Начать настоящий анализ следует пояснением на первый взгляд незаметного, но ощутимого различия. Или - возможны два выражения: «метод познания психологии» и «метод познания в психологии», несхожие в силу наличия во втором выражении предлога «в». Эти два выражения интересны тем, что при близком лексическом подобии они имена различных предметов. То есть включение предлога во второе выражение - прямое указание, что психологии дано знать множество отдельных частных методов познания, когда отсутствие предлога в первом - признание самоё психологии особенным методом познания или осознания действительности мира или фрагмента мира, что равнозначно и заявлению с ее стороны претензии на свой особый взгляд на мир. Или выражение, не содержащее предлога - это характеристика самой психологии как взгляда на мир или ее характеристика как особенной практики познания образующих мир отношений и форм или форм, образующих фрагменты мира. Реальности подобного положения и дано допускать постановку задачи теперь уже исследования как таковой психологии как особенной формы, практики или, возможно, тактики проникновения в загадки мироздания.

Другое обстоятельство, требующее уточнения в предисловии, - особенность выбора источника «исходных данных». Конечно, психологии дано представлять собой практику познания, нацеленную на описание мира, в ее ситуации - практику, нацеленную на описание психики как типизированного объекта исследования, то есть объекта, располагающего тем присущим ему «совершенно особенным», что неизвестно множеству иных типизированных объектов исследования прочих направлений познания. Но, тем не менее, и психология в том близка физике, химии и биологии, наукам практикующим не только описание мира, но занятым и поиском возможности воспроизведения продукта, неизвестного неорганизованной природе. В данном отношении и выбор источника данных для настоящего анализа, - хотя в нашем случае это вынужденный выбор, - такого рода исследование психологов, что ставит задачу не описания неких особенностей психики, но преследует цель «разработки технологии» производства «продукта психологии», - любым образом выигрышный выбор. То есть психологии в этом случае не просто дано ставить задачу понимания предмета, но - ставить задачу создания нечто, что допускает воспроизводство как «продукт» психологии. Специфике такого рода «продукта» и дано отличать методы и приемы психологической коррекции аффективной дисфункции. Тогда нам остается лишь завершить предисловие на представлении используемого источника - монографической работы коллектива психологов «Эмоциональные нарушения в детском возрасте и их коррекция».

Кроме того, полезно обратить внимание и на следующее обстоятельство - наши попытки облагораживания приводимого цитирования не всегда успешны в силу лексических и структурных особенностей цитируемого текста.

Огл. Но что образует продукт психологии?

Итак, как обещано в предисловии, речи здесь дано идти о средствах психологической коррекции. То есть продукт, чье образование дано обеспечить науке психология, это методики «психологического тренинга», когда проведение тренинга по некоей программе позволяет устранение недостатков в психическом развитии. В данном особенном случае преследуется цель устранения посредством тренинга таких недостатков в развитии психики, что известны под именем «эмоциональных нарушений». Нам же в отношении подобного рода задачи, подлежащей решению науки психология, предстоит определиться, что составляет собой «субстрат» такого «продукта», и какова специфика таких методик или методологии.

Отсюда и правильная последовательность рассмотрения интересующего нас предмета - поначалу указание тех «эмоциональных нарушений», чье устранение и призваны обеспечить такие методики. Здесь если перечислить квалификации, присутствующие в источнике, то в числе форм таких нарушений и довелось найти свое место патологической аутостимуляторной активности, эмоциональной неадекватности, нарушениям аффективного контакта или такой любопытной форме как незавершенность структуры базальной аффективной организации. Отсюда в целом задаче психологической коррекции и дано ожидать разделения на ряд частных задач устранения таких нарушений «в пользу адекватных полезных ребенку способов тонизирования, возможных в силу присутствия или постоянной возможности включения эмоционального контроля за ситуацией и возможности эмоционального сопереживания». Иными словами, как можно заключить на основании приведенной цитаты, ожидаемый результат тренинга - овладение ребенком, страдающим нарушениями психики такими способами тонизирования, что строятся «на включении эмоционального контроля за ситуацией и возможности эмоционального сопереживания». Кроме того, в деятельности проведения тренинга возможен выбор и некоей «идеальной цели» - «формирования устойчивых поведенческих механизмов, обеспечивающих ребенку на доступном ему уровне стабильность в саморегуляции аффективных процессов и эмоциональную адекватность в контактах с миром».

Кроме того, существенной спецификой такого тренинга дано предстать и доведению до достаточного уровня некоего контрольного критерия притом, что ему дано предполагать специфику не только критерия, но и собственно результата тренинга, - а именно, «формированию и по возможности завершению структуры базальной аффективной организации, развитию отсутствующих уровней регуляции и отлаживанию отношений между ними». Существенное значение этого результата для улучшения функционирования психики - это «восстановление или формирование все более сложных типов развернутого целенаправленного поведения - игрового, бытового, учебного». Более того, такому тренингу не только дано означать развитие «организационно-смысловой функции эмоциональной системы за счет развертывания разных по сложности форм адаптивного поведения», но и оказывать содействие тонической регуляции эмоциональной системы.

Конечно, данной постановке задачи доводится установить и порядок очередности решения тех или иных ожидающих решения частных задач. Тогда та частная задача, что источнику дано определять как задачу первой очереди - это задание «преимущественной ориентации коррекционных воздействий на собственные резервы и механизмы базальной аффективной сферы». По отношению подобной «первой задачи» задачу второй очереди также составить и «важнейшей задаче психокоррекции - ориентации на структуру уровней» базальной аффективной организации.

Теперь, когда самой психологии довелось обозначить постановку задачи и видение ожидаемых результатов, и дано начаться отсчету времени проведения «конкретной работы» или реализации методики. Но в каких именно формах могла бы вестись такого рода «работа» и что предполагается делать? Здесь, если предложить наше толкование данных источника, то предполагается совершение таких актов, как оказание «воздействий, направленных на переструктурирование патологической иерархии отношений внутри системы аффективной организации» или «обучение ребенка распределению и использованию энергетического потенциала, приходящего с механизмом психодрамы посредством той формы ее дозирования, что исключает перевозбуждение и срывы». Кроме того, прямым дополнением таких практик дано предстать «разработке, структурированию уровня таких аффективных стереотипов, овладению его возможностями в смысле аффективного тонизирования и организации поведения», а равно и «усложнению взаимодействия ребенка с окружающим, формированию механизмов следующего уровня аффективной организации». Ну и, наконец, завершить такой составленный нами перечень форм проведения тренинга выпадает и «включению психодрамы в определенный социальный контекст объединением психодрамы с эмоциональным контактом, достижением у ребенка синтонности переживания».

Далее - некую вспомогательную группу форм подобного рода воздействия дано составить и двум следующим практикам «коррекции». Первая - «работа с родителями, целью которой является разрушение сложившегося стереотипа отношений с ребенком и стимулирование новых форм эмоционального контакта между родителями и ребенком», вторая - «преодоление даже уже возникших трудностей контакта при направленной стимуляции дефицитарных уровней регуляции эмоционального общения».

В этом случае, каким именно приемам, средствам или операторам и дано допускать их использование в ходе проведения в жизнь обозначенной здесь программы? Так, если всмотреться в картину, образованную нашими собственными впечатлениями, то следует избрать несколько иную форму описания, но если последовать за источником, то всему в нем доводится быть построенным вокруг использования одного любопытного инструмента, известного там под именем «психодрамы». В частности, разновидностями «психодрамы» дано предстать таким приемам, как «насыщение игры элементами эмоционального сопереживания с той целью, чтобы постоянство эмоциональных контактов стало необходимостью для ребенка, и психотехника уровня эмоционального контроля на равных конкурировала с психодрамой» или «дополнению игры разъяснением социальных ситуаций, характеристиками игровых персонажей, разбором отношений между ними». Кроме того, обращение к инструментарию психодрамы - оно же и дополнение возможностей этого способа коррекции «эмоциональным подкреплением счастливого конца за счет разделения психологом радости ребенка благополучному разрешению ситуации» или «объединением в единый сюжет того ряда стереотипов, которые приобрели вид игровых эпизодов». Ну и, наконец, такого рода характерно не бедный арсенал приемов дано увенчать и «практике доигрывания ситуаций обращения ребенка к психодраме, подчеркивающей их благополучное завершение, счастливый конец».

Теперь, если предложить некую общую характеристику подобного рода подхода, то, говоря словами авторов нашего источника, это любым образом «коррекционное воздействие при любой тяжести аффективной дезадаптации проводимое лишь под контролем уровня эмоционального контроля», то есть - под контролем высшей формы становления эмоциональности.

Тем не менее, такой коррекции не только доводится следовать предназначению средства исправления различных нарушений, но равно же знать и порядок становления, разбитый на ряд задач или принадлежащих им этапов и включать в себя характерно разные формы тренинга. В частности, если нарушению эмоциональных возможностей ребенка дано произойти лишь отчасти, то задаче коррекции дано сводиться лишь к «организации поведения ребенка как, прежде всего, формированию структур каждого из уровней аффективной регуляции и налаживанию взаимодействия между ними». Или, если у ребенка «индивидуальная психотехника несформирована и недоразвита», то здесь возможно ведение тренинга по принципу «построения развернутых форм игрового поведения на том, что психодрама как индивидуальная психотехника несформирована и недоразвита». Или если у ребенка дано иметь место дисбалансу в форме «подавления аффективной аутостимуляцией всех прочих механизмов и проявлений аффективной жизни», то здесь как нельзя уместно «построение развернутых форм игрового поведения на том, что психодрама как индивидуальная психотехника является способом аффективной аутостимуляции, подавляя прочие механизмы и проявления аффективной жизни». Равно и вступление в контакт с аутичным ребенком следует построить посредством нечто приема «первоначального использования ритмичной сенсорной стимуляции с тем, чтобы привлечь внимание аутичного ребенка, установить с ним контакт и организовать игровое взаимодействие». Ну а специфика частных задач подобного рода тренинга - равно и как таковая психологическая коррекция агрессии, страхов и т.п.

Равно ведению коррекции дано полагаться и на подобающий порядок последовательности проведения. В одном случае это последовательность в виде «отработки способов аффективного приспособления к окружающему», в другом - последовательность в виде «развития тонической основы аффективной регуляции». Кроме того, здесь не исключены и комплексные формы работы, в частности - «сочетание прицельной тактической работы над дефицитарными механизмами аффективной адаптации с общим стратегическим воздействием на базальную аффективную структуру в целом». Более того, в специальных случаях здесь не исключена и специальная схема построения тренинга, скажем, «отработка в быту в домашней обстановке с ребенком 2-й группы РДА необходимых форм поведения, обеспечивающих его полное приспособление в привычных условиях - приспособление к режиму, навыки самообслуживания, помощь на дому».

Другое дело, что подобного рода операции, как и их возможные аналоги в медицине, неосуществимы без проведения обследования или, в данном случае, в большей степени исследования. Положим, при определении причин нарушений в психическом развитии психологам сложно обойтись без такого шага, как «исключение из анализа случаев очевидного недостатка внимания и ласки, жестокости в отношениях с ребенком». Более того, приступая к проведению тренинга, психологи вынуждены предварять проведение подобных процедур «определением синдрома нарушения, то есть выявлением патологической иерархии отношений внутри системы аффективной организации и связанной с этим разработкой воздействий направленных на переструктурирование данной системы». Кроме того, другое важное условие успеха здесь также доводится составить определению «функциональной характеристики аутостимуляции ребенка посредством двигательных стереотипий».

Также, если положение объекта коррекции дано обнаружить равно же и «тяжелому типу аффективных расстройств», то это и предполагает подбор «оптимальных условий профилактики возникновения таких влечений», кроме того, отдельные формы тренинга, положим, холдинг-терапия допускают здесь проведение лишь на условии строгого следования определенным правилам.

Равно же опыту проведения психологической коррекции эмоциональных нарушений равно дано представлять собой источник пополнения новым знанием и как такового корпуса представлений психологии. В том числе, психологам дано воспринимать этот опыт как показательный «в отношении, что развитию тонической основы аффективной регуляции следует несколько опережать отработку способов аффективного приспособления к окружающему». Далее, скорее в большей мере все же эмпирической установке психологической коррекции эмоциональных нарушений дано порождать и «направленность исследования на усвоение аутичным ребенком основных аффективных психотехнических приемов, необходимых для реализации произвольного поведения». Хотя пока что подобного рода методы коррекции, в значительной мере сохраняющие эмпирическую природу, все же вынуждены искать опоры и в «максимально конкретном изложении методов психокоррекционной работы при раннем детском аутизме». Тем не менее, в настоящих условиях в значительной мере уже наработанной теоретической базе дано позволять психологам оценку тех или иных методов равно же и как «полностью неадекватных из-за негуманности и полного пренебрежения закономерностями аффективной жизни ребенка, отказа от использования и даже подавления аффективных механизмов помогающих организовать поведение ребенка».

Где-то характерно близким образом психологии доводится определять и функциональные или технические установки практики проведения психологической коррекции. Конечно, в первую очередь это выбор средства коррекции, далее - следование, главным образом, «установке на организацию целостного поведения ребенка», а равно и «ведение психологической работы по двум направлениям - восстановлению аффективной среды отношений адекватных для развития эмоционального контакта ребенка с близкими и формированию его внутренних аффективных механизмов общения». В «техническом» смысле, по признанию психологов, непременно значимы и такие условия как «одновременность развития тонической основы аффективной регуляции и отработки способов аффективного приспособления к окружающему» с дополнением такого развития еще и «первоочередным направлением внимания на установление аффективного контакта». Кроме того, в этом случае важна и такая техника, как набор «приемов аутостимуляции используемых психологами в игре».

Конечно, психологической коррекции вряд ли доводится протекать столь гладко и не встречать проблем со стороны не всякий раз доступной возможности ее проведения. В этом отношении правомерно упоминание не только лишь «аутостимуляторных действий тяжело травмирующих родителей, обыгрывать которые просто противопоказано», но и «трудностей формирования у ребенка адекватного аффективного образа мира, активной позиции, устойчивости и подвижности в отношении с ним».

Теперь, если озаботиться подведением итогов, то - чему именно в понимании психологии дано означать меру успеха психологической коррекции эмоциональных нарушений? С одной стороны, здесь допустимо наложение и такой меры, как «относительное аффективное благополучие ребенка в контакте с внешним миром», с другой - равно уместна и характеристика «разворачивание небольшого игрового сюжета, который ребенок может стереотипно воспроизводить в течение долгого времени».

Таков, вкратце, комплекс тех составляющих, чему равно дано что формировать, что наделять и некоей спецификой «продукт» психологии.

Огл. Что означает для психологии функционал «адаптации»?

Ведение нашего анализа существенно облегчает наличие определения «адаптации», предложенное в как таковом источнике, то есть - некое толкование, чему в отношении столь существенной специфики дано исходить от как таковой психологии. Адаптация, на взгляд психологии - это «выработка аффективных стереотипов сенсорного контакта с окружающим». В дополнение характеристике адаптации дано обнаружить существенный смысл в задании на ее основе и такого требования, как «совершенная необходимость в норме для полноценной организации человека его адаптации к окружающему миру». Далее - адаптации равно не доводится допускать обретение как нечто «простой» возможности, но ее становлению дано означать возможность решения каждым уровнем базальной аффективной организации «качественно особенной задачи адаптации». А следом психологии дано допускать привнесение в ее суждения и такой существенной специфики, как «регуляция», чему подобает обеспечить и такую возможность, как «решение в зависимости от уровня аффективности различных адаптационных задач, одинаково витально значимых для субъекта, но различных по степени сложности». Или, иначе, здесь, по мнению психологии, дано иметь место «расстановке единой системой регуляции всех базальных уровней в каждом отдельном случае различных акцентов вклада каждого уровня в эмоциональную адаптацию».

Такого рода вклад «различных уровней» базальной аффективной организации психологии и доводится описать как «полярность методов решения уровнями аффективной адаптации их же полярно противоположных задач обеспечения аффективного контакта». Или - если уточнить детали такого рода «полярности методов», то здесь и дано открыться «противоположности адаптационных задач уровня полевой реактивности и уровня экспансии задачам уровня стереотипов и уровня эмоционального контроля». А далее, в том числе, «противоположности уровня экспансии уровню стереотипов» дано предполагать отождествление как «противоположности между овладением меняющейся динамичной средой и выработкой аффективных стереотипов поведения адаптирующихся к конкретным стабильным условиям».

Другое дело, что психологии также присуще признавать необходимость учета и того обстоятельства, что адаптации вряд ли всякий раз доводится ожидать успеха в ее обретении. В частности, в данном отношении источнику дано упомянуть и такую форму, как «адаптивные реакции запускаемые этологически значимыми сигналами - раздражителями исходящими от внешнего облика человека, - не доводимые до конца притом, что их обломки внешне выражаются как навязчивые агрессивные действия влечения».

Далее психологии дано определить как подлежащую ее решению задачу равно и задачу структурирования представлений о функционале адаптации. Подобное структурирование - не иначе, как построение уровней базальной аффективной организации в порядке восходящей иерархии, чему благодаря подобному построению и дано составить собой основание для придания существенного смысла принципу, что «положение высшего из сформированных уровней базальной организации», то есть, в этом случае, явно релятивное положение, - это положение уровня «определяющего тип аффективной адаптации». Конечно же, на этом фоне дано заявить о себе и правомерности представления о примитивности или изощренности той или иной присущей индивиду способности адаптации. Отсюда положение нижней и наиболее примитивной формы и позволит его отведение «уровню полевой реактивности - пассивной аффективной адаптации к динамике внешнего мира», а как шаг в направлении к большей сложности дано заявить о себе и «уровню стереотипов - регуляции процесса удовлетворения соматических потребностей как основной адаптационной задачи». Другое дело, что «включению в регуляцию поведения базальных аффективных уровней» на стадии развития ребенка дано знать и нечто собственную «логику» или, иначе, определяться наличием «жизненно важных задач реальной адаптации ребенка в его взаимодействии с окружающим миром».

Тогда переход к тем формам адаптации, что психология расценивает как «высшие» - он равно же и начало формирования такого рода реальности, как «становление как фонового компонента сложных форм адаптации, определяющего полноту и своеобразие чувственной жизни человека». Кроме того, уровням базальной аффективной организации в смысле обеспечения функционала адаптации не доводится действовать и «самими по себе», откуда, в частности, дано происходить и «сложно организованному взаимодействию уровня полевой реактивности и уровня стереотипов, имеющему место в процессе аффективно смысловой адаптации».

В итоге же психологии дано завершить построение предлагаемой ею схемы то и на определении принципа, утверждающего действительность теперь уже двух как бы непременно «адресных» систем «аффективной адаптации субъекта к условиям окружения - системы аффективной адаптации субъекта к нестабильным условиям окружения и системы аффективной адаптации субъекта к стабильным условиям окружения». Если, тем более, рассматривать процесс становления функционала адаптации в динамике его развития, то здесь психологии дано признавать необходимость «закономерного усложнения» этой функции равно и «по глубине адаптационных задач». Или, иначе, здесь дано иметь место как «преодолению ограниченности более простого порядка в адаптации к окружающему», так и «развитию аффективной сферы как сложной саморегулирующейся системы обеспечивающей гибкую адаптацию индивида к окружающему». То есть - если и воспринять такие представления буквально, то психологии, как видно, все же дано испытывать известные затруднения в ее попытках формализации такой важной способности как функционал адаптации.

Но от «адаптации» как необходимого начала становления личности психологии дано сделать и шаг в сторону «эмоциональной патологии» или, иначе - «повреждения механизмов аффективной адаптации». И первое, что здесь предпринимает психолог, - попытка предложения оценки «уровня дезадаптации ребенка через наличие искаженного примитивного приспособления к окружающему». Далее он признает необходимым обращение к попытке определения «глубины дезадаптации в соотношении с уровнем недоразвития аффективной сферы» иначе - обращается к «выявлению симптомов и определению уровня их проявления». В таком случае та же специфика симптомов аффективной дезадаптации, какой ее доводится понимать психологии, это, первое, «место данного симптома в иерархии признаков аффективной дезадаптации» и, второе, «различные смыслы симптома аффективной дезадаптации ребенка коррелирующие с уровнем его проявления». В этих оценках, что любопытно, психологии дано следовать равно же и ряду теоретических принципов определения дезадаптации. Первое, теоретическим разработкам психологии дано указывать на такое условие, как «четкость соотнесения тяжести и характера дезадаптации ребенка со степенью недостроенности всей уровневой структуры» базальной аффективной адаптации. Далее теоретические наработки психологии рекомендуют принять во внимание и нечто реальность «чрезвычайно разнообразных и даже полярных форм дезадаптации различающихся как по глубине, так и по характеру», а равно исходить из принципа, определяющего «невозможность оценки симптома аффективной дезадаптации ребенка как просто аутизма или гиперактивности». Более того, обобщение существующих наблюдений равно позволяет психологии вывод и о «невозможности уменьшения дезадаптации, определяемой неадекватностью разрешения механизмами других уровней задач пострадавшего». Так же, если следовать психологии, дезадаптации дано обретать облик равно источника и такой опасности как вполне вероятная возможность углубления, а равно и смены на подобном пути уровня адаптации в сторону понижения.

Но таковы лишь самые общие характеристики, которые психология склонна давать функционалу адаптации, и потому нам не обойтись и без обзора многообразия форм адаптации, какими их дано определять психологии.

Огл. Представления психологии о разнообразии форм адаптации

Наш анализ материалов источника обусловил оценку, характеризующую психологию как располагающую тем пониманием адаптации, что наделяет эту способность качеством существенного разнообразия форм, различных не только по причине наличия частных аспектов, но и в силу типологических различий. Более того, типологическая картина форм адаптации в такой мере разнообразна, что не оправдывает и какого-либо предварительного перечисления этих форм, а потому нам и подобает обратиться к их последовательному описанию.

Среди отмечаемого психологией разнообразия форм адаптации дано иметь место такой типологической группе, что допускает отождествление как группа форм «задания локусом». Здесь, насколько нам дано судить, источнику доводится представить свидетельства существования двух такого рода форм - «активной гибкой адаптации к внешней среде» и «дезадаптации, означающей утрату возможности аффективного контроля за осуществлением внутренних физических процессов и внешних форм стереотипного приспособления к окружающему».

Другая типологически самостоятельная группа форм адаптации, о чем также можно судить на основании собранных нами данных - формы, образуемые в результате воздействия уровня конъюнктуры. В частности, таковы ряд форм адаптации «к новым условиям» - «особо сложная для субъекта адаптация к новым условиям», «активная адаптация к новым условиям на основе разрешения особого класса аффективно-смысловых задач» или «направленность на организацию [воздействия] адаптирующего индивида к неожиданно меняющемуся внешнему миру, не предполагающая жесткого закрепления способов реагирования». Тогда если возможной параллелью такого рода форм и правомерно признание нечто «сигнала о необходимости подключения для решения новых задач адаптации иных аффективных механизмов», то их антиподом - равно же и «ответственности уровня стереотипов за аффективную адаптацию в достаточно стереотипных условиях существования». Наконец, принадлежность к рассматриваемой здесь группе равно дано обнаружить и «неспособности детей 2-й группы раннего детского аутизма адаптироваться к неожиданным изменениям».

Если возможны и такого рода формы адаптации, что составляют собой продукт влияния конъюнктуры, то равно возможны и такие ее формы, что позволяют задание по условиям наличия какого-либо вектора. Но данная группа форм адаптации все же достаточно неоднородна, допуская включение в нее и нечто «идеальной формы психологической коррекции аффективной дезадаптации, идущей одновременно в двух направлениях», как и далекой от нее «ориентировки, направленной на выделение аффективных проявлений другого человека как сигналов наиболее значимых для адаптации к окружающему». Кроме того, здесь дано иметь место и тем особенным формам, чьей направленности дано означать равно же и направленность «в сторону сложности». Это, в первом случае, «положительная динамика в плане усложнения адаптации к окружающему миру в тех дефицитарных условиях, в которых она происходит у ребенка 1-й группы раннего детского аутизма» и, во втором, - «обращение для ребенка его адаптации к интенсивности среды настолько важной, что задачи других уровней теряют свое значение».

Также существенное разнообразие - характерная черта и тех форм адаптации, что допускают отождествление как формы, предполагающие задание тогда уже фазой процесса адаптации. Например, здесь возможно выделение условно более простых такого рода форм - «глубокого недоразвития механизмов уровней адаптирующих к нестабильным условиям жизни», «приспособления характерного для более низших уровней аффективной организации» или «изменения принципа адаптации со стереотипного приспособления к стабильной ситуации на активное освоение, завоевание новых ситуаций». Кроме того, таковы и нечто «фазы роста» - «начало формирования специального защитного механизма более сложной аффективной адаптации», «один из признаков возможности развития аффективной адаптации ребенка к окружающему - чувствительность ребенка к стимулам следующего уровня организации» и «уровень, только на котором поведение аутичного ребенка принимает социально приемлемые и оптимальные для адаптации формы». Также на наш взгляд вполне оправдано отождествление в значении «условий фазы» и нечто «сверхфазы», иначе говоря, равно и «процесса в целом». Так, среди такого рода вариантов дано присутствовать и «нормальной форме развития аффективной адаптации как развитию механизмов всех уровней и связыванию их в единое целое эмоциональным смыслом», а равно и «целостному синдрому аффективной дезадаптации» или - тогда и нечто «эмоциональной хрупкости, склонности к аффективной дезадаптации в меняющемся мире». Если подобным же образом возможно отнесение к такой типологии равно и фаз адаптации представляемой «как дезадаптация», то здесь уже дано открыться и следующему раскладу. В первую очередь, здесь не избежать констатации нечто характерно четких форм «отличающей ребенка серьезной дезадаптации в его взаимодействиях с окружающим, вызываемой его влечением к агрессивным действиям» или - равно и «очень примитивной формы поведенческой адаптации», как и нечто «наиболее примитивных пассивных форм полевой адаптации». На «более серьезном» уровне это тогда и нечто «разрушение уже сложившихся механизмов уровня эмоционального контроля и обращение уровня экспансии главным в аффективной адаптации» или «серьезная аффективная дезадаптация в виде дезорганизации работы всех уровней» базальной аффективной организации. Наконец, к этой же группе форм, определяемых из условий протекания процесса адаптации правомерно отнесение и форм, чему дано означать наступление «тяжелой фазы» дезадаптации. Это, в одном случае, «не просто дезадаптация уровня полевой реактивности, но и создание выраженной аффективной перегрузки, а равно и хрупкости всей системы аффективной организации» или, в другом - «непереносимость сенсорного дискомфорта, нарушения режима характерная для детей раннего возраста, когда уровень стереотипов играет важнейшую роль в адаптации».

Характер сходного толка многочисленной группы равно доводится обнаружить и группе форм адаптации, особенных присущим им структурным построением. Но здесь все же следует обратить внимание, что в данном случае мы имеем дело отнюдь не с картиной адаптации, но - с картиной дезадаптации или - пусть и не более чем нарушений адаптации. Здесь в ряде наиболее простых случаев возможна констатация или же случая адаптации, ограниченной в решении своих задач одним из уровней базальной аффективной организации или - определения адаптации у аутичного ребенка тем или иным дефицитарным уровнем, или - механизмами не иначе, как только лишь одного из уровней или даже «примитивными механизмами уровня полевой реактивности». Подобным же образом и сбоям в адаптации дано предполагать ограничение не более чем одним из уровней организации. Более сложная ситуация - та, которую воссоздает картина, показывающая момент нарушения адаптации - «индивидуальной адаптации человека к миру» или же «общей аффективной дезадаптации, наступающей вследствие ослабления одного из четырех уровней активности аффективного контакта». Характерному структурированию равно дано отличать природу и той или иной разновидности адаптации; так в одном случае это «затруднение ригидными стереотипными правилами контакта с окружающим миром», в другом - равно и «эмоциональная уверенность в силе других, в их знаниях, в существовании эмоциональных правил поведения, гарантирующих адаптацию без внезапных срывов». Где-то близкую природу дано обнаружить и «нарушению не только адекватного протекания этологической реакции, но и ее запуска - смещению самих этологических признаков, выделению тех из них, которые в норме в этом возрасте не являются аффективно и адаптивно значимыми». Сходная же специфика равно предполагает проявление и в «несамостоятельности ребенка в поведенческой адаптации». Также естественным продолжением такого ряда дано обратиться и таким вряд ли исполненным простоты структурам, как «обращение механизма качелей в способ патологической аутостимуляции вместо несения им истинно адаптивной функции» или «фиксации страхов надолго, утрате ими своей адаптивной функции с их обращением тормозом в развитии освоении окружающего мира». Ну и, наконец, психологам, по сути, дано выкинуть белый флаг в признании реальности и такого положения, как «противоречивое разнообразие форм дезадаптации в случае применения уровневого подхода».

В таком случае теперь уже последняя оставившая свой след в нашем источнике группа форм адаптации - формы, специфичные их особенным состоянием. Здесь если начать обзор таких форм с представления более простых видов, то это уровни или форматы; или это само собой «уровень адаптации к меняющимся условиям жизни» или и нечто «явная дефектность в плане социальной адаптации». Если же это не такие простые, но более сложные состояния - то в этом случае они же и различного рода «виды несоответствия» - или «несоответствие стабильных уровней эмоциональной регуляции новым задачам адаптации» или - равно и «недостаточное соответствие уровня регуляции стабильных аффективных связей с окружением новым задачам адаптации». А далее в нечто качестве состояния адаптации дано предстать и состоянию перегрузки, но, в одном случае, обнаруживающему и специфику несоответствия - таковым дано предстать нечто «усугублению аффективной дезадаптации, возникающей на уровне стереотипов сопровождающемуся созданием перегрузки высших отделов базальной аффективной регуляции». Но на фоне такого сложного случая характерно более простой формой подобного рода перегрузки дано предстать и нечто состоянию «огромной перегрузки, с которой работает возникающая система аффективной адаптации». Ну а закрыть настоящий перечень «состояний адаптации» и подобает нечто характерно простой форме тогда уже не более чем «затруднения аффективной адаптации человека».

Огл. Видение адаптации как открытой для приложения управления

Психологическая адаптация, в любом случае, вряд ли это «вещь в себе», но, напротив, скорее ей дано проявить качества объекта, открытого приложению управляющего воздействия. Другое дело, что такому управлению вряд ли доводится исходить лишь извне, равно допуская и такой источник, как непосредственно индивид. Как таковому подобному факту и дано следовать из реальности «активной избирательности в адаптации к окружающему».

Тем не менее, следует выразить сожаление, что число известных нам примеров управления со стороны собственного сознания равно лишь одному известному случаю, что, как следует допустить, прямо объясняется тем обстоятельством, что для адаптации куда более естественно представлять собой объект внешнего управления. В том числе, что очевидно, и психологическая коррекция дезадаптации - это некая форма приложения внешнего управления, нацеленного на решение задачи изменения функции адаптации. Другое дело, что в случае действия внешнего управления подобает обратить внимание на более тонкое определение как таковой управляемости, в одном случае реализуемой как «выбор психокоррекционного средства», в другом - ее задания посредством «подбора наиболее адекватного коррекционного приема направленного на работу с определенным уровнем аффективной адаптации». Кроме того, такому управлению дано предполагать употребление и неких мягких и, так или иначе, адаптированных форм, положим, что и «помощи ребенку в усовершенствовании доступных ему способов аффективной адаптации к окружающему». Наконец, здесь возможен и некий изощренный способ реализации управления, а именно - «сочетание прицельной тактической работы над дефицитарными механизмами аффективной адаптации с общим стратегическим воздействием на базальную аффективную структуру в целом».

Тогда от общих разновидностей форм оказания управляющего воздействия на функцию адаптации следует перейти к представлению подобного же плана целевых схем. Обзор же таких схем явно следует открыть представлением «приема организации базальной аффективной адаптации» в виде «принятия на себя роли индивида - злодея-разбойника, злой собаки». Другая целевая практика управления адаптацией - это управление «с приданием развития»; положим, подобная специфика отличает «умение матери в части гармоничного подключения новых механизмов аффективной адаптации в общую структуру без ломки и с организацией извне новых форм аффективного поведения». Неким близким образом дано действовать и таким формам управления адаптацией, как «постановка перед ребенком новой еще более сложной этологической задачи самостоятельной адаптации к нестабильным условиям окружающего мира» или «стимуляции у ребенка раннего личностного развития как способа повышения успешности в развитии его взаимодействия с людьми и социальной адаптации».

Другой возможный способ управления адаптацией, о чем равно можно судить на основании данных источника, это способ задания фокусной позиции. В подобном отношении показательна «возможность нового уровня выступать в качестве ведущего, главного в регуляции поведения на каждом из этапов развития и адаптации ребенка к окружающему», как равно показательно и «осуществление любого коррекционного воздействия при любой тяжести аффективной дезадаптации лишь под контролем уровня эмоционального контроля, приведение в действие его аффективного механизма». Кроме того, здесь возможен и такой порядок, как не одно лишь «разворачивание разных по сложности форм адаптивного поведения, но и содействие тонической регуляции эмоциональной системы».

Огл. Качества адаптации, восходящие непосредственно к онтогенезу

Процесс онтогенеза психологической адаптации психологии также присуще расценивать равно же как следствие доступности и неких путей его прохождения, воздействия различного рода трендов, а также как процесс, протекающий с определенной интенсивностью и открытый перед возможным внешним воздействием. Тогда наше знакомство с определяющей подобную специфику трактовкой и подобает открыть представлением картины видения психологией тех путей, которыми надлежит следовать онтогенезу адаптации.

