То пока не ушедшее поколение, что на собственном опыте познало радость обращения объектом «идеологической работы», к счастью, застало момент угасания, но не расцвета этой «формы работы». Тогда полезно напомнить, что случались времена и весьма активного насаждения идеологии, видевшейся важной частью повседневной жизни, и на протяжении этого периода времени важное начало «здания идеологии» составлял собой «диалектический метод». Существенное значение этого метода для построения «доктрины» навязываемой идеологии - это и прямая причина постановки вопроса, что «диалектический метод» мог представлять собой «как метод» если, тем более, рассмотреть пример мышления лица, для кого владеющее им понимание на словах и обретало облик приложения «диалектического метода».

Если, следуя такой постановки вопроса, обратиться к оценке характера мышления Ленина, равно известного и как автор фундаментальной работы «Материализм и эмпириокритицизм», то комплекс присущих ему представлений, если исходить из его же оценки присущего ему мышления, это не иначе как стойкая апологетика и прямая приверженность «диалектическому методу». То есть, что вроде бы прямо следует из этой самооценки, для Ленина избранный им метод предполагал и регулярное применение в мышлении.

Однако наше положение критика также наделяет нас и правом на вынесение иной оценки. В первую очередь здесь и подобает исходить из понимания, что любому вдумчивому прочтению «Материализма и эмпириокритицизма» дано оставить и впечатление явной «внутренней религиозности» написавшего его автора. Но при этом следует понимать, что автор этой работы отнюдь не адепт традиционной религии, скорее, напротив, прямой приверженец идей конструктивного свойства, но при этом носитель и такой формы подобной приверженности, что прямо означает придание такого рода идеям равно и качеств «исповедания веры». Такую оценку подтверждает и манера упоминания Лениным в его тексте понятий «диалектика» и «диалектический», напоминающая формы совершения литургических актов и как манера характерно близкая осенению себя крестным знамением. Или если довериться впечатлению, сложившемуся по результатам нашего знакомства с ленинской монографией, то произнесение Лениным слова «диалектика» - это и прямое подобие заклинания, произносимого для изгнания беса.

Однако нашей убежденности в правоте владеющего нами впечатления прямо полезно и подкрепление рядом оценок тогда и качества идей «Материализма и эмпириокритицизма». Первое - это очевидное из внимательного знакомства с работой отсутствие у Ленина исследовательского интереса к реальности; для него и как таковой способ поиска - никоим образом не присущий науке «исследовательский» способ, но, напротив, способ, построенный по образу и подобию «сбора улик». Более того, для него «не вполне положительны» и как таковые «искания», за что он и адресует упрек «махистам»; но одновременно и само наше суждение о подобном предмете - вряд ли оправдание махистов, поскольку предпринятые ими поиски сложно признать за должным образом состоятельные.

Кроме того, иное итоговое впечатление от внимательного знакомства с шедевром «ленинского мысли» - равно же впечатление, «диалектика» также наделена и функцией условного «колера». То есть «диалектика» в понимании Ленина - это и своего рода «маркер окраса», чему, в том числе, предназначено расцвечивать в диалектические тона едва ли и не любые формы умственной деятельности или умственные продукты, допускающие придание им качеств «тональности» или «наклонности».

Далее, если «диалектика» это и метод аналитического и исследовательского поиска, но не нечто лежащее вне пределов метода, то «на положении» метода ей подобает предполагать и «пределы применения» в ее значении метода. Но, увы, в рассуждениях Ленина не встретить ни одного указания равно и на невозможность применения диалектического метода тогда и в некоем частном случае. То есть диалектике притом, что ей дано определяться как «методу» не дано в значении метода знать и круг тех задач, чье решение и возможно посредством применения такого рода метода.

Еще один существенный момент, вроде бы не относящийся к «диалектике» - на деле весьма условный характер «материализма» Ленина, что прямо подтверждает и само содержание «Материализма и эмпириокритицизма». Первое - для Ленина неприемлемо то представление, что и означает объективный смысл для устройства мира равно и математических зависимостей. Да, миру дано представлять собой нечто материальный «комплекс», но помимо отношений как бы само собой материи миру дано предполагать и обустройство как воплощению математических зависимостей, а такое существенное начало Ленин и не позволяет себе принять во внимание. Второе - равно и характеристику или специфику по имени «сознание», что находит у него постоянное использование, все же подобает определять в правах той формы представления, что более органична для философского идеализма, нежели для материализма. Да, «сознание» характерно органично в своей роли функционально эффектной литературной метафоры, но оно нисколько не соответствует и материалистическому пониманию мира. Здесь куда более адекватен хотя бы тот же «психический опыт», но, увы, речь Ленина прямо избегает употребления таких категорий. И, наконец, весьма специфично и использование им такой категории, как «органы чувств». Если и заявлять себя как «материалиста», то надлежит исходить и из реальности «биотехнической» природы, а потому придерживаться и практики употребления понятия «рецептор». Или, если «органы чувств» с литературной точки зрения все же более удачны, то подобает указать, что в своей функции литературной метафоры они выражают смысл то и не более чем «функции рецептора». То есть «отношения Ленина с материализмом» далеко не так безоблачны, как могло бы показаться. Кроме того, и как таковое присущее ему понимание «материализма» - это на деле истолкование подобной проблематики не более чем в объеме частной проблемы «взаимодействия системы наработки психического опыта и внешнего мира». Однако даже если и определять эту проблему как характерно существенную, то все равно ее подобает рассматривать на фоне указания и иных важных аспектов материалистического истолкования действительности.

Теперь, по завершении нашего анонса как таковой постановки проблемы, нам подобает характеризовать и наш способ ведения анализа. Объем исходных данных, на что мы будем опираться - это коллекция сведений собранная посредством ведения базы данных. Или - ранее нам довелось свести все содержание «Материализма и эмпириокритицизма» в форму коллекции утверждений, образующей базу данных, что и вознаградило нас возможностью посылки запроса в базу с указанием подстроки «диалект-» и извлечения данным способом всех представленных там оборотов, включающих в себя все слова с этим корнем. То есть наш анализ - это и попытка приведения к строгой классификации любого рода оборотов «Материализма и эмпириокритицизма» содержащих слова с корнем «диалект-», как и относящихся к ним подчиненных или производных оборотов.

Кроме того, вспомогательную задачу настоящего анализа составит собой и задача разделения положений, что мы понимаем принадлежащими философскому материализму и представлений «диалектического» свойства.

Огл. Формы, виды, типы и важные производные диалектики

Положим, если бы открылась возможность дать слово Э. Гуссерлю, то, как бы он определил, если реальность идеальных объектов - или, если дать слово его оппонентам, то реальность метода обретения представлений познания, - предполагает наличие такой формы как «диалектика», то дано ли такой форме быть целостным и неделимым или допускать возможные «склонения»? Тогда если принять за основу тот корпус квалификаций, что доступны для извлечения в «Материализме и эмпириокритицизме», то очевиден выбор в пользу представления «диалектики» как предполагающей и некие склонения. То есть если запросить выборку из нашей коллекции данных, то помимо самой «диалектики» там обнаружатся и диалектическое мышление, гегелевская диалектика, «начатки» диалектики или, что одно и то же, ее первые посылки, и, конечно, и «диалектический материализм». Вполне естественно, что наибольшим числом упоминаний здесь и выпадает отметиться последнему, но и другие формы в составе коллекции равно вознаграждены и возможностью развернутого представительства. В таком случае прямо полезно и построение картины, какими именно дополнениями и пояснениями Ленин признает необходимым сопроводить эти понятия или категории. Или - что можно узнать о таких категориях и квалификациях, если посредством выборки из базы данных тогда и непосредственно «уточнить у Ленина»?

