Историческая повесть, написанная одним астронавтом.

Соль в егэ.

Сейчас то я Солнце и всяческий свет миру, а когда-то был просто астронавтом и странствовал среди звезд, планет, туманностей разных. Потом меня приняли в одну школу Учителем. Дурка, конечно. Но оторваться можно по полной. Сейчас вот, напоминаю вам, я Солнце. Сегодня воскресение, то есть Воскресенье, то есть Пасха Господня и темный люд вроде как пытается радоваться. У меня же утром внутри сна обозначилось начало солнечного пути. Странное дело, внутри сна насколько реально свободен и вот открываю глаза, как попадаю в какую то вязкую среду, в которой копошатся разные утомительные существа, включая и меня, человечишку, печатающего в одиночестве сей трактат. Сею, сею, посеваю, с новым годом поздравляю. Поговорить не с кем, а раз не с кем, то и демонстрирую чудовищную свою реальность в никуда, в условное Вам, к вам, ква, ква, ква м-м-м, такие дела. Вот Солнце и убило меня. Сол-нце, -лнц-, какая-то странная сердцевина в слове, обычно изощряются –лнышко, -ляре, даже –нце, но вот –лнце! Просто восхитительно! Проследите за правильным произношением. Еще круче сон лнца!

Так вот соль в ЕГЭ. Егэ значит единый государственный экзамен. Экзамен на чувство юмора, единственное чувство смерти. Есть такие, у которых чувства смерти нет. Отсюда и экзамен, надо ж узнать есть или нет, а то вырулишь неизвестно куда, а так ровненько, прямо. Вы заметили границы страницы? Это моё разорванное сердце. Сердца, оберегающие путь Солнца. Пишу вот о таких, сяких, людишках там или о ком, кому пишу? Да фиг его знает, условное что-то. Фиговое дерево знаете? А условное не уточняю, а то меня заклинит словцо-солнцо-сердцо, цо, цо, цо? Кстати вчера украли Америку. Вы можете себе представить, А-мерику, как метрику каких то бессмертных? Так и рушатся метрические пространства. Снова напоминаю себе-- Я Солнце, чтобы сохранить строгое изложение путешествия, а то не дай боже концы с концами не сойдутся, одно расстройство.

Один астронавт, типа с земли улетел в космос, знаете там романтика, познание мира, то, сё. Ну, скорость там, умереть не встать, короче протекают века на земле, он же поблуждав вволю по разным планетам с их разными условными обитателями бредовыми, решил возвращаться на родину, ностальгия, мать её, замучила. Развернулся, выверил курс и алга, алга по татарски значит вперед. Зачем я книгу назвал Амба, лучше надо б Алга, кни-га, но-га, ро-га. Ну ладно пусть уж как назвал. Лишь бы не заматериться, это я приберегу для крутых устных разборок с собратьями по разуму, условными. Вот подлетает астронавт к своей планетной системе, видит в свои бортовые телевизоры, землю, сердце щемит от избытка всех его человеческих чувств. На земле ой ё ёй как прогресс шагнул, суперлайнеры туда сюда, люди вроде бы такие же как он их знал в своё время. Но вот беда, подлетая к орбите Марса, он получает приказ развернуться, его не пускают на землю, попытка прорваться не удаётся. Его зажимают типа в магнитную ловушку и ведут к орбите Плутона. На Плутоне и поселяют. Вы заметили, я землю пишу с маленькой буквы, а всякие марсы, плутоны с большой? Это моя мстительность так проявляется. Астронавт ведь не какой то условный, а реальный я. Сначала я хотел я с большой буквы написать, но подумал, что подумают, что подумал о своем величии, запал на Параною, как же на неё не западать по случаю? А в этот раз не запал, а сорвался на какие то ходы туда сюда рефлексии что-ли? На Плутоне все обжито, шикарно так, его поселили под купол и обслуживают, чуть ли не как царя, живи да радуйся, только не рыпайся на Землю. Звездолетчику надо земля, земля хочу, Земля-а, лю-у-ди. Хоть родных и близких там уж не осталось, но люди всё ж, а не какие-то зелененькие. Да и родные земные красоты, синее небо, золотое солнце, горы, море, цветы и лица, лица, лица и все улыбаются ему и он улыбается, короче, полный дэби лиц. Дэби это слово одного из языков и означает что всё тики-тики. А тики-тики означает острова в Океане. А на пути океаническом затонул когда-то Титаник, столкнулся с айсбергом, а сейчас ржавый ключ от одной из кают его продали за 60 тысяч фунтов стерлингов. На Плутоне под колпаком он нетерпеливо пытается узнать у обслуги почто не пускают. Те помалкивают, но один проговорился, правда его больше потом не было видно, --ты не такой как мы. Стоп. Пока я приостановлю эту историю, устал от её занудства. Поговорю о егэ. Это неисчерпаемо, великолепно, восхитительно, свободно, обро, пре, ми, ГОм, трак тат-тор- взверь, а зверю верь.

Вот я мило беседую с пожилой учительницей, она мне рассказывает о разных трудностях, то там картофель для школы подгнил, то компьютер старенький, ну и прочее чем заполняют жизнь добросовестные условные работники, я же в восторге что при деле, устроен в любимейшем учреждении, ностальгия о Школе, в которой учился, в которой учил, которую вообразил, которая привиделась, в которую вернулся, благополучно закончилась, --я в сказочном месте. Вот подумал, что я директор и стал им. С картошкой разобрались, просто всю порченную приказал убрать и больше никогда ни одной картофелины не ввозить, если она даже слегка подгнила. Школьники слонялись по школе, изредка настраиваясь на выполнение каких-то уроков, кого-то слушали, им что-то вещали абсолютно не интересное, ни уму, ни сердцу. А Солнце где-то ходило безучастно по небу. Я как главный приказал, ах как я люблю приказывать, ученикам выполнить легчайшее домашнее задание, самое легкое. Приказ-прикас-новение. Приказ отчетливый и без прикрас. Каждому и собственным способом необходимо ликвидировать время, и прийти в школу только с выполненным заданием. Сам же пошел ближе знакомиться с дагогами, дагоги это замаскированные дагоны с Сириуса, они даже сами не дагодываются об этом. Копошатся в чем то своем, знаете, в школе так много разных дел для её работников, делами обеспечивает райское третье лицо среднего рода, --ОНО, я не могу писать ОНО с маленькой буквы, просто рука не опускается до такой низости и подлости. ОНО означает отдел народного образования. Здесь меня насторожило предчувствие, что я легко могу здесь срулить, свернуть свой солнечный светозарный путь на сторону чего-то ужасного, типа сатиры, что в мои планы совсем не входит, ведь не сатир же я. ОНО настолько возвышено, что явно простит и позволит мне низкую пронзительную ини-ци-и-а-ти-в-ау схоластической школы Солнца. Солнце на земле оставляет солонцы и к ним приходят горные козлы, вкусить солёненького. Ремарка. Представляете у солнца какое-то –лнце, а здесь ОНО, как двойная бесконечность, Дух над бездной вод, нечто огромное, всепонимающее и всёопускающее. Итак, речь о егэ. Эго, ого, яга, ал-га, гуси гуси,--га, га, га. Конечно, вы понимаете сразу, что говорю о тех гусях, что спасли Рим. Но о Риме пока ни слова. Вечный город это загадка, разгадка впереди. Алга! Кстати раскрою тайное имя самого святого для меня, города Рима. А почему? А потому что настолько пристрастен к предателям, что это выше меня, как только узнаю что-то тайное, скрытое от непосвященных, весь аж пылаю, так и норовлю побыстрее и как бы вскользь, тот еще скользкий тип, сообщить это кому-либо. Предательство возлюбила душа моя. Ну так вот, тайное имя Рима –Флора. И вы сразу подумали, что, что-то поняли, а сами наверняка не поняли и просто отмахнулись. Я же поднимаюсь из глубин на поверхность, вы же боитесь с поверхностного нырнуть в глубину, потому и условны. А я реален от а до я. Продолжу. Точно доложу. По начальству. Значит дал задание, как бы дал под зад школярам, а сам пошел общаться с другарями, как как ойто пьяный винарь, то есть переполненный самопроизвольным беспробудным опьянением. Снова ставлю стоп паузу и вспоминаю одинокового одинцового одиноокого астронавта, ведь не оставлять же егэ на произвол судьбы, надоть суть донести будь она не Ла дна. А Си верха.

