Огл. У истоков

Водным рубежом опоясывает Нева остров. Высятся на нем мрачные стены с поднятыми над ними башнями. На дубовых, обитых железом воротах - хищный двуглавый орел, распростерший свои крылья. Тут же надпись: «Государева …»

Это - Шлиссельбургская крепость. Днем и ночью охраняются ее ворота. Днем и ночью часовые на стенах следят за каждым, кто приближается к ней. Идет уже шестнадцатый год, как здесь, в «государевой тюрьме», содержится женщина. На ней серая юбка, серая арестантская куртка с черными рукавами и черным бубновым тузом на спине. Вместо пальто ей служит серый халат, вместо ботинок грубое подобие обуви - «коты».

Она потеряла в крепости и имя и фамилию. Значится же под одиннадцатым номером.

Много лет спустя женщина вспомнит: «Тюремная жизнь, как снегом, покрывала наши надежды, ожидания и даже воспоминания, которые тускнели и стирались. Мы ждали смены, ждали новых товарищей, новых молодых сил… Но все было тщетно: мы старились, изживали свою жизнь, - а смены все не было и не было. И мнилось, что все затихло, все замерло… и на свободе та же пустыня, что и в тюрьме…» ^[1]

Узницу номер 11, из-под пера которой выйдут эти строки, зовут Верой Фигнер. Она была одним из организаторов убийства Александра II, членом исполнительного комитета тайной политической организации «Народная воля». Она была одной из горстки героев, совершивших попытку захватить власть, но захватить без участия народа, путем лишь индивидуального террора.

Сидя в каземате русской Бастилии, отрезанная от внешнего мира, не знает Фигнер, что разгром народовольцев не остановил часов истории, что появилась в России новая мощная сила - пролетариат. Не ведает она и о том, что усилился в стране революционный натиск, что уже провозглашена, хотя еще и не создана, Российская социал-демократическая рабочая партия…

Фигнер тревожится:

- Смена медлит… Смена не приходит…

А между тем за тысячи километров от нее, в глухом селе Шушенском, затерявшемся в безбрежных сибирских снегах, отбывает ссылку человек, зовущий к свержению царской власти.

«Ставя ниспровержение абсолютизма своей ближайшей задачей,- пишет он, - социал-демократия должна выступить передовым борцом за демократию и уже в силу одного этого должна оказывать всякую поддержку всем демократическим элементам русского населения, привлекая их к себе в союзники. Только самостоятельная рабочая партия может быть твердым оплотом в борьбе с самодержавием, и только в союзе с такой партией, в поддержке ее могут активно проявить себя все остальные борцы за политическую свободу».^[2]

Эти слова принадлежат Владимиру Ульянову, которого мир вскоре узнает под именем Ленина. В сибирском селе вспоминает он о Вере Фигнер, о ее соратниках по «Народной воле». И утверждает:

«Если деятели старой «Народной воли» сумели сыграть громадную роль в русской истории, несмотря на узость тех общественных слоев, которые поддерживали немногих героев, несмотря на то, что знаменем движения служила вовсе не революционная теория, то социал-демократия, опираясь на классовую борьбу пролетариата, сумеет стать непобедимой».^[3]

В Шушенском пишет Ленин брошюру «Задачи русских социал-демократов». Из сибирской глуши рукопись переправляют тайком за границу. Осенью 1898 года ее издают в Женеве. И вскоре, уже в отпечатанном виде, снова нелегально доставляют в Россию… Чтобы распространить ее по всей империи… Чтобы в Петербурге и Москве, Смоленске и Казани, Орле и Киеве, Иркутске и Архангельске, Сормове и Вильне узнали из брошюры, что нельзя терять время, что надо развертывать активную деятельность по организации рабочего движения, по объединению рабочих кружков и социал-демократических групп в единую социал-демократическую рабочую партию.

Еще до выхода брошюры приезжает к Владимиру Ильичу Надежда Константиновна Крупская. Давно безмерно дорога стала она ему. И отсюда, из Шушенского, в одном из писем просил Владимир Ильич стать его женой. Отсюда, когда стало известно, что ссылают ее в Уфимскую губернию, обратился он в департамент полиции с просьбой разрешить его невесте отбывать ссылку с ним в Шушенском.

От Надежды Константиновны узнает Ленин: в марте нынешнего, 1898 года на съезде в Минске представители петербургского, московского, киевского и екатеринославского «Союзов Борьбы», Бунда и группы киевской «Рабочей газеты провозгласили создание Российской социал-демократической рабочей партии. Но узнает он вскоре и о том, что после блестящего начала русская социал-демократия как бы исчерпала на время свои силы, что она вернулась к прежней своей раздробленности. Все более убеждается Владимир Ильич и в том, что усиливаются идейные шатания, что оппортунистические элементы предпринимают новые попытки извратить учение основателей научного социализма - К. Маркса и Ф. Энгельса.

В один из летних дней 1899 года в селе Ермаковском собираются политические ссыльные. Собираются, чтобы обсудить «Credo» «экономистов». Противопоставить этому манифесту платформу подлинных марксистов. И здесь Ленин оглашает «Протест российских социал-демократов»: «Традиции всего предшествовавшего революционного движения в России требуют, чтобы социал-демократия сосредоточила в настоящее время все свои силы на организации партии, укреплении дисциплины внутри ее и развитии конспиративной техники». ^[4] Семнадцатью подписями скрепляется документ, призывающий все группы социал-демократов и все рабочие кружки в России обсудить эту резолюцию, высказать свое отношение к поднятому вопросу, «чтобы устранить всякие разногласия и ускорить дело организации и укрепления Российской социал-демократической рабочей партии».^[5]

- С чего начать? - этот вопрос стоит перед Лениным.

«Очень памятна мне одна из последних моих прогулок с Владимиром Ильичем по берегу широкого Енисея, - узнаем от Г. Кржижановского, отбывающего в эту же пору сибирскую ссылку. - Была морозная лунная ночь, и перед нами искрился бесконечный саван сибирских снегов. Владимир Ильич вдохновенно рассказывал мне о своих планах … Организация печатного партийного органа, перенесение его издания за границу и создание партии при помощи этого центрального органа, представляющего, таким образом, своеобразные леса для постройки всего здания революционной организации пролетариата,- вот что было в центре его аргументации».^[6]

Вспомнит позднее и Крупская: «Владимир Ильич перестал спать, страшно исхудал. Бессонными ночами обдумывал он свой план во всех деталях… Чем дальше, тем больше овладевало Владимиром Ильичем нетерпение, тем больше рвался он на работу».^[7]

И вот наконец истекает срок ссылки. На лошадях день и ночь, благо вовсю светит луна, затем по железной дороге выбираются Ульяновы из сибирской глуши. Мыслями Владимир Ильич уже там, где ждет большая работа, где ждут соратники и друзья. Радостное настроение омрачает лишь предстоящая разлука с женой: ее следует оставить по пути - в Уфе, оставить отбывать еще год ссылки.

