Характерная манера человеческого мышления - практика построения проекций, предполагающая исключение тех или иных изменений, что допускают признание как «несущественные». В этом случае некая формация, претерпевающая ряд метаморфоз, допускает истолкование как осознаваемая под подобным углом зрения как «неизменная» формация. Причем такого рода порядок идентификации - не только лишь манера повседневного мышления, где иначе вряд ли возможен синтез сугубо «практической» картины мира, но манера вроде бы и «точного» научного познания.

Тогда чтобы пояснить саму идею предлагаемого ниже анализа, мы обратимся к представлению незатейливой иллюстрации. Вообразим себя наблюдателями хорошо знакомой во времена товарного голода ситуации бесконечного подтачивания ножа. Подтачивание в такой степени уменьшало ширину полотна, что порой в момент утилизации размер полотна составлял не более трети начальной ширины. И практика владения, невзирая на существенность изменений, вплоть до наступления определенного момента не отождествляла изменение облика ножа как нарушение его идентичности на положении определенного предмета - понимание владельца ножа вполне допускало отождествление каждой новой ипостаси исходного ножа тем же ножом, не наделяя новую форму предмета спецификой какой-либо «новой идентичности».

Тогда если от иллюстрации, поясняющей суть владеющей нами идеи перейти к заданию логических принципов, то возможна такая постановка вопроса. Как подобает характеризовать обретение неким предметом некоей его следующей ипостаси: что, собственно, и происходит в подобном случае - означает ли подобное обретение становление нечто иного или приобретатель ипостаси лишь воспроизводит самоё себя, не более чем «раскрываясь» в такой своей новой ипостаси?

Или, если допустить такое расширение предложенной здесь постановки вопроса, то если некоей составляющей содержания дано предполагать признание как «незначащей по отношению определенной меры идентичности», то чем подобает понимать как таковой предмет «меры идентичности»? Другое дело, что поиску ответа на поставленный здесь вопрос дано обнаружить и свои характерные особенности. То есть - прежде чем начать поиск ответа следует вникнуть в проблематику и целого ряда «загадок бытия», каждой находящей выражение в характерном ей комплексе проблем. Одна такая проблема - проблема построения «абсолютной онтологии», другая столь же существенная проблема - проблематика рациональности использования характеристики идентичности тогда и в качестве функционала соизмерения. Рассмотрению двух обозначенных здесь проблем и предстоит открыть настоящий анализ.

Огл. Состоятельна ли Гераклитова идея абсолютного несходства?

Если судить по частоте цитирования, то высочайшее достижение философии Гераклита - идея «невозможности вхождения дважды в одну и ту же воду». Или - это идея возможности той картины, где между двумя событиями принципиально невозможно проведение какой-либо параллели. Так, если видеть мир непрерывно подверженным такого рода порядку совершения движения, где одновременно приходят в движение бесконечное число частиц, то этот мир наполнен не иначе как уникальными и неповторимыми событиями. То есть если следовать Гераклиту, то «событийная карта» мира - это невозможность воспроизводства даже двух одинаковых событий.

Однако прославившую Гераклита идею вряд ли подобает расценивать как безусловно справедливую. Так, в противоположность отличающей эту идею своего рода «логической абсолютизации» той же реальности материальной действительности дано заключать собой картину теперь и такого любопытного явления, чем правомерно признание «практически достаточной» унификации. Если мы располагаем неким объемом вещества, что в смысле неких отличающих нас потребностей и позволяет отождествление квалифицирующим признаком «чистая вода», то из каких бы источников и каким бы способом оно ни было получено, в любом применении оно обнаружит качество отличающей его достаточности тогда и в роли субстантной формы «чистая вода». Другими словами, некоей практике дано предъявлять такой порядок определения присущих ей требований, что здесь бессмысленно то обстоятельство, откуда и каким образом может быть получено то, что здесь расценивается как «одно и то же».

Действительности же такого рода «практической идентичности» и дано означать, что в аспекте возможности воспроизводства события установленное Гераклитом свойство бытия в целом не располагать двумя идентичными состояниями, если и существует, то не проявляет себя как нечто существенное. Нам дана здесь, если придерживаться, по крайней мере, современных представлений познания, возможность сколь угодно многочисленного воспроизводства ситуаций, когда любым образом и поступающая из любых возможных источников субстратная форма «чистая вода» и создает возможность воспроизводства одного и того же определенного эффекта. При этом в практически каждом случае невозможно и указание каких-либо определенных проявлений, что определялись бы или характеристиками происхождения этой воды, или некими обращенными на нее темпоральными маркерами, что и позволяет всегда одинаковый порядок использования той воды, что каким-либо образом подлежит отождествлению как «чистая». Причем справедливость этого положения распространяется на огромное множество всякого рода субстратов и вещей, что допускают их «подведение под стандарт» или под шаблон.

То есть в результате нам и открывается возможность определения идентичности уже не как основанной на «безгранично полной» онтологии, но - как исходящей из схемы, где мы ограничиваемся характерной грубостью представления о субстрате и довольствуемся практической значимостью условия «гарантированного результата». То есть в подобном востребовании мы и допускаем для себя возможность занятия позиции такого «не углубления» в порядок вещей, когда в качестве фундамента понимания мира выбираем канву «воспроизводства событий» или, возможно, «макрособытий», течение которых либо укладывается в стереотип одинаковых распознаваемых нами видов или наших равнозначных условий удовлетворенности. В них мы располагаем субстратом, что, несмотря на любые перипетии его образования «в качестве субстрата» обязательно представляет собой «именно такой» субстрат, уже непременно обнаруживающий качества поддержания вполне определенного развития событий в условиях его помещения в некие вполне определенные обстоятельства. И здесь признание нами неких различных субстратов «идентичными друг другу» - то не иначе, как некое пренебрежение неким «несущественным углублением» в некую иным образом позволяющую выделение специфику такого рода образцов субстрата.

