Особенный способ мышления физика

Шухов А.

Содержание

Одно из «невинных заблуждений» широкой публики - признание мышления ученого-физика как бы «эталоном точности». Напротив, на деле не исключено и доказуемое утверждение, что мышление физика - смешение пунктуальности важнейших положений и неких произвольных моментов. Отсюда и предмет настоящего анализа - рассмотрение ряда положений, когда мышление физика фактически обретает облик прямого употребления едва ли не мифологем. Иной раз даже и мышление физика ввергает себя в состояние, известное из краткой характеристики «анархия - мать порядка».

Огл. Понятие свободной семантики «частица»

Шум многоголосия мнений равно маскирует и понимание, признающее произнесение физиком слова «частица» иной раз даже настораживающим - наилучшая реакция на такое высказывание просьба об уточнении, что в том или ином случае выражает это понятие. Ради пояснения смысла такого понимания семантический анализ предмета «физическое понятие ‘частица’» и подобает начать, казалось бы, с не вполне логичного хода - повторения куплета известной оперетты. Герои оперетты, далеко не ровно воспринимая прекрасную половину, выражали их отношение к ней словами куплета «частица черта в вас заключена подчас». Тогда если попытаться и сколько возможно «сжать» это высказывание, то подобает образовать и слово «черточастица» - вполне правомерную форму именования, что допускает присвоение «частице», равноправной и с любым иным «кандидатом в частицы». Но если для «пустых речей» допустимы и такие манипуляции с понятностью, то какого рода указание выпадает составить «физическому понятию ‘частица’», если содержанию или денотату данного понятия дано представлять собой нечто совершенно иное, чем тот вариант построения плана выражения понятия, что столь органичен в устах героев оперетты? Какого рода характерно иным потенциалом понятия наделена физическая «частица», нежели чем «частица», о чем судят герои оперетты? Нашу попытку прояснения подобного различия и подобает начать с осмысления понятия о «частице», присущего естественному языку.

Все, что в понимании носителя естественного языка отличает способность предъявления качеств «частицы» также обнаруживает и специфику, допускающую отображение посредством понятия «крупица». То есть «частица» естественного языка - всегда и всюду нечто телесная форма, даже если такое понятие обозначает и некую «частицу жидкости», или - для естественного языка его понятие «частица» - то непременно некая форма телесной достаточности. Носитель естественного языка просто не предполагает возможности существования «частицы» и вне возможности телесной реализации, хотя в поэтической речи, как у героев оперетты, таким словом он также обозначает и такие формы, как особенности поведения или же черты психологического портрета. Но если носитель естественного языка подразумевает, что денотат понятия «частица» - нечто физическое, то этот денотат - он и всяким образом телесно данная форма.

Это описание условно «имплицитной» трактовки носителя естественного языка и послужит нам условным «фоном», что позволит нанесение на него теперь и аллегорической картины понимания «частицы», что и обнаруживает ученый-физик. Тогда подобает вообразить ситуацию поступления физика на военную службу и освобождения его от строевой подготовки для выполнения важного задания. Физику предлагают: существует структура воинских контингентов, и твоя задача описать эту структуру в таком виде, в каком ее понимает физик. Это поручение, как представляет себе физик - само собой простейшая задача. То есть - то описание структуры воинских контингентов, которое способен предложить физик, обретает тогда и следующий вид: дивизия - частица, полк - частица, батальон и рота - такие же частицы, но те, что образуют из себя и более крупные частицы. При этом военная полиция, врачи, прокуроры, тыловые, капелланы, офицеры связи - равно же «частицы», но только такие, что предполагают испускание более объемными частицами в направлении других таких же или меньших по объему «частиц». Более того, для физика и «ударная группировка» равным образом «частица», практически аналогичная все тем «частицам», чем он привык понимать населяющие квантовый мир мультиплеты или супермультиплеты. Тем не менее, такое его понимание не исключает и некоего «но» - специфике уже никоим образом не частицы доводится отличать и молекулярные конгломераты. Тем не менее, такой ряд разновидностей или форм физической «частицы» вряд ли подобает расценивать как исчерпавший на этом ряд его продолжения; так, здесь явно возможна и мысль, что на взгляд физика и «группа преследования» - не иначе как форма «частицы». В таком случае, вполне правомерна постановка такого вопроса: в чем именно и подобает предполагать причину стойкой приверженности физика к порядку приложения всегда и везде лишь единственной меры едва ли не к любым формам структурной или иерархической вложенности?