Конечно же, здесь невозможно обойтись без общего определения комплекса такого рода путей в целом, чему в понимании психологии и дано предполагать воплощение в облике «развития аффективной сферы как сложной саморегулирующейся системы, обеспечивающей гибкую адаптацию индивида к окружающему». Кроме того, в представлении психологии онтогенез адаптации - он равно же процесс, знающий «ряд этапов развития и адаптации ребенка к окружающему», а также допускающий «большую самостоятельность ребенка в бытовой адаптации» и не лишенный «необходимости для гармоничного развития обязательного прохождения ребенком стадии чередования стабильных и динамических подвижных способов аффективной адаптации». Картина отдельных этапов онтогенеза адаптации - конечно же, это и картина нечто «первоначального этапа становления аффективных уровней адаптирующих индивида к стабильным условиям существования - стереотипов и эмоционального контроля». Кроме того, психологии доводится отмечать и группу «ранних этапов онтогенеза аффективной адаптации ребенка», когда «ребенок еще не может владеть сложными и разнообразными приемами тонизирования и более гибкими формами аффективной адаптации». Равно важно и то, что характерной помехой на пути онтогенеза адаптации доводится предстать «частому переживанию ребенком периода развития, когда при огромном желании успеха малейшая неудача, проигрыш в игре аффективно дезадаптируют его, дезорганизует взаимодействие с ним, чему дано принимать и обостренную форму».

Далее психологии дано описывать онтогенез адаптации равно как специфику неких существенно значимых трендов. Конечно, в первую очередь это «общая тенденция расширения форм аффективного взаимодействия с окружающим при доминировании аффективной адаптации к наиболее этологически значимым сигналам, носителем которых является близкий человек», а равно и «переход в период первого года жизни от доминирования одних способов адаптации к другим». Далее среди иных возможных трендов свое особенное положение дано занять «группированию уровней адаптации в решении своих задач по направленности на адаптацию субъекта к стабильным и нестабильным условиям», как периодически иметь место и «формированию у ребенка механизмов эмоциональной адаптации нового более высокого уровня регуляции». Другое дело, что поскольку как таковая задача коррекции - она равно же и задача исправления дезадаптации, то потому психологии дано выделить и ряд подобающих трендов. Это и «отрицательная динамика в виде регресса развития аутичного ребенка на более низкую ступень аффективной адаптации», как равно и «характерная для патологических условий способность уровня аффективной адаптации находящегося в тяжелой гипофункции нарушать естественный процесс развития». Кроме того, если это и не дезадаптация в полном объеме, то - такого рода тренд, чему дано означать «возможность решения задачи аффективной адаптации в ограниченных рамках уровня стереотипов».

Еще одна характерная черта онтогенеза адаптации - его непременная постепенность. В констатации психологией реальности подобной специфики и дано занять подобающее место «постепенному овладению ребенком способами самостоятельной аффективной адаптации», а также и неким другим формам характерно постепенного становления функционала адаптации. Так, психологам дано обратить внимание и на «очень постепенный характер освоения ребенком окружающего, идущий под постоянным прикрытием уровня эмоционального контроля - взрослый должен поддерживать малыша, поощрять его самостоятельность, сам предлагать способы индивидуальной адаптации».

Ходу онтогенеза в какой-то мере доводится происходить и под влиянием внешних обстоятельств. Естественно, здесь способно сказываться и семейное влияние - «избирательное формирование матерью благодаря своей эмоциональной оценке наиболее адекватных в каждой ситуации способов аффективного реагирования ребенка - подкрепление ею нужных способов и ограничение мешающих адаптации», а равно сказываться и возможным мерам коррекции.

Огл. Адаптация - ее возможности, эффект и условия проявления

Адаптация в ее видении психологией - вряд ли сколько-нибудь «пассивное» начало. Или - адаптации дано заключать собой сложные зависимости и отношения, открытые для обретения таких качеств агентов или операторов, что прямо позволяют иные настройку, обустройство или практикование адаптации. В частности, здесь показательно «усиление одного из низших уровней, дающее быстрый и легкий эффект субъективного улучшения состояния с одновременным разрушением реальной аффективной адаптации субъекта, искажением его аффективного образа мира, взаимоотношения с миром». Равно адаптации не миновать и «исключения в случае неудачи в адаптации форм реакции в виде ухода, двигательной бури, направленной агрессии замещаемых на обращение за помощью к другим людям», или - предполагать реальность и такого механизма, как выполнение чем-либо «фоновых функций в осуществлении эмоционально-смысловой адаптации к окружающему». Наконец, адаптации дано располагать и спецификой присущих ей тонических состояний, положим, «тонусом уровня полевой реактивности лежащим ниже уровня тонуса ведущего к серьезной аффективной дезадаптации».

Конечно же, адаптации дано представлять собой источник и некоего эффекта, чему, в свою очередь, дано вызывать интерес психологии. Более того, в этом случае со стороны психологии можно отметить осмысление такого рода эффектов, определение их характерности; так, здесь значимо признание эффектов адаптации как «закономерных явлений, имеющих определенный адаптационный смысл» как и определение характеристики их «веса». То есть в этом случае важно, что какой-либо из сторон адаптации дано испытывать «утрату в длительно травмирующих ситуациях своего первоначально адаптивного смысла» и потому «препятствовать конструктивному выходу из них».

Но чему же дано составлять собой «продукт адаптации»? Увы, здесь мы несчастливы в том, что тема используемого нами источника - вовсе не тема результативной адаптации, но тема дезадаптации. Но и дезадаптации дано обнаружить присущую ей «состоятельность» равно и в способности порождения неких особенных продуктов. Так, тогда дано иметь место «комплексу последствий возникающих в случае каких-либо сбоев в аффективной адаптации на уровне эмоционального контроля» или такому печальному явлению как «сокрушение единственных доступных для ребенка путей аффективной адаптации к окружающему и формированию вторичной аутизации».

Адаптации равно дано предполагать наличие и характерной специфики или, проще говоря, «качеств». Например, определенным формам или средствам адаптации дано предполагать наличие у них такой специфики, как «прекрасное обеспечение адаптации к привычным условиям на фоне несостоятельности по отношению нестабильных условий» или «пригодность для полной адаптации в быту». Адаптации, вернее, дезадаптации дано предполагать наличие и специфики как бы «неполноты адаптации». Например, для ребенка не исключено испытывать и «страх ухода матери, возникающий на той стадии развития ребенка, когда он достигает полной адаптации в эмоциональном контакте с матерью, когда он хорошо выделяет ее из числа других близких, предпочитает остальным, активно требует ее эмоциональной поддержки». Скорее всего, характерно близкой специфике дано отличать и «стремление детей со 2-й группой раннего детского аутизма отгородиться от изменений в мире, определяемое невозможностью реального решения проблем аффективной адаптации к изменчивому миру». Кроме того, подобного же рода качеству дано отличать и состояние глубины дезадаптации - или «такой степени тяжести нарушений аффективного контакта, что они затмевают симптомы общей аффективной дезадаптации» или - равно и «эффекту довершения дезадаптации - состоянию успешной конкуренции предположения о несовершении действия с ослабленным аффективным следом завершения». Наконец адаптации, но теперь уже в значении «адаптации именно» дано знать и разную степень сложности «способов аффективной адаптации ребенка к неблагополучным фрустрирующим его ситуациям».

Адаптации равно дано представлять собой не адаптацию в целом, но - «адаптацию в частности», то есть адаптацию в чем-либо или в каких-либо обстоятельствах. Например, таковой и дано предстать адаптации в пределах лишь данной ситуации, или, точнее - «важный адаптивный смысл - справиться с конкретным страхом, пережить опасную ситуацию»; таково же фактически и «принесение временного облегчения на фоне усиления общей дезадаптации». Более того, важная форма такого рода ситуативной адаптации - не иначе, как агрессия, иными словами, «нормальная ситуативная реакция ребенка выполняющая защитную функцию необходимую для адекватной адаптации». Наконец, адаптация «по условиям» ситуации - это и «переход от адаптации совместной со взрослым к самостоятельной адаптации», или, если несколько иначе расценить такую возможность - то и «укрепление существующих у ребенка самостоятельных способов аффективной адаптации».

Не лишена адаптация и характерной функциональной направленности, проявляющейся по отношению тех или иных задач адаптации. Например, здесь важно указать и нечто «положительный адаптационный смысл детских страхов в случае нормального развития ребенка, исходящий из их положения важного звена в регуляции поведения» или очень похожее на него «вхождение агрессивных проявлений на уровне экспансии в состав возможных способов аффективной адаптации к окружающему, регуляцию которой этот уровень обеспечивает». Иная подобного рода возможность - положение некоторых форм адаптации равно как компенсации дезадаптации - «компенсация аффективной дезадаптации, возникшей на уровне стереотипов негодными средствами высшего уровня» или «компенсация всеми уровнями возникшей дезадаптации, но при отсутствии у них адекватных способов разрешения задачи». Здесь, конечно же, не только дано иметь место «взаимодействию уровней полевой реактивности, стереотипов и экспансии в аффективно смысловой адаптации к окружающему», но и нечто «склонности субъекта при общей положительной оценке своих возможностей адаптации искать ощущение опасности». Наконец, дано иметь место и особенной адаптации, позволяющей «адаптацию индивида к экстремальным условиям».

Адаптации, так или иначе, дано заключать собой и некий потенциал. Положим, в подобном отношении дано иметь место и тому внешнему, что каким-то образом существенно или для собственно адаптации или - тогда и по отношению методов коррекции дезадаптации. Далее - отличительная особенность адаптации - равно и ее многогранность, на что и дано указывать «принципиальному отсутствию в психологической коррекции аффективной дезадаптации единого приема преодоления страха или агрессии вообще». Также важно какой именно уровень базальной аффективной организации определяет адаптацию в целом, от чего дано зависеть «тяжести и характеру дезадаптации ребенка». И, конечно же, адаптация «весома» и тем, что «обращение уровня эмоционального контроля действительно адекватным для более сложной и гибкой адаптации» возможно лишь «в случае обогащения и подкрепления аффективными механизмами уровня экспансии».

Для адаптации не исключена также и характерная направленность. В этом отношении достаточно указания и на наличие «условий препятствующих включению в структуру базальной аффективной организации механизмов уровней полевой реактивности и экспансии отвечающих за адаптацию к изменчивым условиям жизни» или на «возможность для внешне сходных симптомов иметь диаметрально противоположное значение в зависимости от глубины и типа аффективной дезадаптации ребенка». Также в подобной роли дано выступать характеру связей внутри системы базальной аффективной организации - «дружественности методов решения адаптационных задач уровня экспансии уровню полевой реактивности и их реципрокность по отношению к уровню стереотипов». Если же такая координация не реализуется, то возможно «не столько оказание помощи, сколько еще большая перегрузка эмоциональной ориентировки уровня эмоционального контроля, как и нарушение адаптации субъекта». Адаптация - она же в известной мере и производная уровня развития индивида, что прямо подтверждает и «активное включение в регуляцию поведения уровней адаптирующих к меняющимся условиям окружения - полевой реактивности и экспансии, что порождает увеличение активности ребенка, его самостоятельности в контактах с окружением, большей вариабельностью ситуаций».

Кроме того, на что уже было указано, адаптации даже и само собой доводится «меняться к лучшему». Но этому изменению в одном случае дано происходить естественно, в другом - формироваться под внешним влиянием или - предполагать обеспечение со стороны возможной «подпитки». Так, если ребенку дано переживать «нормальный ход эмоционального развития уже на первом этапе представляющий собой этап совершенствования системы адаптации к стабильным условиям жизни», то это еще не означает, что этому развитию не дано воспрепятствовать и чему-либо со стороны. Своего рода формой самостоятельного становления адаптации, но как-то исходящей и из внешних условий равно правомерно признание нечто «дополнительного мощного аффективного заряда переживания успеха, победы идущего от перекрытия доминанты опасности общей положительной оценкой своих возможностей адаптации». С другой стороны, дано иметь место и тому внешнему, чему дано «обеспечивать для взрослых активную адаптацию к нестабильности ситуации, когда аффективный стереотип поведения обнаруживает несостоятельность». Более того, психологии равно знакомо то положение, когда зависимость некоей адаптации от внешних условий вызывает ситуацию трагического «замкнутого круга» - «создание неполноценностью ребенка фрустрирующей ситуации для матери, разрушающей ее аффективную адаптацию, что в свою очередь отрицательно влияет на аффективное развитие ребенка».

В итоге адаптацию никоим образом и не подобает расценивать как элементарную способность или возможность, ее не только дано отличать специфике многогранного явления, но ей же дано включать в себя и мощный пласт далеких от простоты связей и перекрестных порядков зависимости.

Огл. Социальное - предмет особого внимания психологии

Социальному любым образом дано допускать те оценки, что могут быть вынесены на основании различных точек зрения, и такой свободе дано насчитывать давнюю традицию, стоит напомнить лишь случай марксизма, преуспевшего в заявлении возражений против теории биологических корней социального. Другими словами социальное - это особенное явление, а различным направлениям познания дано различно толковать такое явление, каждое исходя из присущей ему постановки задачи познания. Конечно, здесь не доводится отстать и психологии, расценивающей социальное как вид или форму влияния, важные для становления психики. За предложение одной из таких трактовок нам и подобает благодарить используемый нами источник, даже если это всего лишь благодарность за проявление им настойчивости в прояснении данного аспекта.

В таком случае, чему именно дано воплощать собой «предмет социального» в его истолковании психологией, или - чему дано формировать «материю» социального и каким образом социальному дано предполагать восприятие носителем психики? Так, если признать правомерность постановки вопроса, предложенной в нашем источнике, то положение важнейшего средства презентации социального в контуре психологического прямо подлежит занять такой форме как социализация. Социализация - не только «путь культурного развития», но и возможность принятия индивидуальных особенностей как социально достаточных, рано дополняемых реальностью «социализированной формы натуральных предпочтений» и она же - «введение в социальный оборот», положим, «социализация психодрамы практически с момента ее появления в онтогенезе». Кроме того, социальное это и социальное как обретение - социально-личностное становление ребенка, социальная адаптация или «эмоционально принятая социальная роль». Равно социальное это и нечто допускающее воплощение в облике некоей составляющей, что прямо признано в понимании, видящем «биологическое и социальное союзниками в развитии личности ребенка». Но, помимо того, социальному доводится предстать и как важному объекту познания или, иначе, как подлежащему разъяснению на основании «понимания социальных отношений», «понимания социальных правил и отношений», а равно и под углом зрения «социальных ситуаций как объекта разъяснения». Кроме того, не следует забывать, что носителю психики не дано «автоматически» обретать специфику социализированного, но ему подобает пройти и некий этап или процедуру социализации.

Развитием темы «социализации» фактически дано предстать и тому обстоятельству, что социальному в присущем ему психологическом «подтексте» также дано предполагать обретение равно же и особенного формата «социально приемлемое». Характеристике «социально приемлемого» дано допускать обращение на достаточно широкий спектр составляющих или важнейших фрагментов социального «пространства» - аффективный контакт, формы взаимодействия с окружающими или с окружающим миром, культурные формы аффективной экспансии, допуская даже и «агрессивные тенденции, носящие социализированный характер». Более того, условие «социально приемлемого» - это специфика и всякого рода форм или смыслов, реальность таких формаций, как «социально адекватные способы получения впечатлений всех доступных ребенку уровней аффективной адаптации» или «социально-положительный эмоциональный смысл». Нечто типологически близким социальной приемлемости также правомерно признание социальной значимости, скажем, достижений в творческой деятельности, альтруистических и других социально значимых ценностей, «социального смысла состоящего в ориентации ребенка на героический идеал» или «социальных правила служащих для эмоционального контроля за собственным поведением».

Конечно, социальное в понимании психологии - не только формации или стандарты, но и бытование социальных «операторов» или агентов. Опять же, ряд подобных форм легче описать посредством элементарного перечисления, назвав, к примеру, такие формы как «социальное орудие управления аффектом» или «боязнь поступить вопреки социальным нормам». Далее, здесь уместно упоминание и различного рода навыков - «необходимых социальных навыков» или «навыка социального поведения организуемого с помощью фоновых рядов аффективных стимулов». Кроме того, социальному в числе его операторов дано содержать и различного рода порядки или начала - «оптимальные способы социализации ребенка», «наиболее естественную форму организации социальными взаимодействиями системы базальной аффективной регуляции детей» или - «свободное следование эмоционально принятой социальной роли». Наконец, такого рода операторами дано предстать и неким влияниям или практикам синтеза - «структурирующему - социализирующему и окультуривающему - влиянию высших личностных образований», как равно и «включению психодрамы в определенный социальный контекст».

Также социальному доводится выступать и как «системе сертификации», где подобного рода социальное, как судит психология, обращается к оценке некоего привносимого в него содержания равно же на предмет его соответствия высоким запросам. Или, проще, социальному дано предстать и такого рода высоким судьей, чему дано признавать как «социально приемлемые» или же разновидности психодрамы, или - формы механизма, характерного для психодрамы или равно и нечто «эмоциональные реакции в одной конкретной ситуации», а равно и увлечения и деятельность или образцы поведения. Точно так же мере «социально приемлемого» дано допускать распространение и на «эмоционально наполненный смысл» или на социально приемлемый «акт расправы с пугающим объектом». По отношению к себе социальному равно дано допускать выделение и нечто «социально поощряемых видов поведения», «интересов социально-адекватных возрасту ребенка» или равно и «ситуаций регламентированных социальными правилами». Но если не «сертифицировать», то социальное также достаточно и для выражения согласия с социально-адекватными способами «получения аффективных впечатлений», «подъема эмоционального тонуса, стабилизации аффективных процессов, активации стенических эмоций», самостоятельной регуляции поведения или, в конце концов, и с теми или иным формами контакта. Кроме того, социальное - оно же и своего рода идеал или центр притяжения, что и доводится обнаружить «образам, с каждым шагом все более социально ориентированным», а равно и «социализированному характеру преимущественно всех проявлений уровня экспансии». Более того, в данном отношении чему-либо тогда дано позволить оценку и как «более близкому» подобному идеалу - скажем, и нечто «наиболее окультуренному виду психодрамы - развернутой сюжетной игре, ориентированной на социальный идеал» как и нечто «социализированному окультуренному влечению встроенному в эмоцию».

Но если социальному и дано воспринимать что-либо как «свое», то не исключено, нечто иное ему доводится воспринимать как «чуждое». Таковы, конечно же, не только лишь «чрезмерно агрессивное жестокое поведение», но и как таковая «асоциальная личность - опасная для других», а равно и «крайние асоциальные формы при отсутствии социальных установок, ориентации на правила». Конечно же, близки такому стандарту и «неадекватные асоциальные формы реагирования для функционирующего в нормальных условиях уровня эмоционального контроля» или же и «асоциальные поступки, совершаемые под влиянием асоциального окружения».

Наконец, социальному дано представлять собой и такого рода особенное построение, чью структуру доводится отличать и своим специфическим турбулентности или неровности. Положим, это не всего только элементарные нарушения социальной адаптации или «явная дефектность в плане социальной адаптации», но и «агрессивные установки ребенка - дополнительное препятствие к его социализации». Кроме того, таково не характерно постоянное, но, напротив, равно тем или иным образом иррегулярное «положение более истощаемого, ранимого, рассеянного, менее находчивого в сложных обстоятельствах при внешне успешном ходе социальной адаптации».

Тогда, насколько нам дано судить исходя из представленных здесь свидетельств, социальное для психологии - оно же и всяким образом та особенная природа, в которой индивид вряд ли укоренен сам собой, но к чему ему дано приобщиться посредством приложения усилий и реализации некоторого ряда способностей.

Огл. Взрослый - организатор и вдохновитель детских побед

Уже биологии, точнее ее разделу этологии дано подробно исследовать ту специфику высокоразвитых животных, что рассматривает биологическую роль привходящих воспитания или, проще говоря, обучаемости. При этом даже лишь относительно животных правомерно признание проблемы присущей им обучаемости характерно масштабной, а тем более фактору влияния воспитания дано обнаружить свое существенное значение и для человеческого сообщества. В таком случае, каким именно образом психологии доводится расценивать влияние воспитания и значение воспитательных практик для формирования личности?

Тому источнику, на суждения которого нам доводится опираться, дано исходить из тезиса о неспособности ребенка к самостоятельному преодолению той или иной ситуации, затрудняющей его поведение. Или, в другом случае, ребенка все же отличает владение возможностями проявления достаточной реакции на некие сдерживающие его условия, но как таковой подобной реакции не дано принимать социально приемлемой формы. Здесь тогда и подобает вступать в дело взрослому, помогающему ребенку в обретении его реакцией «социально приемлемой формы». В то же время следует отдавать отчет, что взрослый - не маг и волшебник и формирование личности ребенка при его поддержке - далеко не простой и тривиальный процесс; иногда взрослый буквально лишен возможности «беспрепятственного безошибочного выявления причины фрустрации ребенка, для которой может оказаться достаточным изменения и какой-либо детали ситуации». Точно так же и методы воспитания в ряде обстоятельств далеки от идеала, если следует особо указывать, что «недопустимо резко обрывать и запрещать такие проявления агрессии которые являются неадекватными попытками ребенка самостоятельно поддержать контакт». Причем такому запрету дано распространяться не только на меры пресечения, но и на практики поощрения, когда «степень поощрения, поддержки, которыми обязательно следует сопровождать взаимодействие с ребенком, не может превышать оптимальных доз».

Конечно же, специфика нашего источника - все же группа проблем психологии той части подрастающего поколения, что подвержена ряду недостатков в психическом развитии, откуда и полноценная картина влияния воспитателя на формирование личности ребенка вряд ли позволит ее построение. Тем не менее, эта тема уже вдвойне любопытна тогда уже как тема промежуточной формы между практиками натаскивания у высокоразвитых животных и полноценным человеческими методами воспитания. И в подобных методах воспитания, как ни странно, не исключена и «технически наиболее простая возможность для взрослого подключиться к вестибулярной стимуляции ребенка, связать его с собой».

Но, в таком случае, что именно следует определять как те средства или приемы оказания воздействия, при помощи которых взрослый обретает возможность оказать влияние на становление психики ребенка? Главным образом это три вещи - запреты, включая всякого рода меры обеспечения той или иной формы изоляции, далее - различные практики выработки или формирования реакции, а также, скорее всего, здесь допустимо применение и такого рода понятия, - практики формирования иллюзорного пространства или - вообще пространства воображения. Итак, от чего именно и подобает «отвадить» ребенка в процессе воспитания? Здесь психологии дано признать в значении нежелательных для ребенка тех же «страшных, тяжелых впечатлений» или «импульсивных агрессивных действий» в отношении которых уже неизбежно «исключение дополнительной фиксации внимания ребенка на страшных, тяжелых впечатлениях, придание им по возможности вербального положительного разрешения», как полезно и «быстрое переключение ребенка, препятствование ему в фиксации на импульсивных агрессивных действиях». Здесь как таковой направленности подобного подхода и дано объяснять причину «устранения из поля зрения ребенка объектов наиболее его привлекающих и скорее вызывающих пресыщение с переключением на менее аффективно значимые, но обязательно приятные и тонизирующие раздражители». Кроме того, такого рода меры дано дополнить «ограничению посредством достаточно нейтральной формы запрета - ты что-то устал, давай кончим занятие» или «переключению ребенка на приятные ему аффективные впечатления - игру с водой, мозаикой, конструктором, пением». Ну а во избежание вполне ожидаемых неприятностей не помешает и «немедленное удаление из игровой комнаты игрушек, вызывающих у мутичного мальчика чувство дискомфорта». С другой стороны, психологии также дано осуждать и неумелую реализацию запрета - «наиболее частые в такой ситуации попытки одернуть, осудить, наказать ребенка». Иной важный момент - если психике ребенка каким-то образом все же дано состояться, то явно достаточно и «происходящей всего один раз фиксации на поведении ребенка в форме агрессивного контакта, высказанного ребенку замечания или просто выраженной ему отрицательной реакции». Но если взрослому дано ожидать, что прямой запрет не работает, то для него возможно избрание иного пути - «переключение ребенка без специального запрета на привычную отработанную форму контакта - на наверняка заинтересующую его тему разговора» или употребление «приема отвлекающей психодрамы». Наконец, такой предосторожности дано допускать и своего рода «превентивную тактику» - «вождение психологом мутичного мальчика за руку по комнате и наблюдение за его реакциями на окружающие предметы».

То есть - как таковой реальности различного рода форм психологического программирования дано означать и правомерность целого ряда следующих практик. Так, одна возможность помощи ребенку в обретении психологической стабильности посредством воображения - это «способствование в самостоятельном многократном проигрывании такого способа острого изживания актуального для него страха», другая - «активное подключение к подобным аффективным действиям, проигрывание их вместе с ребенком с их интерпретацией как позитивных подключением к их созданию нового яркого эмоционального образа». Иной равно уместный здесь вариант - трансформация реакций, например - «пробные включения агрессивных действий в более адекватные формы аффективного контакта ребенка со взрослым далее и с постепенным переключением на них» или «быстрое при наличии подобной возможности восстановление стереотипа до привычного, иначе - исправление катастрофической ситуации для ребенка». Ну а в целом здесь также дано иметь место «формированию родителями у ребенка образцов поведения соответствующих общепризнанным» образцам.

Далее, различного рода способами развития воображения ребенка и правомерно признание «пробных попыток соединения в единый сюжет выстраиваемых зачатков сюжетной игры» или «построения нового сюжета на том, что добрый моряк, роль которого постепенно взял на себя ребенок, побеждает злого пирата, прогоняет его и спасает всех кого он обидел». В некоем более сложном случае здесь возможен и такой ход, как «восстановление всей психодраматической структуры целиком, доведение ее до разрешающего аффективное напряжение положительного конца».

Во всяком случае, картина такого рода приемов и методов равно достаточна для определения телеологического начала подобного рода воспитательных практик взрослого. Это, в том числе, и такого свойства решение психических проблем, «что может обеспечить дальнейший прогресс в аффективном развитии ребенка, что достигается при освоении механизма психодрамы», а равно оказание «помощи в регулировании и упорядочении аффективных взаимодействий ребенка со средой, освоении психотехнических приемов аффективной организации поведения, стабилизации аффективных процессов».

Далее, если предпринять попытку предложения оценки такого предмета как «стиль» или манера воспитательного воздействия, то ее можно свести к определению трех следующих позиций - тактических приемов, задач и неких ограничений, налагаемых на деятельность воспитания. Источнику дано познакомить нас с двумя формами такого рода «тактики», где первая - это «крайняя внимательность в ситуации эмоционального контакта с ребенком, своевременное улавливание агрессивного намерения и его предотвращение быстрым переключением ребенка на выполнение иного аффективного действия». Второй возможный вариант построения подобной «тактики» - «постоянное удержание под контролем влечений соответствующих проявлениям самоагрессии у ребенка, но - не категорично запрещая их, а используя для взаимодействия с ребенком». Уже несколько более широко источнику доводится представить примеры решения задач воспитательной деятельности - это и «постоянная эмоциональная поддержка ребенка близким взрослым», а равно и «обращение взрослого дополнительным источником приятных для ребенка впечатлений» или «обучение ребенка 1-й группы раннего детского аутизма более сложным формам протеста относящимся к уровню стереотипов». Кроме того, в группу задач ведения воспитательной деятельности также возможно включение и своего рода «функциональной задачи» - «ни в коем случае нельзя допускать ребенка до уничтожения результатов своей работы, так как он затем сильно расстраивается». Далее, ограничениями теперь уже как таковой воспитательной деятельности равно же возможно признание «попыток избежания любой формы подкрепления нежелательной активности ребенка», требования «самоагрессию всегда необходимо пытаться снять» и - «поиска оптимальной интенсивности некоторых - предположительно приятных - признаков поля». Кроме того, здесь также полезна практика «ограничения вербальной и физической агрессии повышением благожелательного вербального контакта с ребенком, объяснением ему эмоционального содержания ситуации» или же - «игнорирования аутостимуляции в виду того, что с обогащением эмоциональной жизни ребенка, развитием новых аффективных механизмов эти проявления исчезнут».

Как можно заключить из показанных выше примеров, представлениям психологии дано прирасти идеей представления воспитательной деятельности далеко не «игрой в одни ворота», знающей не только успехи, но и неудачи, что непременно существенно. Результативность воспитательной деятельности возможна лишь в случае, если воспитателю дано проявить способности тонкого анализа ребенка как субъекта его воспитательной деятельности.

Огл. Страх и агрессия

Если задать такую исходную точку анализа предмета страха и агрессии как обобщение представлений психологии, то страх и агрессия - характерно амбивалентные проявления психической активности, предполагающие несение как положительного, так и отрицательного заряда, чему для всякого отдельного случая дано исходить лишь из характера отдельного страха или агрессии. С одной стороны, недвусмысленно очевидна и сама потребность в функции страха, как столь же необходима способность проявления агрессии, с другой - в тех или иных формах проявления страху и агрессии дано показывать и характерную избыточность или превышающую меру достаточность. Другое дело, что нашему исследованию, построенному след в след за пониманием психологии, все же не дано ожидать построения как объединенному анализу страха и агрессии, и потому вначале мы уделим внимание более компактному подотделу используемого нами источника, в данном случае - страху.

Страх, если последовать подходу психологии, это «необходимое аффективное звено в инстинктивном поведении, мобилизующее действия направленные на самосохранение или преодоление опасности». Более того, страху дано обнаружить специфику столь существенной самодостаточности, что использование «рационального объяснения как средства устранения страха будет вести не к устранению, а скорее к подавлению страха, его капсулированию». Но каким же образом дано возникать и рассеиваться страху? Здесь, если доверять оценкам психологии, дано иметь место «возникновению аффективного напряжения одновременного с появлением пугающего объекта или ситуации» и равно, что важно, на таком фоне ребенку самого младшего возраста дано бояться и обыденных вещей, положим, отсутствия матери или ее долгого отсутствия. Далее в ходе нормального развития ребенка таким страхам дано исчезать или исчезать «когда ребенок в достаточной степени овладеет своими новыми умениями». Кроме того, страх равно возможен в форме «выраженной отрицательной аффективной реакции, базирующейся на ощущениях дискомфорта» что характерно «в норме уровню стереотипов». Еще одна возможная природа страхов, но только таких, «в которых возможно опредмечивание тревоги», это наличие такого качества как гиперсензитивность.

Но что в таком случае можно утверждать о нечто «общей» специфике страха? На деле, как оказывается, не так уж и много. В ряде обстоятельств появлению страха дано означать «стремление избежать дискомфорта связанного с изменением силовых характеристик поля», в других случаях чувство страха не настолько достаточно, чтобы исключать попытки его заглушения при помощи аутостимуляции. В общем случае страху дано допускать признание как нечто стимулу аффективного развития, но иногда в силу наличия неких условий ему дано обращаться «из стимула аффективного развития в его тормоз». Кроме того, страху дано обретать «качества истинного аффекта на уровне экспансии». Также здесь важно то, что, в зависимости от возрастных данных, страхам дано быть замкнутыми то и на совершенно разные пугающие объекты, например, в детском возрасте - на «пугающие объекты детских страхов».

Если страхам дано исполнять некие функции, то в чем именно дано заключаться такого рода функциям? Так, страху дано представлять собой «обычную основу агрессивных действий - ранее пережитый конкретный страх остающийся актуальным для ребенка» или - вносить положительный адаптационный смысл «в случае нормального развития ребенка исходящий из положения важного звена в регуляции поведения». Существенная функция страха - «сигнал о том, что достигнутый уровень аффективной регуляции поведения не работает в новых условиях», ну а принципиально важной правомерно признание «охранительной функции страхов, их участия в инстинктивном поведении обеспечивающем самосохранение». Кроме того, страхи это не только «предшественники рывка в сторону большей независимости, самостоятельности», но и предтечи сопряженных с ними «естественных психологических механизмов преодоления страхов».

Если последовать за источником, то страхи специфичны наличием у них двух фундаментальных форматов - генерализованных страхов и конкретных страхов. На наше счастье, источнику дано отдельно предложить определение генерализованного страха, - данной разновидности страха дано представлять собой «страх, источником которого является не конкретный объект или фиксированная ситуация, а изменение среды, ситуации, привычного способа поведения близкого человека». Тогда само собой подобной природе дано определять и «неявность причины, которую иногда невозможно определить даже взрослому испытывающему генерализованный страх», а равно предопределять реальность нечто «генерализованной тревоги, неопредмеченного витающего страха». Кроме того, генерализованному страху дано допускать возможность модификации, а именно - «состояния ослабленного генерализованного страха, иначе - генерализованной тревоги связанной с событием или перспективой смены привычного стереотипа эмоциональных контактов». Средством же преодоления генерализованного страха психологии дано понимать «организацию и эмоциональное обогащение игрового и бытового стереотипов в режиме аффективного комфорта».

К сожалению, источник не предлагает нам точного определения конкретного страха, за исключением того, что обозначает присущую таким страхам специфику предполагать возникновение в силу воздействия отдельного объекта. Но, тем не менее, здесь нам несколько более обстоятельно дано судить о специфике «конкретных страхов». Во-первых, конкретные страхи - это страхи, порожденные «релизерами - врожденными сигналами опасности, входящими в состав устрашающих объектов или ситуаций», что, тем не менее, не наделены способностью «полностью определять собой целостный аффективный образ, стоящий за каждым страхом». Кроме того, особенно благоприятен к конкретным страхам уровень экспансии, где наблюдается преобладание «конкретных страхов допускающих фиксацию на некоторое время». Точно так же существенно важной разновидностью конкретного страха дано предстать «страху отрицательной аффективной оценки со стороны других людей - родителей, сверстников, учителей». В развитие подобного положения правомерно признание важным того аспекта, что, любым образом, «целостный аффективный образ стоящий за каждым страхом гораздо более широкий, чем определяющий его релизер». И, наконец, значение во многом эффективного средства преодоления конкретных страхов психологии дано отводить «спонтанной психодраме - естественному механизму борьбы со страхами».

