Анализ предмета концептуальных начал известной философской работы В. Гейзенберга «Физика и философия» выполненный нами посредством использования инструментария «анализа объектов» принес и любопытный результат в виде немалой коллекции всевозможных событий и обстоятельств дисквалификации, вплоть до опровержения, различных концепций или идей. Мы признали бы для себя просто непростительным пренебречь той тем и дарованной возможностью обобщения некоторых условий и обстоятельств дисквалификации идей, их отождествления недостаточными, несостоятельными или так или иначе паллиативными. Задаче подобного обобщения и посвящена настоящая работа, чей предмет интереса составляет не содержание мира в преломлении выражающих это содержание идей, но идеи в преломлении того содержания мира, что, так или иначе, но обращается «источником сомнения» в непосредственно качестве достаточности подобных идей.

Источником же поступившей в наше распоряжение коллекции материалов послужила именно пунктуальная фиксация позиций такой классификационной рубрики ранее построенной схемы «анализа объектов», как рубрика «недружественное соприкосновение». То есть идеи, подобно иным проявлениям действительности также не защищены от контакта с направляемым на них «недружественным» воздействием в форме критики, опровержения или частично дезавуирующего уточнения. Именно предмет разнообразия подобных воздействий, вернее, не собственно воздействий, но угроз подобных воздействий и избран нами предметом рассмотрения настоящего исследования. Или, точнее, предмет рассмотрения настоящего исследования собственно и составит проблематика типологического разнообразия угроз дезавуирующего воздействия на идеи.

Огл. Общая схема типологических форм угрозы дезавуирования

Данный анализ следует начать тезисом, что идею в случае дезавуирования не обязательно ожидает полное опровержение, хотя некоторые идеи в определенных обстоятельствах фактически именно и исключаются из обращения непосредственно опровержением. Следовательно, и настоящий анализ немыслим вне построения некоторой теоретической модели собственно «природы» дезавуирующего акта - модели событий, прямо и предопределяющих изменение осознания идеи, если собственно понимание подобной идеи определяет ее уже наделенной некоторыми явно присущими ей недостатками. Что ожидает тогда подобную идею, если рассмотрение собственно и выражаемого ею предмета находит определенные упущения в непосредственно отличающей идею способности выражения именно и обозначаемого ею предмета? В нашем понимании, задуманный нами анализ определенно невозможен вне понимания способности идеи, если подобная идея уже утрачивает способность достаточного и полного выражения указываемого ею предмета, представлять собой как бы лишь «в некотором отношении идею», и характеризоваться в подобном случае тем или иным несоответствием собственно и представляемому ею содержанию.

Итак, в первую очередь нам необходимо сформулировать присущее нам представление о предмете некоторой типологии, характеризующей идеи, пусть определенным образом и выражающими обозначаемый ими предмет, но выражающими именно таким образом, что подобное выражаемое и представляется ими некоторым образом «недостаточно совершенно». Соответственно, частной разновидностью подобной «ущербной» идентичности идеи следует понимать и то ее состояние, когда идея никоим образом не выражает подлежащий ее выражению предмет. Итак, какие именно типологические формы и образуют, на наш взгляд, собственно схему, заключающую собой именно общую типологию отличающего идеи «не вполне состоятельного» качества выражения?

Начать тогда следует наиболее простым - идея, никоим образом не обращающаяся выражением собственно и предполагаемого к донесению в ней выражаемого, будет предполагать ее понимание собственно опровергнутой. Соответственно, и угрозой, ведущей к отождествлению идеи как «опровергнутой» следует понимать угрозу опровержения идеи. Далее мы и опишем здесь все предполагаемые нами состояния недостаточного совершенства идеи, одновременно подразумевая, что бытование идеи предполагает не только непосредственно казус приведения идеи в подобное состояние, но и угрозу ее приведения в подобное «плачевное» для нее состояние.

Но вначале следует остановиться на несоответствии традиционно используемого в подобном качестве понятие «опровержение» собственно и решаемой нами задаче. Мы позволим себе замену понятия опровержение понятием обессмысливание идеи, поскольку в состоянии, например, осознания некоторого явления посредством ложной, но «не разоблаченной» гипотезы некоторая предопределяемая подобной гипотезой идея вполне позволяет ее признание осмысленной, что невозможно уже в ситуации отказа от непосредственно исходной гипотезы. Тем более, что и непосредственно особенность понятия «обессмысливания» обеспечивает и существенно более широкий охват вариантов ущербного состояния идеи именно потому, что в отношении собственно идей существенно более простой и распространенной ситуацией и оказывается именно обессмысливание, но вовсе не окончательное опровержение. Так, прогресс физического познания явно обессмысливает принцип, лежащий в основании эпициклов Птолемея, но, конечно же, не вообще, но в соизмерении с физическими представлениями о гравитации.

Поэтому в основу выстраиваемой нами схемы мы и положим, отказываясь от использования характеристики «опровержение» идеи - характеристику полное обессмысливание идеи (и, соответственно, характеристику «угрозы» полного обессмысливания идеи) и, кроме того, и характеристику же угрозы частичного обессмысливания идеи.

