Неощутимое искуство познания

Некоторый оформляющий достижения познания синтез следует понимать принадлежащим и корпусу некоторой «подтверждаемой экспериментом» теории; справедливость подобного принципа позволяет тогда распространение самой возможности обретения подобной теории и на ситуацию, где в роли «эксперимента» выступает нечто резко разнящееся с традиционным экспериментом на материальном субстрате. И тогда на подобном «общем фоне» именно философия и заявляет себя маргинальной формой познания, поскольку в принципе исключает возможность квалификации хотя бы какой-либо сущности в качестве ее собственного эксперимента. Отсюда же единственно возможной для присягающей подобной методологии или - полному отсутствию всякой методологии - философии остается консолидация определенного комплекса представлений в неразрывную общность «учения», тождественного некоторому доступному осознанию «широкому» концепту, связывающему некоторый комплекс долженствований, исключающих в подобном отождествлении саму возможность их представления уже в качестве задаваемых такой интерпретацией. И тогда собственно «логика» и образуемой подобными связями схемы и порождает казус «полной концентрации» такой философии на предмете обретения учением статусов нормы или источника нормы, фиксирующих нечто «единственно возможный» вектор познания. С одной стороны, философия явно осознает парадоксальность подобной «эволюции», с другой - живет иллюзией успешного разрешения подобного парадокса, предполагаемого посредством специфических мер канонизации суждения, признания каноничности определенного текста или, в лучшем случае, подборки суждений. Но следует заметить, что, скорее всего, именно неприятие подобного положения и вынуждает некую группу наук, чей предмет в отношении уровня отстраненности отчасти близок и предмету философии, в частности, математику, на введение своего рода «скользящей» шкалы оснований, явно допускающей свободу принятия в качестве постулатов уже нескольких условно «конфликтующих» положений. Философия же никоим образом не приемлет никакой идеи «скользящей шкалы» оснований, продолжая поиск в направлении обретения тех канонических оснований ее концепции, что и определяют собой избираемые такой философией в качестве собственной области познания некоторые множества свидетельств или фактов. Выбор, совершаемый философией в пользу начала, непременно и задаваемого в виде нечто недвусмысленно «стационарного» фундамента и придает ей, с одной стороны, предрасположенность к догматическому перерождению, но, с другой стороны, принуждает к упрощению реально отличающего мир многообразия, вынуждая к заявлению именно и выражающих универсалистские начала предпочтений. Показательным образцом подобного «универсального фундамента» и следует понимать предлагаемый Лениным в некотором отношении «основополагающий принцип» его «теории восприятия», где чувственный опыт и квалифицировался в качестве «прямого маркера» реальности, допуская его возведение к основанию в виде отличающей подобный опыт способности «обеспечения правильной ориентировки». Естественно, что подобные вердикты лишь дискредитируют философию, налагая на нее отпечаток необдуманно тяготеющей к универсалистским трактовкам практики познания. Если же отказаться от подобного тупикового подхода, закрывающего перед собой перспективу в отношении «и онтогенеза, и филогенеза» познания, то и любую систему представлений следует понимать на положении соответствующей тому актуальному срезу, что и отвечает характерным оператору познания возможностям отождествления картине мира некоторого вполне определенного объема исходно допускаемых им начал различимости. Далее уже следствием из предложенного здесь принципа и следует понимать положение, утверждающее, что непременной спецификой познания и следует видеть явление постоянной миграции аксиоматического уровня, непрерывной ревизии неких общих положений в пользу признания их производными от иных ранее неизвестных начал более глубокого уровня обобщения. Однако и само представленное здесь рассуждение фактически лишь представляет собой альтернативный способ получения вывода, предложенного еще Барри Смитом в его выдающейся работе «В защиту ошибочного априоризма».

Если некий частный результат развития философии и составляет собой образование некоторого философского направления, собственно и понимающего себя предназначенным для решения задачи отказа от практики «учительства», то актуальным для подобного направления инструментарием и следует понимать арсенал методов ревизии тех положений, что, собственно, и признаются в некоторый момент в качестве начальных. Более того, в подобной практике формирования корпуса философского познания существенное значение приобретает и понимание характера любого подразумевающего возможность его выделения комплекса начальных положений одновременно с разделением содержания подобного комплекса на принципиально значимые и ситуативно привносимые элементы, в том числе и удаления определенных фрагментов неких ревизуемых «начал» за пределы фундаментальных оснований. Пожалуй, уже непосредственно постановка подобной задачи и предполагает понимание, что определение «чистых оснований» онтологии явно следует понимать бесконечным процессом поиска совершенства, тем более что оно вряд ли застраховано от вероятного отягощения пониманием, позволяющим осознание бытования в целом на положении сводимого к структурным, математическим, каким угодно иным идеальным порядкам. Тем не менее, всякий комплекс начальных положений никогда не предполагает его лишения свойства подверженности специфическому ограничению, означающему отсутствие прямой возможности «установления степени установленности непосредственно установления», поскольку, как мы посчастливилось понять, устранение догматизма возможно лишь в условиях непременного сомнения в завершенности прогресса познания. И тогда непосредственно обозначенную здесь проблему мы и обозначим как проблему исследования условий «фигуральности» построения, включающую в себя и анализ разнообразия финальных (и, с другой стороны, в дедуктивной проекции – начальных) редукций, а так же и анализ возможностей проникновения «расслаивающих» инструментов, равно же и анализ потенциала, отличающего применяемые средства синтеза.

Кроме того, вряд ли следует соглашаться с оценкой, исходящей от такого понимания познания, что и определяет познание лишь практикой построения исключительно фигуральных связей. Особенности человеческой когниции вынуждают к обязательному дополнению фигуральных конструкций и определенной иллюстративностью, в том числе, и покоящейся на ощутимости, возможно и отличающей подобные фигуральные формы. Человека, если определять его в качестве исполнителя некоторой «функции познания», выделяет, с одной стороны, тяготеющий именно к дискретным построениям порядок интерпретации и, с другой, предпочтение замыкания рефлексии границами конкретной интерпретации или конкретной оценки. Здесь даже характерная человеку иллюзия властвующего над миром «творца» склонна заявлять его непременно своего рода «дискретным и актовым» оператором. Подобного же плана «психологическое искажение» следует понимать особенностью и предлагаемой наукой идеи геометрического пространства, что и выводит на первый план именно объемную специфику и удаляет на задний специфику симметрии. Точно так же наше познание странным образом не осознает и принцип возможности «оснований», открывающейся лишь такой предметной форме, для которой доступно и состояние небытия. Потому и собственно специфику характерной человеческому познанию «фигуральности» и следует понимать нечто конфигурацией рефлексии, именно и строящейся как порождение некоторого понимаемого «необходимым» набора условий. Равным же образом человеческая когниция позволяет ее понимание и подчиняющейся порядку, представляющему собой порядок совершения поступка познания некоторым специфически организованным оператором познания. Отсюда и условием «принципиального начала» философии следует понимать условие именно конкретной фигуры той определенной организации познания, что соответствует не как бы именно «опыту вообще», но, непременно, опыту как возможности обретения «обозримого сознанию фрагмента мира».

Следующий параграф: Фальшь нарочито «непосредственной» конкретности