Задуманный печатный орган нуждается в редакторах, сотрудниках, агентах. Их надо подобрать. И подобрать в разных городах Российской империи. Предстоит организовать транспортировку, распространение газеты. А из департамента полиции уже вышло между тем предписание, объявляющее «уроженцу г. Симбирска помощнику присяжного поверенного Владимиру Ильину Ульянову, что по рассмотрении в особом совещании, образованном на основании 34 ст. положения о государственной охране, обстоятельств дела о названном лице, господин министр внутренних дел постановил: воспретить ему, Ульянову, по освобождении его 29 января 1900 года от надзора полиции, жительства в столицах и С.-Петербургской губернии впредь до особого распоряжения».^[8]

Запрещается «названному лицу» проживать и в губерниях: Московской, Тверской, Ярославской, Рязанской, Владимирской, Костромской, Нижегородской, Тульской, Пермской, Уфимской, Орловской, Екатеринославской, Бакинской, Варшавской и Петроковской, Белостокском уезде Гродненской губернии, Области Войска Донского. Запрещается жить в Вильне, Киеве, Николаеве, Одессе, Харькове, Риге, Юрьеве, Либаве, Казани, Томске, Елисаветграде, местечке Кривом Роге, а также в Иркутске и Красноярске с их уездами.

И все же, едва оказавшись в центре России, Ленин отправляется и туда, где появляться ему запрещено.

«…В здешнюю столицу,- доносит в департамент полиции начальник Московского охранного отделения,- приехал известный в литературе (под псевдонимом «Ильин») представитель марксизма Владимир Ульянов, только что отбывший срок ссылки в Сибири, и поселился, тоже нелегально, в квартире сестры своей Анны Ильиной Елизаровой…»^[9]

Он живет в Москве несколько дней. Встречается с местными социал-демократами, обсуждает с ними важнейшие вопросы революционной работы. Встречается он здесь и с И. Лалаянцем - представителем Екатеринославского комитета РСДРП. А затем отправляется в Нижний Новгород, Петербург, чтобы и там обсудить планы создания нелегальной общерусской социал-демократической газеты.

Обосновывается Владимир Ильич в Пскове. Ведь этот древний русский город, в котором разрешено жить ссыльным революционерам, расположен всего в нескольких часах езды от Петербурга. И хоть учреждается за Лениным негласный надзор полиции, Псков становится временной штаб-квартирой будущих редакторов новой газеты. На одной из его тихих окраин, в Петровском посаде, поднадзорный Ульянов проводит совещание, о котором полиция даже не подозревает. Ленин зачитывает собравшимся свой «Проект заявления редакции «Искры» и «Зари»». Это призыв к объединению русских социал-демократов. Призыв направить все свои усилия на образование пролетарской партии. Призыв сделать первый шаг на пути к этому - создать общерусский марксистский печатный орган.

Но такую газету, и Ленин говорил об этом еще в Шушенском, немыслимо было создать в самой России. Надо было выбраться за пределы империи. Выбраться как можно быстрее.

И вот наконец путь за границу открыт. «Сейчас, - сообщает Владимир Ильич матери в Подольск, - получил паспорт из канцелярии губернатора».^[10] Выдан ему 5(18) мая заграничный паспорт для поездки в Германию сроком на 6 месяцев. (Здесь и далее, когда речь идет о событиях в России, даты приводятся по старому и новому стилю, во всех остальных случаях - только по новому стилю.)

Однако много дел у Ленина в России. Не может он еще ее покинуть. И нелегально снова отправляется в Петербург: надо еще раз повидаться с местными социал-демократами - условиться о способах сношений.

Ленин появляется в Питере с корзиной нелегальной литературы. Быстро передает ее в нужные руки. Успевает и навестить кое-кого. Но едва выходит утром на улицу, как его схватывают полицейские. Они крепко держат Владимира Ильича за оба локтя. Держат так, чтобы он ничего не смог выбросить из карманов…

Долго длится допрос. И заносят в протокол то, что сообщает следователю Владимир Ильич:

«В С.-Петербург я прибыл 20 мая, утром, по Варшавской жел, дороге, по пути в город Подольск и с целью, главным образом, посещения редакций и окончания моих денежных и литературных дел перед отъездом за границу, на отъезд куда я уже получил паспорт от г. псковского губернатора; еду туда для продолжения моих научных занятий и пользования библиотеками, так как в России мне закрыт доступ во все большие города, а также и с лечебными целями».^[11]

Что же касается до его частных свиданий в Петербурге, то отказывается Владимир Ильич что-либо о них сообщать. Это, категорически заявляет он, не входит в состав совершенного проступка - самовольного прибытия в столицу. Сообщает же Владимир Ильич лишь то, что и без того, видимо, известно уже следователю: «…я посетил два раза редакцию «Северного курьера», куда я явился для передачи своего отказа на предложение, полученное мною незадолго от г. редактора. Ночевал я, вследствие запоздания к поезду, у Екатерины Васильевны Малченко - Б. Казачий переулок, д. №11, кв. 6, которую я упросил разрешить мне переночевать вследствие моего опоздания на поезд…»^[12]

21 мая (3 июня) 1900 года, когда Ленина арестовывают, в его кармане лежит письмо. Написано оно химическим способом на листке с каким-то счетом. В нем - сведения о заграничных связях. И все десять дней, пока Владимира Ильича держат в доме на Гороховой - в управлении петербургского градоначальства,- не знает он: проявили ли письмо? выдало ли оно его? Если да, под угрозой окажутся планы, столь близкие к осуществлению…

Но листок не привлекает внимания полицейских. Снова Ленин на воле. И снова встречи с теми, кто станут его помощниками, соратниками в издании нелегальной газеты. В Подольске, куда ему разрешают приехать для встречи с матерью, он беседует о предстоящей работе с П. Лепешинским. В Нижнем Новгороде план издания обсуждает с местными социал-демократами. В Уфе, где ждет его жена, договаривается о содействии будущей газете с А. Цюрупой, А. Свидерским, В. Крохмалем и другими. К нему приезжают туда В. Носков из Ярославля, П. Румянцев из Самары, Л. Книпович из Астрахани. И с ними уславливается Владимир Ильич о шифре, адресах, связях. А затем отправляется и Самару, Сызрань, Смоленск, где ждут его товарищи, где также обсуждает он с ними вопросы, связанные с изданием Искры.

Июльским днем 1900 года Владимир Ильич покидает Россию.

А спустя короткое время начальникам всех жандармских пограничных пунктов рассылается циркуляр № 2144. Им предписывается «установить наблюдение» за возвращением в пределы империи ряда лиц, выбывших за границу. В случае проезда этих лиц через пограничный пункт, предписывает департамент полиции, «обратить внимание таможенных чинов на тщательный досмотр их багажа и, при обнаружении чего-либо предосудительного, арестовать и телеграфировать департаменту для получения дальнейших указаний, в противном же случае предоставить им свободно следовать, уведомив о направлении избранного ими пути департамент и начальника подлежащего жандармского управления для установления за деятельностью и сношениями лиц… секретного наблюдения…».^[13]

В приложенном к циркуляру списке лиц, «за коими по возвращении в пределы России надлежит учредить негласный надзор полиции», значится «Ульянов, Владимир Ильин…»^[14]

Огл. Вступая в новый век

Поезд везет Ленина по Швейцарии.