Однако и утрата осмысленности не устраняет действительность идеи собственно «в качестве идеи»; идея бессмысленна, но «как идея» не выражающая никакого рационального смысла идея не утрачивает собственно качество «идеи», пусть и обращаясь выражающей бессмысленную ассоциацию (бессмысленную интерпретацию). Но идею помимо столь характерного идеям изъяна очевидной бессмысленности выражаемой ассоциации отличает и недостаточность собственно «в качестве идеи» - то есть утрата идеей возможности достижения целостности уже непосредственно «в объеме идеи». Подобное положение и потребует от нас введения понятия утратившей состоятельность идеи (и, соответственно, понятие угрозы утраты состоятельности), а также понятия непрямой (косвенной) утраты состоятельности идеи и понятия подспудных изъянов состоятельности идеи. Чтобы придать тогда данному пункту необходимую для него точность, мы и позволим себе определить, что предметом нашего анализа именно и послужат прямые угрозы состоятельности идеи, косвенные угрозы и, соответственно, подспудные угрозы состоятельности идеи.

И, наконец, нам следует предположить и возможность утраты идеей ее состоятельности «в качестве идеи» теперь уже в случае утраты идеей возможности отождествления некоторой реальности. Тогда при неизменности собственно идеи такая идея будет предполагать ее разотождествление непосредственно с отождествляемым ею предметом, что и породит эффект, определяемый нами как замена фактической базы идеи. Соответственно, мы будем предполагать возможность как прямой замены фактической базы идеи, так и возможность косвенной замены фактической базы идеи.

Перечисленные здесь позиции и образуют нашу, вполне вероятно, не обязательно отточено строгую, но - в известной мере формализованную модель типологии дезавуирования идей.

Огл. Специфические формы обессмысливания идеи

Итак, первым рассматриваемым нами предметом мы и определим первую из перечисленных выше и, в нашем понимании, наиболее простую позицию - обращенную в сторону некоторой идеи угрозу утраты ее очевидного смысла. Здесь нам и предстоит определить наше понимание предмета как полного, так и частичного обессмысливания идеи. В таком случае, что именно и будет позволять его определение собственно угрозой полного обессмысливания идеи? В нашем понимании, представление ответа на заданный вопрос невозможно как вне отчетливого осознания различия между уже реализованной и еще ожидающей реализации формой угрозы, так и вне возможности использования понятия «угроза» и при описании обстоятельств уже фактического воплощения подобной «угрозы» в действительность.

Тогда обратимся к следующей постановке вопроса - что именно позволяет понимание идеи подверженной угрозе ее фактически полного обессмысливания? Конечно, подобная картина явно складывается в случае понимания идеи содержащей полностью «никуда не ведущие» предположение либо допущение. Если, в частности, гипотеза эфира позволяет ее признание тождественной гипотезе элементарно не существующего предмета, то, тем самым, она и позволяет ее отождествление некоторым «никуда не ведущим» допущению или посылке. Еще одной возможностью «угрозы обессмысливания» идеи следует признать понимание такой идеи содержащей лишь те пока что не осознанные смыслы, которые еще вероятно когда-то позволят наделение осмысленностью данной идеи. Как вышучивал подобного рода идеи Нильс Бор, «можно надеяться, что впоследствии окажется, что в некоторых случаях 2x2=5, ибо это было бы выгодно для наших финансов». Другого рода «угроза обессмысливания» идеи - соотнесение некоторого, пусть и реального условия или зависимости с некоторым лишь умозрительным предметом. Если, скажем, селекционер выводит, но еще не вывел породы животных с некоторым комплексом признаков, то и идея собственно признаков породы такого животного явно будет подвергаться угрозе ее вполне вероятного обессмысливания.

Угроза обессмысливания ожидает и идею, утверждающую возможность разрешения некоторой проблемы посредством именно не соответствующей собственно характеру проблемы теоретической модели. Характерной чертой той же самой ньютоновской механики именно и следует понимать неспособность описания действия на большие расстояния и потому и любая идея, собственно и предполагающая ньютоновские методы описания действия на большое расстояние явно будет подвергнута угрозе ее полного обессмысливания. Подобным же образом и схеме, вводящей некоторое восходящее к определенному теоретическому представлению условие, например, столь привычному в прошлом представлению химии о «валентности», будет угрожать вытекающее уже из эмпирического опровержения логическое обессмысливание, поскольку возможностей подобного представления явно недостаточно для описания всех наполняющих действительность вариантов построения химической связи.

Еще одной причиной обессмысливания способна оказаться не собственно недостаточность непосредственно идеи, но подведение под идею основания в виде редуцирующего шаблона, обращающего все здание подобной идеи в ничто. Подобная картина и наблюдается в ситуации попытки представления жизни именно «физико-химическим процессом», игнорирующей несколько иную по природе составляющую «духовных» начал бытия. Практически та же картина складывается и в ситуации описания в некоторой идее парадокса, что далее непосредственно и сохраняется в виде парадокса благодаря введению особого формата; именно подобное и имеет место в случае «ликвидации противоречия описания волн материи другому описанию посредством соотношения неопределенностей». Аналогичным образом если содержание идеи составляет предложение по образованию некоторого специального формата, то подобную идею явно будет ожидать обессмысливание в случае возможности решения подобной задачи уже существующими простыми способами.

Еще одним источником угрозы полного обессмысливания идеи следует понимать практическую неприменимость содержащейся в ней оценки либо констатации - да, на основе некоторых суждений мы можем определить количество чертей на кончике иглы, но это лишь полностью бессмысленное утверждение. Если некоторая идея претендует на изложение неких абсолютных оценки или констатации, не обращая внимания на собственно особенность непосредственно ее построения в виде использования некоторой системы посылок, то она явно подвергает себя угрозе полного обессмысливания, следующей со стороны возможной смены заданной для нее начальной системы посылок.