Однако здесь нет необходимости и в анализе каких-либо «оправданий» - если для физики важнейший предмет интереса - математическое и численное представление физических параметров, то перед условием вычислительной сходимости дано отступать и любым упущениям в характере описания. Тем не менее, здесь все же подобает предполагать реальность несколько иного предмета - физика фактически осознает ее понятие «частица» не как референта, указывающего на телесную форму, но как нечто иное. То есть физика, пусть на уровне условно «физической интуиции», но вкладывает в понятие «частица» определенный смысл, хотя и не смысл отсылки к телесной форме, но что именно это за смысл - физика явным образом не спешит обозначить. Физике не существенно прояснение такого смысла даже притом, что предложение такого объяснения - она и прямая задача физического познания. Другое дело, что теперь и настоящему анализу, как одной из форм внешней критики, не возбраняется предложение и собственного объяснения вроде бы и «интуитивно однозначного» физического понятия «частица». Попытку же предложения подобного объяснения и подобает начать с напоминания о правомерности приложения понятия «частица» равно и к таким «частицам», как фотон и электрон, что в системе физических квалификаций также понимаются и как «фрагменты электромагнитного поля».

Тогда если физическая «частица» - она равно же и некий «фрагмент» или некая условность, то не помешает и попытка представить, чем именно и возможно признание такого рода условности. Скорее всего, в значении такого рода условности и правомерно признание не иначе как нечто формации инвариантный источник поведения. То есть если физике и доводится убедиться в правомерности наделения чего-либо то непременно и признаками наличия качества так себя ведущего носителя активности или возвратной активности, то для нее такому обладателю регулярной возможности проявления реакции правомерно задание и такой квалификации как отождествление в значении «частицы». Но равно не стоит забывать и о том, что в смысле предложенной здесь оценки и характеристика «инвариантность поведения» - далеко не то, что допускает осознание как «одна и только одна форма поведения». Если специфика железа - тонуть в воде и всплывать в среде жидкой ртути, то две данные как бы «разные» формы поведения все же будут восходить к тому же источнику собственно потому, что за условно «противоположным» характером поведения здесь дано стоять все той же характеристике плотности.

Таким образом, если кому-либо и дано настаивать и такие настояния уже случались, что физическая частица прямым образом и есть нечто корпускулярная физическая конкреция, то и существом подобных настояний вряд ли следует видеть и нечто как бы «предельно» осмысленную адресацию к содержательному наполнению такого понятия. Но для физики предмет «шлифовки понятия» - не столь уж и важная задача, поскольку, как она допускает, фактор точной юстировки объема понятия все же не оказывает влияния на прямо ожидаемые от нее решения в виде представления численной меры.

Огл. Форма представления характеристики «полуквалификация»

Прямое развитие выполненного выше анализа - рассмотрение семантической проблемы, значимой для целого ряда предметных физических проблем, в данном случае - проблемы использования в физическом познании формы или порядка представления характеристики, что можно расценивать как порядок задания «полуквалификации». Если среди структур интерпретации в целом подобрать ряд форм, что можно расценивать как очевидные образцы полуквалификации, то таковы эскизы, наброски и черновики. Далее следует заострить внимание на предмете, что всякому, имевшему дело с физикой, знакома и такая практика употребления понятий, что в смысле качества порядка отождествления задаваемого подобными понятиями и правомерно расценивать не иначе, как своего рода «эскиз».

Но чтобы располагать возможностью построения такого анализа уже на базе несколько более точной аналогии, то подобает прибегнуть к такому примеру. Положим, успехи химии позволили получение заменителя сахара, чьи вкусовые качества в водном растворе неотличимы от натурального сахара. И если тогда, когда кроме сахара не было никаких иных источников сладости, то признак «сладости» это был еще и однозначный определитель наличия сахара, то теперь признак «сладости» обрел черты признака, не означающего строгой определенности. Теперь если признак «сладости» можно понимать указанием на наличие целого ряда веществ, то и качество квалифицирующей функции признака «сладости» - это качество полуквалификации.

Нам, конечно же, важна здесь не семантика как таковая, но тот любопытный момент, что та же история с изменением квалифицирующего качества признака повторилась и в отношении физического понятия «вакуум». Изначально характеристика «вакуум» была предложена классической физикой, собственно и понимавшей его как молекулярный вакуум. То есть понятие «вакуум» для классической физики - это представление о том, что данный объем практически не заключает собой никакой молекулярной газовой фазы. Но далее физика удосужилась заметить, что подобный молекулярный вакуум равно наполнен и всякого рода электромагнитными излучениями, в том числе и потоками тепловых фотонов. Далее, когда была выработана технология экранировки таких «свободных объемов» от внешних электромагнитных излучений, это не помешало распространению внутри пустых пространств не только тепловых фотонов, но и успешно проходящих эти экраны нейтрино и других высокомобильных частиц. Но при этом, вне зависимости от наполнения второго рода или наполнения формами излучения такие лишь «молекулярно пустые» пространства сохранили и свое родовое имя «вакуум». То есть такому имени теперь стало соответствовать значение, что фиксирует отсутствие молекулярного наполнения, но прямо пренебрегает равно же и представлением характеристики наполнения излучением.