Итак, что есть та самая «диалектика» равно и в известном отношении «на практике»? На практике, если «довериться Ленину» то диалектика - это не столь уж и многое, а если точно - то это таких два существенных момента. Первый - диалектика это средство блокировки, где роль «механизма блокирования» дано исполнять нечто «знанию диалектики». Если это знание отсутствует, то утрачивает смысл и нечто «релятивизм», поскольку при незнании диалектики он обнаруживает и качество «вести к идеализму». Второй обнаруженный нами момент - диалектика это и полный антагонист метафизики, тогда и понимаемой как «антидиалектика». Далее - также и самому пониманию диалектики как прямого антагониста метафизики и выпадает предстать - хотя в данном случае и исходя из объединения диалектики с «признанием объективной реальности», - равно и источником обретения «чувства меры» для той оценки механистических концепций, что признает такие концепции «гипостазирующими» картину мира. Или в этом случае диалектике дано играть роль и оппозитного критерия работающего в тандеме с другим критерием. Кроме того, «диалектике», как нас просвещает Ленин, равно присуща и специфика ее природы или состава - здесь сложно определить, чего именно. В этом отношении диалектика и есть нечто, «включающее в себя момент релятивизма, отрицания скептицизма, но не сводящаяся к релятивизму». Но какое количество «граммов» релятивизма или «килограммов» отрицания скептицизма и выпадает заключать собой диалектике, такое Ленин уже не находит нужным определить.

Также диалектика не чужда и такой существенной составляющей, как «диалектическое мышление». Но в отношении такой отличающей ее специфики невозможно указание и какой-либо интриги - «диалектическое мышление», опять же это оппозитный критерий или маркер, нужный лишь с тем, чтобы не спутать с ним «метафизическое» мышление. И в данном отношении показательно несчастлив и Чернышевский, что, увы, отмечен и печатью греха «смешения в его терминологии противоположения материализма идеализму с противоположением метафизического мышления диалектическому».

Далее, помимо диалектики вообще также возможны и ее особые формы, например, та же «гегелевская диалектика». Обзор этой разновидности диалектики и подобает начать с рассмотрения ее состава, что, по мнению последующей критики, заключает собой и такую значимую составляющую как «гениально-истинное зерно». Кроме того, как можно предположить на основании собранной нами коллекции извлечений, непосредственно Гегелю, не вполне сознававшему свой успех, так и не довелось закрепить эту форму, и в законченном виде ей и представилось открыться перед любопытствующим взором то непременно как «выделенной Энгельсом». Равно «гегелевской диалектике» довелось раскрыться тогда и в существенном объеме отдельных положений, собственно и определяющих эту разновидность «диалектики» в целом; кроме того, важно, что любому из таких положений дано принадлежать и своего рода «апофатическому богословию», в силу определения как такового предмета этой диалектики равно посредством того, что ей свойственно отрицать. Тогда если кто-либо и лишен такого существенного достоинства, как знание диалектики, то он равно подвержен и таким неизбежным заблуждениям, как признание неизменных элементов или неизменных сущностей вещей или - то равно и следованию метафизическому материализму, как и позитивизму или утилитаризму. Этот «метафизический», а, иначе, то и «механистический» материализм и есть тот узкий взгляд, чему и не дано предполагать равно и возможности «получения ализарина из каменноугольного дегтя». Но при этом логика апофатической схемы равно допускает возможность и позитивного суждения, то есть ассоциации с диалектикой и того понимания предмета научного познания, что и обнаруживает специфику «бесконечного в силу неисчерпаемости не только само собой бесконечности, но и безначальности и бесконечности всякого фрагмента природы». Однако в качестве комментария полезно напомнить, что абсолютный релятивизм познания, помимо всего прочего, это и признание возможности построения вечного двигателя. Более того, да и сама диалектика - это никоим образом не признание материи в значении существующей вне нашего сознания равно и на положении одной из форм «признания неизменной сущности вещей». Тем не менее, в этом случае мы не лишены и права посетовать, что хотелось бы познакомиться и с тем, кто мог бы объяснить, что такое «неизменная сущность вещей» … . Развитие же начатого здесь обзора особенностей диалектики также возможно и посредством указания на обстоятельство, что для «гегелевской» диалектики в привычке и «отрицание абсолютного характера важнейших и основных законов природы», что тогда, стоит ему лишь заявить себя, так и ведет к «объявлению законов природы простой условностью». Конечно, от такого рода злополучного отрицания один шаг и к «отрицанию независимого от познания объекта, лишь в той или иной степени верно отражаемого познанием». То есть «гегелевская диалектика» не чужда и манере, обрекающей ее отбрасывать с порога тогда и всякое «не вполне» серьезное понимание законов природы, а какое ей дано допускать тогда и «серьезное» толкование подобных законов, опять же, отсюда мы не в состоянии знать.

Однако диалектике в целом присуще заключать собой не только лишь столь серьезную форму как ее версия «от Гегеля», но знать и формы строения, явно не вполне зрелые с позиций концептуальной достаточности, а именно - «начатки диалектики, или, иначе - первые посылки диалектики». И опять же, и в этом случае нам дано располагать никоим образом не прямыми оценками, но отрицаниями, явным образом вошедшими в привычку источника. То есть, как разъясняет Ленин, те же «полярные противоположности» - они и есть нечто прямо недостаточное под углом зрения диалектики. Здесь если позволить себе и точное повторение оценки источника, то и как таковой Дюринг мог бы представить себе ту же «ограниченность условия альтернативности истины и заблуждения, если он бы был знаком с начатками диалектики».