Наконец идея обнаруживает ее подверженность угрозе полного обессмысливания и в случае предложения в чём-то более привлекательной или эффективной конкурирующей концепции. Именно так и утратила её первоначальное значение пришедшая к нам благодаря Демокриту идея атома как наименьшей частицы материи. И, подобным же образом, и такая идея, как идея опровержения некоторой другой идеи оказывается в ситуации угрожающего ей полного обессмысливания, когда «на основании опыта логического обоснования» появляется возможность устранения некоторых возражений, например, «Парменида против пустого пространства».

Огл. Формы частичного обессмысливания идеи

Одними из условий, угрожающих идеям частичным обессмысливанием, следует понимать и комплексы обстоятельств, явно не лишающие непосредственно содержание идеи известной рациональности, но исключающие возможность его обстоятельного либо формального подтверждения. В известном отношении выражаемое подобной идеей содержание не утрачивает значимости в смысле конституции собственно и выражаемого подобной идеей предмета, но подобная значимость явно не такова, чтобы, например, в целом предопределять некоторый аспект подобного предмета. Отсюда и основным посылом угрозы частичного обессмысливания идеи следует понимать попытки распространения действительности некоторого положения вне недвусмысленных пределов справедливости подобного положения. Иначе говоря, основной посыл угрозы частичного обессмысливания идеи - это распространение действия положения вне границ его действительного применения.

Описание различных разновидностей угрозы частичного обессмысливания идеи мы начнем примером, позволяющим его определение «недостаточно фундированным отождествлением». В частности, толкование, оценивающее, что «на первый взгляд способно показаться, будто греческие философы благодаря интуиции пришли к таким же или весьма сходным результатам, к которым мы продвинулись в новое время после нескольких веков труднейшей работы в области эксперимента и математики» - это именно толкование, собственно и угрожающее риском «грубого непонимания». Аналогично и предопределявшая веру пифагорейцев идея «возможности установления простой математической формулировки закона природы» не получает подтверждения в силу такого рода недостатка подобной аргументации, как неизбежность подведения под основание математических формул именно качественных категорий.

Еще одним родом идей, очевидно подверженных угрозе частичного обессмысливания следует понимать идеи, допускающие их определение своего рода идеями «определения области применения» некоторых принципов. Например, идея «повсеместной применимости» некоторых «старых понятий» явно предполагает ее обессмысливание непосредственно «не повсеместностью» применения подобных понятий. И, аналогично, понимание естествознания «наукой как таковой», но - не «наукой созданной людьми» явно подвержено угрозе частичного обессмысливания в силу именно специфики непосредственно «человеческого порождения естествознания, основанного на условии полного разделения между миром и я».

Аналогично и некоторые основания классификации, например, предложенная Декартом идея разделении мира на «мыслящие существа» и «протяженные существа» явно подвержена угрозе утраты определенной доли смысла в силу в известном отношении «существенных недостатков» непосредственно подобного принципа. Похожим образом и идее условно «свободного» либо «самодостаточного» переноса энергии между физическими телами явно будет угрожать опасность лишения определенной части смысла в силу явления «зависимости энергии испускаемых электронов не от интенсивности света, но только от частоты или длины волны света».

Формой частичного лишения идеи собственно и выражаемого ею содержания следует понимать и истолкование такой идеи в качестве «содержащей приближения» - так для эпохи квантовой физики представления классической физики явно предполагают их рассмотрение на положении именно «содержащих приближения». Подобным же образом и идея абсолютной применимости представлений физики и химии, в частности, к биологическим явлениям ставится под сомнение собственно ограниченностью применимости подобных представлений в непосредственно физическом познании. Эта же серия наших примеров явно позволит ее дополнение и идеей кантовского представления об «абсолютном характере причинности», не подтверждающемся в силу актуальной невозможности детерминистической интерпретации того же явления радиоактивного распада на уровне отдельных частиц.

И, наконец, определенную угрозу обессмысливания идеи способна нести и ее зависимость от выражения лишь на определенном языке с недоступностью для изложения посредством иных форматов символического представления. Хотя подобная ситуация и находит разрешение во введении искусственных структур «различных ступеней языка», но непосредственно необходимость в подобной рационализации и порождает угрозу тому содержанию, что собственно и выражает подобная «ограниченно описывающая» идея.

Огл. Угрозы состоятельности идеи - прямая форма угрозы

Следует напомнить, что под «угрозой состоятельности» идеи мы понимаем утрату идеей не ее смысла как идеи, но ценности как определенного комплекса средств представления. Подобное единство средств представления как бы не отменяется вовсе, но явно утрачивает оправдание в качестве «конкретной комбинации» средств донесения значимости, - сохраняя свое «уподобление» осмысленному комплексу форм представления оно уже не обеспечивает функционально достаточной, или - рациональной либо эффективной интерпретации. Подобная идея условно «продолжает существование», но «вряд ли нужна именно в подобной форме идеи».