Более того, имя «вакуум» как отличало, так и продолжает отличать это «пустое» пространство, находя применение и во всех случаях представления характеристик, когда физика обращается к изучению иных, не молекулярных наполнителей «пустого» пространства. Естественное продолжение подобного положения и приводит к появлению понятия «колебаний вакуума». То есть если не принимать во внимание очевидно метафорический характер данной квалификации и судить буквально, то можно вообразить, что речь идет о каких-то «колебаниях пустоты». Или - для физики здесь не столько значимо понятие, вряд ли должным образом строгое с позиций семантики, но для нее значимо, что при помощи распространенной и близкой существу предмета характеристики она равно находит возможность дать имя и некоему явлению.

Далее такого рода «легкая парадоксальность» обретает свое продолжение и в двух различного рода следствиях - семантическом и систематическом. В этом случае семантическое следствие - собственно форма «полуквалификации», на деле - порядок задания маркера, излишне ограниченного в возможности комбинирования и коллекционирования признаков, чтобы непосредственно «в значении маркера» составлять собой средство представления должным образом полного объема содержания. Отсюда такой «вакуум» в силу его явной условности и обращается не иначе как «мало что говорящим» понятием. Систематическое следствие - это потребность в использовании для обозначения области пространства, заполненной полем и некоей специфической практики как бы «вспомогательной» идентификации, лишь посредством чего и возможно отождествление некоей области пространства как содержащей и некие формы поля. Что именно для физики могло бы послужить средством подобного отождествления, для нас уже не столь важно, поскольку в философском смысле здесь принципиально важен лишь сам по себе косвенный способ задания в физике некоего определяемого там объема признаков.

Тем не менее, настоящий анализ полезно дополнить оценкой, что очевидным примером полуквалификации равно правомерно признание и такой важной характеристики, что носит имя «электромагнитного поля». Как основание подобной оценки и подобает напомнить тот любопытный прецедент, когда некий эффект по имени «красное смещение» или, напротив, «фиолетовое смещение» прямо позволяет сохранение за формацией по имени «свет» все той же квалификации, уже не предполагающей выделения ни новой формы субстрата, ни, хотя бы, новой формы организации. На бытовом уровне такому решению правомерен подбор и той аналогии, когда и соленый огурец позволяет осознание как «тот же огурец», то есть как нечто прямо идентичное свежему огурцу.

Огл. Понятийная лакуна, снижающая возможности детализации

Если положиться на присущую нам интуицию, то источником показанной выше грубости физической картины и правомерно признание отсутствия в корпусе физического знания некоего существенного понятия. То есть системе представлений физического познания явно недостает понятия, что тем или иным образом предполагало бы пересечение или уподобление с понятием «реализуемость». Если же очертить контуры такого предполагаемого физического понятия, то смысловую близость такому понятию способны обнаружить и ряд понятий иных направлений познания, например, такие понятия как вооруженность, укомплектованность, наполнение или понятия, допускающие уподобление понятию «полная сборка». Но для окончательного прояснения этой выдвигаемой нами претензии не помешает прояснение и нашего понимания теперь как такового понятия «реализуемость».

Представим себе, что мы оказались на хлебопекарне и пытаемся составить представление о процессе хлебопечения. В том числе, нам присуще допускать и такое описание фрагмента подобного процесса производства, как констатация «батоны по транспортеру движутся в печь». Но следует ли понимать правомерным построение этого утверждения, если качество «быть батонами» таким вещественным образованиям доводится обрести лишь по выходу из печи, но не до входа в печь? Однако данная практика понятийного синтеза не лишена рациональности и в отношении, что ради вполне уместного «сокращения сущностей» допустима возможность не строго пунктуального, но и своего рода «свободного» использования имени. Здесь мы называем именем предмета и тот предмет-предшественник, что и обращается именуемым нами предметом лишь по прохождении некоей процедуры. И мы явно понимаем несбыточный характер всякой надежды на обладание и предметом-предшественником теми возможностями, что присущи и достаточному предмету. Казалось бы, невозможно указание такого рода причин, что так или иначе, но позволяли бы перенесение такой практики как бы «сугубо коммуникативной» семантической оптимизации и на порядок именования физических характеристик.