Если в понимании используемого нами источника страх в большей мере локальная проблема, то агрессия, если последовать заявляемому им пониманию, нечто уже вездесущее, наполняющее собой едва ли не всё. Равным же образом и формы агрессии столь разнообразны, что охватывают едва ли не любые мыслимые возможности порождения агрессии. Конечно, здесь не исключено и разделение на вербальные и физические формы агрессии; вербальные формы - высказывания, «иногда сексуального содержания», «агрессивные разряды в символическом плане», «вербальные проявления самоагрессии» и две особенные формы - вербальная форма «более характерная для детей старшего возраста» и форма «характерная легким случаям агрессии». Подобным же образом и физической агрессии дано различать в числе ее возможных форм агрессию и самоагрессию, а также агрессию по отношению к окружающим объектам, «самоагрессию характерную для детей раннего возраста» или форму самоагрессии, «когда ребенок кусает, расцарапывает себе руки». Иного рода формы агрессии - формы своего рода «порядкового» типа, - состоящие в одном или в нескольких действиях, или в действиях, определяемых как типичные или специфически особенные. Тогда если характеризовать те или иные отдельные действия, то это или «агрессивные действия, проявляющиеся в сюжетных играх детей» или, напротив, «двигательные стереотипии ребенка направленные на заглушение аффективного дискомфорта носящие характер самоагрессии», а равно и «короткие стереотипные агрессивные действия с игрушками иногда сопровождаемые свернутыми речевыми комментариями». Далее, к числу «иррегулярных» форм агрессии дано принадлежать выделяемому на особом положении случаю - «неадекватному срыву, возможно происходящему в связи с повышенной пресыщаемостью аутичного ребенка, доставляющей ему ощущение выраженного дискомфорта и провоцирующей агрессивное действие по отношению к объекту». Но вслед за данным отдельным случаем правомерно представление и двух более простых примеров - или «реакции агрессией на любое нарушение привычного в обиходе» или - «сопротивления попыткам вовлечь во взаимодействие вплоть до агрессивных действий». Кроме того, если следовать источнику, принадлежности числу повторяющихся форм агрессии дано отличать и нечто циклические агрессивные реакции или эпизодические формы агрессии. Подобным же образом агрессии дано предполагать воплощение и в специфике поведения - «агрессивных проявлениях в форме сложного целенаправленного поведения» и «агрессии носящей оттенок сексуального влечения». Далее, к группе процедурных разновидностей форм агрессии равно принадлежит и такое ее непременное включение, как агрессивный контакт, непременно предполагающий особый порядок проявления тогда уже как акт пребывания в контакте. Это, положим, агрессивный контакт «при долгом перерыве в занятиях» или - «при нестереотипной форме встречи со знакомым человеком - например, с психологом на улице, а не в игровой комнате», а равно и «при появлении на занятиях нового человека». Также агрессивному контакту дано предполагать и его собственные «ситуативно специфичные формы». Наконец, агрессии дано знать и такие формы, когда ей случается происходить лишь «в себе» или только в сознании. Такова, в частности, «вербальная агрессия, выражаемая в создании агрессивных аффективных образов, гипертрофирующих какую-либо функцию или качество объекта», как и нечто «стереотипные вербальные агрессивные фантазии которыми ребенок кажется одержимым». Сюда же правомерно отнесение и «проявлений агрессии, которые условно можно назвать спонтанными свернутыми психодрамами». Помимо всех названных, агрессии дано располагать и теми специфическими формами, чему дано выделяться или в силу специфической адресации или особенного генезиса. По адресации это либо «генерализованная агрессия», знающая и такую ее форму, как «фиксированная на отдельных избирательных объектах» или - равно ее «сложный аналог, релевантный уровню экспансии», а также и самоагрессия или «проявления физической ауто- и гетероагрессии, характерные тяжелым формам агрессии». По генезису это, с одной стороны формы «активного протеста, попытки самоутверждения выливающиеся часто в агрессивные реакции» или «варианты агрессии имеющие место при нарушении функционирования различных уровней аффективной организации», а равно и «разновидности агрессивных реакций ребенка одинаковые внешне, но различные в силу происхождения от разных причин». А завершить же наш обзор многообразия форм агрессии тогда же подобает формам, что представляют собой или тенденции, либо - не исключают отнесения к группе форм такой типологии. Или - таковы не только два вида агрессивных тенденций - «находящиеся в подпороговом подавленном состоянии» и «носящие социализированный характер», но равно и формы, «которые можно включать в игровой контекст и, используя которые можно подходить к борьбе со страхами ребенка и к установлению с ним более адекватных форм контакта». Кроме того, таковы и «формы преобладания вербальной агрессии», как равно и «формы принимаемые агрессивными тенденциями при патологическом доминировании уровня экспансии».

Психология равно преуспевает и в построении детальной картины предназначения или функциональной необходимости агрессии. При построении этой картины психологии дано выделять не только составляющую разнообразия причин возникновения агрессии, но и аспект разнообразия функций агрессии в поведении ребенка. Агрессия - это реакция, соответствующая «определенному реактивному состоянию, располагающему определенной защитной функцией», из чего дано следовать и «недопустимости оценки агрессивных тенденций в поведении ребенка как исключительно отрицательных, несмотря на создание ими больших трудностей взаимодействия с ним». Более того, психологии дано исходить из оценки, означающей определение агрессии как «наиболее частого способа реагирования ребенка на воздействия из окружения» или понимать агрессию равно же «нормальной ситуативной реакцией ребенка выполняющей защитную функцию необходимую для адекватной адаптации». Если более точно, то агрессия и есть некое состояние, когда имеет место «вызов угрозой существованию не страха, а гнева и агрессии»; другое дело, что источник отдельной агрессии не всегда очевиден, что подтверждает и «возможность возникновения агрессивных реакций по незначительному, неадекватному с точки зрения окружающих поводу».

Но каким именно причинам дано определять как таковое проявление агрессивной реакции? В одном случае это целый ряд частных причин, положим, страх перед окружающим или наличие страха вообще, а равно же и проблемы «отдельных конкретных ситуаций наподобие десенсибилизации, страха или купирования агрессивных реакций». Такую роль, конечно же, дано брать на себя и воздействию «ранее пережитого конкретного страха остающегося актуальным для ребенка», а также намерению ребенка в части воздействия «на взрослых по схеме назло», как и ответу на такую форму оказания воздействия как «усиление давления взрослого». Но если не задаваться целью указания предметно определенных причин, то равно возможны и «провокационные причины» агрессии, в некоем частном случае - «провокация генерализованной агрессии мелкими предметами, находящимися в игровой комнате - мозаикой, кубиками». Далее, агрессивная реакция это не только «форма стереотипного реагирования в ситуации запрета, наказания», но и реакция на усиление фрустрации в виде «самоагрессии ребенка в случае использования прямого запрета - вербального или физического». Но агрессии дано допускать побуждение не только ситуативными, но и системными причинами - врожденными влечениями, склонностью к патологической аутостимуляции, или - определяться как специфике «возникшей ситуативной реакции закрепляться и формировать стойкие влечения к агрессивным действиям», а равно допускать порождение в порядке «удовлетворения потребности в аффективном заражении агрессией». Более того, на уровне экспансии агрессивным проявлениям дано входить «в состав возможных способов аффективной адаптации к окружающему, регуляцию которой этот уровень обеспечивает», а также возникать и в тех или иных ситуациях равно «как форма контакта». Более того, в некоторых случаях агрессии дано взращиваться и внутри ситуации теперь уже возникающей непосредственно в психике. В одном случае пример такого рода формы порождения агрессии и дано предоставить «вырастанию самоагрессии из защитной стимуляции, когда дискомфорт уже настолько силен для ребенка, что обычная доза аутостимуляционных приемов уже не может его нейтрализовать», в некотором другом - допускать формирование то и «как реакции на пресыщение». Кроме того, равно возможна и такая форма порождения агрессии, как «агрессия ребенка, провоцируемая вновь и вновь усиливающейся ситуацией фрустрации».

Среди представленных источником характеристик агрессии нам равно дано обнаружить и данные о формах протекания агрессивных действий. Но здесь самой замкнутости источника на проблематике причин проявления агрессии дано определять положение, в силу которого наиболее объемное представительство в составе таких данных дано занять данным о моментах возникновения агрессии. В частности, здесь дано идти речи о нечто «импульсивном возникновении агрессивных действий при более тяжелом типе аффективных расстройств, их меньшей связи с наличной ситуацией» или о «легкости возникновения негативных эмоций и агрессии в ситуации, когда невозможно прекратить действие вызвавшее пресыщение». Другое дело, что некоторым из числа таких характеристик все же недостает сведений о типе событий такой инициации, когда они прямо ограничены упоминанием лишь «прихода ребенка к направленному агрессивному действию в отношении предмета вызывающего страх» или «провоцирования агрессивных тенденций чаще не отдельными свойствами объектов, а более общими признаками ситуаций». Далее, некоему моменту инициации агрессивного действия дано допускать описание чуть ли не как разворачивающемуся сюжету, когда «стимул, оцениваемый аутичным ребенком как положительный аффективно значимый, запускает активность по его достижению, которая, однако, не разворачивается, не доводится до конца обрываясь на агрессию». Конечно, важно понимать, что одним и тем же причинам дано допускать порождение «на различных уровнях активности и глубины аффективного контакта со средой отличные друг от друга проявления агрессии». Но инициации агрессивного действия иной раз не просто дано ограничиться вызовом проявления агрессии, но предполагать и переход такого проявления во что-либо, что и получает подтверждение в признании смещенной активности «результатом взаимоторможения противоположных состояний - страха и агрессии - ведущим к растормаживанию других стереотипов поведения». Но кроме первичной, истинной инициации психологии дано отмечать и вторичную форму инициации, положим, усиление агрессивных тенденций «при попытках взрослого пресечь нежелательные влечения ребенка, запретить ему подобные агрессивные фантазии». И равно помимо инициации агрессии дано иметь место и ее гашению, что тогда уже подтверждает пример «появления спонтанных психодрам на фоне уменьшения генерализованной агрессии в процессе коррекционной работы с детьми 2-й группы раннего детского аутизма».

Если вслед за обзором событий инициации агрессии продолжить данный экскурс показом найденных в источнике картин ее протекания, то открыть этот парад примеров следует предоставить «быстрому отыгрыванию первых агрессивных действий в отношении пугающего объекта не выходя за рамки данной конкретной ситуации, иначе - в виде свернутой психодрамы». Другой формой протекания агрессии равно же дано предстать «сильному застреванию ребенка на придуманных образах, как и на импульсивных агрессивных действиях» и, бок о бок с ним и «такой степени поглощения ребенка в более тяжелых случаях непосредственно самим переживанием совершаемого агрессивного действия, что он в этот момент недоступен контакту». Моменту протекания агрессии дано предполагать его сопровождение равно же и «усиленным возбуждением, наступающим в вербальной агрессии выражаемой в создании агрессивных аффективных образов, гипертрофирующих какую-либо функцию или качество объекта». Агрессии также дано предполагать различные степени или уровни состоятельности или же самой возможности совершения. Тогда в одном случае это «отсутствие завершения агрессии облегчением аффективного напряжения», в другом - «отмечаемая у сверхсосредоточенных на страшном детей неспособность запущенного древнего охранительного механизма вести к целенаправленным агрессивным действиям». Кроме того, моменту проявления агрессии дано в понимании психологии располагать спецификой «открытого» или «закрытого», что обнаруживают и «наиболее грубые случаи, где трудно выявить причину возникновения агрессии выглядящей совершенно неадекватной формой реагирования на ситуацию». Также агрессии дано выступать как принимающей характерный облик. Один принимаемый агрессией «внешний образ» - «неприязнь ребенка к попыткам взрослого направлять ход его фантазии связанной с проигрыванием страшных неприятных агрессивных сюжетов», другой - «самоагрессия как сигнал к тому, что взрослому необходимо срочно уменьшить дозу вмешательства, активности во взаимодействии». Здесь равно возможна и третья, более сложная форма, а именно - «многократная отработка пробных включений агрессивных действий в более адекватные формы аффективного контакта ребенка со взрослым». Как и всему иному, агрессии дано располагать спецификой состава; таковы, например, составляющие, отсутствующие в той или иной форме агрессии - «отсутствие проявлений в поведении ребенка агрессивных реакций уровня стереотипов» или «отсутствие у ребенка при реализации агрессивных действий облегчающей аффективной разрядки». В части специфики ее состава агрессии равно дано проявить способность замещения одного компонента или формы другой - физической агрессии на вербальную агрессию или агрессивных реакций по отношению к объектам окружения тогда уже на самоагрессию. Важный компонент агрессии - отличающее ее «практически постоянное присутствие попыток психодраматического изживания страха», а регулярная особенность агрессии - «частые случаи сопровождения вербальной агрессии физической агрессией». Но если агрессии дано знать ее содержательное наполнение, то равно ей дано знать и состояния доминирования отдельных элементов содержания. Так, здесь можно вести речь о «положении агрессии как ведущей в рамках отношения ‘агрессия - самоагрессия’» или о ней же по отношению к окружающим объектам и людям как преобладающей «в поведении ребенка, охватывая целый ряд проявлений от более примитивных физических агрессивных действий до сложных целенаправленных форм достаточно развернутого агрессивного поведения». Подобным же образом и вербальным формам агрессии дано преобладать над физическими формами, а генерализованным формам - над устойчивыми. И, наконец, агрессии дано открываться и в «способности ребенка в ситуации полного эмоционального комфорта выдать устрашающий объект направленным агрессивным действием, например, выбежать из укрытия, стукнуть ногой по электророзетке и тут же вернуться обратно». Кроме того, агрессия доступна внешней регистрации и в том отношении, что не исключена и фиксация «действий исполняемых ребенком в порядке агрессивного контакта».

Помимо рассмотренных выше характеристик психология равно прибегает к такой характеристике агрессии как ситуация, чье развитие возможно как в результате, так и в связи с проявлением агрессии. Тогда открыть ряд иллюстраций раскрывающих подобную трактовку лучше показом той части таких ситуаций, что сопровождают момент возникновения или зарождения агрессии. Здесь, с одной стороны, можно обнаружить «легкость провокации агрессивных тенденций в игре», с другой - равно же невозможность возникновения агрессии или - «невозможность запуска агрессивных реакций в условиях нормального существования уровня полевой реактивности». Кроме того, источнику дано предоставить свидетельства возможности ситуации едва ли не буриданова осла - или ситуации, где «невозможно что просто разрешить подобные агрессивные действия, что игнорировать их». Кроме того, моменту возникновения агрессии дано предполагать отождествление как моменту «осознания ребенком своих агрессивных проявлений как показателя больших возможностей его личностного развития», в другом случае - равно как моменту инициации агрессии неким внешним фактором, например, инициации у ребенка присутствием отца на сеансе психотерапии. Само собой, психологии не дано исключать возможность и некоего разнообразия ситуаций, «в которых возможно возникновение самоагрессии как формы агрессивного реагирования». Наконец, если дано иметь место не моменту инициации, то дано иметь место моменту закрепления ранее развившейся агрессии, что можно видеть по примеру «требования ребенка на каждом последующем занятии проигрывать психодраму в неизменном виде, что обеспечивает его увязание в аффективных агрессивных действиях».

Далее - не исключено предположение, что в понимании психологии важная ситуативная характеристика агрессии - частотность ее проявления. В данном отношении психологии доводится отметить и нечто «минимальную частоту агрессии на фоне прочих форм реагирования», далее - равно и «наиболее частую форму самоагрессии» у детей с той или иной формой аутизма и - здесь же и «наиболее частый случай коротких агрессивных действий». И здесь если самоагрессии дано отметиться «более частым проявлением в вербальном, чем в физическом плане», то при психокоррекции ребенку лишь иногда выпадает возможность «совершения агрессивных действий которым придается положительный смысл - например, нам необходимо расчистить дорогу в джунглях». Если же подойти к проблеме частотности агрессии под углом зрения характеристики периодичности, то здесь роль примеров дано взять на себя или «периодически отмечаемым у одного ребенка агрессивным вспышкам», или - равно же «периодам выраженной агрессивности ребенка нарушающим его гармоничные отношения с окружающими наблюдаемые в процессе нормального аффективного развития». Кроме того, здесь также подобает отметить «постоянные срывы ребенка на импульсивные агрессивные действия, направленные на окружающих людей и их усиление при попытках общения с ним, приобретающие грубо извращенный характер, выглядящие как непреодолимое патологическое влечение», а равно и «эпизодические проявления агрессии».

Событию проявления агрессии не дано исключать и обретения природы «воплощения влияния, определяемого характером обстоятельств». Так, страхам ребенка дано располагать способностью «спонтанного проявления посредством направленных или генерализованных агрессивных действий», кроме того, ребенку дано «отчасти давать выход своей агрессии в отношении пугающего объекта - просверлить волку зубы, дать ему таблетку или сделать укол», а аутоагрессивным проявлениям - если не проявляться в обычных условиях, то проявляться «в неблагоприятных условиях». Подобным же образом ребенок не отчужден и от возможности «решаться на такое агрессивное действие на высоте своего эмоционального подъема, пытаясь обратить на себя внимание взрослого, но - не располагая самостоятельными адекватными способами взаимодействия с окружающим» или обнаружить одержимость «агрессивными фантазиями порождаемыми страхами». Еще одна возможность проявления агрессии «под влиянием обстоятельств» - равно «однозначное восприятие барьера лишь как помехи на пути к цели вызывающее импульсивное агрессивное действие». Кроме того, другой возможный момент обретения событием проявления агрессии особенного ситуативного контура - его обращение событием создания или закрепления тенденции. Положим, такова не только лишь «опасность закрепления проявлений агрессии, являющихся неадекватными попытками ребенка самостоятельно поддержать контакт в их качестве доступного средства взаимодействия ребенка с его близкими», но и опасность для ребенка такого рода формы самоагрессии, чему дано уже «требовать срочного купирования». Подобную же специфику дано обнаружить и возможности фиксации ребенка «на импульсивных агрессивных действиях в случае приобретения агрессивного отношения к окружающим грубо извращенного характера», как равно и «приобретению агрессивными тенденциями более избирательного характера и большей стойкости». Другая подобного рода тенденция - «расцвет в русле специфической реактивности проявлений физической аутостимуляции и агрессивных разрядов направленных на объекты окружения и на самого ребенка»; близок ей и результат «в виде усугубления агрессии со стороны ребенка» или «распространение физической агрессии ребенка и на игротерапевта», как и ее «иррадирования в нейтральные ситуации». Для ситуации агрессии также не исключено развиваться как ситуации «усиления агрессивности» - скажем, «усиления агрессивности ребенка во время сеансов холдинга в особенности по отношению к отцу» или как «фиксации этих агрессивных действий и переходу к их преобладанию в поведении ребенка».

Для агрессии не исключена и возможность проявления посредством образования кризисной ситуации. Так, прямой пример, увы, не возникновения, но исключения данной возможности дано обнаружить и «исключению в случае неудачи в адаптации форм реакции в виде ухода, двигательной бури, направленной агрессии замещаемых на обращение за помощью к другим людям». Подобным же образом агрессивным установкам ребенка не только дано обращаться «дополнительным препятствием к его социализации», но равно обращать и как такового ребенка жертвой «серьезной дезадаптации в его взаимодействиях с окружающим, вызываемой его влечением к агрессивным действиям». Еще одна форма подобного рода кризиса - равно же «формирование своеобразных форм аутизма, вызванного захваченностью страшными, непонятными для других людей впечатлениями часто агрессивного содержания».

Наконец, дано иметь место и таким ситуациям, что заключают собой состояние затухания или гашения агрессивных проявлений. Положим, это и «постепенное уменьшение агрессивных проявлений по мере приобретения ребенком большей выносливости в аффективных контактах с окружающими, большей уверенности в себе, в своих близких» или равно же «практическое исчезновение у одного из детей агрессивных вспышек, во время которых он бил мать и других взрослых по лицу и ногам». Сходную специфику дано обнаружить и «признаку снятия с человека отрицательной валентности - прекращению самоагрессивных действий ребенка, уменьшению двигательного беспокойства, снижению напряженности стереотипий, появлению как бы случайных приближений ребенка к чужому». Еще более позитивно дано выглядеть «увеличению в поведении ребенка доли более сложных, активных, менее ригидных, не так жестко связанных с наличием определенного релизера форм агрессии, которые можно включать в игровой контекст». Наконец, признаком существенного прогресса психики правомерно признание и как такового «исчезновения самоагрессии».

Весьма любопытно, что психологи в подтверждение ряда заявляемых ими оценок склонны к представлению ссылки равно же и на картину «смены поведения у чайки только что демонстрировавшей агрессивное поведение, при угрозе неудачи внезапно прекращать агрессию и обращаться к чистке собственных перьев, клеванию и другим действиям».

Агрессия - любым образом особенное явление, а поскольку она явно достаточна как явление, то на нее возможно обращение и признаков уровня или меры. Самое любопытное, что лучше всего обзор этих признаков начать с указания тех характеристик и признаков, где агрессия обращается мерой как бы самоё себя. Таковы, конечно же, «агрессивность» просто, и - «агрессивность актуальная в привычных каждодневных контактах ребенка со своими близкими» и - агрессивность на фоне чего-либо - «бессмысленных капризов, негативизма или пассивной подчиняемости ребенка». Агрессивности равно дано предполагать возможность измерения «через себя» и в сочетании ее «вербальных и физических» форм, тяжести агрессивных проявлений, в частоте и легкости их возникновения, или - в частоте и интенсивности некоей отдельной формы агрессии. Далее, что вполне естественно, агрессию доводится отличать и способности к принятию некоего облика. Агрессии дано выглядеть или как патологическому влечению или - принимать облик «не характерной в норме формы реагирования для уровней полевой реактивности и стереотипов» или показывать себя как нарушение некоего функционирования, «обретая характер отдельных агрессивных действий». Равно для агрессии не исключена возможность обращения «представителем» некоего состояния психики как в случае «самоагрессии как единственно возможной на уровне полевой реактивности форме отрицательного реагирования» или - ей дано скрывать под «внешне похожими формами агрессивного поведения характерно различающиеся факторы, с которыми они связаны». Подобным же образом и динамика проявлений агрессии равно «своеобразный показатель усложнения и большей гибкости в способах взаимодействия ребенка с его ближайшим окружением», а «развернутое агрессивное поведение» - оно же и «не характерное уровню стереотипов».

Также агрессии дано допускать приложение к ней таких показателей меры, что можно расценивать как характеристики компарации. Так, аутоагрессивным действиям дано допускать более сильное выражение, нежели «действиям по отношению к окружающим объектам и людям», а агрессивным проявлениям уровней полевой реактивности и стереотипов - тем располагать спецификой нечто «качественно различного». Подобным же образом и интенсивности и форме проявления агрессивных действий иной раз доводится не соответствовать «возможно спровоцировавшим их определенным фрустраторам», когда агрессивности, присущей детям с 3-й группой раннего детского аутизма тем и отличаться от психопатических форм, что обнаружить качества «носящей более стереотипный характер и менее развернутой». Далее, агрессии дано допускать приложение к ней показателей и неких отличающих ее «потенциалов» - «степени напряженности в агрессивных действиях», «степени неадекватности агрессии той ситуации, в которой она возникает» или «степени осознаваемости агрессивных действий». Однако на особом положении в числе подобного рода потенциалов возможно выделение характеристик тяжести и силы агрессии; это и «чрезмерно агрессивное жестокое поведение», «повышенная агрессивность», «явное преобладание агрессии в вербальном плане» или же «яркие проявления негативизма и агрессии к близким - попытки укусить, ударить». Кроме того, такому ряду дано принадлежать и как таковой «более грубой и искаженной» форме агрессивных реакций, реакциям, производящих «впечатление особенно негативистичных и агрессивных как в физическом, так и в вербальном планах», или и наиболее грубым проявлениям агрессии, а равно и «обращению ребенка агрессивным, все более неистово прокручивающим стереотипный аффективный сюжет». Подобным же образом мере потенциала доводится определять и такие проявления агрессии, с чем невозможно справиться «с помощью какого-либо психотерапевтического приема» или те агрессивные реакции, чему дано означать и нечто «тревожный сигнал более грубой аффективной патологии». Кроме того, для агрессии не исключена и ее подверженность некоей динамике - возрастанию «агрессивных тенденций» или возрастанию «значения фактора фрустрации в формировании агрессивного поведения» и, кроме того, ей дано предполагать «укрепление и усиление у ребенка его агрессивных тенденций, их обращение в осознаваемые ребенком». Наконец, специфику меры агрессии дано нести и качеству ее запрещенности, причем не только как таковой агрессии, но и «агрессивных влечений и фантазий».

Конечно, агрессии не заслужить бы и присвоения ей такого собственного имени, не располагай она и подобающим адресатом. В данном случае, если исходить из данных источника, это или кто-либо из близких людей, включая мать, а равно и некий пугающий объект, другие люди и объекты окружения, просто предметы «привлекшие внимание аутичного ребенка», окружающие объекты, любимые объекты и, в конце концов, некие «окружающие люди». То есть, мы позволим себе дополнение суждения психологии и такой простейшей оценкой, в данном случае это и нечто различного рода содержание, помещенное в среду в известном отношении «непосредственного» доступа.

Еще один важный аспект становления агрессии - реальность акций или действий агрессивных по форме, но не агрессивных по смыслу или по роли, что возложены на них кем-либо «предпринимающим агрессию». Такая особенность - характерная черта «агрессивных проявлений, являющихся скорее формой контакта - ребенок может подойти к другому ребенку и с улыбкой толкнуть его, не зная как обратиться» или столь близкого им «агрессивного типа контакта с людьми, к которым ребенок эмоционально расположен». Подобную специфику равно дано обнаружить и двум разновидностям «агрессивных реакций ребенка» - или «представляющим собой попытку осуществления примитивного контакта с окружающим» или представляющим собой «проявления влечения». Кроме того, к тому же ряду правомерно отнесение и «адаптивных реакций запускаемых этологически значимыми сигналам - раздражителями исходящими от внешнего облика человека, - не доводимых до конца притом, что их обломки внешне выражаются как навязчивые агрессивные действия влечения». Равным же образом в облике агрессии дано представляться и нечто, чему дано выглядеть агрессией лишь внешне - или «механизму качелей, обретающему внешнее выражение самоагрессии» или и тем же не натуральным, а условным «агрессивным проявлениям детей в играх чаще всего осуществляемым в вербальном плане».

Далее - описаниям форм и проявлений агрессии равно дано включать в себя и характеристику акта агрессии как предполагающего совершение далеко не в вакууме, из чего уже дано следовать реальности противодействия агрессии. В таком случае, какие именно формы такого рода внешней реакции и подобает предполагать? Первое - это попытки сдерживания агрессии; здесь, что специфично для используемого нами источника, можно обнаружить и как таковое «ограничение физической и вербальной агрессии благожелательным вербальным контактом» иногда вплоть до объяснения ребенку «эмоционального содержания ситуации», а вместе с тем и ряд психотерапевтических воздействий, «направленных на преодоление агрессии». Решению задачи сдерживания агрессии равно предназначены «устранение разрядов самоагрессии ребенка», «наложение эмоционального контроля на довлеющие агрессивные действия ребенка» или и как таковое «непринятие агрессии и установление запрета на подобные действия». Иной раз роль средства сдерживания агрессии дано принимать на себя «высказанному ребенку замечанию или просто выраженной ему отрицательной реакции», в другой раз здесь возможно использование «ситуации эмоционального комфорта, в которой уменьшаются отрицательные аффективные проявления ребенка, такие как аффективные крики, самоагрессия, избегание взрослого». Иное вполне возможное средство сдерживания агрессии - равно и «жесткое ограничение, игнорирование в процессе психокоррекции агрессивных реакций ребенка и их преобразование в простейший игровой контакт или в сложную сюжетную игру, в фабуле которой ребенку отводится героическая роль». Но подобного рода прямому блокированию не дано исчерпывать собой в целом перечня форм противодействия агрессии; иной возможный круг приемов подобного противодействия - приемы, что восходят к «введению агрессивного действия в контекст конструктивной деятельности, подчинении ее контролю». Положим, таковыми и дано предстать включению агрессивного действия в контекст игры или приведению агрессивного действия демонстрируемого ребенком «к моментальному положительному завершению», а равно и использованию механизма качелей как средства «превращения агрессии в форму своеобразной аутостимуляции». Еще одна практика, далеко не лишняя в этом случае - «немедленное введение сюжета, внутри которого возможна актуализация агрессивных тенденций ребенка, но не в форме примитивных манипуляций игровым материалом, а в большей степени в виде переживания ребенком моментов экспансии», а помимо нее - и «интерпретация взрослым имеющихся агрессивных действий как положительных». Ряд подобного рода приемов также удачно дано дополнить и «удержанию под контролем влечений соответствующих проявлениям самоагрессии у ребенка, но - не категорично запрещая их, а используя для взаимодействия с ребенком» или равно и приему провокации психодрамы «посредством снятия в игре запрета на агрессию, создания эмоционально комфортной ситуации острой безопасности». В иных обстоятельствах приемы сдерживания агрессии способны предполагать некие парадоксальные формы построения, а именно - «провоцирование ребенка на агрессивные действия необходимые будущему герою для борьбы с опасностями». Той же цели дано послужить и «разрешению и облегчению агрессивных тенденций и влечений под постоянным прикрытием эмоционально положительного образа героя и при некотором расшатывании слишком правильных стереотипных форм установок эмоциональных реакций и поведения ребенка» или же «снятию в игре запрета на генерализованные и целенаправленные агрессивные действия, приданию им игрового смысла». Но если не препятствовать агрессии или не предпринимать попыток задания иной ориентации агрессивным действиям, то равно возможно и отвлечение от агрессии, тем более это проще реализуемо в случае ребенка. Так здесь или возможно временное отвлечение ребенка «от спонтанной агрессивной направленности сюжета» или - теперь и такого свойства возня с пугающим персонажем, что придает всем «действиям эмоционально положительный смысл», или равно возможно «своевременное улавливание агрессивного намерения и его предотвращение быстрым переключением ребенка на выполнение какого-либо иного аффективного действия». Наконец, здесь явно ожидаемы такие способы подобного переключения, как «пробные включения агрессивных действий в более адекватные формы аффективного контакта ребенка со взрослым далее и с постепенным переключением на них» или равно же и «быстрое переключение ребенка, препятствование ему в фиксации на этих импульсивных агрессивных действиях». Наконец, агрессивной тенденции допустимо противопоставление и в известном отношении «девальвации» ее ценности; таковым и дано предстать «игнорированию агрессивной тенденции и не фиксации на ней внимания ребенка» или же «прерыванию взрослым приятного для ребенка контакта, не устанавливая прямой связи этого с его агрессией». Также важно, что «правильной организации» встречной реакции на агрессию явно не помешает и соблюдение мер предосторожности. Здесь или же недопустимо «резко обрывать и запрещать такие проявления агрессии, которые являются неадекватными попытками ребенка самостоятельно поддержать контакт» или же нежелательно «провоцировать ребенка на явно запретные агрессивные аффективные действия».

Однако и противодействию агрессии не только доводится принимать формы всякого рода эпизодических актов, но знать и такую форму выражения, как различного рода деятельность, в том числе и деятельность психологов, решающих задачи психологической коррекции. Но данная деятельность явно невозможна и без прохождения такого этапа, как «подготовка почвы» для ее ведения, подбор необходимых методов и приемов. Весьма любопытно в этом случае, как именно предлагает расценивать подобные возможности используемый нами источник; первое, на что он указывает - само собой «принципиальное отсутствие в психологической коррекции аффективной дезадаптации единого приема преодоления страха или агрессии вообще». Далее источнику дано обратить внимание и на наличие «компонентов, необходимых для придания эффективности приемам купирования или смягчения агрессивных проявлений у ребенка». Но источник равно же спешит предупредить, что «набор приемов психологической коррекции наиболее адекватен при работе с одним из поврежденных или патологически доминирующих уровней аффективной организации и совершенно противопоказан при обращении к агрессивным проявлениям другого уровня».

Кроме того, деятельность психологической коррекции проявлений агрессии подобает строить на базе проведения предварительного анализа. Или если исходить из общего определения, то «чтобы справиться с агрессивными тенденциями в поведении ребенка, прежде всего, необходимо определить, какое место они занимают в структуре всего нарушения аффективного развития ребенка в целом, и какие уровни аффективной организации в наибольшей степени затронуты». Более того, также здесь важно «подробное рассмотрение какие формы агрессия принимает на каждом из аффективных уровней, каковы ее предполагаемая природа и функция», а потому важно и определение «какие приемы следует использовать для более эффективной коррекции» агрессии. Равно важна здесь и ориентация на «построение психотерапевтического воздействия в зависимости от предполагаемой природы агрессивного поведения ребенка», в основе которой и подобает лежать «тщательному анализу при попытке психологической коррекции агрессии, какую функцию она несет в каждой конкретной ситуации, каковы ее пропорции среди других проявлений активности ребенка и динамика с момента возникновения». Потому ничто иное помимо суммы таких привходящих и непригодно для определения «тактики психотерапевтических воздействий при психологической коррекции агрессии», как явно «непригодны запретные агрессивные действия для столь необходимого ослабления напряжения в контакте и закрепления аффективной связи с ребенком 4-й группы раннего детского аутизма». Или - подобной «тактике» равно дано заключаться и в «такой организации ситуации взаимодействия с ребенком, чтобы не провоцировать лишний раз его неизбежные импульсивные агрессивные реакции». В конечном итоге результат коррекционной работы положительный лишь в случае, «если в поведении ребенка падает частота примитивных импульсивных, тесно спаянных с влечениями разрушающих взаимодействие с ним агрессивных реакций и растет доля активных менее ригидных реакций». Однако некоторым из подобных приемов все же дано оказывать и противоположное воздействие - «усиливать дискомфорт ребенка и порождать у него еще более ожесточенный протест».