То есть прямое следствие настоящего анализа - допущение признания правомерности идеи Гераклита лишь на условиях признания равно и ее незначительности для неких порядков воспроизводства случая. Или для некоторых явлений предложенному Гераклитом принципу не дано затрагивать и каких-либо существенных сторон такого рода явлений.

Огл. Критерий «идентичности» в его рациональном ограничении

В условно «практическом» смысле критерий «идентичности» - далеко не носитель самоданной значимости, но источник лишь той актуальной меры, что способствует практике посредством ее наделения средствами поддержания адекватности. Но, в таком случае, какого рода формы практики отличает и большая острота зависимости от уровня достаточности критерия идентичности?

Чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего, подобает представить ту условную картину, когда имеет место существование во времени нечто, неизменного в полном профиле отличающих его специфик. Если это нечто позволяет его понимание просто проводящим время в условиях неизменности как любого порядка реализации его содержания, а, равно, то и любых разветвлений образуемых им связей, то оно и не вносит двусмысленности в практику фиксации тех же присущих ему особенностей, и, равно, реализуемых им отношений. Такого рода нечто и подобает расценивать не иначе как в значении такого рода конкреции, чему также дано обнаружить и такое качество как инерция поддержания всегда неизменной комбинации указателей и отождествлений, и, соответственно, тем и не предоставляющей повода для какого-либо сомнения в присущей ей тождественности.

Иного рода «пейзаж» - картина той метаморфозы, когда некая конкреция выпадает из системы имеющихся у нее связей или утрачивает характерные ей особенности, а далее вновь обретает положение, при котором возобновляет первоначально существовавшие связи и особенности, причем в той же группировке, что имела место и в условиях первоначального положения. Здесь, конечно, несправедливо и всякое предположение «инерции» подобного порядка вовлечения, откуда дано возникать и некоей неоднозначности понимания такого нечто как тождественного самому себе. Если это так, то и признак идентичности - это формат критерия, рациональный порядок становления которого на положении свойства и подразумевает существование основания, собственно и позволяющего обращение на носителя некоего признака то и предположения о присущей ему тождественности.

В развитие данного понимания мы также позволим себе предложение принципа, что картина, в которой переживающему метаморфозы нечто дано расцениваться как то же самое - это равно и картина ситуации миграции. Некая конкреция каким-то образом выходит из состояния неизменности, обретает себя в некоей иной ипостаси, и наличие подобной «иной» ипостаси и обращается тем основанием, что и определяет необходимость проверки, допускает ли данное обретение отождествление обладателя такой новации его близкому подобию, имевшему место в состоянии не обретения данным близким подобием подобной ипостаси. Или, если более изящно сформулировать подобный принцип вопреки грозящему здесь логическому парадоксу, то позволяет ли некая конкреция, сохраняющаяся в той неизменности содержания, что практически близка абсолютной, тогда и ее понимание той же конкрецией, если она, положим, обретает лишь нечто ранее отсутствовавшую у нее ипостась?

Так, если исходить из предложенного здесь принципа «гарантированного» результата, то своего рода «достаточный» критерий идентичности будет характеризовать состояние такого рода возвращения пережившей миграцию конкреции, в результате которой подобная конкреция не лишается способности воспроизводства все того же гарантированного результата. Или, другими словами, логика такого рода схемы - никоим образом не логика абсолютной зависимости, но - логика «практической достаточности» или «практической эффективности» исходов, где смена конкрециями присущих им ипостасей и составляет собой характеристику, никак не меняющую присущую им способность принесения гарантированного результата.

Огл. Предмет «стяжательной природы» идентичности

Теперь нам подобает обратиться к постановке такого вряд ли замысловатого вопроса, что равно допускает и характерно тривиальную формулировку посредством фразы «насколько проста идентичность?» То есть - нам следует вообразить ситуацию, в которой некое - любого рода - условие протяженности потребовало бы от нас приложения к чему-либо критерия идентичности, и относительно которой нам и подобает определиться, что представляет собой та коллекция указателей, что задает комплекс отличий теперь и само собой нормативной формы «характеристика идентичности»? Располагает ли подобная коллекция лишь единственным указателем, или обязательным условием наполнения такой коллекции и правомерно признание равно наличия «разнообразия указателей»?

Здесь если несколько тщательнее оценить такой предмет как различного рода практики синтеза интерпретации то можно обнаружить реальность и таких способов задания идентичности, где собственно критерии задания будут предполагать определение в пределах такого рода способов. Таково, в частности, то отношение идентичности, что известно под именем «отношения собственности»; вещь способна изменяться, в частности, изнашиваться, но как субъект отношения собственности вещь не утрачивает признака идентичности, доминирующего в некоторых проекциях, чем, естественно, служит отношение собственности. И одновременно к подобному основному условию идентичности может прилагаться и расширяющее его условие идентичности; например, два одинаковых в момент приобретения двумя собственниками предмета способны за одинаковое время владения один сохранить едва ли не оригинальные качества, когда другой - утратить и некие важные особенности.

