В известном смысле «невинное» суеверие широкой публики - убеждение в способности мышления физика любым образом означать эталон точности. Напротив, реальное мышление физика - все же странное смешение пунктуальности главнейших положений и здесь же ряда произвольных моментов. В таком случае предмет предлагаемого ниже анализа и составят те любопытные моменты, когда мышлению физика и дано обнаружить качества употребления разве не тех же мифологем, что, положим, и привычной мифологии. В отдельных случаях и мышление физика не исключает предъявления той же меры произвольности, что, увы, и известный принцип «анархия - мать порядка».

Огл. Понятие свободной семантики «частица»

Следует думать, что иной раз само произнесение физиком слова «частица» уже позволяет восприятие как нечто настораживающее - здесь наилучшим образом действия любого его собеседника и возможно признание просьбы об уточнении, что именно в подобном понимании и дано выразить слову «частица». Тогда мы и откроем наш анализ с исследования некоей первой интересующей нас проблемы, непременно имеющей место в связи с предметом «физического понятия ‘частица’», где и наилучшая возможность представления этой проблемы - повторение куплета известной оперетты. Герои оперетты, выражая характерное крайне ангажированное отношение к прекрасной половине, и заключали его в слова «частица черта в вас заключена подчас». Тогда если подобному выражению найти и условно «предельно упрощенное» семантическое истолкование, то и «частица черта» - это непременно частица, в равной же мере «частица», что и любой иной «кандидат в частицы». Но если это так, то на что именно и дано указать «физическому понятию ‘частица’», если в данном случае содержанием понятия тогда и определять нечто непременно иное, нежели чем полный аналог с позиций плана выражения, тогда столь естественный в устах героев оперетты? О какой другой реальности на фоне «частицы» из оперетты и дано повествовать уже физическому понятию «частица»? Наш анализ предмета подобного рода различий мы и позволим себе начать с осмысления понятия о «частице», тогда присущего естественному языку.

Всему тому, что с точки зрения носителей естественного языка и отличает способность предъявления качеств «частицы» также характерно и наличие специфики, предполагающей и отождествление посредством понятия «крупица». В подобном отношении «частица» естественного языка - любым образом телесная форма, даже если речь можно вести о тех же «частицах жидкости», то есть в подобном понимании «частица» - это нечто непременно форма телесной достаточности. Вне специфики телесной реализации для носителя естественного языка просто невозможна никакая «физически реальная» частица, хотя, как мы видим, он использует и возможность разбиения на «частицы» таких форм, как, в таком случае, особенности поведения или формы индивидуальной склонности. Но если для носителя естественного языка адресат (денотат) имени «частица» - любым образом нечто физическое, то такой денотат - это нечто непременно телесно данная форма.

Собственно осознание нами условного «подхода» носителя естественного языка и послужит нам условным «фоном», на что и возможно нанесение теперь уже аллегорической картины понимания «частицы» физиком. Представим себе, что физика призвали в армию и освободили от строевой подготовки для выполнения некоего важного задания. Ему говорят: существует структура воинских контингентов, и твоя задача описать такую структуру с той точки зрения, какой именно ее уже дано представить физику. Это поручение, как представляет себе физик - само собой элементарная задача. Его описание структуры воинских контингентов тогда и обретает вид: дивизия - частица, полк - частица, батальон и рота - такие же частицы, но те, что образуют из себя и более крупные частицы. При этом военная полиция, врачи, прокуроры, тыловые, капелланы, офицеры связи - равно «частицы», но только такие, что предполагают испускание более объемными частицами в направлении других таких же или меньших по объему «частиц». Более того, для физика и «ударная группировка» равным образом «частица», здесь же практически аналогичная тем же «частицам», чем он и привык понимать и те же населяющие квантовый мир мультиплеты или супермультиплеты. Тем не менее, такому его пониманию равно дано предполагать и некое «но» - любым образом специфика тогда уже явно не частицы определенно будет отличать те же молекулярные конгломераты. Тем не менее, такой ряд разновидностей или форм физической «частицы» вряд ли следует признавать еще и исчерпавшим возможность продолжения; так, нашей интуиции дано вознаградить нас и той мыслью, что на взгляд физика и та же «группу преследования» равно же отличает способность предъявления качеств «частицы». В таком случае, здесь правомерна постановка и следующего вопроса: в чем именно и следует видеть причину непременной приверженности физика к порядку приложения лишь единственной меры чуть ли не к любым формам структурной или иерархической вложенности?

