Предмет настоящего анализа - проблема природы знака, или проблема предмета исполняемой знаком функции и предназначения знака. С другой стороны настоящему анализу не дано выйти и за пределы постановки задачи квалификации знака как не более чем такого признака или специфики, что означают практику или порядок придания универсальному началу «качества символа» равно и специфики характерно особенного формата. То есть тогда «качеству символа» или символическому качеству дано означать характеристику, равно приемлющую задание и в нестрогой, и не во вполне зрелой форме, когда обращению символа знаком подобает означать и придание такой характеристике специфического и строгого формата.

Отсюда очевидное начало настоящего анализа - формулировка определения символического качества, если допускать для данного качества возможность задания в условно «широких пределах». При этом также невозможен выбор и какой-либо иной последовательности построения рассуждения, нежели представление общей модели или схемы информационного взаимодействия. Однако чтобы не перегружать анализ избытком детализации, нам подобает исходить из того понимания информационного взаимодействия, что обнаруживает лишь два особенных уровня его протекания - транспортный и содержательный. Тогда положим, что некое табло высвечивает некий кодовый элемент, допускающий символическое осознание, например, рисунок цифры «5». Скорее всего, число 5 означает здесь состояние смещения по порядковой последовательности - а именно, номер очереди, нумерованной группы, открытого входа и т.п. Но если не порядковой последовательности, то все то же число способно означать и значение веса, уровня температуры, влажности, числа открытых проходов или чего угодно иного, означающего указание не порядковой, но объемной меры или меры величины. Если же функция содержательного уровня такого табло очевидна, то оно также позволит изготовление и под представление не комментируемых данных - но на практике если такие данные предполагают краткую форму индикации, то на полях табло не избежать и постановки подписи, прямо указывающей, что означают данные, например, уровень температуры или меру веса. Кроме того, и самому изображению цифры «5», особенно если оно сформировано как отходящая в прошлое фигура из 5 светящихся палочек, расположенных по контуру S-образной линии, также дано предполагать понимание не как изображения числа «5», но как изображения нечто иного. Тогда на уровне философской абстракции и правомерно то последующее допущение, что нечто, что на уровне автоматизма и предполагает осознание как некий паттерн, следом позволит осознание равно и как некий символический смысл. То есть - тогда и человека, попадающего в знаменитую «китайскую комнату» дано отличать способности оценки иероглифов по признакам идентичности, то есть - по признакам воспроизводства паттерна, но, по незнакомству с иероглифическим письмом, не по символической нагрузке данных элементов кода. Точно также если некое лицо времен Древнего Рима могло бы увидеть современную арабскую цифру «5», то ему или не удастся выявить смысл этого изображения, или - равно проявить склонность к наделению этого элемента кода фантастическими особенностями.

Если настоящее рассуждение не заключает собой ошибки, то элементы паттерна, что обращаются объектом различения в нашей перцепции - это одно, когда та символическая нагрузка, что они доносят до воспринимающего их сознания - то и нечто иное. Конечно, в этом случае реально и очевидное разнообразие всевозможных зависимостей, но важно иное - понимание самой специфики двузначности, когда наблюдение некоего особенного паттерна - это далеко не распознание той символической нагрузки, что довелось вложить в подобный паттерн тому же его создателю. Разделение на «паттерн» и «символическую нагрузку» - это не какое-либо условное, но безусловное разделение или разделение информационного взаимодействия на два уровня или слоя - транспортного, где действует код, условно представленный «паттерном», и содержательного, где действует символическая нагрузка, представленная аллюзией стороны приема на наличие кода. Другое дело, что сторона приема, еще и в ситуации намеренного создания паттерна-кода на стороне передачи, уже далеко не безошибочна в распознании той нагрузки, что сторона передачи намеревалась донести до стороны приема. Тогда такого рода «нестыковка» и обращается реальностью проблемы должной и заведомой формализации вероятных аллюзий, что стороне приема и «подобает формировать» в ответ на трансляцию набора некоего кода.

