Объем результатов, уже наработанный в нашем анализе использующих вербальные средства практик синтеза интерпретации - подобающий «начальный капитал» и для анализа структур, что на начальном этапе теперь уже данного анализа можно характеризовать как «структуры смысловых конгломератов». Поначалу также если подойти к рассмотрению предмета таких конгломератов с грубой оценкой, то они позволят признание равнозначными качеству нарратива исполнять функцию «интегратора» суждений. Далее, в отношении «функции интеграции» возможно выделение двух ее особенных форм - одной синтеза связей соотнесения, реализуемого в порядке последовательного изложения и другой - реализации транспортной функции «в объеме текста». Первую из обозначенных здесь проблем можно определить как проблему «построения определения», вторую - как проблему изложения объяснения.
Опять же, и здесь нам поначалу не помешает озаботиться принятием допущения, что специфическую структуру текста, чьей семантической функцией и обращается построение «первичной» структуры определения, а, равно, и группу иных близких ей структур также дано отличать и манере следования лишь одной определенной схеме «построения сюжета». А именно - построение такого рода «сюжета» непременно восходит тогда к такой «завязке» как «неясности» в некотором понимании для излагающего мысль автора. В таком случае и осознание или даже только лишь раскрытие картины таких обстоятельств и образует собой «развитие сюжета» такого рассказа. Далее условной «стадией» такого рода «развития сюжета» дано будет предстать и совершению операции «селекции признаков», как связанных, так и не связанных с данной консолидированной или консолидировано активной (соответствует примеру: «толпа подалась») структурой. В результате постепенный «отбор коллекции» подлежащих селекции признаков и позволит построение «рассказа» как постепенного (последовательного) определения некоей сущности составляющей собой предмет осведомления. Очевидная же специфика подобным образом организованного «рассказа» - равно и связь корреляции развития сюжета и конституирования сущности, что в этом случае и составляет собой предмет осведомления. Такого рода «рассказ», прямо предполагающий постепенный порядок отбора значимости и обратится на момент завершения неким «определением», наделенным тогда и «параллельной» структурой представления данных, что и обеспечит образование «одноуровневой» комбинации признаков отождествляющей данную сущность.
Противоположного плана пример - композиция «рассказа», что предназначен теперь уже не для определения сущности, но для ее объяснения со стороны понимающего предмет всякому не осознающему специфики данной сущности. Мотив построения подобного рода «рассказа» - идея приложения некоей осведомленности ради устранения непонимания условной «аудиторией» равно и неких предметных или иных особенностей объясняемой сущности. Порядок построения, присущий такого рода «объясняющему» рассказу - равно и последовательность побуждения ситуаций понимания, реализующихся в форме показа автором читателю своего определенного видения объясняемого предмета. Отсюда и повествовательное решение объясняющего текста будет представлять собой последовательное воспроизведение череды приходящих к определенному финалу ситуаций объяснения, на которые, по их реализации, и надлежит указывать ссылкам в следующих объяснениях, что, в итоге, и завершится констатацией полного исчерпания перечня разъясняемых неясностей.
Но если понимать такого рода «рассказы» равно и как средство вызова в известном отношении «предсказуемой» рефлексии, то здесь тогда значимо и такое условие как несовпадение смысла, влагаемого в используемые здесь «активные» конструкции его автором и извлекаемого читателем. Чтение «объясняющего» текста, как и знакомство с любым возможным содержанием так же представляет собой такого же рода порядок интерпретации, что и сводится у читателя к восстановлению обстоятельств синтеза автором его авторской интерпретации, последовательного выделения «нити» развития его идеи, и переложения ее в последовательность синтеза теперь и читательского семантического поля. Помимо того, часть читателей явно склонна понимать прочитанное посредством создания нечто «целостного» впечатления, другая - предпочитает выделение частных сюжетных, композиционных, предметных и стилевых смыслов.
В частности, если интерес читателя к усвоению содержания рассказа будет оправдан для него важностью осознания отдельных специфик, изображаемых на положении частных смысловых связей, то данная форма мотивации явно понизит интерес к самой выстраиваемой автором композиции. Функцию подобного рода заведомо «справочного» чтения и составит тогда простое использование отдельных сообщаемых данных. Но одновременно подобный порядок понимания текста послужит и критической оценке того или иного отдельного представления излагаемых текстом данных, что и породит следующий довольно любопытный результат: читатель и обретет здесь возможность понимания казуса выбора автором тех или иных средств подачи излагаемой им идеи. В частности, соизмерение использования автором редуцированных и расширенных форм смыслового соотнесения и позволит открыть, какому же кругу читателей адресован данный текст, или какова заведомо предполагаемая грамотность адресатов «рассказа». То есть - само построение «рассказа» будет ожидать его укоренения и в той практике понимания, в коммуникационных связях которой и надлежит обращаться такого рода тексту. Например, из числа философских источников возможно выделение текстов, способность истолкования которых адресована широкому кругу читателей, например, текстов Ф. Ницше, но, равно возможно и выделение текстов, предназначенных лишь специально подготовленному читателю, таковы, скорее всего, исследования Э. Гуссерля или К. Поппера. Между названными разновидностями, быть может, условно философских «крайностей» возможно помещение множества промежуточных вариантов, например, философских концепций, исходящих из гуманитарного либо естественнонаучного «посылов».
Отсюда условие принадлежности определенному контуру коммуникации и позволит его выделение равно и посредством особенного понятия расстановка связанных указателей. Действующую во всяком тексте систему «указателей», а именно, стереотипов смыслового соотнесения и надлежит расценивать как нечто «фон», собственно и заданный посредством употребления банальных смыслов, что и обращается источником сопоставления ради выделения следом тогда и существенных, сложных или специфических смыслов. Но если пониманию текста уже не выпадает выйти за рамки фиксации такого рода заполняющего текст «фона», то здесь, вполне естественно, и отличающая подобный текст и восходящая к формату суждения специфика фактически и обращается лишь коллекцией сигналов. В любом случае интеграция в текст маркеров, явно ограниченных состоянием «достаточности» их означающей функции и обратится образованием смыслового слоя, исполняющего здесь функцию лишь своего рода «настройки на камертон».
Любого рода «рассказ» - это и некая сложная конструкция, что тем или иным образом адаптирована к сложной форме взаимодействия участников коммуникации. Естественно, наш анализ избегал здесь образцов изощренного построения рассказа, включающего в себя явный и скрытый смысловые слои, великим мастером, но не первооткрывателем такого приема в русской литературе и довелось предстать М. Булгакову, мы скорее исследовали предмет текста, тяготеющего к банальному изложению, а именно, учебники, монографии или эссеистику. В любом случае, какую бы простоту не вкладывал бы рассказчик в построение им изложения, текст в его качестве системы упорядочения некоторого разнообразия смыслов непременно потребует и представления на положении структуры, сводящей в общий порядок элементы различной смысловой нагруженности.