Но, первое, здесь нет нужды анализировать предмет «оправданий» - если своим важнейшим предметом интереса физике все же дано видеть математическое и численное представление физических параметров, то и перед условием вычислительной сходимости тогда и дано отступить любым упущениям в характере описания. Тем не менее, делу здесь все же следует обстоять в ином - для физики ее понятие «частица» - это определенно не референт, указывающий на некую телесную форму, то тогда уже нечто иное. То есть физика, пусть в порядке в известном отношении «физической интуиции» и прибегает к отождествлению нечто вполне определенного смысла, хотя и явно не смысла отсылки к наличию телесной формы, но вот смысла чего именно - она так и не предполагает уточнять. И это притом, что и возможное уточнение смысла подобного понятия - это любым образом задача физики, но - никак не некоего иного направления познания. Однако и для нас самих, как просто для неких возможных критиков также не возбраняется и попытка предложения теперь и исходящего от нас толкования нечто как бы «интуитивно однозначного» физического понятия «частица». И тогда, прежде всего, и следует вспомнить о той же возможности приложения понятия «частица» еще и к таким «частицам», как фотон и электрон, что в том же физическом понимании природы подобных форм и предполагают отождествление уже непременно как нечто «фрагменты электромагнитного поля».

Если это так, и «частица» равно позволяет признание и нечто «фрагментом» или некоей условностью, то не помешает и попытка представить, чем же именно тогда и возможно признание подобного рода условности. И здесь, скорее всего, в значении подобной условности тогда и возможно признание нечто непременно условности инвариантного источника поведения. То есть - если физика и обретает представление о правомерности наделения чего-либо уже непременно признаками наличия качества нечто так себя ведущего носителя активности или возвратной активности, то для нее подобному обладателю нечто регулярной возможности проявления реакции тогда будет дано предполагать и отождествление в значении «частицы». Но здесь же не следует забывать и о том, что в смысле предложенной нами оценки и характеристика «инвариантность поведения» - это далеко не то, что допускает осознание как «одна и только одна форма поведения». Если железу и дано тонуть в воде и, равно, всплывать на поверхность жидкой ртути, то две данные как бы «разные» формы поведения все же будут восходить к тому же источнику собственно потому, что за условно «противоположным» характером поведения здесь дано стоять все той же характеристике плотности.

Таким образом, если кому-либо и дано настаивать и такие настояния уже случались, что физическая частица прямым образом и есть нечто корпускулярная физическая конкреция, то и существом подобных настояний тогда вряд ли следует видеть нечто как бы «предельно» осмысленную адресацию к содержательному наполнению такого понятия. Но для физики собственно предмет «шлифовки понятия» - не столь уж и важная задача, поскольку, как она допускает, сам собой фактор точной юстировки объема понятия все же не оказывает влияния на прямо ожидаемые от нее решения в виде представления численной меры.

Огл. Форма представления характеристики «полуквалификация»

Сейчас мы позволим себе обращение к анализу некоей семантической проблемы, существенной и важной для целого ряда собственно предметных физических проблем, а именно, к проблеме использования в физическом познании формы представления характеристики, что и позволяет отождествление как нечто в своем роде «полуквалификация». Условным аналогом такой «полуквалификации» в других сферах синтеза семантики тогда и возможно признание тех эскиза, наброска или черновика. Тогда и следует обратить внимание, что всякому, имевшему дело с физикой, любым образом довелось познакомиться и с такой практикой употребления понятий, что в смысле присущей им способности презентации представляемого ими содержания и позволят признание не иначе, как в значении «эскиза».

Но дабы задать настоящему рассуждению теперь уже точный контур, нам все же следует прибегнуть к аналогии. Положим, нам удалось получить такой заменитель сахара, что при растворении в чае по вкусу не отличим от натурального сахара. И тогда если для характерного некоему прошлому наличия лишь единственной возможности придания чаю сладости путем растворения сахара и характеристике «сладость» равно дано было служить и характеристикой чая как комплекса химических ингредиентов, то появление неопределенности в отношении источника сладости явно лишило эту характеристику и ее качества выражения некоей строгой определенности. Тогда если мы не знаем, что именно и послужило источником сладости чая, то и характеристика чая «сладкий» фактически мало что означает в сравнении с тем, что ей было бы дано означать в случае наличия лишь единственного источника сладости. Теперь, если подслащающих веществ уже несколько, то и такую характеристику в ее значении средства выражения некоей специфики, а именно, здесь уже не предполагающую полного исчерпания объема детализации, тогда и следует определять в качестве всего лишь полуквалификации.

И наиболее любопытный момент здесь и следует видеть в том, что фактически та же история, что и в условной аналогии, имела место и в отношении такого распространенного физического понятия, как «вакуум». Изначально характеристику «вакуум» предложила еще классическая физика, собственно и понимавшая его как нечто молекулярный вакуум. То есть изначально физика под именем «вакуум» так и подразумевала полное отсутствие или резко сокращенное присутствие в некоем объеме собственно нечто заданной в молекулярной форме газовой фазы. Но далее физике посчастливилось обнаружить, что подобный молекулярный вакуум не лишен заполнения и таким наполнением как электромагнитные излучения или присутствие такой их существенной формы, чем и возможно признание тех же тепловых фотонов. Далее такие «свободные объемы» стали экранировать от внешнего поля, но, конечно, не от вездесущих тепловых фотонов, что, однако, не мешало и сохранению в этом объеме присутствия тех же не сдерживаемых такими экранами нейтрино и других частиц, тогда уже не лишенных возможностей и элементарного преодоления экранирования. И самое любопытное, что все эти различные варианты наполнения пространства так и продолжали сохранять за собой устойчивое обозначение в виде понятия «вакуум». Или, как можно понять, понятие «вакуум» в физике и отождествляло собой любое лишенное молекулярного наполнения пространство, какие бы виды полей не предполагали присутствия в данной части пространства.