Астронавт тот, ТОТ главный писец у древних египтян, у греков прозывали его Гермес, у римлян Меркурий, Железяка такая рядом с Солнцем вращается. Фу ты опять поддался соблазну превратить указательное местоимение в имя собственное, ну так вот тот астронавт крепко задумался, почему же он другой. Кстати на одной из планет друджами называют врагов, неприятелей, душманов всяких, которые ночью могут подкрасться и, чик ножичком по горлу. Вы заметили, что я игнорирую скобки? Видел, насмотрелся, как живут на планете скобарей, не понравилось. А точка хороша. Как аромат лимонного дерева. Говорит себе: ну пусть другой, может одичавший, время же замедлилось по теории относительности, но зачем же относить меня от родной планеты на край системы? Астронавт приступил к разным экспериментам по поводу выявления своей другости. Что за фигня такая, может от меня плохо пахнет? Или еще чего. Пропустите через карантин и все дела. Однажды он заметил что твердейшие на ощупь стены купола прогибаются от нажима пальцев. Прогибаются! Иногда. Это зависит от присутствия какого-то странного усилия в теле. Пытаясь поймать исток усилия он засыпал. Тогда Сон це ловило его и намекало о какой-то настолько неимоверно легкомысленно-наивно-целомудренной вещи, что он в восхищении просыпался. И сразу забывал. Но кое-что оставалось.

Вчера написал ОБЪ явку для РАССЕЯН ных, типа сбора на пятничную молитву для всех предателей. Ну типа ба—бу—бы—бе—бо, тайны русского языка, Тоси боси. Никто не пришел. Нет, вспомнил, один пришел и спросил о преданности, конечно, же я подробно соврал, но ничем не совратил его и он ушел. А я глубоко вздохнул. Текст следующий: во первых, поэзия для разгневанных, здесь я ужасным термоядерным огненным гневом постарался бы спалить раздражительность, характерную для всех без исключения условных существ, лишив тем самым жизнь её главнейшего качества. Неудача. Во вторых, заповеди для правильных пацанов. Здесь бы я развернул крутейшие заповедания, объясняя как достаточно быстро пройти расстояние, которое свет проходит за 8 минут. Пацаны внутри имеют тоже солнецную Ц. Братцы мои. Снова неудача. Но что унывать такому ал-гимику как я. Процедуру выверил? Выверил. Значит, неустанно повторяй один и тот же опыт как красноголовый дя, долбо-объ. Вдруг угадаешь точку конечного времени и отдашь концы другарям. В третьих, облегчение для озабоченных. Здесь я бы уж и сам не знал что делать, но что ни будь бы происходило. Неудача. Иуда ча. Уд ча. Дача. Ача. Ча. А? Я просто созерцал в бесконечном релаксе, и взглядом змеи рассеянной и мудрой, как условное существование превращается в безусловное. Озабоченные исчезли из поля зрения, не знаю, облегчились ли или их заклинило в безусловной реальности, куда не достигают лучи моей светозарности. В четвертых, напряг для расслабленных. Здесь я возмечтал сфокусировать лучи моего внимания на ком-то стоящем. Но даже привидения презрительно отвернулись от моих тщетных попыток. В пятых, я вознамерился потолковать о политике, политике толковых, толке политики, политике толка и долго так толковал, потом пришол ктой то и сказал, что здесь нечего и толковать и так все ясно, я и успокоился, но затаил своё ядовитое недовольство. В шестых, как в день субботний, надоть бы раскрыть секреты высочайшей науки для легкомысленных. Но условное высокомерие окружающих столкнулось здесь с безусловной поверхностностью моих определений и не нашлось общего языка. Снова неудача. Высь и верх снова разошлись. Одни хотят и могут, другие хотят, но не могут, третьи не хотят и не могут, четвертые не хотят но могут. Я скрылся в четвертое измерение. Что ж оставалось? В седьмых, абсолютно необходимо было приговорить к предыдущему амба, избыточное конечно, такой приговор, послать всех к железной, стальной, необходимости самоопределять Ся, послать всех на ахун и идти почивать, почитывать разные прикольные книжечки да стучать по клавишам какого-то допотопного компа. Мечтая о какой-никакой несу-светной компании другарей.

Астронавт как-то обнаружил, что может проткнуть стену рукой, затем он вышел наружу весь, оттолкнулся от планеты и полетел. Кто ж такого удержит? Полетел в направлении к земле, но пролетел мимо и улетел к Солнцу. Пас- ха. Солнце то знает, что земля просто катится по его поверхности. А условным до срока не словленным землянам кажется солнце таким маленьким и далеким. Оно же неистовое светило мира.

Значит дал задание школярам и пошел готовить кого к егэ, кого к ОНО, кого к удам, кого к мудам. Как директор школы я в одном местечке, как местечковый еврей, отменил силу земного тяготения и вволю напотешался акробатикой и своими телодвижениями в невесомости. Всё земное тяготение я отменить не хотел, иначе с домашним заданием никто не захочет справляться. Всё ж хорошо, когда есть, кого учить, мучить, ну и чудить по всякому, доводя всё до чудовищных превращений. Другари мои сидели на какой-то сцене, сцена ценна, всё остальное не ценно, и мы разговаривали. Вы думаете на определенную тему? Нет. Тем тьма, на солнце же тьма сияет. Так мы говорили как сиятельные праздные твари, что неожиданно и вдруг от-тваряли в себе какуй-то ячейку и вещали в такой праздничной чистоте и сладости голоса и щедрости осмыслнцей речи, что сердце радовалось и смешливностью переполнялось тело. О, от восторга теряю дар речи, истаиваю, исчезаю в лучезарно-зрительное пространство!

Короче, вся моя повесть есть некий полет мимо Земли, как бы Икара или Фаэтона, в ней наплывами сон Школы ца с обязательной сверхзадачей егэ, ну иногда потешные никому не понятные слова Солнца, то есть, мои. Ни дай боже называть меня солнечным ангелом, я, конечно, понимаю вашу неиссякающую-ищущую любовь к ослепительному оперению из прилагательных, вы их всегда превращаете в свои супер пуперские существительные, а из них выкраиваете соответствующие свои одеяния. Только попытаешся обратить ваше внимание на прилагательную суть ваших существительных и вы разбегаетесь, как будто вам тухлую лягушку сунули под нос. Например, Ангел - Гонец. Гончий. Кого? А Кого вам надо вычеркнуть из своего понимания, чтоб не беспокоил. Я вот Солнце, а у меня спрашивают, какую пользу я приношу для людей, человечества.

Один мой друг, школьный учитель, как взметнет прямым взглядом синих и очень честных ангельских глаз, посмотрит внимательно и как будто под грузом какой-то невыносимой ноши снова идет трудиться, кормить семью, обеспечивать благополучие человечества, даже не вкусив сладости толкового разговора. Он даже назвал своё предприятие Новая Планета. Какая, это новая? Что ближе к Солнцу, чем Меркурий или дальше, чем Плутон. Думает, поди, что нашел лучшее прилагательное, а соблазнился коварнейшим из прилагательных. Производит сувенирную продукцию, радует людей. Удивится ли он описанию солнечного пути? Говорит, что давненько не видел ничего нового. Книги его не прикалывают, люди вокруг все какие-то упрощенные, понятные. Иссякла Новая Планета новинками. Конечно, ничего нового не обнаружит. Только явное.