Пять лет назад, в 1895 году, он уже бывал в этих местах. И сообщал отсюда матери: «Природа здесь роскошная. Я любуюсь ею все время. Тотчас же за той немецкой станцией, с которой я писал тебе, начались Альпы, пошли озера, так что нельзя было оторваться от окна вагона…»^[15]

Ленин приезжал тогда к Плеханову, к которому относился с глубочайшим уважением, с симпатией. И тот признался, что ему не приходилось еще встречаться с таким выдающимся представителем революционной молодежи, что ни с кем не связывал он еще столько надежд, как с Ульяновым. Плеханов отмечал и удивительную его эрудицию, и целостность его революционного мировоззрения, и бьющую ключом энергию, И все же уже тогда обнаружились у них разногласия в вопросе о гегемонии пролетариата, его союзе с крестьянством, о роли либеральной буржуазии в революционной борьбе.

Сейчас предстоит новая встреча. Не в самой Женеве, где у российской охранки наверняка есть свои глаза и уши, останавливается теперь Ленин. Он поселяется в деревенской гостинице в шести километрах от города. А отсюда будет ездить еще дальше, в раскинувшиеся по берегу озера дачные местечки. Там с членами группы «Освобождение труда», и прежде всего с Плехановым - руководителем этой первой русской марксистской организации, намерен он обсудить программу будущей газеты. Ибо в своих планах отводит этой группе немалую роль. Ибо не считает возможным повести без нее новое дело.

Из Парижа по просьбе Ленина вызывают телеграммой публициста Юрия Стеклова. К утру он уже в Швейцарии, Плеханова Стеклов застает на лужайке под тенистым деревом. Тут же Вера Засулич, Александр Потресов, только недавно отбывший царскую ссылку, Николай Бауман, бежавший из ссылки и примкнувший в Женеве к плехановской группе. Беседа идет о программе новой газеты - «Искры», а также о другом, задуманном Лениным, печатном органе - научно-политическом журнале «Заря».

«…Хотя Ленин и шутил, откидываясь назад всем телом… смеялся и рассказывал анекдоты,- вспомнит позднее Стеклов,- но сразу видно было, что это прирожденный вождь, вождь, которого не только выдвинула на это место история, но который и сам прекрасно сознает свое назначение… Нельзя было сказать, чтобы он навязывал свою волю и личность. Это делалось как-то естественно и незаметно. Даже Плеханов, который имел гораздо более богатый революционный стаж и научное образование, перед Лениным как-то отступал на задний план и терялся. Видно было, что Плеханов все-таки кабинетный мыслитель, теоретик, остроумный собеседник, блестящий полемист и писатель, но не более, а Ленин - это кремень, трибун, народный вождь, топором прорубающий дорогу в чаще и уверенно ведущий за собой массы».^[16]

Проходит несколько дней. В Корсье, близ Женевы, вновь съезжаются представители русских социал-демократов и плехановской группы. Вновь совещаются они об издании "Искры", о выпуске «Зари», об их программе, совместном редактировании.

И в эту, и в предыдущую встречу Ленин знакомит с проектом редакционного заявления. Он обсудил его с единомышленниками еще в Пскове. Проект отражает то, что происходит теперь в России, отражает нынешнее состояние революционной борьбы. А эта борьба характеризуется быстрым распространением идей социал-демократизма; стихийным движением промышленного пролетариата, который начал объединяться в борьбе против своих угнетателей. Проект констатирует, что повсюду появляются теперь кружки рабочих и социал-демократов интеллигентов, повсюду распространяются местные агитационные листки, растет спрос на социал-демократическую литературу.

Российское правительство стремится задержать революционное движение. «Битком набиты тюрьмы, переполнены места ссылки, чуть не каждый месяц слышишь о «провалах» социалистов во всех концах России, о поимке транспортов, о взятии агитаторов, о конфискации литературы и типографий,- но движение не останавливается,- говорится в предложенном Лениным проекте редакционного заявления,- а все растет, захватывает более широкий район, проникает все глубже в рабочий класс, привлекает все больше и больше общественное внимание. И все экономическое развитие России, вся история русской общественной мысли и русского революционного движения ручаются за то, что социал-демократическое рабочее движение будет расти несмотря на все препятствия и преодолеет их».^[17]

«Искра» призвана способствовать этому. Плеханов же проявляет к проекту недоверие. Ленин убеждается: Плеханов исходит из соображений личного престижа, а не интересов дела, он стремится командовать, хочет стать единоличным редактором.

Мелким, убористым почерком на фирменных бланках цюрихского гранд-кафе напишет Ленин вскоре Надежде Константиновне, находящейся в ссылке, об этих первых днях эмиграции, первых встречах, первых спорах, беседах на чужой, нероссийской земле:

«Я старался соблюдать осторожность, обходя «больные» пункты, но это постоянное держание себя настороже не могло, конечно, не отражаться крайне тяжело на настроении. От времени до времени бывали и маленькие «трения» в виде пылких реплик Г. В. (Г. В. Плеханов) на всякое замечаньице, способное хоть немного охладить или утишить разожженные (расколом) страсти. Были «трения» и по вопросам тактики журнала: Г. В. проявлял всегда абсолютную нетерпимость, неспособность и нежелание вникать в чужие аргументы…»^[18]

Но не может Ленин допустить, чтобы потухла, так и не разгоревшись, «Искра». И запишет он для Крупской, ждущей от него вестей: чтобы не дать торжествовать противникам, решено о происшедшем не говорить никому, кроме самых близких. «По внешности,- отметит Владимир Ильич,- как будто бы ничего не произошло, вся машина должна продолжать идти, как и шла,- только внутри порвалась какая-то струна, и вместо прекрасных личных отношений наступили деловые, сухие…»^[19]

Поезд везет Ленина через Германию. Всего несколько часов отделяют его от женевских встреч, от переговоров, оставивших у него горький осадок.

Пристроившись у окна, Ленин набрасывает проект соглашения. Первая же строка отмечает «солидарность основных взглядов и тождество практических задач» заграничной группы и российских социал-демократов. Ленин утверждает, что «названные организации заключают между собою союз», что «обе группы оказывают друг другу всестороннюю поддержку».^[20]

Редакторами «Искры» станут члены обеих групп - Ленин, Плеханов, Аксельрод, Потресов, Засулич, Мартов. А обоснуется редакция в Мюнхене. На этом настоял Ленин: никогда еще в этом городе не было русских революционных организаций; следовательно, там есть больше надежд остаться незамеченными.

На несколько дней он останавливается в Нюрнберге. Здесь встречается с германским социал-демократом Адольфом Брауном. Договаривается с ним о помощи «Искре». Отсюда рассылает письма. Одно - в Париж, Стеклову,- отзыв на статью, предназначенную для создаваемого партийного органа. Ленин заявляет «о невозможности для социал-демократов хоть на минуту отказаться от своих строго социал-демократических принципов».^[21]

Сюда, в Нюрнберг, пишет Владимиру Ильичу Засулич. После отъезда Ленина она беседовала, оказывается, с Плехановым о только что состоявшихся переговорах. А затем к ней пришло от Георгия Валентиновича письмо. «Он говорит в нем,- сообщает Засулич,- что все время думал об этой истории и разговор со мною окончательно убедил его, что мы правы, а он был неправ».^[22]

Но то, что Ленин в Нюрнберге, что именно сюда занесли его дела «Искры», должно остаться в строгой тайне. Пусть российская охранка ищет его в другом месте. И он пишет матери в Россию, зная, что это письмо будет перлюстрировано:

«Удивляюсь я, дорогая мамочка, что не получаю от тебя ни одного письма: я писал тебе уже дважды из Парижа и теперь пишу с дороги (ездил кататься на Рейн). Я здоров и провожу время недурно: видел на днях Анюту (А. И. Ульянова-Елизарова находилась в то время в Нюрнберге), катался с ней по одному очень красивому озеру и наслаждался прелестными видами при хорошей погоде, а здесь хорошая погода тоже редкость, вообще же дожди, грозы».^[23]

Не был между тем Ленин в Париже. Не ездил кататься на Рейн. И пишет так из Нюрнберга лишь потому, что соблюдает строжайшую конспирацию.

