессоров дано принадлежать и тем же «аффективным действиям» - что простым, что предметным, что - «простым предметным», что равно «предметным действиям, сплавленным с влечением к преодолению опасности». Также одна из разновидностей прессоров - это и «аффективные действия ребенка», «собственное аффективное действие ребенка», агрессивные и однотипные аффективные действия, как равно и «стереотипные аффективные действия с объектами». Данный ряд также дано продолжить и «аффективным действиям не столь осуждаемым ранее», «аффективным агрессивным действиям тесно связанным с врожденными влечениями», а также и «аффективным действиям, проявляющим механизм качелей, имеющих вид внешне бессмысленных и даже опасных». Последний же фрагмент данного «ряда действий» - это и нечто «самостоятельное завершение начатого аффективного действия».

Но и многообразие прессоров вряд ли можно ограничить выделением всего лишь простых прессоров, когда следом за ними дано обнаружиться и кумулятивным прессорам. Это, прежде всего, различного рода аффективные воздействия - воздействие аутостимуляции, отрицательное воздействие, воздействие на человека или воздействие некоего уровня базальной аффективной организации. Кроме того, специфике «кумулятивных прессоров» дано отличать и «аффективное давление другого человека» равно и в компании с «аффективным использованием человека».

Но многообразие форм прессоров не исчерпано и на явлении кумулятивных прессоров, если следом за ними объявляются и двусторонние прессоры - различного рода формы аффективного взаимодействия. Это игровое аффективное взаимодействие и оно же, но - «рекомендуемое детям», взаимодействие взрослого и ребенка или матери и аутичного ребенка, взаимодействие со средой и отдельно ребенка со средой. Кроме того, здесь возможна и такая изощренная форма, как «аффективное взаимодействие для совместного овладения окружающим миром» или же и «активное введение в ситуацию контакта положительных впечатлений низших уровней аффективной регуляции».

Многообразие разновидностей прессоров также выпадает пополнить и группе «реверсных прессоров». Таковы различного рода аффективные реакции или «реагирование». Если принять во внимание данные источника, то дано иметь место и такого рода разновидностям аффективных реакций, как реакции партнера или других людей, младенца или ребенка или действительность равно и нечто «этологических аффективных реакций». «Аффективное реагирование», опять же, это реагирование ребенка, ранние формы такого реагирования, неадекватное реагирование и, в дополнение к этому - «примитивные не всегда адекватные формы аффективного реагирования». Если перейти к предметному ряду аффективных реакций, то таковы «яркая аффективная реакция на поведение ребенка» или «аффективная реакция других людей подтверждающая оценку субъектом своих возможностей в значении источника удовольствия для субъекта», а также и «резкая аффективная реакция на изменение положения тела в пространстве проявляемая в первые недели жизни». Равно же в подобном ряду можно обнаружить и «выраженную отрицательную аффективную реакцию базирующуюся на ощущениях дискомфорта».

Далее рассмотрение типологической градации аффективных операторов можно продолжить представлением и такого рода операторов, что способны действовать в значении «инструмента». Так, свою особую инструментальную функцию исполняют и нечто «инструменты ситуативного комбинирования» - простые аффективные манипуляции и аффективные манипуляции ребенка с предметами, а равно и «аффективные манипуляции, к которым ребенок уже потерял интерес». Специфика расположившихся следом «инструментов закрепления» отличает и различного рода формы аффективной фиксации - ребенком ошибок взрослого, «формирующей его особую неприязнь к отдельным людям», субъектом - способов контакта со средой, и - «аффективной связи момента удовольствия и взгляда и улыбки взрослого». Несколько большая полнота содержания также присуща и таким инструментам как «инструменты семантизации» - аффективным подчеркиванию или интонированию, аффективному комментированию игры психологом или «аффективному обозначению психологом удаления и возвращения ребенка на качелях и карусели - ‘до свидания - здравствуй’». Иная вполне вероятная форма такого рода инструментария - «введение как аффективного комментария», позволяющего усиление впечатления возгласами и междометиями. Связь с семантикой равно отличает и иную форму аффективных операторов - «инструменты семантической доставки»; с одной стороны, это «аффективный сигнал» и «аффективно значимые сигналы», с другой - «аффективные релизеры», один по имени «изменение интенсивности воздействия» и другой «фиксация меры пространственного характера». Также к числу «инструментов доставки» правомерно отнесение и «страха как необходимого аффективного звена в инстинктивном поведении». Наконец, последняя найденная нами в источнике форма аффективного инструментария - «инструменты задания потенциала», - аффективное подкрепление, аффективное обеспечение и нагнетание аффективного напряжения.

Но «аффективные операторы» - далеко не последняя формация «мира аффекта», где также заявляет о себе и типологическая градация «аффективные процедуры». Построение же картины типологической градации «аффективных процедур» все же лучше начать с представления «аффективных транзакций»; в подавляющей части это различного рода формы «аффективного контакта», а также известная лишь в одном экземпляре «аффективная коммуникация». «Аффективный контакт», конечно же, это и простая, и адекватная форма контакта, и разновидность контакта «находящегося в состоянии» то гиподинамии, то гипердинамии, ну и, естественно, и «аффективный контакт на самом примитивном уровне». Другое важное качество такого контакта - кто вступает в контакт, - на это и указывают «контакт с ребенком», нормальный контакт с ребенком, контакт со взрослым, контакт с людьми и окружающими, с близким человеком или - «с близкими во время усиления тревоги». Также помимо «простых необязательных аффективных контактов с посторонними людьми» дано иметь место и аффективным контактам с аутичными детьми всех видов и мастей, ребенка - с ближайшим окружением, человека со средой и, наконец, и «аффективному контакту с миром ограниченному взаимодействием с ним лишь в русле своих влечений». Далее, в согласии со способом и целью совершения акта такую специфику дано обнаружить и «аффективному речевому контакту», и «индивидуальной манере аффективного контакта со средой», и - контакту способствующему нормализации жизни всей семьи, а также и «не составляющему собой самоцели». Для «аффективного контакта» также не исключена и реализация в опосредованной форме - «с внешним миром через близких людей» или «с внешним миром - через эмоциональную оценку близкого». Ну и, наконец, в продолжение данного ряда осталось упомянуть и такую аффективную процедуру, как «аффективное обращение ребенка к другому».

Другая теперь характерно скромная в объеме типологическая градация аффективных процедур - та, что допускает отождествление под именем «трансляций». Таковы «аффективный монолог ребенка» и он же, но представленный как «специфика и моторного и речевого поведения аффективных детей», аффективный диалог и аффективное общение, а равно и «аффективно необеспеченное общение».

Несколько большая широта, если сравнивать с «трансляциями» - это характерная особенность аффективных «комплексов активности». Таковы, конечно же, «аффективное поведение» и человека и ребенка, «аффективное аутостимуляционное поведение ребенка» или оно же, но «следующего уровня базальной регуляции» или оно тогда и «следующего уровня, чем уровень формирования внимания к аффективному смыслу происходящего вокруг». Таковы, конечно и «бессмысленные формы аффективного поведения, удовлетворяющие жажду ребенка в ярких сенсорных впечатлениях», а также и «наименее энергоемкий и чрезвычайно простой тип аффективного поведения».

Задача следующей части настоящего обзора - представление целого ряда достаточно компактных типологических градаций аффективных процедур, определяющих собой порядок проявления активности. Одна из этих градаций - это и нечто формы «связанной активности» - «аффективные взаимоотношения с окружающим миром» и «взаимоотношения внутри всей аффективной сферы», «аффективно-механические взаимоотношения» и «совместные аффективные действия». Следующая определяемая психологией градация - формы «фокусирующейся активности» - «аффективное внимание ребенка» и аффективное внимание, направленное к человеку, ребенка - «к новому ряду впечатлений» или ребенка к взрослому. Ту же специфику «фокусирующейся» активности также дано обнаружить и «аффективной ориентировке», аффективному переживанию страха несущему в себе конфликт и аффективному сопереживанию близким. Крайняя компактность равно характерна и такой подчиненной градации аффективных процедур как «комплексы упорядоченной активности», ее образуют лишь два таких экземпляра - аффективная возня и аффективная игра. Напротив, куда более представительно дано выглядеть формам «собирательно организованной активности» - таковы различного рода формы и разновидности «аффективной жизни». Здесь нам выпадает встретить аффективную жизнь человека, ребенка или аутичного ребенка, внутреннюю и индивидуальную аффективную жизнь, а также вряд ли столь простую «аффективную жизнь ребенка со своими эмоциональными критериями доброго и злого, хорошего и плохого». Ну и, наконец, той же подгруппе дано принадлежать «базальной аффективной жизни» - индивида и сообщества. Перебрав практически весь до конца известный нам перечень подобных подгрупп, ближе к его завершению мы уже можем отметить в нем и процедуры «как они есть», положим, «номинальные процедуры». В частности, числу такого рода форм дано принадлежать всякого рода «аффективным процессам» - не только как таковым «процессам ребенка», но здесь же и его внутренним процессам, а, кроме того, и низшим, и внутренним аффективным процессам вообще, и, в дополнение, - «процессу аффективно смысловой адаптации» и «аффективному дыханию». В этом случае положение последней подлежащей описанию позиции дано занять нечто «результатно замкнутым процедурам». Таковы не только лишь «культурные формы аффективной экспансии», но и само собой «аффективная экспансия ребенка», а равно и «постепенное нагнетание и гашение аффективного напряжения» или же «аффективный контроль за функциями самого организма». Кроме того, к числу такого рода процедур правомерно отнесение и нечто «реципрокного взаимодействия коррекционных механизмов всех уровней аффективной регуляции», а равно и «выработки аффективных стереотипов сенсорного контакта с окружающим».

Иная большая типологическая градация «мира аффекта», следующая за аффективными процедурами - аффективные состояния. Также и наилучшее начало равно и нашего обзора «аффективных состояний» - представление той их разновидности, что допускают признание как равнозначные аффекту - «острый аффект», свой аффект ребенка, аффективный баланс и «динамика аффективных процессов» в ее значении определенного состояния.

Далее, продолжить обзор «аффективных состояний» равно надлежит представлению форм «пребывания». Другое дело, что к числу «форм пребывания» подлежит отнести и как таковые (частные) аффективные состояния - не только «просто» такого рода состояния, но и их стеническую разновидность, а также «застревание в данной аффективной ситуации» и «остановку развития» системы базальной аффективной регуляции на том или ином уровне организации. Также к числу «форм пребывания» правомерно отнесение «длительного периода определения поведения аутичного ребенка аффективными механизмами дефицитарного уровня стереотипов». А далее перечень различного рода форм «пребывания» дано продолжить формам, где «пребывание» построено на внесении в его систему условий нечто «аффективной привходящей». Например, таковы две формы своего рода регулярных состояний - «аффективная устойчивость человека» и «сохранный уровень аффективной регуляции». Далее право продолжения ряда, начавшего здесь свое построение, следует предоставить и такого рода формам, что предполагают наличие такого условия как различного рода порядки поддержания стабильности теперь уже нечто форм аффективной специфики. Положим, такого рода порядками поддержания стабильности и обращаются состояния «стабилизации» - просто аффективных процессов, внутренних аффективных процессов, аффективных процессов ребенка, аффективных контактов ребенка с ближайшим окружением и здесь же - «аффективной жизни человека». В число порядков поддержания стабильности также доводится войти и нечто «внутренней стабильности всей аффективной системы в целом» или «временной аффективной нестабильности ребенка». Но, к сожалению, условие динамики здесь нам дано увидеть лишь на примере «покоя» - «аффективного покоя» младенца или мудрого старика. Еще одна разновидность форм пребывания - своего рода состояние «фокусировки», наблюдаемое в случае «аффективной сосредоточенности ребенка», «аффективного сосредоточения на эмоциональных проявлениях и эмоциональных оценках близких» или тогда и на примере «поглощенности собственными аффективными влечениями». Далее, пребывать в некоем состоянии равно означает и «пребывать как», положим, в состоянии комфорта, допускающим представление или как сам по себе «аффективный комфорт», или - равно посредством «режима» или же «ситуации» такого комфорта, или же - присущего такому комфорту «внутреннего состояния», а вместе с тем и посредством «относительного аффективного благополучия ребенка в контакте с внешним миром». Но и альтернатива состояния «комфорта» - тогда и состояние дискомфорта, в данном случае - «аффективного дискомфорта» или - «заглушения аффективного дискомфорта». Еще одна подчиненная типологическая градация форм «пребывания» - равно же состояния, для которых специфичен некий особенный порядок обустройства данного состояния. Положим, таково состояние, «при котором дефицитарный уровень эмоционального контроля становится деспотом в организации аффективной сферы» или - равно и «нахождение в подавляющем большинстве случаев аффективного поведения человека под эмоциональным контролем уровня эмоционального контроля». Еще одна такого рода форма - «аффективная сосредоточенность детей 3-й группы раннего детского аутизма на одних и тех же аффективных переживаниях, их стремление играть, рисовать и говорить на одни и те же темы». Однако «продолжить дело» этой формы все же доводится и тому состоянию «сложности аффективной регуляции, когда появляется и развивается естественный механизм преодоления страха». К типологической градации «порядка обустройства» состояния пребывания также принадлежат и два состояния неспособности - состоянию «неспособности избыточной стимуляции одних уровней аффективной организации компенсировать пассивность других» и - состоянию «неспособности субъекта противиться аффективному давлению другого человека и в значимой, и в незначимой ситуации». Также и некая следующая форма «пребывания», увы, не знающая при этом расширенной типологии - это и нечто «аффективное удовольствие». Равно же одну из разновидностей порядка пребывания дано образовать и нечто «аффективному дефициту» - «аффективному голоду», «особому аффективному голоду к определенного рода впечатлениям» или и «повышенной жажде острых пугающих неприятных аффективных впечатлений». Наконец, дано иметь место и такого рода формам пребывания, что допускают отождествление как «отмеченные чем-либо» - или же это «расцвет аффективных вокализаций» или - равно и «фактическое лишение матери аффективного контакта с ребенком».

Следующая масштабная подчиненная градация аффективных состояний - общность неких состояний, отмеченных особой ситуативностью. Здесь если взять аффективные состояния, как «само собой» отмеченные ситуативностью, то таковы «аффективные моменты» и «аффективно значимые события». Еще одна «градация в градации» - события и состояния, наделенные «наполнением», - «минуты адекватного аффективного контакта», «аффективные разряды ребенка», а равно и «аффективно насыщенные стереотипные ритмические двигательные разряды - прыжки при вставании, манипуляции с игрушками». Далее - внимание психологов также привлекли и события, тем или иным образом достаточные «как события», - «активация аффективной жизни», «аффективный подъем» и «аффективный резонанс у ребенка». Еще одна градация аффективных событий - события со специфической аффективной динамикой - аффективный взрыв и аффективный взрыв окружающих, «аффективные взрывы вне эмоционального контакта», а вместе с ними и «аффективное возбуждение». К сожалению, источник содержал лишь одно событие, ведущее к обретению позитивного эффекта - такова «ситуация достижения аффективной цели». Напротив, самой специфике источника дано содействовать и развернутому представлению кризисных форм протекания аффективных событий. Это и «аффективный срыв», и - «возрастные аффективные кризисы», а равно «возрастные кризисы иначе - временный дисбаланс базальных уровней аффективной организации», а с ними и «фрустрирующие ситуации замкнутые на сложность аффективной патологии ребенка». К числу «кризисных» форм аффективных событий также надлежит отнести и «грубую поломку протекания этологических аффективных реакций», «потерю конкретным страхом его аффективной насыщенности», «временное рассогласование работы уровней аффективной организации», а также же и «ситуацию нарушения привычной аффективной связи». В составе ряда специфических форм кризисного развития аффективных событий также можно обнаружить и такие формы как «конфронтация с аффективными стимулами», «западание проявлений уровня аффективной экспансии у детей 3-й группы раннего детского аутизма» и «сбои в аффективной адаптации на уровне эмоционального контроля».