Тогда если прибегнуть к некоторым уже нашедшим здесь определение порядкам задания специфичности, в частности, к той же инерции поддержания условий обретения, то любопытный эффект дано обнаружить теперь и идентичности сопряжения. В частности, двум деталям, принадлежащим тому же самому устройству дано за время эксплуатации устройства одной практически не измениться, а другой - почувствовать на себе последствия сильного износа. Здесь той детали, которой не доводится сохранить ее физическую специфику, все же доводится сохранить и ее специфику субъекта отношения сопряжения.

Такого рода неоднозначность и составляет собой основание оценки, согласно которой специфика физических объектов не открывает перед нами иной возможности, помимо понимания замкнутого на конкретный объект объемлющего отношения идентичности уже не «отношением простого рода», но непременно собирательным, или, лучше прибегнуть к такому определению, стяжательным отношением образования класса. В таком случае равно и привязанная к конкретному основанию компарации проекция определенного «соизмерения соответствия» будет допускать возможность определения не иначе как в значении линии идентичности, когда идентичность физической конкреции в определяющем ее комплексе и позволит представление равно же, как нечто совокупная идентичность, определяемая по отношению некоего комплекса линий идентичности.

Если в сугубо спекулятивном смысле попытаться определить соотносимую с физической конкрецией ее условную обобщенную или «абсолютную» идентичность, то следует понимать, что для этого явно необходимо образование условного предельного комплекса линий идентичности. Далее, если подобный принцип реализовать в обратном порядке, то условной «идентичностью как таковой» и правомерно признание равно и состояния неизменности такого предельно насыщенного комплекса линий идентичности, что не будет позволять включение в него ни одной дополнительной линии. Собственно подобный вид идентичности и подобает расценивать как «гераклитову» идентичность.

В практическом же смысле под «идентичностью» все же правомерно признание и нечто комбинации линий идентичности, рациональной для данной формы деятельности отождествления, прямо позволяющей свободное помещение некоей физической конкреции в любую из позиций определенного пространства действительности или в любое из положений в некоем отделе онтологии. Конечно, фактически здесь будет иметь место лишь «ролевая» формализация условия идентичности, когда анализ будет выделять лишь тот комплекс линий идентичности, что необходим для формализации не иначе как некоего схематизма. В частности, если обратиться к постановке вопроса о различии между фиксированной и хаотической структурой, то хаотическую структуру и подобает расценивать как допускающую лишь такой ряд характеристик, как не более чем множество элементов наполнения, а вместе с этим и тот геометрический контур, что заключает собой данное множество.

Огл. Виды инвариантности, незначимые для условия идентичности

Далее в основу следующих стадий подобает положить уже нашедший определение принцип: объем критериев, задающих собой характеристику идентичности, дано определять лишь потребности в обретении гарантированного результата поступка. Все иные требования выходящие за рамки подобной установки мы в смысле поставленной перед собой задачи намерены признавать несущественными. В результате если некая линия идентичности будет предполагать регистрацию изменений, отмечаемых на задаваемых ею условиях, но эти изменения никак не сказываются на нечто понимаемым в подобных обстоятельствах «гарантированным результатом», то для нас такие изменения позволят признание ничтожными.

Обратимся тогда к весьма распространенному примеру, кстати, упоминаемому в одной из работ Барри Смита, рассказывающему о замене в процессе ремонта тех элементов, что составляют собой конструкцию корабля. Если по мере износа и восстановления при ремонте имеет место случай замены всех элементов, составляющих конструкцию корабля, а старые элементы каким-то образом остаются в целостности и из них собирается второй экземпляр того же корабля, то в итоге мы получаем как бы «два настоящих» корабля. Однако реально дело здесь обстоит и, с одной стороны, достаточно просто, и, с другой, не столь просто, как может показаться.

Дело в том, что если ограничиться получением гарантированного результата, то ничто не ограничивает нас в том, что именно нам следует понимать под такого рода результатом. Положим, у нас существует два вида соревнований - гонки на автомобилях и гонки на старинных автомобилях; положим также, что условием гонок на старинных автомобилях также определено требование, что в гонках участвуют машины, чьи узлы на 80 процентов представляют собой подлинные. Если же мы располагаем новоделом, в точности повторяющим конструкцию старинного автомобиля, то такого рода гарантированный результат, который ожидается от соревнований на машинах соответствующего возраста, уже исключает его получение на вновь построенных машинах. Хотя с точки зрения повторения конструктивной схемы и даже, в некоторых случаях, подобающего подбора металла, здесь может иметь место буквально «точная» копия. В таком случае если цель гонок - проверка конструкции машины, то к соревнованиям здесь возможен допуск новодела, если же задача гонок - не только понимание принципов действия механизмов, но и их реальной функциональности, то здесь возможно участие только оригиналов. Более простой вариант подобного соизмерения - подлинность картины и подлинность фотографии, особенно в наши дни, когда преобладает метод фиксации изображения способом «цифровой фотографии». Картина представляет собой результат последовательной деятельности равно осмысления образа, и равно - непосредственно нанесения рисунка, поэтому она и оригинальна лишь в первозданной материальной форме; современная же фотография позволяет адекватное воспроизведение на любом устройстве или носителе, что обеспечивает проявление всей отличающей ее детализации.