Далее развитие анализа подводит нас к ознакомлению с таким не только столь значимым, но и столь необъятным предметом, чем и обращается «диалектический материализм». Однако здесь, поскольку наша задача - анализ лишь «диалектической» составляющей, то мы ограничимся выделением лишь интересующих нас моментов, по мере возможности оставив в стороне проблематику материализма. В этом случае если такая составляющая мироустройства как «существование природы вне сознания» - это непременный принцип философского материализма, то, напротив, «дополнение проблемы соотношения абсолютной и относительной истины условием грани между диалектическим материализмом и релятивизмом» - это следствие и некоей иной установки. Кроме того, диалектический «след» в диалектическом материализме - это и обращение «проблемы соотношения абсолютной и относительной истины» из состояния просто логической проблемы равно и в логико-типологическую проблему, когда данное соотношение не лишено и неких склонений, как и любое соотношение, следующее из наличия неких отношений между определяющими его системами представлений. Но согласно нашей оценке, в данном случае все же имеет место не более чем нарочитое и избыточное обременение некоей элементарной зависимости. То есть далеко не всякой зависимости или норме доводится допускать квалификацию при помощи наложения некоей фигуры «соотношения абсолютной и относительной истины»; не исключены и те формы задания зависимости, где абсолютная и относительная истина - далеко не конкурирующие начала. То есть если «диалектический материализм» и понимает любую зависимость как фигуру «соотношения абсолютной и относительной истины», то тем самым он обнаруживает и возможные проблемы с формальной логикой. Еще одной характерно «диалектической» составляющей также доводится предстать и «признанию всех граней в природе условными, относительными, подвижными выражающими приближение нашего ума к познанию материи». Но на этом вряд ли стоит задерживаться - здесь Ленин явно рекомендует себя и как прямой поклонник идеи создания вечного двигателя. Еще одно его суждение, явно обнаруживающее наличие у него «диалектического» происхождения - это «фундаментальный принцип изменчивости всех форм материи и видов ее движения включая сюда и неисчерпаемость атома». Но в этом случае, как можно предположить, куда более вероятна просто небрежная формулировка, но если исходить из буквального понимания, то не обещание ли это и возможности создания «философского камня»? То есть если не предполагать наличия неких ограничений и определять все грани в природе «не абсолютными», то, странным образом это и возможность предполагать, что любое состояние всегда есть «та же самая» материя, в том числе, и в случае, когда из химических элементов нам дано образовать соединение. Иными словами, в данном случае имеет место образование и нечто «шкалы существенного», когда, с одной стороны, возможно выделение нечто «конечного» материального существенного, а всяким эффектам по типу синергетизма - тем дано предполагать и вывод куда-либо на сторону. Иными словами, ситуативные условия и ситуативные эффекты - второстепенны и, как можно судить, следуя таким идеям, они и вовсе своего рода «не эффекты»; а отсюда возможна и та рекомендация всем подобным образом судящим все же «получше продумать» и как таковые высказанные ими идеи. Или в этом случае то нечто, что понимается как «материальное начало» - оно объективно, а различного рода ситуативные условности и условия - они и своего рода «не совсем» объективны. Далее мы можем думать, что подобного рода разделение явлений природы и есть на деле тот самый «диалектический» подход к материализму, в чем, как для собственно подобного рода «подхода» и значимо лишь одно - то есть свойство материи «быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания». Соотношение энергии и массы или, положим, равно и соотношение между материальными формами и пространством и временем - это «не тема» для материализма, пусть это будет и так. Кроме того, науке дано готовить и материализму, и диалектике на путях их строительства и такую ловушку, как идея «исчезновения материи» связанная с электрической природой атомарных структур и в подобном отношении и своего рода «не материальностью» элементарных частиц, в современном понимании - фермионов (электрон и т.п.). Тогда уже не вполне понятно кто именно - материализм или диалектика - и готовы попенять «прежде существовавшему» знанию, что ему дано было определять некие свойства или специфику как фундаментальные, когда на самом деле они представляли собой лишь нечто производное. Но и специфика «производной природы», увы, такова, что она не отменяет и необходимости в совершении преобразования для обретения требуемого состояния. Некое нечто не в состоянии стать нечто особенной формой не испытай оно и некоей модификации; если это было бы не так, то и вместо выпечки было бы возможно питаться равно и сырым тестом. Или, скажем, испытывать то же удовольствие что и от обычного мороженого, также и от теплого мороженого. То есть опять же нам выпадает наблюдать здесь привычное старинное разделение на «чистых и нечистых», и, поскольку это «и само собой разумеется», то и дискриминацию ситуативных условий в пользу «само собой» существенных. Ну а рекомендация «от лица диалектики» - это отождествление и электричества как «фундаментальной субстанции». Другая составляющая тех же «диалектических», то бишь - «материалистических» рассуждений - равно и тезис о «первородности» материального начала перед сознанием; и нет же, просто рука не поднимается определить человека то равно же как «биологический организм», собственно и существующий исходя из обретения и некоего объема возможностей биологической адаптации. Но если и открылась бы такая возможность, то и одного такого суждения уже было бы достаточно и для избавления от потока пустых речей. И, наконец, есть абсолютная истина, и есть «относительная». То есть вторая, если определить начистоту, она и такая, для чего пока еще не вполне определены пределы пусть не нечто «области схождения натурного эксперимента», но области, на которой ее соблюдение не вызывает сомнений. Или - введение «относительной истины вместо представления об истине все еще пребывающей в процессе определения - фактически и обращается заданием лишней сущности.

Теперь же нам надлежит оценить равно и результаты настоящего анализа, что же именно мы теперь имеем и в собственно «сухом остатке»? Мы видим, что «диалектика» - это некая явно далекая от конструктивности, но, тем не менее, в известном отношении все же и своего рода «параконструктивная» концепция. Фактически диалектика, как и герой одной известной эпиграммы А.С. Пушкина фактически обнаруживает специфику того же «полу-мудреца, полу-невежды», или предстает на положении концепции, явно далекой от ее окончательного оформления, которую также можно рекомендовать и любителям острых ощущений, поскольку таковым, что не исключено, дано возникать и в процессе познания. Возможно, в ком-то и дано порождать состояние душевного покоя равно и идее построения вечного двигателя.

Огл. «Диалектика» как агрегатор функциональных операторов

Положим, не как таковой диалектике, но «диалектическому материализму» дано знать и такую существенную форму его последующего развития как «гносеология диалектического материализма». Однако что тогда можно сказать о специфике этой столь любопытной формы? Конечно, наиболее существенный момент - это простота и линейность такой «гносеологии», если ей и выпадает предстать как «системе посылок бьющих в лицо всему махистскому вздору о телах как комплексах ощущений, об элементах, о совпадении чувственного представления с вне нас существующей действительностью». Другое дело, что мы вряд ли преуспеем в точном определении, что же составляют собой такие посылки, но, опять же, и здесь мы можем пойти путем столь любезного нам «апофатического богословия» - это посылки, образующие нечто «бьющее в лицо». Равным же образом вряд ли оправдано обойти вниманием и тот факт, что «почти буквально каждая фраза, каждое положение в рассуждении Энгельса построены всецело и исключительно на гносеологии диалектического материализма».

Далее если последовать «проложенной Лениным тропой», то диалектика также заключает собой и такой существенный метод или оператор как «искусство применения диалектики в рассуждении». Но если это искусство все же существует, то в чем же именно оно и могло бы выражаться? Реально смысл такого рода «искусства» и доводится выразить тому подтексту, что можно обнаружить в одном из суждений Ф. Энгельса, что, опять-таки, лишь «апофатически» может быть определен из констатации «неспособности Дюринга применить диалектику к вопросу об отношении между абсолютной и относительной истиной». Кроме того, одна из возможностей такого рода «применения» диалектики - равно и понимание, что «вечные истины вполне вероятны, но неумно употреблять большие слова относительно простых вещей». Иными словами, мышление, как и девушку, дано «украшать скромности», и такого рода «скромность» мышления уже надлежит расценивать и не иначе как прямое свидетельство самой возможности «применения диалектики в рассуждении».

Наконец, не диалектике именно, но ее порождению диалектическому материализму дано предполагать наличие и своих собственных законов. Здесь если исходить из того объема данных, что мы можем почерпнуть в «Материализме и эмпириокритицизме», то возможно указание лишь одного из них - закона «перехода количества в качество». Но если в этом случае последовать присущему нам пониманию, то такой «закон» - он и выражение крайней вульгарности в понимании реальности, фактически эксплуатация приведения картины мира лишь к нечто единственно возможному актуальному срезу (с нашим анализом подобной специфики можно ознакомиться здесь). Однако Ленин не пренебрегает и представлением примера прямого применения этого закона - здесь, в частности, случая «обращения прежде разрозненных выступлений представлением совместной декларации». То есть, если можно так понять, то «разрозненные выступления» - это и никоим образом не качественный признак. Кроме того, в данном примере уместно выделение тогда и специфики собственно атрибуции - если любую форму интеграции и расценивать в значении «качества», то и любое случайное совпадение - оно и равным образом «качество».