Тем не менее, подобную семантическую проективность в какой-то мере заключает собой идея «демона Лапласа», исходящая из того, что знания состава - в оригинальной формулировке «знания всего множества существующих частиц», - уже достаточно для обретения представления о специфике обустройства тогда уже «такого состава» структуры. Но здесь нам не следует исходить из каких-либо общих принципов, но подобает «рассуждать логически». Тогда положим, что нашему рассмотрению подлежит предельно простой случай «растворимости соли в воде» на условии, что мы намерены характеризовать способность воды действовать как растворитель другого вещества соль. Однако строить это описание мы намерены не «с нуля», но заимствуя сведения, излагаемые в различных учебниках. Положим, вначале нужные нам сведения мы заимствуем из школьного учебника, возможно, что не вполне современного. По оценке такого учебника воду подобает расценивать как «соединение кислорода и водорода». Далее мы извлекаем данные из другого учебника, пусть пособия для специализированного колледжа, где сказано, что «вода - вещество, молекулу которого образуют два положительных однозарядных иона водорода и один отрицательный двухзарядный ион кислорода». Другими словами, второй учебник уже едва ли опровергает первый, образуя представление не просто о химических элементах «водород» и «кислород», но указывая на производные формы этих веществ «отрицательные и положительные ионы». Но если в нашей последовательности ознакомления нам доведется заглянуть и в пособие университетского уровня, то в нем развернуто описание и различных фаз состояния данного вещества, в том числе, жидкой фазы, построенной в виде нечто комплексов «отрицательных ионов ‘OH-’», то есть - комплексов отрицательных ионов гидроксильной группы и положительных ионов водорода. То есть - череда представленных здесь степеней глубины познания того же самого предмета раскрывает тогда и «картину последовательности» развития познания, совершавшегося посредством наращивания детализации картины мира, где на замену представлению о некоей основности, здесь - химическом элементе, заступает и представление о специфических формах бытования такой основности, тех же ионах или ионных комплексах. Подобным же образом и представлению о природе элементарных частиц взамен адресуемого ему «образа унитарности» как представлению начального уровня подобает ожидать и обращения представлением о «быстрых и медленных» формах частиц, или частиц той или иной энергии, того или иного состояния концентрации и много чего иного. Иными словами, настоящее рассмотрение и позволяет заявление утверждения, что некую присущую миру синтетическую форму не следует видеть просто продуктом принадлежности некоей типологии, но более правильно понимать продуктом в известном отношении обусловленной принадлежности некоторой типологии. Равно подобная мысль не исключает и дополнения, что объяснение действительности просто «качеством состава» далеко не в любом случае правомерно расценивать как собственно объяснение подобной действительности. Так, если ту же воду и разложить «до уровня состава», то такое объяснение фактически и утратит его существенный смысл, поскольку некий объем газовой смеси равно будет отличать и такая особенность как та же самая специфика состава. Если же гремучий газ и «аналогичен по составу» воде, то его все же не отличает и такая специфика как функция растворителя.

Таким образом, реальности дано предполагать наличие и такого рода «пороговых уровней», когда при сохранении того же самого содержимого дано изменяться лишь уровню организации. Здесь нам остается лишь выразить сожаление, что науке не знает и такой теории, что в привязке к некоей базе раскрывала бы и «уровни организации», возможные для предмета этой теории.

Более того, как таковой субстрат, и не только в части химического сродства, дано отличать и соответствию среде «внешнего сопряжения»; к примеру, для того же электрона недоступен порядок организации, на котором он бы проявил достаточность и для обращения объектом такого действия, как «механическое перемещение». То есть теперь уже качеству «механической достаточности» и дано устанавливаться лишь исключительно в случае устройства субстрата, каким-то образом сопоставимого с организацией атома, а еще лучше - обустроенного в виде структуры множества атомов. Или - лишь на уровне механической достаточности и доводится вступать в действие, увы, определяемому лишь на философском уровне «принципу Гейзенберга» - начальные условия физического эксперимента могут быть определены только в понятиях классической физики. К сожалению, сама собой физическая теория уже не знает такого существенного положения, хотя, тем не менее, она и характерно следует ему на практике. Тогда если позволить себе обобщение практически полного разнообразия экспериментов по регистрации любых «до-механических» форм бытования субстрата, то они - любым образом никогда и не прямое исследование присущей таким формам феноменальной выраженности, но - лишь отслеживание возмущений, исходящих от подобных форм реализации субстрата. Иными словами, тогда и условие механической достаточности будет предполагать осознание как весьма и весьма существенное начало реализуемости физической специфики, но, к сожалению, в подобном качестве вряд ли осознаваемой физикой. Потому физическое истолкование условия «существования» и подлежит расценивать или как пока не знающее должной формулировки, или как заданное не более чем «практически». Такого рода неопределенность и порождает ту самую парадоксальную трактовку, когда контуры механической схемы неправомерно «распространяются вниз» равно и на все, неспособное к развитию в себе специфики «механически состоятельной» формации.