Не здесь ли, до отъезда из Нюрнберга, перерабатывает и дополняет Ленин написанный им ранее проект заявления об издании газеты? Оно выйдет вскоре отдельным листком. И будет стоять на этом листке эпиграф, который давно избрал для «Искры» Ленин,- строка из ответа декабристов Пушкину на его послание в Сибирь, ответа, написанного в Читинском остроге,- «Из искры возгорится пламя». Ведь убежден Ленин, что возгорится из искры могучее пламя, И сожжет оно все старое, все прогнившее, очистит человечеству путь в новую эпоху.

Ленин озабочен тем, чтобы быстрее опубликовано было заявление. Нельзя, чтобы и другие, подобно Плеханову, рассматривали «Искру» прежде всего как литературное предприятие. «По мере наших сил,- утверждает он в заявлении,- мы будем стремиться к тому, чтобы все русские товарищи смотрели на наше издание как на свой орган, в который каждая группа сообщала бы все сведения о движении, с которым бы она делилась своим опытом, своими взглядами, своими запросами на литературу, своей оценкой социал-демократических изданий, делилась бы, одним словом, всем, что она вносит в движение и что она выносит из него. Только при таком условии возможно будет создание действительно общерусского социал-демократического органа. Только такой орган способен вывести движение на широкий путь политической борьбы».^[24]

Ленин обращается с призывом не только к социал-демократам и сознательным рабочим. Он обращается ко всем, кого гнетет и давит буржуазно-помещичий строй. Он предлагает им со страниц «Искры» и «Зари» разоблачать царское самодержавие. Кое-кто склонен понимать социал-демократию как организацию, служащую лишь стихийной борьбе пролетариата. Их удовлетворяет только местная агитация, только «чисто рабочая» литература. «Мы не так понимаем социал-демократию: мы понимаем ее как направленную против абсолютизма революционную партию, неразрывно связанную с рабочим движением,- заявляет Ленин,- Только организованный в такую партию пролетариат, этот наиболее революционный класс современной России, в состоянии будет исполнить лежащую на нем историческую задачу: объединить под своим знаменем все демократические элементы страны и завершить упорную борьбу целого ряда погибших поколений конечным торжеством над ненавистным режимом».^[25]

Под именем герра Мейера появляется Ленин в Мюнхене. Поселяется он в сером от многолетней копоти пятиэтажном доме на Кайзерштрассе, у трактирщика Риттмейера. Снимает небольшую комнату - метра два на четыре. Эта комната, сообщит десятки лет спустя немецкий журнал «Националь-политишесфорум», более чем скромна, И когда появляется герр Мейер, хозяйка извиняется за бедность обстановки. Но гость отвечает с улыбкой:

- Это меня заботит меньше всего.

Сообщит «Националь-политишесфорум» и о непритязательности Ленина, в которой сейчас, да и потом, вряд ли кто может его превзойти. Он сам протирает пол, сам покупает продукты. Все должно быть у него в порядке. «Это означало и аккуратность, с какой он отвечал на письма, и пунктуальность, с какой он приходил на встречи,- отметит журнал.- Это спартанское самоограничение было выше, чем добродетель».^[26]

Итак, Ленин уже в Мюнхене. Но почему из письма, пришедшего от него в Москву, сестра Мария узнает подробности пражской жизни брата? Почему он сообщает ей совсем иной адрес: «Herrn Franz Modracek, Smesky, 27. Prag. Osterreich. Австрия»?^[27]

Оказывается, что среди множества проблем, вставших перед Лениным, одна из первостепенных - связь с Россией. Связь надо осуществлять так, чтобы как можно дольше о его местопребывании не ведала российская полиция. Надо посылать и получать корреспонденцию через другой город.

Выбор Ленина, еще до приезда в Мюнхен, пал на Прагу. Ведь она лежит между Мюнхеном и Россией. Следовало найти там верного человека, чтобы с его помощью держать почтовую связь с агентами «Искры», родными и друзьями. И, направляясь в Мюнхен, Ленин остановился в Чехии. Встретился с пражскими социал-демократами. Побывал на квартире у одного из них - Франтишека Модрачека. И договорился с ним о «транзитном» адресе.

- Я согласился, - расскажет через много лет Модрачек,- так как счел это поручением нашей социал-демократической партии: раз там дали ему мой адрес, значит, тем самым поручили мне оказать ему помощь. Он хотел, чтобы в России все думали, будто он живет у меня. Ко мне будут приходить для него из России пакеты с книгами и различные письма, а я должен буду пересылать их дальше, на запад… Он сам дал мне адрес. Даже два: один - на имя Карла Ломана, Мюнхен, Габельсбергерштрассе, 20, для господина Мейера, и другой - какому-то трактирщику Риттмейеру, тоже в Мюнхен. Мы договорились, что Мейер тоже будет время от времени присылать мне свои письма в Россию, а я должен относить их на почту в Праге, чтобы царская полиция думала, будто он и в самом деле здесь постоянно живет… ^[28]

Из Мюнхена, из старого дома на Кайзерштрассе, Ленин отправляет в Лондон, находящемуся там В. Ногину, экземпляр редакционного заявления. Пока заявление не разойдется в России, предупреждает он, его следует держать в секрете, не показывать никому. Исключая, впрочем, близкого друга Ногина, имеющего «полномочия от СПБ группы».^[29]

Не случайна эта оговорка. Друг, которого имеет в виду Ленин,- С. Андропов, деятель группы «Рабочее знамя». Сформировавшаяся в 1897 году в Петербурге, она была оппозиционно настроена к столичному «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса». В «Союзе» после ареста Ленина и его соратников усилилось влияние «экономистов», которые девизом рабочего движения провозглашали борьбу за экономические требования. Главной же целью «Рабочего знамени» стала социалистическая пропаганда среди рабочих. И хотя летом следующего года основных ее деятелей арестовали, осенью в Петербурге возникло новое «Рабочее знамя». Однако и на сей раз полиция наносит по группе удар. Многие ее члены вынуждены покинуть Петербург. Так оказывается в Лондоне Андропов. Здесь представляет он теперь «Рабочее знамя». Это его имеет в виду Ленин, запрашивая Ногина: «…не может ли он дать адреса для явки в Питере и пароля, чтобы передать им (членам группы «Рабочее знамя».- Авт.) наше заявление».^[30]

Хоть и решено издавать газету в Мюнхене, Плеханов остался в Женеве. Аксельрод по-прежнему живет в Цюрихе. Мартов еще не прибыл из России. Не приехала и Засулич. Прожив в Мюнхене короткое время, надолго покинул его и Потресов. И вся тяжесть забот о налаживании издания «Искры», о подготовке к выходу «Зари»- первого научно-политического журнала русских марксистов - лежит на Ленине.