Кроме того, не диалектика именно, но диалектический материализм наделен и своей исторической проекцией, поскольку располагает и нечто «современной формой» по имени «марксизм». В этом случае нам дано предвкушать и некие новые открытия только лишь потому, что мы вознаграждены и нечто положительным определением такого рода «современной» формы. Но такого рода «положительное» определение тоже, как ни странно, достаточно «диалектично». Во-первых, марксизм отличает и та высочайшая степень совершенства, что и присуща ему в силу того, что его отличает и удивительная гармония всех его отдельных положений с концептуальными началами. Равно марксизму доводится образовать собой и нечто «форму материализма современного на начало XX века и неизмеримо более богатого содержанием и несравненно более последовательного перед всеми предыдущими формами материализма». Однако в этом случае уместна и постановка вопроса, что если материализм и надлежит расценивать под углом зрения и различной меры его «последовательности», то, быть может, и как таковая форма философствования «материализм» это и не форма вовсе, поскольку она не подлежит и какой-либо однозначной квалификации? Но в этом, конечно же, нам явно следует видеть и свою «диалектику». При этом, если попытаться характеризовать марксизм посредством сугубо «положительного» определения, то он есть и нечто «классовая схема общественных отношений». Однако в такого рода специфике марксизма вряд ли возможно выделение и какой-либо доли диалектики. А далее такому единственному прямо «положительному» компоненту определения марксизма дано обрести продолжение и в некоторых «частично положительных» квалификациях, а именно, признания марксизма концептуальной платформой, с одной стороны, для «исходной точки экономической теории Маркса», а с другой - то и для «материалистического миросозерцания Маркса и Энгельса». С одной стороны, эти характеристики явно поясняют нам «что такое» марксизм, когда с другой - они не заключают собой и каких-либо указаний на предметную специфику. Далее от марксизма в целом возможен переход и к проблематике составных частей и отдельных положений марксизма, с чем тогда куда легче справиться, поскольку понимание предмета такого рода форм уже больше предполагает задание посредством положительного определения. Тогда и подобает начать с обзора таких концепций или концептов марксизма, что в современной терминологии могут найти отождествление и как нечто «продуктовая линейка» марксизма, то есть - теории или и некие иные формы развитые исходя из фундаментальных принципов марксизма. К числу такого рода форм тогда и правомерно отнесение экономической теории Маркса, марксистского исторического материализма и, само собой, и «марксистской терминологии». Хотя нас это не может не радовать, но поскольку наша задача - поиск того или иного рода конструкций или элементов, определяемых как формы воплощения «диалектики», то здесь нам остается лишь принять эти данные «к сведению». Далее марксизму также дано заключать собой и его представление о «ведомом положении сознания по отношению к воспринимаемому им внешнему миру», что нам уже известно, но здесь возможно и некое любопытное продолжение. Дело в том, что тот самый «внешний мир» в его транскрипции посредством деятельности органов чувств тогда и есть нечто «объективная реальность». То есть, тем самым, техническому несовершенству или, допустим, пусть и «отдельным недостаткам» органов чувств уже не дано здесь удостоиться внимания, а зря. То есть и непосредственно концепция «объективной реальности» как приводимой в прямой последовательности к реакциям органов чувств - конечно, это и явно вульгарная трактовка, здесь бы «диалектике» и «разгуляться» в части функции скепсиса как корректора таких реакций, но … здесь диалектика почему-то не находит для себя поля приложения. И в этом случае мы обнаруживаем и некое явно вульгарное истолкование некоторой вряд ли простой проблемы. Здесь, конечно, явно полезно и пояснение, что нашему восприятию мира как «объективной реальности» дано восходить к реакциям органов чувств лишь с точки зрения точности констатации «по линии филогенеза», а по линии онтогенеза - то в части лишь ограниченного спектра проблем, - то есть пояснение, позволяющее и совершенно иную постановку вопроса. Далее марксизму дано определять себя равно и посредством такой самооценки, что он «никогда не употребляет метафизической фразеологии по типу выражения тождество идеи и реальности». То есть, если придать такой оценке также и возможное развитие, то марксизму неведома и теория информации. Далее, что куда более любопытно, марксизму дано включать в себя и идею «объективной реальности времени и пространства» чему дано найти выражение равно и на фоне, что и сами законы физики каким-то образом «относительны», то есть - точны лишь постольку поскольку. Увы, и здесь не помешает отметить маячащий на горизонте вечный двигатель, отчего и это понимание вряд ли подобает рассматривать в деталях. Другое дело, что Ленин, вечный сокрушитель фундаментов и станин не оставляет и места для статики, предпочитая определять мир как нечто «вечно движущуюся и развивающуюся материю». Возможно, что в «фундаментальном» измерении это и так, но, одновременно, и для неких «менее» фундаментальных проекций это и явно не так; то есть - нам вновь дано наблюдать и неотъемлемую от марксизма и его адепта Ленина «грубость формулировки». Далее марксизм равно любопытен и в его совершенном непризнании и какой-либо мыслительной спекуляции, то есть ему дано знать то не более чем характерно прямолинейный «вывод единства мира из объективной реальности». Но предмет явного любопытства тогда составит и сама механика получения этого вывода - можно ли его понимать порождением «прямого чувствования» или все же результатом рефлексии? То есть если марксизму и довелось бы описывать развитие представлений математики, то он явно не справился бы с этой задачей. Однако такого рода странный «вывод единства мира» также можно расценивать и как банальный случай речевой небрежности. Наконец, марксизм это равно и понимание человеческого познания как «находящегося в развитии», в том числе, как пребывающего и в процессе приближения к более точным представлениям. Такое, на наш взгляд, явно банальное суждение марксизма также вряд ли можно представить как тем или иным образом «диалектическое». Аналогичная специфика, скорее всего, отличает и принятое в марксизме понятие «роста производительных сил», также заданное и посредством картины простой линейной прогрессии. Но если обратиться к постановке задачи также и определения причин этого роста, то здесь уже не следует рассчитывать на помощь марксизма, поскольку в такой проблематике он обнаруживает и явную несостоятельность.

Огл. Отдельные положения «диалектического» свойства

Та сложная картина, что открывается взору в результате настоящего анализа предмета «диалектики» также заключает собой и выделенные в объеме доступных нам данных отдельные положения или суждения, трактующие ряд предметов или специфик как «диалектические» или как коррелирующие с «диалектикой». В таком случае не помешает понять, какие именно вечные двигатели, а, может быть, и нет, обещают нам и на этот раз.

Опять же, «легким движением ноги» здесь отбрасывают и саму возможность построения общей теории информации, а взамен «в ассортименте» предлагают и привычную постановку внешнего мира «вне сознания», что, конечно же, не предлагают «идеализм и агностицизм». Далее здесь нам на счастье дано обнаружить и такую любопытную квалификацию как «определение соотносительной природы причины и следствия как обнаруживающей специфику диалектической». Причем в этом случае не обнаружить и намека на анализ предмета, что, быть может, выделение чего-либо в значении «причины» или «следствия» также может отличать не подобающая достаточность, причем характерной условности выделения данных позиций дано отражаться и на связанной с ними причине или следствии. Пусть последователи диалектики и вольны в принятии такого решения, но нам тогда можно отметить и их «не вполне внимательное» отношение к рассматриваемому предмету. Далее, специфика качества «диалектичности» - это возможность для данного качества равно выражаться в представлении и о таком любопытном преобразовании как способность «весомой материи превращаться в невесомую» и наоборот. Однако в этом странном суждении значительна вина и как таковой физики, быть может, на момент написания «Материализма и эмпириокритицизма» еще не осознавшей принцип В. Гейзенбергом, ставший известным позднее - «начальные условия физического эксперимента допускают определение только в понятиях классической физики». Для физики измерение массы - это и не более чем «измерение массы», хотя в одном случае действующее начало этого измерения образует реакция опоры, когда в другом - лишь процедура вычислительного определения через значения импульса или энергии, то есть ситуаций, где невозможна и какая-либо реакция опоры. Но в присущем нам понимании это тот же самый случай признания должного вкуса и за «теплым мороженым», и, как не помешает отметить, и наличие философского опыта, увы, не помогает приверженцам «диалектики» тогда и в выделении такого различия. Далее, определенный интерес представляет здесь и констатация, также входящая в коллекцию собранных нами данных, что реальность «естественной истории», истории эволюции небесных тел и всего, чего угодно - это и подтверждение существования «объективной реальности». Да, действительно это так, но эта оценка не заключает собой и сколько-нибудь «диалектики».