Но здесь нам также подобает отметить, что настоящему рассуждению о «реализуемости», вполне возможно, не дано избежать и физической ошибки, но здесь важно, что мы свободны в таком рассуждении именно потому, что никому не известно суждение собственно физики, тогда и обращающейся к постановке вопроса о реалиях «реализуемости». Более того, по данной причине и сами физики лишают себя и возможности ограждения их науки от таких издержек, как «поиск реликтовых кварков» на поверхности «сверхпроводящих ниобиевых шариков диаметром 0,1 мм».

Огл. Смешение картины просто явления с картиной мира в целом

Предпринятое здесь рассуждение о предмете отношения картины явления и картины мира явно следует допущению, что какое бы фундаментальное значение не отличало бы некое явление, тем не менее, если оно позволяет выделение «как явление», то и присущая ему специфика - любым образом неспособность к замещению картины мира в целом. Если существует картина мира и рядом с ней - реальность, знающая истолкование лишь как «отдельное» явление, то такой реальности подобает лишь «бытовать» в общей картине мира, причем на условиях, когда саму картину мира дано отличать детализации, уже непременно более широкой, нежели картина допускающая извлечение «исходя из картины явления».

Собственно потому и подобает напомнить, что в классической физике пространство и время все же не предполагали задания из картины явления, но обретали то значение элементов картины мира, в отношении которых и «средствам, построенным как картина явлений», доводилось обнаружить лишь специфику инструментария задания грубой квалификации. Но этот порядок фактически рухнул уже в момент становления новой физики, провозгласившей все существующее полем или производным поля, что и породило такую «вольность», как вывод пространства и времени «из» поля или из факта его существования. В этом случае пространству и времени и довелось обрести качества не более чем «атрибутов поля», поскольку именно полю и дано налагать его ограничения «на всё». Но действительно ли поле позволяет признание равно и таким непререкаемым началом нормирования, что его ограничениям и надлежит налагаться на все, что только возможно?

В одной из наших работ нам уже доводилось рассуждать о предмете, когда условный опыт с двумя лазерами, испускающими лучи в диаметрально противоположном направлении, уже обращался источником парадокса - скорость расхождения фронта волны этих лучей, если следовать одному допущению, равнялась просто c, если следовать другому - тогда уже 2c. Далее, обсуждение подобного предмета в некоей дискуссии познакомило нас с оценкой, что «тень движется быстрее скорости света, но физика не изучает тень». Однако почему бы тогда не восполнить явный пробел в коллекции сюжетов фантастических романов и предложить какой-нибудь «теневой канал передачи сигнала», когда функцию средства доставки информации и приняла бы на себя тень, уже не знающая равных в скорости движения? Положим, разве невозможно открыться и возможности построения схемы синхронизации, где появление тени в реликтовом излучении, момент которого уже допускает предварительный прогноз, тогда позволит его употребление тогда как инициатор и некоего события? Что же именно и препятствует применению подобной манипуляции как вполне возможного метода синхронизации?

Здесь если даже и тень определять как самодостаточную реальность с ее характерной динамикой, то и образующее тень поле уже не позволит его определения как «реальность в последней инстанции». То есть - здесь объем наличествующих в мире возможностей и доведется пополнить пусть не прямым формам субстрата, но - нечто «последствиям», порождаемым реальностью субстрата, при этом еще и живущим по тем особенным законам, что никак не позволяют признание «законами субстрата». Или - если физика и квалифицирует некий субстрат как «общемировой», то ей равно следует озаботиться и доказательством положения, что мир не содержит в себе и ничего такого, что позволено было бы и выпадать из-под действия такого рода порядка нечто «всеобщей среды» субстрата.

Настоящий анализ притом, что он не исключает и характерного разнообразия вариантов его продолжения, в силу того обстоятельства, что для физики нет ничего более характерного, нежели привычка мыслить категорией как бы «гиперявления, составляющего собой субъект замещения мира в целом», и подобает продолжить попыткой построения теории такого рода формы. Однако в силу того, что сама физика почему-то не стремится к построению такого рода теории, то и носящего имя «поле» претендента на подобный статус пока что подобает определять не иначе как «явление в мире», но - никоим образом не как мир в целом.

Иной любопытный аспект все той же проблемы - явление «расширения Вселенной». Какое же содержание тогда и наполняет такое понятие - или же Вселенную отличает свойство «расширения во что-либо» или - она расширяется лишь «сама собой»? Причем следует понимать, что первый предложенный вариант ответа явно парадоксален - если Вселенная и расширяется во что-то, то - какая она Вселенная? Поэтому здесь скорее следует ожидать второго, чем первого ответа, но - такой ответ все же не следует предугадывать за непосредственно физику.