Например, идея некоего прогноза развития событий сохраняет свое значение как идея прогноза развития событий, возможно, что иногда и сбывающегося, но только в случае определения конкретных обстоятельств, собственно и делающих подобный прогноз сбывающимся. В ряде же конкретных обстоятельств такой прогноз уже принципиально несбыточен, и, часто, именно в силу теоретических причин; так несбыточность в микромире «прогноза на основании знаний о системе» обуславливает именно отсутствие возможности его подтверждения наблюдением, что в подобных обстоятельствах непременно вносит и его же собственные «поправки наблюдения». Или - утверждение об определенном характере зависимости, возможно, и справедливо в отношении случая, предполагающего существование реализующих подобную зависимость условий, когда уже наличие составляющих «перекрестных влияний» исключает непосредственно возможность реализации такого рода зависимости, что понимается предопределяемой лишь ее начальными условиями.

Следующий момент - идеи явно исключают возможность сохранения ими состоятельности в условиях поддержания определенной идентичности; если поведение примитивных животных целиком воспроизводит функционал «конечного автомата», то, да, такие животные «не одушевлены». Но далее уже появление животных с развитой психикой вынуждает их признание наделенными некоторым подобием «души» и тогда непосредственно идея понимания животных только лишь конечными автоматами явно испытает и угрозу утраты возможной состоятельности. Подобным образом и надежды науки видеть химическое взаимодействие некоей формальной «механикой» исчезают уже в условиях многообразия вариантов протекания подобного взаимодействия. Но некий существенный комплекс видов химического взаимодействия, окислительно-восстановительные реакции явно предполагает его понимание именно воспроизводящим подобного рода механику. То есть состоятельности такого рода идей явно угрожает даже лишь несколько некорректное определение характерной им области действительности.

Угроза состоятельности идеи способна развиться и в случае невозможности приведения некоторых характеристик к некоторому изначально заданному объему подобных характеристик. Так, характеристикой животных и человека явно невозможно избрать одно лишь разделение на качества «мыслящего существа» и «протяженного существа». Аналогично, если определенная интерпретация в качестве ошибки некоего представленного ею толкования склонна определять именно ошибку вывода (порядка ведения рассуждения), но никак не ошибочность принимаемых посылок. Угрозу состоятельности подобной указывающей «причину ошибки» идеи и составит тогда непосредственно ошибочный выбор объекта коррекции. Хотя, вероятно, не исключена и возможность фиксации такой реальности, тождественной, в данном случае, ее индивидуальной системе посылок, где источником ошибки окажутся именно не посылки, но непосредственно ход рассуждения.

Явно связанным с предыдущим вариантов угрозы состоятельности идеи следует понимать и такой вид угрозы, когда разные формы действительности будут нуждаться в их описании посредством приложения к ним различных моделей и качество несостоятельной способно характеризовать тогда идею возможности переноса модели из одного вида действительности в другой. Вероятно, что в каких-то особенных условиях перенос модели из одной действительности в другую и вполне очевиден, но он, несомненно, невозможен «вообще», на основании своего рода «универсального порядка» выпадения условий.

Огл. Угрозы состоятельности идеи - косвенная форма угрозы

Под «косвенной формой» угрозы состоятельности идеи мы будем понимать угрозу частичной утраты действительности выражаемых посредством некоторой идеи положений, обусловленную невозможностью распространения подобной идеи на сферы, изначально определявшиеся областями действительности этой идеи. Косвенная форма угрозы состоятельности некоей идеи - это положение, когда выражаемое в идее содержание сохраняет присущую ему действительность в отношении основной или преимущественной области действия, но утрачивает подобную действительность в определенных локальных фрагментах такой изначально предполагавшейся области действительности. Какие же, в таком случае, виды косвенной угрозы состоятельности идеи способны обратиться подтверждением предложенного здесь обобщения?

Например, косвенной «угрозой состоятельности» условной «идее» обычного или естественного языка явно следует признать сомнение в достаточном у данного инструмента коммуникации уровне возможностей описания любых образующих действительность явлений. Аналогично и введение альтернативной концепции или «альтернативной методологии» означает для условной «идеи» бытующей концепции либо методологии наступление косвенной угрозы состоятельности в виде перехода на иную последовательность или порядок интерпретации.

Далее, «косвенной» формой угрозы состоятельности идеи следует понимать и прямое наложение на подобную идею ограничений по условию области ее распространения или применения выражаемого такой идеей содержания. Собственно ограничиваемая по области ее применения идея, вроде бы, никоим образом не отменяется, но испытывает угрозу замены более обстоятельным концептом. Так же «косвенной» же формой угрозы идее следует понимать и необоснованную ревизию использованного для ее построения понятийного аппарата; такую угрозу, скорее всего, следует понимать угрозой трансформации науки в лженауку, когда в корпус понятий некоего специального языка описания предпринимаются попытки введения некоторых недостаточно обоснованных понятийных конструктов. Например, используемое некоторыми не вполне состоятельными направлениями нейрофизиологии понятие «торможение» фактически описывает явление, тождественное техническому «разъединению», но вводит посредством использования подобного понятия уже ту группу дополнительных смыслов, что никак не способствуют прояснению механизма функционирования психики.

Еще одним вариантом косвенной угрозы идее можно понимать и недостаточное выявление, не объемлющее полной картины всех факторов, предопределяющих обстоятельства выражаемого в подобной идее предмета. Ссылающаяся на недостаточный массив факторов идея явно обнаруживает некую условную «действительность» когда некоторые из подобных факторов либо «молчат», либо статистически незначительны для данного рассматриваемого среза. Другой «косвенной» угрозой состоятельности идеи можно понимать неверную оценку собственно области недействительности, когда область недействительности будет выражена в такой степени узкой оценкой, что всякая последующая ревизия явно определит необходимость ее расширения.