Другой мой друг-каландар, фантастическое существо, но настолько ему понравилась жизнь на Плутоне, что никаким кули Чём не выманишь, не то что Кем. Теперь вот только по большим праздникам посылает с попутной миссией сообщения, типа «мир и благословение вам православные» типа братья.

А еще один владеющий миром бог на облаке, принял нас в одном из благодатнейших сочных мест земной планеты и поместил в какие то кусты, сам же воспарил куда то, наверное снова на своё матерное облако. В этих кустах нас опекало какое-то беспокойное оживленное существо, мы вынырнули из кустов типа лавровых, по какой-то его священной нужде, а когда вскорости вернулись, то обнаружили, что сей благословенный угол посетили чистильщики, это местная разновидность тараканов, и похитили кой какие наши прибамбасы. Ах, как неуютна земная жизнь.

Классные комнаты у нас просторные, в одну зайдешь, там пожары, наводнения, бомбы взрываются, в другую,--там море плещется, в третьей,-- задушевная беседа. Но самая удивительная, зеркальная, в которой школяры всегда путают где сон, а где бодрствование, а учителя разные как бы пытаются помочь им различать одно от другого, для этого собственно и прикидываются учителями или психологами или политиками, то есть сновидными существами. Работа эта НАИО опаснейшая, многие безвозвратно проваливаются в зеркало, там забывая основной пункт инструкции,--работать в паре или при невозможности этого лечь на дно Кама Балы. Вы спросите откуда берутся другие существа, когда речь идет об одном именитом существе,-- себе любимом, Солнце? Это происходит, когда Солнце простирает свой взгляд от себя и в некоторых местах пространства своего, местах имён, происходит своеобразное преломление взгляда, условно точки преломления взгляда соответствуют разным планам-планетам. Наибольшее количество всем известных существ возникает на плане Земля, тут их до невероятности много поскольку здесь находится пространственный генератор размножения моего Соло в единичных Яров. Некоторые из них настолько рисковые, что решаются странствовать в межпланетном пространстве. На орбите Плутона они узнают секрет звездного множества, как Концы моих Луч—яров. Отдать концы! Звездная команда отплывает.

Есть одна комната, называется Зона Черной Были. Сюда некоторые приходят просто попить черного кофе, зато другие ищут здесь вещь, которая исполняет сокровенное желание. Здесь то и начинается самая смешная история про сталкеров. Желание, ЖЕЛАНИЕ, вот оно желанное! Сталкер вынужден здесь думать по поводу своего желания. Здесь помочь может тем же что может, а может думает, что может, тем же. Думание МОЖЕТ, может додуматься до таких светопредставлений, чудных предметов, власти над миром, всеобщего благодеяния, богатства, всемогущества, только желать не может. Желание НИЧЕГО НЕ МОЖЕТ, просто желает, такое вот неистощимое, что в комнате, где исполняется желание, там просто желание сбрасывает с себя как бесстыдная женщина одеяние своих надежд. В этой комнате Желания, ТАН, то есть тело желания, тан-цует соло. Соло-цует тан! В черную комнату Зоны редко кто осмеливается заходить, хватает и светлых классных комнат. Но я, как директор, всех туда заманю, кто справился с домашним заданием. Задание кажется по поводу времени.

Итак, жила была Алиса. Алиса значит другая, alies девочка, дева, диво. Это вам ни какие-нибудь Алё-алё-алёны, которых не дозовешься, в силу ослепленности и оглушенности своим солнцем самоуверенности, искусственным солнцем выращенным в поле коллективно-человеческого. Лиса Алиса и Кот Басилевс, то биш царственная особь. Код языка. Алиса и Базилио поют в один голос. По отдельности ведь можно издавать только звук, а звуки, как известно легко теряются. Вот голосят они на пару, напористо так. Базилио можно даже и не иметь в виду, так лишь вскользь, как бы улыбкой из воздуха, исчезла и нет его как бы. «В некоторый момент наличествует тихо и спокойно пребывающий мир. И вдруг возникает испуганное лицо, которое смотрит куда-то наружу, за пределы этого поля». Алиса надёжно на виду. Вот с ней то и в альянсе некоторые высвеченные здесь персы, то есть персонажи, с ней то и происходят разные приключения. В к-лассе Алисы. Про кота напоминаю потому, что я ведь не какой-то эзотерик, что норовит быть хитрее фигур умолчания, всё до-ложу я вам и покажу ложе истинного пути и без всякой лжи. Кот показывается как неизбежное дополнение к любому всеобъясняющему показу. По правде я вас обману. А почему? А потому что истинное нет всегда есть ложь, а вот любой обман возможно правдашний. Прав? Да. Правда говорит да даже обману, потому такая всемогущая. Обман есть единственная штука с помощью которой правда правит всякие дела, а у истины, истина, АУ где ты, нет никакого Да, а есть Ничего, вот она и не правит, а ищет. Истина такая резкая, дикая, некультурная, так и норовит любую правду матку пнуть под зад или рассечь надвое. Зато истина категорически нетерпима ко всякой лжи. Пред истиной даже единственная Правда со всей своей достоверностью есть невыносимая ложь и она сотворяет невероятный пугающий Возможный мир и Другого как его жителя. Истинный мир. Если правда не дружит с истиной, она становится всеобъемлющим обманом. Жила-была Алиса, была Алиса жива со своим незримым тайным спутником, который над всеми всегда издевался доводя очень строгих дядей и тёть тёть те до дедё. То он из воздуха так визуализируется, что аж ноги могут подкоситься от неожиданности появления улыбающейся рожи. Сама Алиса была девочкой строгой с большими и серьезными глазами и с ней происходили всякие приключения тоже очень серьезные. Алиса сидела под деревом кушала сладкую булочку с изюмом и читала книгу. Когда к ней подкатился какой-то колобок, она его увидела как дупло, а дупло разве можно съесть? Она взяла и залезла внутрь. Взяла в руки, а залезла внутри. Перед ней открылась какая-то узкая еле заметная тропинка. Напевая песенку, Алиса побежала по ней, вокруг цветочки всякие, пчелки, солнечные зайчики и прочие декорации. И вдруг заметила, что всё впереди как бы убегает от неё и чем быстрее бежит, тем быстрее всё убегает вперед. Тогда она остановилась и тут появилась ухмыляющаяся физия Базилио и сказала: --здесь ты никого не сможешь догнать и обогнать, даже неподвижно стоящие предметы. Ну, подумай сама, если ты хочешь идти вперед, разве может то, что впереди тебя сказать тебе, что ты движешься вперед? Если действительно хочешь идти вперед, стой впереди всех, а если увидишь перед собой что-либо, попробуй попятиться от него. Что Алиса и сделала и, тотчас заметила как все деревья, цветы надвинулись на неё, а тропа стала убегать из под ног назад. Это было очень странно, и Алиса серьезно задумалась, неторопливо двигаясь вперед.

Ас, сокращенно от астронавта, когда просунул свою руку через прозрачный купол на Плутоне увидел странную вешь,-- к ней протянулась какая-то рука некоего существа пугающего мира, но, прикоснувшись, тотчас прошла насквозь. И когда Ас выходил наружу, он входил в того, кто шел ему навстречу. Такая вот состоялась встреча. Был Я – ну - с кем теперь я? Событие это чудовищно изменило Аса, он понял, почему его не пускали на землю. Он не был Человеком. Он был Чудовищем, которых выращивает и рожает Вселенная, он понял почему, несмотря на истошные призывы человеков к собратьям по-разуму, вселенная молчит. Сам Человек это зона молчания. Здесь нет вообще никаких живых существ, здесь в молчании человек своей психикой создает только невыносимых существ, своих болезненных фантазий. Земля, вместо того, чтобы стать радио-активным центром космического сообщества, накрылась колпаком молчания и изобрела радиоактивность уничтожающую жизни. Человек стал носителем смерти.