Казалось, решена уже одна сложная проблема: Иоганн Дитц, депутат рейхстага, руководящий издательством Германской социал-демократической партии, согласился издавать «Зарю». «…Но ответственного все еще нет»,^[31] - озабочен Ленин. Нет так называемого ответственного редактора, наличие которого необходимо по германским законам о печати и которого все еще не удается подобрать. «Если не найдем ответственного,- с сожалением сообщает Ленин Аксельроду,- перенесем типографию в другое место».^[32] А это крайне нежелательно. Ведь значительная часть материала для первого номера «Зари» уже готова.

Все больше времени отнимает у Ленина переписка. Я временами изнемогаю»,^[33] - признает он. И это понятно: ведь часть переписки законспирирована, а многие письма требуют особого ключа для расшифровки и зашифровки.

Кружными путями идет к Ленину в Мюнхен корреспонденция. Ее получает проживающий в Нюрнберге, по Новой улице, торговец сигарами Филипп Регнер. В адресованный ему пакет вкладывается конверт с указанием: «Для Петрова». А Петров, предупрежден Регнер,- это Ульянов. Пишут Ленину через пражского социал-демократа Франтишека Модрачека и через верных друзей в Париже. Поступает корреспонденция на лейпцигский адрес Иоганна Дитца. В самом Мюнхене получают для Ленина почту доктор медицины Карл Леман и трактирщик Георг Риттмейер, у которого поселился Владимир Ильич.

А в работу уже включились многие агенты «Искры» - в Петербурге, Москве, Харькове, Екатеринославе, Нижнем Новгороде, Одессе, Николаеве… Поэтому «для газеты,- сообщает Ленин Аксельроду, - материала корреспондентского уже много…».^[34]

На его столе корреспонденции из Питера. В одной - свидетельство рабочего о безобразных санитарных условиях на фабрике Паля. В другой речь идет о жестоком подавлении в 1898 году забастовки на фабрике Максвеля. Петербургский агент «Искры» сообщает: ночное нападение полиции вызвало среди максвельцев стремление к еще более решительной, к еще более упорной борьбе. И снова свидетельство рабочего. Рабочим и крикнуть нельзя, как их грабят,- пишет он в Искру».- На Руси для этого существует цензура, которая охраняет все подлости, совершающиеся правительством и фабрикантами… Наш враг - царско-полицейский деспотизм, который гнетет рабочих.

Товарищи! Постараемся сдвинуть все существующее с места и вместо старого гнилья создадим новое правление братское, т. е. социальное с царством свободы, равенства и братства».^[35]

Ленин обрабатывает этот присланный из Петербурга материал. Очень заботится о сохранении стиля, самобытности корреспонденции. Стремится к тому, чтобы правка не обесцвечивала рабочих писем.

Материалом из Петербурга намерен Ленин открыть в первом номере «Искры» отдел «Хроники рабочего движения и писем с фабрик и заводов». А затем пойдет корреспонденция о пробуждении рабочих на кирпичных заводах Московской губернии. Надо дать и этот, только что доставленный листок. В нем - гневный рассказ о репрессиях в Харькове - обысках, арестах, рассказ о тех, кто называет себя охранителями, истинно русскими людьми, но под гнетом которых стонут миллионы. Пусть и со страниц «Искры» прозвучат на всю Россию взволнованные слова из харьковской листовки: «Новиков и Радищев, Пушкин и Лермонтов, Герцен и Лавров, Белинский и Чернышевский, тысячи менее талантливых, но не менее любящих родину подверглись гонению «правды ради». Длинными вереницами шли лучшие люди науки, а подлая опричнина намечала все новые жертвы. Но никогда на Руси так не обострялась борьба света и тьмы, как теперь. Тысячи людей по всем городам и весям запираются в тюрьмы, а десятки тысяч идут им на смену».^[36]

Ленин читает корреспонденцию о положении на сормовских заводах. И в ней приводится текст листовки. Ее разбрасывали по городу глухой сентябрьской ночью. Призывала листовка рабочих не допустить снижения расценок, восстать против обирания их в потребительской лавке, дружно бороться и с хозяевами, и с правительством.

А это письмо пришло в Мюнхен из Екатеринбурга, Пишет рабочий местной типографии. Рассказывает, как выиграли его товарищи стачку. Письмо следует поместить в первом же номере… Как и корреспонденцию об одесских портовиках, оставшихся без работы, в один прекрасный день произведших «основательный разгром»^[37] магазинов и без всякого суда заточенных в тюрьму…

В дом на Кайзерштрассе, где живет Ленин, проникли вести и о студенческих волнениях. Вот письмо из Киева о протестах студентов против назначения на университетскую кафедру одного из профессоров. А этот литографированный листок - из Петербурга. Его распространяли слушательницы Высших женских курсов, возмущенные исключением своей подруги, ее высылкой из российской столицы. Прислал питерский агент «Искры» и листок «От студентов С.-Петербургского университета». Ленин узнает из него: дважды собирались уже сотни студентов университета, чтобы продемонстрировать свою солидарность со слушательницами курсов, выразить свой протест против произвола, являющегося лишь «частичным проявлением господствующего режима».^[38]

О студенческих волнениях, решает Ленин, надо дать заметку, обобщающую и киевское письмо, и петербургские листовки. Эта заметка должна призвать в ряды борцов против режима самовластья всех, кому ясна недостаточность одних заявлений протеста. И поместить ее лучше всего в отделе "Из нашей общественной жизни". Вместе с письмом из сибирской ссылки. С письмом о полицейском надзоре за Вольно-экономическим обществом. С корреспонденцией о застое промышленных дел и росте безработицы. С письмом об отчаянном положении народных учителей.

Но что делать с рукописью, доставленной харьковскими товарищами? С обширнейшей корреспонденцией о маевке, переполошившей полгода назад царские власти? Очень уж она велика для газеты. А между тем материал бесценный. И ней - описания событий, сделанные самими рабочими. Большую корреспонденцию «Майские дни в Харькове» (около 50 тысяч букв), - сообщает Ленин Аксельроду,- думаем выпустить отдельной брошюрой, а в газете поместить лишь коротенький экстракт, а то не занимать же 3/4 листа одной вещью!»^[39] Да, только таким путем можно распространить эту корреспонденцию в возможно большем количестве, возможно шире. Ведь близится новая маевка. Пора начать к ней подготовку. А одна из важных, первоочередных мер - ознакомление с тем, что уже достигнуто в России социал-демократическим движением.

