В случае обращения кого-либо адептом религиозной веры, скорее всего, значимый мотив поступка - также и воспитываемое любой религией взвешенное отношение к возможности вынесения суждения. Провозглашаемая религиозной догмой и символизирующая сверхразумное устроение «высшая воля» наделена в религиозной догматике прерогативой сверхрационального творения, действительность которого вряд ли доступна человеческому разуму. Вместе с тем потребность в фиксации проявлений обладающего особым разумом сверхначала реализуется в религии посредством формул абсолютизированных сверхсущностей, наподобие греха, святости, чуда, ниспосланного испытания и т.п. Для последних равно и присвоение категорично определяемых имен определяет и отождествление уникальной смысловой проекцией - как бы «абсолютной позицией», прямо исключающей смешение с локальной «конкретной» спецификой. В частности, для религиозного сознания грех - то непременно «абсолютный» грех, хотя, возможно, некоторые из греховных деяний вряд ли отличает хоть сколько-нибудь существенная аморальность. Как бы то ни было, но следует понимать, что любое выражающее идею «сверхсущности» понятие наделено лишь одним соответствующим ему смысловым соотнесением, явно исключающим включение подобного понятия в порядки возможного углубленного структурирования представлений.
Далее религиозное представление помимо его как бы «внеконтекстной» абсолютизации смыслового соотнесения дано отличать и элиминации собственно субъективности. Основание устроения внутреннего мира «руководимой Богом» личности и образует устранение «Я», фактически обращающее подобного субъекта представителем «внешнего». Однако тот же самый феномен самоотречения заметен и в рассуждениях В.И. Ленина, преподносившего марксизм незыблемым учением и осуждавшим всякого, позволяющего себе отклонение хотя бы на букву - здесь мы не рассматриваем справедливость этих обвинений, - от признания положений такого рода «окончательной» теории.
Специфика же наших дней, несмотря на некоторый религиозный «ренессанс», все же куда более значимую роль скептицизма в формировании индивидуальной психологии. Большей частью скрытая, но иногда явная телеология такого рода критического мировосприятия и подразумевает формирование рационального или даже «научного» понимания, чье предназначение и составляет осознание способности интерпретации уже не как порождения внушения, но как формы осмысленного продуцирования, притом, что присущую индивиду способность обладания суждением подобная схема обдуманно представляет как беспрепятственно открытую. Фактически подобную установку следует рассматривать как столь же чреватую неизбежными нестыковками, что и присущее религии авторитарное истолкование. Но и данная нам свобода суждения - отнюдь не свобода заявления любой возможной иллюзии, открытые перед нами возможности построения интерпретации - они только лишь возможности адресации к действительности в пределах присущей действительности способности трансформации. Таким образом, суждение и в соотносящей части не бесконечно трансформируемо, как оно ограничено и в объеме доносимого им содержания. Сама по себе возможность обретения смысла посредством соотнесения некоей осознаваемой нами условности тогда и с нашей индивидуальностью тем и ограничена в порядке ее формирования, что ей и полагает пределы не только действительность какой-либо предметной общности, но и гранулированность налагаемой сетки позиций или равно и специфика знаковых конструкций. Предметность суждения тогда и подлежит расценивать не иначе как на положении производной равно и всех возможных начала становления суждения.
Реальность такого рода порядка как зависимость предметности суждения от соблюдения требований корректности его построения и обращает «предмет» суждения, если условием формата «суждения» и определять некоторое «расширенное» истолкование, то и в место приложения критерия, устанавливающего факт корректности соотнесения для нечто задаваемого посредством вынесения суждения. Далее, поскольку в нашем понимании не столь уж и существенно сопровождение данной непростой формулы подобающими иллюстрациями, то мы позволим себе лишь напомнить о введенном нами ранее требовании обязательного наделения акта идентификации характеристиками отличающей его раздельности и специфичности. В частности, лишь соблюдение этого правила и позволяет исключение всякого смешения феноменального представления и производного от него порядкового представления, в частности, событийного или рефлексивного. Так, та же «пуговица» вполне допускает для себя смысловое соотнесение феноменального плана, когда «число 5» открыто лишь для рефлексивной фиксации. Существенным здесь следует понимать и условие стабильности выделяемого соотнесения; в частности, для одной возможности соотнесения характерна значимость, устойчивая в определенной контингентной среде, что и отличает понятие «правда» в укореняющей его русской ментальности, для другой - индивидуальная, как отношение Ленина к Э. Гуссерлю, видевшего в последнем, как ни удивительно, «клоуна». Подобного рода «индивидуальность» понятийных форм - это не только лишь особенность «свободных» форм построения интерпретации, но нередко она же и свойство формализованных практик синтеза интерпретации. В частности, в естественных науках, приобретение понятием «окисления» его нового предметного наполнения вовсе не тождественно несению им его исторического имени, а равно и традиционное для этого направления познания понятие «вакуум» также допускает расщепление на ряд отдельных понятий, несущих в этом случае лишь общее имя.