Более того, такое лишенное вещества, но наполненное различными видами поля пространство так и удержало за собой имя «вакуум», то есть - имя пустоты, так и не получив в физике никакого особенного имени, что и позволило бы обращение в то же указание на заполнение объема пространства теперь и неким не молекулярным содержанием. И отсюда и дано появиться с логической точки зрения явно странным, хотя, можно предположить, и понятным для физиков представлениям о «колебаниях вакуума». То есть - если не вдумываться в суть проблемы и строить логику на как таковой «голой» семантике, то физики и позволят признание разве что страдающими недостатком адекватности, когда они описывают какие-то «колебания пустоты» вместо определения, собственно и задающего собой условие наличия среды некоего совершающего колебания субстрата. Другими словами, здесь физика и обнаруживает себя не чуждой манере отождествления неких параметрических показателей посредством семантических форм, грубых едва ли не таким образом, как и на уровне «эскизного» формата представления.

Далее, как мы склонны думать, настоящему анализу дано найти продолжение еще и в двух такого рода следствиях - одном семантическом следствии, и другом систематическом. Его семантическое следствие - это собственно форма «полуквалификации», на деле - порядок задания маркера, излишне ограниченного в возможности комбинирования и коллекционирования признаков, чтобы непосредственно «в значении маркера» и составлять собой средство представления некоего должным образом полного объема содержания. Столь близкий душе физика «вакуум» в этом отношении и позволят признание как нечто чуть ли не «мало что говорящее» понятие. Систематическое следствие - это уже потребность в использовании для обозначения области пространства, заполненной полем еще и некоей специфической практики как бы «вспомогательной» идентификации, только посредством чего тогда и возможно отождествление некоей области пространства как содержащей и некие формы поля. Что именно для физики и могло бы послужить средством подобного отождествления, для нас уже не столь важно, поскольку в философском смысле тогда и следует определять существенным собственно косвенный способ задания в физике некоего определяемого там объема признаков.

Тем не менее, настоящему рассуждению все же не помешает и его дополнение оценкой, что очевидным примером той же полуквалификации возможно признание и такой важной характеристики, как имя «электромагнитное поле». Здесь речь следует вести о том любопытном случае, когда некий эффект по имени «красное смещение» или, напротив, «фиолетовое смещение» так и позволяет сохранение за формацией по имени «свет» все той же квалификации, уже не предполагающей выделения ни новой формы субстрата, ни, хотя бы, лишь новой формы организации. На бытовом уровне такому решению правомерен подбор и такой аналогии, когда и соленый огурец позволяет осознание как «все равно огурец», то есть как нечто прямо идентичное свежему огурцу.

Огл. Понятийная лакуна, снижающая возможности детализации

По нашей оценке, собственно источником показанной выше грубости физической картины тогда и возможно признание явного отсутствия в корпусе физического знания и некоего существенного понятия. Речь здесь идет о понятии, каким-то образом предполагающем пересечение или уподобление с понятием о «реализуемости». Качеством близости подобному понятию равно дано располагать и ряду понятий неких других направлений познания, таких как понятия вооруженности, укомплектованности, наполнения или, тогда уже, и из числа выражений, что тем или иным образом, но предполагают уподобление и понятию «полная сборка». Тогда, дабы придать высказанной нами претензии и более обстоятельную форму, все же нам не помешает и разъяснение, какому же собственно смыслу и дано отличать понятие «реализуемости».

Представим себе, как мы находимся на хлебзаводе и суммируем наши наблюдения уже как представление о производственном процессе. Положим, наше описание элемента данного процесса и состоит в предложении «батоны по транспортеру движутся в печь». Но следует ли понимать правомерным построение данного предложения, если свое качество «быть батонами» таким вещественным образованиям и дано обрести лишь по выходу из печи, но - никак не на входе в нее? Но данной практике именования также правомерно адресовать и следующую оценку - здесь в целях вполне уместного «сокращения сущностей» и допустима возможность не строго пунктуального, но в известном смысле «свободного» использования имени. Здесь мы называем именем предмета и тот предмет-предшественник, что собственно и обращается именуемым нами предметом лишь по прохождении некоей процедуры. И мы явно понимаем несбыточный характер всякой надежды на обладание и предметом-предшественником теми возможностями, что присущи и собственно достаточному предмету. Казалось бы, невозможно указание никаких причин, так или иначе, но позволявших перенесение такой практики как бы «сугубо коммуникативной» семантической оптимизации и на порядок именования физических характеристик.