Другая фиксируемая источником разновидность аффективных состояний - аффективные «актовые моменты». Или - особенное качество аффективного «актового момента» отличает такие моменты как «установление аффективного контакта», «моменты аффективного взаимодействия взрослого и ребенка 1-го уровня раннего детского аутизма» и «спонтанное аффективное обращение ребенка к другому». Также формат явного «актового» момента характерен и для аффективного состояния, заключающего собой «положение аффективного переживания как соединения простого и сложного». Тот же «актовый» формат - прямая специфика аффективных состояний воспроизведения и запуска - «многократного механического воспроизведения акта аффективного контакта возникшего однажды», «воспроизведения в случае возникновения ответной улыбки этого аффективного момента снова и снова», а равно и «запуска ряда аффективных агрессивных действий тесно связанных с врожденными влечениями».

Многообразие различных аффективных состояний пополняют и особые аффективные «состояния обладания». Если человек в одних обстоятельствах просто обладает «аффективным состоянием», то в иных обстоятельствах его настигают некие дефициты - аффективного тонуса, аффективного развития, адекватной аффективной стимуляции необходимой для развития эмоциональной сферы или он переживает состояние «аффективной дефицитарности» или страдает «обеднением аффективной жизни». С другой стороны, человек не чужд и особого качества «выносливости в аффективных контактах с окружающими», как равно его способна отличать и многомерность и конфликтность его аффективных переживаний.

Человеку, если он никогда не испытал аффективного состояния обладания, это не помеха испытать и аффективное состояние вовлечения. Конечно же, одна из форм такого рода состояния «вовлечения» - это «моменты аффективного взаимодействия» или аффективное взаимодействие ребенка с его окружением. Также таковы и все формы состояния нахождения в «аффективной связи» - с ребенком, с аутичным ребенком, с близкими, переживание «эпизодов аффективного контакта со взрослым», а также и аффективное соединение или потребность в аффективном общении. Человеку также вряд ли удается уйти и от вовлечения в «аффективные конфликты», в том числе и «в бытовом взаимодействии». Также человек вовлечен и в те или иные связывающие его зависимости - в «улучшение аффективной ориентировки в окружающем» или «в доминирование другого» в его аффективном поле. Также человеку дано допускать вовлечение и в ситуативно-особенные состояния, знать присущую ему «аффективную чувствительность к параметрам среды», испытывать «аффективное благополучие в ситуации контакта», пребывать в обстоятельствах «актуальности задач аффективного освоения мира», или строить «аффективную экспансию к окружающему миру в виде преодоления препятствия и овладения неизвестной опасной ситуацией».

Но и помимо вовлечения в те или иные частные и отдельные состояния дано иметь место и вовлечению в тенденцию. Таково, конечно же, нахождение в состоянии нормального «развития аффективной адаптации как развития механизмов всех уровней и связывания их в единое целое эмоциональным смыслом», а равно и проявление «положительной динамики аффективного развития», «прогресса в аффективном развитии ребенка» и здесь же - «появления в аффективном поведении ребенка элементов сюжетной игры». Однако помимо переживания вовлечения в «естественные» тенденции, возможно переживание вовлечения и в сторонне обусловленные тенденции; таково не только лишь состояние «притока необходимых аффективных впечатлений» но и период «нагнетания аффективного напряжения». Также человек не отчужден и от перспективы пережить состояние множественности действующих на него тенденций, положим «одновременности развития тонической основы аффективной регуляции и отработки способов аффективного приспособления к окружающему» или «параллельного развития психотехнических приемов и поддержки ими друг друга в решении единой задачи стабилизации аффективной жизни».

В числе различного рода аффективных состояний, на которые указывает источник, находят свое место и аффективные состояния подверженности эмиссии или акцепту. К числу такого рода форм и правомерно отнесение того же «аффективного заражения», во всякой ситуации - смотря, чем именно - зевотой, плачем или смехом. Не дано отстать от «заражения» и аффективной зависимости - просто «от человека» или - зависимости тогда уже как такового ребенка, зависящего, последовательно, от человека, близких или матери, а равно и от качества его контактов со средой и, кроме того, такова и «аффективная зависимость от впечатлений витальной сферы». Наконец, характерно широкий круг состояний аффективной эмиссии или акцепта доводится пополнить и «аффективному состоянию другого человека», «аффективной экспансии» или «аффективной активности ребенка».

Свою особую группу среди различного рода аффективных состояний доводится составить и тем особенным состояниям, что можно характеризовать как своего рода «тензоры». Конечно же, среди такого рода «тензоров» ведущая роль принадлежит «аффективному напряжению» - «возникающему моментально» и - «напряжению ситуации контакта», напряжению, связанному с устрашающими объектами и ситуациями и - «нагнетаемому постепенно, когда ребенок предчувствует появление чего-то страшного», а равно имеющему место «в ситуации преодоления страха». Но и помимо «напряжения» возможны и такие тензоры, как «аффективная перегрузка», «огромная перегрузка, с которой работает возникающая система аффективной адаптации», и, здесь же - «сверхнапряженная травмирующая ребенка ситуация аффективного контакта».

Небольшая подгруппа аффективных состояний, в составе всего лишь трех позиций, это подгруппа тех состояний, что представляют собой своего рода состояния «проникновения». В двух случаях это состояние способности кого-либо совершить акт аффективного насыщения - «аффективное насыщение и ритмизирование взрослым самого момента перехода - скорее, скорее, скорее бежим, бежим, бежим вперед» и - «аффективное насыщение приемами активной стимуляции ритуальных действий и религиозных обрядов». Но также сюда правомерно отнесение и форм обратного порядка - «отсутствия поступления к ребенку аффективно тонизирующих впечатлений».

Однако помимо состояний проникновения как состояний оказания воздействия также возможны и состояния «эффектов проникновения». В этом случае это не только «чувство глубокого аффективного удовлетворения» или «получение удовольствия от ярких аффективных проявлений», но и «разрешающий аффективное напряжение положительный конец». Кроме того, это и такого рода остаточные или самодостаточные состояния, как «аффективная пресыщаемость и истощаемость в контактах с внешним миром» или же «аффективное возбуждение ребенка поглощенного придуманными им образами».

Свою особую подгруппу аффективных состояний также образуют те состояния, что предполагают отождествление как «состояния преобладания». Это целый ряд форм аффективного доминирования - или впечатлений одного из уровней базальной аффективной организации или - «временное неадекватное доминирование механизмов аффективной экспансии в аффективной сфере ребенка», как равно и «временное доминирование аффективных механизмов уровня полевой реактивности», а также и «доминирование аффективной адаптации к наиболее этологически значимым сигналам». Также очевидной формой «состояний преобладания» надлежит понимать и «выделение на каждом этапе аффективного развития в раннем возрасте одного уровня - ведущего в обеспечении адекватного приспособительного поведения».

Однако помимо состояний как носителей положительных значений возможны и аффективные состояния - носители отрицательных значений, они же антисостояния или состояния дезорганизации. По данным источника, две формы в ряду подобного рода состояний - это искажения, - «значительное искажение уровнем полевой реактивности аффективной оценки интенсивности воздействия окружающего» и «искажение базальной аффективной ориентировки на этологически наиболее сильные раздражители». Также типология «состояний дезорганизации» присуща и таким формам как «сильное игнорирование аффективного сигнала» и «невозможность организации аффективного диалога».

Представление здесь аффективных «состояний дезорганизации» - удобная преамбула и для экскурса в область основной тематики используемого нами источника, проблематики нарушений эмоционального развития или «аффективных патологий». В подобном отношении источник вряд ли заслуживает упрека в узости панорамы тех или иных форм аффективной патологии. Тогда если обзор таких форм открыть представлением форм как таковой аффективной патологии, то в их числе можно обнаружить не только лишь «аффективную патологию ребенка», но равно и «аффективную патологию наибольшей сложности» или «грубую аффективную патологию - нарушение структуры и стойкий дисбаланс базальной аффективной сферы». Также принадлежность ряду аффективной патологии - это и специфика такой развернуто определяемой форме патологии, как «аффективная патология, когда ребенок надолго застревает в страхе, [определяемая] как его неспособность самостоятельно раскачать качели, то есть вырастить положительную аффективную доминанту, которая разрядила бы отрицательную». Но помимо само собой форм патологии к той же самой группе правомерно отнесение и аффективных повреждений - повреждения механизмов аффективной адаптации, «повреждения аффективного развития связанного с господством дефицитарных механизмов уровня полевой реактивности», а равно же и «грубой поломки аффективной сферы». Продолжить ряд форм патологии, но патологии именно дано тогда и аффективным нарушениям - таковы не только лишь само собой нарушения, но и их функциональная и тяжелая разновидности, а также нарушения чего-либо - динамики аффективного тонуса, аффективного контакта или - аффективного развития вместе с аффективным развитием ребенка в целом. Но аффективные нарушения равно же способны знать и такие сложные формы как «раннее нарушение аффективного развития, когда ведущим в приспособлении к окружающему длительно остается уровень стереотипов» или «нарушенную аффективную избирательность в контактах с миром». Однако помимо подобного рода универсальных нарушений возможны и некие частные или специфические нарушения, носящие характер или «нарушения баланса между смысловой и динамической функцией аффективной регуляции» или - равно и «нарушения гиперкомпенсаторными действиями баланса смысловой и тонической функции аффективной сферы». Также к числу нарушений «частного порядка» правомерно отнесение «нарушения дефицитарностью уровня эмоционального контроля развития аффективных механизмов остальных иначе - низших уровней» или «нарушения развития структуры базальной аффективной организации наступающего на том этапе ее развития, когда в аффективную регуляцию включается дефицитарный уровень экспансии». Дело «повреждений» и «нарушений» в типологии аффективных патологий дано продолжить и аффективным расстройствам, хотя помимо «особенно тяжелой» формы этих расстройств данная подгруппа не заключает собой и ничего иного. Используемый нами источник также весьма скромно обозначил и форму «аффективного кризиса», знающую помимо собственно типологической формы и лишь нечто «первый аффективный кризис». Другое дело - подгруппа состояний функционального нарушения, включающая в себя не только лишь «аффективную дисфункцию», но и «тяжелое аффективное недоразвитие», «нахождение аффективной сферы в состоянии обезглавленной» и «деградацию качелей до аффективного самораздражения характерного для уровня стереотипов». Ко все той же подгруппе равно правомерно и отнесение различного рода нарушенных состояний уровня аффективной адаптации - тяжелой гипофункции, уровня аффективной организации - представленного тогда и в форме гиперфункции, и - «аффективной недостаточности в форме гиперфункции уровня эмоционального контроля». Наконец, и самой типологии, определяемой как «патология» выпадает обратить такую форму как «аффективная дезадаптация» образующей и наиболее представительную подгруппу таких состояний. В составе данной подчиненной градации возможна не только лишь общая форма такой «дезадаптации», но и форма, характерная лишь детям или ребенку в контактах с миром, серьезная форма «в виде дезорганизации работы всех уровней», или форма, возникшая на уровне стереотипов или же и нечто форма «ранней» дезадаптации. «Аффективная дезадаптация» - она также и «дезадаптация означающая утрату возможности аффективного контроля за осуществлением внутренних физических процессов и внешних форм стереотипного приспособления к окружающему».

Тем не менее, явная патология - далеко не единственная возможность воспроизводства тех аффективных состояний, что означают проявление некоей формы дезорганизации, здесь равно возможна и та разновидность таких состояний, что можно характеризовать как своего рода «парапатологию» или слабую патологию. Так, специфика «слабой» или «ослабленной» патологии - она же и отличительная особенность состояний, возможных в силу изъянов в аффективной организации - таково не только лишь «затруднение аффективной адаптации человека», но и «недостаточная ориентация на знак аффекта», «несостоятельность аффективного стереотипа поведения», «отсутствие развития форм аффективного контакта» или «отсутствие разрешения необходимых аффективных задач». Наличие изъяна - равно же источник и сложных форм аффективных состояний, в частности - «отсутствия разрешения необходимых аффективных задач». Фундамент иного рода состояний слабой аффективной патологии - равно и реальность аффективных искажений. В том числе, здесь дано иметь место не только лишь «деформации смысловых отношений аффективной сферы», «деформации смысловых отношений уровней активности и глубины аффективного контакта человека со средой», но и «неадекватному доминированию механизмов аффективной экспансии в аффективной сфере ребенка» или же и «слабо выраженной патологии одного из уровней базальной аффективной организации». Также в значении продукта или проявления искажений правомерно признание и нечто «аффективной дезорганизации поведения» или же «реципрокного взаимодействия всех уровней аффективной регуляции на условии западения того или иного уровня». Также одну из причин, определяющих возникновение слабых форм аффективной патологии, дано составить и недостатку развития; а именно, таково и само собой «недоразвитие аффективной сферы» и здесь же и «недоразвитие способов аффективного контакта», а также и «недоразвитие аффективных механизмов избирательного и произвольного сосредоточения». Очевидными формами того или иного рода «неполноты развития» также дано обратиться и тем или иным состояниям несформированности - «несформированности более сложных аффективных уровней» или «несформированности простых предметных аффективных действий». Но и помимо аффективных состояний слабой патологии, что рассматриваются как несущие признаки некоей природы, равно возможны и состояния, что как бы «просто» складываются «в структуру» такого рода состояний. Это и нечто «астенические аффективные состояния тревоги и страха характерные для уровня стереотипов», «аффективные срывы возникающие у ребенка от нарушения режимов сна и кормления» и «увязание в аффективном действии».

В «мире аффекта» также есть место и для такой типологической градации как формы, определяющие специфику меры или служащие показателем уровня, отражающие становление аффективных образования или построения. В этом случае наилучшая возможность перехода к обзору подобного рода форм - показ их наиболее представительной подчиненной градации - разновидностей меры «аффективной достаточности». Здесь если характеризовать нечто, несущее на себе специфику «достаточности», то это или «достаточно сформированные аффективные предметные действия», «достаточно прочный аффективный контакт с ребенком» или «достаточное положительное аффективное подкрепление». Далее, того или иного рода достаточность - она равно же специфика и такого рода форм как «правильное аффективное дыхание», «правильное аффективное взаимодействие матери и аутичного ребенка», а также - «целостность и завершенность аффективного стереотипа». Практически те же признаки достаточности отмечают и характеристики «аффективные механизмы, на которые может опереться новый образец поведения» или «очерченность и динамика проявлений каждого уровня аффективной организации». Далее - если психические проявления допускают их оценку с позиций «достаточности», то также они не исключают и оценки с позиций «недостаточности». Здесь источнику доводится предложить три отдельных квалификации «с позиций недостаточности» - «недостаточность формирования аффективной организации», «недостаточная аффективная дифференциация внутренних соматических отношений» и «недостаточные формы целостных систем культурного воздействия на базальные аффективные процессы». Характерную близость проявлениям «недостаточности» равно дано обнаружить и «неразвитости собственных низших аффективных механизмов», «неразвитым аффективным образованиям уровня эмоционального контроля» и «несамостоятельности ребенка в регуляции своих аффективных отношений с миром». Еще одна разновидность недостаточности - равно и «неспособность», - «неспособность уровней активности и глубины аффективного контакта к подмене друг друга» или «неспособность аффективного контакта помочь ребенку в моменты сильного страха при большой частоте таких страхов, связанных с любыми изменениями в обстановке и режиме». В другой своей инкарнации недостаточность обретает и облик «ограниченности» - «ограниченности аффективной ориентировки уровня экспансии», «однобокости аффективных впечатлений современного ребенка», «дезавтоматизации аффективной регуляции физиологических процессов», а равно и «невозможности постепенного нагнетания и угашения аффективного напряжения». Далее - теперь уже непосредственно достаточности дано предполагать образование и ее косвенных форм, где первый претендент на обретение подобного статуса - то несомненно адекватность, - те же «адекватные формы аффективного контакта ребенка со взрослым» или «адекватная аффективная стимуляция». Но здесь опять же сама позиция источника, более тщательно рассматривающего формы неадекватности, означает и ее более широкий захват, чем адекватности; здесь и дано заявить о себе не только лишь «неадекватности сложившегося аффективного стереотипа поведения», но и «неадекватному доминированию механизмов аффективной экспансии в аффективной сфере ребенка носящему стойкий характер». Равно же как одна из форм неадекватности предстает и «излишняя аффективная зависимость от впечатлений витальной сферы» или «связь жизни при таком грубом аффективном недоразвитии с вестибулярными ощущениями, наиболее ранними фило- и онтогенетически». Иного рода непрямая форма достаточности - это и достаточность как «нормальность» - нормальное или, в другом случае, полное и гармоничное аффективное развитие, реальная аффективная адаптация, прогрессивный прием организации базальной аффективной адаптации и, наконец, и «обычный для аутичного ребенка уровень аффективной адаптации к окружающему». Также подобного рода нормальность не чужда дополнения тогда и формами ненормальности - «серьезной аффективной дезадаптацией», «ригидностью возникающих аффективных образов», «дезактуализацией аффективного смысла поведения высшего уровня» и, конечно же, «аффективной дефицитарностью, наступающей вследствие чрезмерного усиления механизмов одного из уровней аффективного контакта». Допуская здесь некоторую вольность, мы также позволим себе отождествление как некоей достаточности и специфики «важности» - само собой «аффективной важности», «аффективной значимости впечатлений динамики интенсивности внешних воздействий», и - «значения аффективных реакций других людей лишь как возможного источника аффективного тонизирования».