Косвенную угрозу состоятельности идеи способна вызывать и недостаточная точность выбора предопределяющих содержимое некоей идеи посылок или допущений - в некоторых ситуациях подобная нечеткость способна послужить источником бессмысленных заключений, как это происходит в случае получения в некоторых расчетах бессмысленной отрицательной величины вероятности. Аналогично и неоправданное широкое истолкование понятий так же послужит источником тех же бессмысленных интерпретаций, как нам сложно сказать, что означает понятие «температуры атома» на фоне простоты понятия «температура физического тела». Подобным же образом, если мы следуем в противоположном направлении и без меры устрожаем применяемые понятия, то использование последних приносит нам «излишне ограниченные для описания природы схемы»; тогда собственно необходимость осознания явления во всей его полноте и послужит причиной нашего обращения к использованию уже нестрогих понятий.

Подобной же косвенной формой угрозы состоятельности идеи следует признать и недостаточное наличие используемых для построения подобной идеи посылок; ситуация «недостатка посылок» и порождает тогда известную ситуацию «трудности вывода из единого принципа бесконечного многообразия вещей».

Огл. Угрозы состоятельности идеи - подспудная форма угрозы

«Подспудной» формой угрозы состоятельности идей мы склонны понимать такого рода ограниченность содержания идей, которая в некоторых ожидаемых обстоятельствах или при некотором ином порядке мышления позволит обращение подобных идей либо собственно несостоятельными, либо уже отличающимися «пониженной степенью» состоятельности. Но в настоящей ситуации подобного рода «подспудные» угрозы состоятельности - это некоторые не более чем «потенциальные» угрозы, которые, тем не менее, «отличает готовность» к их обращению угрозами как таковыми. В таком случае, какая именно специфика будет представлять собой теперь именно «подспудные» формы угрозы состоятельности идеи?

Начнем тогда наш перечень с идеи, «выражающей ожидание», положим, некая идея выражает ожидание, что «в силу простоты явления должно существовать и его простое объяснение на основе известных законов». Надо сказать, что в преимущественной части случаев данное ожидание вполне обосновано, но имеют место и явления, где свойственная им картина внешне простого течения подразумевает действие достаточно сложного механизма реализации подобного явления. В таком случае относительно идеи, но не относительно явления, мы будем понимать перенос простоты течения такого явления на простоту объяснения данного явления формой подспудной угрозы состоятельности собственно идеи подобного объяснения. Точно так же и идея объявления некоторого развития событий «необратимым» явно содержит в себе подспудную угрозу состоятельности подобного заключения - возможно, именно неполнота имеющихся знаний позволяет понимание некоторого течения событий собственно «необратимым». Кстати, именно так и случилось в результате открытия энтропийного равновесия - понимавшиеся в прошлом «необратимыми» химические реакции в результате появления понятия энтропии приобрели квалификацию «обратимых».

Следующий вариант «подспудной» угрозы состоятельности идеи - именно такой выбор посылок либо начальных условий, что, при прочих равных, усложняет порядок рассуждения либо построения формул и вычисления значений. Здесь подспудной угрозой состоятельности идеи оказывается обстоятельство, что непосредственно сложность рассуждения либо вычисления не позволяют использования подобных посылок для получения необходимых выводов либо результатов. Точно так же источником подобного «дезорганизующего» влияния способен послужить и выбор неразумно большого числа посылок, когда использование избыточного числа посылок либо начальных условий и порождает ту подспудную угрозу состоятельности идеи, что подобное множество «привходящих обстоятельств» никак не позволит его приведения к унифицированному состоянию.

Аналогично подспудной угрозой состоятельности идеи следует признать и выбор для анализа некоторого предмета некоторых понятий, обозначающих вытекающие из собственно подобного предмета следствия. Речь здесь о том, что «предпринятая Августином попытка рационального анализа проблемы времени» не удалась в силу именно использования понятия «создан», «создающего существенные трудности в подобных формулировках». Точно так же и вынужденная интеграция в некоторую интерпретацию реальных размеров и объемов средства съема значений (регистратора) будет порождать подспудную угрозу идее такого представления в виде «дополнительного введения в описание процессов субъективного элемента в виде созданного самим наблюдателем измерительного прибора».

Подспудной формой угрозы состоятельности идеи следует понимать и неверный выбор языка описания выражаемого содержания. Если некий автор ставит перед собой задачу «демонстрации связи между современной атомной физикой и общими философскими вопросами», выражая данную связь средствами обыденного языка, то именно это и обрекает его идею на возможный ущерб от воздействия такого фактора, как «большие трудности понимания некоторых разделов для неспециалистов-физиков». Весьма близкого плана формой подспудной угрозы состоятельности идеи следует понимать и сложности принятия некоторой концепции. Именно так и обстояло дело в случае «наделения силовых полей той же самой степенью реальности, что и тела в ньютоновской теории» - данную идею как раз и ожидало «принятие не сразу и не без возражений».

Точно так же источником подспудной угрозы состоятельности некоторых идей следует понимать их очевидно революционный характер. Вряд ли следует понимать «не создающим проблем» слишком резкое изменение современной физикой «представлений о мире, унаследованных от прошлого века». Аналогично и квантовая теория предложила решения, противоречащие той старинной интерпретации, что исходила из принципа «природа не делает прыжков». То обстоятельство, что прежний подход в ряде обстоятельств обнаруживал полную удовлетворительность и теперь потребовал замены альтернативной схемой, явно вынуждало к постановке некоторых проблем уже методологического плана.