Отсюда и представление о «настоящем» носителе идентичности не обязательно следует связывать с вещественной подлинностью. «Подлинными» следует понимать и собственно отпечатки пальцев на предмете, и - передачу таких отпечатков средствами передачи изображения, если соблюдены условия, диктуемые процессуальными правилами криминалистической экспертизы. И два наших корабля в смысле способности «держаться на воде в качестве такого рода кораблей» оба будут предполагать обращение равнозначными экземплярами, но в смысле свидетельств первоначального события постройки корабля подлинным тогда правомерно признание лишь корабля, выполненного из оригинальных деталей. Однако в данном отношении также подобает принять в расчет равно и специфику, что регистрация особенностей некоторого, по существу, стандартного события, фактически не означает раскрытия и каких-либо «индивидуальных» смыслов. Хотя, например, в контуре имущественных отношений, при определенных конфигурациях событий, именно данной линии идентичности и дано выходить на передний план.

Еще одним «непосредственно очевидным» источником различия, но таким, что допускает пренебрежение при определении идентичности правомерно признание и такой лини идентичности, как обладание на настоящий момент уже утраченной способностью. Наиболее показательными подобного рода примерами следует понимать заболевание и инвалидность, когда социальная идентификация отказывается от наделения больного либо инвалида свойством «обособленности от его предшествующего личностного начала», но мы, чтобы нарастить основания для нашего анализа, обратимся к сходному, но несколько иному примеру.

Положим, мы рассматриваем ситуацию, когда смотрители зоосада, дабы избежать бегства пернатых питомцев, намеренно подрезают крылья у птиц. Подобная ситуация и позволяет оценку, что, поскольку представители данного вида фауны с этим фактически утрачивают и основную в их экзистенции способность к полету, подобная проводимая над ними операция лишает их идентичности.

Однако здесь допустимо и такое понимание подобного комплекса обстоятельств. Основой данного комплекса и правомерно признание его сопоставления такому «условию биологической действительности» как способность к жизни вообще, и, с другой стороны, и условию способности к обладанию некоей функцией, существенной для поддержания жизни. И тогда следует обратить внимание, что способность к жизни как таковая - это способность к обладанию определенным арсеналом существенных для поддержания жизни функций, и если утрачивается какая-либо одна из данного ряда функций, но - не критически важная для данного комплекса обстоятельств, то жизнь, пусть и в ограниченном объеме возможностей, но позволяет продолжение.

Если от данной иллюстрации перейти к построению теоретической схемы, то подобает определить, чем же подобает понимать те основания, благодаря которым и возможно отождествление продолжения бытия как нечто «более весомого», нежели обеспечивающие наличие некоторой деятельностно значимой, но не критически важной функции? Так, отчасти близкая схема задания идентичности и находит применение в имущественном праве при определении автомобиля как идентичного. Хотя в автоделе и допускается вид ремонта, носящий имя «замена кузова», все же, условным «источником бытия» автомобиля любым образом понимается все же сохранность кузова, когда сохранность других узлов, даже двигателя не предполагает понимания лишающей данный автомобиль идентичности. Если же ремонт машины обращается заменой кузова в целом, то разговорная речь определяет подобную операцию уже не как собственно ремонт, но квалифицирует в качестве «использования документов» для сборки фактически нового автомобиля.

Или, иначе, бытование «в качестве бытования» и позволяет понимание располагающим нечто костяком бытования, и нарастающим на подобном костяке условным «мясом», где некое изменение в объеме такого «мяса» не прекращает бытование «как бытование». Поэтому прежде чем отрицать сохранение идентичности по такому основанию, как «существенная утрата», следует определить, позволяет ли существенность подобной утраты ее признание столь значительной, что ей фактически дано выступать тогда и в качестве нечто «пресекающего бытование».

Огл. Сферы, фактически отторгающие признак «идентичности»

Конечно, характеристика «идентичность» - все же это особая реальность собственно материального мира, когда вне материального мира, положим, по отношению математических формализмов вряд ли правомерно допущение о наличии там такого рода характеристики. Становлению такой характеристики в сфере «чистых форм» препятствует вовсе не условная «несопоставимость» формаций идеальной действительности, но нечто иное - та существенная особенность, что идеальные формы никогда не обращаются произвольными наборами элементов, но непременно представляют собой образования, скрепленные их «собственной рациональностью». Характерно яркое свидетельство такого рода рациональности - конституция окружности - «места точек, равноудаленных от центра», но и линейность в качестве порядка проективного воспроизводства бесконечно повторяющегося отношения предельной близости также предполагает ее понимание такого рода рациональностью.

Отсюда и происходит та особенность идеальной действительности, где всякая дерационализация непременно обращается воспроизводством и нечто «новой формулы» рациональности. Идеальную действительность и подобает расценивать как среду, где невозможна никакая «денатурация прямой», но имеет место образование или построение кривой; изменение исходной формы в идеальной действительности непременно означает формирование нечто производной формы, и так происходит вплоть до момента, пока структурное начало некоторой очередной формы не обращается в состояние полного беспорядка. Исследование подобного рода деформации, непременно и обращающейся становлением новой формации, тогда подобает оставить как таковой математике, когда для настоящей постановки задачи существенно понимание, какой именно конкретно субблок линий идентичности и подобает расценивать как связанный со спецификой идеальной действительности.

Первое, важно понимать, что материальный субстрат лишь с определенной достаточностью способен соответствовать условиям любого идеального отношения, кроме отношений простого перечисления. Как только в качестве предмета рассмотрения и имеет место избрание форм, позиций или существенно детализированных долей, то в смысле такого рода требований материальный субстрат лишь примерно воспроизводит порядок подобного рода идеальной формализации.