Теперь то вы да-годались, что речь у нас идет о Земле Солнца совершенно не доступной человечеству, оглушенному своими криками и темному в своих понятиях. А разные планеты это разные планы некоторой звёздно-солнечной имма—нентности, по поводу имманентности посмотрите внимательно у Делёза и Гваттари, где они толкуют о концептах философии. Имманентность круче любой трансцендентности, то биш запредельности, круче любого субъективного произвола, даже боженьки. Такие дела. Справиться с ней никому не под силу, крышу враз сорвет.

Когда я пришел на эту землю, никто меня не ожидал.

Когда я пришел на эту землю, никто меня не узнал.

Я пошел рядом со всеми и тем себя и утешал.

Одни плакали, другие смеялись, третьи как будто думали что.

Никто не любил друг друга с той загадочной силой, что грезилась мне.

Я пытался любить, но этим только пугал любимых.

Я пытался улыбаться всем, но это было запрещено.

Я пытался говорить с людьми, но никто не понимал меня.

Я долго стонал от душевной боли и рыдал безутешно.

Тогда обратился я к царству зверей, что говорили человеческими языками.

И обрадовались они Правде языка моего и признали меня своим.

И обрадовались они, ибо обнажил я Правду живых и лицемерие смертных.

Теперь сторонюсь человеков, их пристрастий и лживых понятий.

Вот говорю как единственный в своем роде Зверь по имени Человек.

И звери слышат меня, но множество человеков не слышит.

Лицемерная обезьяна примерила маску имени моего единственного

И она понравилась ей, и расставаться уже не хочет.

Что же мне делать? Ведь это моё единственное имя, имя языка моего.

Стал собирать круг зверей именем своим, всех внимательных к жизни.

ЗОДИАК, вот название моего предприятия.

И рыб глубоководных, и птиц высокого неба, и волков и овец,

И крыс и мартышек разных, слонов и китов, тюленей и пингвинов.

Каждой твари по паре возьму я с собою.

Только человеков оставлю не возьму никого из них.

Самую ближнюю назову Подругой,

Самую ближнюю назову Богиней,

Самую ближнюю назову Свободой,

И она сотворит Человечность, как братское Царство Живых,

и мертвяков мы забудем с их бесцветными душами и глазами убийц.

Нас лелеет Вселенная, не так уж это и мало.

Нас потеряют те, кто разучился смотреть на кромку горизонта.

Нас потеряют те, кто разучился смотреть в глаза друг другу.

Нас потеряют те, кто не узнали своё Имя и не умеют дружить.

Эй, братцы, не пора ли собраться? Я зову вас приблизиться.

Язык мой как флейта крысолова, но ничего не бойтесь любимые мои звери

И море вас не утопит и не погубит волна мирских мнений.

Вот я стою одинокий в роде своём, но братом для всех живых.

Вот я ставлю шатер одинокий среди раздолий Земли.

Вот приближаются ко мне осторожные и внимательные звери

Здесь мы обозначаем столицу государства Сигурии,

Небывалого еще на этой земле мирового царства.

Я взаправдашний Зверь, обоженный печатью имени своего.

Я Человек в истине обращения своего.

Я Брат каждому живому сознанию.

Я Друг той, что узнала меня в имени моём.

Народ мой, право же славный, есть Воскрешение моё.

С великим трудом удерживаю связность солнечного самоопределения, тут как бы намечаются пять линий свидетельствования о себе: Солнце, Ас, Лиса-Алиса, Русский Государь, и некое конкретное озверевшее Человечище со всей массой своих болестей и радостей. Пять измерений первого лица. Дай пять! На пять. Солнце здесь как бы является мостиком, соединяющим автора с чудовищной имманентной себе и больше ничему и никому реальностью. Оно может прикидываться просто физическим объектом, как бы источником жизни, то сё. Может знаменовать неизвестную чью-то волю,--знамение значит, что кто-то явно нам сигналит, притаившись под маской объективности. Невыносимой яркостью своей как бы намекая на некую черную суть. Черную, значит недоступную для всяких умников, ослепленных обилием светлых предметов. Ас, понятно, это такой ребенок, что все грезит о полетах к дальним звездам, а потому на земле часто спотыкается и не у дел. Алиса, это конечно наилюбимейшая девочка, Дэв. Всё самое манящее в ней и меняющееся. Всё самое чудесное в ней. Она может книгу читать, а может, как бы невзначай сделать Ребенка, а может подружиться с виртуальными существами, а может убить и воскресить, а может изобрести Человечество по имени своего любимого Друга, а может от всего отвернуться и тотчас всё исчезнет, а может внимательно смотреть на странствие божьей коровки и не замечать нужды людей, а может это высшая мечта моя. Русского Государя назовем Ярлом, Ярило, яркое, ярость,--здесь намечается некоторая государственно значимая задача и собирается круг Бо-яр. Бо ярлы. Ну, а пятого героя лучше всего обозначить просто и кратко Я, потому, что он настолько прочувствовал на своей шкуре тяжесть бремени конкретного существования в земной плоти, что более длинное имя уже не вынесет, вдруг надломится. Я заметьте здесь не местоимение, а просто Имя Человека. Итак, Я, Ярл, Ас, Алиса, Солнце. Алиса меня поймет, почему она единственная среди всех женского рода. Она и есть единственная Ты. Богиня моей мечты.

Задумка такая у меня: вольным планом юморных оговорок и проясняющих отступлений, вглядываясь в строгую силу живого Разума, сформировать понемного РОК-ОПЕРУ Человека-Звезды, исходя из некоей солярной имманентности, беспощадно, но по доброму, может быть, высмеивающей все дела человеческие. Это именно абсолютное высмеивание, беременное строгостью Рок-Звезды. Ну и что, что звезда упала на Корабль дураков, надо же ей куда-то падать, падаряться. И вовсе я ничего не разрушаю, не готовлю мятежей, заговоров против власти, я просто уговариваю, уговариваю, приговариваю, приговариваю к высшей мере наказания, --наказанию Правдой. Недавно вот был в санатории «правда», хотел говорить правду и говорил и даже своими ногами ушел. Опять эта невыносимая Правда, уж её ото всюду, и в хвост и в гриву, кажется уже прогнали и вот, снова гадина лезет. Какой еще яд у неё на языке? Сознаюсь честно-- честность это представительность Правды-- что этот яд называется смелостью смеха. Нет ничего, что бы ни сделали, ни задумали, ни сказали человеческие существа, что было бы свято и требовало к себе абсолютной серьезности. Если посмотрите внимательно в глаза своих политиков, священников, психологов, педагогов, то увидите одно из двух, либо снисходительную иронию и затаенную язвительность даже на собственные серьезные намерения, либо безнадежную тупость. Третьего не дано. Вглядитесь, вглядитесь, еще к зеркалу подойдите и вглядитесь в эту сумасшедшую обезьяну.

Астронавт, идя по кромке планетных знаний, завершал свой долгий путь, дольче Виту свою. Виа эст вита. Стронувшись, отстранившись от плутней всяких нутряного зрения, Ас обнаружил себя странником, безнадежно разорвавшим пуповину, связывающую его с человечеством памяти его. Один прозорливец с земли, божий дар, углядел в нем Черного Зверя, философа черного царства. Сам то он, вечным старикашкой, всё норовил воскресить отцов и призывал могилы предков поместить в центры своих поселений, чтобы всегда напоминали о долге перед умершими отцами. Разрыв с пуповиной, собственно, стал действительным непреходящим Воспоминанием о собственном отце, таким которое освобождало от всех форм поминальной деятельности. Могила моего отца на лесном кладбище с простым деревянным крестом, безо всякого ограждения, рядом стоит высокая сосна. Я иногда прихожу туда. Здесь легко и немного грустно, как будто стоишь на собственной могиле. Братотворение совсем никак не обусловлено необходимостью воскрешать оставивших нас отцов. Такая идея приходит от страха перед Зачатием, которое, собственно и превращает мужчину в Отца. Когда же Отец в Мужчине вспоминает себя, ему большего и не требуется, как быть чистым благословением для мужественной жизни. Оставь мертвецов мертвым. И пусть Зачатие происходит легко и невзначай. А уж другую жизнь мы вырастим в радости сердца своего.