Огл. Феноменоэйдетика: «слияние» объекта и концепта

Когда развитию физики довелось выйти на этап формулировки современных концепций квантовой и релятивистской физики, то сложилось положение, когда экспериментальные методы исследования фактически знали развитие лишь вслед развитию физической теории. Различного рода «частицы материи», - кварки, глюоны, мезоны и даже снискавший шумную славу «бозон Хиггса» все изначально были предсказаны теоретически, и лишь позже выделены в эксперименте. Отсюда и физическое описание взяло за правило вначале представление форм микроматерии как теоретических концепций, и только по фиксации в эксперименте - как форм организации субстрата.

Тем не менее, физические представления все же исходят из строгого следования принципу, определяемому как «примерное соответствие предсказаний теории и результатов эксперимента», что на деле не различает уже теоретическую реализацию и как таковое явление. Однако если дать оценку собственно теории элементарных частиц, то имеющая там место «теоретическая реализация» как такового концепта «элементарная частица» - это представление о действительности комплекса факторов, приемлющего отождествление ему «в правах комплекса» равно и специфики инвариантного источника поведения, нежели некоей развернутой феноменологии. Иными словами, физика позволяет себе ограничиться лишь подтверждением в эксперименте действительности некоей комбинации факторов, странным образом пренебрегая феноменологической квалификацией того, что в ее понимании тождественно условности по имени «элементарная частица». Но, быть может, физике здесь лишь вынужденно приходится примириться с явной условностью такого рода квалификаций, что, собственно, и обнаруживает отождествление тем же кваркам их состояний «цвет», как обнаруживают и некоторые иные ситуации задания квалификации, подобным же образом «чуждые любой феноменологии».

То есть те теоретические решения, что прямо оправданы их достаточностью для предсказания физических характеристик, в понимании физики равно обнаруживают достаточность и как средство репрезентации феноменологии предсказываемых явлений. Возможно, что истоком подобной практики и правомерно признание разотождествления «вещества» как вещества вообще и «веществ»; в некоторой мере проблема «феноменоэйдетики» и предполагает понимание как явное следствие исключения понятия «реализуемости», о чем мы говорили выше. Кроме того, здесь правомерно и то допущение, что методологические начала физики - это принцип брать объект «не более чем в контурах концепта», но равно и предложение здесь точного ответа нам следует оставить за непосредственно физикой.

Если же обратиться к попытке вынесения оценки, что именно представляют собой своего рода «начала» такого рода практики интерпретации, то в понимании физика прямой заместитель онтологической схемы - любым образом картина, определяемая как «оптимистическая ситуация, сложившаяся в современной физике». Более того, равно и представлению физики о нечто «единой природе электромагнитного и слабого взаимодействия» дано исходить из высшего приоритета теоретической рациональности, но - не из каких-либо поисков феноменологической заданности. Таким образом, за явлением в глазах современного физика все же дано скрываться скорее некоему концепту, нежели нечто хоть сколько-нибудь напоминающему феномен.

Огл. Особенный круг «малоинтересных проблем»

Известную разумность также обнаруживает и характерная манера физики непременного исключения из поля зрения части проблем, что, быть может, допускают признание как «малозначимые». Но здесь познанию действительности, если идет речь об академической форме деятельности, надлежит исследовать и полный круг явлений, а не только нечто «важную часть» общего массива явлений.

Очевидный пример безразличия физики к некоей проблеме - странности в ее объяснении природы прозрачности сплошной среды. Чистая морская вода позволяет просмотр предметов на дне на глубинах едва ли не ста метров, а от физики, быть может, не физики самого последнего времени, уже не так просто добиться объяснения природы этой удивительной способности. В недавнем прошлом физике доводилось ограничиться комментарием, что прозрачность для света отличает диэлектрики, но качество диэлектрика вряд ли так просто отнести к морской воде. Однако что же на деле происходит со светом, если он либо практически без потерь, либо с незначительными потерями проходит насквозь, а, быть может, и рядом с атомарными частицами (атомами, ионами) сплошной среды? Либо, положим, такие частицы лишены необходимой плотности, что и не позволяет им задерживать излучение, либо, быть может, они приводят в действие механизм переизлучения, практически не уменьшающий силу светового потока? Однако в последней по времени схеме физика все же удосуживается объяснить эффект прозрачности увеличением размера запрещенной зоны электронов внешней электронной оболочки атома, когда в прозрачном веществе энергии фотона уже недостаточно для перевода электрона на уровень возбужденной орбиты, откуда и возможно предположение действия механизма переизлучения. Но это - объяснение, получившее известность едва ли не в последние несколько лет, а до того - физика … просто умалчивала об отсутствии у нее объяснения прозрачности.