От достаточности - очевидного образца компаративной меры аффективных реалий возможен переход к представлению явно не компаративных, но «прямых» разновидностей меры или - пусть и «квазикомпаративных» форм обустройства меры. Конечно, одну из числа такого рода «прямых» характеристик меры дано составить и показателю «силы». Тогда если последовать за источником, то возможны не только лишь «сила аффективного возбуждения», но и «большие сила и полярность аффективных переживаний», «мощная аффективно положительная стимуляция матери», а также и нечто «энергия аффективного заряда ребенка». Но и помимо квалификации «сила» ту же функцию меры доводится исполнять и квалификации «сильный», - сильные аффективные переживания и впечатления, сильный аффективно заряженный образ, сильная аффективная память, а равно и «сильное аффективное возбуждение ребенка поглощенного придуманными им образами». Конечно же, данному ряду также дано принадлежать и «наиболее сильному аффективному сигналу для ребенка» или же и «дополнительному мощному аффективному заряду переживания успеха, победы идущему от перекрытия доминанты опасности общей положительной оценкой своих возможностей адаптации». Антитеза «сильного», что вполне естественно, «легкое» или слабое, принадлежность числу такого рода форм дано обнаружить «легкости возникновения аффективного дискомфорта» или «ослабленной аффективной чувствительности в контактах». Другое дело, что силу не всегда дано отличать и присущему ей постоянству, на что уже указывает и «усиление тактильного аффективного контакта» или «ослабление аффективного тонуса уровня стереотипов». Равно же и одной из форм предметной разновидности силы доводится предстать и той же светосиле, что и образует такие формы, как «яркая аффективная память» или «яркие аффективные проявления».

С другой стороны, «силовой фон» доводится формировать не только лишь силе, но и тому специфическому показателю, что допускает отождествление как «качество бремени». Положим, таковым и надлежит обратиться нечто «тяжелому» - аффективной патологии, степени повреждения аффективного развития, а равно и «форме аффективной патологии ребенка», аффективным расстройствам тяжелого типа, и здесь же и дефицитарности аффективного тонуса или недоразвитию или поломке тогда как таковой структуры базальной аффективной организации. Также помимо просто «тяжелого» в коллекции данных источника довелось отметиться и нечто «особо тяжелому», - «тяжелым и сложным формам аффективной патологии при детском аутизме», аффективным расстройствам тяжелого типа, а также и «наиболее тяжелым формам аффективной дефицитарности, когда ребенок теряет избирательность в отношении к среде и к людям». Тем не менее, такой характеристике «тяжести» дано допускать и дополнение моментом компаративности - «почти непереносимость ситуации нарушения привычной аффективной связи» или и «такая степень тяжести нарушений аффективного контакта, что они затмевают симптомы общей аффективной дезадаптации». Характеристика «тяжести» не чужда и возможности выражения в опосредованной форме, в данном случае - в виде «с таким трудом выстроенных новых форм аффективного контакта». От тяжести всего лишь шаг и до такого явления, как состояние «перегрузки», вознаграждающее и такими формами меры, как «перегруженные уровни базальной аффективной организации» или «выраженная аффективная перегрузка». Нагрузочную специфику, так или иначе, дано нести и условию «напряженности», в данном случае - «напряженности возникающих аффективных образов» или «сверхнапряженным отношениям между уровнем аффективной организации в состоянии гиперфункции и другими уровнями». Ну а прямую антитезу образовавшим данную группу формам обременения довелось составить лишь единственной форме теперь и нечто «легкого» - «легким пограничным формам аффективных нарушений».

Различного рода «аффективное» помимо приложения к нему мер тяжести или силы не исключает отождествления и посредством приложения мер размера. Таково или некое «наибольшее» или то, чему дано обратиться «наиболее» выраженным в некотором отношении; образцы подобного рода размерных градаций - это и некие «наиболее примитивные механизмы аффективного заражения» или и «наиболее примитивный аффективный механизм позволяющий уровню работать по принципу ‘да - нет’» и здесь же и «наиболее социально приемлемые культурные формы аффективной экспансии» или и «наибольший аффективный комфорт». Кроме того, здесь возможно сравнение и по условию «что больше», пример наложения подобного рода сравнительной меры - это и характеристика «большее значение с точки зрения аффективного кода интонации и недружелюбного выражения глаз, нежели чем высказываний противоречащих такому недружелюбию». Ну а где больше, там возможно и меньше, здесь это и нечто «менее аффективно значимые ситуации». С другой стороны, показатель размера - как бы не сам хозяин собственной судьбы, он также претерпевает увеличение и уменьшение, примеры подобных изменений - «увеличение аффективной активности», «уменьшение аффективной связи с близкими», а равно и «расширение круга раздражителей вызывающих аффективную реакцию ребенка». Кроме того, показателю величины дано допускать выражение и посредством косвенного представления, о чем подобает судить и по примеру таких характеристик, как «самая тесная аффективная связь с близкими».

Еще одна обнаруженная нами форма меры, прилагаемой к многообразию нечто аффективного - мера «высотности». Таковы, конечно, и те же «более высокие» уровни аффективной организации, но не только само собой такие уровни, но и такого плана часть этих уровней, что равно доступны и ребенку, определяя его поведение и тип аффективной адаптации, как равно и уровень аффективной регуляции или «аффективная заряженность ситуации связанной с конкретным страхом». Кроме того, мере высотности дано означать и собственно величину «высоты», как в случае «высоты развития аффективного взаимодействия ребенка с его окружением в рамках уровня стереотипов». Конечно, от высокого в какой-то мере не отстает и низкое - «низкий порог аффективного дискомфорта», «низшие уровни» что активности, что - глубины аффективного контакта, что - аффективной регуляции, а равно и тип приспособления, присущий «более низшим уровням аффективной организации». И если нам не повезло в источнике с примерами повышения, то подбор примеров снижения возможен как бы и само собой - это и «снижение аффективной самооценки себя», а равно - и «снижение порога аффективного дискомфорта», чему дано располагать не только той же простой, но и некоей «выраженной» формой.

Конечно, где доступна возможность приложения меры высотности, там объявляется и возможность приложения меры позиционности. Такова не только лишь «отдельная аффективная проблема», но и «крайняя форма выражения аффективного дискомфорта», а равно и «ранние способы аффективной активации в ситуациях эмоционального неблагополучия». Но и помимо просто позиционности здесь возможно и приложение меры «свертка - развертка», что и показывают примеры «развернутого аффективного контакта ребенка со взрослым» или «более развернутого аффективного механизма обладающего большими потенциальными возможностями».

Далее также подобает понять, что пространство - далеко не единственное начало для построения меры, исполнение функции меры способен принять на себя и комплекс «пространства - времени», что обеспечивает построение и некоей системы событийных рангов. Так, одна из мер событийности - это признак стабильности, в мире аффекта - «стабильности в саморегуляции аффективных процессов» или «стабильных аффективных связей». Иного рода мера событийного «ранга» - то равно и мера «мимолетности», - «кратковременный характер совместных аффективных действий» или «кратковременность таких минут адекватного аффективного контакта».

Еще один тип меры, равно приемлемой в «мире аффекта» - теперь и мера «глубины», но здесь нашему анализу уже не так просто определить, какой же типологии способна принадлежать такого рода мера. Скорее всего, характеристика «глубины», как и ряд похожих на нее форм обустройства меры - не иначе как форма «меры проникновения». Если это так, то разновидности «меры глубины» тогда это такие аффективные формы как аффективная дезадаптация ребенка, а равно и она, но теперь уже «в соотношении с уровнем недоразвития аффективной сферы», а также и аффективный контакт человека со средой или и аффективная патология. Конечно, из самой возможности приложения меры глубины равно дано следовать и показателю «углубления», в данном случае - «углубления аффективной дезадаптации ребенка в контактах с миром». Другое дело, что помимо характеристики «глубины» источник прибегает и к таким характеристикам меры проникновения, как «дошедшее до» некоего предела аффективное развитие, «выход за пределы ситуации достижения аффективной цели» и «отсутствие отложения в аффективной памяти достаточно выраженного следа благополучного завершения действия».

Некую следующую присущую «миру аффекта» группу близких друг другу форм обустройства меры правомерно характеризовать как группу «средств измерения» уровня организации или организованности. Например, если характеризовать некие состояния упорядочения, то здесь уместны и такие характеристики, как «амбивалентность аффективной цели связанная с трудностями ее достижения» и «обязательность порядка переживания аффективно значимых событий в общем ритуальном действе». Если же подыскивать характеристику и некоей телеологии, то ее специфику будет допускать выражение благодаря уже таким средствам задания меры как «отсутствие реципрокности отношений уровней в осуществлении аффективно-смысловой функции» или «сохранные уровни аффективной организации». Также если определять специфику некоей аффективной реалии в ее качестве порождения определенной природы, то здесь вполне правомерны такие характеристики как «аффективные расстройства определяемые в клинике как неврозоподобные», «дифференциация аффективной ориентировки зависящая от поведенческой установки» и «аффективные возможности ребенка».

Однако помимо меры конструктивности функционал меры характера организации допускает его воплощение в нечто мерах консистенции. В одном случае это вполне очевидная здесь насыщенность - «насыщение игры» или само собой аффективными действиями или, пусть ими же, но в этом случае лишь простого свойства. Кроме того, содержание источника включает в себя и такого рода формы мер консистенции, как «хрупкость всей системы аффективной организации» и «продуктивность в собственных аффективных занятиях».

Также любого рода организация не может не предполагать и приложение к ней характеристик любого рода меры сложности. В этом случае само собой условию сложности и выпадает найти выражение в «сложных и прогрессивных формах самостоятельной аффективной стимуляции», «сложных и адекватных способах аффективного реагирования» и, вполне естественно, и в «сложности аффективной патологии ребенка». Здесь также и условие соотносительной сложности дано отличать специфике и более сложной формы, что и открывают такие примеры как более сложная аффективная адаптация», «более сложная организация аффективного переживания на уровне экспансии» и «относительно сложный внутренний аффективный мир ребенка 3-й группы раннего детского аутизма». Равно же «сложность» привносит с собой и своего неизбежного спутника «усложнение», в данном случае «усложнение аффективной жизни ребенка». Между тем, уровень сложности можно расценивать посредством наложения и неких предметных или квазипредметных мер; это и «доступные ребенку уровни аффективной организации» или «примитивные и не всегда адекватные формы аффективного реагирования». Скорее всего, явный квазипредметный характер дано обнаружить и такому признаку как проявление стереотипа - «стереотипности возникающих аффективных образов» и «не стереотипному характеру приемов аффективного использования человека».

Роль особенной формы меры также выпадает примерить на себя и характеристике доминантности. Конечно, функция меры здесь - не только лишь функция квалификации «доминирование в норме эмоциональной оценки уровня эмоционального контроля над аффектом всех трех низших уровней», но равно и «доминирования в аффективной организации детской психики дефицитарного уровня стереотипов». Также исполнение функции меры принимает на себя и такая разновидность доминирования, как «доминирование проявлений» - «доминирование проявлений уровня аффективной экспансии у детей 3-й группы раннего детского аутизма», а вслед за ним и «безусловное преобладание в числе культурных психотехнических способов аффективной регуляции непременно способов предполагающих совместное использование уровней полевой реактивности и стереотипов». Но помимо прочего, здесь возможна и «доминанта со знаком» - «отрицательная доминанта аффективного напряжения связанная с препятствием» и «положительная доминанта аффективного напряжения связанная с успехом, удачным разрешением ситуации».

Далее от меры как показателя действительности или специфики аффективных реалий возможен и переход к последней позиции задания квалифицирующей характеристики аффективных реалий - показателю «принадлежности уровню». Признаку соответствия тому или иному уровню здесь дано отличать не только лишь аффективную регуляцию или аффективную регуляцию поведения, но и регуляцию стабильных аффективных связей. Точно так же отличие по уровню - это и специфика «аффективного контакта», допускающего поддержание даже согласно трем различным типам уровня контакта - активности, глубины и комбинированного активности и глубины. Своя специфичная шкала уровней - характерная черта и «аффективного тонуса стеничности», как равно и развитие дозревает до обретения собственных уровней - недоразвития аффективной сферы и простых аффективных стереотипов. Наконец, не уровни, но некие «ступени» доводится образовать и тем же «нарушениям аффективного контакта».

Теперь в нашем исследовании «мира аффекта» мы как бы завершаем наш анализ присущих подобному «миру» типологических градаций масштабного плана, вслед за которыми обращаемся к рассмотрению ряда характерно компактных типологических градаций. Тогда наш анализ подобает продолжить теперь и исследованию градации форм «перехода». Более того, здесь возможно то допущение, что одну из «форм перехода» также надлежит составить и «изменению обустройства». Положим, дано иметь место нечто «кардинальным» формам изменения обустройства аффективных реалий, скажем, «огрублению аффективной жизни» или «изменению характера аффективной ориентировки ребенка, направленной теперь преимущественно на эмоциональную оценку матери». Скорее всего, такого рода специфика - равно и отличительная особенность «качественной реструктуризации аффективного поля субъекта с произвольным изменением его валентности или с положительной на отрицательную или - обращая значимыми нейтральные впечатления». Вслед за картиной «кардинальных» изменений также возможен показ картины пусть и существенных, но явным образом ограниченных изменений; положим, такова и есть «смена обычного для аутичного ребенка уровня аффективной адаптации к окружающему на тип приспособления характерный для более низших уровней аффективной организации». В более простых случаях ограниченное изменение - оно же и «новый шаг в усложнении механизмов регуляции аффективных процессов» или - «переход к аффективным и поведенческим стереотипам уровня стереотипов, усложнению аффективных задач возникающих в процессе контакта», или - «переход в ситуации аффективного комфорта при постоянном аффективном тонизировании к организации стереотипов игрового и бытового поведения». Специфика ограниченного изменения равно отличает и «использование данного аффективного механизма, позволяющее построение нового более развернутого механизма обладающего большими потенциальными возможностями», или же и «уступку своей ведущей роли одним уровнем другому вслед за выполнением им своей этологической задачи, не нарушающей развития им своих аффективных механизмов во взаимодействии с другими уровнями».