Однако продолжить настоящий анализ все же надлежит этапу упорядочения развернутой в нем картины. Поскольку на уровне фиксации картины восприятие кода это фиксация «сугубо технического» паттерна для его последующего осознания на положении источника аллюзии, то, если мы и преследуем цель обеспечения «точности работы» схемы передачи, то нам важно, чтобы паттерн умел бы «хорошо работать» источником аллюзии, а сам собой практически ничего не значил. То есть, положим, нам необходимо такое построение схемы голосовой сигнализации, чтобы и качество дикции практически не мешало передаче содержательной компоненты. Так, здесь возможно обращение к попытке придания фонетическому носителю равно и той специфики, чтобы данные фонетические формы не утрачивали бы различимости и при произнесении обладателем четкой дикции и - при произнесении лицом с нарушениями речи. Или, в другом случае, графические знаки равно подобает построить еще и таким образом, чтобы и плохой почерк не был бы в состоянии изменить формы их начертания. Тогда если обобщить, то подобает признать существенным, чтобы паттерн-код располагал бы двумя существенными качествами - заключал бы собой не только нечто простое для распознания, но и нечто характерно неповторимое для исключения смешения. Отсюда и передачу сообщения таким кодом уже можно характеризовать как достаточно надежную.

Или - помимо предмета содержательной стороны аллюзии, ассоциируемой с неким средством кодового носителя, информационное взаимодействие заключает собой и такой существенный аспект, что создающей паттерн системе стимулов подобает обнаружить и характерную достаточность или пригодность в таком употреблении. Другими словами, кодовые паттерны подобает отличать и той мере наглядности и различимости, что с технической точки зрения обеспечивает построение характерно «надежного» канала передачи информации.

Тогда такому условию дано влечь за собой и продолжение в виде образования тогда и нечто коллекций тех форм, что позволяют отождествление как характерно «обкатанные» в практике коммуникации еще и в части стабильности той вызываемой реакции, что принимает форму «прочтения паттерна-кода». Или - общий выбор такого рода знаков и форм уже не бесконечен, но неким образом ограничен, и здесь вряд ли возможно предположение безграничной свободы выбора. Тогда такой паттерн, что позволит признание в значении нечто «рационального как паттерн» и ожидает выделение в значении знака - теперь уже формы паттерна, обеспечивающей удобство в использовании при построении надежного канала трансляции сообщения. Или - «знак» потому и есть форма, пригодная для выбора еще и как «удобная форма», невзирая на то, какой именно аллюзией или символическим качеством неким «таблицам кодировки» доводится нагружать данный знак при построении реального канала. В подобном смысле здесь следует вспомнить и три родственных алфавита - исходный греческий, латинский и кириллический, и представить то различие в аллюзии, что дано вызывать по виду едва ли не полностью одинаковым паттернам. И если держаться здесь «линии паттерна» или «линии кода», то одинаковым знакам доводится вызывать и характерно разные аллюзии, что будут предполагать их определение лишь посредством такого рода практик установления конвенции, как некие алфавиты.

Далее развитию качества знака дано покоиться и на такой специфике, как изощренность знака. Здесь в том случае, если знак достаточно изощрен и потому уникален, то он «не нуждается в комментариях», но это все же не в любом случае так. Например, на географических картах отмечены линии высоты, но и сами собой такие линии просто как линии уже не сообщают сведений о направлении склона. Или если в качестве знака расценивать только лишь «линию высоты», то она явно исключает признание тем характерно изощренным знаком, которому доводится порождать строго определенную аллюзию, - мы понимаем, что так вот дано проходить сечению местности плоскостью, но не проясняем из этого направление склона. Или - если линии высоты на картах так бы и оставить без знака направления склона, то и наше представление о местности не исключало и элемента догадки. И картографы тогда и приходят к выводу, что линия высоты просто как линия характерно неуместна, а ее указание возможно лишь в комбинации с другим знаком или связкой знаков, указывающим направление склона. Но даже без сопровождения таким указанием, линия высоты и в отсутствие функции указания направления склона не утрачивает и своего качества знака.

Данный анализ тогда и наводит нас на мысль, что для знаков не все так просто и в части порождения аллюзии. Или - притом, что знаки наделены способностью порождения аллюзии, в качестве таковой не обязательно дано предстать аллюзии фиксированного объема; знак произволен в том отношении, что может использоваться для выражения комплекта характеристик далеко не строго заданного в присущем ему объеме. Так, здесь допустимо представление примера электрических схем, на которых нанесены знаки схемных элементов, скажем, электрических сопротивлений. В этом случае не исключено и то грубое построение этой схемы, что ограничивается указанием лишь омического номинала сопротивления, но не задает значение количества тепла, рассеиваемого этим элементом. Кроме того, для электрического сопротивления также возможно указание и типа используемого в нем нагревательного элемента - или такой резистор содержит этот элемент в виде пленочного покрытия или содержит элемент, изготовленный из проволоки. Но куда более важно указание всех существенных параметров уже для установленных в схему конденсаторов - или это полярный электролитический конденсатор или это разновидность униполярного пленочного или керамического конденсатора. То есть знак, если теперь уже брать сторону аллюзии, это источник порождения ассоциаций, часто далеко не одинаковых по насыщенности. Причем важно, что если в широкой практике имеет место прямая корреляция между сложностью знака и сложностью аллюзии, то в строгом смысле такое соответствие далеко не обязательно, когда, положим, и необычайно сложный чип позволяет представление не более знаком треугольника или квадрата.