Подобного рода отсутствие разъяснений со стороны физики можно обнаружить и в отношении явления сосуществования в некоем объеме пространства одновременно нескольких различных форм поля. Каким образом гравитационное поле не подвержено воздействию электромагнитного, а электромагнитное поле все же допускает его захват гравитационным полем, но лишь достаточно сильным, тем же полем Солнца. Но дано ли тогда эффекту гравитационной линзы наблюдаться и вблизи иных массивных астрономических объектов, например, планеты Юпитер?

Однако задача, что ставит перед собой настоящей анализ - вовсе не углубление в конкретику физических явлений. Тогда и круг проблем, затрагиваемых на настоящем этапе анализа - не более чем подбор свидетельств в пользу правомерности оценки, что физическое познание все же дано отличать в известной мере «прагматически заостренной» любознательности, но не чисто академической форме любознательности. Другое прямое подтверждение данной оценки - отсутствие едва ли не в каждом учебнике физики явно не лишних там утверждений, что формы перцептивной регистрации «цвет» и «звук» - любым образом формы психической репрезентации физических стимулов, но не сама собой физическая стимуляция.

Огл. «Эксперимент» - субъект «событийно-предметного единства»

Помимо прочих любопытных моментов, отличительная особенность физики - использование как бы «когнитивно-практической» категории «эксперимент», хотя любой процесс, осуществляемый в порядке эксперимента - он то же самое событие физической действительности, как и любое иное событие, происходящее в физической среде. Но если судить под углом зрения условно «событийной схемы», то отождествление физического эксперимента как особой реальности возможно в случае, если исходить из условия «чистоты эксперимента». То есть эксперимент как условно «одномерный» формат развития событий тем отличается от широкой действительности, что большинство событий в действительности, как правило, обуславливает комплекс факторов. Однако для физики понятию «эксперимент» дано носить и некий более широкий смысл.

Или - здесь вероятна оценка, что выделение в корпусе физического познания специфической категории «эксперимент» фактически означает своего рода отрицание онтологии процесса. То есть - здесь имеет место образование схемы, что не знает «процесса вообще», но знает лишь «процесс в чем-то», например, процесс в порядке постановки эксперимента. Конечно, лабораторные системы нередко отличает то построение, что инициируемые в них процессы практически невозможно инициировать в дикой природе, но отсюда не следует и невозможность возникновения этих процессов в дикой природе. Если и в дикой природе способно образоваться и такое сочетание факторов, то и там возможны процессы, что иным образом воспроизводятся лишь в порядке постановки эксперимента. С другой стороны, особенный мир лабораторных реалий порождает возможность выделения и особенной предметной среды «мира эксперимента», практики, где особые условия инициации порождают не событие вообще, но, взамен, особое «событие эксперимента». А потому и выделению в физическом познании на особом положении категории «эксперимент» дано означать и задание особой категории событийно-предметного неразличения.

С другой стороны, предмет нашего интереса - отнюдь не особенная категория физического познания «эксперимент», но этим предметом здесь предстает и та особая форма мышления, когда физика фактически замещает универсальную характеристику действительности процесс на специфическое представление о реалиях «события проведения» эксперимента. Физика почему-то не мыслит разнообразия процессов, где существенная часть этой коллекции пусть и не реализуема в качестве процессов естественной среды, но таких, что и само собой возможны как простые «не запрещенные» фигуры или порядки протекания событий. Отсюда физика вместо специфических условий процессов, неизвестных в естественной среде и обращается к введению предметной категории «эксперимент» или «условия эксперимента», как бы создающей свою особую субонтологию вместо того, чтобы некая специфика предполагала бы признание непременно же как «потенциально возможное». На наш взгляд, здесь равно не проявляется никакой особой специфики физических представлений, но при всем при том и категория физических представлений «эксперимент» - лишь характерно прагматический концепт.

Огл. «Возможность применения» - антитеза онтологическому типу

Присущее физике понимание мира также невозможно признать пониманием в порядке задания онтологической «субординации» или иерархии, но допустимо признавать пониманием, равнозначным отождествлению объектов посредством квалифицирующей характеристики «применимость» - например, в отношении неких процессов «возможно использование теории возмущений». Или если представить здесь иного рода пример - построение корректного описания медленных процессов вполне возможно посредством приложения законов классической механики. Здесь как бы «явно напрашивается» введение некоей типологической позиции, положим, «структур реальности, не чувствительных к релятивистской коррекции», но физика вместо этого любым образом предпочитает метод задания функциональной ассоциации - «применимость классической механики». Но в чем же следует видеть причину такого рода подмены?

Скорее всего, вероятная причина такого рода подмены - «пристрастие» физики к приведению всякой картины к состоянию «предельной редукции» предметного разнообразия. Мир тем или иным образом, но обращается местом обретения типологического разнообразия, однако именно физика всяческим образом избегает использования типологически основательных форм представления содержания мира, но замещает их на построение системы «предельно универсальной» коллекции специфик, признаков или условностей. Такого рода ориентация на построение «универсальных схем» и придает физическим представлениям вид как бы «универсальных форматов», но одновременно форм, заданных посредством наложения условия «применимости». Если это так, то такая практика вряд ли предполагает иное понимание, нежели чем признание «стыдливой формой воспроизводства типологии».