Сейчас ничего не осталось у меня кроме каких-то смутных надежд, иногда сгущающихся грозным клубком в районе груди, да неиссякаемого чувства юмора.

Такого чувства, которому даже повод не нужен, оно какой-то вибрирующей кромкой окаймляет меня в абсолютности признания чего-то безмерно всемогущего. Это чувство отстраняет меня от всяческих убогих святостей. Это чувство делает меня единственным Человеком и тем отстраняет от человеческих прав и обязанностей. Признать меня может только солнце Абсолюта и признание может прийти как знамение Девы.

 

ЖИЛИ—БЫЛИ МУЖИ И ЖЕНЫ ИХ И НЕ ТУЖИЛИ.

Смерть наступает лег-ка лег-ка

Водою желаний судь-ба судь-ба

Смерть половодьем до-жди до-жди

Но тебя окликаю дождись дождись

Форму огня на земле берегу берегу

Птицей из сна все плыву все плыву.

Что ты хочешь? Что ты желаешь? Я задал не один вопрос, но два и абсолютно разных. Желание разряжается Удовольствием, но удовольствие не однозначно и сопровождаемо тенью желания, как бы предчувствием чего-то, что невозможно увидеть, воспринять как факт. Это и есть Хотение. Сначала, после удовлетворения Желания о-хота слаба и почти отсутствует, но на путях Эстетического созерцания-созревания она растет и с какого-то момента пробуждает Желание. Желание запускает Решимость осуществления его. Так в непрестанном С-паринге, словно связка альпинистов в трудных горах действуют две силы ХоЖдения человеческого по миру,--Хотение и Желание. Первую по ошибке отождествляют с Удовольствием, однако удовольствие всего лишь разрядка, Хотение же есть активное заряжение человеческого существа созерцательной энергией Красоты Мира, активный процесс, который, пожалуй, соответствует не влечению к жизни, а влечению к смерти. Однако, будучи вытесненным у массового человека, это влечение приобретает деструктивные, разрушительные, суицидальные черты. Расовая же (раса живая—рассаживая) порода человека отлична от природы массового человека именно своей непреклонной доминантой Охотника, радикально отличной от доминанты Стяжателя-потребителя-жителя. На путях Хотения еще (уже) нет решимости взаимодействовать с фактической реальностью, брать быка за рога, однако есть активная Идеализация всего, что попадает в поле Внимания и выражается она в непозволении факту быть тождественным себе. До срока тем как бы негативно противостоя любой Тяге к Весомому плоду земному. Если я желаю женщину, я следую путем природного влечения к жизни, я принимаю её такой, какая она есть по факту, но если я её хочу, здесь происходит переворот метода, я активно идеализирую её, признаю её не по факту, данному мне в восприятии, но по Акту собственного её намерения. Значит, Хотение и пробуждает Любовь истинную к другому существу. В Любви легчайших намерений Двое, словно гигантские невесомые Рыбо-миры, начинают свое непреклонное приближение друг к другу из разных концов Вселенной. На Руси супруги называют друг друга: «ты моя Хотя». В нынешнем, плачевном состоянии языка слово «похоть» означает, всего лишь, разнузданность желаний, но совсем не величайшее стремление к идеальному в себе и в другом, великую Охоту Духа.

Хотение тихо хо(т)дит и последователям Желания кажется всегда в заманчивом облачении желанного, но признавая его только таковым, человек начинает гоняться за различными объектами желания и упускает главный предмет Охоты, идеальное существо Желания, всегда находящееся на другой стороне фактического мира.

Охота начинается там и тогда, где Желание умирает (ум—мир—рай), когда человек обретает внутренний покой, свободу от множества беспокоящих его желаний, ведущих только к утомлению, неврастении, физическому нездоровью. Образ Покойника обычно пугает всех желающих жить, однако, желающего жить вечно (идеальный ра-курс), предельно интригует. Вглядись в неподвижное как маска лицо Покойника, в лицо мертвого Мира (мертвец—мира—венец), разве не побуждает оно к чему-то? Разве не открывает в нас некое Сверхжелание?

Привычное природное понимание, сформировавшееся в русле желания жизни и свидетельствующее только о состоятельности нашей Памяти, конечно, и здесь пытается представить дальнейший путь умершего как бы фактическим существующим, тем создавая загробный мир иллюзий своего понимания. Но хотящий Жить, при взгляде на умершего, тотчас вспоминает что-то в себе такое, что обычно забывал в ближайших заботах дня. Но это Вос-поминание настолько сновидно-легковесно, что быстро теряется и человек снова погружается в свою тяжелонормальную Жизнь. Если желаний много и, как следствие, человечество раз-множено не-имо-верно, то путь Охотника есть выражение единственной Воли в человеческой Особи, её единственной в своем роде Правды, а значит здесь происходит у-множение силы особой Чело-вечности, в стороне от массового скопища людей, здесь мы находим Путь Государя и Государство, как общее Дело Государей. Государство не машину насилия над людьми, но сновидной Грёзой входящую в наш общий мир Реальность. Прознавая тех, кто способны реально идеализировать друг друга, признавать (Знать) друг друга как Равных (в природе фактической реальности нет равенства) Братьев—Сестер (собраться бы нам братцы). «ГО» игом Закона, не позволяющего угнетать-убивать ближних своих, «СУД» Правосудием суженных—ряженных и «АРИЙСТВОМ» каждого избранника, его благородством.

Чтобы Знать узнала Своих, каждый с необходимостью должен узнает свое Имя (=самосознание=самоорганизация), становясь именитым. Есть Имя, значит можно позвать, значит можно всегда быть рядом друг с другом и не зависеть от разъединяющих факторов природной обстановки. Есть Имя собственное и сразу отпадают нити информационного влияния-вливания разных Авторитетов, религиозных, политических, культурных, педагогических, юридических, звередических. Имя и есть орудие Хотения и привлечения Равных. Но знать свое Имя, не так-то просто. Это не кличка, которой тебя наградили при рождении, но знак целостности Охотника за вечной Жизнью, а значит и особая миссия, особая ответственность за свое призвание, особый язык. Охотник отлично знает, чем отличается «юрис-дикция» Зевса-Ю-питера от крово-судия Кроноса (отца зевсова) и от право-судия Урана (деда его). Зевс отдает судебную инстанцию под власть Закону (одной Го-лове), Кронос хранит равновесие равных своенравных характеров (руг-тайм), Уран утверждает величайшее равновесие Правды в каждом, каждого утверждает как суверенный Мир, каждому вверяет тайну его личной Смерти.

Почему неудовлетворенность желания порождает обычно неврастению и злобу? Почему неудачливы союзы «любящих» и пары, не успев сойтись, уже норовят разбежаться как можно дальше? Потому, что Желание не знает, а Знание ничего не говорит Желающему. Желание слепнет, в собственном соку тонет, глохнет от голоса Друга, гоняется за соблазнами-иллюзиями и медленно умирает. Однако Хотение живет вечно и в отношении к Желанию создает пульс (ритм—тайм) настоящей Жизни. Настоящей, поскольку она не раздираема лошадками «прошлого» и «будущего» времени, но спарена силой понимания индивидуального восприятия настоящей Памяти и настоящего Воображения—вы—мышления Грядущего. Мысль здесь заново из-обретает Желание.