Кроме того, в какой-то момент здесь также дано обнаружиться и тому рассмотрению проблемы «соотношения абсолютной и относительной истины», что предполагает вынесение оценки тогда и сквозь призму «условия грани между диалектическим материализмом и релятивизмом». То есть опять же в традиционной форме «апофатического богословия» мы проникаемся и тем благотворным знанием, что диалектика и есть то, что, с одной стороны, все же можно спутать с релятивизмом и, с другой, тогда именно так и расположенное, что ему дано помещаться и где-либо «за гранью» от релятивизма. Конечно, эту оценку нельзя не признать не иначе как за некое «существенное» положение. К этой характеристике диалектики как занимающей свое положение «между чем-то и где-либо» дано в значении важного уточнения примкнуть и тому пониманию, что «Богданов не заметив грани между диалектическим материализмом и релятивизмом, скатился в болото реакционной философии». Кстати, здесь равно нашла себе место и такая любопытная вещь, как «понимание диалектическим материализмом движения». Как оказывается, движение и есть нечто - мы не знаем, процесс, явление или нечто иное, - что и образует его собственный «диалектический закон движения», что, в свою очередь и выступает как нечто определяющее развитие природы, а также и сам ход истории. Однако что именно надлежит понимать здесь под характеристикой «определяет» нам уже не доводится знать; более того, мы не обнаружим здесь и никаких свидетельств в отношении предмета, что именно и следует из факта «определения» таким законом развития природы и хода истории. В этом случае нам и осталось лишь укрепиться в убеждении, что диалектический материализм не только признает движение «неразрывным свойством материи, но отвергает и упрощенный взгляд на движение». В чем же именно и дано состоять такому «упрощенному взгляду», нам, опять же, не дано узнать, более того, здесь нам не дано прибегнуть даже к использованию и наработанных методов «апофатического богословия».

Далее, диалектическому материализму равным же образом дано предполагать и постановку «вопроса о релятивизме», чему, как можно догадаться, дано обнаружить и «единственно теоретически правильную постановку вопроса порождающую и такие последствия ее незнания как миграция от релятивизма к идеализму». Но в чем же именно суть этой постановки вопроса, кроме того, что она «постановка», нам, к сожалению, не доводится знать. А помимо прочего, поскольку релятивизм - это не форма философской традиции, но - не более чем разновидность подхода, то нам сложно догадаться о чем, собственно, и поставлен вопрос. Также и иное замечательное достоинство диалектического материализма - это и признание им факта «отсутствия непереходимой грани между абсолютной и относительной истиной». То есть, скорее всего, из «дважды два четыре» нам в нашей простой элементарной арифметике дано будет образовать и правило «дважды два пять». Или, опять же, завести машину времени с вечным двигателем внутри и с философским камнем в багажнике. Помимо того, «диалектический материализм» в компании с его верными оруженосцами диалектическим мышлением и несходством с «метафизическим материализмом» дает бой и в одном случае нечто как бы «захламленной» метафизикой терминологии и, в другом - то и «пренебрежению свойством материи быть объективной реальностью». В этом случае и не помешает подытожить, что диалектический материализм, конечно же, богат и очевидно разнообразным содержанием, но, в ином случае, здесь также сложно понять и «что к чему».

Однако, к счастью, мы не лишены и возможности точного указания, что именно и надлежит означать качеству диалектики «включать в себя момент релятивизма, отрицания скептицизма, но не сводиться к релятивизму». Непосредственно существом данного качества и обращается факт «исторической условности пределов приближения наших знаний к объективной истине», то есть, попросту сказать, к бесспорной. Конечно, в какой-то мере эту мысль присуще окрылять и ее очевидной простоте, но одновременно в ней сложно заметить и хоть сколько-нибудь «диалектики». Но, возможно, Ленин и есть тот гениальный декламатор, кому с особым чувством и дано возвещать банальности, как знать. Ну а «под занавес» нам опять же дано перейти к уже привычному «апофатическому богословию», но здесь тогда в части отождествления «теоретических основ диалектического материализма» как характерно отличающихся и от как таковых основ эмпириокритицизма. Такому различию, одновременно, дано состоять и в прямой приемлемости для эмпириокритицизма и невозможности для диалектического материализма обращаться и нечто «сплошь реакционным и прикрывающим новыми вывертами, словечками и ухищрениями старые ошибки идеализма и агностицизма». Другими словами, если диалектический материализм и прибегает к синтезу новых понятий, то у него всему этому присуще происходить и характерно строгим образом и - без каких-либо вывертов, словечек и, тем более, ухищрений «прикрывающих старые ошибки идеализма и агностицизма». Причем, конечно, мы лишены здесь и возможности уточнения - распространяется ли это ограничение то непременно же лишь на «старые ошибки», когда прикрытие новых допустимо и для диалектического материализма? Явную иронию здесь равно дано заключать собой и той предлагаемой нам картине, что на фоне возможности подобного вопроса забавно слышать и мысль о том, что «только абсолютное невежество в отношении философского материализма и диалектического метода Маркса и Энгельса позволяет толковать о соединении эмпириокритицизма с марксизмом». Дело в том, что такое «невежество» объективно вряд ли позволит и его исключение, поскольку и само определение диалектического материализма «как метода» не лишено, как можно подумать, и неких существенных изъянов.

Но на чем тогда и возможно завершение этого нашего обзора того или иного рода диалектических «частностей»? Перед нами - колоссальный метод, с колоссальными обещаниями, с большим будущим, если … ему могла бы выпасть и доля обращения в наделенный и определенностью «как метод». Но, при этом, как можно понять, такая светлая перспектива как возможность построения вечного двигателя … все равно здесь будет обещана.

Огл. Субъектность «диалектики»: отношение к диалектике

Когда мы предпринимали попытку здесь определить «что есть» диалектика, нас сдерживал недостаток данных; напротив, если начать анализ предмета «отношения к диалектике», то здесь данных даже больше, чем нужно, здесь мы в состоянии много о чем «расспросить Ленина» или, скорее, и он сам готов здесь и много чем поделиться. В таком случае анализ «отношения к диалектике» подобает начать и с такой любопытной темы как «полное незнакомство» широкого круга мыслителей не только с собой «диалектикой», но и с ее незабвенным отпрыском «диалектическим материализмом». Этим мыслителям, «ни о чем таком не зная, и ни о чем таком даже и не слыша» все же приходит в голову и дерзкая мысль выражения их мнения. Но делу здесь дано обстоять далеко не просто - если отсюда чему-либо уже доводится следовать, то только лишь такому печальному результату, как появление «путаницы и нелепостей». Другое дело, что куда большее любопытство здесь дано представлять и тому разнообразию форм, в чем дано выражаться такого рода «незнакомству», хотя, быть может, это и прямое следствие стилистической правки - тут и само собой незнакомство, и неизвестность, а также, конечно же, и отсутствие представлений. Однако на этом вряд ли дано остановиться и как таковому становлению такого рода «отстранения» - «неизвестность» это одно, а «незнание» - иное; кто-либо, быть может, и слышал о такой штуке как «диалектика», но просто не имеет представления что это. Тогда такому незнанию и выпадает судьба или «быть лишний раз обнаруженным», или - влечь за собой и такой тяжелый недуг, как возможность «свихнуться в идеализм».