Огл. Угроза идее в виде прямой замены фактической базы

Выше мы уже заявляли то отличающее нас понимание, что идею мы представляем именно на положении нечто «независимой» сущности, которой способно как отвечать некоторое определенное выражаемое в ней содержание, так и - иметь место факт просто отсутствия подобного содержания. Если в подобном отношении идея «как идея» сохраняет ту же самую структуру и такое же наполнение носителями значимости (не обязательно - лишь элементами плана выражения), но и, одновременно, соответствует уже иному выражаемому, то она, в нашем понимании, сохраняется в качестве организованной в виде такого же множества элементов значимости и связей значений. Но изменение здесь претерпевает значимость собственно уже и образующих подобную идею «как множество» элементов значимости. Подобное положение, когда непосредственно идея на положении определенной организации элементов значимости не изменяется, но уже изменяется специфика выражаемого подобными элементами содержания, мы и будем понимать ситуацией «замены фактической базы». Конечно, лучший пример такого рода «тождественности идеи» при нетождественности собственно и выражаемой подобной идеей фактической базы это бытовавшее в советский период разделение на «трудящихся» и «нетрудовые элементы», когда при неизменности выражающей подобное разделение формулы изменялось содержание такого ее элемента, как «трудящиеся». В частности, произошла замена обозначавшего не занятых общественно полезным трудом понятия «служащие» на смягченный вариант «трудовая интеллигенция», уже позволявший его включение в объем категории, обозначающей и традиционное «трудящиеся». Именно рассмотрению подобного рода ситуаций сохранения в неизменности «формулы» идеи в условиях модификации включаемых в подобную формулу «переменных» и будет посвящен настоящий раздел. Конкретно же мы сейчас рассмотрим ситуацию именно прямой замены фактической базы и порождаемых ею угроз непосредственно идее.

И тогда начнем наши примеры непосредственно ситуацией взаимодействия физики и философии. Физика рассматривает все составляющие физической действительности вне их статусной квалификации, просто как меры выделенных ею субстратных форм. Отсюда при появлении необходимости в привнесении результатов физики в комплекс философских представлений неизбежно и приходит в действие условие уже «неудовлетворительности для философии вывода о наличии физических качеств». Для философии бессмысленна именно всякая внестатусная квалификация и потому тривиальный перенос информации о физических реалиях в философию и обращается тогда очевидной ситуацией «прямой замены фактической базы». Отсюда и какая бы то ни было идея оперирования в области философии сугубо физическими категориями явно обнаружит ее подверженность «угрозе прямой замены фактической базы».

Но далее от явной междисциплинарной проблемы возможен переход к внутридисциплинарной проблеме, когда непосредственно в некоторой традиции понимания формируются различные, если прибегнуть к метафоре, «по манере исполнения» картины действительности. В частности, математически тяготеющее видение действительности Платоном обращалось в собственно философии картиной «некоторой другой реальности отличной от наполненной жизнью непосредственной реальности». Отсюда и идеи платоновской философии вряд ли предполагали их прямое приложение к феноменальному уровню реальности, явно, в случае подобного намерения, испытывая угрозу соотнесения с вовсе не подобающей фактической базой.

Далее мы представим здесь некоторые примеры прямой замены фактической базы определенных идей, именно и связанные с явлениями в сфере эволюции понятий. Например, первозданной простоте идеи материального взаимодействия явно угрожает постановка современной физикой знака равенства между материей и энергией. Или, в случае рассмотрения электрона уже в качестве «волны» и непосредственно идея подобного рассмотрения обнаруживает очевидную ограниченность по причине «невозможности наблюдения более чем одной точки траектории электрона», или, другими словами, невозможности представления электрона «распределенным состоянием». Весьма близкий пример - пример уже более тщательного анализа поведения животных, позволившего признание за ними и определенного интеллекта. Теперь, когда содержательное начало понятия «животное» именно и позволило его обращение представлением о сложной и неоднозначной функции построения реакции, то непосредственно подобный подход и исключил простой порядок употребления той же формулы Декарта, что предполагала отождествление животных понятием «протяженное существо». Подобным образом и новая физика осознала отныне те новые особенности пространства и времени, которые «невозможно увидеть в кантовских априорных формах чистого созерцания».

Если, далее, предлагается теория, предполагающая реальность таких процессов, когда «в определенной точке внезапно происходит рождение нескольких элементарных частиц, а энергия для этого процесса поступает только позднее благодаря другим процессам столкновения между элементарными частицами», то подобная теория явно и строится на той фактической базе, что именно и придает ей очевидную несостоятельность. То есть - данную теорию следует понимать описывающей уже не положительные факты, но нечто именно «воображаемую фактическую базу». Подобным образом и идея в некотором отношении «первичности теории» знает только «воображаемую фактическую базу», поскольку реализовать действительность «по какому угодно произволу теории» просто невозможно.

Нелады с фактической базой происходят и в случае необходимости получения именно точных решений притом, что используемые понятия на деле носят характер метафоры. Именно такова условность «электронная орбита», в отношении которой приходится ограничиться ее использованием «лишь приближенно в предельном случае больших квантовых чисел, то есть больших орбит». Точно так же и понятия, которые исходя из некоторого понимания мира, соответствующего некоторому историческому моменту развития познания отождествляются на положении «априорно заданных». Так, уже никакой современный физик с его условиями вероятностных процессов и неопределенности не в силах «следовать в вопросе априорных категорий за Кантом, если слово априори используется в абсолютном смысле».