Иная форма перехода, уже не заключающая собой таких масштабных изменений - это изменение специфичности. Положим, субъект такого изменения - характер нагрузки, что и обнаруживает случай «облегчения аффективного напряжения» или «смягчения аффективной напряженности связанной с генерализованным страхом». Тогда и движение в противоположном направлении - это «нагнетание и погашение аффективного напряжения», «обращение в напряженные взаимоотношений внутри всей аффективной сферы» или «усиление у ребенка аффективного впечатления от вещей которые его привлекают». Изменения, затрагивающие порядковую специфику тогда не только лишь «упорядочение внутренних аффективных процессов», но и «упорядочение аффективного состояния». Ряд случаев обретения новой функции или роли - это и «обретение страхом качества истинного аффекта на уровне экспансии», «обретение аффективным образом мира устойчивости, определенности и индивидуальной окраски» или равно и «обращение аффективной цели еще более притягательной по условиям аффективного развития дошедшего до уровня экспансии». Также изменению функции дано иметь место и в случае «введения взрослым в аффективный контакт примитивного разделения ролей». Свою особенную форму изменению специфичности также дано образовать и различного рода изменениям объема или масштаба - «расширению форм аффективного взаимодействия с окружающим», «расширению аффективного контакта как расширению круга близких ребенку людей», а равно и «ступени углубления аффективного контакта со средой и освоения нового слоя аффективных реакций». Но, конечно, следом за расширением доводится наступить и сужению - или «аффективному замыканию на примитивных впечатлениях» или - равно и «постепенной утрате перегруженными уровнями базальной аффективной организации возможности полноценного решения собственных задач».

Очевидная особенность события перехода - совершение перехода в некотором темпе, что указывает на и реальность динамики процесса перехода; также если аффективной специфике дано обнаружить ее непостоянство, то тем самым она равно раскрывает себя в динамике. Особую показательность в смысле наличия динамической характеристики и обнаруживает динамика аффективного тонуса или аффективной жизни, аффективного напряжения в ситуации преодоления страха или же и резкое смещение этого напряжения «от связанной с препятствием отрицательной доминанты к положительной - связанной с успехом удачным разрешением ситуации». Качество носителя определенной динамики также присуще и череде изменений - «чередованию стабильных и динамически подвижных способов аффективной адаптации», а равно и «последовательность включения в регуляцию поведения базальных аффективных уровней».

Иная определяемая источником производная градация типологической градации «перехода» - формирование тренда. Конечно, все надлежащие качества «тренда» равно обнаруживает любое становление или вырастание - «становление взрослого в положительный для ребенка аффективный центр ситуации», «вырастание личности из базальной аффективной организации» или «направленное изменении аффективного состояния человека». Кроме того, не исключена и развернутая форма перерастания - «закономерное перерастание полевой активности в формы аффективной ориентировки и регуляции поведения свойственные уровню экспансии, когда фиксированный в аффективной памяти образ желаемого начинает направлять и корригировать поведенческие акты». Равно специфику тренда дано проявить и различного рода моментам развития и приспособления - моментам развития аффективной игры, аффективному приспособлению к окружающему или формированию аффективных стереотипов. С другой стороны, упрощенную форму тренда образует собой случай «сдвига» - «положительного сдвига в аффективном развитии ребенка» или «дальнейшего прогресса в аффективном развитии ребенка достигаемого при освоении механизма психодрамы». Кроме того, особую форму тренда образует и «откат» - «регресс развития аутичного ребенка на более низкую ступень аффективной адаптации», а равно же и «регресс аффективных отношений с окружающим» или же и «постепенному угасанию острого аффекта».

Среди различного рода форм перехода также не затерялись и различного рода моменты запуска или останова; эту предельно компактную группу, если следовать данным источника, довелось составить лишь двум принадлежащим ей формам - «запуску аффективного механизма качелей» и «разрушению реальной аффективной адаптации».

Следующая важная типологическая градация как такового «мира аффекта» - образующие этот мир фундаментальные среды. Увы, источник не предоставил нам возможности поживиться ожидаемой систематикой, но позволил «где разгуляться», - здесь нам доступна не только лишь возможность выделения «аффективной сферы» или ее же «как сложной саморегулирующейся системы, обеспечивающей гибкую адаптацию индивида к окружающему», но равно и «сферы аффекта», также образующей и нечто «исходную структуру эмоциональной сферы». Кроме того, одной из фундаментальных сред «мира аффекта» довелось предстать не только лишь «системе аффективной организации», но и определяющему эту систему целостному обустройству, а помимо того и фундаментальной форме базальной аффективной регуляции, а с ними и нечто «аффективному полю субъекта». А далее таким сферам, полям и организациям довелось обрести их частное выражение и в ряде форм предметного воплощения - как сферы или системы регуляции или человека в целом или - всего лишь ребенка, или - аффективной регуляции ребенка или же детей, их психики, аутичного ребенка или как «единой системе аффективной регуляции мать - дитя». Также для наполняющих «мир аффекта» его фундаментальных среды доступны и возможности структурного приведения - обретения формата «структуры аффективной регуляции в целом» или и нечто «целостной структуры базальной аффективной регуляции». Еще одна форма своего рода «приведения» базисных начал «мира аффекта» - их обращение неким состоянием, положим, обращение нечто «тонической функцией аффективной сферы». Далее - равно и фундаментальные начала «мира аффекта» не исключают их скатывания к состоянию деградации, неполного исполнения присущей им функции, такому, как «состояние недостроенности структуры аффективной организации» или «патологически измененной и несформированной аффективной системе». И, наконец, тот же ряд допускает дополнение и включением в него такой фундаментальной среды, как «Я ребенка - как, прежде всего, аффективное Я наполненное желаниями, стремлениями, экспансией - это мое».

Если «мир аффекта» способен знать присущие ему фундаментальные среды, то он равно способен знать и отделы, выделяемые в такого рода средах. Конечно же, таковы не только лишь высшие или низшие «отделы базальной аффективной организации» или «пласты аффективной жизни лежащие ниже уровня эмоционального контроля», но равно и «уровни аффективной жизни» или «уровень простых аффективных стереотипов». Кроме того, качества вполне очевидного отдела некоей фундаментальной среды доводится обнаружить и «нарушениям как целостному пласту аффективной жизни человека» или здесь же и «двум системам аффективной адаптации субъекта к условиям окружения». Также формат не более чем «отдела» некоей фундаментальной формы - это и специфика «аффективных уровней» - или «адаптирующих индивида к стабильным условиям существования - стереотипов и эмоционального контроля» или «приспосабливающих к изменчивой среде - полевой реактивности и экспансии». Но здесь же и «среду отделов» дано отличать ее специфической типологии, когда помимо указанных выше структурных отделов возможны и функциональные отделы - «смысловые отношения аффективной сферы», «аффективная основа произвольной организации поведения человека», как равно и «аффективная среда отношений адекватных для развития эмоционального контакта ребенка с близкими». Отделы, как и сами по себе фундаментальные среды, не избегают и впадения в состояние деградации - «смысловой деформации аффективной сферы», гипер- или гипофункции того или иного уровня базальной аффективной организации или пребывания «уровня базальной аффективной организации» тогда и в «динамическом состоянии». Также, по нашей оценке, формат не более чем «отдела» фундаментальной среды - равно же и специфика «внутреннего аффективного мира ребенка 3-й группы раннего детского аутизма».

Также к составу типологической градации «фундаментальных сред» мира аффекта правомерно отнесение и производной градации форм аффективного развития - развития ребенка или «ребенка в целом», «стойкого недоразвития базальной аффективной сферы ребенка» или и «спонтанного аффективного развития, когда ребенок самостоятельно приходит к наиболее примитивному образу коллективного бандита».

«Миру аффекта» также дано заключать собой и такую типологическую градацию как среда употребляемых им компонентов, образующих формы этого мира. Положим, специфика очевидного «компонента» - равно же специфика и нечто «добавок» - «вклада от искусства» в любое тонизирующее и аффективно стабилизирующее впечатление, «вклада уровня экспансии в осуществление тонической функции аффективной сферы», а равно и «внесения уровнем эмоционального контроля своего вклада в формирование аффективной дисфункции». В дополнение к «добавкам» возможны и «самостоятельные» элементы, положим - и нечто «зоны ближайшего развития по отношению к работе со сферой аффекта». Качествам «компонента» также дано отличать и различного рода формы доминирующего содержания, то же «доминирование аффективных механизмов уровня полевой реактивности» или «активное включение в систему базальной аффективной регуляции» того же уровня полевой реактивности. Но «доминирующее» содержимое в его качестве компонента различается и по уровню сложности, допуская и столь высокую сложность как в случае «доминирующего значения аффективной оценки уровня экспансии подавляющего или пренебрегающего даже отрицательными оценками ситуации исходящими от других уровней, если сам уровень экспансии не предполагает осуществления желаемого в данных условиях». Далее, если некое порядковое начало, положим, заряд электрона, условно рассматривать как «часть» электрона, то такого рода зависимости могут предполагать распространение и на любого рода отношения порядков и их носителей. Так в силу следования подобному принципу правомерно выделение и таких компонентов аффективных реалий, как присущие им порядки, положим, что равно же и «многорядовой циклической ритмической организации всей аффективной жизни людей». Но здесь помимо порядков просто «как порядков» возможны и некие «адекватные» формы порядков, например, равно и нечто «правильное формирование аффективной сферы ребенка». С другой стороны, здесь также возможны и вряд ли «правильные» порядки, такие как «существование уровня полевой реактивности в чистом виде только в случае глубокой аффективной патологии» или «избыточная стимуляция уровня или уровней аффективной организации».

Весьма любопытная часть нашего экскурса в реалии «мира аффекта» - это представление такой его типологической градации как порядки и формы онтогенеза аффективной сферы. Здесь, в частности, одними из числа этих форм доводится предстать и нечто посылкам процессов онтогенеза - «наличию в момент формирования системы базальной аффективной регуляции лишь больших резервов роста и лишь задатков механизмов саморегуляции и самокоррекции, реализующихся в определенных условиях при адекватных воздействиях». Следом же за указанием посылок наш источник раскрывает и картину последовательности прохождения процессов онтогенеза. Эти процессы, как представляет источник, определяют и регулируют три основных принципа - «определенная последовательность формирования уровней аффективной организации», «примерные сроки появления уровней аффективной организации» и «характер взаимодействия уровней аффективной организации на различных возрастных этапах». Однако процессы онтогенеза допускают и свободную форму их протекания в виде «параллельного развития психотехнических приемов аффективной энергизации каждого уровня позволяющего им взаимозаменять, взаимоусиливать друг друга», «порядка включения уровней аффективной организации в раннем онтогенезе» и «формирования взаимодействия аффективных структур разных уровней с постепенным включением в него каждого вновь отработанного механизма». Также для процесса онтогенеза в целом допустима как естественная, так и искусственная форма протекания процесса, на что и указывает «работа по организации поведения ребенка как, прежде всего, формирования структур каждого из уровней аффективной регуляции и налаживания взаимодействия между ними». Особенность используемого нами источника - равно и характерная тщательность в определении порядков прохождения онтогенеза аффективных форм; здесь, если ограничиться типологическим уровнем, это три подобного рода порядка - аффективное развитие, прохождение аффективной сферой человека, как и когнитивной сферой пути культурного развития - социализации и - развитие аффективного контакта. Но в дополнение к общей типологии, увы, источник ограничивается указанием лишь двух такого рода форм процессов онтогенеза - «сложных процессов раннего аффективного развития» и «развития в онтогенезе структур каждого из уровней аффективной регуляции первоначально путем их экстериоризации, а затем усвоения и автоматизации, что создает базу дальнейшего аффективного развития». С другой стороны, источник все свое внимание направляет и на представление явлений, что предполагают порождение посредством такого рода процессов онтогенеза; так, задача онтогенеза - не иначе как формирование «базальных уровней аффективной организации в раннем онтогенезе», «механизмов следующего уровня аффективной организации» или аффективно тонизирующих приемов. Источник также указывает и формы, чему онтогенез аффективной сферы предназначен «дать развитие» - таковы структуры базальной аффективной организации, аффективные механизмы низших уровней и «соответствующий новый уровень аффективной организации». Вкратце источник находит нужным характеризовать и этапы прохождения онтогенеза аффективной сферы - «ранние этапы онтогенеза аффективной адаптации ребенка», а также и «первоначальный этап становления аффективных уровней адаптирующих индивида к стабильным условиям существования - стереотипов и эмоционального контроля». Естественно, что онтогенез, как и всякое развитие не всякий раз обретает и условно «правильные» формы, чему прямо и следует не иначе как из реальности «нарушений развития аффективного контакта». Источник также уделяет внимание и тому, что возникает в результате онтогенеза, иначе - «эффектам» онтогенеза. Эффект онтогенеза здесь - не только лишь «становление аффективных уровней приспосабливающих к изменчивой среде - полевой реактивности и экспансии», но и «заметное преобразование уровней активности и глубины аффективного контакта после начала их функционирования в младенчестве» или «положительная динамика, когда аутичный ребенок осваивает и начинает активно использовать аффективные механизмы более сложно организованного уровня». Или онтогенез аффективной сферы, как его понимает источник, - это и сама возможность совершенствования в таких практиках, как «закрепление определенного аффективного механизма соответствующего одному из уровней аффективной регуляции», «овладение в возрасте 6 - 7 месяцев более сложными и прогрессивными формами самостоятельной аффективной стимуляции» или в «освоении аффективного механизма уровня экспансии».

«Мир аффекта» не отгорожен и от условно «внешней» действительности, способной составить для аффективных реалий равно и источник сторонней поддержки. В таком случае, на какие формы сторонней поддержки, направленные на аффективные реалии и обращает внимание источник? В частности, по оценке источника, здесь важна и форма «инструментальной» поддержки, когда что-либо способно действовать как средство обеспечения или содействия в становлении некоей аффективной реалии. Так для источника такого рода «внешняя» привходящая психического - это и некая физиология, на что и указывает «вероятная способность внешнего двигательного ритма упорядочивать, нормализовать аффективное состояние, регулировать динамику аффективных процессов». Также такого рода внешняя привходящая - это и «запуск нормализацией ситуации общения аффективных механизмов и самой матери». Также функцию очевидной «инструментальной формы» доводится исполнять и возможности издания звука, что и обнаруживают или случаи «монотонного пения направленного на заглушение аффективного дискомфорта» или и «стереотипная вокализация» также направленная на преодоление такого рода «дискомфорта». Другое дело, что помимо такого рода в известном смысле «естественных» средств возможно использование и неких приемов - или «приемов обеспечивающих направленное изменение аффективного состояния человека» или равно и приемов «поддержания состояния аффективного комфорта посредством стимуляции человека специфическими впечатлениями, витально значимыми для уровня полевой реактивности». Также помимо приемов в той же роли способны выступить и «системные» воздействия - «поддержка эффективности работы системы аффективной регуляции постоянным тонизированием, в котором также преимущественно участвует мать» или «терапевтические показания для детей 4-й группы раннего детского аутизма всех типов игрового аффективного взаимодействия». По мнению источника, роль существенного средства внешней поддержки также доводится исполнять и «целостным системам культурного воздействия на базальные аффективные процессы». Однако такая поддержка помимо ее исполнения просто как акта или процесса также допускает и возможность использования некоего специфического оператора, осуществляющего эту поддержку, положим, взрослого для ребенка. Роль подобного рода оператора тогда и доводится принять на себя «взрослому как необходимому организатору формирующейся в первые годы жизни базальной системы аффективной регуляции ребенка» или такое имеет место и в случае «выхода из первого аффективного кризиса посредством внешней организации взрослым поведения ребенка».