Если перейти к подведению итогов пришедшего теперь к завершению обзора предлагаемого психологией толкования таких психических явлений или функций как страх и агрессия, то по его результатам данным явлениям дано обрести реноме любым образом не простых форм, или - покоящихся не только на действии особенных механизмов, но равно исходящим и из особенных начал. Страху и агрессии, в отличие от подхода философии с привычным для нее концептом искать во всякой своей инкарнации вечно лишь точечного «сознания», дано обнаружить не только присущие им структуру и конструктивность в дополнение к особенной типологии, но показать и далеко не однозначный характер взаимодействия или сочетания с условиями внешней среды. Страху и агрессии даже для такой явно локальной картины их проявления, как наличие у детей с недостаточно развитой психикой все равно дано предстать как сложным и изощренным формам, построенным по их «особенным лекалам», что во всяком особенном случае предполагают и свой особенный порядок проявления. Психика, равно и на материале форм страх и агрессия - и здесь она достаточна для заявления претензии на статус безусловного обладателя нечто особенной формы присущего ей «техницизма».

Огл. Волшебное слово «аффект»

Стоит лишь изумляться любопытному факту, что только лишь способ ведения анализа, избранный нами с целью исследования монографии «Эмоциональные нарушения в детском возрасте и их коррекция» и тот побудил нас к заявлению такого рода реплики: «аффективно все, и все - аффект». Или, иначе, если приложение такого бесхитростного приема, как наше собственное субъективное понимание позволило нам разбиение текста источника на 4737 отдельные высказывания, то, странное дело, 984-м в их числе довелось включать в себя и слова с корнем «аффект», в подавляющей части прилагательные по типу «аффективный». Или, хотя данное обстоятельство не предполагало осознания или осмысленного подхода со стороны авторов монографии, но на деле в присущем им понимании как бы «живой субстрат» психики и предполагал обращение идеей «состояния аффекта». Более того, мы попытались определить значение данного слова в переводе, ограниченном условием выбора исконной лексики русской речи, и, отказавшись от сервиса специфически неполных словарей увидевших свет в советское время, подобрали нужное значение по словарю 1916 года - таковым довелось предстать первому вхождению данной словарной статьи «произвести впечатление». Но в этом случае и найденному нами в одном из выражений обороту «аффективные впечатления» дано обнаружить специфику прямой тавтологии; но здесь не исключено согласие с возможностью и нечто «мимолетных» впечатлений, для которых «аффективные» впечатления - их прямая альтернатива.

Далее мы признали необходимым применение такой формы анализа, как типологическая селекция или, иначе, распределение по ряду рубрик всех в целом обнаруженных нами 984-х выражений, включающих в себя слова с корнем «аффект». Это позволит нам представить подробный обзор выделенных в данном анализе рубрик, что и подобает открыть описанием группы, обнаружившей качества наиболее компактной, а именно - группы объединяющей выражения, допускающие отождествление как имена «особенных агентов». Такому характерно скромному по объему перечню «агентов» дано включать в себя лишь пять принадлежащих ему форм - аффективно активные люди, чужие аффективно активные люди, аффективно заряженная толпа, аффективные дети и единая аффективная система мать - ребенок. Или - подобного рода «агенты», с одной стороны, это формы, допускающие воплощение в них условия субъектности, с другой - они же агрегации, допускающие отождествление как пребывающие в состоянии аффекта или - как наделенные возможностью согласованного погружения в подобное состояние.

Продолжить наше описание далекой от простоты типологии различного рода «аффективного» следует не показом группы равно же «малых размеров», но представлением объемной типологической градации, допускающей отождествление как «формы порядков». Иными словами, если в «мире аффекта» дано бытовать действующим там агентам, то равно ему дано допускать бытование порядков, что тем или иным образом способны определять способ действия таких агентов. Положим, специфике подобных «порядков» дано отличать аффективные задачи и проблемы, - и каким только пестрым разнообразием этих задач под руку с проблемами дано одарить нас коллекции в объеме 984-х выражений! Таковы не только «необходимые аффективные задачи», но и аффективно-смысловые задачи, «аффективные задачи, возникающие в процессе контакта» и здесь же - «полярно противоположные задачи обеспечения аффективного контакта», а равно и задачи аффективной адаптации и в дополнение к ним - задача аффективного освоения мира. Наконец группе задач дано принадлежать и «единой задаче стабилизации аффективной жизни человека», а помимо такой важной задачи равно и характеристике «уровень аффективности адаптационных задач». Увы, но «аффективным проблемам» на подобном фоне довелось ограничиться куда более скромным представительством, зная в дополнение к их основному типу равно же разновидность «аффективные проблемы отдельных конкретных ситуаций». Продолжить же построение картины такого типологического многообразия тогда подобает представлению нечто «аффективных целей», располагающих и такими своими видами, как «собственная», важная, значимая цель и «условия достижения аффективной цели». Подразделу «порядков» общей типологии различного рода «аффективного» равно дано включать в себя и те же аффективные значения и смыслы. Здесь помимо нечто «чрезвычайной аффективной значимости» дано иметь место и различного рода аффективно значимому - «элементарным сигналам внутренней среды организма», темам, препятствию, ситуации, событию, а равно и «событию в общем ритуальном действе». И здесь если мы можем отметить нечто «положительно аффективно значимое», то его дано дополнить и «аффективному значению зрительных и вестибулярных впечатлений». От подобного «значимого» не довелось отстать и всяческого рода аффективным смыслам - «аффективному смыслу движение объектов относительно субъекта» или же смыслу «пространственных пропорций предметов, их расположения относительно друг друга и субъекта» и здесь же смыслам циркулирующих реакций, поведения и поведения высшего уровня, просто происходящего вокруг или - некоего уровня аффективной организации. Наконец, равно же некий смысл довелось представить и нечто «аффективной связи у ребенка между видом бутылочки и удовольствием от еды». Продолжить пополнение коллекции, относящейся к данной подгруппе, тогда уже выпадает на долю различного рода аффективных разновидностей семантических структур. Это и «аффективный знак», и - его положительная или отрицательная формы, «аффективный знак ситуации в целом», знак аффекта, аффективный код и аффективная информация - «о потенциальной возможности движения предметов и субъекта» или «о степени устойчивости, равновесии объектов, возможности свободного движения между ними и о защищенности субъекта ближними объектами от неожиданного воздействия дальних». Кроме того, неким следующим пополнением той же подгруппы дано предстать и аффективным информантам или структурам, относимые лингвистикой к плану выражения - аффективным восклицаниям, вокализации, крикам или «не связанным с ситуацией восклицаниям развернутых предложений».

Теперь, вслед за завершением описания подгрупп своего рода «определителей», наш экскурс и подобает продолжить описанию форм аффективного опыта. Хотя опыту равно дано представлять собой прямой психический функтор, но равно ему дано допускать формализацию и в отвлеченной, скажем, - в вербальной форме, и потому такой «опыт» и подобает расценивать как принадлежащий группе «порядков». Конечно, опыт, в том числе и аффективный, любым образом он же и опыт «кого» или «чего», - или ему дано предстать «аффективным опытом ребенка», или - «коллективным аффективным опытом» или равно «аффективным опытом успехов и поражений». Далее из подобных «элементов» дано складываться и неким комбинациям - «аффективному опыту сенсорного взаимодействия человека со средой», «аффективному опыту первых контактов ребенка с окружающим миром и, прежде всего, с матерью» или «аффективному опыту ребенка указывающему что его собственные приемы аутостимуляции дают меньше ощущений, чем совместные игры со взрослым». Кроме того, аффективный опыт он равно же и «предмет хранения», что доводится подтвердить и такой возможности, как «закрепление в аффективном опыте ребенка функционала поддержки тонизированием с возможностью обращения к его самостоятельному использованию, наступающему с развитием ребенка». На таком фоне и как таковая память, если рассматривать ее «как ресурс содержания» - и она равно разновидность опыта; собственно подобную природу и дано обнаружить «аффективной памяти служащей копилкой нового знания о себе» или «отложению в аффективной памяти достаточно выраженного следа благополучного завершения действия». Но и опыту не довелось бы обрести качества «опыта», не располагай он и присущими ему несколько недостаточными или характерно изощренными порядками; тогда всякого рода недостаточные формы опыта мы и позволим себе определить как «параопыт», а изощренные формы - как нечто «метаопыт». Здесь, если последовать пониманию, присущему собственно источнику, то основное содержание структур «параопыта» - не иначе, как впечатления; это и «аффективные» положительные впечатления, впечатления низших уровней аффективной регуляции или же впечатления «следующего несформированного уровня». Равно же данному ряду дано принадлежать и «аффективно тонизирующим впечатлениям», а с ними - и «аффективным» острым пугающим неприятным, непереносимым, смутным или аффективно ярким, а равно и неким собственным впечатлениям. Кроме того, таковы и «единое аффективное впечатление воздействия извне и собственной реакции на него», «положительные впечатления низших уровней аффективной регуляции, закрепляющие положительную валентность человека», а вместе с ними и «приятные впечатления соответствующие тому уровню аффективной организации, на котором ребенок максимально приспособлен». Но помимо впечатлений, параопыту дано охватывать собой и такую форму, как «аффективное удовольствие», включая сюда и некое «привычное для ребенка», как равно и «аффективно приятные бытовые ситуации». Далее, «метаопыт», если принять как должное позицию психологии, то он же и некая существенная специфика, а именно, «аффективные стереотипы» и всякого рода нормы. А далее тем же аффективным стереотипам дано распадаться и на их «простую» разновидность, аффективные стереотипы поведения, включая сюда и «сложившуюся» форму такого стереотипа, «аффективные стереотипы, на основе которых организуется поведение человека», стереотипы разных уровней аффективной организации и - стереотипы поведения «адаптирующиеся к конкретным стабильным условиям». Кроме того, здесь дано найти себя и «стереотипам аффективного поведения соответствующим определенным аффективным структурам», «аффективно усвоенным бытовым стереотипам», а равно и «привычной для ребенка стереотипной аффективной схеме». Также к числу такого рода стереотипов уместно отнесение и «явно запретных агрессивных аффективных действий», как равно и «опорной формы аффективно ярких сенсорных впечатлений».

Другая подгруппа, равно принадлежащая группе «порядков» - та, что объединяет собой такие формы, как когнитивные операнды и функторы, когнитивные продукты и когнитивные дисфункции. Когнитивные аффективные функторы - на деле это различного рода аффективные оценки - отрицательная и исходно отрицательная, неадекватная, оценка самого себя, карты силовых линий психического поля или и некоего уровня аффективной организации. Небольшое разнообразие в унылое звучание такого монотонного перечисления довелось внести и «примитивной аффективной оценке ограниченной непосредственной ситуацией, ее данным моментом и почти не оказывающей активного влияния на последующее поведение субъекта». Градации же когнитивных аффективных продуктов в большей мере дано охватывать различного рода аффективные образы, но - не исключительно образы. Здесь, как и следовало ожидать, не дано было не проявиться и тому разнообразию образов, что вылилось и в некое богатство образного мира. Включения в состав данной градации и довелось удостоиться аффективно заряженным образам, и - аффективным вербальным образам, и «аффективным зрительным» одного из уровней аффективной организации, и - принадлежащим тому же уровню «аффективным вербальным» образам. Но простые образы, выделяющиеся не более чем тональностью «окраски» - в этом случае не более чем полдела, поскольку вслед за ними дано объявиться и неким предметным образам; это и «адекватный аффективный образ мира», и «аффективный образ мира как комплекс ассоциативно связанных чувственно ярко окрашенных впечатлений» и - «аффективный образ мира субъекта». Кроме того, здесь же дано заявить о себе и «аффективно насыщенному характерному для всех человеческих культур образу героического деяния, подвига приносящего счастье, спасение человеку, народу, человечеству» или же «целостному аффективному образу стоящему за каждым страхом, гораздо более широкому, чем определяющий его релизер», как равно и «расширяющему релизер целостному аффективному образу». Кроме того, такого рода образам доводится обнаружить и нечто способность заявления себя равно и со стороны или предопределившего их становления или - наполнившей их силы, как, положим, «сильному аффективному образу создаваемому каким-либо этологически значимым персонажем - большие зубы, горячие глаза, большой - маленький» или «агрессивным аффективным образам, гипертрофирующим какую-либо функцию или качество объекта». Равно же помимо «возникающих аффективных образов» здесь довелось заявить о себе и «динамическим констелляциям аффективных образов» или же «придуманным ребенком каким-то своим отрицательным аффективным образам - злые дики», а равно и «целостному аффективному образу стоящему за каждым страхом» или - и «витально значимым аффективным образам победы и плодородия». Принадлежность ряду образных форм характерная черта и нечто картины или детали - «аффективной картины мира адекватной высшему из доступных ребенку уровней аффективной организации», или - «отрицательно окрашенным аффективным деталям» вкупе с «аффективными деталями обогащающими эмоциональный смысл ситуации». Далее, образ равно обретает очертания и нечто формы, никогда не замкнутой лишь на себя, а потому допускающей участие в построении сюжета или в обособлении элемента сюжета. И здесь в числе других аффективных форм когнитивных продуктов нам равно доводится встретить «стереотипный аффективный сюжет», «самые простые аффективно значимые для ребенка сюжеты» или же «новые аффективно насыщенные элементы игрового сюжета». Ну а положению части сюжета уже дано отличать эпизоды - «эпизоды закрепившиеся в аффективной памяти ребенка» или «эпизоды аффективного контакта связанные не только с удовлетворением витальных потребностей ребенка». Наконец, помимо образов в числе когнитивных аффективных продуктов дано найти себя «аффективным фантазиям», а с ними и «древним формам фольклора, аффективно утверждающим неизбежность торжества добра над злом, хорошего над плохим, возможности сопереживания, радости и сострадания, жалости, гарантирующим победу маленькому и доброму над большим и злым». Ну и, в конце концов, нам дано знать две формы когнитивной дисфункции - «бессвязные неадекватные аффективные высказывания» и «аффективные высказывания не связанные с реальной ситуацией».

Далее в группе аффективных порядков подобает выделить нечто аффективные «начала организации» - аффективные зависимости, динамики и потенциалы. Конечно, на эту роль как никогда дано претендовать тем же аффективным связям, схемам, структурам, правилам или чему-либо подобному. При этом аффективным связям кроме формы, созвучной имени типа дано охватывать такие четыре формы - «стабильные аффективные связи», «примитивную аффективную связь», «устойчивую аффективную связь между впечатлениями» и - «аффективную связь момента удовольствия ребенка и взгляда и улыбки взрослого». Структуры и схемы в нашем случае это «аффективная организация поведения», «аффективная схема в произведении искусства», «иерархическая структура аффективной организации» и аффективные центр и структура ситуации. Наконец, помимо «закономерностей аффективной жизни ребенка» здесь полезно отметить «аффективные правила» - правила контакта с высшим повелителем, с ходом прогрессивного развития и «правильную иерархию аффективных связей». Кроме того, конечно же, свое достойное место здесь доводится занять и «единственным доступным для ребенка путям аффективной адаптации к окружающему». Далее, формы динамики в данном случае не столь многочисленны - это ритм аффективной жизни и аффективных действий ребенка, а также ритмическая организация аффективных контактов и аффективного воздействия на человека. Другое дело - потенциалы, и первый из них - аффективная насыщенность, наполненность и заряженность, - в том числе, аффективная насыщенность ситуации или насыщенность аффективными действиями, и, конечно же, «аффективная наполненность ситуации эмоционального контакта со взрослыми». «Аффективная заряженность» на подобном фоне - это «изначальная аффективная заряженность ситуации» и «аффективная заряженность ситуации связанной с конкретным страхом». Конечно же, аффективным потенциалам также дано принять в свои ряды и нечто же низкие или отрицательные потенциалы; таковы «дисбаланс в аффективной системе», «аффективная неприемлемость» и «аффективная недостаточность, несформированность естественных механизмов коррекции страха». Наконец, потенциалам дано принимать формы и нечто «мер уровня», например, находя воплощение в «качестве истинного аффекта», «уровне аффективной жизни в чистом виде» и «аффективном уровне, означающем способность сигнализации о витально значимых впечатлениях, своего ряда желаниях, угрозе».

Продолжить наш экскурс вслед за раскрытием картины аффективных начал организации подобает и представлением наделенных аффективной природой функторных форматов - операторов, ролевых функторов и агентов репрезентации. Операторы, если прибегнуть к подобной трактовке, - не только аффективные стимулы, но равно и они, но - предполагающие организацию в поток и, кроме того, и «стимул, оцениваемый как положительный аффективно значимый», а с ним и «менее аффективно значимые, но обязательно приятные и тонизирующие раздражители». Представить группу функторов выпадает здесь трем формам ролевых функторов - «аффективно ярким героическим ролям», «более бытовым, но тоже героическим аффективно ярким ролям» и, наконец, «месту аффективно важному для ребенка». Другое дело, что куда более представительной здесь дано выглядеть группе агентов репрезентации - различного рода аффективным синдромам, симптомам, признакам, проявлениям и параметрам. Это, конечно, и «целостный синдром аффективной дезадаптации» и, одновременно, «симптомы общей аффективной дезадаптации», как равно и «симптом аффективной дезадаптации ребенка». Также от агентов репрезентации не подобает отставать и признакам - «признакам аффективной дезадаптации», «признакам которые в норме в этом возрасте не являются аффективно значимыми» и «внешним признакам аффективных переживаний». Также свое собственное трио дано составить и формам проявлений - «проявлениям аффективной жизни», «аффективным проявлениям другого человека» и, наконец, «отрицательным аффективным проявлениям ребенка». Ну а параметрам здесь дано весьма скромно обозначиться в двух возможных формах - «низших аффективных параметров» и равно же таких, чему «уделяют особое внимание низшие уровни при перепроверке эмоциональной оценки уровня эмоционального контроля».

Свою небольшую по объему, но характерно обособленную группу дано образовать и наделенным аффективной природой своего рода «формам завершенной структуры». Это в данном случае аффективный фон, в том числе и «определенный аффективный фон», выраженный аффективный компонент, аффективная основа и аффективная дистанция контакта, а равно и такая любопытная форма, как «аффективная сфера неправильных ответов матери». Кроме того, здесь же нам дано обнаружить и «весь спектр аффективных нарушений», «тоническую основу аффективной регуляции» и, конечно же, и вместе с ними и «ослабленный аффективный след завершения действия».

Подобным же образом типологическую группу аффективных порядков дано образовать и такого рода формам своего рода «топологии» как векторы и реперы. В этом случае к меньшей группе векторов правомерно отнесение различного рода аффективных ориентировок, состояний направленности и доминант. Здесь, в том числе, помимо аффективной ориентировки ребенка дано иметь место и ориентировке одного из уровней базальной аффективной организации, а равно двум специфичным формам, - «аффективной ориентировке направленной на оценку количественных характеристик воздействия внешней среды» и «базальной аффективной ориентировке на этологически наиболее сильные раздражители». Далее здесь возможно указание и двух форм аффективной направленности - «примитивной аффективной направленности на близкого» и «положительной аффективной направленности на сенсорный контакт со средой». Среди аффективных доминант также не помешает отметить две положительных и одну отрицательную и, кроме того, «неопределенность в отношении, что аффективно доминирует в картине». В таком случае положительные аффективные доминанты - не только та, «которая разрядила бы отрицательную», но и вторая - «доминанта благополучного конца», отрицательная - «отрицательная аффективная доминанта случая страха». Кроме того, перечень такого рода векторов подобает дополнить и двум «скучающим в одиночестве» формам - «аффективному акценту на переживании впечатлений индивидуального риска, героического деяния» и «традиционно различно расставленным аффективным акцентам самотонизирования». Перечень же обнаруженных нами реперов характерно краток - это «аффективные точки» - «яркая положительная аффективная точка ситуации или образа» и «другая аффективная точка в окружающем пространстве».

На наш взгляд, выбор правильной последовательности представления различного рода реалий «мира аффекта» - это представление вслед за порядковыми формами такого мира и в нем же и обретающихся структурных форм. И здесь в пределах данной локальной задачи возможен выбор и такого претендента на право занятия первого места в очереди нашего обзора как форма по имени операционные форматы, а вторыми в этой очереди следует поставить и их собрата мультиоперационные форматы. Операционные форматы - это собственно две вещи, - приемы и способы, где каждая, но теперь уже внутри своей градации, допускает «деление надвое», где приемам и дано знать такие формы, как стимуляция, стабилизация и тонизирование с одной стороны, и регуляция - с другой. Тогда если обратиться к представлению «приемов стабилизации», то это «приемы стабилизации аффективной жизни» и их разновидность «культурные психотехнические приемы стабилизации аффективной жизни использующие средства уровня эмоционального контроля» и, кроме того, равно и «психотехнические приемы стабилизации аффективных процессов» или «приемы поддержания внутренней стабильности аффективной системы в целом». «Приемы тонизирования» - они же и «приемы тонизирования аффективной регуляции», «аффективно тонизирующие приемы», «приемы тонизирования аффективной регуляции в адекватных культурных контекстах игры и бытового поведения ребенка», а равно и «психотехнические приемы аффективной энергизации». «Приемы стимуляции» в настоящем случае это две формы - «вербальные приемы аффективной стимуляции уровня экспансии» и «культурные психотехнические приемы аффективной стимуляции», равно же принадлежащие уровню экспансии. Далее, приемы аффективной регуляции - таковы не только само собой такие приемы, но таковы и те же приемы, но принадлежащие разным уровням аффективной организации. Кроме того, в значении близких подобий подобных приемов правомерно отождествление и таких приемов, как «основные аффективные психотехнические приемы необходимые для реализации произвольного поведения», «психотехнические приемы аффективной организации поведения» и «приемы аффективного использования человека». А далее на свое особенное место дано претендовать и «приему постоянного аффективного комментария взрослым поступков ребенка». Следом и наш анализ различного рода «аффективных способов» не помешает начать и с представления способов, что, в общем и целом, допускают отождествление в значении способов реагирования. Подобная специфика - непременное отличие «примитивных способов аффективного тонизирования», а равно и «способа поведения не подкрепленного аффективным обеспечением» или же нечто «способа аффективной активации в ситуациях эмоционального неблагополучия», а также и просто способов аффективного реагирования. Вторая явно ожидаемая в таких условиях группа различного рода способов - это равно же способы аффективной адаптации или и ряд подобных им способов. В частности, таковы не только лишь «стабильные» или «динамически подвижные» способы аффективной адаптации, но и как таковые «доступные ребенку способы аффективной адаптации к окружающему» или «существующие у ребенка самостоятельные способы аффективной адаптации», как равно и «способы аффективной адаптации ребенка к неблагополучным фрустрирующим его ситуациям». Кроме того, сюда же правомерно отнесение и «способов аффективного приспособления к окружающему», того же «способа аффективной аутостимуляции», а помимо того и «социально адекватных способов стабилизации аффективных процессов».

Мультиоперационные форматы, хотя они вторые в очереди следом за собратьями простыми форматами, но - при этом особенные заявленной ими претензией на образование группы больших размеров, поскольку такие форматы - тогда различного рода механизмы, откуда им дано предстать предметом и не иначе, как пристального внимания психологии. Более того, группе аффективных механизмов не только дано охватывать собой представительное число экземпляров, но допускать и типологическое разнообразие, откуда нашу задачу и дано составить лишь неспешному анализу такого разнообразия. Тогда обзор мультиоперационных форматов и подобает открыть представлением типологически наиболее общих разновидностей подобных форматов, в данном случае - «механизмов». Если более точно, то нам дано располагать данными о бытовании трех таких форм - «собственных низших аффективных механизмов», «аффективных механизмов низших уровней» и «аффективных механизмов соответствующих одному из уровней аффективной регуляции». Далее - собственными аффективными механизмами равно в состоянии владеть и каждый из четырех уровней базальной аффективной организации, а в их числе выделяться уровню стереотипов, обладающему помимо просто собственного механизма еще и некими изощренными механизмами. Это, первое, «простейший аффективный механизм реализующийся на уровне стереотипов», далее - «аффективные механизмы дефицитарного уровня стереотипов» и, наконец, и «аффективные механизмы уровня стереотипов как средства фиксации переживаний удовольствия и формирования влечения к огню, воде, ощущениям пространства - высоте, глубине, перспективе дороги». Продолжить же настоящий обзор нам тогда следует представлением общей характеристики аффективного механизма - «аффективный механизм как то, на что опираются любая форма поведения и каждый поведенческий акт». С общих позиций аффективным механизмам равно дано допускать представление как наделенным характеристикой времени или времени жизни - это и «вновь появившийся аффективный механизм», и - «новые механизмы аффективной адаптации, подключаемые в общую структуру без ломки и с организацией извне новых форм», а равно же - и «отработанный аффективный механизм». После этого нам подобает перечислить и целый ряд предметных вариаций аффективного механизма; в одном случае это защитные механизмы - «защитные аффективные механизмы низшего уровня - моторные стереотипии, самоагрессивные действия», «аффективные механизмы самостоятельного ухода от опасности», в другом - тогда и «аффективные механизмы преодоления опасности». Кроме того, к числу предметных форм аффективных механизмов дано относиться и механизмам направленного действия - «аффективным механизмам освоения нового в окружающем», «специальным аффективным механизмам активного освоения и преобразования внешней ситуации», «грубо поврежденному механизму аффективного ориентировочного действия» и таким двум аффективным механизмам как избирательного и произвольного сосредоточения. Свою специфическую предметную функцию также доводится исполнять «аффективным механизмам тонизирования соматической сферы», «формирующемуся механизму аффективной стимуляции» и «аффективным механизмам помогающим организовать поведение ребенка». Кроме того, все тому же ряду дано принадлежать и двум механизмам поддержания общения - «аффективным механизмам процесса общения» и «внутренним аффективным механизмам общения». И, наконец, к группе предметных форм аффективных механизмов дано принадлежать и двум механизмам взаимодействия - «сложным и гибким аффективным механизмам взаимодействия с миром» и «собственным аффективным механизмам взаимодействия матери». Двум формам также дано характеризовать аффективные механизмы и по их положению в психике в целом - это «недостающие аффективные механизмы» и «базальные аффективные механизмы». Конечно же, в числе всякого рода разновидностей аффективных механизмов дано занять их законное место и механизмам аффективной регуляции. Здесь помимо формы соответствующей типу в целом также дано иметь место «механизмам регуляции аффективных процессов», а с ними - «механизмам тонической саморегуляции аффективных процессов». Далее отдельной подгруппе аффективных механизмов регуляции поведения дано включать в себя такие экземпляры, как культурные психотехнические, специальные формы таких механизмов, а равно и форму «специальных аффективных механизмов регуляции поведения в различных ситуациях». Ну и, наконец, в ряду различных механизмов аффективной регуляции дано найти себе место и «механизму временного рассогласования совместной работы уровней активности и глубины аффективного контакта человека со средой». Еще одна группа аффективных механизмов - механизмы, решающие задачи модификации - механизмы аффективной адаптации, аффективной экспансии, аффективного заражения, стабилизации аффективной жизни ребенка и - здесь же и дефицитарные механизмы аффективной адаптации. Еще одна типологическая форма аффективного механизма - это коррекционные механизмы аффективной регуляции, а вместе с ними и механизмы саморегуляции аффективных процессов. Помимо прочего, в ряду различного рода аффективных механизмов можно обнаружить и просто механизмы специфической формы - «аффективный механизм качелей», «мощный аффективный психотехнический механизм психодрамы» и «механизм уровня простых аффективных стереотипов - поездка на поезде в гости на день рождения, - когда ребенок усаживает зверей в игровой поезд везет их в гости».

Но аффективным механизмам все же не выпадает честь завершить собой столь представительный ряд форм аффективных структур, который тогда продолжит и такой существенный вид этих форм, как «форматы обустройства». Открыть же перечень таких форматов подобает предоставить такой их значимой разновидности, как формат организации. Само же собой повесть о формате организации прямо подобает начать с такой существенной разновидности порядка организации как «единая сложно координированная структура базальной аффективной организации», продолжить - «целостной структуре базальной аффективной организации» и дополнить - не только «иерархии базальных отделов аффективной организации» но и «аффективной организации уровня экспансии». Кроме того, в числе различного рода форм этой организации нам дано видеть и «взаимодействие отдельных уровней аффективной регуляции», а равно и «изоляцию от прочих уровней того уровня аффективной организации, на котором ребенок максимально приспособлен», также обретающуюся в компании «аффективной дифференциации внутренних соматических отношений». Также специфике формата организации дано отметить собой и некие патологические формы - «поврежденный уровень аффективной организации», «патологически доминирующий уровень аффективной организации» и «патологическую иерархию отношений внутри системы аффективной организации». Вслед за формами как бы «полноценной» организации дано явиться различного рода формам вспомогательной организации - аффективным навыкам, двум основным аффективным психотехникам, системе аффективной регуляции, аффективным привычкам субъекта и - аффективным образованиям уровня эмоционального контроля. Далее - за организацией как некоей «магистральной» формой дано явиться и организации как не более чем форме упорядочения события, процесса или зависимости - «включению в ходе нормального развития ранних форм аффективного реагирования в более сложные формы», «согласованному взаимодействию между всеми аффективными структурами» или «сложившимся у ребенка аффективным тенденциям». Сюда же дано подтянуться и «взаимодействию уровней полевой реактивности, стереотипов и экспансии в аффективно смысловой адаптации к окружающему», «определению аффективной адаптации в каждой из четырех групп механизмами только одного из четырех уровней» и - «отсутствию полного совпадения последовательности чередования аффективных уровней с логикой усложнения их организации». Специфику «формата организации» также следует отождествить и характеристике «аффективного тонуса», чему равно дано знать помимо основной типологической формы и тонусы уровня стереотипов, стеничности, аффективной сферы, аффективных процессов и, наконец, - «аффективный тонус ребенка». Далее, подобного же рода формой организации правомерно признание и «условий обретения состояния» - «склонности к аффективной дезадаптации», «импульсивности в аффективных действиях провоцируемой динамической структурой окружающего», аффективного самораздражения и аффективно заряженной активности. И, наконец, последняя найденная нами форма организации - это фигура баланса - «аффективный баланс у здорового ребенка, освоившего регуляцию уровня стереотипов», «аффективный баланс достигнутый на данном этапе развития» и, вместе с ними, и «отношения между уровнем аффективной организации в состоянии гиперфункции и другими уровнями».

Своего собственного места между множеством прочих аффективных структур дано удостоиться и некоему аффективному функционалу, а именно - аффективной адаптации с ее многочисленными изводами. Какой здесь только не дано показать себя форме различного рода аффективной адаптации - адаптации к окружающему или человека к окружающему, к изменчивому миру и пассивной адаптации к динамике внешнего мира, а равно - адаптации к этологически наиболее значимым сигналам. Кроме того, аффективной адаптации дано и знать дифференциацию и по специфике протекания - как происходящую «в достаточно стереотипных условиях существования», совершаемую «на уровне эмоционального контроля», знающую свои гибкие формы или реализуемую «исключительно за счет примитивных механизмов уровня полевой реактивности». Подобным же образом такой адаптации дано носить или характер самостоятельной или совместной со взрослым. Но дальше - больше, аффективной адаптации доводится знать и системную форму ее становления - в одном случае обретение ею формы адаптации субъекта к нестабильным условиям окружения, в другом - формы адаптации к стабильным условиям окружения, или ей дано строиться равно как «приспособление характерное для более низших уровней аффективной организации». Наконец, аффективной адаптации дано знать и такую форму воспроизводства, как «активные психотехнические приемы стабилизации аффективной жизни» и располагать своим особенным «приемом организации базальной аффективной адаптации».

Еще одну выделенную нами форму аффективных структур дано составить «состояниям востребования», - не только потребности, но равно и ориентировке, избирательности и чувствительности. В этом случае подход источника - столь любопытное для взгляда со стороны выделение «форм аффективной ориентировки». Это не только лишь «аффективная ориентировка в окружающем», но и две разновидности «базальной аффективной ориентировки на этологически наиболее сильные раздражители» в одном случае - на «исходящие от внешнего облика человека», в другом - на «исходящие от внешнего облика прежде всего матери». Кроме того, здесь возможны и две представляющие «ту же компанию» формы аффективной ориентировки - «аффективная направленность ребенка» и «аффективное связывание психосоматических ощущений с внешними сигналами о возможности реализации потребности». Аффективной потребности здесь дано допускать выражение лишь в виде «аффективной потребности во впечатлениях риска», но равно составлять компанию и «аффективному интересу». Аффективной же избирательности дано обретать формы проявляющейся «в контактах с миром», примитивной и недостаточной, а равно знать «аффективную чувствительность в контактах».

Если возможна и такая форма аффективных структур как состояния востребования, то равным образом к числу такого рода структур дано принадлежать и «состояниям готовности». Положим, что одно из таких состояний - «аффективный заряд» - или просто «заряд ребенка», или - заряд переживания успеха, победы, необходимый для игрового взаимодействия или для продолжения целенаправленной деятельности. Конечно же, такого рода «заряду» дано допускать представление и в несколько видоизмененной форме теперь уже как нечто «эмоциям, которые в данный момент доминируют в аффективном состоянии». Еще одна форма состояний готовности - «аффективное неблагополучие», в том числе и индивидуально ребенка, в компании с которым дано обнаружиться и «яркому внешнему аффективному разладу с другими людьми». Наконец, теперь и два все еще не названных нами состояния готовности - это «аффективная напряженность связанная с генерализованным страхом» и - равно и нечто «индивидуально доступная доза аффективного взаимодействия».

А далее нашему экскурсу дано продолжиться теперь как ознакомлению с куда менее пространными группами аффективных структур, положим, в том числе, и такой группой, как «формы вовлечения». С одной стороны - это и нечто «аффективные отношения» - ребенка с миром, вообще с людьми или с окружающими, с другой - это и «привычная аффективная связь», «постоянное условие аффективного контакта с окружающим миром», а равно и характерно печальное «взаимное аффективное непонимание, недоверие и раздражение взрослого и ребенка». Вслед же за «формами вовлечения» нам дано обнаружить в нашем источнике и нечто формы развитой координации - «развернутые формы аффективной речи», «двигательные и речевые штампы аффективного контакта» и «ряд отдельных аффективных сигналов». Равно же в общей массе данных источника нашлось место для упоминания и тех двух особенных форм, что допускают отождествление как нечто «целокупности» - субъект аффективного поведения и аффективное Я ребенка. Еще одной подобной весьма скромно обозначенной формой дано предстать и нечто «модулям» - аффективной памяти с ее подвидом аффективная память человека, аффективному слою и «новому слою аффективных реакций». А далее тогда и некую очередную компактную группу аффективных структур дано составить тем же «оболочкам» - аффективным возгласам, аффективным проявлениям и «собственным аффективным занятиям». Ну и, наконец, последовательность различного рода характерно компактных групп аффективных структур довелось подытожить «заимствованиям» - «аффективным помехам в ситуации психодрамы», «фоновым рядам аффективных стимулов» и «аффективным стимулам всех фоновых уровней».