И, не откладывая, Ленин пишет к этой брошюре предисловие. Он призывает: «Через полгода русские рабочие будут праздновать первое мая первого года нового века, - и пора позаботиться о том, чтобы это празднество охватило как можно больше центров, чтобы оно было как можно внушительнее не только числом своих участников, но и их организованностью, их сознательностью, их решимостью начать бесповоротную борьбу за политическое освобождение русского народа, а тем самым и за свободное поприще классового развития пролетариата и открытой борьбы его за социализм».^[40]

А как быть с тем, что написал Аксельрод? Нужная статья - об умершем недавно Вильгельме Либкнехте, старейшем вожде германской социал-демократии. Но и она очень велика. «…Право, уже не знаем, как и быть, - пишет автору Ленин.- Ведь у Вас вышла по размерам статья для журнала… Половина Вашей статьи займет газетную страницу целиком + еще столбец! Это крайне неудобно для газеты, не говоря уже о неудобстве дробить такую статью…»^[41] И Аксельрод по просьбе Владимира Ильича ее сокращает.

В сутолоке бесконечных дел Ленин подготовляет статью, которая должна открывать первый номер «Искры». «Русская социал-демократия,- пишет он, - не раз уже заявляла, что ближайшей политической задачей русской рабочей партии должно быть ниспровержение самодержавия, завоевание политической свободы».^[42]

Владимир Ильич напомнит со страниц «Искры», что еще более пятнадцати лет назад об этом заявляли представители русской социал-демократии, члены группы «Освобождение труда». Напомнит, что два с половиной года назад заявили о том и представители русских социал-демократических организаций, образовавшие Российскую социал-демократическую рабочую партию. «Но, несмотря на эти неоднократные заявления,- подчеркивает Ленин,- вопрос о политических задачах социал-демократии в России снова выступает на очередь в настоящее время. Многие представители нашего движения выражают сомнение в правильности указанного решения вопроса. Говорят, что преобладающее значение имеет экономическая борьба, отодвигают на второй план политические задачи пролетариата, суживают и ограничивают эти задачи, заявляют даже, что разговоры об образовании самостоятельной рабочей партии в России просто повторение чужих слов, что рабочим надо вести одну экономическую борьбу, предоставив политику интеллигентам в союзе с либералами».^[43]

Ленин отвергает подобные взгляды. Ведь они сводятся к признанию русского пролетариата несовершеннолетним, к полному отрицанию социал-демократической программы. Именно это утверждают, по существу, «экономисты», разъезжающие по городам Западной Европы, созывающие повсюду собрания русских эмигрантов, пытающиеся сорвать выход «Искры», убеждающие, что борьба между различными направлениями ведет якобы лишь к разрушению единства. Отвечая им, Ленин еще в октябре писал А. Якубовой - одному из редакторов экономистской «Рабочей мысли»: «…борьба вызовет, может быть, раздражение нескольких лиц, но зато она расчистит воздух, определит точно и прямо отношения… Без борьбы не может быть и разборки, а без разборки не может быть и успешного движения вперед, не может быть и прочного единства… Открытая, прямая борьба - одно из необходимых условий восстановления единства. ^[44] И в первом же номере газеты Ленин намерен поэтому категорически заявить, что главная, основная задача - содействие политическому развитию, политической организации рабочего класса. Всякий же, «кто отодвигает эту задачу на второй план, кто не подчиняет ей всех частных задач и отдельных приемов борьбы, тот становится на ложный путь и наносит серьезный вред движению».^[45]

Но где печатать газету?

В Мюнхене, оказывается, это пока невозможно: здесь нет еще русского шрифта. Значит, в Лейпциге - полиграфическом центре Германии? Да, там, разумеется, удобнее всего. Там выходит множество книг на иностранных языках. Там печатается ряд социал-демократических изданий, в том числе - "Лейпцигер Фольксцайтунг", в которой сотрудничают Роза Люксембург, Карл Либкнехт, Франц Меринг.

С помощью друзей Ленин отыскивает в Лейпциге крошечную типографию. Она расположена на Руссенштрассе, 48. Герман Рау, ее хозяин и редактор рабочей спортивной газеты, убежденный социал-демократ. Быстро раздобывают русский шрифт.

И все же печатание почему-то откладывается со дня на день "… Главное эта томительная неопределенность…»^[46] - возмущается Ленин. 16 ноября он наконец облегченно вздыхает: "Теперь на днях надеемся начать набор".^[47] Но радость преждевременна. Дело по-прежнему движется медленно. Надо выехать в Лейпциг самому. И Ленин отправляется туда. Вновь просматривает весь материал первого номера. Вновь перечитывает написанную им передовую, в каждой строчке которой пера в силу, жизненность российской социал-демократии. Эту веру он стремится как можно быстрее передать в России тем, для кого предназначена «Искра».

Ленин возвращается в Мюнхен. А матери сообщает: «Я ездил на днях в Вену и с удовольствием прокатился после нескольких недель сидения…»^[48] Это - для тех, кто перлюстрирует в России его письма. Это все с той же целью строжайшей конспирации.

Первый номер «Искры» поступает из типографии 24 декабря 1900 года. В самом начале нового столетия газета в специальных чемоданах с двойным дном уже уходит в Россию. Со страниц «Искры» Ленин провозглашает насущной задачей борьбу против самодержавного правительства, завоевание политической свободы. Он указывает на то, что русская социал-демократия призвана «внедрить социалистические идеи и политическое самосознание в массу пролетариата и организовать революционную партию, неразрывно связанную с стихийным рабочим движением».^[49]

Чем же отличается только что рожденная «Искра» от тех русских газет, которые попадают к Ленину?

«…Здесь библиотеки нет,- пишет он матери,- и кроме «Русских Ведомостей» почти ничего не видишь…»^[50] Обратимся же к этой единственной регулярно поступающей в Мюнхен российской газете, которую читает сейчас Ленин. К этой либерально-буржуазной газете, защищающей идеи конституционной монархии и буржуазного реформаторства. Узнаем из нее, чем на рубеже веков живет русское общество.

Мелочи и пустяки заполняют новогодний номер «Русских ведомостей» - сообщения о том, что велосипедисты «устраивают в залах Немецкого клуба свой обычный костюмированный вечер», что некий аферист отказался платить за взятое напрокат пианино, что «в здании петербургского окружного суда обнаружена пропажа железного денежного ящика»…

Впрочем, касаются «Русские ведомости» и вещей более серьезных:

«Материальная необеспеченность большинства населения, юридическая его приниженность, господство в его среде безграмотных и невежества, слабый уровень образования и знаний даже в более обеспеченных классах, отсутствие прочного правопорядка, излишнее стеснение общественной самодеятельности и свободы слова,- все это ставит преграды правильному развитию нашей страны».

Но не к революционной буре зовет публицист «Русских ведомостей», по-видимому даже не подозревающий о ее приближении. Зовет лишь к «постоянной совместной деятельности правительственных и общественных сил», лишь к «развитию бодрой самодеятельности во всех классах общества».^[51]

Иным ветром веет со страниц «Искры». Верой в грядущую победу революционных масс дышит ее первая передовая, написанная Лениным. Она завершается словами:

«При крепкой организованной партии отдельная стачка может превратиться в политическую демонстрацию, в политическую победу над правительством. При крепкой организованной партии восстание в отдельной местности может разрастись в победоносную революцию. Мы должны помнить, что борьба с правительством за отдельные требования, отвоевание отдельных уступок, это - только мелкие стычки с неприятелем, это - небольшие схватки на форпостах, а решительная схватка еще впереди. Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из которой осыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмем ее, если все силы пробуждающегося пролетариата соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию, к которой потянется все, что есть в России живого и честного».^[52]

Только тогда, когда создана будет такая партия, убежден Ленин, исполнится великое пророчество русского рабочего-революционера Петра Алексеева: «Подымется мускулистая рука миллионов рабочего люда, и ярмо деспотизма огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах!»