Конечно, в какой-то мере подобную семантическую проективность и предполагает идея «демона Лапласа», исходящая из того, что знания состава - в оригинальной формулировке «знания всего множества существующих частиц», - и его явно достаточно для собственно знания специфического обустройства тогда и структуры «такого состава». Но нам здесь не следует исходить из каких-либо общих принципов, но следует «рассуждать логически». Тогда положим, что нашему рассмотрению и подлежит предельно простой случай «растворимости соли в воде». И положим, что наше намерение и состоит в предложении нашего описания некоего вещества, именуемого «вода» и исполняющего здесь функцию растворителя другого вещества соль. Но создать такое описание мы намерены не «с нуля», но заимствуя сведения, излагаемые в различных учебниках. Положим, вначале нам попался школьный учебник химии, возможно, что и не самый современный. Этот учебник утверждает, что «вода - это соединение водорода и кислорода». Далее нам уже попался следующий учебник, возможно, что некоего специализированного колледжа, где сказано, что «вода - это вещество, молекулу которого образуют два положительных однозарядных иона водорода и один отрицательный двухзарядный ион кислорода». Другими словами, второй учебник уже фактически опровергает первый, образуя представление не просто о химических элементах «водород» и «кислород», но указывая и на производные формы таких веществ «отрицательные и положительные ионы». Но если заглянуть в описание того же вещества, предложенного и университетским учебником, то он развертывает описание и различных фаз состояния данного вещества, в том числе, жидкой фазы, построенной в виде нечто комплексов «отрицательных ионов ‘OH-’», то есть - комплексов отрицательных ионов гидроксильной группы и положительных ионов водорода. Иными словами, практике познания здесь и дано обнаружить нечто «картину последовательности» собственно развития познания, тогда и совершавшегося посредством наращивания детализации картины мира, где на замену просто представлению о некоей основности, здесь - химическом элементе, и дано было явиться представлению о специфических формах бытования такой основности, тех же ионах или ионных комплексах. Подобным же образом и представлению о природе элементарных частиц взамен адресуемого ему «образа унитарности» как представлению начального уровня тогда и было дано ожидать обращения в представление о «быстрых и медленных» формах подобных частиц, или частиц той или иной энергии, того или иного состояния концентрации и много чего иного. Иными словами, собственно отсюда и возможно утверждение, что некую присущую миру синтетическую форму не следует видеть просто продуктом принадлежности некоей типологии, но более правильно понимать тогда уже продуктом в известном отношении нечто обусловленной принадлежности определенной типологии. Подобная мысль равно же не исключает и то дополнение, что объяснение некоей действительности просто «качеством состава» далеко не в любом случае следует определять уже как собственно объяснение такой действительности. Так, если ту же воду и разложить «до уровня состава», то такое объяснение фактически и утратит его существенный смысл, поскольку особенностью некоего объема газовой смеси равно дано послужить и той же специфике состава. Если такой гремучий газ и «подобен по составу воде», то рано же он никак не подобен воде и по тому же наличию функции растворителя.

Таким образом, и как таковая реальность равно будет предполагать еще и отождествление как предполагающая своего рода «прыжок», условно, от тех же «непосредственно» условий реальности тогда уже - к условиям, задаваемым и нечто состоянием определенной организации. И здесь мы лишь вынуждены сожалеть, что нам вряд ли преуспеть и в попытке поиска пусть и сугубо условной теоретической схемы подобного рода начала «неполного» подобия.

В конце концов, и собственно субстрату, и не только в части химического сродства, дано обнаружить и специфику соответствия нечто среде «внешнего сопряжения»; к примеру, тот же электрон уже непременно лишен той организации, что равно и позволила бы ему стать достаточным и для обращения объектом такого действия, как «класть на стол». Подобную специфику условно «механической достаточности» нам тогда и дано обнаружить лишь в том, что уже каким-то образом сопоставимо с организацией атома, а еще лучше - уже обустроено как структура множества атомов. Именно отсюда и дано вступать в действие, здесь можно лишь выразить наше сожаление, определенному не более чем на философском уровне «принципу Гейзенберга» - начальные условия физического эксперимента могут быть определены только в понятиях классической физики. К сожалению, сама собой физическая теория уже не знает такого существенного положения, хотя, тем не менее, она же и характерно следует ему на практике. Тогда если позволить себе обобщение практически полного разнообразия экспериментов по регистрации любых «до-механических» форм бытования субстрата, то им любым образом и дано представлять собой никогда не прямое исследование характерной таким формам феноменальной выраженности, но - лишь представлять собой отслеживание возмущений, исходящих от подобных форм реализации субстрата. Иными словами, тогда и условие механической достаточности уже будет предполагать осознание как нечто весьма и весьма существенное начало той же реализуемости физической специфики, но, к сожалению, не осознаваемой в подобном качестве теперь уже и собственно физикой. А отсюда и как таковая физическая концепция «существования» и позволит определение или как пока еще не располагающая должной формулировкой, или - как заданная не более чем «на практике». Подобное положение собственно и обуславливает ту парадоксальную трактовку, когда контуры механической схемы неправомерно и «распространяются вниз» и на нечто все еще лишенное способности развития в себе той же специфики «механически состоятельной» формации.