Наличие такого рода специфики тогда позволяет и ту квалификацию материального субстрата, когда теперь уже его безусловной спецификой прямо правомерно признание равно выделения и такой линии идентичности, как тяготение к формализации в виде задания определенного идеального отношенческого начала. Если вспомнить такие простые примеры, как геометрия плода фруктовых культур, то именно здесь правомерно определение такого рода геометрии как «тяготеющей к сферической форме». То же самое и ракушка улитки, позволяющая оценку как «тяготеющая к форме спирали». Но, например, что столь характерно плодовым телам фруктовых культур, здесь может иметь место и такое случайное изменение процесса их вегетации, что они обнаружат тяготение уже не к сферической, но к овальной форме.

Тогда в смысле возможных идеальных проекций материального субстрата возможно допущение и такого рода блока линий идентичности, что и подобает расценивать как показатели большей близости определенной конкреции именно данному, а не некоему иному идеальному эквиваленту. Или, иначе, спецификой материальной конкреции и обращается наличие у нее такого комплекса линий идентичности, как условия близости идеальному структурному порядку, а также, помимо того, и комплекса линий идентичности природы отклонения от подобного эквивалента. Или, другими словами, конкретный материальный объект будут отличать не отклонения от круглой формы вообще, но, например, отклонения в виде нерегулярной или, с другой стороны, неправильной, хотя и регулярной некруглости.

Данной постановке вопроса тогда дано определять реальность и нечто не столь уж и незначительного комплекса проблем, но, согласно нашей оценке, подобная специфика теперь уже «построения структуры» никак не нарушает основного принципа лишь уподобления, но никак не полного соответствия материального условиям идеальной формации. Поэтому в смысле идеальной специфики бильярдный шар все же для нас «практически круглый», хотя и несет на себе «поверхностные повреждения в виде царапин».

Огл. «Сувенирный нож» или конфликт установок идентичности

Некий важный функционал присущей человеку возможности углубления в тот комплекс отношений, на чем устроен мир, также дано обеспечивать и такому существенному средству синтеза интерпретации как именование. Причем непосредственно для именования существенна та его характерная особенность, что основание для выбора имен составляет собой вовсе не специфика предметной формы, но практика словоупотребления, куда скорее, если сравнивать ее со сложностью задачи точной передачи предметной специфики, обуславливающая выбор тогда и находящегося на слуху понятия. Дабы не углубляться в подобный предмет, стоит ограничиться указанием на процессы становления современной технической терминологии, где для обозначения выделенной графической области активности программы используется имя «окно», а именование практики алгоритмического структурирования активности процессора включает в себя служебный элемент «мягкий-» и т.п.

То есть человеку в процессе обретения требуемого семантического инструментария дано пребывать в обстоятельствах переноса на тот или иной подлежащий квалификации предмет равно и особенностей, присущих как таковому денотату-породителю данной генерации форм именования. На наш взгляд, здесь уместна и та форма иронии по адресу подобной практики, когда можно представить, что если в качестве имени некоего механизма использовано слово «собачка», то от подобного устройства подобает ожидать и способности кусаться и издавать лай. Сходного свойства пример - тогда и название укрытия для автомобиля «гараж-ракушка». Такого рода форму вербализации и подобает отождествить как нечто способ мнимой или поверхностной фиксации идентичности, равно же дополнив его допущением, что такого рода практика фиксации той или иной специфики предмета - не просто процесс вербального синтеза, но и порядок переноса значимости при посредстве синтеза «грубого» образа. Понимание специфики такого рода порядка и позволит нам возвращение к нашему основному примеру - сувенирному ножу, что по своим основным видимым признакам и допускает отождествление как нечто вполне соответствующее полнофункциональным ножам.

Однако если строго придерживаться уже нашедших выше определение правил фиксации идентичности, то подобное грубое отождествление явно подобает определять как явно ошибочный порядок указания идентичности. Однако и такая оценка допускает то возражение, что перенос значимости также выполняется в соответствии с не лишенными некоей строгости правилами, что и позволяет его понимание таким же в точности механизмом идентификации, каким подобает признать и предлагаемый нами механизм. Тогда для разрешения данного противоречия подобает обратиться к помощи теперь и такого арбитра как порядок следования заданной телеологии.

Если наша деятельность по отождествлению именами, равно как и деятельность идентификации, подразумевает указание на способность некоего объекта к исполнению определенной функции, то данному началу и подобает представлять собой основное условие именной верификации. То есть функцию непременного основания для отождествления именем или, согласно квалификациям лингвистики, «плана содержания» слова и подобает возложить не на специфику подобия некоторых паттернов, но на сходство в способности к исполнению некоей функции.

Но если эта функция будет возложена на специфику паттернов, то и сувенирный нож, если руководствоваться телеологией обретения визуального впечатления, найдет у себя весь комплекс линий идентичности, что присущ и ножу, применяемому для разрезания. Здесь невозможно введение какого-либо «сверхустановочного арбитража», - если нами руководит телеология синтеза визуальных форм, то нам и подобает исходить из арсенала линий идентичности, что и понимается достаточным для реализации данного верифицирующего основания. Но следует понимать, что в случае нашего обращения к созданию средств действия и смены телеологии на исходящую из совершенно иных установок, характерные изменения обратятся и на используемый нами комплекс линий идентичности. И именно здесь мы скорее признаем некую относительную и частичную идентичность ножа и лезвия безопасной бритвы, нежели реального ножа и его сувенирного муляжа.