Огл. Под именем доктора Иорданова

Перенесемся из провинциально тихого Мюнхена, где живет Ленин, в шумный Париж… На улице де Гренелль отыщем особняк русского консульства. И пройдем в ту часть дома, где мало кому доводится бывать. Здесь, на первом этаже, в двух небольших комнатах с зарешеченными окнами, выходящими во двор, разместилась заграничная агентура русской политической полиции.

В ее канцелярии стоят вдоль стен высокие, до самого потолка, шкафы с делами архива. Тут кипы «агентурных листков», альбомы фотографий революционеров, печатные каталоги из 15-20 тысяч карточек. На каждой - приметы разыскиваемых и подлежащих аресту лиц. А в соседней комнате - кабинете главы русской политической полиции в Париже - вырабатываются директивы и планы «внешнего» и «внутреннего» наблюдения. В кабинете обобщаются донесения шпиков и провокаторов. Отсюда уходят в Россию агентурные сведения.

Одно из них, помеченное 21 декабря 1900 года, гласит: «В последнее время мне удалось узнать из достоверного источника имена трех вожаков вновь народившегося… социал-демократического кружка…» Один из «трех вожаков» - приехавший недавно за границу Ульянов. «Осторожная проследка за означенными революционерами, - рекомендует глава агентуры,- осветила бы народившуюся организацию, воинственные задачи которой сильно меня беспокоят. Из того же источника мне известно, что Ульянов и К° предполагают в ближайшем будущем устроить большой съезд в России из социал-демократов всех толков, имеющий целью свести борьбу с почвы чисто экономической на политическую, с пропагандою насильственных действий».^[53]

Пакет с донесением, скрепленный сургучными печатями, холодным декабрьским утром приходит в Петербург. Его доставляют в дом на Фонтанке. Некогда он принадлежал Лобанову-Ростовскому, затем графу Кочубею. Ныне тут департамент полиции.

Украшенная тропическими растениями лестница ведет на третий этаж. За дубовой дверью - библиотека. В ней все нелегальные издания, попадающие в руки охранки, все, что выходит за границей и тайно переправляется в пределы Российской империи. Имеются в библиотеке и выловленные агентами первые номера «Искры».

Этажом ниже, в огромном зале, стоят невысокие шкафчики с выдвигающимися ящичками. Это картотека. В нее внесены данные о тех, на кого пала хоть малейшая тень подозрения в «вольнодумстве». Уже не первый год значится в картотеке и помощник присяжного поверенного Владимир Ульянов.

Пакет из Парижа доставляют директору департамента. И вскоре из дома на Фонтанке уходят секретные предписания в разные концы империи, в том числе в Москву. Оттуда глава московской охранки Зубатов присылает в ответ свои рекомендации:

«Хорошо бы накрыть их собрание, и так как роль Ульянова и др. вполне выяснена, то срезать эту голову с революционного тела было бы желательно поскорее особым совещанием, ибо долгое наблюдение, в целях формальных улик, даст им возможность раскачать публику до бомб; беря их последователей, но мелких, мы будем лишь играть им на руку, раздувая настроение и вызывая усиленную агитацию, Смелый шаг относительно главарей даст, по-моему, блестящий результат. Ведь крупнее Ульянова сейчас в революции НЕТ НИКОГО».^[54]

А в России между тем уже передают из рук в руки "Искру".

Агенты охранки доносят, что в новой газете речь идет о своевременности приступа к политической борьбе, так как рабочие обучились уже экономической борьбе». Зубатов встревожен. «Ожидают возвращения Владимира Ульянова, имеющего эту теоретическую формулу воплотить в кровь и плоть. Вот бы хлопнуть-то сего господина!»^[55] - восклицает он.

Всем губернаторам, градоначальникам, обер-полицмейстерам, начальникам жандармских, губернских и железнодорожных полицейских управлений, во все пограничные пункты департамент полиции рассылает список лиц, «подлежащих розыску по делам политическим». В этом списке под № 89 значится «Ульянов, Владимир Ильин, потомственный дворянин Симбирской губернии, помощник присяжного поверенного»,^[56] выбывший за границу и вошедший в состав Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии. В списке перечислены - на случай, если появится он в России - его приметы:

«Рост 2 арш. 5 и 1/2 вершков, телосложение среднее, наружностью производит впечатление приятное, волосы на голове и бровях русые, прямые, усах и бороде рыжеватые, глаза карие, средней величины, голова круглая, средней величины, лоб высокий, нос обыкновенный, лицо круглое, черты его правильные, рот умеренный, подбородок круглый, уши средней величины». В случае обнаружения человека с такими приметами его приказывается «обыскать, арестовать и телеграфировать департаменту полиции для получения дальнейших указаний».^[57]

Но «подлежащий розыску по делам политическим» Ульянов не собирается еще возвращаться на родину. Он знает: только из эмигрантского далека возможно пока сколачивать, организовывать революционные силы. Только укрываясь в тихом Мюнхене, выдавая себя за герра Мейера, может он хоть на время избавиться от агентов царской охранки. Только здесь оказалось возможным наладить издание «Искры». И отсюда переправляют в Россию экземпляры очередного номера газеты, в котором подчеркивается, в частности: «Рабочее движение только тогда в состоянии будет достигнуть своей освободительной цели, когда передовые рабочие станут убежденными социал-демократами и активными деятелями революционных организаций, когда они добьются не обособления от социал-демократической революционной интеллигенции, а, напротив, тесного союза с ней».^[58]

Уже не в Лейпциге, а в Мюнхене, в типографии на Зенефельдштрассе, 4, напротив главного вокзала, печатается «Искра». Владелец этой типографии Максимус Эрнст - социал-демократ. Никто, кроме него, а также коммерческого директора типографии Эцольда, технического директора Крауса и наборщика Гросса, не знает, что именно здесь выходит общерусская нелегальная газета «Искра». И когда Ленин встречается с Эрнстом и Эцольдом, он настоятельно подчеркивает необходимость тщательной конспирации в их работе.

Вспоминая об этих днях, Эрнст отметит, что в целях конспирации даже в бухгалтерские книги не заносилось никаких записей о выпуске «Искры», И эти предосторожности были оправданы, ибо кайзеровская полиция, связанная с царской охранкой, активизировала свою деятельность.

Иозеф Блуменфельд - наборщик при лейпцигском издании «Искры» - подготовляет своего мюнхенского коллегу Гросса к выпуску русской газеты. С этой целью тот изучает русский язык. И вскоре уже может без ошибок набирать приносимые Лениным статьи, заметки.

Они идут в Мюнхен из России через подготовленные Лениным «транзитные» пункты. В начале 1901 года значительная часть корреспонденции - о студенческих волнениях, о том, что молодежь требует предоставить ей право создавать организации, свободно собираться на собрания, не подвергаться полицейскому надзору. Правительство, узнает Ленин, стремится сломить «бунтарский» дух. За «учинение скопом беспорядков» оно отдает в солдаты 183 студента Киевского университета. И хотя второй номер «Искры» уже сверстан, Ленин помещает в нем только что написанную гневную статью. Он клеймит тех, кто преследует студентов за их законные требования. Он призывает все сознательные элементы во всех слоях народа, и прежде всего передовых рабочих, к солидарности со студенчеством.