Огл. Угроза идее в виде опосредованной замены фактической базы

Теперь мы опишем ситуацию, тем и отличающуюся от предыдущей, что имеет место не полная замена фактической базы, но замена части содержания такой базы с сохранением определенной преемственности между исключаемым и вводимым состоянием. Лучшая форма образного представления подобного изменения - понятие «отремонтированный», когда некий предмет не изменяет даже присущей ему функциональной идентичности, но происходит замена одних принадлежащие ему несущих все ту же функцию элементов другими. Во все тот же ряд следует включить и понятие «усовершенствование», означающее не ситуацию не более чем замены части, но и некоторого изменения собственно функционального предназначения. Так какие же виды угроз для идей способны предопределять те обстоятельства, когда неизменные идеи продолжают использоваться для обозначения некоего модифицированного или преобразованного, но преемствующего предшествующему содержания?

Вначале в качестве предмета нашего внимания мы выделим случай, когда некое описательное представление пытаются приспособить для обозначения содержания, из которого заведомо исключена некая существенная часть. Например, пытаются заменить решения квантовой теории формулами, в которых отсутствует «присущая квантовой теории симметрия координат и скоростей или точнее координат и импульсов». Возможно, идея подобной зависимости и позволит получение определенных решений, но, скажем так, далеко не всех. Подобные замены, хотя бы, явно оказываются для идей источником угрозы сокращения ареала их приложения.

Продолжить данный анализ позволит и такой пример фактической базы идей, как значащее наполнение понятий. Если, скажем, не наделенные требуемым совершенством понятия, например, «понятия традиционной религии» использовать для описания физико-химических процессов, то это явно обращается внесением в их значащее наполнение нового содержания. Что и предопределит тогда появление такой угрозы понятийной достаточности подобных понятий, как формирование области их неопределенных (произвольных) значений. Точно так же и классическая механика уже в качестве «идеи определенной системы понятий» обнаружит неспособность образования структуры строгой значимости для описания открытых Фарадеем и Максвеллом электромагнитных явлений. Подобный же «выборочный подход» следует отметить и в случае представления примера, «ссылающегося на технологию получения совершенно плоских поверхностей», якобы доказывающего абсолютный смысл евклидовой геометрии. На взгляд же теории относительности подобный пример лишь подтверждает факт, что «изложенная аргументация доказывает справедливость евклидовой геометрии только на малых расстояниях».

Теперь следует вспомнить столь свойственную классической физике идею непрерывности или принцип «природа не делает прыжков», когда развитие физики именно и вынудило на создание предполагающей прерывность квантовой концепции. Собственно для отличающей классическую физику вполне подтверждаемой классическими экспериментами идеи непрерывности подобное продвижение вперед угрожало либо ее признанием содержащей определенные допущения, либо - действительной лишь в ряде частных случаев. Подобное же воздействие развитие новой физики оказало и на закон сохранения массы, явно справедливый для грубого эксперимента, поскольку «даже очень большие по обычным понятиям количества энергии обнаружили способность давать очень незначительное увеличение массы».

В точности такую же угрозу признания идеи содержащей допущения или только лишь условно точной создает и подведение под нее такой явно конечной фактической базы, как «отказ современной физики в случае наблюдения излучения частиц от постановки вопроса о предшествующем процессе, из которого должно следовать излучение». Незначимость в современной модели данного условия не позволяет его признание незначимым вообще, что и обращает его источником именно такой угрозы концепциям «ограниченного периода наблюдения», как вполне возможное обвинение в грубости подобных концепций.

Недостатком, снижающим статус идеи со статуса общей модели до статуса частной, следует понимать и специфику выбора предмета интереса или имеющего значение событийного контура. Так, физика до момента овладения представлением о реальности электромагнитного поля свое основное внимание уделяла «прежде всего, изучению движения материи». Подобным же образом природа света «привычно со времени Гюйгенса объяснялась на основе волнового представления», а не корпускулярной модели.

Помимо прочего, идеи способны предполагать и такой вариант построения, когда они намеренно формулируются в виде, означающем «обход сложных определений благодаря ограничению применения языка описанием фактов». Именно подобные идеи и ожидает судьба их осознания на положении жестко закрепленных на определенном «уровне возможностей» описания.

Огл. Возможны ли «вечные идеи»?

Фактически промаршировавший перед нами в определенном смысле «парад» различных событий в жизни идей, что именно и обращаются причиной предложения собственно другой формулировки таких идей, их переадресации, отмены и замены явно ведет к постановке вопроса о, скажем так, «долговечности» идеи. Вполне характерную для «жизни идей» картину приверженности некоего носителя понимания некоторой идее, приносящей ему не только абстрактно-теоретическую, но и прагматическую пользу, сменяет далее картина обретения обстоятельств, вынуждающих носителя понимания на обращение к следованию уже некоторой другой идее. Отсюда и идея как таковая явно позволит ее понимание предметом, действительным именно в условиях отведенного ему времени жизни, и вопрос здесь будет заключаться исключительно в том, как понимать подобное «время жизни идеи» и, соответственно, в том, возможны ли такие идеи, для которых не существенно время жизни - вечные идеи? В нашем представлении, обрисованная здесь проблема «времени жизни» идей связана именно с постановкой вопроса о возможности «вечных идей», - вопрос, явно позволяющий вне углубления в немыслимый вне конкретных данных предмет характерного времени жизни отдельных идей рассмотрение данного предмета именно с философски общих позиций. Или, иначе, выход на философски общий уровень явно позволит нам пренебречь статистикой «времени жизни» отдельных идей, позволив ограничиться здесь именно вопросом о возможности или же невозможности «вечной идеи».