Но здесь нам равно не помешает и оговорка, что только что изложенное рассуждение о «реализуемости», возможно, не избегает и некоей физической ошибки, однако важно то, что мы свободны в таком рассуждении именно потому, что никому не известно суждение собственно физики, тогда и обращающейся к подобной постановке вопроса. Более того, именно по данной причине и сами физики лишают себя и той же возможности ограждения их же науки и от таких издержек, как «поиск реликтовых кварков» на поверхности «сверхпроводящих ниобиевых шариков диаметром 0,1 мм».

Огл. Смешение картины просто явления с картиной мира в целом

Исходным пунктом нашего настоящего рассуждения на тему отношения картины явления и картины мира нам и послужит допущение, что какое бы фундаментальное значение не обнаруживало некое явление, тем не менее, если оно позволяет выделение «как явление», то и присущая ему специфика - любым образом неспособность к замещению картины мира в целом. Если существует «картина мира», в отношении чего некоей реальности и дано знать истолкование лишь как нечто «отдельному» явлению, то такой реальности тогда дано лишь «бытовать» в этой картине, причем на условиях, когда и в целом картина будет предполагать детализацию, непременно более широкую, нежели допускающая извлечение «исходя из картины явления».

В таком случае следует признать уместным и напоминание, что в той же классической физике пространство и время и не предполагали задания из картины явления, но обретали то значение элементов картины мира, в отношении которых и «средства, построенные как картина явлений», уже отличала специфика лишь инструментария задания грубой квалификации. Но здесь же и подходу новой физики было дано обнаружить и ту специфику, что для данной схемы все существующее - это «поле», или, если позволить такую оценку, пусть и «продукт» поля, что и провоцирует ее на такую «вольность», как вывод пространства и времени «из» поля или из факта его существования. Здесь пространству и времени и дано претерпеть ту модификацию, когда они обрели вид не более чем «атрибутов поля», поскольку именно полю и дано налагать его ограничения «на всё». Но действительно ли поле позволяет признание еще и таким непререкаемым началом нормирования, что его ограничения и будут предполагать наложение «на любое, что только возможно»?

В одной из наших работ нам уже доводилось напоминать о том любопытном моменте, когда условный опыт с двумя лазерами, испускающими лучи в диаметрально противоположном направлении, и обращался источником парадокса - скорость расхождения фронта волны этих лучей, если следовать одному допущению, равнялась просто c, если следовать другому - то уже 2c. Далее, обсуждение подобного предмета в некоей дискуссии и познакомило нас с оценкой, что «тень движется быстрее скорости света, но физика не изучает тень». Однако почему бы тогда не восполнить явный пробел в коллекции сюжетов фантастических романов и предложить какой-нибудь «теневой канал передачи сигнала», когда функцию средства доставки информации и было бы дано принять на себя той же тени, уже не знающей равных в скорости движения? Положим, разве невозможно открыться еще и возможности построения схемы синхронизации, где появление тени в некоем реликтовом излучении, момент которого уже допускает предварительный прогноз, тогда и позволит его употребление в качестве инициатора некоего события? Чему же именно тогда и дано создавать помеху в применении подобной манипуляции как вполне возможного метода синхронизации?

Но в таком случае если и тень определять как некую самодостаточную реальность с ее характерной динамикой, то и как таковое образующее тень поле тогда уже невозможно определять как «реальность в последней инстанции». Тогда и объем отличающих картину мира возможностей и будет дано пополнить пусть не прямым формам субстрата, но - нечто «последствиям субстрата», живущим по тем особенным законам, что уже не позволяют признание условно «законами субстрата». Или - если физика и квалифицирует некий субстрат как «общемировой», то равно ей следует озаботиться и доказательством положения, что мир не содержит в себе ничего такого, что еще было бы способно тогда и выпадать из-под действия такого рода порядка нечто «всеобщей среды» субстрата.

Настоящий анализ равно позволяет продолжение и во множестве любопытных направлений, но поскольку для физики нет ничего более характерного, нежели чем привычка мыслить категорией как бы «гиперявления, что уже обнаруживает специфику субъекта замещения мира в целом», то именно ей и следует предпринять и попытку построения тогда уже теории подобной формы. Но пока физика не поспешает с предложением подобной теории, и того же именуемого «поле» претендента на подобный статус тогда и следует определять как «явление в мире», но - никоим образом не как мир в целом.

Еще один любопытный аспект той же проблемы - явление «расширения Вселенной». Какому именно содержанию тогда и дано наполнять такое понятие - или же Вселенной характерно свойство «расширения во что-то» или - она не более чем расширяется «сама собой»? Причем следует понимать, что первый предложенный вариант ответа явно парадоксален - если Вселенная и расширяется во что-то, то - какая она Вселенная? Поэтому здесь скорее следует ожидать второго, чем первого ответа, но - такой ответ все же не следует предугадывать за непосредственно физику.