Вполне возможно, такого рода как бы «фобия» физики в отношении типологии и есть не иначе, как проективное продолжение математических начал физического познания, явно предполагающих определение нечто «общей основы». Порядок задания «общей основы» и развивает в физическом познании привычку построения картины мира как системы связей порождения феноменов, приводящих их к некоему всеобщему началу. Иными словами, на взгляд физического познания явно большей рациональности дано отличать тот способ представления действительности, что любым образом уходит от задания типологических определителей, когда само типологическое упорядочение - это не более чем «побочный результат» процесса познания.

Огл. Эффект «напластования понятий»

Далее, характерным развитием очевидного пренебрежения со стороны физического познания проблематикой типологического упорядочения обращается и такая особенность системы понятий, образуемой в физическом познании, как эффект «напластования» понятий. Содержательное наполнение целого ряда физических понятий явно не ограничено заданием контура определенного денотата, но допускает распространение и на предметную специфику неких следующих понятий. Например, понятию «частица» дано находиться в такого рода «странных» отношениях с понятием «античастица». Равно отсутствие подобающей простоты отличает здесь и содержательное наполнение понятия «частицы высоких энергий», когда не вполне ясен не только сам смысл выделения такого рода характеристики, но и непонятно, почему оставаясь «частицами» эти формы обретают как бы и совершенно иную феноменологию? Подобного же рода семантика характерна и для физического понятия «барионы», - опять, под флагом барионов сосуществующих с антибарионами. В тот же самый ряд не исключена и постановка электрического (и - не только электрического) заряда, когда одно и то же имя используется для отождествления как некоей типологии, так и, помимо того, и типологической общности зарядов различного знака, и, равно же, и как имя конкреции, вмещающей некий объем носителей заряда.

Тем не менее, такого рода «напластование понятий» вряд ли подобает расценивать как особенное неудобство или неясное место физического описания, сколько отсюда дано следовать лишь порядку отождествления подобных понятий как определяемых из контекста, чем из собственно прямой семантики. Вполне вероятно, что такую контекстную зависимость физического описания и надлежит понимать как вполне оправданную, если она не препятствует равно и заданию подобающим образом строгих дефиниций.

Другими словами, физике, если принимать во внимание фактическое положение, присуща и приверженность тому порядку задания понятий, когда им дано обращаться тогда и такого рода «не главным», что никак не мешает точности предлагаемых физикой решений. Физический объект для физики - это скорее нечто определяемое посредством «букета измерений», нежели посредством наложения прямой предметной квалификации, и потому и вольная форма именования уже не составляет собой и сколько-нибудь существенной ошибки или даже не создает неудобств.

Огл. Заключение

Если же обратиться к обобщению предложенных выше оценок, то направление научного познания «науку физика» все же подобает расценивать как своего рода «онтологического диссидента». Для физики онтологическая или типологическая универсализация или характерно ничтожна, или - не наделена и сколько-нибудь существенным смыслом, откуда это направление познания и замещает построение своего раздела онтологии получением решений, построенных на основе ситуативной или адаптивной компоновки комплекса измерителей. Физическое рассуждение фактически не замечает иронии в таких предпочитаемых им выражениях, что подобны фразам «включение в уравнение дополнительных членов» или «естественность стремления физиков к объединению взаимодействий». Физика предпочитает включение в свои концепции любого количества «калибровочных полей», лишь бы избежать онтологической постановки вопроса пусть даже и в самой малой части. В справедливости данного положения, по сути, и стремилась убедить читателя та семантическая критика, что старалась представить некоторые особенности построения практики познания в науке «физика» как не лишенные и характерной странности. Тем не менее, лучшее понимание этой критики - все же воздержание от ценностной оценки, и отказ от попытки осознания, насколько онтологическое моделирование полезно собственно физике. Здесь, конечно, куда более важно, что способ ситуативной или адаптивной компоновки комплекса измерителей - это принцип, пока что не подлежащий отрицанию или возвеличению, но та реальность чему дано знать и сам факт ее существования.

02.2016 - 05.2023 г.

Литература

1. Гейзенберг, В. «Физика и философия», М., 1989
2. Кобзарев, И.Ю., ред., «Современная теория элементарных частиц», М., 1984
3. Шухов, А., «Онтологизм vs. физикализм», 2015

 

«18+» © 2001-2023 «Философия концептуального плюрализма». Все права защищены.
Администрация не ответственна за оценки и мнения сторонних авторов.

eXTReMe Tracker