Описывая различного рода порядки и условия поступления внешней поддержки источник равно находит нужным представление картины не только лишь акта или возможности, но равно и случая оказания поддержки. Положим, такова картина некоторой локальной ситуации - «вывода ребенка словом из застревания в данной аффективной ситуации», а равно и «избирательного формирования матерью благодаря своей эмоциональной оценке наиболее адекватных в каждой ситуации способов аффективного реагирования ребенка - подкрепление ею нужных способов и ограничение мешающих адаптации». Иной подобного плана момент - это «оказание в процессе контакта с ребенком помощи в регулировании и упорядочении его аффективных взаимодействий со средой, освоении психотехнических приемов аффективной организации поведения, стабилизации аффективных процессов». Далее вслед за отдельными ситуациями, возможно формирование и неких трендов, заключающих эти ситуации равно и в ту или иную систему, - не только «тонической регуляции аффективных процессов» или «аффектогенного фактора», но и поддержания их стабильности и активности, а равно и «поддержания у аутичного ребенка стабильности внутренних аффективных процессов». Другое дело, что помимо своего рода «стандартных» ситуаций не исключено становление и нестандартной - «восстановления нормального аффективного контакта с ребенком, если он пытается вдавливаться подбородком в плечо взрослого - обнять в ответ, покачать, поносить на руках». Подобным же образом помимо эпизодической поддержки аффективных форм вполне возможна и более систематическая реконструктивная, так, на системном уровне это также и «правильная постановка базальной аффективной регуляции» или же и «общая работа по развитию аффективной сферы ребенка». Следующая достаточно массовая форма подобного рода поддержки - это и те или иные оптимизация и коррекция - «оптимизация сохранных уровней аффективной организации в формировании следующих вышестоящих структур» или же психологическая коррекция аффективной сферы или - здесь же и в отдельности аффективной дезадаптации, но в одном случае - равно и «идущая одновременно в двух направлениях». Случай оказания поддержки - это равно и «перестройка аффективного Я ребенка под влиянием близких». Наконец, специфический контур случая оказания поддержки проглядывает и в различного рода формах «отладки» - или же «системы базальной аффективной регуляции детей так, чтобы биологическое и социальное были союзниками в развитии личности ребенка» или - той же самой системы, но таким образом, «чтобы она наиболее естественно организовывалась социальными взаимодействиями, чтобы иерархия базальных отделов закономерно выводила к развитию личностных структур». Кроме того, случай такого рода «отладки» - он же и случай «помощи ребенку в усовершенствовании доступных ему способов аффективной адаптации к окружающему», а также и в «формировании на основе положительного движения в развитии базальных аффективных механизмов теперь уже механизмов следующего уровня регуляции».

На «мир аффекта», если он допускает направление на него сторонней поддержки, не закрыт от воздействия и стороннего блокирования. Иной раз это и своего рода «строгие меры» как в случае наложения «запретов в традиционных культурах индивидуального или в неорганизованном порядке переживания аффективно значимых событий». Иную разновидность стороннего блокирования образуют и нечто «формы давления», скажем - «сокрушение единственных доступных для ребенка путей аффективной адаптации к окружающему» или и целый ряд форм «подавления». В числе последних возможно выделение и такого рода форм, как подавление проявлений аффективной экспансии ребенка или аффективных механизмов помогающих организовать поведение ребенка, а равно и подавление влечений аффективно неприемлемых другими людьми или и примитивных аффективных влечений идущих вразрез с эмоциональными установками. Но если не дано идти речи о тех или иных «брутальных» формах давления, то на замену возможен приход и неких «смягченных» форм - механического заглушения аутостимуляцией аффектогенного фактора, оттормаживания импульсивности в аффективных действиях провоцируемой динамической структурой окружающего или препятствования ребенку в его полном погружении в привычное аффективное удовольствие. К числу различного рода форм блокирования аффективной сферы также принадлежит и наложение неких ограничений - скажем, ограничения развития бессмысленных форм аффективного поведения удовлетворяющих жажду ребенка в ярких сенсорных впечатлениях. Но, с другой стороны, помимо очевидно внешних форм блокирующего воздействия также возможно действие и неких внутренних источников блокирования, выступающих как «квазивнешние» - патологических особенностей самой эмоциональной сферы ребенка препятствующим развитию аффективных механизмов процесса общения.

Теперь, по завершении нашего экскурса в проблематику многообразных реалий «мира аффекта» следует признать полезным и представление здесь в тезисной форме равно же ряда положений и нашей краткой аналитики. Какого же рода выводы порой тогда и «прямо напрашиваются» из одного только ознакомления с развернутой здесь картиной? В первую очередь, здесь важен «технический» вывод - понятийная система психологии странным образом практически не различает строгие понятия от, скорее всего, простых фигур речи, и во многих случаях - аффективных «значений» и «смыслов», высокого и низкого, тяжелого и легкого мы скорее располагаем метафорическим приемом образования понятия, нежели достаточной характеристикой нечто реального. Другое дело, что подобного рода оценки как бы изначально и мыслятся как не исключающие доли гипотетичности, а потому и не требуют вынесения «с полной определенностью». Иной существенный момент - та систематика, что нам доводится видеть на примере столь обширного разнообразия форм - на деле не систематика именно; здесь нам дано обнаружить некую «схему синдромов», но тогда и не более чем «как синдромы» вряд ли представленных столь достаточно, чтобы располагать и возможностью построения логичной модели такого рода синдромов. Тогда не следует оспаривать и той возможной оценки, что психология здесь и заявляет себя как некая эмпирика с неким все же имеющим место, но характерно слабым упорядочением эмпирического материала. Но, тем не менее, даже притом, что такой картине дано обнаружить специфику картины плохой систематики и слабой проработки понятийной базы, все равно она и картина психики как многообразной реальности или - всяким образом картина психики как характерно «пересеченного ландшафта» аффективного «поля». И это определенно важно для понимания самоё психологии как построителя в любом случае никогда не компактной модели действительности психики или «действительности психического».

Огл. Теория уровней

Тому пониманию психических явлений, которому следует направление психологии, избранное предметом настоящего анализа, также дано восходить к принципам некоторой концептуальной схемы аффективной сферы, а если точно - к концепции базальных уровней аффективной организации. Само основание концепции «базальных уровней» - выделение четырех уровней организации, разделенных не только лишь старшинством, но и очередностью в порядке становления; эти уровни, если они уже освоены психикой, отличает и подверженность дискриминации или блокировке, когда возможно выпадение или деградация одного или нескольких уровней при условии, что остальные сохраняют действенность. Или, иными словами, нормальное состояние психики или, скорее, развития эмоциональной сферы - использование механизмов всех уровней базальной аффективной организации при нисколько не абсолютном, но не более чем релятивном старшинстве наиболее сложного уровня - уровня эмоционального контроля. Или - доминирование этого высшего уровня - это не более чем «доминирование», но не подмена присущей ему функциональностью функций любого из трех как бы «подчиненных» уровней. Проще говоря, само «взращивание личности» - это овладение ребенком культурными психотехническими приемами не иначе, как по совокупности всех уровней базальной аффективной организации.

В таком случае, что такое «объем возможностей» такого рода фундаментальной «платформы» формирования эмоциональной сферы? Первая существенная составляющая «наполнения» подобного объема - то, что на языке психологии носит имя «решение регуляцией в зависимости от уровня аффективности различных адаптационных задач одинаково витально значимых для субъекта, но различных по степени сложности». Вторая значимая разновидность «наполнения» такой фундаментальной «платформы» - это то условие, когда «присущее индивидам различие в аффективной чувствительности к параметрам среды отражается на формировании ими их индивидуальных способов взаимодействия с миром», проще говоря, психология учитывает здесь различие в структуре «общей конфигурации» уровней. Здесь и следующий шаг в развитии этой концепции - постановка вопроса о задаче каждого из уровней или о решении «качественно особенной задачи адаптации» исходя из того, что ни одному из уровней недоступна возможность подмены собой другого уровня. Начальная же стадия решения такой задачи отмечает даже и «первые дни и месяцы жизни ребенка», но одновременно при наличии и «своего специфического времени начала функционирования каждого уровня в период раннего детства». Также система таких уровней заключает собой и гибкую схему актуального построения, иначе - «дифференциацию аффективной ориентировки зависящей от поведенческой установки», равно предполагая при этом и особенный «характер действия механизма регуляции зависящий от поведенческой установки».

Далее - принятая психологией фундаментальная «платформа» обустройства эмоциональной сферы представляет собой и ту в известном отношении потенциальную возможность, что отражает и такой принцип психологии как признание «нормальной формой развития аффективной адаптации» любым образом «развития механизмов всех уровней и связывания их в единое целое эмоциональным смыслом». Но на подобном фоне и ступенчатому порядку такого развития дано определять собой также и «возможность нового уровня выступать в качестве ведущего, главного в регуляции поведения на каждом из этапов развития и адаптации ребенка к окружающему». Кроме того, особенность данной схемы - равно же и принцип неравноправия уровней, где высшим уровням организации доступно больше возможностей, чем низшим, что и показывает положение, определяющее «коррекционные механизмы более высокого уровня аффективной регуляции средством преодоления страхов возникающих как аффективные нарушения».

На взгляд психологии система аффективной организации также предполагает и такую специфику как «расстановка единой системой регуляции всех базальных уровней в каждом отдельном случае различных акцентов вклада каждого уровня в эмоциональную адаптацию». Более того, здесь не только характеру отношений базальных уровней дано строиться «как отпечатку возрастных особенностей человека», но он равно обнаруживает и подверженность регулированию в силу действия особого «механизма временного рассогласования совместной работы уровней активности и глубины аффективного контакта человека со средой». Общей же «формулой» нечто «правильной постановки базальной аффективной регуляции» психологии присуще понимать «господство в организации поведения высшего эмоционального уровня и содружество всех уровней в активации и стабилизации аффективной жизни». Равным же образом и путь катастрофического развития для такого рода системы регуляции - это и всякое возможное нарушение равновесия в системе, как в случае «возрастных кризисов», означающих «временный дисбаланс базальных уровней аффективной организации». Подобная оценка, по мнению психологии, и находит подтверждение в реальности «грубой аффективной патологии - нарушении структуры и стойком дисбалансе базальной аффективной сферы».

Далее психология обращается к защите ее понимания фундаментальной значимости принципа «единой сложно координированной структуры базальной аффективной организации» определяя тогда и некоторые другие существенные положения. Так, в момент формирования подобной системы дано иметь место наличию «лишь больших резервов роста и лишь задатков механизмов саморегуляции и самокоррекции, реализующихся в определенных условиях при адекватных воздействиях», но все же достаточных для «развития аффективной сферы как сложной саморегулирующейся системы, обеспечивающей гибкую адаптацию индивида к окружающему». Также здесь надлежит учесть и такую специфику как возможность «группирования уровней в решении своих задач по направленности на адаптацию субъекта к стабильным и нестабильным условиям». Другой существенный момент, на что обращает внимание психология - условие того, что системе уровней дано принимать актуальную конфигурацию в соответствии с текущей задачей, например, во «взаимодействии уровней полевой реактивности стереотипов и экспансии в аффективно смысловой адаптации к окружающему» или в «совместной работе всех базальных аффективных уровней по решению задач регуляции динамики аффективной жизни».

В таких обстоятельствах и наше описание отдельных уровней, составляющих собой систему базальной аффективной организации также надлежит построить в заданном источником порядке, начиная с низшего уровня или с уровня полевой реактивности. Данный уровень - своего рода уровень «внутренней» реакции, ограниченный формированием разве что впечатлений от внешнего мира и их оценкой, или - оценкой «интенсивности воздействия среды на субъекта». Уровню полевой реактивности дано обнаружить качества своего рода партнера уровня экспансии и - «оппонента» уровней стереотипов и эмоционального контроля, но равно представлять собой и партнера уровня стереотипов в его принадлежности паре «низших уровней». Для уровня полевой реактивности также характерно и его использование «для компенсации частой пассивности в неожиданных ситуациях» или - для «стимуляции ребенка впечатлениями уровня полевой реактивности как средством» или же - использование для «уменьшения дистанции, предоставления ребенку большего комфорта в контакте» и «для получения острых ощущений связанных с высотой, глубиной и тому подобных». С другой стороны, тогда и «смысловые задачи» теперь уже «сильной формы» данного уровня - это «обеспечение состояния покоя, комфорта», что равно показывает и апелляция к нему «восточных традиций гармонизации внутренней жизни в созерцании совершенно организованного пространства». В понимании психологии с уровнем полевой реактивности надлежит ассоциировать не только лишь «аффективный покой младенца и мудрого старика», но равно же допускать, что «выраженные способности к восприятию целостной структуры, гармоничности пропорций» - и есть нечто «тенденция к усилению уровня полевой реактивности». В обычном случае уровню полевой реактивности дано выступать в кооперации с уровнем экспансии и уровнем стереотипов и показывать себя и в «слишком сильной зависимости маленького ребенка от внешней организации поля, дополняемой существованием сильных тенденций к импульсивным полевым реакциям». Уровень полевой реактивности - он равно же построитель и неких «аффективных смыслов» - «движения объектов относительно субъекта» или «пространственных пропорций предметов, их расположения относительно друг друга и субъекта». Важно и то, что в норме уровень полевой реактивности не составляет собой источника «страха как фиксированной реакции связанной с определенным релизером».

Если этот обзор уровня полевой реактивность продолжить анализом систематики, определяющей данный уровень, то здесь важна не только характерная связь «с наиболее примитивными пассивными формами полевой адаптации», но и «предопределенность реакции только внешними раздражениями». Специфика уровня полевой реактивности - обеспечение лишь «самой минимальной активности индивида в его контактах с окружающим», «наибольшая значимость сенсорных ощущений определенных модальностей - получаемых с дистантных анализаторов - зрительного и слухового», а также не выход за пределы «наименьшего структурирования следующего из наличия наиболее примитивного аффективного механизма, позволяющего уровню работать по принципу да - нет». Уровень полевой реактивности равно не предполагает «жесткого закрепления способов реагирования индивида», лишен возможности запуска агрессивных реакций в условиях его нормального существования, а также не развивает и «наибольшую чувствительность к пресыщению» и исключает способность страха дезорганизовать его механизмы. Также уровень полевой реактивности означает и ограничение «аффективным пресыщением как единственным аффективным механизмом, охраняющим человека от воздействия разрушающей силы и выводящим его в позицию безопасности и комфорта» и предполагает оценку воздействия «как дискомфортного не сразу, а по мере его накопления во времени». В целом уровень полевой реактивности соответствует «минимальному уровню активности, который обеспечивает самые пассивные - наименее энергоемкие - формы психического реагирования», порождающему и то «первое впечатление, за которое мы столь часто упрекаем себя потом», предопределяя собой лишь «примитивную аффективную оценку, ограниченную данным моментом и почти не оказывающую активного влияния на последующее поведение субъекта». Характер этого уровня - отсутствие «в аффективном переживании явной положительной или отрицательной оценки полученного впечатления», а вместе с этим и отсутствие возможности «вербального выражения его смутных аффективных впечатлений, выявляемых при попытках их осознания». Отсюда уровень полевой реактивности и надлежит расценивать как не более чем «фоновый уровень в условиях нормы и при самостоятельности лишь в условиях тяжелой психической патологии». Тем не менее, уровню полевой реактивности при всем его несовершенстве также дано располагать возможностью воспроизводства и в форме гиперфункции и - в форме гипофункции. Но если уровню полевой реактивности и дано допускать «активное включение в систему базальной аффективной регуляции», то становление его в данном качестве заметно и по очевидным последствиям.

Если уровень полевой реактивности столь примитивен, то каким именно образом ему доводится действовать или предполагать возможность воспроизводства? В частности, уровень полевой реактивности в силу недооценки «разрушительной силы внешних воздействий» может обращаться и «допущением субъекта к активному контакту со все более агрессивной средой» или же он способен лишать возможности «адекватного выхода из витально фрустрирующих ситуаций при наличии особенно тяжелых аффективных расстройств». Иного рода возможность действия доступная уровню полевой реактивности - «переоценка интенсивности сенсорных воздействий», чему прямо дано способствовать «легкости возникновения генерализованной тревоги». Настоящий объем возможностей уровня полевой реактивности и подобает подытожить на том, что этот уровень и надлежит расценивать как построителя «наименее энергоемкого и чрезвычайно простого типа аффективного поведения, хотя и адекватного для решения круга его задач».