Политика Желания это еще и Полиция, не позволяющая ему ходить слепо и нарушать правила высокой Любви, правила вос-хитительной Жизни, Идеальный Курс её. Вот я вижу красивую, свежую, цветущую девушку. Сначала я просто хочу её видеть и восторгаюсь её образом, но незаметно для меня, в игру вступает вожделение, оно жалит меня силой желания обладать ею, оно исподволь оглушает и ослепляет меня и если вдруг моя «любовь» сталкивается со встречной «любовью», то такая «взаимная любовь» очень быстро претерпевает сокрушительное поражение-крах. В лучшем случае двое успевают сделать детей, выбросить их в мир людей кое-как подготовив к опыту выживания и подлаживания (подлости); привыкнуть друг к другу как к предметам обихода. В худшем, разбежаться далеко-далеко, чтобы больше не видеть друг друга. Кто виноват здесь? Чаще всего Женщина. Её «идеализация» мужчины обычно не принимает во внимание одной маленькой вещи, а именно мужской особости, исключительной в своем Роде. Мужчину можно обложить со всех сторон романтическим или прагматическим бредом одного «человеческого» (женского=общепонятного) рода и тем удушить его как существо своего Рода (чужого). «Быть своим» для женщины означает, чаще всего, быть задушенным, укрощенным её языком, её лейт-мотивом жизни.

Но скажите вы, называющие себя мужчинами, как часто вы удушаете своих возлюбленных своим либидо, убиваете их своей агрессией? Как часто стоите на стороне женского, а не собственного мужского рода, лейб-гвардией матери своей женщины? Но, Истина в Вине. Прознай же женщина свою Вину и тотчас ты обращаешся в Богиню. Вина это отнюдь не виноватость и чувство ущербности, греховности, но необычайное Облачение в Первообраз свой, в первообраз Света. Светлой Материи (матери). Прознай мужчина свою единственную Волю и направь её на Первообраз Женщины-богини и, тотчас возникает Жизнь вечная. Образ оживает (Пигмалион и Галатея).

Когда я тоскую по Любимой, тем самым я укрощаю своё Желание, так и норовящее соскользнуть к желанию получения удовлетворения от обладания телом. Тоска здесь выражает желание желать. А тела, как известно, представлены в таком изобилии, что только успевай выбирать, да примерять к своему желанию. Моя Тоска и одиночество есть только свидетельство исключительности моего Рода, животворящего меня как Личность; моей уникальной «сверхчеловеческой» Воли и Готовности к высокой Любви. В то же время, моя тоска по Невесте, делает меня достаточно колючим, неуживчивым, «бессердечным» к тем, кто, казалось бы, готов дружить со мной. И самое странное, что в бессердечии меня упрекают именно в минуты сильнейшего сердечного переживания. Сверхличностного, потому как превосходит личностный нрав (нарыв), а выражает нечто родовое. Личностный же план всегда легкомыслен и готов сходиться и дружить почти с каждым, кто, так или иначе, заинтересовался мной. Именно Род мой оставляет меня, в конечном счете, в гордом одиночестве, без приятелей, учеников и последователей. Тоска моя неприступная крепость, я словно в орлином гнезде высоко в горах. Именно Род не позволяет мне впадать в детское ребячество, взращивает меня в стороне от детских забав и «взрослых» забот, в стороне от людей.

Жизнерадостные «Желатели» всегда усматривают в философии Шопенгауэра «пессимизм», утомление духа (того самого, гегелевского), отречение от воли к жизни, но совсем не замечают радикального Открытия Жизни, начинающей пробуждаться среди развалин-нагромождений всего того, что натворил и продолжает «творить» троичный Дух Истории, с его диалектическим «синтезом», его понятиями. Неприязнь Шопенгауэра к Гегелю не просто дело личное, но коренится в различие самих ал-го-ритмов сознавания жизни. Там где сталкивается разно-родное.

Четвероякий корень «мира как воли и представления» есть алгоритм воли к смерти, в то время как троичный умозаключающий синтез выражает у-с-тройство влечения к жизни. Которое обрекает каждого живущего на утопление в в воде (Н2+ О) однозначных бодрствующих желаний весомой тверди (объектов желания). В конечном счете, на погибель.

С абсолютного Различения начинается роковая судьба Ария, отплывает его Суд-но к берегам далеким светлой Родины. Окружает его со всех сторон вода вода вода, такова судьба судьба судьба.

Деконцентрация как пси-хот(ехн)ический прием на пути к целому.

На пу ти жи вых да бы не за пу тать ся и в паутину чело увечества не по-пасть не об (=вода) ходи мо (ходи ми мо) на у чить ся (се бя лю бя) тех нике де конц (наконец то) ент рации вним ани я. Это не просто одна из психотехник, но единственная, позволяющая вновь пробудиться уже теперь к осмысленной сознательной жизни, ранее, которая была только заклинательным «благим» пожеланием, но не опытом реального сознательного жития-бытия. У этой техники можно наметить веер различных линий ра-з-вития, различных модальностей. Главенствующая по смыслу среди них это техника из-обретения Слогов «космического» мирового языка (сконцентрированность на понятности общего согласия де-концентрируется в не-согласии голоса собственного Я. Й в не Й = Я). Подступы к этой технике можно усмотреть в щедрости син-таксиса русской речи, в сложно-сочиненных и сложно-подчиненных предложениях её, ведь, увлекаясь цепочкой придаточных, мы уже готовы тем нарушить некий краткосрочный лаконично определенный умный смысл его и тем вырваться из зависимости от его однозначной понятности, набирая, как бы космическую скорость, во все дальнейшем и дальнейшем движении придаточных. Неописуемая длина русских предложений, с одной стороны, есть некая форма русской тоски «бессмысленной и беспощадной», вечно неустроенной в отмеренном для неё ложе, с другой же, чреватой отрывом от несущей ракеты носителя особого, по-другому точному, сгустку бытийных полномочий,--Избранника запредельного смысла.

Скоро… скоро заблестят последние зарницы на небосклоне моего духа: тогда я подниму последний, ещё не разбитый бокал и выпью за здравие моих лучеобразных детишек, моих наследников, моих гонцов к воскресающей природе…(Ф.Ф. Куклярский).

На пути деконцентрации внимания (ДКВ) можно отметить фигуру оператора (первый, опер, оперативник, операция), того кто непосредственно инициирует у своего окружения де версию разума, не позволяет ему быть строителем концентрационных лагерей нездорового человечества, условно называемых «школа», «партия», «государство», «наша страна», «все люди».

То что называю «психот(ехн)ическим» приемом, есть то самое открытие Пси хоти-ходи технично, то есть искусно-точно на пути Хотя бы «не» внимательном к точности-определенности своих желаний, а значит и к точности синтаксиса падежных склонений. Уместно здесь поставить вопрос о том русском слоге, из которого возникло на заре веков это самое «пси». «И» же разумеем как следование-импликацию-выход из Данного, но необычный, как бы сбивающий с толку то в нас, что понимает и согласно с логикой привычных падежных (падёж надежд) согласований, и длит в не-Из-вестное, И, которое не И стовствует настолько, что не соглашается И-сполнять данную ей роль знака связи-соединения данностей и начинает соединять Данное и За-дание. Какое же это Задание? Здесь начинается Игра. Иди иди туда, не знаю куда…Куда, куда, куд-куда? Иди, иди, говорИ, говорИ, смотрИ, смотрИ…А если не в с Илах, то иди на хУй. У—И, У—Ииии…Как говорят дельф ины. Иных Дельф.

Желани Ю не обойтись без глум-ления, кощ-унства, матер-щины, от-вращения, к-ра-молниечества, из-рядного чувства Ю-мора, отметающего напрочь все гри-массы назойливо-тошнотворной обыденной жизни, де-бильного языка «позитивных» ценностей. ЖЕЛАНИЕ всегда ЖАЛИТ наше существование острием Знания, и убивает нас и убываем-мы в мы-с-ль О хотящегося. Хотя мы вновь и вновь восстанавливаем силу Желания Быть ЛИ кующими.