Огл. Соизмерение идентичности растяжимостью требований к функции

Поскольку в нашем понимании характеристики идентичности нам выпало исходить из условия достаточности воспроизводства некоей функции, то - как на специфику идентичности способна оказывать влияние и нечто многомерная реализация функции? Положим, мы располагаем функцией «прозрачность», допускающей определение не иначе как на том множестве вариантов реализации, что подразумевает как проницаемость для светового потока в неизменной форме, так и проницаемость для потока только в части «пропускания энергии» потока. Или, проще, в смысле неких требований свойство прозрачности будет допускать распространение не только на идеально чистое, но и на матовое стекло. То есть в смысле качества среды пропускающей энергию потока и матовое стекло «прозрачно». Если это так, то в какой именно мере такого рода «эластичность функционала» и подобает расценивать как существенную для задания признака идентичности?

Здесь, на наш взгляд, вполне возможен такой порядок ведения рассуждения - если нашу модель расценивать как схему что заключает собой специфическую семантику, то - как такого рода «семантика» расценивает случай наделения предмета признаком идентичности в обстоятельствах сокращения числа линий идентичности? Или - если автомобиль на высокой скорости способен передвигаться лишь по ровному шоссе, то - что означает для движения на высокой скорости равно и фактор геометрии дорожного полотна? То есть - если и тупой нож признавать за форму инструментария, то, быть может, скорее ему подобает исполнение функции лопаточки, нежели чем функции режущего инструмента?

То есть - в этом случае как таковой функции дано знать и такие условия ее реализации «как функции», что непременно же восходят к должному объему способствующих ей факторов, что и позволяет ей реализацию во всей полноте ее потенциала воздействия. То есть если нож есть функция, то его способность разрезания и срезания - непременная специфика ножа, где и острота ножа - важный фактор, обеспечивающий данный функционал. Если прозрачность - это функция передачи не только силы светового потока, но и передачи структуры потока, то отсутствие рассеивающей поверхности - важный фактор, обеспечивающий такой функционал.

Тогда если как начало идентичности задать условие полноты и достаточности реализации функции, то, в таком случае, ее сохранение не только как части исходного функционала, но и, иной раз, и просто ее дробление на части не позволит использования данной функции как нечто «начала идентичности». В то же время если составляющие этой функции или «подфункции» будут позволять их рассмотрение как нечто целостное, то им в этом случае дано составить и некую группу отдельных начал идентичности.

Огл. Допускает ли идентичность установление через мета-функцию?

Если обычному человеку нужно расколоть кирпич, то искомые полкирпича он получает при помощи топорика или кувалды. Но приверженцу восточных единоборств симпатичнее иной способ - он набивает кожу ладони до придания ей степени жесткости, что позволяет раскалывать кирпич просто ладонью. Также в отсутствие ножа для разрезания не особо твердых предметов вполне подходит и леска, а если оказаться в безлюдной местности без спичек, то получение огня возможно трением и т.п. Однако достаточно ли такого рода функциональной взаимозаменяемости для ее обращения началом, что в определяемом нами понимании могла бы послужить источником идентичности? Или - в какой мере справедливо отождествление топорику набитой тренировкой ладони, лески - ножу, а двух дощечек - в качестве аналога спичек?

Другое дело, что подразумеваемая нами постановка вопроса - вовсе не постановка вопроса о функциональной взаимозаменяемости, в нашем понимании она достаточно очевидна. В подобном отношении нам любопытен иной аспект - оценка той характерной роли, что в пренебрежении целым рядом сопутствующих обстоятельств может быть признана за начало отождествления нечто исполняющего определенную функцию как идентичного тому, что так же исполнило эту же функцию, но задана вне учета и каких-либо сопутствующих специфик. Или, если обратиться к постановке данной проблемы тогда уже в общей форме, то допустимо ли признание взаимной идентичности неких исполнителей определенной функции вне того богатства аксессуаров, что и обращает их исполнителями данной функции? Или, актуальность в наше дни дано обрести и таким иллюстрациям, - позволяет ли исполнение функции резки допускать идентичность таких средств совершения данного действия как нож и лазерный луч, используемый как орудие резки?

В этом случае на выручку нам дано прийти принципу установления идентичности как непременно покоящейся на возможности отождествления комплексом линий идентичности. Именно данный принцип и подобает расценивать как допускающий возможность расширения в части, что существенным условием идентичности и правомерно признание не только результата, но и способа его получения. То есть - использованию для колки кирпича топорика или ломика дано представлять собой относительно простую операцию, когда колка того же кирпича посредством применения приемов восточных единоборств потребует особой концентрации, напряжения физической силы и особой импульсивности, и в подобном отношении будет означать совершение характерно иного поступка. Подобным же образом и резка лазером в отличие от резки ножом при одинаковости результата также потребует особого технологического оборудования, существенно более продвинутых мер предосторожности и т.п. условий, делающих возможным само проведение данной операции.

Или начало идентичности - это не только результативность определенного функционирования, но и его реализационные начала, равно же предполагающие воплощение в том комплексе, что допускает отождествление не иначе как посредством набора аксессуаров, так или иначе, но обставляющих данный исполнительный механизм. По удобству и технологичности и легкости востребования тем же лазеру или леске никак не сравняться с ножом, что и обратит их при функциональной однозначности результата в функционально сильно отличающиеся средства воспроизводства процесса резания. Отсюда и возможен тот вывод, что совпадение через мета-функцию ни в коем случае не подобает расценивать как основание для констатации идентичности средств или механизмов исполнения мета-однозначных функций.

