Задачу настоящего рассуждения составит идея осознания нечто такого предмета, как предмет знака, или - идея осознания присущих знаку функции и предназначения. Хотя одновременно мы ограничимся и такого рода решением данной задачи, что прямо исходит из некоей предустановки - знак для нас это прямое средство придания символическому качеству тогда и специфики формата. То есть мы и само собой символическое качество намерены понимать таким, что одинаково допускает обретение что рыхлым, что незрелым, когда его обращению в строгий знак и дано означать придание такому качеству еще и характерного формата.

Потому и следует начать с определения такого предмета, чем, собственно, и возможно признание в широком смысле символического качества. А отсюда и нечто исходной «точкой отсчета» нашего рассуждения и дано стать и представлению нечто общей модели или схемы информационного взаимодействия. Тогда, дабы не путать анализ тем же избытком детализации, следует принять во внимание и ту очевидную специфику информационного взаимодействия, что ему равным образом дано располагать двумя - что транспортным, что содержательным уровнем. Предположим, мы наблюдаем табло, высвечивающее цифру, к примеру, «5». Что именно дано означать такому показанию табло? Скорее всего, ему равно дано означать и некий порядковый номер, приводимый к некоему упорядочению - номер очереди, нумерованной группы, открытого входа и т.п. Но равно ему дано означать и те же вес, уровень температуры, влажности, число открытых проходов и нечто иное, что позволяет признание еще и индикацией теперь не порядковой, но объемной или величинной меры. В таком случае в практическом смысле такие табло и не позволяют изготовления под функцию представления не комментируемых данных - на практике если они и предполагают краткую форму индикации, то и на полях табло необходима простановка подписи, прямо и говорящей, что означают индицируемые данные, к примеру, знака температуры или меры веса. Но и собственно изображение числа «5», особенно, если оно и формируется как теперь отходящая в прошлое фигура из 5 светящихся палочек, расположенных по контуру S-образной линии, так же позволит понимание и не собственно изображением числа «5», но и нечто иным. То есть отсюда и следует, что нечто, на уровне автоматизма и позволяющее осознание как некий паттерн, следом равно позволит осознание тогда и как некий символический смысл. Так и человека, очутившегося в знаменитой «китайской комнате», отличала и способность оценки иероглифов по признакам идентичности, то есть - по признакам воспроизводства паттерна, но, по незнакомству с иероглифическим письмом, - уже не в значении содержательных знаков письменности. Точно так же, и если некто современник Юлия Цезаря, знавший в то время лишь латинские цифры, и увидит современную арабскую «5», то она ему ничего и не скажет, или если и покажет, то далеко не знакомый нам смысл.

В таком случае, те элементы паттерна, что и обращаются объектом различения в нашей перцепции - это одно, а символическая нагрузка, что им и дано доносить до присущего нам сознания - нечто иное. Здесь явно возможно множество таких зависимостей, но важно понимать само собой специфику двузначности - наблюдение созданного кем-то паттерна - это далеко не распознание той символической нагрузки, вложенной в подобный паттерн и кем-то его создателем. Отсюда и некое разделение, опять же, все так же характерно релятивное на «паттерн» и «символическую нагрузку» и обращается в разделение информационного взаимодействия на два уровня или слоя - транспортного, где действует код, условно представленный «паттерном», и содержательного, где действует символическая нагрузка, представленная и нечто аллюзией стороны приема на наличие кода. Другое дело, что сторона приема, еще и в ситуации намеренного создания паттерна-кода на стороне передачи, уже далеко не безошибочна в распознании нагрузки, что сторона передачи и предполагала довести до стороны приема. Чему тогда и дано порождать проблему должной и заведомой формализации вероятных аллюзий, что стороне приема тогда уже как бы «следует формировать» в ответ на трансляцию некоего кода.

Но неизбежным продолжением такого рассуждения возможно признание и некоего же упорядочения развернутой в нем картины. Поскольку, по существу, мы имеем дело с восприятием как бы «сугубо технического» паттерна при его осознании как не более чем источника аллюзии, то, если мы и преследуем цель обеспечения «точности работы» схемы передачи, нам важно, чтобы паттерн умел бы «хорошо работать» источником аллюзии, а сам собой практически ничего не значил. То есть, положим, нам необходимо такое построение схемы голосовой сигнализации, чтобы и качество дикции практически не мешало передаче содержательной компоненты. Или - здесь нам прямо и следует так разнообразить фонемы, чтобы они равно позволяли различение, что - предполагая произнесение посредством отработанной дикции, что посредством и характерно негодной. Пожалуй, даже более характерным примером здесь возможно признание и такой цели подбора графических значков, дабы и плохому почерку не дано изменять самоё форму их начертания. В таком случае, если обобщить, то нам важно, чтобы паттерн-код и отличали бы две вещи - он представлял бы собой и нечто относительно простое для распознания, и, здесь же, и нечто строго неповторимое для исключения смешения. Отсюда и передачу сообщения таким кодом можно характеризовать и как достаточно надежную.