Теперь, по исчерпании в предпринятом нами обзоре возможности представления аффективных структур, мы продолжим наш экскурс ознакомлением с несколько более занимательными формами аффективных проявлений, а именно - с «аффективными операторами». Здесь первую интересующую нас группу подобных операторов и предстоит образовать такой любопытной форме, как «инструменты вмешательства», конечно же, в подавляющей части представленной таким столь значимым инструментом, как аффективная регуляция. Это, в том числе, аффективная регуляция как такового поведения, и, следом, физиологических процессов, ритмически организованных соматических процессов, ребенком его аффективных отношений с миром, стабильных аффективных связей и само собой «аффективная регуляция ребенка». Кроме того, здесь дано иметь место и неким «нагруженным» формам регуляции - исполняемым ею смысловой и динамической функциям, тонической регуляции аффективных процессов и наиболее избирательной регуляции аффективного тонуса. Далее - от регуляции дистанция не длиннее шага и до саморегуляции, в данном случае - саморегуляции аффективных процессов, динамики самих аффективных процессов, и, помимо того, и «аффективной саморегуляции поведения за счет согласованной работы всех базальных аффективных механизмов, а не только наиболее высокоразвитых из них». Кроме уже названных дано иметь место и таким инструментам вмешательства, что недостаточны для осознания в статусе «регуляции», - положим, что нечто «вызову подключения нового уровня аффективной регуляции». Равным же образом функции инструментов вмешательства дано допускать возложение и на «аффективное упорядочение исходно нейтральных внешних впечатлений происходящее в их аффективном соединении с элементарными сигналами внутренней среды организма», «аффективную преднастройку к активному контакту с окружающим» и на «аффективное пресыщение как единственный аффективный механизм, охраняющий человека от воздействия разрушающей силы и выводящий его в позицию безопасности и комфорта».

Положению «прямого продолжателя» дела регуляции дано отличать и такую форму аффективных операторов, как «инструменты контроля». В данном случае это три формы аффективного контроля - за соматическими процессами уровня стереотипов, за осуществлением внутренних физических процессов, за качеством сенсорного контакта и, кроме того, «контроль аффективными механизмами уровня стереотипов».

Далее еще одну подгруппу, принадлежащую группе аффективных операторов, дано составить подгруппе «инструментов инициации». Тогда в ее составе сильнее иных доводится заявить о себе двум ее важнейшим формам - аффективной стимуляции и аффективному заражению. Первая - это нечто формы адекватной, положительной, аффективно положительной стимуляция матери, а равно аффективная стимуляция уровня экспансии и нечто «функция аффективной стимуляции». Аффективная стимуляция посредством чего-либо - это «аффективная стимуляция впечатлениями дающими переживания равновесия, покоя» и, соответственно, «использование страшного для аффективной аутостимуляции». Другое дело, что аффективной аутостимуляции не дано ограничиться «использованием страшного», и потому обрести облик «самостоятельной аффективной стимуляции». «Аффективному заражению» дано предстать не только в облике само собой подобной типологически общей формы, но и в облике заражения агрессией или слезами других, а равно и «заражения собственной радости» или «заражения людьми друг друга стеническими аффективными состояниями». Наконец, в данный ряд правомерна постановка и нечто «способности ребенка аффективно заражаться постоянным сопереживанием матери любых его аффективных действий».

Вслед за подгруппой «инструментов инициации» право обращения составляющей частью группы аффективных операторов равно подобает предоставить подгруппе «инструментов нормализации». Это, главным образом, аффективное тонизирование, а с ним и ряд форм, характерно близких подобного рода тонизированию. Конечно же, таковыми дано предстать не только «аффективно тонизирующим впечатлениям», но и постоянному аффективному тонизированию или же тонизированию ритмичными движениями, а равно и «тонизированию аффективной регуляции в адекватных культурных контекстах игры и бытового поведения ребенка». Но здесь в известном отношении «широкой сфере» тонизирования дано охватывать не только «индукцию аффективного тонизирования», но и «заглушение внешних воздействий примитивными способами аффективного тонизирования», а равно приобщать и «аффективные реакции других людей лишь как возможный источник аффективного тонизирования». Наконец, четыре других обнаруженных нами инструмента нормализации - это «облегчающая аффективная разрядка», «аффективная активация в ситуациях эмоционального неблагополучия», «адекватная аффективная стимуляция необходимая для развития эмоциональной сферы», а помимо того - и «энергизация стабилизации аффективной жизни человека».

Две небольшие подгруппы аффективных операторов - это «инструменты мобилизации» и «инструменты адресации». «Инструменты мобилизации» - это аффективные впечатления в их положении «поступающих» впечатлений, чему дано предполагать воплощение не только в присущей им «основной» форме, но и в формах «аффективных впечатлений современного ребенка» или «приятных ребенку аффективных впечатлений». Другой равно возможный «инструмент мобилизации» - «заряжение аффективным переживанием другого человека». «Инструменты адресации» - это всякого рода аффективные влечения, примитивные влечения ребенка, а равно примитивные влечения «идущие вразрез с эмоциональными установками» или же «влечения аффективно неприемлемые другими людьми», как и «влечение к аффективному заражению»; сюда же мы отнесли и «аффективное ориентировочное действие».

Следующая достаточно представительная группа аффективных операторов - «инструменты интериоризации». Прямая специфика этой подгруппы - преобладание здесь аффективных переживаний, - оформленных, положительных и отрицательных, «связанных с сопереживанием другому человеку, опосредованным переживанием этого другого человека», или, напротив, «утративших конкретную сенсорную окраску, проигрывающих в многообразии, но зато выигрывающих в силе и напряженности», и с ними же и «переживания изменения напряжения дистанции в ситуации контакта». Следом за переживанием в данной подгруппе дано утвердить себя и «аффективному освоению» - в одном случае «ощущений всех модальностей - вкусовых, обонятельных, слуховых, зрительных, тактильных и трудно дифференцируемых комплексных соматического благополучия и неблагополучия», а равно и «впечатлений для нужд гиперкомпенсаторной аутостимуляции». Далее в составе данной подгруппы возможно выделение и такой пары форм подобного рода инструментария как «аффективное восприятие изменений в окружающем», а равно и «единственный вариант получения аффективного удовольствия в контакте аутичным ребенком - моменты его подбрасывания, раскачивания, кружения другим человеком». Значению одной из форм инструментов интериоризации равно дано отличать и «аффективное выделение» - в одном случае сигнальных впечатлений, в другом - «отдельных признаков среды - релизеров в терминологии этологов, - запускающих инстинктивное поведение в целом или отдельные реакции». В конце концов, к числу экземпляров подгруппы «инструментов интериоризации» правомерно отнесение и своего рода форм «оседания» - аффективного самоощущения могу и не могу, чувства аффективного дискомфорта и нечто «примитивных аффективных ощущений».

Целый ряд подгрупп аффективных операторов доводится составить и всякого рода формам «прессоров», чей обзор и подобает начать с представления «прямых прессоров». Вполне естественно, что подобная специфика - характерная особенность различного рода «аффективных действий» - что простых, что предметных, что - «простых предметных», что равно «предметных действий, сплавленных с влечением к преодолению опасности». Кроме того, природа прессоров - еще и природа такого рода форм, как «аффективные действия ребенка», «собственное аффективное действие ребенка», агрессивные и однотипные аффективные действия, как равно и «стереотипные аффективные действия с объектами». Равно в данный ряд правомерна постановка «аффективных действий не столь осуждаемых ранее», «аффективных агрессивных действий тесно связанных с врожденными влечениями», а вдогонку и «аффективных действий, проявляющих механизм качелей, имеющих вид внешне бессмысленных и даже опасных». Наконец, к числу такого рода действий не помешает отнесение «самостоятельного завершения начатого аффективного действия».

Другое дело, что из возможности становления «простых» прессоров также дано следовать и возможности становления кумулятивных прессоров. Это, прежде всего, различного рода аффективные воздействия - воздействие аутостимуляции, отрицательное воздействие, воздействие на человека или воздействие некоего уровня базальной аффективной организации. Кроме того, специфике «кумулятивных прессоров» дано отличать и «аффективное давление другого человека» равно в компании с «аффективным использованием человека».

Более того, из возможности простых и, следом, кумулятивных прессоров, дано вытекать возможности двусторонних прессоров, а именно - различного рода форм аффективного взаимодействия. Это игровое аффективное взаимодействие и оно же, но - «рекомендуемое детям», взаимодействие взрослого и ребенка или матери и аутичного ребенка, взаимодействие со средой и отдельно ребенка со средой. Кроме того, здесь возможна и такая изощренная форма, как «аффективное взаимодействие для совместного овладения окружающим миром» или - равно и «активное введение в ситуацию контакта положительных впечатлений низших уровней аффективной регуляции».

Подобным же образом в числе аффективных операторов возможно выделение подгруппы «реверсных прессоров». Это - теперь уже различного рода аффективные реакции или «реагирование». Если принять во внимание данные источника, то дано иметь место и такого рода разновидностям аффективных реакций, как реакции партнера или других людей, младенца или ребенка или действительность теперь уже и нечто «этологических аффективных реакций». «Аффективное реагирование», опять же, это реагирование ребенка, ранние формы такого реагирования, неадекватное реагирование и, в дополнение к этому - «примитивные не всегда адекватные формы аффективного реагирования». Если же перейти к предметному ряду аффективных реакций, то таковы «яркая аффективная реакция на поведение ребенка» или же «аффективная реакция других людей подтверждающая оценку субъектом своих возможностей в значении источника удовольствия для субъекта», а, кроме того, - «резкая аффективная реакция на изменение положения тела в пространстве проявляемая в первые недели жизни». Равно же в подобном ряду можно обнаружить и «выраженную отрицательную аффективную реакцию базирующуюся на ощущениях дискомфорта».

Далее наше ознакомление с реальностью различного рода форм, составляющих группу «аффективных операторов» подобает продолжить рассмотрением ряда теперь уже и того или иного рода «инструментов». Скажем, свою инструментальную функцию дано исполнять и нечто «инструментам ситуативного комбинирования» - простым аффективным манипуляциям и аффективным манипуляциям ребенка с предметами, а равно и «аффективным манипуляциям, к которым ребенок уже потерял интерес». Специфику расположившихся следом «инструментов закрепления» дано обнаружить различного рода формам аффективной фиксации - ребенком ошибок взрослого, «формирующей его особую неприязнь к отдельным людям», субъектом - способов контакта со средой, и - «аффективной связи момента удовольствия и взгляда и улыбки взрослого». Далее уже несколько большую содержательность дано проявить и очередному сочлену все того же ряда - подгруппе «инструментов семантизации»; это аффективное подчеркивание или интонирование, аффективное комментирование игры психологом или нечто «аффективное обозначение психологом удаления и возвращения ребенка на качелях и карусели - ‘до свидания - здравствуй’». Другая возможная форма подобного рода инструментария - она же и «введение как аффективного комментария», позволяющего усиление впечатления возгласами и междометиями. Связь с семантикой дано не прервать и иной форме аффективных операторов - «инструментам семантической доставки»; с одной стороны, это «аффективный сигнал» и «аффективно значимые сигналы», с другой - «аффективные релизеры», один по имени «изменение интенсивности воздействия» и другой «фиксирующий меры пространственного характера». Положение еще одного подобного «инструмента доставки» дано занять как таковому «страху как необходимому аффективному звену в инстинктивном поведении». И, наконец, завершить наш обзор различного рода аффективных инструментов выпадет и нечто «инструментам задания потенциала», - таковы аффективное подкрепление, аффективное обеспечение и нагнетание аффективного напряжения.

Но и на аффективных операторах еще не исчерпан перечень больших групп аффективных реалий, и мы согласно нашему субъективному выбору порядка их представления теперь позволим себе переход к обзору группы «аффективных процедур». При этом первой избранной нами для показа подгруппой подобных процедур и выпадет предстать «аффективным транзакциям»; в подавляющей части это различного рода формы «аффективного контакта» и представленная посредством лишь единственного упоминания «аффективная коммуникация». «Аффективный контакт», конечно же, это и простая, и адекватная форма контакта, и разновидность контакта «находящегося в состоянии» то гиподинамии, то гипердинамии, ну и, естественно, и «аффективный контакт на самом примитивном уровне». Другое важное качество такого контакта - кому доводится вступать в контакт, - таковы «контакт с ребенком», нормальный контакт с ребенком, контакт со взрослым, контакт с людьми и окружающими, с близким человеком или - «с близкими во время усиления тревоги». Здесь же помимо «простых необязательных аффективных контактов с посторонними людьми» дано иметь место и аффективным контактам с аутичными детьми всех видов и мастей, ребенка - с ближайшим окружением, человека со средой и, наконец, явиться и «аффективному контакту с миром ограниченному взаимодействием с ним лишь в русле своих влечений». Далее, в согласии со способом и целью совершения акта такую специфику дано обнаружить и «аффективному речевому контакту», и «индивидуальной манере аффективного контакта со средой», и - контакту способствующему нормализации жизни всей семьи, а также и «не составляющему собой самоцели». Аффективному контакту также доводится знать реализацию и в опосредованной форме - «с внешним миром через близких людей» или «с внешним миром - через эмоциональную оценку близкого». Ну и, наконец, нам в продолжение данного ряда остается упомянуть и такую аффективную процедуру, как «аффективное обращение ребенка к другому».

Другая теперь уже не страдающая избыточным числом элементов подгруппа аффективных процедур - та, что допускает отождествление под именем «трансляций». Таковы «аффективный монолог ребенка» и он же представленный как «специфика и моторного и речевого поведения аффективных детей», аффективный диалог и аффективное общение, а равно и «аффективно необеспеченное общение».

Следующая подгруппа, несколько большая по объему, в сравнении с трансляциями - «комплексы активности». Таковы, конечно же, «аффективное поведение» что человека, что ребенка, что - «аффективное аутостимуляционное поведение ребенка» или оно же «следующего уровня базальной регуляции» или равно же нечто «следующего уровня, чем уровень формирования внимания к аффективному смыслу происходящего вокруг». И одновременно это «бессмысленные формы аффективного поведения, удовлетворяющие жажду ребенка в ярких сенсорных впечатлениях» и, вместе с ними, - «наименее энергоемкий и чрезвычайно простой тип аффективного поведения».

Наш следующий шаг - показ в одной общей рубрике теперь уже целого ряда небольшого размера подгрупп аффективных процедур, тем или иным образом совершаемых в порядке воспроизводства активности. Первая из числа таких подгрупп - те или иные формы «связанной активности», «аффективные взаимоотношения с окружающим миром» и «взаимоотношения внутри всей аффективной сферы», «аффективно-механические взаимоотношения» и «совместные аффективные действия». Следующую позицию в нашем обзоре равно подобает отвести формам «фокусирующейся активности» - «аффективному вниманию ребенка» и аффективному вниманию, направленному к человеку, ребенка - «к новому ряду впечатлений» или ребенка к взрослому. Подобным же образом специфику «фокусирующейся активности» дано обнаружить и таким разновидностям процедуры, как «аффективная ориентировка», аффективное переживание страха несущее в себе конфликт и - аффективное сопереживание близким. Крайне небольшой по размеру дано предстать и такой подгруппе аффективных процедур, как «комплексы упорядоченной активности», ее образуют лишь два таких экземпляра - аффективная возня и аффективная игра. Напротив, куда более представительно дано выглядеть формам «собирательно организованной активности» - таковы различного рода формы и разновидности «аффективной жизни». Здесь нам дано уже встретить те же аффективную жизнь человека, ребенка или аутичного ребенка, внутреннюю и индивидуальную аффективную жизнь, а также вряд ли столь простую «аффективную жизнь ребенка со своими эмоциональными критериями доброго и злого, хорошего и плохого». Ну и, наконец, той же подгруппе дано принадлежать «базальной аффективной жизни» - индивида и сообщества. Перебрав практически до конца весь известный нам перечень подобных подгрупп, мы ближе к его завершению можем обнаружить в нем процедуры «как они есть», положим, «номинальные процедуры». В частности, числу такого рода форм дано принадлежать всякого рода «аффективным процессам» - не только как таковым «процессам ребенка», но здесь же и его внутренним процессам, а, кроме того, и низшим, и внутренним аффективным процессам вообще, и, в дополнение, - «процессу аффективно смысловой адаптации» и «аффективному дыханию». В этом случае положение последней подлежащей описанию позиции дано занять нечто «результатно замкнутым процедурам». Таковы не только лишь «культурные формы аффективной экспансии», но и само собой «аффективная экспансия ребенка», а равно и «постепенное нагнетание и гашение аффективного напряжения» или же «аффективный контроль за функциями самого организма». Кроме того, к числу такого рода процедур правомерно отнесение и нечто «реципрокного взаимодействия коррекционных механизмов всех уровней аффективной регуляции», а равно и «выработки аффективных стереотипов сенсорного контакта с окружающим».

Качество характерно достаточного объема - особенность и такой важной группы аффективных реалий, как аффективные состояния. Кроме того, лучшая возможность начать наш анализ аффективных состояний - представление той разновидности таких форм, что на наш взгляд равнозначны аффекту - «острый аффект», свой аффект ребенка, аффективный баланс и «динамика аффективных процессов» в ее значении определенного состояния.

Далее, продолжить наше знакомство с формами аффективных состояний можно рассмотрением такой их объемной подгруппы, что присущему нам пониманию дано расценивать как формы «пребывания». В таком случае наше описание форм «пребывания» подобает построить начиная с само собой «аффективных состояний» - здесь помимо формы, прямо тождественной типу дано заявить о себе стенической разновидности таких состояний, «застреванию в данной аффективной ситуации» или «остановке развития» системы базальной аффективной регуляции на том или ином уровне ее организации. На следующей позиции перечня форм пребывания не помешает размещение и нечто «длительного периода определения поведения аутичного ребенка аффективными механизмами дефицитарного уровня стереотипов». А далее перечень различного рода форм «пребывания» дано продолжить формам, где «пребывание» построено на внесении в его систему условий нечто «аффективной привходящей». Например, таковы две формы своего рода регулярных состояний - «аффективная устойчивость человека» и «сохранный уровень аффективной регуляции». Далее право продолжения такого ряда следует предоставить формам пребывания, чему дано предполагать наличие такого условия как всякого рода порядки стабильности теперь уже нечто форм аффективной специфики. Положим, таковыми и дано предстать состояниям «стабилизации» - просто аффективных процессов, внутренних аффективных процессов, аффективных процессов ребенка, аффективных контактов ребенка с ближайшим окружением и здесь же - «аффективной жизни человека». В число подобного рода порядков стабильности правомерно включение и нечто «внутренней стабильности всей аффективной системы в целом» или «временной аффективной нестабильности ребенка». Но, к сожалению, условие динамики здесь нам дано увидеть лишь на примере «покоя» - «аффективного покоя» младенца или мудрого старика. Еще одна разновидность форм пребывания - своего рода состояние «фокусировки», наблюдаемое в случае «аффективной сосредоточенности ребенка», «аффективного сосредоточения на эмоциональных проявлениях и эмоциональных оценках близких» или - равно же на примере «поглощенности собственными аффективными влечениями». Далее, пребывать в некоем состоянии равно означает «пребывать как», положим, в состоянии комфорта, допускающего его представление то и как само собой «аффективный комфорт», а равно посредством «режима» или «ситуации» такого комфорта, как здесь же и присущим этому комфорту «внутренним состоянием» а вместе с ним и нечто «относительному аффективному благополучию ребенка в контакте с внешним миром». Ну а где возможен «комфорт», там ему правомерно противопоставление и «аффективного дискомфорта» или - «заглушения аффективного дискомфорта». А далее очередной ожидающей представления подгруппой форм «пребывания» дано предстать подгруппе тех состояний, для которых специфичен некий особенный порядок обустройства данного состояния. Положим, тогда это то состояние, «при котором дефицитарный уровень эмоционального контроля становится деспотом в организации аффективной сферы» или - равно же «нахождение в подавляющем большинстве случаев аффективного поведения человека под эмоциональным контролем уровня эмоционального контроля». Еще одна подобная форма - это нечто «аффективная сосредоточенность детей 3-й группы раннего детского аутизма на одних и тех же аффективных переживаниях, их стремление играть, рисовать и говорить на одни и те же темы». Такой форме равно дано вторить и состоянию «сложности аффективной регуляции, достигающей такой степени развития, когда появляется и развивается естественный механизм преодоления страха». Кроме того, в данную подгруппу уместно включение и двух состояний неспособности - состояния «неспособности избыточной стимуляции одних уровней аффективной организации компенсировать пассивность других» и - состояния «неспособности субъекта противиться аффективному давлению другого человека и в значимой, и в незначимой ситуации». Теперь некоей следующей формой «пребывания», увы, не знающей при этом расширенной типологии возможно отождествление и нечто «аффективного удовольствия». Кроме того, специфику еще одного порядка пребывания дано образовать нечто аффективному «дефициту» - «аффективному голоду», «особому аффективному голоду к определенного рода впечатлениям» или и «повышенной жажде острых пугающих неприятных аффективных впечатлений». Наконец, дано иметь место и тем формам пребывания, что допускают отождествление как «отмеченные чем-либо» - или же это «расцвет аффективных вокализаций» или - равно и «фактическое лишение матери аффективного контакта с ребенком».

Следующую большую подгруппу аффективных состояний, на которую также подобает обратить внимание, дано составить тем состояниям, чему дано оказаться отмеченными специфической ситуативностью. Тогда если взять такие состояния как бы «сами собой», то подобную специфику доводится обнаружить «аффективным моментам» и «аффективно значимым событиям». Далее, другой такой подгруппой второго уровня возможно избрание такого рода событий, что обнаруживают своего рода «наполненность» - «минуты адекватного аффективного контакта», «аффективные разряды ребенка», а равно и «аффективно насыщенные стереотипные ритмические двигательные разряды - прыжки при вставании, манипуляции с игрушками». Далее тот же самый ряд доводится продолжить группе событий, обнаруживающих своего рода «уровень достаточности» события - «активации аффективной жизни», «аффективному подъему» и «аффективному резонансу у ребенка». Еще одна подгруппа событий - события со специфической аффективной динамикой - аффективный взрыв и аффективный взрыв окружающих, «аффективные взрывы вне эмоционального контакта» и, наконец, и как таковое «аффективное возбуждение». К сожалению, нашему источнику дано было указать лишь одно событие, обеспечивающее позитивный эффект - это «ситуация достижения аффективной цели». Напротив, самой специфике источника дано способствовать развернутому представлению различного рода кризисных форм протекания аффективных событий. Это и «аффективный срыв», и - «возрастные аффективные кризисы», а равно «возрастные кризисы иначе - временный дисбаланс базальных уровней аффективной организации», а с ними и «фрустрирующие ситуации замкнутые на сложность аффективной патологии ребенка». Кроме того, подобной специфике доводится отметить и как таковую «грубую поломку протекания этологических аффективных реакций», «потерю конкретным страхом его аффективной насыщенности», «временное рассогласование работы уровней аффективной организации» и, конечно же, - «ситуации нарушения привычной аффективной связи». Также ряд специфических форм кризисного развития аффективных событий дано продолжить таким формам, как «конфронтация с аффективными стимулами», «западания проявлений уровня аффективной экспансии у детей 3-й группы раннего детского аутизма» и «сбои в аффективной адаптации на уровне эмоционального контроля».

Аффективным состояниям не возбраняется и обретение облика такого рода состояний, что определяют собой и нечто «актовые моменты». Положим, подобную природу и дано обнаружить таким моментам, как «установление аффективного контакта», «моментам аффективного взаимодействия взрослого и ребенка 1-го уровня раннего детского аутизма» и «спонтанному аффективному обращению ребенка к другому». Некое особое качество в подобном отношении довелось обнаружить и нечто аффективному состоянию, заключающему собой «положение аффективного переживания как соединения простого и сложного». Кроме того, здесь также дано иметь место таким аффективным состояниям, как состояния воспроизведения и запуска - «многократному механическому воспроизведению акта аффективного контакта возникшего однажды», «воспроизведению в случае возникновения ответной улыбки этого аффективного момента снова и снова» и - равно же «запуску ряда аффективных агрессивных действий тесно связанных с врожденными влечениями».

Еще одну обнаруженную нами форму аффективных состояний дано составить собой и состояниям обладания. Положим, человеку дано обладать собственным «аффективным состоянием», а в другом случае испытывать определенные дефициты - аффективного тонуса, аффективного развития, адекватной аффективной стимуляции необходимой для развития эмоциональной сферы, само собой обнаружить подверженность «аффективной дефицитарности» или страдать «обеднением аффективной жизни». Другое дело, что человеку также дано обладать не иначе, как «выносливостью в аффективных контактах с окружающими», как равно же знать многомерность и конфликтность его аффективных переживаний.

Однако для человека помимо переживания аффективных состояний «обладания» не исключено и переживание аффективных состояний вовлечения. Конечно, любым образом это «моменты аффективного взаимодействия» или равно и аффективное взаимодействие ребенка с его окружением. Кроме того, таково и состояние нахождения в «аффективной связи» - с ребенком, с аутичным ребенком, с близкими, переживание «эпизодов аффективного контакта со взрослым», аффективного соединения или потребности в аффективном общении. Конечно, человеку не уйти и от вовлечения в «аффективные конфликты», в том числе - «в бытовом взаимодействии». Кроме того, человеку дано знать вовлечение и в некие связывающие его зависимости - в «улучшение аффективной ориентировки в окружающем» или же «в доминирование другого» в его аффективном поле. Также человеку дано допускать вовлечение и в некие ситуативно-особенные состояния, знать присущую ему «аффективную чувствительность к параметрам среды», испытывать «аффективное благополучие в ситуации контакта», пребывать в обстоятельствах «актуальности задач аффективного освоения мира», или строить «аффективную экспансию к окружающему миру в виде преодоления препятствия и овладения неизвестной опасной ситуацией».

Еще одним возможным аффективным состоянием равно дано предстать состоянию вовлечения в некую тенденцию. Положим, это и нахождение в состоянии нормального «развития аффективной адаптации как развития механизмов всех уровней и связывания их в единое целое эмоциональным смыслом», а равно и проявление «положительной динамики аффективного развития», «прогресса в аффективном развитии ребенка», и здесь же - «появления в аффективном поведении ребенка элементов сюжетной игры». Но кроме подобного рода переживания вовлечения в такие как бы «естественные» тенденции, возможно и переживание вовлечения в сторонне обусловленные тенденции; собственно таковы и есть состояния «притока необходимых аффективных впечатлений» или периода «нагнетания аффективного напряжения». Далее, человеку равно дано переживать и состояние множественности действующих на него тенденций, положим «одновременности развития тонической основы аффективной регуляции и отработки способов аффективного приспособления к окружающему» или «параллельного развития психотехнических приемов и поддержки ими друг друга в решении единой задачи стабилизации аффективной жизни».

Еще один обнаруженный нами в источнике тип аффективных состояний - состояния подверженности эмиссии или акцепту. Положим, таковым и дано предстать такому состоянию как «аффективное заражение» в различных ситуациях смотря, чем именно - зевотой, плачем или смехом. Не дано отстать от «заражения» и аффективной зависимости - просто «от человека» или - зависимости тогда уже как такового ребенка, зависящего, последовательно, от человека, близких или матери, а равно и от качества его контактов со средой и, кроме того, такова и «аффективная зависимость от впечатлений витальной сферы». Наконец, характерно широкий круг состояний аффективной эмиссии или акцепта дано пополнить и нечто «аффективному состоянию другого человека», «аффективной экспансии» или - тогда же и «аффективной активности ребенка».

Среди множества иных состояний свою особенную группу дано образовать и такого рода аффективным состояниям, что, на наш взгляд, любым образом будут допускать отождествление как своего рода «тензоры». Конечно же, среди такого рода «тензоров» ведущую роль доводится играть как таковому «аффективному напряжению» - «возникающему моментально» и - «напряжению ситуации контакта», напряжению, связанному с устрашающими объектами и ситуациями и - «нагнетаемому постепенно, когда ребенок предчувствует появление чего-то страшного», а равно имеющему место «в ситуации преодоления страха». Но и помимо «напряжения» равно возможны и такие тензоры, как «аффективная перегрузка», «огромная перегрузка, с которой работает возникающая система аффективной адаптации», и, здесь же - «сверхнапряженная травмирующая ребенка ситуация аффективного контакта».

Небольшая подгруппа аффективных состояний, в составе всего лишь трех позиций, это подгруппа форм состояний, что допускают отождествление как нечто «проникновения». В двух случаях это состояние способности кого-либо совершить акт аффективного насыщения - «аффективное насыщение и ритмизирование взрослым самого момента перехода - скорее, скорее, скорее бежим, бежим, бежим вперед» и - «аффективное насыщение приемами активной стимуляции ритуальных действий и религиозных обрядов». Но сюда же правомерно отнесение и форм обратного порядка - «отсутствия поступления к ребенку аффективно тонизирующих впечатлений».

Другое дело, что помимо форм «проникновения» возможно выделение и такой подгруппы аффективных состояний, как состояния «эффектов проникновения». В этом случае это не только «чувство глубокого аффективного удовлетворения» или «получение удовольствия от ярких аффективных проявлений», но и некий «разрешающий аффективное напряжение положительный конец». Кроме того, это и такого рода остаточные или самодостаточные состояния, как «аффективная пресыщаемость и истощаемость в контактах с внешним миром» или же «аффективное возбуждение ребенка поглощенного придуманными им образами».

Некоторую подгруппу аффективных состояний также дано образовать состояниям, что, насколько можно судить, допускают отождествление как «состояния преобладания». Это целый ряд форм аффективного доминирования - или же впечатлений одного из уровней базальной аффективной организации или - «временное неадекватное доминирование механизмов аффективной экспансии в аффективной сфере ребенка», как равно и «временное доминирование аффективных механизмов уровня полевой реактивности», а равно и «доминирование аффективной адаптации к наиболее этологически значимым сигналам». Сюда же возможно отнесение и состояния «выделения на каждом этапе аффективного развития в раннем возрасте одного уровня - ведущего в обеспечении адекватного приспособительного поведения».

Далее нашему экскурсу от различного рода общих или универсальных аффективных состояний дано совершить переход ко всякого рода антисостояниям, в данном случае - состояниям дезорганизации. Пару форм в составе данного типа дано образовать искажениям - «значительному искажению уровнем полевой реактивности аффективной оценки интенсивности воздействия окружающего» как и нечто «искажению базальной аффективной ориентировки на этологически наиболее сильные раздражители». Кроме того, сюда же правомерно отнесение и таких форм, как «сильное игнорирование аффективного сигнала» и «невозможность организации аффективного диалога».

Более того, нашему экскурсу в область всякого рода аффективных «антисостояний» дано хорошо лечь и на как таковую тематику используемого источника - анализа различного рода нарушений эмоционального развития или «аффективных патологий». Или, иначе, специфика источника - это отличающая его достаточность в представлении картины различного рода форм аффективной патологии. Тогда если открыть обзор таких форм представлением собственно форм аффективной патологии, то здесь нам и дано видеть «аффективную патологию ребенка», а равно и «аффективную патологию наибольшей сложности» или же «грубую аффективную патологию - нарушение структуры и стойкий дисбаланс базальной аффективной сферы». Кроме того, данному ряду дано принадлежать и такой развернуто определяемой форме патологии, как «аффективная патология, когда ребенок надолго застревает в страхе, [определяемая] как его неспособность самостоятельно раскачать качели, то есть вырастить положительную аффективную доминанту, которая разрядила бы отрицательную». Далее вслед за патологией нам предоставляется возможность обозначить и три формы аффективных повреждений - повреждение механизмов аффективной адаптации, а вместе с ним и «повреждение аффективного развития связанного с господством дефицитарных механизмов уровня полевой реактивности», и, равно же, - и «грубую поломку аффективной сферы». Следом нам равно дано прибегнуть к возможности углубления тогда уже в проблематику «аффективных нарушений»; это не только сами собой такого рода нарушения, но и возможные для них функциональная и тяжелая разновидности, а также нарушения чего-либо - динамики аффективного тонуса, аффективного контакта или - аффективного развития вместе с аффективным развитием ребенка в целом. Кроме того, аффективным нарушениям дано знать и такие сложные формы, как «раннее нарушение аффективного развития, когда ведущим в приспособлении к окружающему длительно остается уровень стереотипов» или «нарушенную аффективную избирательность в контактах с миром». Однако помимо подобного рода универсальных нарушений возможны и некие частные или специфические нарушения, носящие характер или «нарушения баланса между смысловой и динамической функцией аффективной регуляции» или - равно и «нарушения гиперкомпенсаторными действиями баланса смысловой и тонической функции аффективной сферы». Кроме того, к числу такого рода нарушений дано принадлежать и «нарушению дефицитарностью уровня эмоционального контроля развития аффективных механизмов остальных иначе - низших уровней» или же «нарушению развития структуры базальной аффективной организации наступающему на том этапе ее развития, когда в аффективную регуляцию включается дефицитарный уровень экспансии». Возможности образования отдельной подгруппы также не помешает удостоить и «аффективные расстройства», хотя помимо присущей им «особенно тяжелой» формы данная подгруппа не заключает собой и ничего иного. Нашему источнику также довелось скромно обозначить и форму «аффективного кризиса», знающую помимо собственно типологической формы и лишь нечто «первый аффективный кризис». Другое дело - подгруппа состояний функционального нарушения, включающая в себя не только лишь «аффективную дисфункцию», но и «тяжелое аффективное недоразвитие», «нахождение аффективной сферы в состоянии обезглавленной» и «деградацию качелей до аффективного самораздражения характерного для уровня стереотипов». В ту же самую подгруппу равно допустимо включение и различного рода нарушенных состояний уровня аффективной адаптации - тяжелой гипофункции, уровня аффективной организации - теперь представленного в форме гиперфункции, и - «аффективной недостаточности в форме гиперфункции уровня эмоционального контроля». И в этом случае как таковой специфике подобного рода патологических состояний и дано обратить «аффективную дезадаптацию» равно создателем и наиболее представительной подгруппы таких состояний. В том числе, здесь можно отметить и общую форму такой дезадаптации, и форму, специфически присущую детям или ребенку в контактах с миром, серьезную форму «в виде дезорганизации работы всех уровней», форму, возникшую на уровне стереотипов или как таковую раннюю дезадаптацию. Кроме того, этот перечень дано дополнить и «дезадаптации означающей утрату возможности аффективного контроля за осуществлением внутренних физических процессов и внешних форм стереотипного приспособления к окружающему».