Огл. Феноменоэйдетика: «слияние» объекта и концепта

Когда развитие физики достигло стадии создания теории современной квантовой и релятивистской физики, то здесь возникла ситуация, когда экспериментальные методы исследования фактически знали развитие лишь вслед развитию физической теории. Различного рода «частицы материи», - кварки, глюоны, мезоны и даже снискавший шумную славу «бозон Хиггса» все же изначально были предсказаны теоретически, и лишь позже выделены в эксперименте. Отсюда и физическому описанию дано было взять за правило вначале представление форм микроматерии как лишь теоретических концепций, и только по фиксации в эксперименте - уже как форм организации субстрата.

Тем не менее, непосредственно физическим представлениям все же дано предполагать порядок, известный как «примерное соответствие предсказаний теории и результатов эксперимента», чему уже не дано различать теоретическую реализацию и как таковое явление. Тогда если посмотреть на теорию элементарных частиц, то имеющая там место «теоретическая реализация» подобных частиц - это то же представление о действительности комплекса факторов, допускающего отождествление ему «в правах комплекса» еще и специфики инвариантного источника поведения, нежели некоей развернутой феноменологии. Иными словами, физика позволяет себе ограничиться лишь подтверждением в эксперименте действительности некоей комбинации факторов, странным образом пренебрегая и как таковой феноменологической квалификацией того, что в ее понимании и позволяет отождествление нечто «частице». Или - она, быть может, лишь вынужденно смиряется с явной условностью подобных квалификаций, что, собственно, и обнаруживает отождествление тем же кваркам их состояний «цвет», как и ряд такого плана ситуаций задания квалификаций, подобным же образом «чуждых любой феноменологии».

Иными словами, те теоретические решения, что в понимании физики и позволяют признание оправданными уже по причине достаточности для предсказания неких физических характеристик, равно в ее понимании будут позволять представление достаточными еще и как средства репрезентации теперь уже феноменологии этого явления. Возможно, что истоком подобной практики и правомерно признание того же разотождествления «вещества» как вещества вообще и «веществ»; в некоторой мере проблема «феноменоэйдетики» и предполагает понимание как явное следствие того же исключения понятия «реализуемости», о чем мы говорили выше. Как равным же образом здесь возможно и то допущение, что собственно методологическое начало физики - это принцип брать объект «не более чем в контурах концепта», но здесь и предложение точного ответа нам все же следует оставить за собственно физикой.

Если же попытаться выделить условные «начала» подобной практики интерпретации, то в понимании физика прямым заместителем некоей онтологической схемы и дано оказаться нечто картине известной под именем «оптимистической ситуации, сложившейся в современной физике». Более того, и в своей трактовке представления о нечто «единой природе электромагнитного и слабого взаимодействия» взгляду физика тогда и дано исходить из высшего приоритета уже непременно теоретической рациональности, но - никоим образом не из каких-либо поисков феноменологической заданности. Таким образом, за явлением в глазах современного физика все же дано скрываться скорее некоему концепту, нежели нечто хоть сколько-нибудь напоминающему феномен.

Огл. Особенный круг «малоинтересных проблем»

Равно невозможно отрицание разумности и того отношения физики, когда она определенно привержена исключению из поля зрения ряда проблем, что, быть может, и позволяют признание как «малозначимые». Но в таком случае уже познанию действительности, если это действительно академическая деятельность познания, тогда следует принимать во внимание и тот же полный круг явлений, а не только некую «важную часть» такого круга.

Очевидный пример - некие странности в физическом объяснении той же природы прозрачности сплошной среды. Чистая морская вода позволяет просмотр предметов на дне на глубинах чуть ли не ста метров, а от физики, быть может, не физики самого последнего времени, уже не так просто добиться собственно объяснения природы такой удивительной способности. В недавнем прошлом физика и позволяла себе ограничиться замечанием, что прозрачность для света отличает диэлектрики, что все же сложно отнести к как таковой морской воде. Но что же в действительности происходит со светом, когда он либо практически без потерь, либо - с весьма незначительными потерями проходит насквозь, а, быть может, и рядом с атомарными частицами (атомами, ионами) сплошной среды? Либо, положим, такие частицы уже лишены необходимой плотности, что и не позволяет им задерживать излучение, либо - они неким образом приводят в действие механизм переизлучения, практически не уменьшающего силу потока светового излучения? Здесь, если доверять последней во времени схеме, что уже объясняет эффект прозрачности увеличением размера запрещенной зоны электронов внешней электронной оболочки атома, когда в прозрачном веществе энергии фотона уже недостаточно для перевода электрона на уровень возбужденной орбиты, и следует предполагать действие все же переизлучения. Но это - объяснение, получившее известность едва ли не в последние несколько лет, а до того - физика … просто умалчивала об отсутствии у нее объяснения прозрачности.