Огл. Феномен «героя стабильности»

В смысле постановки задачи настоящего анализа известное любопытство дано вызывать и идее альтернативной платформы или парадигмы установления идентичности. Или - подобает обратить внимание и на особенные формы, что, казалось бы, воплощают собой «саму идентичность». Это - разного рода эталоны, промышленные образцы, метрологические шаблоны, коллекционные предметы, подвергнутые консервации препараты и т.п. Подобные предметы как в самом их бытии во времени и пространстве, так и, во многом, в сопоставлении с «коллегами» по исполнению аналогичной функции допускают признание носителями тождественности не выходящей за границы идентичности.

Однако здесь равно неуместна и поспешность при вынесении оценки, и потому подобает уделить внимание тому обстоятельству, как именно подобные «герои стабильности» вовлечены в быстротекущую реальность, какое именно востребование обращено к подобным предметам равно и в их роли носителей некоей функциональности, и как именно обставлено исполнение ими возложенного на них предназначения.

Прежде всего, здесь значим такой аспект, что любой «герой стабильности» - вовсе не участник действия рождающего изменение. Его вовлечение в ту или иную коллизию явно ограничено исполнением роли источника компарации или средства образования фокусной позиции перцепции, и единственное, что угрожает такого рода предметам, это запыление, окисление на воздухе или выгорание на свету, и в редком случае - незначительное изменение геометрической формы по причине слишком частых касаний. Или, другими словами «вариативность коллизионного ряда» бытия подобных предметов - это своего рода «ненагруженное присутствие», где характер бытийствования никоим образом не обращается и источником угрозы «утраты идентичности».

Но также здесь важно и то, что если в отношении подобных предметов имеет место максимизация требований к их идентичности, типа ожидания от них метрологической точности, то тогда данной группе предметов и адресуется деятельность по удержанию их характеристик в тех самых требуемых «точных пределах». Или подобные предметы надлежит закрыть от внешнего воздействия, даже самого безобидного, подобно легкому запылению, либо надлежит поддерживать в условиях строго постоянной динамо-кинетики или фона излучений и т.п.

Из всего этого дано следовать, что специфика подобных предметов - это и «существование в двух экзистенциях», либо с ними, если подходить с грубой меркой, ничего не происходит, либо, если детализировать условие идентичности, то всякое обращение на эти предметы воздействия материальных факторов определенно предполагает и особые меры их поддержания в сохранности. Или, иначе, идентичность подобных предметов устанавливается не само собой в силу наличия данных предметов, но в силу, опять же, того или иного выбора комплекса линий идентичности. То есть порядок «комплекса условий идентичности» опять же заявляет его первичность перед любыми объектами, так или иначе понимаемыми претендентами на статус «первоэталонов». Отсюда и теория, возводящая онтологический принцип идентичности к бытию «героев стабильности» просто не имеет смысла.

Огл. Неизбежность наступления «фиаско феноменологии»

Сам ход нашего анализа также подводит нас к постановке вопроса, - какие перспективы могли бы ожидать феноменологию, если развитие данной философской традиции вело бы ее в направлении построения собственной онтологической модели на основании понимания феномена на положении нечто «поплавка» идентичности? И одновременно, как ни странно, ответ на этот вопрос едва ли не элементарен - выбор данного направления развития вряд ли бы раскрыл перед феноменологией и какие-либо перспективы. То есть феномен, чье основание и дано составить нечто идентичности «в контуре феномена» наша концепция идентичности определяет не иначе как нечто собирательное. Как таковое «бытование феномена» непременно и подобает связывать с наличием того «комбинационно реализованного» функционала, когда при сохранении «костяка» идентичности подобное образование сбрасывает или набирает определенный потенциал элементов, и все это препятствует построению сквозных связей тогда и на началах проецирования идентичности собирательных образований.

Феноменология же с ее практикой констатации нечто «сугубо феномена» явно пренебрегает предметом некоего фундаментального условия, тем самым - обращаясь и своего рода физикой, забывающей комментировать полученные характеристики движения поправками на соизмерение с порядком задания системы отсчета. Но если феноменология и могла бы настаивать на правомерности предлагаемого ею решения, то от нее подобает ожидать и предложений по разработке тех изощренных правил проецирования, что и позволяли бы условное утверждение феномена притом, что реально рассуждению надлежит предоставить возможность оперирования равно же «костяком» и меняющейся периферией в виде «нагрузочной» части. Или, быть может, феноменологии довелось бы предложить и иное решение, заключающее аналогичный смысл, но не изменяющее того положения, что феноменологии в ее попытке становления в качестве науки никоим образом не миновать необходимости принятия некоторых редуцирующих решений, поскольку принципиально существенно, что феномен сам собой не инертен как единство идентичности.

Однако в какой именно мере «судьбу феноменологии» и подобает расценивать как предмет, существенный для той постановки задачи, что отличает настоящий анализ? Скорее всего, для предложенной нами постановки вопроса «судьбу феноменологии» вряд ли следует понимать каким-либо образом интересной, поскольку данное направление философского познания все же избрало себе линию развития лишь в правах творчества философского текста, но не метода решения задач. Непосредственно же предметом нашего прямого интереса следует понимать следующий вопрос, - каким именно образом теперь уже науке дано находить выход из положения, определяемого невозможностью придания феномену «инерции по имени ‘идентичность’»?

В этом случае очевидная удача науки - принятие решения, когда фокусные позиции научного анализа это не феномены в отличающей их целостности, но параметрические признаки в отличающей их простоте. Наука, отбрасывая феноменологическое конструирование как таковое, тогда обращается к построению условно монотонных параметрических начал или формаций, примеры которых и образуют используемые на сегодняшний день решения, предполагающие задание таких характеристик, как масса, длина, время, заряд, когда относительно условий их «простой конституции» наука и реализует практики компарации как формы ее основного содержания. Причем в качестве исходных представлений для синтеза подобных примитивов наука находит возможным равно и использование выхолощенных феноменологических схем или построений, где, вроде бы, и наблюдается феномен, но, одновременно, комплекс линий идентичности, выделяющих его на особенном положении, равно же задан и на условии его предельно возможной компактности.