В отношении уровня полевой реактивности также уместна оценка и с той точки зрения, какие задачи ему доводится решать; то есть - этот уровень предназначен для решения «наиболее базальных задач защиты организма от разрушающих влияний внешней среды». Но, насколько можно судить, такое представление психологии все же несколько противоречит и как таковой неоднозначности такого рода «задач защиты», поскольку «обеспечение постоянного процесса выбора позиции наибольшего комфорта и безопасности» или «установление максимальной дистанции общения помогающей избежать давления других людей» вряд ли правомерно расценивать как «наиболее базальный» тип задачи. Напротив, психология уже несколько ближе к истине в оценке задачи «сигнализации опасности или безопасности ситуации общения, позволяющей ребенку оптимальную дистанцию в общении» или и «сигнализации о витально значимых впечатлениях, своего рода желаниях, угрозе». Также, в оценке психологии, основная задача уровня полевой реактивности - это «постоянное активно охраняющее влияние», испытываемое человеком в обычной жизни. Теперь, если предпринять и попытку обобщения, опираясь на определяемый здесь объем задач, то возможно выделение равно и следующей основной группы функций уровня полевой реактивности. Таковы, конечно же, «пассивное симультанное отражение воздействия психического поля в целом» в комплексе с «обеспечением безопасности взаимодействия с окружающим миром до активного направленного контактирования с ним», что и надлежит расценивать в значении не иначе как «предварительного избежания фрустрирующих воздействий».

Уровень полевой реактивности не настолько самодостаточен, чтобы не знать и возможности его блокирования; возможность блокирования данного уровня всяким образом доступна для самого старшего уровня - эмоционального контроля и ряда других форм, обладающих большей «силой воздействия», кроме того, такое блокирование способно распространяться и на определяемую данным уровнем оценку интенсивности эмоционального контакта.

Также уровню полевой реактивности дано знать и его собственные формы аффективного воздействия - «проведение обрядов и праздников в гармонически организованном пространстве» или «ориентировку направленную на оценку количественных характеристик воздействия внешней среды». Кроме того, данному уровню дано формировать и фигуру такого его особенного носителя, как субъект «следующий установке на уклонение от сверхсильных раздражений посредством занятия максимально комфортной позиции».

Далее наше продвижение на шаг вверх в субординации уровней базальной аффективной организации будет означать и перемещение в позицию, где закреплен теперь и уровень стереотипов. Этот уровень, в отличие от предшественника, всего лишь «оценивавшего впечатления» уже достаточен в его способности «обеспечения возможности активного выделения и воспроизведения определенных впечатлений». Тем не менее, пока что подобная способность еще не выходит за рамки «выработки аффективных стереотипов поведения адаптирующихся к конкретным стабильным условиям» имеющей место в условиях, когда «нестабильность ситуации, неизвестность, опасность, неудовлетворенное желание всегда вызывают» лишь «тревогу, страх» не позволяя выработку реакции в форме агрессии. Существенное достоинство уровня стереотипов - отличающая его степень «контроля за соматическими процессами, что субъект получает возможность легко и ярко воспроизводить необходимые ему свидетельства соматической недостаточности», его способность допускать вывод из состояния пассивности или его свойство «формирования влечения к качественно отрицательным в норме страшным отвратительным впечатлениям, грязи, крови, болезни». Здесь, в том числе, и запуск механизмов, принадлежащих не только лишь данному уровню, и порождает эффект «получения необходимых тонических впечатлений», а равно и само собой уровень стереотипов - он равно же «средство увеличения избирательной привязанности».

Настоящий обзор отличительных особенностей уровня стереотипов надлежит продолжить и постановке вопроса - кому и чему предпочтителен уровень стереотипов? Источник предлагает и прямой ответ на поставленный вопрос: уровень стереотипов - это предпочтение африканских культур «с их сосредоточением на простых ритмических движениях, чувственных ощущениях приемов активации уровня стереотипов» или предпочтение ребенка, включающего этот уровень в первые месяцы жизни в силу «особого значения в это время создания стабильных связей с окружающим миром». Усиление уровня стереотипов не только отличает связь с «детской сенсорной радостью жизни» или с «глубокой чувственной связью с окружающим миром, наличием сильной аффективной памяти и устойчивостью в привычках», но на него равно замыкается и «развитие астенических аффективных состояний тревоги и страха, вызываемое переживанием беспомощности, невозможности борьбы, отчаянием». Также и некий иной непременный спутник уровня стереотипов - это и «наибольшая характерность примитивных форм аутостимуляции».

Теперь если настоящий экскурс в проблематику уровня стереотипов повести уже как анализ систематики данного уровня, то уровень стереотипов это не только лишь «определение основ формирования индивидуальности человека», но и «обретение аффективным образом мира устойчивости, определенности и индивидуальной окраски». Уровень стереотипов не только лишь столь достаточен в «обеспечении адаптации к привычным условиям на фоне несостоятельности по отношению нестабильных условий», но «определяет в норме поведение ребенка буквально с момента его рождения», а равно обнаруживает и «направленность на фиксацию реактивных проявлений и реактивных стратегий». Характерная особенность уровня стереотипов - «не любить или даже не мочь ждать», его ответственность - это «аффективная адаптация в достаточно стереотипных условиях существования», его функционал - это «выделение простейшей временной сукцессивной организации впечатлений» и «обеспечение психологического комфорта ребенка удовлетворением физиологических потребностей - в еде, сне - и поддержанием стабильности в его взаимодействиях с ближайшим окружением». Уровень стереотипов - он равно же средство обращения «положительных переживаний более устойчивыми к пресыщению», создания условий для «повышенной чувствительности субъекта к любым нарушениям процесса удовлетворения потребностей», хотя этот уровень все же не «обеспечивает условия направленные к формированию у ребенка адекватного поведения, направленного на преодоление страха». Уровню стереотипов присущи не только лишь «наибольшая аффективная значимость элементарных сигналов внутренней среды организма» или «активная избирательность в адаптации к окружающему», но он равно предполагает и «коррекцию оценки воздействия по интенсивности оценкой его качества - соответствия или несоответствия витальным нуждам организма». Уровень стереотипов также особо чувствителен «к различным ритмическим воздействиям», «сосредоточен на аффективной регуляции ритмически организованных соматических процессов и выработке стереотипов удовлетворения потребностей основанных на повторяемости внешних условий» и открыт для порождения «яркой окрашенности эмоционального переживания удовольствием и неудовольствием». Также уровень стереотипов равно отличает и «качество почти непереносимости ситуации нарушения привычной аффективной связи и задержки уже заявленного приятного ощущения». Этому уровню также дано знать и свои особые стереотипные реакции и впечатления переживаемые как приятные или же неприятные. Подобно и уровню полевой реактивности, уровню стереотипов присуще формирование и своих специфических гиперфункции и гипофункции.

Характерная черта уровня стереотипов - способность оставить и свой особый отпечаток - это фиксация агрессивных действий и создание возможности «перехода к их преобладанию в поведении ребенка», запуск «ряда аффективных агрессивных действий тесно связанных с врожденными влечениями» и обеспечение «развития способов аутостимуляции на основе тонизирования соматической сферы».

Уровень стереотипов предполагает воплощение и в тех или иных особых формах - или в форме «чрезмерного сосредоточения в процессе контакта на отстаивании привычных форм сенсорного взаимодействия со средой» или - в «изнеженности, трудности в перенесении лишений вызванных большой чувствительностью к неприятному и повышенной ранимостью к качественно плохим впечатлениям». Иного рода характерная специфика уровня стереотипов - «особая ранимость, сверхосторожность в удовлетворении соматической потребности», которой дано знать и такую форму-антагониста, как «постепенное увеличение устойчивости к лишениям с одновременной потерей избирательной привязанности к сенсорным приятным ощущениям». Уровень стереотипов равно дано отличать и той или иной степени развитости механизмов или достаточности контроля с его стороны.

Функциональная направленность уровня стереотипов - не только лишь «регуляция процесса удовлетворения соматических потребностей как основной адаптационной задачи» или инициация переживания, локализованного «в пределах уровня» в компании с «переживаниями синестезии», но и формирование «аффективного образа мира как комплекса ассоциативно связанных чувственно ярко окрашенных впечатлений». Уровень стереотипов прямо невозможен и в отсутствие «стойкой и яркой аффективной памяти» и «накопления знаний о соматическом Я, его избирательности в сенсорных контактах с миром».

Далее, какова специфика уровня стереотипов по отношению субъекта или окружения субъекта? Здесь, первое, уровень стереотипов для субъекта это «сигнализация о витально значимых впечатлениях, своего ряда желаниях, угрозе», а равно и «защита от сенсорного дискомфорта в форме ограничения контакта со средой немногими привычными условиями». Кроме того, уровень стереотипов это и очевидное средство «стереотипизации человеком своей жизни в защите ее от неожиданности и фиксации способов получения сенсорного удовольствия вплоть до изнеженности и привередливости в привычках, что не означает, что механизмы уровня стереотипов могут осуществить экспансию». Также уровень стереотипов это не только средство выработки «качественной оценки сигналов из окружающего и внутренней среды организма», но и функционал «скорой помощи исходящей из панической оценки ситуации и означающей запуск примитивных оборонительных реакций». Равно уровень стереотипов и в его значении средства «оценки сенсорного качества и витальной значимости контакта» обращается и средством формирования «активной избирательной направленности на партнера или активной негативистической защиты от него», проще говоря, обеспечивает «активность и избирательность в контакте». Если в части регуляции поведения ребенка первых месяцев жизни уровню стереотипов дано играть важнейшую роль «в отработке приспособительных реакций - пищевых, оборонительных, установления физического контакта с матерью», то в жизни вообще этому уровню дано предполагать «становление как фонового компонента сложных форм адаптации, определяющего полноту и своеобразие чувственной жизни человека». Важно, что одну из задач уровня стереотипов также составляет собой и «аффективное освоение ощущений всех модальностей - вкусовых, обонятельных, слуховых, зрительных, тактильных и трудно дифференцируемых комплексных соматического благополучия и неблагополучия», а равно и «фиксация устойчивой аффективной связи между впечатлениями». Другая важная функция уровня стереотипов - это и «продолжающееся оттачивание уровнем стереотипов своих стереотипных способов приспособления, обслуживая как фоновый уровень эмоционального контроля с его ближайшей целью - отработкой системы способов эмоционального контакта со взрослым».

Но, с другой стороны, психика лишена и такой возможности развития, что означало бы автоматическое достижение уровня стереотипов, а потому для психики не исключена и возможность выпадения этого уровня, что и показывает пример группы аутичных детей, «у которых имеет место западение уровня стереотипов и уровня экспансии». Точно так же уровень стереотипов - это и страдающая сторона в случае «меньшей ограниченности сенсорных отношений со средой индивидуальными пристрастиями субъекта и большим уровнем их опосредованности через заражение субъекта эмоциями других людей». Также источнику дано упомянуть и такое воздействие, направленное против данного уровня, как «задержка включения механизмов уровня стереотипов».

Уровень стереотипов равно в той или иной мере составляет собой и то же «действующее начало»; так, именно он и инициирует попытки «заглушить возникающую тревогу некоторыми неадекватными способами» или «избирательно усиливать стенические состояния и противодействовать развитию астенических». Кроме того, задача уровня стереотипов - фиксация таких «возникающих трудностей», «как страх, болезни, тревоги о состоянии собственного здоровья», а равно же он обращается и источником «дополнительной стимуляции, реализуемой в играх с водой и светом, движением, красками, тактильными ощущениями».

Объем возможностей уровня стереотипов также расширяют и проводники «влияния», та же «эмоциональная память упорядочивающая, стереотипизирующая восприятие окружающего», что действует бок о бок с механизмами, представленными на этом уровне. Равно же «проводник влияния» - это и «эмоциональный опыт, фиксирующий аффективные привычки субъекта, накапливая фонд его индивидуальных сенсорных предпочтений».

Теперь если ступить еще один шаг, то на следующей ступени нас приветствует уровень экспансии, стоящий следом за уровнем стереотипов. По оценке психологии, специфика уровня экспансии - это «закономерное перерастание полевой активности в формы аффективной ориентировки и регуляции поведения, когда фиксированный в аффективной памяти образ желаемого начинает направлять и корригировать поведенческие акты». Более того, характерное отличие уровня экспансии от предшественника - положение, когда «нестабильности ситуации, неизвестности, опасности, неудовлетворенному желанию» теперь уже «мобилизует субъекта на преодоление трудностей». Также уровень экспансии тем непохож на уровень полевой реактивности, что если тот «оценивает интенсивность воздействия среды на субъекта», то этот «оценивает силу воздействия субъекта на среду», а равно открывает и перспективы «овладения меняющейся динамичной средой». При этом уровень экспансии - он равно же уровень, требующий своеобразного патронажа уровня полевой реактивности, «поддерживающего своей охраной от неожиданных сверхсильных воздействий решение задачи овладения меняющейся динамичной средой». Уровень экспансии равно отличает и та особая «формула» развития, что можно расценивать как процесс обретения «средств уменьшения ранимости и увеличения стабильности, активности, предприимчивости в контакте» и «поддержания стремлений к поиску все новых и новых впечатлений».

В таком случае, чем полезен для психики выход на уровень экспансии и обретение ее процессами той сложности, что в состоянии отвечать теперь и полному объему требований уровня экспансии? Здесь основная польза для психики - это обретение «качества легкости на подъем, смелости, раскованности, легкости во взятии на себя ответственности в разрешении напряженной ситуации» или «постановки большего аффективного акцента на переживании впечатлений индивидуального риска, героического деяния отраженного в древних сагах», как и «качества Я ребенка как, прежде всего, аффективного Я наполненного желаниями, стремлениями, экспансией - это мое». Связь с усилением данного уровня отличает не только лишь «подростковую и юношескую активность и нестабильность», но во многом определяет и «увеличение активности ребенка, его самостоятельности в контактах с окружением», прямо порождая «альтруистические и другие социально значимые ценности сочетанием эмпатической и героической тематики - преодолением опасности во имя спасения другого человека». Также и как таковая природа важнейшего психотехнического приема психодрамы - это аффективный механизм уровня экспансии.

Но что тогда психология расценивает и как нечто систематику уровня экспансии? Конечно же, она видит этот уровень равно же «уровнем преодоления трудностей, страхов, неожиданных творческих решений в новой ситуации» или уровнем «адаптации к неожиданно меняющемуся внешнему миру не предполагающей жесткого закрепления способов реагирования индивида» как и тенденцией «адаптации к меняющимся условиям жизни». Для уровня экспансии и всякое появление нового воздействия или препятствия и исполняет лишь «роль повода для запуска исследовательского поведения», а плану совершения действий в реализации этого поведения доводится строиться равно же как «выделению не только объектов желания, но и барьеров». Также уровень экспансии не только лишь «обустраивает подлежащую оценке структуру по закону силы - правилу значительного превосходства положительным зарядом отрицательных впечатлений», но и «оценивает положительные и отрицательные воздействия не как сами по себе, но в общей структуре». Как бы то ни было, но уровень экспансии еще и некоторым образом ограничен - увы, ему не присуще «выделение субъектом аффективных реакций других людей как необходимых для ориентировки сигналов в силу построения анализа происходящего с учетом лишь возможности опоры на собственные силы». Уровню экспансии также дано располагать и его собственным способом расправы над пресыщением, в данном случае - отъемом «у пресыщения и части отрицательных впечатлений», кроме того, здесь и качеству препятствия дано «подлежать оценке не только как отрицательной величине, но и как необходимому для субъекта положительному впечатлению». Ряд общих особенностей уровня экспансии - ограниченность его аффективной ориентировки, связь аффективных переживаний с достижением желаемого, большие сила и полярность аффективных переживаний - не столько положительных и отрицательных, сколько стенических и астенических переживаний. На уровне экспансии также дано иметь место и «самостоятельному тонизирующему значению достаточной уверенности субъекта в своем успехе». Также уровень экспансии - он равно и источник порождения особых «чувств, овладевающих субъектом в состоянии мобилизации на преодоление трудностей», а также, подобно трем другим уровням он знает и его собственные состояния гипофункции и гиперфункции.

Более того, если уровень экспансии - он же и возможность стимуляции «посредством переживания азарта, неожиданного приключения», то и своевременное формирование его механизмов - равно и средство «предохранения от застревания на тенденции к самообвинению».