Однако и явная патология - как оказалось, не единственная возможность воспроизводства тех аффективных состояний, что означают проявление некоей формы дезорганизации, здесь равно возможна и та разновидность таких состояний, что можно характеризовать как своего рода «парапатологию» или слабую патологию. Положим, такого рода специфике дано отличать состояния, что возникают благодаря некоему изъяну в аффективной организации - таково не только лишь «затруднение аффективной адаптации человека», но и «недостаточная ориентация на знак аффекта», «несостоятельность аффективного стереотипа поведения», «отсутствие развития форм аффективного контакта» или «отсутствие разрешения необходимых аффективных задач». Кроме того, такой изъян способен предопределять и нечто сложную форму аффективного состояния, а именно - «отсутствие в аффективном переживании явной положительной или отрицательной оценки полученного впечатления». Основой иного рода состояний слабой аффективной патологии дано предстать и всякого рода вариантам искажения теперь уже присущего им обустройства. Таковыми и дано предстать «деформации смысловых отношений аффективной сферы», «деформации смысловых отношений уровней активности и глубины аффективного контакта человека со средой», «неадекватному доминированию механизмов аффективной экспансии в аффективной сфере ребенка» или же и само собой «слабо выраженной патологии одного из уровней базальной аффективной организации». Но кроме внесенных в этот перечень форм ту же специфику дано обнаружить и «аффективной дезорганизации поведения», а равно и «реципрокному взаимодействию всех уровней аффективной регуляции на условии западения того или иного уровня». Еще один источник возникновения обнаруживающих слабую патологию аффективных состояний - равно же недостаток развития; а именно, таково и само по себе «недоразвитие аффективной сферы» и здесь же и «недоразвитие способов аффективного контакта», а вместе с ним и «недоразвитие аффективных механизмов избирательного и произвольного сосредоточения». Принадлежности подобной типологии равно дано отличать и всякого рода состояния несформированности - «несформированность более сложных аффективных уровней» и «несформированность простых предметных аффективных действий». Но кроме аффективных состояний слабой патологии, что рассматриваются как несущие признаки некоей природы, равно возможны и состояния, что как бы «просто» складываются «в структуру» подобных состояний. Это и нечто «астенические аффективные состояния тревоги и страха характерные для уровня стереотипов», «аффективные срывы возникающие у ребенка от нарушения режимов сна и кормления» и «увязание в аффективном действии».

Разнообразию форм аффективных реалий дано охватывать собой и такое закономерно принадлежащее ему подмножество, как формы, определяющие специфику меры или служащие показателем уровня, отражающие становление аффективных образования или же построения. Тогда, скорее всего, право открыть обзор таких форм и подобает предоставить наиболее представительной подгруппе из состава данной группы - разновидностям меры «аффективной достаточности». Здесь если характеризовать нечто, чему дано нести на себе специфику «достаточности», то это или «достаточно сформированные аффективные предметные действия», «достаточно прочный аффективный контакт с ребенком» или - равно и «достаточное положительное аффективное подкрепление». Далее, того или иного рода достаточности также дано отличать и такие формы, как «правильное аффективное дыхание», «правильное аффективное взаимодействие матери и аутичного ребенка», а равно и «целостность и завершенность аффективного стереотипа». Практически ту же самую специфику достаточности дано обнаружить и характеристикам «аффективные механизмы, на которые может опереться новый образец поведения» или «очерченность и динамика проявлений каждого уровня аффективной организации». Но если нам дано характеризовать нечто с позиций достаточности, то при наличии «иного расклада» мы не лишены и возможности выявления как таковой недостаточности; таких форм, по крайней мере, три - «недостаточность формирования аффективной организации», «недостаточная аффективная дифференциация внутренних соматических отношений» и - «недостаточные формы целостных систем культурного воздействия на базальные аффективные процессы». Также характерно близкую специфику дано обнаружить и неким формам, чем дано предстать «неразвитости собственных низших аффективных механизмов», «неразвитым аффективным образованиям уровня эмоционального контроля» и «несамостоятельности ребенка в регуляции своих аффективных отношений с миром». Далее - подобным же образом и «неспособности» дано обратиться разновидностью недостаточности, а именно - представляя собой нечто «неспособность уровней активности и глубины аффективного контакта к подмене друг друга» или «неспособность аффективного контакта помочь ребенку в моменты сильного страха при большой частоте таких страхов, связанных с любыми изменениями в обстановке и режиме». Не иначе, как принадлежности числу форм недостаточности дано отметить и «ограниченность аффективной ориентировки уровня экспансии», «однобокость аффективных впечатлений современного ребенка», «дезавтоматизацию аффективной регуляции физиологических процессов» и равно же «невозможность постепенного нагнетания и угашения аффективного напряжения». Если от само собой достаточности перейти к картине ее косвенных форм, то в этом случае первый претендент на обретение подобного статуса - как таковая адекватность, те же «адекватные формы аффективного контакта ребенка со взрослым» или «адекватная аффективная стимуляция». Однако и как таковому предмету источника, все же более обращенного на предмет неадекватности, дано предлагать и более богатую картину последней; здесь можно обнаружить и «неадекватность сложившегося аффективного стереотипа поведения», а равно и «неадекватное доминирование механизмов аффективной экспансии в аффективной сфере ребенка носящее стойкий характер». По сути, специфику неадекватности дано нести и «излишней аффективной зависимости от впечатлений витальной сферы» или «связи жизни при таком грубом аффективном недоразвитии с вестибулярными ощущениями, наиболее ранними фило- и онтогенетически». Еще одной непрямой формой достаточности дано предстать и достаточности как «нормальности» - нормальному или, в другом случае, полному и гармоничному аффективному развитию, реальной аффективной адаптации, прогрессивному приему организации базальной аффективной адаптации и, наконец, тогда же и «обычному для аутичного ребенка уровню аффективной адаптации к окружающему». Конечно же, подобного рода нормальность не чужда возможности дополнения теперь и ненормальностью - «серьезной аффективной дезадаптацией», «ригидностью возникающих аффективных образов», «дезактуализацией аффективного смысла поведения высшего уровня» и, конечно же, «аффективной дефицитарностью, наступающей вследствие чрезмерного усиления механизмов одного из уровней аффективного контакта». Допуская здесь некоторую вольность, мы также позволим себе отождествление как некоей достаточности и специфики «важности» - само собой «аффективной важности», «аффективной значимости впечатлений динамики интенсивности внешних воздействий», и - «значения аффективных реакций других людей лишь как возможного источника аффективного тонизирования».

От достаточности как любым образом, но образующей компаративную меру аффективных реалий возможен переход к представлению уже никоим образом не компаративных, но как бы «прямых» разновидностей меры или - пусть нечто «квазикомпаративных» форм обустройства меры. Как прямому представителю группы форм прямой или характеристической меры тогда дано предстать и всякого рода показателям «силы». Положим, таковы и есть «сила аффективного возбуждения», «большие сила и полярность аффективных переживаний», «мощная аффективно положительная стимуляция матери», и с ними же и нечто «энергия аффективного заряда ребенка». Однако помимо как таковой силы, нашему источнику дано допускать приложение и характеристики «сильный» - сильные аффективные переживания и впечатления, сильный аффективно заряженный образ, сильная аффективная память, а равно и «сильное аффективное возбуждение ребенка поглощенного придуманными им образами». Конечно же, данному ряду также дано принадлежать и «наиболее сильному аффективному сигналу для ребенка» или же нечто «дополнительному мощному аффективному заряду переживания успеха, победы идущему от перекрытия доминанты опасности общей положительной оценкой своих возможностей адаптации». Антитеза «сильного», что вполне естественно, «легкое» или слабое, принадлежность числу такого рода форм дано обнаружить «легкости возникновения аффективного дискомфорта» или «ослабленной аффективной чувствительности в контактах». Другое дело, что силу уже не всегда дано отличать присущему ей постоянству, на что и дано указывать «усилению тактильного аффективного контакта» или «ослаблению аффективного тонуса уровня стереотипов». Но помимо прочего предметную разновидность силы дано составить и той же светосиле, чему не чужда возможность вовлечения в образование и таких форм, как «яркая аффективная память» или «яркие аффективные проявления».

Другое дело, что «силовой фон» дано формировать не исключительно силе, но и тому особенному показателю, что допускает отождествление как «качество бремени». Положим, таковым и дано предстать нечто «тяжелому» - аффективной патологии, степени повреждения аффективного развития, а равно и «форме аффективной патологии ребенка», аффективным расстройствам тяжелого типа, и здесь же и дефицитарности аффективного тонуса или недоразвитию или поломке тогда как таковой структуры базальной аффективной организации. Но коллекциям источника равно дано включать в себя и такие формы, чему присуща специфика теперь уже «особо тяжелых» - «тяжелых и сложных форм аффективной патологии при детском аутизме», аффективных расстройств тяжелого типа и здесь же «наиболее тяжелых форм аффективной дефицитарности, когда ребенок теряет избирательность в отношении к среде и к людям». Однако и характеристике подобного рода «тяжести» дано допускать и дополнение моментом компаративности - «почти непереносимость ситуации нарушения привычной аффективной связи» или и «такая степень тяжести нарушений аффективного контакта, что они затмевают симптомы общей аффективной дезадаптации». Другое дело, что характеристике тяжести дано допускать выражение и в опосредованной форме, в данном случае - в виде «с таким трудом выстроенных новых форм аффективного контакта». От тяжести всего лишь шаг и до такого явления, как состояние «перегрузки», вознаграждающее и такими формами меры, как «перегруженные уровни базальной аффективной организации» или «выраженная аффективная перегрузка». Нагрузочную специфику, так или иначе, дано нести и условию «напряженности», в данном случае - «напряженности возникающих аффективных образов» или «сверхнапряженным отношениям между уровнем аффективной организации в состоянии гиперфункции и другими уровнями». Ну а прямую антитезу образовавшим данную группу формам обременения довелось составить лишь единственной форме теперь уже некоего «легкого» - «легким пограничным формам аффективных нарушений».

Нашей коллекции различного рода мер, прилагаемых ко «всему аффективному» вслед за мерами силы и тяжести дано предполагать пополнение и формами меры размера. Скажем, таково нечто «наибольшее» или то, что «наиболее» таково в некотором отношении; образцы такого рода размерных градаций - равно и некие «наиболее примитивные механизмы аффективного заражения» или «наиболее примитивный аффективный механизм позволяющий уровню работать по принципу ‘да - нет’» и здесь же и «наиболее социально приемлемые культурные формы аффективной экспансии» или же и «наибольший аффективный комфорт». Кроме того, здесь возможно сравнение и по условию «что больше», пример наложения подобного рода сравнительной меры - это и характеристика «большее значение с точки зрения аффективного кода интонации и недружелюбного выражения глаз, нежели чем высказываний противоречащих такому недружелюбию». Ну а где больше, там возможно и меньше, положим, что дано обнаружить и тем же «менее аффективно значимым ситуациям». Но, тем не менее, размер не сам хозяин собственной судьбы, ему дано допускать и возрастание и сокращение, примеры подобных изменений - «увеличение аффективной активности», «уменьшение аффективной связи с близкими», а равно и «расширение круга раздражителей вызывающих аффективную реакцию ребенка». Кроме того, показателю величины дано допускать выражение равно посредством косвенного представления, о чем подобает судить и по примеру таких характеристик, как «самая тесная аффективная связь с близкими».

Еще одна обнаруженная нами форма меры, прилагаемой к многообразию того или иного аффективного - мера «высотности». Таковы, положим, нечто «более высокие» уровни аффективной организации, но не только само собой такие уровни, но и такого плана часть таких уровней, что равно доступны и ребенку, определяя его поведение и тип аффективной адаптации, как равно и уровень аффективной регуляции или «аффективная заряженность ситуации связанной с конкретным страхом». Кроме того, мере высотности дано означать и собственно величину «высоты», как в случае «высоты развития аффективного взаимодействия ребенка с его окружением в рамках уровня стереотипов». Конечно, от высокого в какой-то мере не отстает и низкое - «низкий порог аффективного дискомфорта», «низшие уровни» что активности, что - глубины аффективного контакта, что - аффективной регуляции, а равно и тип приспособления, присущий «более низшим уровням аффективной организации». И если нам не повезло в источнике с примерами повышения, то подбор примеров снижения возможен как бы и само собой - это и «снижение аффективной самооценки себя», а равно - и «снижение порога аффективного дискомфорта», чему дано располагать не только той же простой, но и некоей «выраженной» формой.

Конечно, где нам открывается возможность приложения меры высотности, там равно дано объявиться и возможности приложения меры позиционности. Такова, конечно же, не только лишь «отдельная аффективная проблема», но и «крайняя форма выражения аффективного дискомфорта», а равно и «ранние способы аффективной активации в ситуациях эмоционального неблагополучия». Кроме того, здесь же возможно приложение и такой меры, как «свертка - развертка», что уже дано обнаружить примерам «развернутого аффективного контакта ребенка со взрослым» или «более развернутого аффективного механизма обладающего большими потенциальными возможностями».

Далее следует обратить внимание, что пространство - не единственное начало для построения меры, исполнение подобной функции в состоянии принять на себя и комплекс «пространства - времени», что в результате и обеспечивает возможность обретения системы неких событийных рангов. В частности, здесь возможно задание и такой специфики, как «стабильность» - «стабильности в саморегуляции аффективных процессов» или тех же «стабильных аффективных связей». Другое дело, что помимо стабильности не исключено и задание «стойкости» - или как такового «стойкого аффективного дискомфорта» или же и «стойкой и яркой аффективной памяти». Но и другая возможная мера для подобного «измерения» - равно же и мера «мимолетности», - «кратковременный характер совместных аффективных действий» или «кратковременность таких минут адекватного аффективного контакта».

Еще один тип меры, допускающей наложение на разнообразные аффективные реалии - мера «глубины», но теперь уже непосредственно нам дано встретить затруднения в попытке определения, какой же типологии дано принадлежать такого рода мере. Скорее всего, характеристика «глубины», как и ряд похожих на нее форм обустройства меры - это равно специфика «меры проникновения». Если это так, то мере «глубины» дано определять собой и такие аффективные формы, как аффективная дезадаптация ребенка, а равно и она, но теперь уже «в соотношении с уровнем недоразвития аффективной сферы», а также и аффективный контакт человека со средой или и аффективная патология. Конечно же, там, где дано заявить о себе «глубине», там возможно обретение и «углубления», а именно - «углубления аффективной дезадаптации ребенка в контактах с миром». Но помимо характеристики «глубины» источнику дано предложить нам и такие характеристики меры проникновения, как «дошедшее до» некоего предела аффективное развитие, «выход за пределы ситуации достижения аффективной цели» и «отсутствие отложения в аффективной памяти достаточно выраженного следа благополучного завершения действия».

Еще одна обнаруженная нами группа близких друг другу форм обустройства меры позволит оценку как группа «средств измерения» нечто уровня организации или организованности. Открыть же наш экскурс в область такой типологии подобает и такой любопытной мере, как «мера конструктивности». Например, если характеризовать всякого рода состояния упорядочения, то здесь возможно использование и таких характеристик, как «амбивалентность аффективной цели связанная с трудностями ее достижения» и «обязательность порядка переживания аффективно значимых событий в общем ритуальном действе». Так же если характеризовать некую телеологию, то в ее отношении возможно задание и такого рода форм, как «отсутствие реципрокности отношений уровней в осуществлении аффективно-смысловой функции» или «сохранные уровни аффективной организации». Также если определять специфику той или иной аффективной реалии в ее качестве порождения некоей природы, то здесь возможно использование и таких характеристик, как «аффективные расстройства определяемые в клинике как неврозоподобные», «дифференциация аффективной ориентировки зависящая от поведенческой установки» и «аффективные возможности ребенка».

Но кроме меры конструктивности, мерой характера организации правомерно признание и меры консистенции. В одном случае специфику такого рода меры дано образовать показателю «насыщения» - «насыщения игры» или само собой аффективными действиями или, пусть ими же, но - не иначе, как «простого» свойства. Кроме того, использованному нами источнику дано обнаружить образцы и такого рода форм меры консистенции, как «хрупкость всей системы аффективной организации» и «продуктивность в собственных аффективных занятиях».

Наконец, всякой организации дано предполагать отождествление еще и посредством приложения показателя меры сложности. В таком случае как таковой сложности и дано допускать воплощение в нечто «сложных и прогрессивных формах самостоятельной аффективной стимуляции», «сложных и адекватных способах аффективного реагирования» и, что вполне естественно, и в «сложности аффективной патологии ребенка». Соотносительная сложность - то явно и нечто «более сложная» форма, - положим, та же «более сложная аффективная адаптация», «более сложная организация аффективного переживания на уровне экспансии» и «относительно сложный внутренний аффективный мир ребенка 3-й группы раннего детского аутизма». Конечно, той же сложности дано привнести с собой и своего спутника «усложнение», в данном случае «усложнение аффективной жизни ребенка». Между тем, уровень сложности можно расценивать посредством наложения и неких предметных или квазипредметных мер; это и «доступные ребенку уровни аффективной организации» или «примитивные и не всегда адекватные формы аффективного реагирования». Скорее всего, явному квазипредметному характеру дано отличать и такую характеристику, как проявление стереотипа - «стереотипности возникающих аффективных образов» и «не стереотипному характеру приемов аффективного использования человека».

В значении характерно специфической формы меры равно правомерно отождествление теперь и меры или характеристики доминантности. Конечно, подобной специфике дано отличать не только «доминирование примитивной психотехники в аффективной жизни ребенка» или «доминирование в норме эмоциональной оценки уровня эмоционального контроля над аффектом всех трех низших уровней», но равно и «доминирование в аффективной организации детской психики дефицитарного уровня стереотипов». Кроме того, здесь равно возможна и такая разновидность доминирования, как «доминирование проявлений» - «доминирование проявлений уровня аффективной экспансии у детей 3-й группы раннего детского аутизма» и вслед за ним и «безусловное преобладание в числе культурных психотехнических способов аффективной регуляции непременно способов предполагающих совместное использование уровней полевой реактивности и стереотипов». И помимо прочего, здесь также не исключена и «доминанта со знаком» - «отрицательная доминанта аффективного напряжения связанная с препятствием» и «положительная доминанта аффективного напряжения связанная с успехом, удачным разрешением ситуации».

Наконец, от меры как показателя действительности или специфики аффективных реалий мы получаем возможность перехода тогда уже к последней позиции их характеристического отождествления - наделению «принадлежностью уровню». В частности, возможность определения наличием некоего уровня здесь дано предполагать не только лишь аффективной регуляции или аффективной регуляции поведения, но и регуляции стабильных аффективных связей. Точно так же некие отличающие его уровни дано строить и «аффективному контакту», знающему три присущих ему подвида подобного рода уровней - уровни его активности, глубины и комбинированные уровни активности и глубины. Также не дано избежать задания собственной шкалы уровней и нечто «аффективному тонусу стеничности», как и развитию дано дозреть до обретения возможности построения собственных уровней - уровня недоразвития аффективной сферы и уровня простых аффективных стереотипов. Наконец, не уровни именно, но некие «ступени» дано образовать и нечто «нарушениям аффективного контакта».

Настоящая стадия предпринятого нами анализа многообразных форм аффективных реалий - переломный момент, когда завершено рассмотрение всех известных нам «масштабных» разновидностей такой типологии и остается рассмотреть ряд типологических групп меньшего объема. В таком случае такой анализ подобает продолжить исследованием группы, позволяющей отождествление как группа форм изменения содержания аффективных реалий или группа форм «перехода». Более того, здесь возможно и то допущение, что одной из такого рода «форм перехода» правомерно признание и как такового «изменения обустройства». Положим, дано иметь место нечто «кардинальным» формам изменения обустройства аффективных реалий, скажем, «огрублению аффективной жизни» или «изменению характера аффективной ориентировки ребенка, направленной теперь преимущественно на эмоциональную оценку матери». Скорее всего, той же специфике также дано отличать и нечто «качественную реструктуризацию аффективного поля субъекта с произвольным изменением его валентности или с положительной на отрицательную или - обращая значимыми нейтральные впечатления». Вслед за картиной «кардинальных» изменений возможен показ картины пусть и существенных, но явным образом ограниченных изменений; положим, таковыми и дано предстать «смене обычного для аутичного ребенка уровня аффективной адаптации к окружающему на тип приспособления характерный для более низших уровней аффективной организации». Тогда в более простых случаях это и «новый шаг в усложнении механизмов регуляции аффективных процессов» или - «переход к аффективным и поведенческим стереотипам уровня стереотипов, усложнению аффективных задач возникающих в процессе контакта», или же «переход в ситуации аффективного комфорта при постоянном аффективном тонизировании к организации стереотипов игрового и бытового поведения». Подобного же плана специфике дано отличать и «использование данного аффективного механизма, позволяющее построение нового более развернутого механизма обладающего большими потенциальными возможностями», как и «уступку своей ведущей роли одним уровнем другому вслед за выполнением им своей этологической задачи, не нарушающей развития им своих аффективных механизмов во взаимодействии с другими уровнями».

Другая разновидность перехода, не означающая такого масштабного изменения, как в случае изменения обустройства, - изменение специфичности. Положим, субъектом такого изменения дано престать характеру нагрузки, в результате чего такому изменению дано принять форму «облегчения аффективного напряжения» или «смягчения аффективной напряженности связанной с генерализованным страхом». Но если направление данного вектора сменить на противоположное, то такую специфику дано отразить «нагнетанию и погашению аффективного напряжения», «обращению в напряженные взаимоотношений внутри всей аффективной сферы» или «усилению у ребенка аффективного впечатления от вещей которые его привлекают». Далее, если дано состояться неким изменениям в порядковой специфике, то здесь дано обнаружиться тем же «упорядочению внутренних аффективных процессов» или «упорядочению аффективного состояния». Равно если чему-либо дано обрести новую функцию или роль, то для такого события возможно выражение в формах «обретения страхом качества истинного аффекта на уровне экспансии», «обретения аффективным образом мира устойчивости, определенности и индивидуальной окраски» или же «обращения аффективной цели еще более притягательной по условиям аффективного развития дошедшего до уровня экспансии». Подобного же рода изменению функции также доводится наступать и в силу «введения взрослым в аффективный контакт примитивного разделения ролей». Свою особенную форму изменению специфичности также дано образовать и различного рода изменениям объема или масштаба - «расширению форм аффективного взаимодействия с окружающим», «расширению аффективного контакта как расширению круга близких ребенку людей», а равно и «ступени углубления аффективного контакта со средой и освоения нового слоя аффективных реакций». Но, конечно, следом за расширением дано приходить и сужению - или же «аффективному замыканию на примитивных впечатлениях» или - то и нечто «постепенной утрате перегруженными уровнями базальной аффективной организации возможности полноценного решения собственных задач».

Событию перехода дано знать и некий темп совершения, из чего дано следовать и нечто динамической характеристике этого процесса; подобным же образом если некоей аффективной реалии не дано проявлять постоянства, то ее спецификой равно дано обратиться и той или иной динамике. В данном отношении показательны динамика аффективного тонуса или аффективной жизни, динамика аффективного напряжения в ситуации преодоления страха или в резком смещении этого напряжения «от связанной с препятствием отрицательной доминанты к положительной - связанной с успехом удачным разрешением ситуации». Кроме того, как проявление некоей динамики равно правомерно истолкование череды изменений - «чередования стабильных и динамических подвижных способов аффективной адаптации», а равно и «последовательности включения в регуляцию поведения базальных аффективных уровней».

Еще одна разновидность такого формата, как «переход» - формирование тренда. Положим, подобного рода специфику и дано обнаружить различного рода становлению и вырастанию - «становлению взрослого в положительный для ребенка аффективный центр ситуации», «вырастанию личности из базальной аффективной организации», а равно и «направленному изменению аффективного состояния человека». Кроме того, здесь возможна и такая развернутая форма перерастания, как «закономерное перерастание полевой активности в формы аффективной ориентировки и регуляции поведения свойственные уровню экспансии, когда фиксированный в аффективной памяти образ желаемого начинает направлять и корригировать поведенческие акты». Также специфику тренда дано обнаружить и различного рода моментам развития и приспособления - моментам развития аффективной игры, аффективному приспособлению к окружающему или формированию аффективных стереотипов. Другое дело, что более элементарную разновидность тренда дано составить собой тому же «сдвигу» - «положительному сдвигу в аффективном развитии ребенка» или «дальнейшему прогрессу в аффективном развитии ребенка достигаемому при освоении механизма психодрамы». Кроме того, особую форму тренда дано образовать и «откату» - «регрессу развития аутичного ребенка на более низкую ступень аффективной адаптации», «регрессу аффективных отношений с окружающим» или же «постепенному угасанию острого аффекта».

Согласно нашей оценке специфике того или иного рода моментов перехода дано отличать и моменты запуска или останова; такую и вовсе незначительных размеров подгруппу дано образовать лишь двум подобного рода формам - «запуску аффективного механизма качелей» и «разрушению реальной аффективной адаптации».

Теперь в дальнейшем продвижении предпринятого нами анализа наступает черед погружения в проблематику и такой существенной типологической формы «мира аффекта» как образующие такой мир фундаментальные среды. Увы, здесь не обнаружить ожидаемой систематики, но напротив, можно «где разгуляться», - здесь нам доступна не только лишь возможность выделения нечто «аффективной сферы» или ее «как сложной саморегулирующейся системы, обеспечивающей гибкую адаптацию индивида к окружающему», но равно и «сферы аффекта», также составляющей собой нечто «исходную структуру эмоциональной сферы». Кроме того, здесь дано обрести реальность не только лишь «системе аффективной организации», но и определяющему эту систему целостному обустройству, а помимо того и фундаментальной форме базальной аффективной регуляции и с ними и нечто «аффективному полю субъекта». А далее таким сферам, полям и организациям дано найти их частное выражение и в неких формах предметного воплощения - как сферы или системы регуляции или человека в целом, или - всего лишь ребенка, или - аффективной регуляции ребенка или же детей, их психики, аутичного ребенка или как «единой системе аффективной регуляции мать - дитя». Кроме того, подобного рода сферам равно дано располагать и возможностью структурного приведения - обретения формата или «структуры аффективной регуляции в целом» или и нечто «целостной структуры базальной аффективной регуляции». Еще одна возможность своего рода «приведения» подобного рода базисных форм - их обращение тем или иным состоянием, положим, той же «тонической функцией аффективной сферы». Далее - конечно же, и такого рода фундаментальным началам не дано исключать скатывания к тому или иному состоянию деградации, неполного исполнения присущей им функции, таким, как «состояние недостроенности структуры аффективной организации» или «патологически измененная и несформированная аффективная система». И, наконец, тому же ряду дано ожидать дополнения внесением в него и такой фундаментальной среды, как «Я ребенка как, прежде всего, аффективное Я наполненное желаниями, стремлениями, экспансией - это мое».

Если «миру аффекта» доводится знать некие присущие ему фундаментальные среды, то равно ему доводится знать и отделы такого рода сред. Конечно же, таковы не только лишь высшие или низшие «отделы базальной аффективной организации» или «пласты аффективной жизни лежащие ниже уровня эмоционального контроля», но равно и «уровни аффективной жизни» или «уровень простых аффективных стереотипов». Кроме того подобной же специфике дано отмечать и «нарушения как целостный пласт аффективной жизни человека» или здесь же и некие «две системы аффективной адаптации субъекта к условиям окружения». Кроме того, ту же природу дано обнаружить и «аффективным уровням» - или «адаптирующим индивида к стабильным условиям существования - стереотипов и эмоционального контроля» или «приспосабливающим к изменчивой среде - полевой реактивности и экспансии». Но и помимо структурных отделов также правомерно предположение реальности и функциональных отделов - или же «смысловых отношений аффективной сферы» или равно «аффективной основы произвольной организации поведения человека», как равно и «аффективной среды отношений адекватных для развития эмоционального контакта ребенка с близкими». Подобным же образом совпадая в этом с как таковым построением среды в целом, и отделам таких сред дано предполагать и состояния деградации. Подобного рода специфику и доводится обнаружить «смысловой деформации аффективной сферы», гипер- или гипофункции того или иного уровня базальной аффективной организации или же «динамическому состоянию уровня базальной аффективной организации». Кроме того, на наш взгляд, формату «отдела» равно дано допускать отождествление здесь же и как специфике такого аффективного поля, как «внутренний аффективный мир ребенка 3-й группы раннего детского аутизма».

Кроме того, принадлежность типологической группе «мира аффекта» дано обнаружить и формам аффективного развития - развития ребенка или «ребенка в целом», «стойкого недоразвития базальной аффективной сферы ребенка» или и «спонтанного аффективного развития, когда ребенок самостоятельно приходит к наиболее примитивному образу коллективного бандита».

Еще одну типологическую группу «в мире аффекта» дано уже образовать тем аффективным реалиям, чье предназначение - роль компонента иных реалий. Положим, такую специфику дано обнаружить нечто «добавкам» - «вкладу от искусства» в любое тонизирующее и аффективно стабилизирующее впечатление или же «вкладу уровня экспансии в осуществление тонической функции аффективной сферы», а равно и «внесению уровнем эмоционального контроля своего вклада в формирование аффективной дисфункции». А если допускать возможность подобных «добавок», то равно правомерно допущение возможности и условно «самостоятельных» элементов, положим, нечто «зоны ближайшего развития по отношению к работе со сферой аффекта». Но помимо просто статуса «элемента», функционалу «компонента» не дано исключать распространения и на различного рода формы доминирующего содержания, положим, что и на «доминирование аффективных механизмов уровня полевой реактивности» или на «активное включение в систему базальной аффективной регуляции» все того же самого уровня. Подобным же образом источнику не дано предать забвению реальность и такой доминанты, как «доминирующее значение аффективной оценки уровня экспансии подавляющего или пренебрегающего даже отрицательными оценками ситуации исходящими от других уровней, если сам уровень экспансии не предполагает осуществления желаемого в данных условиях». Далее, если некое порядковое начало, положим, заряд электрона, условно рассматривать как «часть» электрона, то такого рода зависимости могут предполагать распространение и на любые иные отношения порядков и их носителей. Так в силу следования подобному принципу равно возможно определение и таких компонентов аффективных реалий, как присущие им порядки, положим, что и как таковая «многорядовая циклическая ритмическая организация всей аффективной жизни людей». Но здесь помимо порядков просто «как порядков» возможны и некие «адекватные» формы порядков, например, тогда и нечто «правильное формирование аффективной сферы ребенка». Напротив, на подобном фоне не исключена возможность и вряд ли должны образом «правильных» порядков, таких как «существование уровня полевой реактивности в чистом виде только в случае глубокой аффективной патологии» или «избыточная стимуляция уровня или уровней аффективной организации».

Скорее всего, наиболее любопытный аспект нашего обзора множества вербальных форм, включающих в себя некие понятия с корнем «аффект» дано составить и тому обстоятельству, что посредством подобных форм равно возможно и образование представлений об онтогенезе аффективной сферы. В частности, здесь дано иметь место определению посылок онтогенеза в форме констатации «наличия в момент формирования системы базальной аффективной регуляции лишь больших резервов роста и лишь задатков механизмов саморегуляции и самокоррекции, реализующихся в определенных условиях при адекватных воздействиях». А далее, увы, вслед за подобным лишь единичным свидетельством о реальности посылок онтогенеза аффективной сферы и дано раскрыться картине последовательности его прохождения. В той мере, в какой такой картине и дано рисоваться в умозаключениях источника, ее дано представить трем следующим закономерностям - «определенной последовательности формирования уровней аффективной организации», «примерным срокам появления уровней аффективной организации» и, конечно же, «характеру взаимодействия уровней аффективной организации на различных возрастных этапах». Но здесь равно возможны и некие порядки, не означающие какой-либо закономерности - «параллельное развитие психотехнических приемов аффективной энергизации каждого уровня позволяющее им взаимозаменять, взаимоусиливать друг друга», «порядок включения уровней аффективной организации в раннем онтогенезе» и - «формирование взаимодействия аффективных структур разных уровней с постепенным включением в него каждого вновь отработанного механизма». Равно и некоему следующему важному моменту здесь дано проявиться в том, что помимо естественного пути прохождения онтогенеза возможен и искусственный - «работа по организации поведения ребенка как, прежде всего, формирования структур каждого из уровней аффективной регуляции и налаживания взаимодействия между ними». Явно большую щедрость нашему источнику дано проявить в части предложения определений тех или иных порядков прохождения онтогенеза аффективных форм; здесь, если ограничиться типологическим уровнем, это три такого рода порядка - аффективное развитие, прохождение аффективной сферой человека, как и когнитивной сферой пути культурного развития - социализации и - развитие аффективного контакта. Вслед за общей типологией источнику дано указать, но, увы, не более чем две такого рода формы процессов онтогенеза - «сложные процессы раннего аффективного развития» и «развитие в онтогенезе структур каждого из уровней аффективной регуляции первоначально путем их экстериоризации, а затем усвоения и автоматизации, что создает базу дальнейшего аффективного развития». Другое дело, что источник куда более щедр и многообразен и в его обращении к представлению всякого рода явлений, предполагающих порождение посредством подобного рода онтогенеза; так, задача онтогенеза - это и формирование чего-либо, скажем - «базальных уровней аффективной организации в раннем онтогенезе», «механизмов следующего уровня аффективной организации» или аффективно тонизирующих приемов. Кроме того, источнику дано указать и на ряд форм, чему такой онтогенез и предназначен «дать развитие» - это структуры базальной аффективной организации, аффективные механизмы низших уровней и - «соответствующий новый уровень аффективной организации». Несколько слов нашему источнику дано посвятить и этапам онтогенеза - «ранним этапам онтогенеза аффективной адаптации ребенка» и с ними и «первоначальному этапу становления аффективных уровней адаптирующих индивида к стабильным условиям существования - стереотипов и эмоционального контроля». Естественно, что онтогенезу, как и всякому развитию не всегда доводится обретать условно «правильные» формы, чему прямо дано следовать и из реальности «нарушений развития аффективного контакта». Источнику также дано уделить внимание и возникающему в результате онтогенеза, иначе - «эффектам» онтогенеза. Иными словами, эффект онтогенеза - не только «становление аффективных уровней приспосабливающих к изменчивой среде - полевой реактивности и экспансии», но и «заметное преобразование уровней активности и глубины аффективного контакта после начала их функционирования в младенчестве» или «положительная динамика, когда аутичный ребенок осваивает и начинает активно использовать аффективные механизмы более сложно организованного уровня». Кроме того, онтогенезу дано находить воплощение не только лишь в становлении тех или иных форм, но и в прогрессе возможности. Или - в результате онтогенеза перед индивидом и открывается возможность совершенствования в таких практиках, как «закрепление определенного аффективного механизма соответствующего одному из уровней аффективной регуляции», «овладение в возрасте 6 - 7 месяцев более сложными и прогрессивными формами самостоятельной аффективной стимуляции» или в «освоении аффективного механизма уровня экспансии».