Или - помимо содержательной стороны или предмета замкнутой на некую кодовую форму аллюзии, информационному взаимодействию дано предполагать и тот существенный аспект, что некой системе стимулов, собственно и создающих паттерн, воспринимаемый как код, дано обнаружить и некую существенную специфику достаточности или пригодности в таком употреблении. Другими словами, и собственно кодовым паттернам и дано обнаружить тогда и специфику наглядности и различимости, технически достаточных для построения с их помощью и нечто «надежного» канала передачи информации.

В таком случае из этого условия дано следовать и тому продолжению, как образование и неких коллекций такого рода форм, что позволяют отождествление и как неким образом «обкатанные» в той же практике коммуникации еще и в части известной стабильности вызываемой реакции, собственно и принимающей форму «прочтения паттерна-кода». Или - общий выбор такого рода знаков и форм уже не бесконечен, но как-то ограничен, и здесь вряд ли возможно предположение и той же безграничной свободы выбора. Тогда такой паттерн, что и позволит признание тогда и в значении нечто «рационального как паттерн» и ожидает выделение в значении знака - той формы паттерна, что и приносит удобство в использовании при построении надежного канала трансляции сообщения. Или - «знак» и есть та форма, что пригодна для выбора еще и как «удобная форма», невзирая на то, какой именно аллюзией или символическим качеством неким «таблицам кодировки» и дано нагружать такой знак при построении и некоего реального канала. В подобном смысле здесь непременно следует вспомнить три каким-то образом родственных алфавита - исходный греческий, латинский и кириллический, и представить то различие в аллюзии, что и дано вызывать по виду чуть ли не совершенно одинаковым паттернам. И если держаться здесь «линии паттерна» или «линии кода», то одинаковые знаки способны вызывать и характерно разные аллюзии, что и предполагают определение посредством такого рода практик установления конвенции, как некие алфавиты.

А далее дано вступать в действие и такой специфике, как изощренность знака. Если знак достаточно изощрен и потому уникален, тогда он и «не нуждается в комментариях», но это не в любом случае так. К примеру, на картах дано иметь место отмеченным там линиям высоты, но и сами собой такие линии просто как линии уже не сообщают сведений о направлении склона. То есть если брать лишь «линию высоты», то здесь использован явно не изощренный знак, что и порождает как бы не строго определенную, но только лишь еще не до конца выверенную аллюзию, - мы понимаем, что вот так дано проходить некоему сечению местности плоскостью, но не проясняем из этого направление склона. Или - если на картах линии высоты так бы и ставить без знака направления склона, то и наше представление о местности не исключало и элемента догадки. И картографы тогда и делают вывод, что линия высоты просто как линия прямо неуместна, и тогда и возможна лишь в комбинации с другим знаком или связкой знаков, указывающих и направление склона. Но даже без сопровождения таким указанием, линия высоты и без функции указания направления склона - все равно не утрачивает и своего качества знака.

Тогда мы и приходим к тому, что для знаков не все так просто и в части вызываемых аллюзий. Или - знакам дано порождать аллюзии, но - далеко не обязательно и аллюзии некоего фиксированного объема; знаку дано сообщать нам что полный комплект признаков, что - и не более чем «контур» необходимых представлений. Взять, к примеру, электрические схемы, где и получают применение знаки схемных элементов, положим, наиболее элементарных - электрических сопротивлений. На такой схеме можно использовать и менее всего иллюстративный знак сопротивления - просто указывающий на факт установки данной детали в некоем месте схеме, и тем самым не предполагающий и какого-то углубления в детали. Но здесь же возможна и постановка знака сопротивления, указывающего и на такой важный признак, как показатель «ваттности», или - способности рассеивания тепла. Кроме того, возможно использование и такого знака сопротивления, чему дано представлять собой еще и указатель используемого в сопротивлении материала нагревательного элемента - или проводящего слоя, создаваемого напылением на керамическую подложку, или - изготовленного из резистивной проволоки. Точно так же и конденсаторы - схеме дано содержать и «безличный» знак конденсатора, но куда более вероятно, что она все же покажет, что это или же нечто полярный конденсатор или конденсатор, изготовленный из неких материалов, положим, униполярный пленочный или керамический. Или - знаку, теперь уже на стороне аллюзии, на стороне паттерна так фактически и оставшемуся «лишь паттерном», и дано порождать на стороне приема те же далеко не одинаковые по их насыщенности идеи ассоциации. Причем важно, что если на практике здесь и наблюдается прямая корреляция между сложностью знака и сложностью аллюзии, то в строгом смысле такое соответствие далеко не обязательно, когда, положим, и необычайно сложный чип уже позволяет представление и всего лишь знаком треугольника или квадрата.