И тогда ответ на поставленный вопрос следует начать с ответа на тот входящий в него подчиненный вопрос, что связан именно с предметом времени жизни идей, описывающих характеристики именно разнообразных физических специфик. Дело в том, что включительно по нынешний день мы наблюдаем именно явление постоянного расширения касающейся физической действительности области явлений или области опыта; более того, процесс подобного расширения исключает его понимание сугубо объемным распространением - узнавание новых особенностей порождает и возвратное влияние на представления о давно известных предметах. Дабы не углубляться в сложные современные физические концепции, можно сказать, что известные издревле человечеству металлы не так уж и давно были осознаны обладателями свойства электрической проводимости. Еще один пока «не устаревший» пример подобной же ревизии - открытие явления радиоактивного распада и так вплоть до, скажем, высокотемпературной сверхпроводимости.

Или, если перейти к абстрактному языку онтологии, то постоянное расширение представлений об отличающих физическую действительность возможностях обращается либо дополнением представлений о прежде известных объектах, либо - позволяет понимание прежде известных объектов включенными в определенные альтернативы с вновь найденными объектами. Так наше время помимо издревле известной материи познакомило нас и с противоположной ей и построенной на основании альтернативной схемы распределения зарядов антиматерией. Подобные соображения и позволят тогда признание описывающих физическую действительность идей в принципиальном плане именно преходящими, хотя и сама по себе подобная «временность» вряд ли обуславливает появление каких-либо изменений в непосредственно выражаемом ими содержании.

Точно так же и основывающиеся на постоянном расширении понятийных и спекулятивных инструментов возможности представления будут также обращать идеи в «преходящие». Вспомним тогда, что когда-то вещества обозначались названиями, когда в наше время практика перешла на их обозначение преимущественно формулами притом, что оставшиеся в речевом обороте названия остались играть вспомогательную роль. Аналогично, хотя и в связи с появлением определенных форм «новой реальности» выходит из употребления и понятие «книга» все более претерпевая его обращение понятием «текст». Так же и картина мира, составленная объектами, все более испытывает замещение картиной, образованной превращениями форм, тем более, что после открытия Дарвина познание все более привычно понимать любую действительность именно субъектом развертывающейся «эволюции». Именно представленные здесь доводы и обусловят тот вывод, что идеи, если понимать их со стороны именно обеспечивающего их становление понятийного подкрепления и «фундамента» так же следует признать преходящими.

Но мир построен таким образом, что в нем сложно исключить и наличие позиций, в том числе, тождественных и в аспекте своего рода адресованного им «видения», что никаким образом не подлежат ревизии. Найденные еще в период античности соотношения евклидовой геометрии, если ограничиться их пониманием собственно в заданных непосредственно евклидовой геометрией пределах, в качестве соотношений какими были, такими, скорее всего, и продолжат пребывание в познании. То есть ревизия, с анализа которой мы и начали, - по типу «предметной ревизии», - подобным идеям явно никак не угрожает. Но такое условие не исключает и того, что подобные представления ничто не защитит уже от ревизии, приходящей со стороны теперь усовершенствования понятий, и если и в будущем представления о сущностях евклидовой геометрии будут доносить те же смыслы, то уже собственно способ подобного донесения будет предполагать использование и совершенно иных категорий.

Именно поэтому предполагать действительность «вечных идей» уже в принципе вряд ли оправдано; но и они, «как и все живое» способны содержать такие их образцы, которые судьба вознаграждает способностью «цепко держаться за жизнь». Подобные идеи очевидно для нас «выглядят вечными», но они - лишь подобия на деле именно иллюзорных «подлинно» вечных идей. Хотя если допустить мысль о своего рода «абсолютно рационализированном» представлении, то подобное представление, пополнив однажды человеческий опыт, вряд ли будет предполагать его устранение в силу, собственно, отличающей подобное представление «высочайшей эффективности». Беда только в том, что философии по сей день не удалось встретить ни одной такой модели, что размышляла бы о предмете «рациональности представления».

Огл. Заключение

Выполненный здесь анализ позволил нам сформулировать вывод, указывающий на отличающую идеи способность уподобления живому, их подверженность своего рода «недугам» и даже наступающей смерти. Но смерть идей наступает несколько иным образом, нежели погибают живые существа - живые существа умирают от болезней или погибают в силу действия внешних причин, идеи же - «умирают» оказываясь забытыми за ненужностью или - будучи вытеснены другими, альтернативными более востребованными идеями. Отсюда, по большому счету, идеям угрожают такие вещи как неинтересность в смысле использования в качестве инструмента понимания или неэффективность в смысле возможности выражения перед возможными конкурентами. А что именно следует понимать формами подобных неинтересности либо неэффективности - следует понимать уже производным вопросом; скорее всего, недействительность или ложность идеи именно и следует рассматривать в качестве одной из форм непосредственно «неинтересности» идеи.

08.2014 г.

Литература

1. Гейзенберг, В., "Физика и философия", М., 1989
2. Смит, Б., "В защиту экстремального (ошибочного) априоризма", 1996