Тогда если и исходить из «логики» высказанных здесь оценок, то и комбинация именования и заданной посредством данного маркера смысловой ассоциации - это не иначе как ситуативная специфика. Хотя в соизмерении с суждением просто смысловая ассоциация - это не обязательно нечто «значимое» начало: преследующие свои особенные цели дегустатор и любитель выпить сходятся в признании пива «жидкостью горького вкуса». Отсюда тогда и доводится исходить той норме, что расценивает употребление имени в суждении уже как не случайное выпадение обстоятельств, но как определяемое характером требований предъявляемых функции обозначения. Непосредственно же комплекс требований, предъявляемых к употреблению имени в суждении, определит тогда и условие сложности представлений выражаемых этим именем. Если же пренебречь адаптацией имени к сложности представлений выражаемых этим именем, то и «работа имени» будет ограничена простой фиксацией как бы «наглядной части» содержания. Далее же те суждения, что фактически исключают возможность их приведения к более совершенному уровню представления, обнаружат и тренд их эволюции из средств именования в средства посылки сигнального вызова. Такие суждения, если они и сохраняют определенный потенциал формирования интерпретации, то лишь такой, чьей функциональности уже недостаточно для построения последовательной практики синтеза соотнесения, но все ещё достаточно для построения эпизодического «мерцающего» синтеза.
Теперь обретение ряда предварительных результатов данного анализа - уже достаточное основание и для построения классификации порядковой сложности именующего отношения. В основание такого рода классификации и надлежит положить различия, формализующие такую специфику, как «последствия времени». В этом случае сама природа различий «продолжительности» определит и необходимость применения таких средств, обеспечивающих сохранение значения «неизменно таким», что поддерживают требуемую длительность действия как такового средства построения. Потому и высший класс - имя - в нашем понимании будет указывать на порядок, когда время уже не в состоянии подчинить себе смысл. То есть - такое имя, что достаточно для воплощения тогда и устойчивого порядка соотнесения - оно и средство указания «устоявшейся» содержательной формы.
Следующий ранг, означающий собой несколько меньшую стабильность соотнесения с денотатом данной референциальной структуры - характеристика зовут - по сути, признание уместности использования данного имени для обозначения, но не более того. Еще менее стабильный уровень, нежели уровень «зовут» - это уровень именования называется или формация означающая, что употребляющие некое именование признают присущую ему временность, продолжающуюся вплоть до момента задания и вполне возможного более приемлемого обозначения.
Характерная специфика представленной здесь фактически самоорганизующейся иерархии категорий это и присущая ей возможность проецирования на последовательность порядка «приобретения» знания. Человек в отношении нечто понимаемого изначально привычно прибегает к использованию «называния», далее у него входит в привычку регулярное обозначение подобного нечто избранным именем и, в конце концов, он полностью переходит на использование «закрепленного» имени. Причем и сама природа понимания людьми действительности, неизменно полагающая в ее основу не иначе как практику интерпретации не позволяет человеку и отождествление абсолютов «как абсолютов», что и показывают примеры неизбежно релятивного осознания религиозных догм. Потому тогда догматы веры и исходят из того порядка, когда все меняющееся признается тождественным времени, а все неизменное - тождественным пространству. Видение религией пространства непременно же завершенным и позволяет вере построить его понимание как нечто «представительство» бога. Характерный пример: речь также представляет собой образец «божественного творения», откуда и язык следует понимать системой, опирающейся на неизменность основания в форме лексического корпуса.
Специфика же поспешно рациональных «измов» - все же пренебрежение потребностью во времени; для «измов» определение цели - все, достижение цели - практически ничто. Отсюда «измы» и позволяют понимание равно и «самой небрежностью», поскольку им не дано различать и весьма важное несходство между «дать имя» и «назвать». Отсюда вспомогательную когнитивную задачу построения любой структурированной системы представлений и надлежит составить устранению каждого определенного нами «уклона» - и отказа от использования схемы разложения во времени, и - отказа разложения в пространстве. Построение структурированной системы возможно лишь при наличии следующего значимого условия - осознания связей конфигурации осуществляющей понимание системы. Тогда на основе возможностей сопоставления, предоставляемых пониманием, и надлежит наделить суждения, выстраиваемые по правилам структурированной системы то и их собственной спецификой смыслового соотнесения.