Иными словами, Э. Гуссерль и его последователи, предложившие идею построения особой феноменологической модели, не пожелали или не дали себе труда углубления в саму логику развития научного познания, для которого основное начало эффективности решений и составляет собой анализ «линий идентичности самих по себе», но никоим образом не феноменов в собирательной развернутости. Это не прихоть науки и не неуместная рационализация научной методологии, но логика, объективно порождаемая самим мироустройством, что дискриминирует собирательности именно в силу присущей им специфики объективной неусредняемости характеризующего собирательности «полного комплекса начал». И одновременно в понимании науки и как таковой мир - не иначе как порядок, что допускает возможность «простого и элегантного» усреднения тех специфик, что доступны для выделения тогда и на положении условно «чистых» линий идентичности.

Феноменология же в предпринимаемом ею синтезе пытается совершить «шаг против течения», однако это течение отличает уже такая мощь «неодолимой силы», что результат попыток феноменологии и ограничен предложением лишь некоторых бессистемных интерпретаций. Здесь уже вряд ли доступна и любая иная возможность тогда уже в силу присущих собственно мироустройству оснований своего рода «дискриминации собирательности».

Огл. Фрактальность структур вертикальной интеграции материи

Но что тогда подобает расценивать как начало того порядка, что, если смотреть с позиций обретения систематической упорядоченности, и наделяет собирательность ролью нечто «дискриминируемого» формата представления тех связей, что и образуют мир? Почему единство элементов содержания фактически, для материального начала, и означает лишь нечто «недостаточное основание» систематизации и классификации материальных конкреций?

Дело в том, что материальная организация - явно формирование любого ее макроуровня тогда уже как продукта синтеза, определяемого «совмещением в одном» целого ряда сонаправленно действующих начал. То есть - в этом случае существенны не только лишь сами вступающие во взаимодействие формы материального содержания, но существенны и формы задания данных отношений, а равно и геометрия размещающих подобные связи пространственных решеток, и, кроме того, и возможная доменная структура, структура включений и т.п. Изменение любого из названных начал и обуславливает преобразование специфики результирующего синтетического образования, хотя не всякий раз и показательным образом.

Кроме того, очевидное следствие подобного порядка дано составить и положению, что образование производной формы в материальной реальности - никогда не такой порядок слияния образующих, что можно было бы расценивать как нечто «простую суммарную» картину того или иного порядка становления. Исключением, пожалуй, можно понимать лишь пример равномерного хаоса, «идеальный газ», потому и определяемый на положении идеальной формы, что он никак не предполагает действительной реализации.

Подобным же образом и характер компоновки масс, геометрий, всякого рода каналов или стяжек и обращается нечто задающим всякой материальной конкреции ее особенную «фигуру», что «в качестве фигуры» и предполагает изменение тогда уже в силу и практически любого вмешательства в каждое из такого рода «условий компоновки». Если это так, то материальную действительность и подобает расценивать как такого рода особенную формацию, что прямо подразумевает характерное разнообразие источников влияния, предопределяющих как таковую ее реализуемость. Отсюда и сам фактор «богатства источников влияния» - равно начало и удивительной пластичности материального субстрата, собственно и обращающей его рекордсменом в такой характерной ему потенции, как комплекс возможностей формообразования.

Потому и единственно правильный метод формального исследования такой в структурном смысле многомерной формации - не иначе как выделение рационализированных или рафинированных параметрических начал, что в качестве «чистой» формации и позволяют формальную регистрацию и, на основе подобной квалификации, равно и предвидение порядка протекания реакций, характерно отличающих данную формацию. Отсюда и важнейшая задача философии - не иначе как объяснение фактической бессмысленности заявки феноменологии на использование непараметрических способов раскрытия связей действительности.

Огл. Заключение

В существенно большей части случаев, в том числе, во многом и в настоящем анализе, источник «полета мысли» философствующего равно доводится составить владеющему им творческому воображению. Мыслителю случается обратить внимание на некие опцию или условность и предпринять попытки наложения данной специфики и на действительность в целом, прибегая к методу условного «отождествления всего» благодаря заданию данного начала. К сожалению, такая универсализация - свойство не только лишь мифотворческих концепций, но и декларирующего приверженность рационалистическим посылкам философского материализма.

Реально же материальная реальность - не иначе как синтез характерного арсенала начал, иначе она не давала бы и картины столь существенного разнообразия; оказываясь в ситуации реальности подобного разнообразия, познание лишено уже иного выхода, помимо выработки специальных приемов разрушения разнообразия. Но тогда идентичность в качестве нечто конечного, посягающего на постижение бесконечного не будет позволять обращения одной из особенностей мира, но допустит обращение равно же приемом рациональной редукции картины мира, собственно и придающей такой картине вид прагматически актуализированной схемы. Решению данной задачи и был предназначен предпринятый нами анализ.

Тем не менее, идентичность в ее прагматической рациональности вполне позволяет понимание и нечто недвусмысленно «жестким» началом. Это именно та жесткость определенной рамки, которая «как рамка» и устанавливает ее категорические «законы рамки», чье нарушение равно препятствует и самой возможности корректного построения картины мира.

06.2013 - 10.2022 г.