В его становлении как формации уровень экспансии не только лишь предполагает «излишнюю утилитарность» процесса развития, но допускает становление и такой формы, как «переоценка общей враждебности людей по отношению к субъекту и поддержка им недоверчивости, осторожности в контактах». Кроме того, уровень экспансии знает и такую свою особенность как «чрезмерная фиксация на своих привычных способах сенсорного контакта со средой, выработка особой осторожности к новому, страхе перемен», а также страдает и «переоценкой интенсивности воздействия, что оборачивается недооценкой собственных сил, неуверенностью, тормозимостью во взаимодействии с миром». Также столь характерное для уровня экспансии нарушение «баланса между приспособительной и тонической функциями» определяет собой и «подчинение его работы принципу удовольствия». Равно уровень экспансии способен знать и становление в формах далекой от нормы функциональности, положим, что и такого рода нарушений работы, когда «неизбирательность влечения и отсутствие фиксированных целей инициируют появление новых способов удовлетворения потребности, но чувствительность к дискомфорту уводит эту экспансию на путь наименьшего сопротивления». Другие формы уровня экспансии равно же далекие от нормы - это и его неразвитое состояние, недоразвитие, нарушения гармоничного функционирования, отсутствие достаточного развития механизмов или ослабленное состояние.

Психология допускает толкование уровня экспансии равно и в свете характеристики «объемлемости»; подобного рода качества уровня экспансии - тогда это «оценка субъектом лишь условий достижения аффективной цели без учета последствий удовлетворения влечения», равным образом уровень экспансии достаточен и для «активной адаптации к новым условиям на основе разрешения особого класса аффективно-смысловых задач». С «позиций объемлемости» психология также отмечает и насыщенность уровня экспансии присущими ему возможностями «формирования специальных аффективных механизмов активного освоения и преобразования внешней ситуации», наличия «спонтанного механизма изживания страха» и поддержки «типа поведения осуществляющего активную экспансию на окружающее». Равно же уровень экспансии характерно дополняет не только лишь «аффективная память, служащая копилкой нового знания о себе», но и «аффективное переживание утратившее конкретную сенсорную окраску, проигрывающее в многообразии, но зато выигрывающее в силе и напряженности», и подкрепляет и обретение «страхом качества истинного аффекта».

Если все представленные характеристики уровня экспансии не позволяют усомниться в их правомерности, то какой же оценки ожидают тогда и способности уровня экспансии? Да, и на деле уровень экспансии обнаруживает и способность создания «нового отношения к опасному объекту, когда само аффективное переживание страха уже несет в себе конфликт, становится амбивалентным», а также и потенциал инициации «высокой степени психической активности». Уровень экспансии равно же «обеспечивает для взрослых активную адаптацию к нестабильности ситуации, когда аффективный стереотип поведения обнаруживает несостоятельность» и поддерживает «сложность аффективной регуляции достигающей такой степени развития, когда появляется и развивается естественный механизм преодоления страха». Также уровень экспансии способен выстраивать и «тенденцию к преодолению опасности, стремление овладеть ситуацией в форме подключения к борьбе со страхом влечения к преодолению опасности», вносить вклад «в осуществление тонической функции аффективной сферы» и формировать, оценивая динамику контакта, колебания настроения и давление партнера, «механизмы позволяющие преодоление возникающих в контакте страха, тревоги». Равно уровень экспансии отличают и качества опорного уровня «при переходе от эмоционального правила к эмоционально принятой социальной роли», а также он обеспечивает и «решение задач преодоления страха, освоения и овладения угрожающей ситуацией».

Тем не менее, не исключено и такого рода содержания действительности, что не позволяет уровню экспансии его полноценное утверждение в психике. Так, возможны и нечто «явные трудности в формировании и своевременном подключении уровня экспансии», как и условия «препятствующие включению в структуру базальной аффективной организации» тех механизмов данного уровня, что «отвечают за адаптацию к изменчивым условиям жизни». В психике аутичных детей также имеет место и «западение» данного уровня, а влиянию на этот уровень уровня стереотипов равно доступно и сдерживание развития его механизмов. Равно здесь правомерно указание и того характерного отпечатка, что налагает на психику невротизированных детей старание их матери «подавлять проявления аффективной экспансии ребенка и не давать им реализоваться в контактах с другими детьми».

Также числу задач уровня экспансии принадлежит и «обеспечению способности быть устойчивым, не шарахаться при внезапном изменении», а равно и содействие в «увеличении стабильности в контактах ребенка» или «блокировка тенденции стереотипного ответа на воздействие среды». Уровню экспансии равно дано располагать и такими особенными носителями возложенной на него миссии, как присущие ему специфические «культурные психотехнические приемы аффективной стимуляции» или агрессивные приемы теперь уже как «способы аффективной адаптации к окружающему», а равно и свои особенные механизмы и с ними и «вербальные приемы аффективной стимуляции». Кроме того, ряды средств, способных нести миссию данного уровня, пополняют и особые аффективные вербальные и зрительные образы.

Теперь нам предстоит переход к завершающей стадии обзора теоретической схемы психологии известной как «базальная аффективная организация», где нас ожидает восхождение на высшую ступень - уровень эмоционального контроля. Уровень эмоционального контроля, хотя он и соответствует высшей ступени организации, все же не свободен и от подчинения низшим формам такой организации, что и обнаруживает пример «подчинения задачам получения удовольствия уровня стереотипов регуляции отношений с людьми осуществляемой на уровне эмоционального контроля». Тем не менее, уровень эмоционального контроля не только прогрессирует как «средство увеличения произвольности», но обнаруживает и такую степень тотальности, как «осуществление любого коррекционного воздействия при любой тяжести аффективной дезадаптации лишь под контролем уровня эмоционального контроля, при приведении в действие его аффективного механизма». Кроме того, если для уровня эмоционального контроля допустимо его подчинение низшим уровням, то по отношению психики этот уровень равно отличает и возможность «использования других для осуществления своей экспансии не сопереживая им, не в действии посредством прямой силы, а добиваясь этого другими средствами, не вступая в прямое столкновение». Уровень эмоционального контроля также предполагает подключение его механизмов к изживанию страхов или их использование «как сообщающих удовольствие от ощущений конфронтации с людьми», использование «вне их эмоционального смысла» или и «вне связи с эмоциональным сопереживанием другим людям и не для достижения собственной аффективной цели, а для защиты от возможной неожиданности».

Уровень эмоционального контроля, несмотря на статус высшей формы, допускает включение в первые месяцы развития ребенка вслед за уровнем стереотипов, что следует из «особого значения в это время создания стабильных связей с окружающим миром», а также допускает «активное включение в аффективную регуляцию» и предоставляет его механизмы как опорные «слабому уровню стереотипов». С усилением уровня эмоционального контроля не только надлежит соотносить образование связи «житейской зрелости», но равно он предполагает выражение и как нечто «качество сверхсредоточения на человеческих отношениях». Иногда уровню эмоционального контроля также дано обретать и ту меру характерной силы, что дано иметь место и нечто «положению пластов аффективной жизни лежащих ниже уровня эмоционально контроля как практически не затронутых». Вместе с тем уровню эмоционального контроля дано допускать становление лишь «при развитии в ребенке способности к эмоциональному сопереживанию, иначе - при сращивании психодрамы с» его механизмом, и формировать дисбаланс в основном между собой и уровнем экспансии, «не затрагивая при этом уровней полевой реактивности и стереотипов».

Обзор систематики уровня эмоционального контроля следует начать с констатации факта, что в подавляющем большинстве случаев аффективное поведение человека находится «под эмоциональным контролем уровня эмоционального контроля», и продолжить свидетельством, что данному уровню равно доводится обеспечивать «осознание ребенком своего поведения и переживание его даже когда это поведение оправдывает игровая ситуация». Далее обзор систематики уровня эмоционального контроля следует продолжить его представлением в значении уровня, где имеет место «организация поведения по сложному кодексу этологических правил контакта, дающих возможность стабильной жизни сообщества», чему непременно дано означать и «нарастание богатства и качественного своеобразия переживаний за счет многообразия форм контактов человека с человеком». Также уровень эмоционального контроля - он же и форма организации поведения, «исключающая в случае неудачи в адаптации формы реакции в виде ухода, двигательной бури, направленной агрессии замещаемые на обращение за помощью к другим людям» и одновременно он равнозначен «поведенческому акту уровня поступка - действия строящегося с учетом отношения к нему другого человека». Равным же образом уровень эмоционального контроля не только лишь способствует «очень раннему появлению у ребенка способности заражаться эмоциональным состоянием близкого человека», но и способствует «направленности на фиксацию реактивных проявлений и реактивных стратегий». Потому уровень эмоционального контроля и подобает расценивать не иначе как форму «доминирования эмпатии одобрения или неодобрения других людей над переживаниями приятно - неприятно, хочу - не хочу, могу - не могу» в паре с очевидной «положительной оценкой одобрения людей и отрицательной оценкой их негативной реакции». Равно уровень эмоционального контроля достаточен и для «создания практически непресыщаемых систем позволяющих человеку неограниченно растрачивать себя», доминировать в норме собственной эмоциональной оценкой над аффектом всех трех низших уровней и допускать обращение ведущим уже на ранних этапах нормального онтогенеза. Также подобно трем другим уровням, уровень эмоционального контроля знает и его собственные формы гиперфункции и гипофункции.

Как и некоторые другие уровни, и уровню эмоционального контроля дано допускать образование и различного рода форм воплощения, например, такой формы, как «излишняя настойчивость в соблюдении привычных форм контакта с миром - ограничение круга общения, взаимодействия с людьми» или же «ранимость в эмоциональном общении, особая чувствительность к взгляду, прикосновению, голосу другого человека». Если же уровень эмоционального контроля находится в ослабленном состоянии, то здесь он ограничивается «лишь поддержанием постоянной тревоги», или, в другом случае, допускает своеобразие развития его механизмов «предопределяемое гиперфункцией уровня стереотипов» или, напротив, обнаруживает «недостаточность развития, вынуждаемую доминированием уровня экспансии». Характерная особенность уровня эмоционального контроля - специфика его «реакции на ситуацию эмоционального взаимодействия, выражающейся в сверхостром восприятии отрицательных оценок людей, проявлении неуверенности, тормозимости в контактах». Если гиперфункцию уровня эмоционального контроля, а именно «опережение им в своем развитии других уровней» отличает достаточная простота, то его недостаточному развитию дано «восходить к недостаточной дифференциации уровнем стереотипов физического самоощущения, в свою очередь строящейся на малой индивидуальной избирательности в сенсорных контактах с миром». Уровню эмоционального контроля также дано не только находится в «условиях осложненного функционирования», но и прогрессировать «в утрате своей функции, что позволяет воспринимать людей лишь как условия достижения своей цели, их рассмотрение как препятствия, обращение объектом манипуляции и становление легкости в решении судьбы другого». Также для уровня эмоционального контроля возможно и пребывание в ослабленном состоянии, «позволяющем ему всего лишь поддержание постоянной тревоги».

Особенность уровня эмоционального контроля - не только лишь наличие такого рода «конкретного приспособительного смысла» как «налаживание эмоционального взаимодействия с другими людьми», но и порождение им «усовершенствованной формы эмоциональной ориентировки в себе», а равно и формирование пула особенных эмоций. Так, с одной стороны, этому уровню дано знать «аффективное переживание, связанное с сопереживанием другому человеку опосредованное переживанием этого другого человека», но и, с другой, равно и «эмоциональное переживание хорошо и плохо - смею - не смею, должен - не должен». Специфика уровня эмоционального контроля - не только «получение субъектом ощущения безопасности, уюта окружающего мира», но и «появляющееся уже в раннем возрасте стремление к подражанию действиям близкого человека обеспечивающее усвоение форм коммуникации и взаимодействия». Также уровень эмоционального контроля дано сопровождать не только лишь «культурным психотехническим приемам стабилизации аффективной жизни использующим» его средства, но и «эмоциональной уверенности в силе других, в их знаниях, в существовании эмоциональных правил поведения гарантирующих адаптацию без внезапных срывов». Но при всем при этом уровню эмоционального контроля не избежать и специфических «сбоев в аффективной адаптации».

Основная задача уровня эмоционального контроля - непременно же «формирование самоощущения окрашенного эмоциональными оценками других людей означающего создание предпосылок развития самооценки», но, помимо того, на нем также лежит и «ответственность за налаживание устойчивых эмоциональных отношений ребенка с окружающими его людьми». Другие задачи этого уровня - «создание образа надежного, стабильного окружающего мира защищенного от неожиданностей и превратностей» как и определение «эмоционального смысла контакта и предоставление ребенку возможности быть произвольно организованным эмоциональным правилом заданным партнером». Уровень эмоционального контроля не только обеспечивает «закладку фундамента аффективной основы произвольной организации поведения человека» но и создает возможность «замыкания субъекта на строгое следование правилам поведения, стандартизацию ситуаций, на поиск постоянной поддержки, одобрения других людей». Уровню эмоционального контроля не только доводится обращаться к «разрешению сложных этологических задач организации жизни индивида в обществе» или «стабильно обеспечивать адекватную синтонную реакцию на оценку других людей», но и брать на себя «ответственность за социальную приемлемость, правильность форм поведения». Посредством уровня эмоционального контроля также реализован и «контроль сообщества над индивидуальной аффективной жизнью через доминирование над низшими уровнями активности и глубины аффективного контакта», а также на него возложена и «ответственность за стабильность адекватных эмоциональных контактов ребенка с окружающими людьми, за подчинение его поведения их эмоциональным оценкам и установкам». Конечно, если свести воедино всю раскрытую здесь специфику, то условной общей функцией уровня эмоционального контроля и правомерно признание «организации поведения субъекта непосредственными эмоциональными реакциями других людей и заданными ими эмоциональными правилами поведения».

Уровень эмоционального контроля в какой-то мере дано подрывать и «разрушению уже сложившихся механизмов этого уровня и обращению уровня экспансии главным в аффективной адаптации», и подобным же образом - и временному ослаблению его влияния и отсутствию развития его механизмов. Хотя, с другой стороны, и сама судьба человека - это и пребывание «при гармоничном аффективном развитии под постоянным контролем ведущего уровня - уровня эмоционального контроля».

Теперь если характеризовать формы прямого воздействия уровня эмоционального контроля, то это либо помощь, «состоящая в разработке правил предотвращающих сбой, постоянной перепроверке совершения действия», или это «перевоспитание им уровня стереотипов за счет расширения набора индивидуальных привычек коллективным аффективным опытом». Уровень эмоционального контроля также оказывает влияние «степенью своей ригидности», определяя тем самым «стойкость и выраженность страха в условиях приспособления к меняющейся и неожиданной ситуации».

Миссия уровня эмоционального контроля - дело не только лишь присущих ему механизмов, но и «ориентировки, направленной на выделение аффективных проявлений другого человека как сигналов наиболее значимых для адаптации к окружающему», «эмоциональной памяти упорядочивающей, стереотипизирующей восприятие окружающего», а также «оценке качества, задаваемой не параметрами физического Я, а эмоциональной оценкой другого человека». Пассивные трансляторы функционала уровня эмоционального контроля это и «эмоциональный опыт, фиксирующий запреты и предпочтительные формы контакта с окружающим миром отражающие опыт других людей», «эмоциональное упорядочение впечатлений, их организация посредством эмоциональной оценки других людей как средства воздействия на динамику аффективных процессов» и «проведение обрядов и праздников с концентрацией на эмоциональном переживании».