То же самое можно сказать и о сосуществовании в некоем объеме пространства одновременно нескольких форм поля. Каким образом гравитационное поле не подчиняется действию электромагнитного, а электромагнитное все же позволяет захват гравитационным полем, но только достаточно сильным, в частности, тем же полем Солнца. Но дано ли тогда эффекту гравитационной линзы наблюдаться и вблизи других крупных астрономических объектов, к примеру - планеты Юпитер?

В нашем понимании решаемая здесь задача - это отнюдь не углубление в конкретику физических явлений. И тогда если говорить о круге проблем, затронутых на настоящей стадии нашего анализа, то нам лишь следует подчеркнуть то обстоятельство, что физическому познанию все же характерно в некотором отношении «прагматически заостренная» любознательность, но никоим образом не чисто академическая форма этой любознательности. Еще одним подтверждением данной оценки следует понимать и отсутствие в любом учебнике физики явно не лишних там утверждений, что формы перцептивной регистрации «цвет» и «звук» - это любым образом формы психической репрезентации физических стимулов, но никак не сама собой физическая стимуляция.

Огл. «Эксперимент» - субъект «событийно-предметного единства»

Помимо иных любопытных моментов, характерная особенность физики - это и использование нечто как бы «когнитивно-практической» категории «эксперимент», хотя и любой процесс, осуществляемый в порядке эксперимента - это все то же событие физической действительности, как и любое иное событие в физической среде. Хотя, конечно, если определять под углом зрения условно «событийной схемы», то отождествление физического эксперимента как нечто особой реальности возможно в случае, если исходить из нечто условия «чистоты эксперимента». То есть эксперимент уже как условно «одномерный» формат развития событий в этом и обнаружит отличие от широкой действительности, где, как правило, за большинством событий уже дано стоять и некоему комплексу факторов. Однако для собственно физики понятию «эксперимент» дано носить и несколько более широкий смысл.

Как мы позволим себе оценить, выделение в корпусе физического познания еще и специфической категории «эксперимент» фактически означает и своего рода отрицание онтологии процесса. В подобном отношении тогда невозможен процесс вообще, но возможен - процесс, воспроизводимый в эксперименте, хотя этот процесс уже определенно возможен как процесс, существуй лишь должные условия для его начала. Конечно, если говорить о специфических лабораторных системах, то имеющие в них место процессы практически не происходят в неживой природе, что, тем не менее, не означает и запрета на саму возможность таких процессов в неживой природе. Окажись и там те же возможности сообщения подобного рода порций энергии, как и комплекс средств задания условной «точки фокуса», то и там будет инициированы те же процессы, что знакомы нам лишь в качестве «лабораторных». Но отсюда и то же физическое познание позволит признание уже как нечто начало построения особой предметной формы «мир эксперимента»; такой «мир» и следует понимать миром, в котором специфика начала идентичности и позволяет адресацию нечто событию, в данном случае - «событию эксперимента». Иными словами, как можно оценить, отсюда присущая физическому познанию категория «эксперимент» тогда и будет ожидать признания уже как нечто особая категория событийно-предметного неразличения.

Тем не менее, для нас, в силу поставленной задачи, значима не собственно действительность такой категории, но то обстоятельство, что в мышлении физика место процесса как такового непременно и предполагает замещение на особый предмет «события эксперимента». Физика почему-то не мыслит того разнообразия процессов, где существенная часть этой коллекции пусть и не реализуема в качестве процессов естественной среды, но что уже само собой возможны в качестве простых «не запрещенных» событий любым образом возможного развития обстоятельств. Отсюда физика вместо специфических условий тех же неизвестных в естественной среде процессов и обращается к введению предметной категории «эксперимент» или «условий эксперимента», как бы создающей свою особую субонтологию вместо того, чтобы некая специфика как бы и сама собой предполагала признание как непременно «потенциально возможное». На наш взгляд, здесь вряд ли правомерно то же особое выделение подобной столь характерной практики физического мышления, но просто следует отдавать отчет в том, что категория физических представлений «эксперимент» равно не лишена и известной доли искусственности.

Огл. «Возможность применения» - антитеза онтологическому типу

Физике еще странным образом характерно понимать мир не в порядке онтологической «субординации» или иерархии, но посредством отождествления объектов посредством квалифицирующей характеристики «применимость» - в отношении данных процессов «возможно использование теории возмущений». Или, другой пример, - медленные процессы допускают описание или представление посредством формул классической механики. Здесь как бы «явно напрашивается» введение некоторой типологической позиции, к примеру, тех же «структур реальности, не чувствительных к релятивистской коррекции», но физика вместо этого любым образом и предпочитает метод задания функциональной ассоциации - «применимость классической механики». В таком случае, что тогда позволит признание возможной причиной подобной подмены?