Сфере аффекта помимо ее собственной специфики дано предполагать и такую возможность, как соприкосновение с внешней средой, в том числе, посредством такого рода организации контакта, когда на сферу аффекта возможно направление и нечто сторонней поддержки. Но какого рода формам подобной поддержки и дано удостоиться показа в картине, развернутой в материалах источника? В частности, здесь дано удостоиться упоминания той же «инструментальной» поддержке, когда чему-либо дано предполагать обращение средством обеспечения или содействия в становлении некоей аффективной формы. В частности, специфике подобного рода «инструмента» и дано отличать естественные проявления, на что дано указывать и как таковой «вероятной способности внешнего двигательного ритма упорядочивать, нормализовать аффективное состояние, регулировать динамику аффективных процессов» или «запуску нормализацией ситуации общения аффективных механизмов и самой матери». Функцию подобного рода инструмента дано принять на себя и возможности издания звука, что способны обнаружить или случаи «монотонного пения направленного на заглушение аффективного дискомфорта» или - та же «стереотипная вокализация» также направленная на преодоление такого рода «дискомфорта». Другое дело, что помимо таких как бы «естественных» средств возможно использование и неких приемов - или «приемов обеспечивающих направленное изменение аффективного состояния человека» или равно приемов «поддержания состояния аффективного комфорта посредством стимуляции человека специфическими впечатлениями, витально значимыми для уровня полевой реактивности». И равно помимо приемов в той же роли доводится выступить и «системным» воздействиям - или «поддержке эффективности работы системы аффективной регуляции постоянным тонизированием, в котором также преимущественно участвует мать» или же и «терапевтическим показаниям для детей 4-й группы раннего детского аутизма всех типов игрового аффективного взаимодействия». Кроме того, также не помешает отметить упоминание в источнике и «целостных систем культурного воздействия на базальные аффективные процессы». Однако такой поддержке помимо ее исполнения просто как акта или процесса дано допускать и возможность использования некоего специфического оператора, осуществляющего эту поддержку, положим, взрослого для ребенка. Подобного рода примеры и дано предъявить таким формам, как «взрослый как необходимый организатор формирующейся в первые годы жизни базальной системы аффективной регуляции ребенка» или же «выход из первого аффективного кризиса посредством внешней организации взрослым поведения ребенка».

Источнику в присущей ему форме показа картины внешней поддержки, что допускает оказание в адрес аффективной сферы, доводится следовать и такой «логике», когда он находит нужным изображение не акта или возможности, но равно же случая оказания поддержки. Положим, такова картина локальной ситуации - «вывода ребенка словом из застревания в данной аффективной ситуации», а равно и «избирательного формирования матерью благодаря своей эмоциональной оценке наиболее адекватных в каждой ситуации способов аффективного реагирования ребенка - подкрепление ею нужных способов и ограничение мешающих адаптации». Иным подобного рода моментом дано предстать «оказанию в процессе контакта с ребенком помощи в регулировании и упорядочении его аффективных взаимодействий со средой, освоении психотехнических приемов аффективной организации поведения, стабилизации аффективных процессов». Далее вслед за отдельными ситуациями, возможно формирование и неких трендов, заключающих эти ситуации теперь уже и в некую систему, - не только «тонической регуляции аффективных процессов» или «аффектогенному фактору», но и поддержанию их стабильности и активности, а равно и «поддержанию у аутичного ребенка стабильности внутренних аффективных процессов». Другое дело, что помимо своего рода «стандартных» ситуаций не исключена возможность развития и нестандартной - «восстановления нормального аффективного контакта с ребенком, если он пытается вдавливаться подбородком в плечо взрослого - обнять в ответ, покачать, поносить на руках». Подобным же образом помимо эпизодической поддержки аффективных форм вполне возможна и более систематическая реконструктивная, так, на системном уровне такова нечто «правильная постановка базальной аффективной регуляции» и «общая работа по развитию аффективной сферы ребенка». Следующая достаточно массовая форма подобного рода поддержки - равно же различного рода оптимизация и коррекция - «оптимизация сохранных уровней аффективной организации в формировании следующих вышестоящих структур» или же психологическая коррекция аффективной сферы или - тогда и всего лишь аффективной дезадаптации, но в одном случае даже «идущая одновременно в двух направлениях». Наконец, ту же специфику доводится обнаружить и «перестройке аффективного Я ребенка под влиянием близких». Наконец, здесь возможны и такого рода варианты подобной поддержки, как всякого рода формы «отладки» - или же «системы базальной аффективной регуляции детей так, чтобы биологическое и социальное были союзниками в развитии личности ребенка» или - той же системы, но таким образом, «чтобы она наиболее естественно организовывалась социальными взаимодействиями, чтобы иерархия базальных отделов закономерно выводила к развитию личностных структур». Далее, различные формы подобного рода «отладки» - это и «помощь ребенку в усовершенствовании доступных ему способов аффективной адаптации к окружающему», а равно и «формирование на основе положительного движения в развитии базальных аффективных механизмов теперь уже механизмов следующего уровня регуляции».

Но если сфере аффекта дано располагать сторонней поддержкой, то, тем не менее, ей не избежать и перспективы обращения объектом внешней блокировки. В частности, ей доводится предстать едва ли не объектом репрессивных мер как в случае наложения «запретов в традиционных культурах индивидуального или в неорганизованном порядке переживания аффективно значимых событий». В качестве иной разновидности внешней блокировки дано предстать и нечто «формам давления», скажем - «сокрушению единственных доступных для ребенка путей аффективной адаптации к окружающему» или же целому ряду форм «подавления». В числе последних возможно выделение и такого рода форм, как подавление проявлений аффективной экспансии ребенка или аффективных механизмов помогающих организовать поведение ребенка, а равно и подавление влечений аффективно неприемлемых другими людьми или и примитивных аффективных влечений идущих вразрез с эмоциональными установками. Но если не дано идти речи о тех или иных «брутальных» формах давления, то на замену возможен приход и неких «смягченных» форм - механического заглушения аутостимуляцией аффектогенного фактора, оттормаживания импульсивности в аффективных действиях провоцируемой динамической структурой окружающего или - равно и препятствованию ребенку в его полном погружении в привычное аффективное удовольствие. Ряд различного рода форм блокирования дано пополнить и наложению ограничений - скажем, ограничению развития бессмысленных форм аффективного поведения удовлетворяющих жажду ребенка в ярких сенсорных впечатлениях. Но и, наконец, помимо характерно внешних форм блокирующего воздействия дано иметь место и действию неких внутренних источников блокирования, выступающих как «квазивнешние» - патологическим особенностям самой эмоциональной сферы ребенка препятствующим развитию аффективных механизмов процесса общения.

Теперь, вслед за исчерпанием в настоящем обзоре в целом столь пространного перечня различного рода реалий, допускающих отождествление как тем или иным образом причастные аффекту, нам следует предложить и некие тезисы возможной в данных условиях краткой аналитики. В таком случае, каким именно выводам дано как бы «прямо напрашиваться» вследствие осмысления показанной выше «развернутой» картины? Первое - следует понимать, что здесь практически вряд ли осуществимо отделение строгих понятий от, скорее всего, простых фигур речи, и во многих случаях, скажем, аффективных «значений» и «смыслов», высокого и низкого, тяжелого и легкого мы скорее располагаем метафорическим приемом образования понятия, нежели достаточной характеристикой нечто реального. Другое дело, что подобной оценке все же дано носить характер лишь «подразумеваемой» и не позволяющей вынесения с полной определенностью. Иной существенный момент - та систематика, что нам доводится видеть на примере столь обширного разнообразия форм - на деле не систематика именно; здесь нам дано обнаружить некую «схему синдромов», но тогда и не более чем «как синдромы» вряд ли представленных столь достаточно, чтобы располагать и возможностью построения логичной модели такого рода синдромов. Тогда не следует оспаривать и той возможной оценки, что психология здесь и заявляет себя как некая эмпирика с неким все же имеющим место, но характерно слабым упорядочением эмпирического материала. Но, тем не менее, даже притом, что такой картине дано обнаружить специфику картины плохой систематики и слабой проработки понятийной базы, все равно она картина психики как многообразной реальности или - всяким образом картина психики как характерно «пересеченного ландшафта» аффективного «поля». И это определенно важно для понимания самоё психологии как построителя в любом случае никогда не компактной модели действительности психики или «действительности психического».

Огл. Теория уровней

Тому направлению психологии, чьим практикам дано образовать предмет исследования настоящего анализа, дано исходить из особой концептуальной схемы аффективной сферы, а если точно - из концепции базальных уровней аффективной организации. Образующими такую систему доводится предстать четырем уровням организации, разделенным не только лишь старшинством, но предполагающим ту специфику, когда они не просто знают порядок последовательного становления, но предполагают и своего рода дискриминацию или блокировку, когда возможно выпадение или деградация одного или нескольких уровней при условии, что остальным дано сохранять возможность действия. Другими словами, нормальное состояние психики или, точнее, эмоционального развития, это использование механизмов всех уровней базальной аффективной организации при нисколько не абсолютном, не более чем релятивном старшинстве самого сложного уровня - уровня эмоционального контроля. Или - доминирование этого высшего уровня - не более чем «доминирование», но не подмена присущей ему функциональностью функций любого из трех как бы «подчиненных» уровней. Проще говоря, само «взращивание личности» - это овладение ребенком культурными психотехническими приемами не иначе, как всех возможных уровней базальной аффективной организации.

В таком случае, чему именно и подобает предстать в значении своего рода «объема возможностей» само собой такого фундаментального начала формирования эмоциональной сферы? Первое, чему дано формировать такого рода «объем» - та специфика, что «на языке» психологии допускает отождествление как «решение регуляцией в зависимости от уровня аффективности различных адаптационных задач одинаково витально значимых для субъекта, но различных по степени сложности». Второе, что равно дано учитывать подходу психологии, - то обстоятельство, что «присущее индивидам различие в аффективной чувствительности к параметрам среды отражается на формировании ими их индивидуальных способов взаимодействия с миром», проще - психологии дано учитывать различие в конфигурации структуры уровней. Далее - задача каждого уровня - решение «качественно особенной задачи адаптации» исходя из того, что ни для одного из уровней недоступна возможность подмены собой другого уровня. Равно подобную систему доводится отличать и «началу функционирования уже в первые дни и месяцы жизни ребенка», но одновременно при наличии и «своего специфического времени начала функционирования каждого уровня в период раннего детства». Кроме того, системе уровней дано предполагать гибкую схему актуального построения, иначе - «дифференциацию аффективной ориентировки зависящей от поведенческой установки», равно предполагая при этом и особенный «характер действия механизма регуляции зависящий от поведенческой установки».

Далее - данной «фундаментальной форме» обустройства эмоциональной сферы дано представлять собой и ту в известном отношении потенциальную возможность, что отражает и такой принцип психологии как признание «нормальной формой развития аффективной адаптации» любым образом «развития механизмов всех уровней и связывания их в единое целое эмоциональным смыслом». Но на таком фоне и ступенчатому порядку такого развития дано определять собой равно и «возможность нового уровня выступать в качестве ведущего, главного в регуляции поведения на каждом из этапов развития и адаптации ребенка к окружающему». Кроме того, подобной системе присуща и специфика неравноправия уровней, где высшим уровням организации доступно больше возможностей, чем низшим, что и показывает положение, определяющее «коррекционные механизмы более высокого уровня аффективной регуляции средством преодоления страхов возникающих как аффективные нарушения».

Как равно дано определять психологии, системе аффективной организации любым образом дано знать и такую специфику, как «расстановка единой системой регуляции всех базальных уровней в каждом отдельном случае различных акцентов вклада каждого уровня в эмоциональную адаптацию». Более того, здесь не только характеру отношений базальных уровней дано строиться «как отпечатку возрастных особенностей человека», но ему равно дано обнаружить и его подверженность регулированию в силу действия особого «механизма временного рассогласования совместной работы уровней активности и глубины аффективного контакта человека со средой». Общей же «формулой» теперь нечто «правильной постановки базальной аффективной регуляции» психологии дано определять и нечто «господство в организации поведения высшего эмоционального уровня и содружество всех уровней в активации и стабилизации аффективной жизни». Точно так же путь катастрофического развития для подобной системы регуляции - это и то или иное нарушение равновесия в системе, как в случае «возрастных кризисов», означающих не иначе, как «временный дисбаланс базальных уровней аффективной организации». Подобную специфику дано подтверждать и реальности «грубой аффективной патологии - нарушения структуры и стойкого дисбаланса базальной аффективной сферы».

Далее психологии дано подкрепить ее понимание фундаментального принципа «единой сложно координированной структуры базальной аффективной организации» рядом других существенных положений. Так, в момент формирования подобной системы дано иметь место наличию «лишь больших резервов роста и лишь задатков механизмов саморегуляции и самокоррекции, реализующихся в определенных условиях при адекватных воздействиях», но все же достаточных для «развития аффективной сферы как сложной саморегулирующейся системы, обеспечивающей гибкую адаптацию индивида к окружающему». Кроме того, важна и такая специфика, как возможность «группирования уровней в решении своих задач по направленности на адаптацию субъекта к стабильным и нестабильным условиям». Другой важный момент, который дано выделить психологии - то, что системе уровней дано принимать актуальную конфигурацию в соответствии с текущей задачей, например, во «взаимодействии уровней полевой реактивности стереотипов и экспансии в аффективно смысловой адаптации к окружающему» или в «совместной работе всех базальных аффективных уровней по решению задач регуляции динамики аффективной жизни».

Нашему описанию отдельных уровней, составляющих систему базальной аффективной организации также дано последовать в заданном источником порядке, начиная с низшего уровня или - с уровня полевой реактивности. Данный уровень - своего рода уровень лишь «внутренней» реакции, ограниченный формированием разве что впечатлений от внешнего мира и их оценкой, или - оценкой «интенсивности воздействия среды на субъекта». Уровню полевой реактивности дано обнаружить качества своего рода партнера уровня экспансии и - «оппонента» уровней стереотипов и эмоционального контроля, но равно быть партнером уровня стереотипов в его принадлежности паре «низших уровней». Данный уровень равно дано отличать и его использованию «для компенсации частой пассивности в неожиданных ситуациях» или для «стимуляции ребенка впечатлениями уровня полевой реактивности как средством» или - использованию для «уменьшения дистанции, предоставления ребенку большего комфорта в контакте» и «для получения острых ощущений связанных с высотой, глубиной и тому подобных». Тем не менее, «смысловые задачи» нечто «сильной формы» данного уровня - это «обеспечение состояния покоя, комфорта», что равно показывает и апелляция к нему «восточных традиций гармонизации внутренней жизни в созерцании совершенно организованного пространства». Психологии не только дано связывать с данным уровнем «аффективный покой младенца и мудрого старика», но равно допускать, что «выраженные способности к восприятию целостной структуры, гармоничности пропорций» - и есть нечто «тенденция к усилению уровня полевой реактивности». Этому уровню также дано выступать в кооперации с уровнем экспансии и уровнем стереотипов, и - показывать себя и в нечто «слишком сильной зависимости маленького ребенка от внешней организации поля, дополняемой существованием сильных тенденций к импульсивным полевым реакциям». Уровень полевой реактивности - он равно построитель и неких «аффективных смыслов» - «движения объектов относительно субъекта» или «пространственных пропорций предметов, их расположения относительно друг друга и субъекта». Важно также и то, что в норме уровень полевой реактивности не может быть источником «страха как фиксированной реакции связанной с определенным релизером».

Если обзор уровня полевой реактивность продолжить анализом присущей ему систематики, то этому уровню дано показать его связь «с наиболее примитивными пассивными формами полевой адаптации» и равно ограничиться «предопределенностью реакции только внешними раздражениями». Этому уровню дано обеспечивать «самую минимальную активность индивида в его контактах с окружающим», предполагать «наибольшую значимость сенсорных ощущений определенных модальностей - получаемых с дистантных анализаторов - зрительного и слухового» и не выходить за пределы «наименьшего структурирования следующего из наличия наиболее примитивного аффективного механизма, позволяющего уровню работать по принципу да - нет». Также уровню полевой реактивности не дано предполагать «жесткого закрепления способов реагирования индивида», не иметь возможности запуска агрессивных реакций в условиях его нормального существования, а равно же ему дано развивать «наибольшую чувствительность к пресыщению» и исключать способность страха дезорганизовать его механизмы. Ему также дано ограничиться «аффективным пресыщением как единственным аффективным механизмом, охраняющим человека от воздействия разрушающей силы и выводящим его в позицию безопасности и комфорта» и оценивать воздействие «как дискомфортное не сразу, а по мере его накопления во времени». В целом, данному уровню дано соответствовать «минимальному уровню активности, который обеспечивает самые пассивные - наименее энергоемкие - формы психического реагирования», порождающему и то «первое впечатление, за которое мы столь часто упрекаем себя потом» и предопределять «примитивную аффективную оценку, ограниченную данным моментом и почти не оказывающую активного влияния на последующее поведение субъекта». Этому уровню не только не дано знать «в аффективном переживании явной положительной или отрицательной оценки полученного впечатления», но ему не дано обладать и возможностью «вербального выражения его смутных аффективных впечатлений, выявляемой при попытках их осознания». В конце концов, уровню полевой реактивности дано располагать значением не более чем «фонового уровня в условиях нормы и при самостоятельности лишь в условиях тяжелой психической патологии». Тем не менее, даже и такому странным образом «несовершенному» уровню дано предполагать воспроизводство равно же и в форме гиперфункции, и - равно и в форме гипофункции. Также если данному уровню все же дано допускать «активное включение в систему базальной аффективной регуляции», то это можно заметить и по неким вполне очевидным последствиям.

Но, в таком случае, каким именно образом уровню полевой реактивности дано действовать или предполагать возможность воспроизводства? Так, ему дано находить выражение и в возможности недооценки «разрушительной силы внешних воздействий с допущением субъекта к активному контакту со все более агрессивной средой» или же лишать возможности «адекватного выхода из витально фрустрирующих ситуаций при наличии особенно тяжелых аффективных расстройств». Другая доступная данному уровню возможность действия - равно «переоценка интенсивности сенсорных воздействий», чему прямо дано способствовать «легкости возникновения генерализованной тревоги». Обозначенный здесь объем возможностей уровня полевой реактивности и подобает подытожить на том, что данный уровень - в любом случае построитель «наименее энергоемкого и чрезвычайно простого типа аффективного поведения, хотя и адекватного для решения круга его задач».

Уровень полевой реактивности допускает возможность оценки и с той точки зрения, какие задачи ему доводится решать; то есть - этот уровень предназначен для решения «наиболее базальных задач защиты организма от разрушающих влияний внешней среды». Но этому утверждению, на наш взгляд, все же доводится несколько расходиться с перечнем подобных задач, поскольку вряд ли «обеспечению постоянного процесса выбора позиции наибольшего комфорта и безопасности» или «установлению максимальной дистанции общения помогающей избежать давления других людей» дано допускать отождествление как «наиболее базальный» тип задачи. Напротив, несколько большую близость подобному обобщающему толкованию дано отличать и нечто задаче «сигнализации опасности или безопасности ситуации общения, позволяющей ребенку оптимальную дистанцию в общении» или - равно и «сигнализации о витально значимых впечатлениях, своего рода желаниях, угрозе». Другое дело, что, скорее всего, основная задача уровня полевой реактивности все же это «постоянное активно охраняющее влияние», испытываемое человеком в обычной жизни. Если же, приняв во внимание такого рода специфику, обратиться к попытке обобщения, то основные функции уровня полевой реактивности - скорее это «пассивное симультанное отражение воздействия психического поля в целом» или «обеспечение безопасности взаимодействия с окружающим миром до активного направленного контактирования с ним», другими словами - «предварительное избежание фрустрирующих воздействий».

Уровень полевой реактивности не настолько самодостаточен, чтобы не знать и возможности его блокирования; возможность блокирования данного уровня всяким образом доступна для самого старшего уровня - эмоционального контроля и ряда других форм, обладающих большей «силой воздействия», кроме того, такому блокированию дано распространяться и на определяемую данным уровнем оценку интенсивности эмоционального контакта.

Также уровню полевой реактивности дано знать и его собственные формы аффективного воздействия - «проведение обрядов и праздников в гармонически организованном пространстве» или «ориентировку направленную на оценку количественных характеристик воздействия внешней среды». Кроме того, данному уровню дано формировать фигуру и такого его особенного носителя, как субъект «следующий установке на уклонение от сверхсильных раздражений посредством занятия максимально комфортной позиции».

Далее нашему продвижению на шаг вверх в субординации уровней базальной аффективной организации дано означать перемещение в позицию, где дано закрепиться и нечто уровню стереотипов. Этот уровень, в отличие от предшественника, всего лишь «оценивавшего впечатления» уже достаточен в его способности «обеспечения возможности активного выделения и воспроизведения определенных впечатлений». Тем не менее, пока что подобная способность еще не выходит за рамки «выработки аффективных стереотипов поведения адаптирующихся к конкретным стабильным условиям» имеющей место притом, что «нестабильность ситуации, неизвестность, опасность, неудовлетворенное желание всегда вызывают» лишь «тревогу, страх» не позволяя выработку реакции в форме агрессии. Существенное достоинство уровня стереотипов - присущая ему степень «контроля за соматическими процессами, что субъект получает возможность легко и ярко воспроизводить необходимые ему свидетельства соматической недостаточности», его способность допускать вывод из состояния пассивности или его свойство «формирования влечения к качественно отрицательным в норме страшным отвратительным впечатлениям, грязи, крови, болезни». Здесь, в том числе, не только лишь присущим данному уровню механизмам дано обеспечивать «получение необходимых тонических впечатлений», но равно и само собой уровню стереотипов допускать обращение «средством увеличения избирательной привязанности».

Наш обзор отличительных особенностей уровня стереотипов дано продолжить постановке вопроса - кому и чему предпочтителен уровень стереотипов? Что любопытно, наш источник показывает неких носителей таких предпочтений, положим, использование в африканских культурах «с их сосредоточением на простых ритмических движениях, чувственных ощущениях приемов активации уровня стереотипов» или ребенка, включающего этот уровень в первые месяцы жизни в силу «особого значения в это время создания стабильных связей с окружающим миром». Так же с усилением этого уровня не только дано выстраивать связь «детской сенсорной радости жизни» или «глубокой чувственной связи с окружающим миром, наличию сильной аффективной памяти и устойчивости в привычках», но на него равно же дано замыкаться и «развитию астенических аффективных состояний тревоги и страха, вызываемому переживанием беспомощности, невозможности борьбы, отчаянием». Еще одним непременным спутником уровня стереотипов дано предстать и «наибольшей характерности примитивных форм аутостимуляции».

Если же продолжить наш экскурс погружением равно же и в предмет систематики уровня стереотипов, то на долю данного уровня не только дано приходиться «определению основ формирования индивидуальности человека», но и - приходиться «обретению аффективным образом мира устойчивости, определенности и индивидуальной окраски». Уровню стереотипов не только дано «прекрасно обеспечивать адаптацию к привычным условиям на фоне несостоятельности по отношению нестабильных условий», но и «определять в норме поведение ребенка буквально с момента его рождения», а равно обнаруживать и «направленность на фиксацию реактивных проявлений и реактивных стратегий». Качество этого уровня - «не любить или даже не мочь ждать», его ответственность - это «аффективная адаптация в достаточно стереотипных условиях существования», его функционал - это «выделение простейшей временной сукцессивной организации впечатлений» и «обеспечение психологического комфорта ребенка удовлетворением физиологических потребностей - в еде, сне - и поддержанием стабильности в его взаимодействиях с ближайшим окружением». Уровню стереотипов также дано обращать «положительные переживания более устойчивыми к пресыщению», создавать условия для «повышенной чувствительности субъекта к любым нарушениям процесса удовлетворения потребностей», хотя и не «обеспечивать условия направленные к формированию у ребенка адекватного поведения, направленного на преодоление страха». Этому уровню не только дано обнаружить «наибольшую аффективную значимость элементарных сигналов внутренней среды организма» или «активную избирательность в адаптации к окружающему», но ему же дано предполагать и «коррекцию оценки воздействия по интенсивности оценкой его качества - соответствия или несоответствия витальным нуждам организма». Уровень стереотипов также особо чувствителен «к различным ритмическим воздействиям», «сосредоточен на аффективной регуляции ритмически организованных соматических процессов и выработке стереотипов удовлетворения потребностей основанных на повторяемости внешних условий» и открыт для порождения «яркой окрашенности эмоционального переживания удовольствием и неудовольствием». Этому уровню равно присуще и «качество почти непереносимости ситуации нарушения привычной аффективной связи и задержки уже заявленного приятного ощущения». Этому уровню также дано знать и свои особые стереотипные реакции и впечатления переживаемые как приятные или же неприятные. Так же, как и уровню полевой реактивности, уровню стереотипов дано образовывать и свою гиперфункцию и гипофункцию.

Уровень стереотипов также в состоянии оставлять и его особенный отпечаток - это фиксация неких агрессивных действий и создание возможности «перехода к их преобладанию в поведении ребенка», запуск «ряда аффективных агрессивных действий тесно связанных с врожденными влечениями» и обеспечение «развития способов аутостимуляции на основе тонизирования соматической сферы».

Уровню стереотипов равно же доводится знать возможность воплощения и в неких особенных формах, положим, что в «чрезмерном сосредоточении в процессе контакта на отстаивании привычных форм сенсорного взаимодействия со средой» или в «изнеженности, трудности в перенесении лишений вызванных большой чувствительностью к неприятному и повышенной ранимостью к качественно плохим впечатлениям». Другая специфическая форма воплощения уровня стереотипов - равно и «особая ранимость, сверхосторожность в удовлетворении соматической потребности», которой дано знать и такую форму-антагониста, как «постепенное увеличение устойчивости к лишениям с одновременной потерей избирательной привязанности к сенсорным приятным ощущениям». Уровень стереотипов равно дано отличать и той или иной степени развитости механизмов или достаточности контроля с его стороны.

«Формами наполнения» уровня стереотипов правомерно признание не только лишь «регуляции процесса удовлетворения соматических потребностей как основной адаптационной задачи» или переживания, локализованного «в пределах уровня» в компании с «переживаниями синестезии», но и нечто «аффективного образа мира как комплекса ассоциативно связанных чувственно ярко окрашенных впечатлений». Уровень стереотипов прямо невозможен и без наличия «стойкой и яркой аффективной памяти» и «накопления знаний о соматическом Я, его избирательности в сенсорных контактах с миром».

Но, в таком случае, что именно уровню стереотипов и дано означать для субъекта или окружения субъекта? Первое, для субъекта уровню стереотипов дано означать действие «сигнализации о витально значимых впечатлениях, своего ряда желаниях, угрозе», а равно обеспечивать «защиту от сенсорного дискомфорта в форме ограничения контакта со средой немногими привычными условиями». Кроме того, уровню стереотипов дано представлять собой и очевидное средство «стереотипизации человеком своей жизни в защите ее от неожиданности и фиксации способов получения сенсорного удовольствия вплоть до изнеженности и привередливости в привычках, что не означает, что механизмы уровня стереотипов могут осуществить экспансию». Кроме того, уровню стереотипов не только дано вырабатывать «качественную оценку сигналов из окружающего и внутренней среды организма», но и осуществлять «скорую помощь исходящую из панической оценки ситуации и означающую запуск примитивных оборонительных реакций». Подобным же образом уровню стереотипов, «оценивающему сенсорное качество и витальную значимость контакта» дано формировать «активную избирательную направленность на партнера или активную негативистическую защиту от него», проще говоря, обеспечивать «активность и избирательность в контакте». Если в части регуляции поведения ребенка первых месяцев жизни уровню стереотипов дано играть важнейшую роль «в отработке приспособительных реакций - пищевых, оборонительных, установления физического контакта с матерью», то в жизни вообще этому уровню дано предполагать «становление как фонового компонента сложных форм адаптации, определяющего полноту и своеобразие чувственной жизни человека». Важно, что задачей уровня стереотипов также дано предстать «аффективному освоению ощущений всех модальностей - вкусовых, обонятельных, слуховых, зрительных, тактильных и трудно дифференцируемых комплексных соматического благополучия и неблагополучия», а равно и «фиксации устойчивой аффективной связи между впечатлениями». Другая важная функция уровня стереотипов - то же «продолжающееся оттачивание уровнем стереотипов своих стереотипных способов приспособления, обслуживая как фоновый уровень эмоционального контроля с его ближайшей целью - отработкой системы способов эмоционального контакта со взрослым».

Но уровню стереотипов равно же не всегда дано допускать и его воплощения в психике, а потому не исключать и ту или иную возможность «выпадения», что и доводится обнаружить примеру группы аутичных детей, «у которых имеет место западение уровня стереотипов и уровня экспансии». Точно так же уровню стереотипов дано обращаться страдающей стороной и в случае «меньшей ограниченности сенсорных отношений со средой индивидуальными пристрастиями субъекта и большим уровнем их опосредованности через заражение субъекта эмоциями других людей». Также источнику дано упомянуть и такое воздействие, направленное против данного уровня, как «задержка включения механизмов уровня стереотипов».

Уровню стереотипов в той или иной мере равно дано составлять собой и нечто «действующее начало»; положим, ему дано инициировать попытки «заглушить возникающую тревогу некоторыми неадекватными способами» или «избирательно усиливать стенические состояния и противодействовать развитию астенических». Кроме того, задача уровня стереотипов - фиксация таких «возникающих трудностей», «как страх, болезни, тревоги о состоянии собственного здоровья», а равно ему дано обращаться источником создания «дополнительной стимуляции, реализуемой в играх с водой и светом, движением, красками, тактильными ощущениями».

Кроме того, уровню стереотипов дано располагать и проводниками его «влияния», скажем, «эмоциональной памятью упорядочивающей, стереотипизирующей восприятие окружающего» бок о бок с механизмами, действующими на этом уровне или - поручать проведение его влияния и нечто «эмоциональному опыту, фиксирующему аффективные привычки субъекта, накапливая фонд его индивидуальных сенсорных предпочтений».

Теперь если следуя порядку построения системы базальной аффективной организации переместиться на ступень выше уровня стереотипов, то здесь нас ожидает выход на уровень экспансии, стоящий следующим в порядке этого восхождения. Специфика уровня экспансии, как склонна судить психология, это всяким образом «закономерное перерастание полевой активности в формы аффективной ориентировки и регуляции поведения, когда фиксированный в аффективной памяти образ желаемого начинает направлять и корригировать поведенческие акты». Более того, данному уровню дано отличаться от своего предшественника в том отношении, что «нестабильности ситуации, неизвестности, опасности, неудовлетворенному желанию» дано здесь «мобилизовать субъекта на преодоление трудностей». Равно уровню экспансии в том и дано проявить отличие от уровня полевой реактивности, что если тому дано «оценивать интенсивность воздействия среды на субъекта», то этому дано «оценивать силу воздействия субъекта на среду», а равно означать и «овладение меняющейся динамичной средой». Кроме того, данный уровень - он равно же уровень, нуждающийся в своеобразном патронаже уровня полевой реактивности, «поддерживающего своей охраной от неожиданных сверхсильных воздействий решение задачи овладения меняющейся динамичной средой». Уровню экспансии также дано строить его развитие, обретая качества «средства уменьшения ранимости и увеличения стабильности, активности, предприимчивости в контакте» и «поддерживая стремление к поиску все новых и новых впечатлений».

В таком случае, какую «пользу» как таковой психике и дано извлечь из обретения ее процессами той сложности, что в состоянии отвечать теперь уже и полному объему требований уровня экспансии? Конечно же, это «качества легкости на подъем, смелости, раскованности, легкости во взятии на себя ответственности в разрешении напряженной ситуации» или «постановки большего аффективного акцента на переживании впечатлений индивидуального риска, героического деяния отраженного в древних сагах», как и «качество Я ребенка как, прежде всего, аффективного Я наполненного желаниями, стремлениями, экспансией - это мое». Связи с усилением данного уровня не только дано отличать «подростковую и юношескую активность и нестабильность», но во многом определять и «увеличение активности ребенка, его самостоятельности в контактах с окружением», а равно порождать «альтруистические и другие социально значимые ценности сочетанием эмпатической и героической тематики - преодолением опасности во имя спасения другого человека». Кроме того, равно и важнейшему психотехническому приему психодрамы дано обнаружить тождественность аффективному механизму уровня экспансии.