Тогда соединение представленных выше рассуждений и позволяет образование представления, что же и представляет собой семантическое понятие «знак». Знак - это любым образом такого рода формат инициирующего аллюзию объединения совместно действующих условий паттерна-кода и, равно, характерного «объема» или полноты аллюзии, за чем определенно и закрепляется уже нечто и своего рода формула или консистенция такой параллели. То есть «знак» - это и есть такого рода формат «единицы средств» кодо-символьной конверсии, в отношении чего и имеет место или задание в строгом определении, или - закрепление в традиции некоего соединения и таких двух оснований как объем паттерна, и, одновременно, структура аллюзии. Собственно в подобном смысле тогда и возможно утверждение, что «иероглифы - не буквы», поскольку иероглифы - это понятийные, на крайний случай - слоговые единицы, а буквы - прямо фонетические. Причем та же картина равно позволит понять, что здесь и куда большие размеры коллекции аллюзий тех же иероглифов тогда и потребуют для последних еще и усложнение паттерна, поскольку количество иероглифов уже и само собой будет характерно больше. Или здесь можно вспомнить и о том, что когда в алфавиты, производные от базисных алфавитов происходит добавление и, скажем так, неких «переходных» звуков, то здесь для графического представления таких знаков неизбежно применение и неких дополнительных средств обозначения.

А тогда если знак и следует определять закрепляемым как формат или практика порядком объединения двух образующих начал, то здесь возможно и образование тех же знаковых систем, тогда или строящихся как разделяющие общий стандарт, или, в развитие, - как многоуровневая система, объединяющая из следования некоей телеологии и несколько уровней «стандарта исполнения» знака. Иными словами, система знаков - это система, во что и возможно приведение некоторой коллекции знаков или на началах некоей однородности присущего им формата сочетания «паттерн-код - уровень сложности аллюзии», или, в другом случае - на началах упорядоченного набора подобных уровней однородности. При этом не помешает и напоминание о таком характерном для математической логики представлении, как отождествление в значении того же множества и здесь же «множества мощностью один».

Или система знаков - это вовсе не система описания реалий некоей специфики или природы, но - тогда уже система рационального как своего рода «логистика» комплекса средств трансляции некоторым образом организованных сущностей, главным образом ориентированных на представление предметов одной и той же природы. Таким образом, системы знаков равно способны выражать собой и те же начала некоего отдела онтологии, но здесь же и непременно в преломлении условия рационального подбора таких маркеров еще и для осуществления характерной коммуникации. То есть - если в одноязычной Америке дорожные знаки и позволяют написание словами, то в многоязычной Европе единственно возможный выход - это использование идеограмм. Или - словам и идеограммам равно дано выражать явно все ту же природу ситуаций в дорожном движении, но и как сами собой слова и идеограммы - уже не вносить ничего своеобразного в специфику подобной природы.

Таким образом, «знаковая техника» - это не источник порождения нового знания, но - такой источник его представления, что, скорее всего, прямо удобен для совершения нечто оперативных актов или поступков осведомления. То есть «знаковой технике» дано дополнять картину осведомленности еще и способностью «быстрого овладения» ситуацией, когда подобная быстрота как бы не абсолютна, но придает здесь и как бы «большее проворство» уже в сравнении с другими техниками получения данных о неких предметах. А отсюда, как правило, и вероятными кандидатами в субъекты знаковой идентификации тогда и следует определять сущности, каким-то образом прямо расположенные к «оперативной» форме осознания. В таком случае и из сравнения данных о предмете, трансформированных в знаки и - неких других данных, просто закрепленных в определенной образной или спекулятивной форме тогда и возможно составление той же картины востребования некоторой части сущностей той или иной предметной области для их оперативного использования. Скорее всего, на этом и исчерпывается проблема природы знака, если и брать его как налагаемый формат «знак» уже вне специфики выражаемого им означаемого.

11.2018 г.