Однако в случае если можно знать «что это», то можно не понимать и к чему это. Здесь целому ряду лиц тогда и дано обнаружить их «близость на почве одинакового непонимания диалектики», а, кроме того, кому-то иному, про кого «невозможно думать, что он не относил здесь Маркса и Энгельса к числу передовых мыслителей», удалось отметиться и «явным непониманием диалектического материализма». Но наряду с отсутствием понимания диалектики и диалектического материализма в целом дано отсутствовать и пониманию составляющих «диалектики». Например, еще одна фигура и обращается здесь «ничего не понявшим в отношении применения Энгельсом диалектики к гносеологии», а некто иной - то и «не понимающим относительности научных теорий, не знающим диалектики и преувеличивающим механическую точку зрения». Но и само непонимание - непониманию рознь, и, увы, возможна и та разновидность непонимания, когда некто выпадает судьба обрести и прискорбный вид «повторяющего старый-престарый вздор о диалектике которой он совершенно не понял». Однако все это пока еще только цветочки, когда некто иному дано оставаться и круглым невеждой, «не понимая диалектического материализма в 1906 году, как он не понимал его в 1899 году». Ну а ряду иных лиц - тем дано удостоиться и «презрительного отношения за то, что они не сумели понять диалектики Гегеля и относятся к нему с пренебрежением». Но, тем не менее, на подобном фоне также дано объявиться и тем иным, кто все же в состоянии и как-то понять «диалектику», но «в том-то их и беда, что они не видят двери открытой диалектическим материализмом». Наконец, такое непонимание способно представлять собой и особо тяжкую форму непонимания, тогда и обращаясь столь прискорбной «неадекватностью связанной с его антидиалектическими взглядами или непониманием соотношения между релятивизмом и диалектикой». А в конечном итоге такому столь существенному философскому направлению, как «дицгенизм» (или - неомонизм) дано обрести и качество «путаницы, что отличает его от диалектического материализма».

Далее «диалектику» дано отличать качеству начала тогда и своего рода когнитивной «физики» или - в одном случае источника или причины периодических процессов, когда в другом - то и просто аттракторов. Тут вам и «колебания между платформами», не подумайте, что на вокзале, а равно и качество ряда авторов «в сущности, колебаться между идеализмом и диалектическим материализмом», если и не само собой «стихийные и бессознательные колебания новой физики между неизвестным ей диалектическим материализмом и феноменализмом». То есть - хотя все это и «немного не» физика, но, скорее, - равно и практически физика. Но одновременно помимо таких простых, едва ли не «гармонических» колебаний здесь дано иметь место и колебаниям сложной амплитуды, скажем, как в случае, когда некто дано и «просто шататься, не зная на что опереть свой релятивизм и в ряде мест вплотную подходить к диалектическому материализму». По сути, здесь дано идти речи и не иначе как о графике асимптотической функции. Но там, где невозможно выделение в строгом смысле периодического процесса, там дано проявить себя и череде «состояний сближения или удаления от диалектического материализма». Но если от такой знакомой всем физики как периодические процессы перейти теперь к сложной событийности, то здесь не обойтись и без явлений очевидной турбулентности. Положим, здесь возможна и такая затейливая траектория, как «бросание материализма, повторение в манере Бермана истасканных пошлостей про диалектику и тут же принятие с объятиями одного из применений диамата». Но если абстрагироваться от такого начала, как форма траектории, то здесь равно возможны и нечто «блуждания» в ходе которых и объявляется возможность стать и «более удаленным от диалектического материализма, чем на предыдущих стадиях». Кроме того, здесь не обойтись и без образования мозаичной структуры, скажем, заимствования «кусочка агностицизма и чуточку идеализма у Маха в соединении с кусочком диалектического материализма и утверждении что эта окрошка есть развитие марксизма». Ну а величину импульса, или, простыми словами, размеры инерции здесь в состоянии образовать тот самый факт что «отсталость русской жизни не позволила Чернышевскому подняться до диалектического материализма». То есть если кого-то и терзали сомнения, что все эти «диалектики» и «диалектические материализмы» не телесны, то эти соменния не помешает отбросить, - вокруг них или что-либо движется, притом, что иное может находиться на расстоянии, или - и сами они таковы, что их можно разбирать по кусочкам и перемещать на новое место. Другое дело, что тем же самым формам в некоторых случаях дано позволять обращение и в некий незавершенный продукт, фактический «полуфабрикат». К примеру, один из последователей этих направлений, хотя он и «перенял самую ценную традицию своих учителей», не избежал тогда и «ошибок в изложении» идей его наставников. Что и позволило оценить его занятия то и как совершенно не напрасные, тогда несмотря и на «недостатки изложения и частные ошибки». Тогда и другому «евангелисту» того же самого направления довелось бы быть признанным как «правильно излагающий диалектический материализм, если бы он признал и существование объективной реальности». Ну а далее всем этим замечательным концептам не остается ничего иного, кроме как занять теперь и положение центра мироздания, поскольку миру дано знать тогда лишь единственную меру движения - либо в направлении таких концептов, либо - удаления от такого рода «центра масс». Так в одном случае некоей концепции только тем и дано отличаться от «диалектического материализма», что она это и «шаг к реакционной философии». В другом случае некий мыслитель и был таков, что «от старого материализма иначе метафизического материализма естественников пошел не к диалектическому материализму, а к идеализму и фидеизму».

Но за тем, чему так и выпало как-то «колебаться» вокруг диалектики мы совершенно забыли о том, что есть и те, кто - «молится на» диалектику. Таковы не только лишь «крупные диалектики», но и как таковые «Маркс и Энгельс, признававшие собственные взгляды как основанные на принципах диалектического материализма». Ну а если порознь, то и сам собой Маркс «неоднократно отождествлял свое миросозерцание в качестве диалектического материализма», и, конечно же, Энгельс «почти буквально каждую фразу, каждое положение строил всецело и исключительно на гносеологии диалектического материализма». Ну и, что совершенно очевидно, то и «обыкновенное свойство среднего рядового марксиста» это и признание себя «диалектиком-материалистом». Но в таких обстоятельствах, конечно же, не обойтись и без разделения на части, в данном случае - разбиения той же «гегелевской диалектики», из которой Энгельсу и удалось «выбросить гегелевский идеализм и понять гениально-истинное зерно гегелевской диалектики».

Такого рода формы субъектности диалектики и позволяют нам думать, что для диалектики равно и собственно качества ее «субъектности» - это и нечто показательные формы ее презентации. Здесь можно обнаружить не только лишь «активную позицию» такой существенной составляющей как «знакомство» или «знание» диалектики, но равно возникнуть и особому физикализму, или пространству событий, а также определиться и самой диалектике в значении «начала начал» или ей же породить и такие практики как приверженность или «отождествление в качестве».

Огл. «Диалектика» и преграждающие ей путь «вихри враждебные»

Но диалектика не столько «невеста на выданье», но куда более ей приличествует и роль созидательной силы, в том числе, и оценки своих врагов посредством построения «образа врага». Ну а «сонм врагов», как развивает свою мысль Ленин, у диалектики столь велик, что здесь правомерна и метафора «несметной орды». Конечно, потому тогда невозможно не задаться идеей анализа предмета равно и возможных врагов закона Ома, но суть не в том, - диалектика равно лишена и самой возможности обретения идентичности в отсутствие сильных и коварных врагов; тем более что ей можно сопоставить и ближайшую аналогию - теорию Дарвина, врагов у которой - хоть отбавляй!