Обретение нами целого ряда результатов данного анализа прямо позволяет переход к такому этапу их синтеза, что вознаградит нас основой, на чем и возможно построение представления о семантической природе понятия «знак». Знак как особая разновидность информационного объекта и есть нечто средство, достаточное для объединения совместно действующих условий паттерна-кода и, равно, характерного «объема» или полноты аллюзии, что и ожидает закрепление в нечто формуле или консистенции подобной параллели. То есть «знак» - это такого рода разновидность средства, обслуживающего кодо-символьную конверсию, что прямо предполагает или строгое задание или - закрепление в традиции то не иначе как соединение двух таких оснований как объем паттерна, и, одновременно, структура аллюзии. Собственно в подобном смысле и возможно утверждение, что «иероглифы - не буквы», поскольку иероглифы - это понятийные, на крайний случай - слоговые единицы, а буквы - это характерно фонетические формы. Причем из представленной здесь картины также можно понять, что и куда большие размеры коллекции аллюзий тех же иероглифов потребуют для последних еще и усложнение паттерна, поскольку здесь возникает необходимость и в куда большем числе используемых паттернов. Или - здесь не помешает и напоминание о факте, что когда в алфавиты, производные от базисных алфавитов происходит добавление, скажем так, «переходных» звуков, то здесь для графического представления таких знаков неизбежно и использование дополнительных средств обозначения.

Тогда если знак и подобает определять как нечто закрепляемый как формат или порядок объединения двух образующих начал, то здесь возможно образование тогда же и нечто знаковых систем, строящихся или как разделяющие общий стандарт, или, в развитие, - как многоуровневая система, объединяющая из следования некоей телеологии и несколько уровней «стандарта исполнения» знака. Отсюда система знаков и обнаруживает качество системы, в которую возможно приведение некоей коллекции знаков или на началах однородности присущего им формата сочетания «паттерн-код - уровень сложности аллюзии», или, в другом случае - на началах упорядоченного набора такого рода уровней однородности. При этом полезно напомнить и о том правиле математики, что качеству множества дано отличать и «множество мощностью один элемент».

То есть система знаков - это отнюдь не система описания реалий некоей специфики или природы, но, напротив, это система комплекса средств трансляции, рационального как своего рода «база логистики» при этом и ориентированного на представление предметов одной и той же природы. Отсюда для системы знаков отнюдь не исключена и возможность выражения начала некоего отдела онтологии, но здесь же и в преломлении не иначе как рационального подбора данных маркеров тогда и для поддержания характерной коммуникации. То есть - если в одноязычной Америке дорожные знаки практически достаточно задавать в формате лексемы, то в многоязычной Европе единственно возможный выход это использование идеограмм. Или - словам и идеограммам равно дано выражать ту же самую природу ситуаций в дорожном движении, но и как сами собой слова и идеограммы - тогда и не вносить никакого своеобразия в специфику данного вида природы.

Отсюда «знаковая техника» - это никоим образом не источник порождения нового знания, но - такой источник его представления, что, скорее всего, удобен для совершения оперативных актов или поступков осведомления. Тогда и само предназначение знаковой техники - явно же предназначение в части дополнения картины осведомленности еще и способностью «быстрого овладения» ситуацией, когда подобная быстрота как бы не абсолютна, но придает здесь и как бы «большее проворство» в сравнении с другими техниками получения данных о неких предметах. Тогда и положение вероятных кандидатов в субъекты знаковой идентификации и выпадает обрести сущностям, каким-то образом прямо расположенным к «оперативной» форме осознания. В таком случае и из сравнения данных о предмете, преобразованных в знаки и - некоторых иных данных, просто закрепленных в определенной образной или спекулятивной форме возможно составление теперь и картины востребования некоторой части сущностей той или иной предметной области для их оперативного использования. Скорее всего, на этом и исчерпывается проблема природы знака, если и характеризовать налагаемый формат «знак» равно и вне специфики выражаемого им означаемого.

11.2018 - 05.2023 г.