Скорее всего, вероятной причиной подобной подмены тогда и возможно признание нечто в известном отношении «пристрастия» к заданию условий нечто же «предельной редукции» предметного разнообразия. Типология или типологическое многообразие мира объективно, но именно физику и отличает склонность к такому порядку построения картины мира, чему не иначе, как и дано предполагать то же «полнейшее исключение» отношений типологического упорядочения, место которой уже дано занять тому же построению системы «предельно универсальной» коллекции специфик, признаков или условностей. Поэтому закономерностям или тем или иным структурным представлениям в их выражении посредством физических представлений тогда и дано принимать вид как бы нечто «универсальных форматов», но одновременно еще и тех, чья сфера действия определенно ограничена и заданием условия «применимости». А потому подобную практику и невозможно понимать иначе, кроме как нечто «стыдливой формой воспроизводства типологии».

Возможно, фактически нечто в известном смысле «фобия» физики в отношении типологии и позволит признание как нечто проективное продолжение математических начал физического познания, явно предполагающих и непременное определение некоей «общей основы». Собственно принятию подобного порядка и дано развивать в физическом познании ту же привычку построения картины мира как системы связей порождения феноменов, приводящих их к некоему всеобщему началу. Иными словами, на взгляд физического познания явно большую рациональность и следует признавать за тем способом представления действительности, чему любым образом дано уходить от задания типологических определителей, а типологическое упорядочение тогда и определять не более чем как нечто «побочный результат» процесса познания.

Огл. Эффект «напластования понятий»

Далее, очевидным развитием того же очевидного пренебрежения со стороны физического познания проблематикой типологического упорядочения тогда и возможно признание такой особенности собственно и выстраиваемой физикой системы понятий, как эффект «напластования» понятий. Непременное отличие целого ряда физических понятий и составляет собой такая особенность, как распространение присущего им содержания и на сферу действия ряда следующих понятий. Например, понятие «частицы» предполагает отнесение как к собственно частицам, так находит использование и в качестве имени типологической формы, объединяющей собой и частицы, и античастицы. Точно так же сложно понять, почему потребовалось введение особого понятия «частиц высоких энергий» и почему такие частицы невозможно понимать просто частицами, или, напротив, почему множество частиц должно охватывать собой и частицы высоких энергий? Аналогичным образом и понятие барионов нашло использование не просто в качестве имени их собственного множества, но и в качестве имени общего множества барионов одновременно с антибарионами. В этот же ряд равно возможна постановка также и электрического (и - не только электрического) заряда, когда одно и то же имя будет представлять собой как имя некоей типологии, так и, помимо того, и имя типологической общности зарядов различного знака, и, равно, имя конкреции, вмещающей некий объем носителей заряда.

Однако подобного рода «напластование понятий» вряд ли позволяет признание неким особенным неудобством или неясным местом физического описания, сколько означает отождествление подобных понятий скорее как определяемых из контекста, чем из собственно прямой семантики. Вполне вероятно, что такую контекстную зависимость физического описания и следует понимать оправданной, но если за ней можно видеть стремление к устранению зависимости физического описания от какого-либо введения в него формально строгих дефиниций, то тогда подобную специфику и следует рассматривать как предполагающую и особое исследование.

То есть физика, если исходить из фактического положения, собственно и обнаруживает склонность к пониманию собственных же понятий уже как нечто такого рода «не главного», что не столь принципиально для предлагаемых ею оценок. Физический объект в физике скорее предполагает признание как определяемый посредством нечто «букета измерений», нежели посредством наложения уже прямой предметной квалификации, и потому для него и вольная форма именования не составляет собой сколько-нибудь существенной ошибки или даже просто неудобства.

Огл. Заключение

В таком случае, если обобщить предложенные здесь оценки, то собственно направление научного познания «наука физика» и позволит признание как нечто своего рода «онтологический диссидент». Физику в известном отношении тогда и следует определять как нечто «на дух не переносящую» какую-либо онтологическую или «диверсифицированную» типологическую универсализацию, и потому и предпочитающую всему этому практику ситуативной или адаптивной компоновки комплекса измерителей. Физическое рассуждение фактически не обнаруживает иронии в таких предпочитаемых им выражениях, какими следует признать «включение в уравнение дополнительных членов» или «естественность стремления физиков к объединению взаимодействий». Физика будет предпочитать включение в свои концепции любого количества «калибровочных полей», лишь бы избежать хоть в какой-либо части тогда уже и онтологической постановки вопроса. Таковы наши «экспериментальные доводы» и такова и «природа» изложенной здесь семантической критики, собственно и определяющей некоторые особенности физического рассуждения как не чуждые и известной доли странности. Однако мы все же позволим себе воздержаться от ценностной оценки, и откажемся от попытки осознания, насколько полезен подобный способ рассуждения собственно физике; для нас наиболее важный смысл следует придавать далеко не тому, что доминированию подобного способа собственно и означает для физического познания, но - непосредственно факту его существования.

02.2016 - 06.2018 г.

Литература

1. Гейзенберг, В. «Физика и философия», М., 1989
2. Кобзарев, И.Ю., ред., «Современная теория элементарных частиц», М., 1984
3. Шухов, А., «Онтологизм vs. физикализм», 2015