Итак, нам предстоит пройтись и по «синодику» врагов диалектики. В первую очередь, это та часть такого полчища врагов, кто прямо предполагает отождествление как «враг», а следом - это и такого рода фигуры, чья «вражда против диалектического материализма» прямо и «вытекает из приверженности реализму и близости неким другим авторам», чему и дано идти лишь «от неприятия диалектического материализма». Более того, в целом случаи вражды дают достаточно материала равно и для построения «классификации форм вражды», начиная от «серии отдельных проявлений вражды» и вплоть до «цементирующего начала в виде вражды». Ну а от «вражды» прямая дорога и к «нападкам на диалектический материализм», чему не как-нибудь, но дано удостоиться и посвящения им неких «четырех книг». Ну а в арьергарде этой мощной когорты «злобной вражды» или «оголтелых нападок» тогда дано плестись и не более чем «особой философии отличной от диалектического материализма».

Тем не менее, случаи «вражды» и, тем более, «нападок» - это и своя особая статья, когда на подобном фоне дано иметь место и не столь резко выраженным просто «противникам» диалектического материализма. Во-первых, таковы «цельные и последовательные противники диалектического материализма в философии и истории», когда к ним до кучи - то и замеченные Энгельсом «современные ему естествоиспытатели, обнаруживающие в марксистском смысле слова антидиалектические взгляды». Ну а где противники, там дано найтись и такой форме, как резкое неприятие, скажем - то и само собой «полное отречение от диалектического материализма». А также в ряды такого рода противников удается затесаться и точке зрения, что, в одном случае, определяет «Энгельсовскую диалектику», или, в другом, совместную «диалектику Маркса и Энгельса» то непременно как мистику. Кроме того, вряд ли обязательно и принятие позы прямого противника, когда достаточно обнаружить и не более чем качество «чуждости диалектике». А помимо прочего ценность гегелевской диалектики дано подчеркнуть и тому обстоятельству, что ее тогда надлежит расценивать равно и как нечто «жемчужное зерно, которое петухи Бюхнеры, Дюринги и компания вместе с Леклером, Махом и Авенариусом не могли выделить из навозной кучи абсолютного идеализма».

Однако если враги - одна сторона, то другая сторона - это и адепты. Адептам здесь чуждо сомнение в одном - если и дано быть «диалектическому подходу», то вопреки ему - и нечто «антидиалектическому» подходу. Кроме того, и сами Маркс и Энгельс «больше подчеркивали в своих сочинениях диалектическое начало их материализма, чем собственно принцип материализма и больше подчеркивали историческое начало их материализма, чем собственно принцип материализма», что и требовалось доказать. Также в дополнение не помешает обозначить и само собой «дух» и «букву» диалектического материализма, положим, как в случае, когда очевидно и признание «рассмотрения махизма вне связи с новой физикой как издевательства над духом диалектического материализма, иначе - принесения в жертву метода Энгельса ради той или иной буквы у Энгельса». Ну и если дано быть «отступлениям от диалектического материализма», то злополучные «отступления» - то не иначе, как и «отступления от ‘Анти-Дюринга’».

В таком случае если обратиться к попытке вынесения возможной «общей оценки», то диалектику и надлежит определять как нечто, чему прямо-таки дано и «закаляться в борьбе». То есть смысл диалектики как предмета «борьбы за диалектику» равно и несоизмеримо больший, нежели чем просто «смысл диалектики».

Огл. «Диалектика» - центр притяжения

Если позволить себе оценить таблицу умножения в значении возможного «центра притяжения», то здесь вряд ли отыщется какой-либо иной смысл помимо признания таблицы умножения центром притяжения элементарной арифметики. Конечно, «диалектика» сложнее таблицы умножения, а потому ее и ожидала судьба вовлечения тогда же и в куда более сложные отношения «притяжения и отталкивания».

Удачное же начало такого анализа - это представление примера, когда в порядке, полностью противоположном порядку у возможного физического «аналога» дано иметь место и «отталкиванию противоположных полюсов». Или - равно возможен и такой случай отталкивания, что и определяется как случай «незнания диалектики». То есть здесь нам и подобает представить картину той неизбежной «метафизичности воззрений» что и исходит от любой мыслимой «антидиалектичности» философского подхода. Далее - выпадение из обоймы владеющих диалектикой это равно же и начало «неумения или боязни допускать простую и ясную постановку вопроса об отношении релятивизма к диалектике». Кроме того, уважительного отношения со стороны Ленина не удостоиться и никому из тех, кому в силу характерного лукавства присуще обнаружить и «неспособность применения диалектики к вопросу об отношении между абсолютной и относительной истиной». Равным же образом явно ошибочно и «пренебрежение различием метафизического и диалектического материализма». Точно так же неизбежным следствием не различения «грани между диалектическим материализмом и релятивизмом» дано предстать и «скатыванию в болото реакционной философии». Теперь, если дать оценку и некто «самым выдающимся теоретикам», то в их отношении также не дано не сказаться и вряд ли как-то оправданному «полнейшему незнакомству с диалектикой». Наличию тех же посылок равно дано обращаться и «причиной непонимания соотношения абсолютной и относительной истины». Если же обратиться к попытке определения, что именно и порождает такого рода «путаницу», то это ничто иное, как «отступления от последовательного применения диалектики и последовательного материализма». На таком фоне практически незначим и тот факт, что лишь «невежество в отношении философского материализма и диалектического метода Маркса и Энгельса и позволяет толковать о соединении эмпириокритицизма с марксизмом». Но здесь куда уже опаснее и тот случай что «условием, позволившим меньшинству физиков скатиться через релятивизм к идеализму, и послужило незнание диалектики». Подобным же образом кому-либо дано оказаться и далеко позади собственно потому, что он в своей терминологии «смешивает противоположение материализма идеализму с противоположением метафизического мышления диалектическому». Но равно здесь и релятивизму не избежать и такого греха как склонность «при незнании диалектики неминуемо вести к идеализму». Другое дело, что разумное объяснение все же дано предполагать и тому факту, что «буржуазная философия начала XX века особенно сфокусированная на гносеологии так и усваивала в искаженной форме такие элементы диалектики, как релятивизм и потому больше и защищала идеализм внизу, а не идеализм вверху». А равно прямая перспектива и для любого из тех, кто «не смог прямо подняться от метафизического материализма к диалектическому» - это и вероятность обретения такой характерной особенности, чем дано обращаться тогда и тому же «физическому идеализму».

Другое дело, что выбор «диалектики» в ее роли основания или начала системы воззрений - это гарантия выбора также и для самой диалектики «в ее роли фундамента» то и характерно верного направления развития. Так Марксу и Энгельсу и дано характеризовать их собственные взгляды как «основанные на принципах диалектического материализма». Равным же образом теперь и персонально Энгельсу дано было «отказаться от старого метафизического материализма в пользу диалектического материализма, а не в пользу релятивизма скатывающегося в субъективизм». Ну и подобным же образом свою разумную природу довелось обнаружить и «осуждению плохого материализма с точки зрения более развитого диалектического материализма, а не с точки зрения юмизма или берклеанства». Равно неизбежную потребность в опоре на диалектический метод довелось обнаружить и «применению Энгельсом диалектики к гносеологии», а также и «регулярному осуждению Марксом и Энгельсом плохого и главным образом антидиалектического материализма».