И мы отправляемся в Путь. Ибо корабль готов. ГОТОВ. Для путешествия в мир мертвых. В Путь значит Пора. Пора обратиться вперед и пройти сквозь туман. На пути друг к другу нас разделяет Туман, все же знакомые лица мы видим лишь в зеркале заднего вида. Это невыносимое Знание и есть наша Судьба. Говорю так, как Мужчина, желание которого всегда направлено в безнадежную даль, мужчина-первопроходец, тоскующий вы-мышляющий Конец Пути, то есть Женщину.

Моё Мы не включает в себя никого, только меня одного, коли, нет никого. Но Лица, Лица, Лица…какая бесконечно восхитительная приманка на путях желания, каждое как бы говорит «иди ко мне»…и бежишь, словно гонишься за мыльным пузырем…и какое жалкое недоумение, когда за лицом не встречаешь бис-смертной Личности. Но вот я нахожу силу идти в другую сторону от Лица Любимой, и она поселяется внутри меня как Остров ЭЛЬ до РАДО. ОЯ УИАЯ АА. А У И.

Разве могу я встретиться с Другом, не разрушив язык-по-использованию-другого, такой всем понятный надежный язык, нормальный и «правильный», только вот направлен он на уничтожение всего чудесного. А ЧУДО есть Чуткость к Дару Речи. Той Речи высокой, где язык обращен действительно к Другому.

Язык напитанный-вос-питанный желанием, всегда строго индивидуальным, не коллективизируемым, есть язык, ищущий исключительно форму значений и совсем теряющий «опору под ногами» --свои содержательные смыслы. Становится такой я-зык левитирующим, легко сочетающимся по-новому с образцами значений, с частями значений, значениями с подачи другой стороны. В Речи язык пьянеет. Галлюцинирует. Речь создает со-словие Знати. Знать бережет даррречи как велвелвел-личайшее-дичайшее-дивное сокровище, не позволяя ему быть продажным и повсеместным. Знать строит Храм, где хранит его. И профанам остается только блуждать возле храма.

Индивидуальное Желание есть Мужество и самоотверженность на границе его осознавания, и единственность Сына. Речь же складывается в русле Хотения, там, где Дочернее-женственное пространство мира, посмертное для Сына. Здесь то и начинается девственное-действительное Правосудие. Как чудотворение. Как Братство с эгидой Сестры Милосердия.

Вот замолкаю я и бросаю себя безмолвно-дикого к стопам твоим в немотствовании чувственности и вожделения, словно дикого зверя-вепря-единорога. И на твоих коленях засыпает голова моя и видит сны и вспоминает вес-сна НАС. Там где пробуют свои голоса ручьи-истоки.

И все звери лесные собираются в нашем сне и все они говорящие и каждый хор рош. Они спали и видели себя людьми одного увечного рода, а в нашем сне проснулись и заговорили по-своему. Рази это ни чу, до степеное каждому?

Исполнение Желания лежит в основе сюжета всех Сказаний-Былин-Мифов. Кто измерил Понятиями Силу Желания? Желание же и есть то, что ум определяет как Беспредельность, отказываясь от определенности желания. А она есть и здесь само желание говорит о своем пределе и называет его Смерть. И Смертью начинается великая Охота за Жизнью Вечной. И ходит тихо охотник от вечности. Он призывает вас к По-слушанию.

У желания всегда не-обыкновенный авторитет, любой ум благоговеет пред ним и на пределе раз-умляется. Где желание выходит за пределы отмеренной умом, понятной мысли, вы-мышляется, там начинает действовать эстетика мифологизирующего Разума. Разум словно ищет желание там, где умирают все подконтрольные понятиям желания, ищет посмертную Жизнь. Разум воспитывается инстинктом смерти, и облачен в Миф. Облачен и всегда недоопределен умом понимающим.

Неопределенность желания совращает людей на путь естественного скотства, где желаний много и каждое прикрывается «человеческим» понятием, мотивом. Самоопределившись (осознав) в целом Желания, мы уходим в сторону от дороги природного Зверя. Только-только слазим с дерева обезьяньего.

Многозначностью желания можно оправдать любой поступок, но ОПРАВДАТЬ себя в породе единственного своего Желания, значит собрать многозначность вкруг единственного Смысла и тем стать на праведный путь. Путь, ведущий к правде Другого. Истинный Путь.

Именно определенность единственного Желания (желание желать), является основанием Разумности в человеке, мутации его ума. Ум словно открывает для себя наружную сторону Жизни, доселе скрытую от него. Единственное Желание есть Воля, сущая в человеке.

Мы категорически против редукции, кастрации наших желаний со стороны социальности, и мы создаем а-ссоциацию, где желания каждого ОПРАВЛЕНЫ и не ведут к конфликту и раздору. Философы, политики, педагоги и прочая, пытаются закрепить понятие желания, социализировать безумность его. Но «понятия желания» нет, есть категория желания. Слово, которое усиливает Силу. Так же? Так как же с желанием? Совершенно нет никакой необходимости создавать «понятие желания», выстраивать для него стены. Желание да же не бог, скорее Небо (г). Есть ли что-либо, превосходящее Желание? Ничего. Ничто. Там где вы мертвы. Так не умерщвляйте же себя законами, стоящими преградой на путях ваших желаний, но ищите Закон, как Определенность Воли.

Нет «божественных», «космических» сил и законов, которые бы превосходили моё Желание и, каждый, кто навязывает мне противное моему желанию, мне ненавистен и смотрю я на него убогого, как на инвалида сознания.

Под знаком «единства», «синтеза», «целого» псевдоразумное общество пытается укротить Желание, ввести его в дозволенные рамки. Но проблема желания не может быть разрешена в рамках понимающего сознания, просто отражающего сущее.

Желание есть Явь Тайны. Воля же наша вовлекает нас в измерения Прави. И венчает нас Слава. Во веки веков. Аминь.

Желание не сводимо только к объективности, только к субъекту, к провидению или божьему промыслу. Отсюда его неуловимость для понимания. Стремление к совершенствованию может поддерживаться желанием, но может идти вопреки ему. Желание не знает вершин, оно в упоении собою и действует на бесконечной Равнине земной.

Добро-зло есть антиномия, говорящая о растущем желании, но антиномия Добро-благо уже характеризует охоту по ту сторону наших желаний, за тем, что не вписывается в траекторию желаемого. Это КТО желания Другого. Куда мы вольно направляем свой единственный путь. Отсюда встречи со сказочными персонажами других желаний, неподвластных нам как объектов нашего желания. Как тут не прибегнуть к молитвам, заклинаниям, выманиваниям, уговариваниям, интригам? Древнескандинавское gilja (; gelj;n) – «соблазнять», «обольщать», «заманивать» (швед. gilja – «свататься»; норв. gildre – «ставить ловушки», «подкапываться под кого-л.»).

У желания можно найти три значения: силы господствовать, слабости подчинения и индивидуальное начало (я), которое выравнивает силу и слабость его, силу обращая в авторитарную волю, слабость же обращая в выдержку.

«Любовь»; «аппетит»; «интерес»; «нужда»; «потребность»; «мечта»; «одержимость»; «фантазия»; «каприз»; «причуда»; «просьба»; «соблазн»; «зависть»; «предпочтение»; «склонность»; «вожделение»; «похоть»,--вот слова, маркирующие желание. Как тут не потерять ключевой смысл?

Древнерусское (с XI в.) жаловати – «жалеть», «сожалеть, (с XIII в.) «оказывать милость», (с XIV в.) «щадить», (с XV в.) «дарить», «одарять», где желати - «жалеть», «горевать» наряду с «желать»; жаль, жалость – «горе», «ревность» и даже «страсть».  Общеславян-ский корень zаl. Индоевропейский корень gu;l – «колоть», «жалить», «боль» (от укуса пчелы), «мучение», «смерть».

Где вместо Желания Жаление? Там, где в памяти нашей осталось жало, и мы желаем вернуться назад, чтобы вернуть утраченное, либо стремимся найти то, чего в представлении своем лишены. Мы жалеем других, когда примеряем к себе то, что нами понимается как потеря, лишенность. Но мы вполне безжалостны, когда вполне желанны и желающи. И мы со-трудники, а не со-страдатели. И наша Любовь, Милосердие, Сердечность показывает себя в улыбчивом соприсутствии с вашей нуждой. Когда вы интересны нам тем, что есть в вас большего, чем ваша нужда-беда.