Далее, что именно психологии дано понимать равно же и под систематикой уровня экспансии? Конечно же, ей дано определять такой уровень как «уровень преодоления трудностей, страхов, неожиданных творческих решений в новой ситуации» и видеть в нем «направленность на организацию адаптации к неожиданно меняющемуся внешнему миру не предполагающую жесткого закрепления способов реагирования индивида» или тенденцию «адаптации к меняющимся условиям жизни». Для этого уровня и всякому появлению нового воздействия или препятствия дано исполнять не более чем «роль повода для запуска исследовательского поведения», а плану совершения действий в реализации этого поведения доводится строиться равно же как «выделению не только объектов желания, но и барьеров». Кроме того, данный уровень дано отличать не только «обустройству подлежащей оценке структуры по закону силы - правилу значительного превосходства положительным зарядом отрицательных впечатлений», но и «оценке положительных и отрицательных воздействий не как самих по себе, но в общей структуре». Как бы то ни было, но уровень экспансии еще и некоторым образом ограничен - увы, ему не присуще «выделение субъектом аффективных реакций других людей как необходимых для ориентировки сигналов в силу построения анализа происходящего с учетом лишь возможности опоры на собственные силы». Уровню экспансии также доводится обрести и свой собственный способ расправы над пресыщением, а именно - отвоевывать «у пресыщения и часть отрицательных впечатлений», кроме того, здесь и качеству препятствия дано «подлежать оценке не только как отрицательная величина, но и как необходимое для субъекта положительное впечатление». Ряд общих особенностей уровня экспансии - это ограниченность его аффективной ориентировки, связь аффективных переживаний с достижением желаемого, большие сила и полярность аффективных переживаний - не столько положительных и отрицательных, сколько стенических и астенических переживаний. На уровне экспансии дано иметь место и «самостоятельному тонизирующему значению достаточной уверенности субъекта в своем успехе». Ну и, наконец, данному уровню дано порождать и особые «чувства, овладевающие субъектом в состоянии мобилизации на преодоление трудностей», а также, подобно трем другим уровням знать и свои собственные состояния гипофункции и гиперфункции.

И если уровню экспансии дано допускать возможность стимуляции «посредством переживания азарта, неожиданного приключения», то своевременное формирование его механизмов - равно же и средство «предохранения от застревания на тенденции к самообвинению».

В своем становлении как некоей формации уровню экспансии дано предполагать не только лишь «излишнюю утилитарность» процесса развития, но допускать становление и такой формы, как «переоценка общей враждебности людей по отношению к субъекту и поддержка им недоверчивости, осторожности в контактах». Кроме того, данному уровню дано предполагать и «чрезмерную фиксацию на своих привычных способах сенсорного контакта со средой, выработке особой осторожности к новому, страхе перемен», как и нечто «переоценку интенсивности воздействия, что оборачивается недооценкой собственных сил, неуверенностью, тормозимостью во взаимодействии с миром». Равно нарушению характерного уровню экспансии «баланса между приспособительной и тонической функциями» дано определять собой и «подчинение его работы принципу удовольствия». Также уровню экспансии дано знать и становление в формах далекой от нормы функциональности, положим, что и такого рода нарушении работы, когда «неизбирательность влечения и отсутствие фиксированных целей инициируют появление новых способов удовлетворения потребности, но чувствительность к дискомфорту уводит эту экспансию на путь наименьшего сопротивления». Равно подобными далекими от нормы формами данного уровня правомерно признание и его неразвитого состояния, недоразвития, нарушения гармоничного функционирования, отсутствия достаточного развития механизмов или ослабленного состояния.

Психологии также не дано исключать возможности определения уровня экспансии с позиций своего рода характеристики «объемлемости»; так, данный уровень отличает «оценка субъектом лишь условий достижения аффективной цели без учета последствий удовлетворения влечения», а также он достаточен и для «активной адаптации к новым условиям на основе разрешения особого класса аффективно-смысловых задач». Равно уровень экспансии насыщен и присущими ему возможностями «формирования специальных аффективных механизмов активного освоения и преобразования внешней ситуации», наличием «спонтанного механизма изживания страха», поддержкой «типа поведения осуществляющего активную экспансию на окружающее». Конечно же, данный уровень дано дополнять и «аффективной памяти, служащей копилкой нового знания о себе» и обогащать «аффективному переживанию утратившему конкретную сенсорную окраску, проигрывающему в многообразии, но зато выигрывающему в силе и напряженности», а равно подкреплять и обретению «страхом качества истинного аффекта».

Если все представленные характеристики уровня экспансии не позволяют усомниться в их правомерности, то в чем именно дано заключаться и своего рода «способностям» уровня экспансии? Да, данному уровню действительно дано создавать «новое отношение к опасному объекту, когда само аффективное переживание страха уже несет в себе конфликт, становится амбивалентным» и обеспечивать «высокую степень психической активности». Также ему дано «обеспечивать для взрослых активную адаптацию к нестабильности ситуации, когда аффективный стереотип поведения обнаруживает несостоятельность» и поддерживать «сложность аффективной регуляции достигающей такой степени развития, когда появляется и развивается естественный механизм преодоления страха». Этому уровню также дано выстраивать и «тенденцию к преодолению опасности, стремление овладеть ситуацией в форме подключения к борьбе со страхом влечения к преодолению опасности», вносить вклад «в осуществление тонической функции аффективной сферы» и формировать, оценивая динамику контакта, колебания настроения и давление партнера, «механизмы позволяющие преодоление возникающих в контакте страха, тревоги». Уровню экспансии равно дано обнаружить и качества опорного уровня «при переходе от эмоционального правила к эмоционально принятой социальной роли», а равно обеспечивать и «решение задач преодоления страха, освоения и овладения угрожающей ситуацией».

Тем не менее, не исключено существование и такого рода содержания действительности, что не позволяет уровню экспансии его полноценное утверждение в психике. Так, возможны и нечто «явные трудности в формировании и своевременном подключении уровня экспансии», как и условия «препятствующие включению в структуру базальной аффективной организации» тех механизмов данного уровня, что «отвечают за адаптацию к изменчивым условиям жизни». В психике аутичных детей также имеет место и «западение» данного уровня, а влиянию на этот уровень уровня стереотипов равно доступно и сдерживание развития его механизмов. Также в данном отношении следует отметить и специфику невротизированных детей, чьи матери «подавляют проявления аффективной экспансии ребенка и не дают им реализоваться в контактах с другими детьми».

Конечно, числу задач уровня экспансии дано принадлежать и «обеспечению способности быть устойчивым, не шарахаться при внезапном изменении», а также содействию в «увеличении стабильности в контактах ребенка» или «блокировке тенденции стереотипного ответа на воздействие среды». Уровню экспансии равно дано знать и такие особенные носители возложенной на него миссии, как присущие ему специфические «культурные психотехнические приемы аффективной стимуляции», или агрессивные приемы теперь уже как «способы аффективной адаптации к окружающему», а равно и свои особенные механизмы и с ними и «вербальные приемы аффективной стимуляции». Кроме того, ряды средств, способных нести миссию данного уровня, доводится пополнить и особым аффективным вербальным и зрительным образам.

Завершить же предпринятый нами обзор теоретической схемы психологии известной под именем «базальной аффективной организации» осталось восхождением на ее высшую ступень - уровень эмоционального контроля. Уровень эмоционального контроля, хотя он и соответствует высшей ступени организации, все же не свободен от подчинения низшим формам такой организации, что обнаруживает пример «подчинения задачам получения удовольствия уровня стереотипов регуляции отношений с людьми осуществляемой на уровне эмоционального контроля». Тем не менее, данному уровню не только дано развиваться как «средству увеличения произвольности», но обнаруживать и такую степень тотальности, как «осуществление любого коррекционного воздействия при любой тяжести аффективной дезадаптации лишь под контролем уровня эмоционального контроля, при приведении в действие его аффективного механизма». Кроме того, если для этого уровня допустимо его подчинение низшим уровням, то ему в отношении субъекта равно дано предстать и нечто возможностью «использования других для осуществления своей экспансии не сопереживая им, не в действии посредством прямой силы, а добиваясь этого другими средствами, не вступая в прямое столкновение». Равно данному уровню дано допускать подключение его механизмов к изживанию страхов или их использование «как сообщающих удовольствие от ощущений конфронтации с людьми», а также использование «вне их эмоционального смысла» или «вне связи с эмоциональным сопереживанием другим людям и не для достижения собственной аффективной цели, а для защиты от возможной неожиданности».

Уровню эмоционального контроля, несмотря на высокий статус, дано допускать включение в первые месяцы развития ребенка вслед за уровнем стереотипов, что следует из «особого значения в это время создания стабильных связей с окружающим миром», а равно предполагать «активное включение в аффективную регуляцию» и предоставлять свои механизмы как опорные «слабому уровню стереотипов». С усилением этого уровня не только дано происходить образованию связи «житейской зрелости», но ему дано обретать и выражение как нечто «качеству сверхсредоточения на человеческих отношениях». Иногда такому уровню дано обретать и ту меру характерной силы, что дано иметь место и нечто «положению пластов аффективной жизни лежащих ниже уровня эмоционально контроля как практически не затронутых». Уровню эмоционального контроля дано допускать становление лишь «при развитии в ребенке способности к эмоциональному сопереживанию, иначе - при сращивании психодрамы с» его механизмом, и формировать дисбаланс в основном между собой и уровнем экспансии, «не затрагивая при этом уровней полевой реактивности и стереотипов».

Обзор систематики уровня эмоционального контроля следует открыть констатацией положения, что в подавляющем большинстве случаев аффективное поведение человека находится «под эмоциональным контролем уровня эмоционального контроля», и продолжить свидетельством, что данному уровню равно доводится обеспечивать «осознание ребенком своего поведения и переживание его даже когда это поведение оправдывает игровая ситуация». Далее этот обзор следует продолжить признанием уровня эмоционального контроля тем уровнем, где имеет место «организация поведения по сложному кодексу этологических правил контакта, дающих возможность стабильной жизни сообщества» и чему дано означать «нарастание богатства и качественного своеобразия переживаний за счет многообразия форм контактов человека с человеком». Также данный уровень - это и становление порядка организации поведения, что «исключает в случае неудачи в адаптации форм реакции в виде ухода, двигательной бури, направленной агрессии замещаемых на обращение за помощью к другим людям» и одновременно он равнозначен «поведенческому акту уровня поступка - действия строящегося с учетом отношения к нему другого человека». Равно уровню эмоционального контроля не только доводится способствовать «очень раннему появлению у ребенка способности заражаться эмоциональным состоянием близкого человека», но и способствовать «направленности на фиксацию реактивных проявлений и реактивных стратегий». По сути, уровень эмоционального контроля - это «доминирование эмпатии одобрения или неодобрения других людей над переживаниями приятно - неприятно, хочу - не хочу, могу - не могу» в паре с очевидной «положительной оценкой одобрения людей и отрицательной оценкой их негативной реакции». Также этому уровню дано располагать возможностью «создания практически непресыщаемых систем позволяющих человеку неограниченно растрачивать себя», доминировать в норме собственной эмоциональной оценкой над аффектом всех трех низших уровней и допускать обращение ведущим уже на ранних этапах нормального онтогенеза. Ну и вполне естественно, что подобно трем прочим уровням уровню эмоционального контроля дано знать и его собственные формы гиперфункции и гипофункции.

Конечно, уровню эмоционального контроля также дано допускать образование и различных форм воплощения, положим, такую форму, как «излишняя настойчивость в соблюдении привычных форм контакта с миром - ограничение круга общения, взаимодействия с людьми» или же «ранимость в эмоциональном общении, особую чувствительность к взгляду, прикосновению, голосу другого человека». Далее, в своем ослабленном состоянии уровню эмоционального контроля дано ограничиться «лишь поддержанием постоянной тревоги», или, в другом случае, допускать своеобразие развития его механизмов «предопределяемое гиперфункцией уровня стереотипов» или, напротив, обнаруживать «недостаточность развития вынуждаемую доминированием уровня экспансии». Этот уровень дано отличать и специфической «реакции на ситуацию эмоционального взаимодействия, выражающейся в сверхостром восприятии отрицательных оценок людей, проявлении неуверенности, тормозимости в контактах». Если гиперфункция уровня эмоционального контроля, а именно «опережение им в своем развитии других уровней» достаточно проста, то его недостаточному развитию дано «восходить к недостаточной дифференциации уровнем стереотипов физического самоощущения, в свою очередь строящейся на малой индивидуальной избирательности в сенсорных контактах с миром». Также уровню эмоционального контроля не только дано находиться в «условиях осложненного функционирования», но и прогрессировать «в утрате своей функции, что позволяет воспринимать людей лишь как условия достижения своей цели, их рассмотрение как препятствия, обращение объектом манипуляции и становлением легкости в решении судьбы другого». Подобным же образом этому уровню дано знать и его ослабленное состояние, «позволяющее ему всего лишь поддержание постоянной тревоги».

Уровню эмоционального контроля не только дано располагать таким «конкретным приспособительным смыслом» как «налаживание эмоционального взаимодействия с другими людьми», но порождать и «усовершенствованную форму эмоциональной ориентировки в себе», а равно же формировать и некий пул особенных эмоций. Так, с одной стороны, этому уровню дано знать «аффективное переживание, связанное с сопереживанием другому человеку опосредованное переживанием этого другого человека», так, с другой, равно и «эмоциональное переживание хорошо и плохо - смею - не смею, должен - не должен». Этот уровень также дано отличать не только «получению субъектом ощущения безопасности, уюта окружающего мира», но и «появляющемуся уже в раннем возрасте стремлению к подражанию действиям близкого человека обеспечивающему усвоение форм коммуникации и взаимодействия». Также этот уровень дано сопровождать не одним лишь «культурным психотехническим приемам стабилизации аффективной жизни использующим» его средства, но и «эмоциональной уверенности в силе других, в их знаниях, в существовании эмоциональных правил поведения гарантирующих адаптацию без внезапных срывов». Хотя этому уровню равно не избежать и неких специфических «сбоев в аффективной адаптации».

Основная задача уровня эмоционального контроля - конечно же, «формирование самоощущения окрашенного эмоциональными оценками других людей означающего создание предпосылок развития самооценки», но, кроме того, на него дано лечь и «ответственности за налаживание устойчивых эмоциональных отношений ребенка с окружающими его людьми». Другие задачи этого уровня - «создание образа надежного, стабильного окружающего мира защищенного от неожиданностей и превратностей» как и определение «эмоционального смысла контакта и предоставление ребенку возможности быть произвольно организованным эмоциональным правилом заданным партнером». Этот уровень не только обеспечивает «закладку фундамента аффективной основы произвольной организации поведения человека» но и создает возможность «замыкания субъекта на строгое следование правилам поведения, стандартизацию ситуаций, на поиск постоянной поддержки, одобрения других людей». Уровню эмоционального контроля не только доводится обращаться к «разрешению сложных этологических задач организации жизни индивида в обществе» или «стабильно обеспечивать адекватную синтонную реакцию на оценку других людей», но брать на себя и «ответственность за социальную приемлемость, правильность форм поведения». Через этот уровень и дано осуществляться «контролю сообщества над индивидуальной аффективной жизнью через доминирование над низшими уровнями активности и глубины аффективного контакта», а также ему дано брать на себя «ответственность за стабильность адекватных эмоциональных контактов ребенка с окружающими людьми, за подчинение его поведения их эмоциональным оценкам и установкам». Конечно, если свести эту специфику воедино, то условной общей функцией уровня эмоционального контроля и правомерно признание нечто «организации поведения субъекта непосредственными эмоциональными реакциями других людей и заданными ими эмоциональными правилами поведения».

Уровень эмоционального контроля в какой-то мере дано подрывать «разрушению уже сложившихся механизмов этого уровня и обращению уровня экспансии главным в аффективной адаптации», и подобным же образом - и временному ослаблению его влияния и отсутствию развития его механизмов. Другое дело, что субъекту любым образом доводится «находиться при гармоничном аффективном развитии под постоянным контролем ведущего уровня - уровня эмоционального контроля».

Если обратить внимание на формы прямого воздействия уровня эмоционального контроля, то это либо же помощь с его стороны, «состоящая в разработке правил предотвращающих сбой, постоянной перепроверке совершения действия», а также «перевоспитание им уровня стереотипов за счет расширения набора индивидуальных привычек коллективным аффективным опытом». Уровню эмоционального контроля также дано оказывать влияние и «степенью своей ригидности», определяя тем самым «стойкость и выраженность страха в условиях приспособления к меняющейся и неожиданной ситуации».

Миссию уровня эмоционального контроля дано нести не только лишь присущим ему механизмам, но и «ориентировке, направленной на выделение аффективных проявлений другого человека как сигналов наиболее значимых для адаптации к окружающему», «эмоциональной памяти упорядочивающей, стереотипизирующей восприятие окружающего», а также «оценке качества, задаваемой не параметрами физического Я, а эмоциональной оценкой другого человека». Пассивными формами трансляции функционала данного уровня правомерно признание «эмоционального опыта, фиксирующего запреты и предпочтительные формы контакта с окружающим миром отражающие опыт других людей», «эмоционального упорядочения впечатлений, их организации посредством эмоциональной оценки других людей как средства воздействия на динамику аффективных процессов» и «проведения обрядов и праздников с концентрацией на эмоциональном переживании».

На этом правомерна и постановка точки в предпринятом нами обзоре теоретической схемы психологии, следом за которым подобает предложение и некоей оценки присущей ей состоятельности. Первое, что обращает на себя внимание - данной концепции дано обнаружить своего рода «дидактический характер», искать самоутверждения именно «как учению», но - никоим образом не как описанию особенного феномена или нечто комплекса явлений. Систематике данной схемы дано строиться как своего рода проекту нового завода в чистом поле, да, действительно исходить из вполне очевидных эмпирических данных и возможности их приведения в систему, но - не строиться на основании понимания самоё психики как некоей особенной реальности и из определения ее специфического положения в мире. Такой теории действительно дано «поверять себя возможностью ее успешного приложения», но - не поверять себя и не основываться на неких косвенных, близких или каким-то образом связанных данных или картинах явлений. То есть - это теория лишь само собой рассматриваемого в ней локального объекта, но - не теория некоего феномена или локального объекта, широко укорененного в мире на том множестве позиций, на которых возможно его размещение. Иными словами, такой теории не дано доказывать свою справедливость под тем углом зрения, под каким физике дано доказывать ее справедливость и в объяснении химических явлений. Другой важный момент - из этой теории нам сложно узнать пределы ее применимости, то есть - как таковую область справедливости ее положений; иными словами, «теория уровней» - локально-практическая теория. Но здесь нам все же важно следующее - при всех недостатках такой теории «как теории» ее вектор явно направлен в противоположном подходу философии направлении, а именно - он противоположен всякому сведению картины психики «к точке». Психика в подобном представлении непременно показана как явление разнообразной природы, что допускает его изучение лишь на всем множестве доступных для нее воплощений. Иными словами, психология притом, что не вполне удачно систематизирует, все же не упускает из рук и направляющую ее путеводную нить - представление психики как всякого рода «комплексной структуры».

Огл. Магическая сцена психодрамы

Такой любопытной форме как «психодрама» дано обнаружить то важное отличие от рассмотренных выше предметов, что ей дано удостоиться хотя и функционального свойства, но, тем не менее, формального определения. Итак, психодрама, если исходить из характерных ей функциональных качеств, это «спонтанная драматизация ситуации в процессе групповой или индивидуальной терапии, в результате чего обнаруживаются некоторые внутренние конфликты являющиеся проблемой для пациента». А если дополнить такую характеристику равно же представлением развернутого имени «психодрамы», то объект нашего анализа - это нечто «психотехнический механизм по типу классической психодрамы».

Равно же важно отметить, что психология неспроста придает психодраме столь существенное значение, поскольку понимает ее тем особенным средством, что единственно уместно как основа «работы с аутичными детьми 2-й группы раннего детского аутизма лишь в виде стремительного и одноактного разворачивания психодрамы». Более того, психология столь настаивает на использовании психодрамы в значении средства именно потому, что лишь его применение и «обеспечивает дальнейший прогресс в аффективном развитии ребенка, что достигается при освоении механизма психодрамы». Более того, «выходу ребенка к психодраме» дано составить для него самого и нечто «постоянное условие аффективного контакта с окружающим миром», а самой психодраме в мире методов психологической коррекции дано представлять собой и нечто метод, не исключающий сопоставления с электрошоком.

Далее, психодраму в значении метода коррекции дано отличать и такой специфике, как «тождественность аффективному механизму уровня экспансии», и равно детей с проблемами психики в виде неустройства уровня экспансии дано отличать и специфике «практически постоянного присутствия попыток психодраматического изживания страха в агрессии».

Сама по себе психодрама, как можно было бы расценить природу столь любопытный формы, даже не прибегая к комментарию психологии, это своего рода спектакулярность, обрисовка любого совершаемого акта или даже намерения богатой фантазийной мотивацией и сложной интенциональностью, а равно и дополнение искусственной драматической остротой несущественных пустяков. Далее если сопроводить такую оценку пояснениями как таковой психологии, то богатый драматизм психодрамы - вполне достаточное средство отвлечения психики или, попросту, реальность «приема отвлекающей психодрамы». Или, положим, психодрама по сути и есть процедура, где «энергетический заряд, связанный с влечением к страшному дозируется, распределяется по частям в ходе развернутой сюжетно-ролевой игры». Другая подобного рода возможность - равно и такого рода «моделирование всей структуры психодрамы», что «отвлекает ребенка от разрушающего игру сильного аффективного заряженного образа, не дающего возможности ее разворачивать». Также дано иметь место и тому построению отвлекающей психодрамы, что отмечено «присутствием в сюжете игры страшного или неприятного персонажа или опасной ситуации при временном отдалении их рассмотрения с отвлечением ребенка рядом специально вводимых эмоциональных деталей, подробностей сюжета».

Другая существенная специфика психодрамы - доступность для нее построения тогда и в нескольких особенных форматах, в том числе, как допускающей освоение самим ребенком в ходе психического развития, но здесь же не исключающей воплощения и в социально неприемлемой форме. Напротив, равно возможна та альтернатива такой по большей части «внутренней» психодраме, как «полностью окультуренная психодрама, реализуемая в наиболее социально приемлемых образцах поведения».

В понимании «явления психодрамы» существенно обстоятельство, что именно придает собой как таковую «силу» психодраме. Психодрама, конечно, это всяким образом «динамика аффективного напряжения, состоящая в его резком смещении от связанной с препятствием отрицательной доминанты к положительной - связанной с успехом, удачным разрешением ситуации». При этом существенная для инициации психодрамы исходная ситуация - та, что «несет признаки внутренне конфликтной, когда в наличии аффективно значимая цель, но ее достижение сопряжено с преодолением столь же аффективно значимого препятствия». Отсюда, конечно же, и дано следовать важнейшей задаче психодрамы - «формированию гибкого и развернутого поведения, достаточного чтобы обеспечить длительные и сложные виды деятельности», что объясняет и как таковое «формирование психодрамы в детском возрасте первоначально как механизма изживания страхов». Более того, подобной схемы достаточно для объяснения, почему психодраме дано обрести и специфику наилучшего средства «обнаружения страхов пациента, других его эмоциональных проблем и их корректировки приведением острой ситуации к благополучному исходу». В том числе, в отношении психодрамы равно важно и то, что одним из ее исполнителей доводится обращаться как таковому «терапевту, вовлеченному в ролевую игру или в индивидуальный контакт между ним и пациентом».

Если собранных нами данных уже достаточно для общего представления о предмете психодрамы, то подобает предложить и результирующее обобщение, как именно возможно подобного рода сочетание, с одной стороны, естественного механизма, с другой - нечто средства психологической коррекции по имени «психодрама». Существенный аспект данной оценки - явная равноценность предлагаемой аргументации как в пользу отождествления психодрамы на положении самостоятельного явления, так равно и против. С одной стороны, психодрама - всяким образом форма, целостная как характерная процедура, с другой - это и ряд далеких друг от друга «сюжетов», возможных в подобного рода «драматургии». То есть психологии в присущем ей понимании «психодрамы» скорее дано делать ставку на единство процедуры, но не на специфику воздействия вполне определенного приема, в одном случае - шокирующего, в другом - отвлекающего, в третьем - увлекающего и т.п.

Огл. Феномен пресыщения или - торможение от избытка

Явление «пресыщения» в том виде, в котором нам довелось ознакомиться с ним по развернутой в источнике картине, увы, не удостоено там не только формального, но даже косвенного определения. Но по тому, каким образом это явление доводится представлять неким связям или последствиям, это такого рода состояние избытка эмоций или ощущений, само наступление которого как бы блокирует инициативу и обрекает на в известном отношении состояние инертности. Или - наличие подобных посылок и позволяет нам обсуждение пресыщения не под углом зрения, «что оно», но с позиций, что именно позволяет пресыщению оказывать влияние.

Итак, «пресыщение» это некий «механизм защиты» и в таком его качестве его и отличает подобие «механизму смещенного поведения». Пресыщение тем и интересно, что наибольшую чувствительность к нему дано развивать уровню полевой реактивности, а по «быстроте нарастания» оно прямо коррелирует с «качеством изначальной аффективной заряженности ситуации» или, положим, - с «силой аффективного возбуждения». Далее, пресыщение - все же это достижение блокирующим действием не такой уж значительной силы, чтобы оно исключало и «возможность смены одного действия другим», откуда дано следовать и такой специфике, как «эффективности смены одного действия другим при пресыщении и неэффективность при истощении». Пресыщение, а, точнее, аффективное пресыщение не только дано отличать качеству «единственного аффективного механизма охраняющего человека от воздействия разрушающей силы и выводящего его в позицию безопасности и комфорта», но ему же дано порождать и риск «легкости возникновения негативных эмоций и агрессии в ситуации, когда невозможно прекратить действие вызвавшее пресыщение».

Но что пресыщению дано представлять собой как нечто «внешнему ряду» событий? Здесь если дополнить картину примером ребенка 3-й группы раннего детского аутизма, то таково «разламывание слепленных из пластилина фигурок» и «разрывание рисунка или замазывание его краской». Далее, в тяжелых случаях пресыщению дано предполагать такие острые последствия, как самоагрессия, а его снятие равно возможно посредством «восстановления деятельности человека после пресыщения введением в нее новых смыслов, стимулов, похвалы, отметки».

Скорее всего, одной из форм пресыщения правомерно признание и нечто «мгновенно включающегося оберегающего механизма пресыщения», чему дано обнаружить и некую существенную специфику, если подразумевать такое явление, как «наступление пресыщения в процессе реализации действия, производящее особенно странное впечатление резкого перехода от принятия объекта к его уничтожению». Кроме того, не следует забывать и о такой разновидности пресыщения, как «возможность наступления пресыщения связанного с действием еще до начала действия». Наконец, пресыщение в какой-то мере подобает наделить и независимостью от внешнего фона, если не забывать о возможности «наступления пресыщения еще до вступления в активный контакт с миром».

Отличительную особенность пресыщения равно дано составить и некоей очередности признаков, его первые признаки - «вариации изменяющие смысл действия», последующие признаки - «вариации вызывающие распад действия». Кроме того, как механизм пресыщение также прямо «отвечает за включение и выключение уровня полевой реактивности» и, помимо того, исполняет и функции «механизма защиты от эмоционального перенапряжения».

Но каким именно образом человеку дано гасить пресыщение? Здесь предлагаемому психологией ответу на подобный вопрос дано состоять в констатации не только лишь возможности «борьбы с пресыщением во взрослом возрасте в виде ритмичного постукивания ногой», но и указывать на реальность такого приема, как «максимальная активизация и углубление контакта субъекта с миром с возможностью отодвинуть пресыщение сколь угодно далеко». Или - свое содействие в избежании пресыщения дано оказывать и «обращению положительных переживаний более устойчивыми» к пресыщению, или, скажем, равно и «отвоевыванию уровнем экспансии у пресыщения части отрицательных впечатлений». В конце концов, здесь следует обратить внимание и на возможность обретения «состояния комфорта в комплексе со сдерживанием пресыщения».

На наш взгляд, ключ к пониманию природы пресыщения - характерная ему специфика альтернативы истощению. То есть - пресыщению дано представлять собой как бы состояние «надоедания», а если это и так, то насколько можно судить, ему дано знать и далеко не одни те же истоки и причины. Или, как правомерно допустить, здесь, как и в случае психодрамы, психологии дано наделять приоритетом характеристику формы, но - не как таковое предметное начало.

Огл. Наша версия теории метода познания психологии

Если, положим, окинуть взором реальность философского познания, упорядочивающего его правила и принципы осознания действительности любым образом посредством синтеза нарратива, то для философии идеалистического направления всем его правилам и принципам дано затрагивать проблематику категории сознания, для материалистического направления - восходить к проблематике категории материя. И если предложить критическую оценку реальности подобных практик, то такой уже поднадоевшей картине и дано указывать на недостаточное развитие систематики в таких практиках вроде бы и «систематизации» именно. И, что любопытно, аналогичный «методологический казус» нам довелось обнаружить и при анализе научного аппарата психологии - здесь буквально всему дано «фокусироваться на» предмете «состояния аффекта», некоей специфической ключевой категории.

В таком случае, чему именно дано определять не иначе, как характерно «однобокое» развитие систематики данного направления научного познания? Конечно, здесь куда вероятнее предположение, что в большей мере психологии дано уделять внимание все же сбору эмпирических данных, и оставлять вне поля зрения спекулятивный синтез. А если ей и доводится ставить перед собой задачу спекулятивного синтеза, что можно видеть на примере «теории уровней», то, скорее, с целью, чтобы «распределить» собранные предметные данные или наработать некие пусть неполные, но хотя бы каким-то образом эффективные ориентиры для навигации в собранных данных или в самом мире явлений. Далее такую мысль не помешает и развить посредством оценки, что подлинное «достаточное обоснование» концептуальной картины некоей природы - не иначе, как верификация подобного понимания на материале равно же ряда близких, но при этом и так или иначе разнородных явлений. Так, если те же «уровни базальной аффективной организации» это не грубое или просто «рабочее» упрощение, но и нечто вполне определенная реальность, то ей дано обретать выражение тогда и не только на поле развития эмоциональной сферы, но и на поле возможностей спекулятивного мышления, особенностей простой психологии наподобие ловкости и т.п. Но в описанной нами конструкции «структура базальной аффективной организации» как бы замкнута сама на себя - ей дано показывать лишь некие отзывчивость или контактность ребенка, но - не показывать его возможные проницательность или догадливость, хотя и той части нарушений, что связаны с высшими уровнями этой организации непременно дано и как-то пересекаться с такого рода качествами.

Также в теоретических изысканиях психологии очевидно отсутствие и какой-либо привязки к физиологическому аппарату, хотя в некоторых случаях ее сложно не ожидать. Или в некоторых случаях коррекции эмоциональных нарушений дано обеспечивать лишь незначительное улучшение, что явно указывает на далеко не на внешнюю причину устраняемого дефекта, но из материалов источника ничего не известно и о возможности такой зависимости.

В результате нам сложно исключить и то предположение, что классификационной функции в психологической теории, хотя и «классификационной» лишь относительно, дано возобладать над теоретическим объяснением природы или истоков явлений, исследуемых данным методом познания.

Другой существенный момент - тот аспект, что психологическая теория не устанавливает для себя такого правила, как обязательная проверка на фальсифицируемость. То есть - если психологии и доводится выработать некий метод, реализуемый неким определенным образом, то странно, почему ей не приходит на ум попытка замещения применяемого метода равно неким другим, пусть лишь «отчасти трансформированным» методом, чтобы определить из такой подмены и нечто действующее здесь начало. Так, всем объяснениям, где психология относит успешное проведение психологической коррекции к правильному выбору метода, скорее дано выглядеть как элементарным событиям вовлечения аутичного ребенка в характерно более интенсивное общение равно и с подкреплением формами достойного обращения, что уже прямо повышает психический тонус ребенка, одним только этим и обеспечивая столь ожидаемый эффект.

Психологии также не дано уделять внимания обстоятельству, что и самоё психика - вполне определенная разновидность содержательного наполнения, заполняющего мир в целом. Психике все же дано представлять собой некий механизм извлечения представления о событиях внешнего мира и событиях в самом организме, что предполагает ее организацию не иначе, как в виде системы обработки информации и, на подобной основе, организацию как командного процессора. Хотя элементы подобных представлений как бы «проскальзывают» в предлагаемых психологией схемах, но при этом им не дано знать и какого-либо приведения в систему.

Тогда если перейти к стадии суммирования представленных здесь отдельных оценок, то психологию и подобает расценивать как практику эмпирического поиска интересующих ее явлений, любопытную тем, что ей дано принимать за должное любое приходящее на ум объяснение таких явлений, предполагай оно наличие хотя бы какого-либо спекулятивного смысла. То есть теория психологии в отношении ее достаточности как теории - не более чем «теоретический полуфабрикат».

Другое дело, что психологии все же дано не растерять тот импульс эмпирического познания, что не только прямо исключает фокусировку на неких ценностных посылках, но требует постановки на первый план работы с эмпирическим материалом. И здесь как таковое качество эмпирического материала не обнаруживать расположенности к его редукции в точку, какие бы формы такой «точке» и не доводилось принять, и поддерживает в психологии тот импульс позитивного познания, который столь скоро и безо всякого сожаления дано утрачивать всякого рода «измам». Хотя, как мы позволим себе судить, построение психологией «базальной организации» ее собственной психологической теории - дело далеко еще не близкого будущего.

04.2021 - 02.2022 г.

Литература

1. «Эмоциональные нарушения в детском возрасте и их коррекция», М., 1990