Однако в чем именно дано проявляться «силе» диалектики? Конечно, само обретение диалектикой ее специфической «силы» прямо обусловлено не иначе как «признанием объективной реальности и истолкованием метафизики как антидиалектики, а также пониманием материалистической диалектики» что лишь единственно и позволяет не «катиться через релятивизм к субъективизму и идеализму». Равным же образом и само знание «соотношения релятивизма и диалектики едва ли не самый важный» источник «объяснения теоретических злоключений махизма». Кроме того, не следует забывать и о том, что «гносеология диалектического материализма - она равно и система посылок, бьющих в лицо всему махистскому вздору о телах как комплексах ощущений, об элементах, о совпадении чувственного представления с вне нас существующей действительностью». Подобным же образом и «постановка диалектическим материализмом вопроса о релятивизме единственно теоретически правильна и порождает такие последствия ее незнания как миграция от релятивизма к идеализму». В том же самом ряду также и «относительности различия материи от духа дано предопределять не недостаточность материализма, а недостаточность метафизического антидиалектического материализма». Равно невозможен и какой-либо иной путь поиска «ошибки, противоположной ошибке старого метафизического материализма» как столь же обязательно и «знакомство с диалектическим материализмом», что единственно и позволяет определить путь выхода к «исходному пункту правильной философии». Ну а «осознание известных английским профессорам житейских соображений» оно и не более чем жалкий эрзац то и само собой непременно достаточного «знания диалектического материализма». Равным же образом и «оценке, определяющей механистические концепции как гипостазирующие атрибуты» не избежать выбора и такого способа обретения правильности, как «признание объективной реальности и понимание метафизики антидиалектикой». Также и некто Дюрингу довелось бы познать «ограниченность условия противоположности истины и заблуждения, если он был знаком с начатками диалектики». Ну, наконец, Дицгену - тому лишь потому и дано обладать «особой философией, отличной от диалектического материализма», что и само собой идее этой философии дано возникать лишь в силу способности «цепляться за подобные неверные места». В таком отношении и новой физике дано не иначе как следовать «к диалектическому материализму», но продвигаясь в таком направлении «зигзагом, неосознанным образом, не целеустремленно путем приближения, на ощупь, шатаясь и иногда даже задом».

И нам остается лишь сожалеть, что и «диалектика» вряд ли всесильна. В чем, увы, можно убедиться и в случае, когда «диалектика материальных превращений известных из научного эксперимента и технических успехов служит в глазах идеалиста, широкой публики или махистов не подтверждением материалистической диалектики, а доводом против материализма». Ну … что поделать с этой самой «широкой публикой»! Но на это не только можно, но и нужно ответить надеждой, что «материалистическому основному духу физики и всего естествознания дано победить и любые кризисы, но только на условиях замены метафизического материализма на диалектический материализм». И, увы, в этой светлой вере нас и огорчает лишь факт, что Рей употребляет «слово диалектика исключительно в смысле идеалистической философской спекуляции».

Другое дело, что к диалектике равно возможен подход и с «отношением ценителя». Здесь, первое, не столько следует избегнуть «полнейшего незнакомства с диалектикой», но, конечно, воспринять и «предупреждение от забвения гегелевской диалектики как ценного плода идеалистических систем». Кроме того, обращаясь назад, не помешает осознать диалектику тогда же и как нечто, чего «особенно недоставало Фейербаху, Дюрингу и Бюхнеру». Ну а по отношению всех прочих, готовых мириться с паллиативами, не помешает держать наготове и напоминание об «упрощенной форме диалектического материализма в виде житейских соображений известных английским профессорам».

Огл. Горячее дыхание в затылок … Кафке

Конечно, по итогам настоящего анализа мы попадаем и в то странное положение, когда у нас буквально пестрит в глазах от врагов и нападок, жемчужных зерен и блужданий, непонимания и незнания, широкой публики и соображений, присущих профессуре. Но к чему же здесь этот драматургический антураж? Так, если и могла бы образоваться группировка профессуры, затеявшая опровержение таблицы умножения, то такое странное намерение вряд ли кто-либо мог понять иначе, помимо признания личными сложностями самих инициаторов. Но почему для «диалектики» ничто так не значимо, как ситуативный или персональный «момент»? Конечно, нам надлежит пойти на риск и поиска возможных ответов на такие вопросы.

Поиски этих ответов и подобает начать с разъяснения одной вряд ли особо сложной проблемы - а что же такое «диалектика» на практике? На деле идея «диалектики» - это не более чем идея метафорического имени принципа адаптивности; да, хотя буквальным образом теория диалектики, начиная еще с Гегеля и предполагает формулировку неких принципов, на деле имеет место не применение таких далеко не строго определенных принципов, но всего лишь поиск гибкого решения применительно к ситуации. То есть - когда в конструктивном смысле Ленин и пытается прибегнуть к «диалектике», то на самом деле он озадачен лишь адаптацией к такому особенному порядку как отсутствие однозначности в развитии ситуации. Иначе - прагматически «диалектика» это не более чем метафорическое имя существования решения и по отношению такого рода особенных обстоятельств, когда или начальные условия не позволяют четкого выявления или и некий фактор не проявляет себя не непосредственно сразу, но лишь в процессе становления события. В таком случае и понятие «диалектика» - это понятийная метафора равно и игры неких привходящих, вносящей момент неопределенности в развитие ситуации.

Однако и совершенно иной вопрос - это и вопрос о смысле, что предполагает и бесконечное заклинательное произнесение имени «диалектика». Если судить по тому ряду примеров, что нам довелось подобрать в наших данных, то это далеко не рекомендация как вести поиск решения исходя из имеющей место неоднозначности условий задачи, но, напротив, произнесение неких сакральных слов равно и на манер заклинаний, посредством которых желающие и совершают попытки «изгнания дьявола». Или - манера Ленина к месту и не к месту вспоминать «диалектику» - это и не более чем совершение акта изгнания нечистой силы, но предпринимаемого и в несколько иной системе координат. Об этом и появляется возможность судить на том основании, что какого-либо конструктивного посыла в такого рода «оценочные суждения» или заключения он элементарно и не предполагает вкладывать. Он не более чем просто утверждает - пониманию его оппонентов дано исходить равно и от совершенно иного «символа веры», в его оценке - от соблазна, идущего от «князя тьмы», как это можно понять, если определять и как таковую прилагаемую меру равно и порождением предлагаемой Лениным системы координат.

На деле «диалектика», как это и определяет заглавие настоящего раздела - это и некая кафкианская реальность. С одной стороны, «диалектика» - это и средство введения в заблуждение, построение утверждений в отсутствие понимания, что они обещают и такой результат как реальность вечного двигателя, с другой стороны - это и средство утверждения правомерности грубых оценок, а также, конечно, она же и камуфляж, укрывающий все то, что и подлежит сокрытию. Далее, «кафкианская природа» диалектики - это и такое ее качество как обращение элементом и литургического действа, более того, скорее и органической составляющей такого священнодействия. То есть диалектика, скорее лишь «прикидываясь» средством познания реально служит образованию тогда и того литургического пространства, в отсутствие которого невозможно и становление нечто «системы убеждений». Ленин тогда и осеняет себя словом «диалектика» как крестным знамением, дабы и не впадать в соблазн принятия порождаемого «нечистой силой» тогда и некоего ложного учения. Другого смысла данного понятия в его знаменитой работе нам просто не довелось обнаружить.

Огл. Заключение

Насколько можно судить, сама «диалектика» в ее роли одной из философских концепций вряд ли могла бы привлечь к себе достаточно внимания, не окажись она в центре общественного интереса в силу неких внешних обстоятельств. Тогда и настоящему анализу в какой-то мере дано характеризовать не только как таковую концепцию «диалектики» или рассуждающую о ней работу, но, помимо того, и непосредственно природу интереса, направленного на эту «концепцию» или рассуждающую о ней монографию. Или - на наш взгляд правомерна и та оценка, что реальность «диалектики» - это не реальность некоего шага в развитии познания, но реальность и своего рода мировоззренческого синтеза; тогда «диалектика» - это и характерно удобная форма или инструмент для воспроизводства «символа веры».

03.2020 - 02.2024 г.