Здесь надлежит уже завершить предпринятый нами обзор теоретической схемы психологии и перейти к предложению оценки присущей ей состоятельности. Первое, что обращает на себя внимание - концепцям психологии дано носить в известном смысле «дидактический характер», искать самоутверждения именно «как учению», но - никоим образом не как описанию особенного феномена или комплекса явлений. Систематику ее схемы все же отличает облик «проекта нового завода в чистом поле», что хотя и исходит из очевидных эмпирических данных и обращается попыткой приведения их в систему, но также не исходит и из понимания самоё психики как особенной реальности и из определения ее специфического положения в мире. Эта теория действительно допускает поверку возможностью ее успешного приложения, но - не знает поверки на основе неких косвенных, близких или каким-то образом связанных данных или картинах явлений. То есть такая теория - как бы теория «в принципиальном плане» локального объекта, но - не теория некоего феномена или локального объекта, широко укорененного в мире на том множестве позиций, на которых возможно его размещение. Иными словами, такой теории не дано доказывать свою справедливость под тем углом зрения, под каким физике доводится доказывать ее справедливость и в объяснении химических явлений. Другой важный момент - из этой теории нам сложно узнать пределы ее применимости, то есть - как таковую область справедливости ее положений; иными словами, «теория уровней» - локально-практическая теория. Однако в любом случае здесь существенно следующее - при всех недостатках такой теории «как теории» ее вектор явно направлен в противоположном подходу философии направлении, а именно - он противоположен всякому сведению картины психики «к точке». Психика в подобном представлении непременно и обретает облик явления разнообразной природы, что допускает его изучение лишь на всем множестве доступных для нее воплощений. Иными словами, психология притом, что не вполне удачно систематизирует, все же не упускает из рук и направляющую ее путеводную нить - представление психики как всякого рода «комплексной структуры».

Огл. Магическая сцена психодрамы

«Психодрама» - та любопытная форма, в том и исключающая уподобление рассмотренным выше предметам, что ей выпадает знать не только лишь характерные функциональные качества, но ей же дано удостоиться и формального определения. Собственно обобщение функциональных качеств и позволяет признать психодраму то и как нечто ««спонтанную драматизацию ситуации в процессе групповой или индивидуальной терапии, в результате чего обнаруживаются некоторые внутренние конфликты являющиеся проблемой для пациента». Более того, если представленную здесь характеристику не помешает дополнить и развернутым именем «психодрамы», что определяет ее не иначе как «психотехнический механизм по типу классической психодрамы».

Равно значим здесь и тот любопытный момент, что психология далеко не просто придает психодраме столь существенное значение, поскольку в ее понимании психодрама - едва ли не единственно возможная основа для «работы с аутичными детьми 2-й группы раннего детского аутизма» если ее и построить как «стремительное и одноактное разворачивание психодрамы». Более того, психологии дано даже настаивать на использовании психодрамы в значении спасительного средства собственно потому, что лишь его применение может «обеспечить дальнейший прогресс в аффективном развитии ребенка, что достигается при освоении механизма психодрамы». Также и сам «выход ребенка к психодраме» способен составить для него самого равно и нечто «постоянное условие аффективного контакта с окружающим миром», а непосредственно психодраме в мире методов психологической коррекции дано представлять собой метод, не исключающий и сопоставления с электрошоком.

Далее, психодраме в ее качестве метода коррекции дано обнаружить и «тождественность аффективному механизму уровня экспансии», что столь значимо на фоне, что детей с проблемами психики в виде неустройства уровня экспансии дано отличать и специфике «практически постоянного присутствия попыток психодраматического изживания страха в агрессии».

Сама же собой психодрама, если отвлечься от трактовок психологии, это и своего рода спектакулярность, обрисовка любого совершаемого акта или даже намерения богатой фантазийной мотивацией и сложной интенциональностью, а равно и дополнение искусственной драматической остротой несущественных пустяков. Далее если нашу оценку сопроводить пояснениями как таковой психологии, то богатый драматизм психодрамы - вполне достаточное средство отвлечения психики или, попросту, реальность «приема отвлекающей психодрамы». Или, положим, психодрама и составляет собой процедуру, где «энергетический заряд, связанный с влечением к страшному дозируется, распределяется по частям в ходе развернутой сюжетно-ролевой игры». Другая подобного рода возможность - равно и такого плана «моделирование всей структуры психодрамы», что «отвлекает ребенка от разрушающего игру сильного аффективного заряженного образа, не дающего возможности ее разворачивать». Также возможно и то построение отвлекающей психодрамы, что отмечено «присутствием в сюжете игры страшного или неприятного персонажа или опасной ситуации при временном отдалении их рассмотрения с отвлечением ребенка рядом специально вводимых эмоциональных деталей, подробностей сюжета».

Иная существенная специфика психодрамы - ее построение в нескольких особенных форматах, в том числе, не только допускающей освоение ребенком в ходе психического развития, но и обретающей воплощение в социально неприемлемой форме. С другой стороны, возможна и такая альтернатива по большей части «внутренней» психодрамы, как «полностью окультуренная психодрама, реализуемая в наиболее социально приемлемых образцах поведения».

Для понимания «явления психодрамы» существенно и обстоятельство, что составляет собой источник «силы» психодрамы. Конечно же, в своей функциональной специфике психодрама и есть нечто «динамика аффективного напряжения, состоящая в его резком смещении от связанной с препятствием отрицательной доминанты к положительной - связанной с успехом, удачным разрешением ситуации». При этом существенная для инициации психодрамы исходная ситуация - тогда и ситуация «несущая признаки внутренне конфликтной, когда в наличии аффективно значимая цель, но ее достижение сопряжено с преодолением столь же аффективно значимого препятствия». Настоящие обстоятельства и определяют основную задачу психодрамы - «формирование гибкого и развернутого поведения, достаточного чтобы обеспечить длительные и сложные виды деятельности», что объясняет и как таковое «формирование психодрамы в детском возрасте первоначально как механизма изживания страхов». Более того, эта оценка также достаточна и для объяснения, почему психодрама - это наилучшее средство «обнаружения страхов пациента, других его эмоциональных проблем и их корректировки приведением острой ситуации к благополучному исходу». В том числе, в отношении психодрамы существенно и то обстоятельство, что одним из ее исполнителей обращается и сам «терапевт, вовлеченный в ролевую игру или в индивидуальный контакт между ним и пациентом».

Если собранных выше данных уже достаточно для общего представления о предмете психодрамы, то надлежит предложить и результирующее обобщение, как именно возможно подобного рода сочетание, с одной стороны, естественного механизма, с другой - средства психологической коррекции по имени «психодрама». Конечно, здесь не исключено и предположение характерно амбивалентной картины - с одной стороны, психодраму можно расценивать как самобытное явление и, с другой, допускать и неприемлемость подобной оценки. С одной стороны, психодрама - не иначе как форма, целостная как характерная процедура, с другой - она же и ряд далеких друг от друга «сюжетов», возможных в такого рода «драматургии». То есть ставка психологии в присущем ей понимании «психодрамы» - скорее идея единства процедуры, но не идея специфики воздействия вполне определенного приема, в одном случае - шокирующего, в другом - отвлекающего, в третьем - увлекающего и т.п.

Огл. Феномен пресыщения или - торможение от избытка

Явление или состояние «пресыщения» если исходить из картины, изображенной в источнике, это нечто известное непременно же по проявлениям, но не удостоенное не только формального, но и косвенного определения. Однако теперь по тому, каким именно образом пресыщение допускает представление при посредстве задания связей или порождения последствий, его и надлежит понимать как состояние избытка эмоций или ощущений, само наступление которого как бы блокирует инициативу и обрекает на в известном отношении состояние инертности. Тогда как таковое следование подобному пониманию и обусловит рассмотрение пресыщения не под углом зрения, «что оно», но с той точки зрения, почему оно и столь существенно для психики.

По своим «связям и последствиям» пресыщение - это нечто «механизм защиты» и в его качестве механизма оно равно подобно и «механизму смещенного поведения». Пресыщение тем и интересно, что наибольшую чувствительность к нему дано развивать уровню полевой реактивности, а по «быстроте нарастания» оно прямо коррелирует с «качеством изначальной аффективной заряженности ситуации» или, положим, - с «силой аффективного возбуждения». Далее, пресыщение - все же это достижение блокирующим действием не такой уж значительной силы, чтобы оно исключало и «возможность смены одного действия другим», откуда дано следовать и такой специфике, как «эффективность смены одного действия другим при пресыщении и неэффективность при истощении». Пресыщение, а, точнее, аффективное пресыщение не только исполнитель функции «единственного аффективного механизма охраняющего человека от воздействия разрушающей силы и выводящего его в позицию безопасности и комфорта», но оно равно же порождает и риск «легкости возникновения негативных эмоций и агрессии в ситуации, когда невозможно прекратить действие вызвавшее пресыщение».

Однако что же пресыщение способно представлять собой как некий «внешний ряд событий»? Здесь если дополнить картину примером ребенка 3-й группы раннего детского аутизма, то таково «разламывание слепленных из пластилина фигурок» и «разрывание рисунка или замазывание его краской». Далее, в тяжелых случаях пресыщению дано предполагать и такие острые последствия, как самоагрессия, а его снятие равно возможно посредством «восстановления деятельности человека после пресыщения введением в нее новых смыслов, стимулов, похвалы, отметки».

Скорее всего, одну из возможных форм пресыщения доводится составить и «мгновенно включающемуся оберегающему механизму пресыщения», чему дано обнаружить и некую существенную специфику, если подразумевать такое явление, как «наступление пресыщения в процессе реализации действия, производящее особенно странное впечатление резкого перехода от принятия объекта к его уничтожению». Кроме того, не следует забывать и о такой разновидности пресыщения, как «возможность наступления пресыщения связанного с действием еще до начала действия». Наконец, пресыщение в какой-то мере подобает наделить и независимостью от внешнего фона, если не забывать о возможности «наступления пресыщения еще до вступления в активный контакт с миром».

Равно же отличительная особенность пресыщения - это и некая очередности признаков, его первые признаки - «вариации изменяющие смысл действия», когда последующие признаки - «вариации вызывающие распад действия». Также механизму пресыщения присуще и прямо «отвечать за включение и выключение уровня полевой реактивности» и, помимо того, исполнять и функции «механизма защиты от эмоционального перенапряжения».

Но если пресыщение уже проявилось, то возможно ли и его гашение? Ответ психологии на этот прямо поставленный вопрос - не только лишь констатация самой возможности «борьбы с пресыщением во взрослом возрасте в виде ритмичного постукивания ногой», но и указание реальности такого приема, как «максимальная активизация и углубление контакта субъекта с миром с возможностью отодвинуть пресыщение сколь угодно далеко». Также избегать пресыщения помогает и «обращение положительных переживаний более устойчивыми» к пресыщению, или и «отвоевывание уровнем экспансии у пресыщения части отрицательных впечатлений». Также сдерживанию пресыщения дано исходить и из «состояния комфорта в комплексе со сдерживанием пресыщения».

Насколько можно судить, ключ к пониманию природы пресыщения - его очевидная специфика альтернативы истощению. Или пресыщение - это и своего рода состояние «надоедания», а если это и так, то ему также доводится знать и далеко не одни те же истоки и причины. То есть, не исключено и допущение, что, как и в случае психодрамы, психология здесь явно определяет как приоритетную специфику формы, но - не само собой предметное качество.

Огл. Наша версия теории метода познания психологии

Если философское познание расценивать как практику, понимающую ее правила и принципы осознания действительности непременно же правилами синтеза нарратива, то в любом из философских направлений принцип «синтеза нарратива» будет определяться как основополагающий, а построение «сюжета» нарратива каждое из направлений будет определять согласно избранным приоритетам. Но если позволить себе критическую оценку манеры философии везде и всюду действовать способом синтеза нарратива, то нельзя не заметить и недостаток систематичности в тех попытках обретения осознания, что номинально вроде бы и направлены на построение систематики. Тот же самый методологический «парадокс» - равно и характерная черта научного аппарата психологии, что буквально «везде и во всем» фокусируется на предмете состояния аффекта, в ее понимании - не иначе как «ключевой» категории.

Тогда если сведение любого психического проявления к предмету связи, отношения или продукта «состояния аффекта» и расценивать как «однобокое» развитие систематики, то - что могло бы составить собой причину такого рода односторонности? Конечно, первое, что приходит на ум - психология в большей мере все же уделяет внимание сбору эмпирических данных, и оставляет вне поля зрения спекулятивный синтез. Если же психология и ставит перед собой задачу спекулятивного синтеза, что можно видеть на примере «теории уровней», то, скорее, с целью, чтобы «распределить» собранные предметные данные или наработать некие пусть неполные, но хотя бы каким-то образом эффективные ориентиры для навигации в собранных данных или в самом мире явлений. Далее такую мысль не помешает развить и посредством оценки, что подлинное «достаточное обоснование» концептуальной картины некоей природы - не иначе, как верификация подобного понимания на материале равно же ряда близких, но при этом, так или иначе, но разнородных явлений. Так, если те же «уровни базальной аффективной организации» это не грубое или просто «рабочее» упрощение, но и нечто недвусмысленно реальное, то им не дано не обрести воплощения не только на поле развития эмоциональной сферы, но и на поле возможностей спекулятивного мышления, особенностей простой психологии наподобие ловкости и т.п. Но в описанной нами конструкции «структура базальной аффективной организации» как бы замкнута сама на себя - ей дано показывать лишь некие отзывчивость или контактность ребенка, но - не показывать его возможные проницательность или догадливость, хотя и той части нарушений, что связаны с высшими уровнями этой организации непременно дано как-то пересекаться и с такого рода качествами.

В теоретических изысканиях психологии также проглядывает и отсутствие привязки к физиологическому аппарату, хотя в некоторых случаях ее сложно не ожидать. Или в некоторых случаях коррекции эмоциональных нарушений дано обеспечивать лишь незначительное улучшение, что явно указывает на далеко не на внешнюю причину устраняемого дефекта, но источник никак не поясняет и саму возможность подобной зависимости.

В результате невозможно исключение и того предположения, что функции классификации для как таковой теории психологии, хотя при том же и «классификации» не более чем относительно, дано возобладать над теоретическим объяснением природы или истоков явлений, исследуемых данным методом познания.

Еще одна значимая особенность психологической теории - отсутствие правила, устанавливающего порядок проверки на фальсифицируемость. В этом случае важно, что если психологии и дано знать некий метод, то странно, почему ей не приходит на ум попытка замещения применяемого метода тогда и неким другим, пусть лишь «отчасти трансформированным» методом, чтобы определить из такой подмены и нечто действующее здесь начало. Так, всем объяснениям, где психология относит успешное проведение психологической коррекции к правильному выбору метода, скорее дано выглядеть как элементарным событиям вовлечения аутичного ребенка в характерно более интенсивное общение равно и с подкреплением формами достойного обращения, что уже можно расценивать как эффективное средство повышения психологического тонуса ребенка.

Психология также выпускает из поля зрения то обстоятельство, что и как таковая психика - это и некий характерный вид содержания, наполняющий мир в целом. Психику все же подобает признать равно и нечто механизмом извлечения представления о событиях внешнего мира и событиях в самом организме, что и предполагает ее организацию не иначе, как в виде системы обработки информации и, на подобной основе, организацию как командного процессора. Хотя элементы подобных представлений как бы «проскальзывают» в предлагаемых психологией схемах, но при этом им не дано знать и какого-либо приведения в систему.

Тогда если подвести общий итог ряду предложенных здесь отдельных оценок, то психологию и подобает расценивать как практику эмпирического поиска интересующих ее явлений, любопытную тем, что ей дано принимать за должное любое приходящее на ум объяснение таких явлений, предполагай оно наличие хотя бы какого-либо спекулятивного смысла. То есть теория психологии в отношении ее достаточности как теории - не более чем «теоретический полуфабрикат».

Но психология также успешна и в ее способности не терять тот импульс эмпирического познания, что не только прямо исключает фокусировку на неких ценностных посылках, но требует постановки на первый план то непременно же и работы с эмпирическим материалом. И здесь как таковое качество эмпирического материала не предполагать расположенности к редукции в точку, какие бы формы и не доводилось бы принять такой «точке», и поддерживает в психологии тот импульс позитивного познания, который столь скоро и безо всякого сожаления дано утрачивать всякого рода «измам». Хотя, как мы позволим себе судить, построение психологией «базальной организации» ее собственной психологической теории - дело далеко не близкого будущего.

04.2021 - 08.2023 г.

Литература

1. «Эмоциональные нарушения в детском возрасте и их коррекция», М., 1990