Жалеть и Жаловать, однако, могут выражать Желание на путях реверсии, это желание быть на месте Другого. Жалеть, в этом случае, значит предельно внимательно вслушиваться, вчувствоваться в состояние Другого. Настолько сильно, что этим, как бы даже жалить его остротой жаления, обдавать жаром своей Приязни. Отсюда Жалование как Дар Другому. Жалуемся мы тем, кто, кажется, мог бы пожалеть нас и пожаловать дар, исцеляющий нашу душу. Здесь желание обретает психологический статус. Жалость есть желанное основание Правосудия.

Желание отнюдь не Требование, поскольку не выходит за пределы нутряного жара, но и не Страсть к обладанию желаемым (жадность-скупость), поскольку обладание гасит этот жар. В страсти страшится, трясется, стервенеет, страдает человек, стараясь зацепиться за внешнее. Желание растет собою и является основой самоорганизации, саморазвития и свития, и кружится и кружится вкруг себя, желая-желая желать и жалеть.

А вот Охота, в отличие от напряженной силы Желания, есть радость веселие, удовольствие, развлечение, прихоть. И здесь мы находим путь со-организации. Праздник. Пожалуйте сюда, упоённые собственным Желанием. На праздник благодарения-моления-прославления.

Любовь разве не есть Желание? Нет, скорее Форма его Усмирения, когда избавляется от своего жаждущего содержания и летит пушинкой легкой боли. Лю-бо-фффффффффффффффффффффффффффффффффффффф.

Хотение это Вольность до-вольности. Богиня наслаждения в Древнем Риме Волупия, - упоминания о которой есть у  Терентуса Варро, Аурелиуса Теодосиуса, Августина Блаженного, - получила свое название от voluptаs – 1) «удовольствие», «наслаждение», «радость»; 2) «удовольствия», «развлечения», «увеселения» «гулянья», «игры»; 3) «чувственные наслаждения», «сладострастие», «похоть», «низменная страсть»; 4) «влечение к наслаждению»; 5) «радость». Интересно рассмотреть также слово volаtum – 1) «валить, опрокидывать на землю», «пасть бездыханным»; 2) «обдумывать», «обсуждать»; 3) «лелеять в мыслях»; 4) «носить в душе», «вынашивать», «таить в себе», «хранить»; 5) «переживать», «переносить», «испытывать»; 6) «просуществовать», «прожить»; 7) «определять», «устраивать», «предопределять». Латинское volеtаtio означает: 1) «перекатывание»; 2) «барахтанье», «катание», «утопание»; 3) «сплетение тел»; 4) «беспокойство», «тревога»; 5) «неустойчивость»; 6) «превратность», а volаto, кроме «извиваться», «кататься» и «испускать вопли», означает «погрязать», «хорошо знать», «исследовать», «тщательно обдумывать».

Но хотеть и желать получать удовольствие не одно и то же. Хотение всегда сопряжено с образом исполнения желания и есть как бы у-вольнение от всяких мотивов получения удовольствия. Оно само есть удовольствие всех удовольствий.

В английском языке много слов, с помощью которых передается жела-тельность чего-либо, субъективное переживание и понимание желания. Си-нонимы desire в английском языке: longing (желание, жажда, тоска), yearning (тоска, жажда, сильное желание), wish (желание, воля, просьба; предмет же-ланий, мечта; пожелание) , craving (страстное желание), affection (привязан-ность, любовь), appetite (аппетит; потребность, половое влечение; жажда мести; влечение, склонность), aspiration (стремление, желание), hankering (жажда действия, сильное желание что-либо сделать), proclivity (склонность, наклонность), propensity (предрасположенность, склонность), coveting (вож-деление, жажда, алчность), inclination (склонность, предрасположенность; охота, желание; заинтересованность), concupiscence (похоть, вожделение). 

-  want - «стремление получить во владение»; сущ. – «недостаток, отсутствие, дефицит»; архаичное обозначение «бедности»; происхождение: от старонорвежского или скандинавского vant, vanr – «нуждаться», vanta – «быть в нужде»;

-   need - «нужда», «запрос», говорящий более о важности, сущностности объекта, чем о глубине психологического переживания субъекта желания; смысл необходимости как обязательности, долга (Need I say more?); «базовые потребности (в пище, помощи)»;  происхождение: от староанглийского слова neodian (гл.),  neod, ned (сущ.);

-  wish - (сущ.) - «желание, граничащее с мечтой»; (гл.) «надеяться с расчетом на удачу, везение»; происхождение: староанглийское слово wyscan; 

-  demand - (сущ.) «требование»; «потребность», «спрос» как желание иметь; «право/а»; (глаг.) «настаивать на получении»; происхождение: от старофранцузского demande (сущ.), demander (глаг.) и латинского demandare – «вверять», «доверять», «возлагать (ответственность)», «передавать»;

- request – (сущ.) «просьба» (в расчете на сотрудничество и добрую волю того, к кому обращаются с ней);

-   entreat – (глаг.) «умолять, упрашивать слезно»; «обращаться с кем-либо в особенной, необычной манере», где английское treat – «удовольствие»; происхождение: от старофранцузского entraitier  (где  traitier – «относиться», «лечить», «обрабатывать (рану)», а также «угощать» и «вести переговоры») и латинского tractare – «трогать, брать в руки», «обращаться, обходиться» и «справляться (c управлением, работой)»;

-  stomach – (сущ.) на перекрестке значений «аппетит» и «дух», «храбрость»; в выражении «He has no stomach for fighting» («У него нет желания драться»);

-  lust – (сущ.) «сильное сексуальное желание», «греховная страсть», «вожделение, похоть»; слово германского происхождения;

- drive - (сущ.) «энергия», «напористость, напор»; «стремление» (strong need); «влечение»; «врожденная, биологически задаваемая потребность»; «детерминация или амбиция»; «организационное усилие»; «желание, которое невозможно преодолеть с помощью разума»; «сильное влечение, сводящее с ума»; (глаг.) «увлекать силой в определенном направлении»; «быть увлеченным, захваченным чем-то»; слово германского происхождения.

Мы определяем Желание как Вертикаль нашей индивидуальной Состоятельности. Хотение есть Горизонталь нашей Охоты Друг за Другом. Мы хотим Мифа простор и ширь, где никому не тесно. Если Желание наше родовое свойство, то определивши вид его как Личную силу, мы хотим дружить с инородцами.

Смысл Желания кажется настолько очевидным, что многим не приходит в голову править-точить-уточнять природу желания. А самотёком эта природа расплывается-ветвится-делится-длится, и мысль человечья не может угнаться за ним, скачет как белка по веткам древа желаний. Где садовник? Там, где желания судимы. Сводимы к Цели Желанной. Судьбе.

Когда мы ищем определить Ценность Желания, в опыте сравнения разных желаний и желаемого, мы ищем оправить желание и тем оберечь его от делимости, вовлечь в на-правление к Желанию Другого, сверхценному. Полноценное Желание есть Зрелое Желание. Здесь то и свершается Смерть как О-вер-лог.

Если Желание интимно-а-социально, то Хотение ассоциально. Хотением мы захватываем Других, участвуем в захватывающем опыте. Легче тигра поймать или дикого слона, чем захватить вдруг Другого, своими ловчими обманами, с-ловами. Почему так? Да потому, что каждый весьма дорожит интимной тайной своих желаний и сторонится ловчих ям Я других.

Срединность желания в том, что оно действует на границе души (сгущение краевых значений) и потребностей тела. Именно в этой середине желание правится. Чтобы кому-то понравиться, есть резон о-правиться.

Предоставлено для публикации 08.2010 г.

© Н.М. Гурский