«Рабочий класс,- заявляет Ленин,- постоянно терпит неизмеримо большее угнетение и надругательство от того полицейского самовластия, с которым так резко столкнулись теперь студенты. Рабочий класс поднял уже борьбу за свое освобождение. И он должен помнить, что эта великая борьба низлагает на него великие обязанности, что он не может освободить себя, не освободив всего народа от деспотизма, что он обязан прежде всего и больше всего откликаться на всякий политический протест и оказывать ему всякую поддержку… Студент шел на помощь рабочему,- рабочий должен прийти на помощь студенту».^[59]

Около ста сообщений приходит весной к Ленину о студенческих стачках, манифестациях. «В России,- пишет он Аксельроду,- черт знает что делается: демонстрации в СПБ., Москве, Харькове, Казани, Москва на военном положении (там забрали, между прочим, мою младшую сестру и даже зятя, никогда ни в чем не участвовавшего!), побоища, переполнение тюрем и проч.».^[60]

На столе Ленина лежат письма, листки. Разными путями доставлены они из России. И Ленин делает на них пометки: Получено 28.III.01 из Берлина»,^[61] «Получено 28.III.01 из Англии»,^[62] «Получено 28.III.01 из Лондона»,^[63] «Получено 28 апреля из Парижа»…,^[64] В этих письмах и листовках находит он обстоятельные рассказы о сходках в высших учебных заведениях России, вызванных отдачей в солдаты участников волнений в Киевском университете.

Петербургские корреспонденты сообщают ему о гектографированном письме за подписью «Мать», клеймящем произвол царских сановников; о распространяющемся в Питере стихотворении студента «Тогда и теперь», зовущем на борьбу; об отпечатанном в одной из столичных типографий «Злободневном листке», направленном против самодержца российского. Из Харькова пишут о студенческих волнениях и демонстрации. Приходит корреспонденция из Киева, подписанная «В. Нов.», о расстреле призванного в солдаты студента Пиратова. Неизвестный корреспондент сообщает подробности студенческого движения в Москве.

Ленин готовит в это время третий номер «Искры». И намерен опубликовать в нем обзор сообщений, поступивших из Петербурга, Москвы, Харькова, Киева, Казани. Центральное место должны занять свидетельства очевидцев и участников событий, разыгравшихся в Петербурге у Казанского собора.

«Искра» расскажет о том дне - 19 февраля (4 марта) 1901 года,- когда четыреста студентов прошли по Невскому проспекту с пением «Марсельезы», когда конные и пешие полицейские, врезавшись в толпу, жестоко расправились с демонстрантами. «Этот первый опыт манифестации показал,- заявит ленинская газета,- что сочувствие публики обеспечено студенчеству, выступающему против произвола царского самодержавия».^[65] Но эта демонстрация, отметит в то же время «Искра», из-за отсутствия революционной организации рабочих не носила характера народной схватки с полицией: «…никто не позаботился о том, чтобы наряду со студенческими требованиями были выставлены более широкие требования».^[66]

Несколько столбцов отведет Ленин в «Искре» и новой демонстрации 4(17) марта, на сей раз совместной демонстрации студентов и рабочих. Об этом написали ему те, кто своими глазами видел чудовищное побоище, учиненное полицейскими и казаками. Их свидетельства приведет «Искра». И призовет петербургских рабочих: «Помните о людях, убитых, раненых и арестованных 4-го марта: эти люди восстали против вашего злейшего врага, против полицейского самовластия, которое держит русских рабочих и весь русский народ в угнетенном, униженном, бесправном состоянии».^[67]

В этот мартовский день, когда Ленин читает доставленное из Петербурга письмо о демонстрации у Казанского собора, в Штутгарте выходит первый номер «Зари». Три статьи опубликовал в нем Владимир Ильич: «Бей, но не до смерти», «Зачем ускорять превратность времен?», «Объективная статистика». Под общим заголовком «Случайные заметки» объединил он статьи, написанные на основе сообщений, почерпнутых из русских газет.

Ленин ждет сейчас Надежду Константиновну. Еще в феврале писал Владимир Ильич матери: «Скоро конец Надиного срока (24.III по здешнему, а по вашему 11. III)».^[68] Крупская покидала далекую уфимскую ссылку. Но как сообщить ей свой мюнхенский адрес? Ведь она посылала ему письма в Прагу, на адрес Франтишека Модрачека… Даже не подозревала, что обосновался Ленин вовсе не в Чехии, а в Баварии.

Между строк книги симпатическими чернилами вписал он подлинный, скрываемый от всех адрес. Не предполагал, конечно, Ленин, что книга не попадет в Уфу, что так и не узнает жена, куда на самом деле следует ей ехать. И направится она в Прагу, полагая, что там под фамилией Модрачек живет Владимир Ильич.

Никто, разумеется, несмотря на телеграмму, в Праге ее не встречает. Наняв извозчика, погрузив свои корзины, отправляется Надежда Константиновна по адресу, куда посылала письма Владимиру Ильичу. И оказывается наконец в рабочем квартале, в узком переулке, у громадного дома, из окон которого торчат проветривающиеся перины…

Она спешит на четвертый этаж. Ей открывают дверь.

- Модрачек, герр Модрачек,- произносит Крупская. Из комнаты показывается мужчина.

- Я Модрачек,- представляется он. Надежда Константиновна ошеломлена:

- Нет, это не мой муж.

Модрачек догадывается, кто перед ним. Он называет трактирщика в Мюнхене, у которого Ленин снимает комнату: на имя этого трактирщика пересылает Модрачек идущую из России корреспонденцию.

И теплым апрельским утром появляется Крупская в доме на Кайзерштрассе.

Друзья раздобыли Ленину новый паспорт. Теперь он уже доктор юриспруденции Иордано К. Иорданов.

Что же это за человек, имя которого принял Владимир Ильич?

Он был главным врачом полевого госпиталя во время сербско-турецкой войны. Был полковым и бригадным врачом в русско-турецкую войну 1877-1878 годов. Доктора избрали депутатом Учредительного народного собрания в Тырнове. Он принимал участие в составлении первой болгарской конституции.

В паспорт этого достойного доброй памяти болгарина вписывают жену Марицу. И под именем супругов Иордановых снимают Ульяновы другую комнату - в рабочей семье.

«У них была большая семья - человек шесть,- вспомнит потом Крупская.- Все они жили в кухне и маленькой комнатешке… Я решила, что надо перевести Владимира Ильича на домашнюю кормежку, завела стряпню. Готовила на хозяйской кухне, но приготовлять надо было все у себя в комнате. Старалась как можно меньше греметь, так как Владимир Ильич в это время начал уже писать «Что делать?». Когда он писал, он ходил обычно быстро из угла в угол и шепотком говорил то, что собирался писать. Я уже приспособилась к этому времени к его манере работать. Когда он писал, ни о чем уж с ним не говорила, ни о чем не спрашивала. Потом, на прогулке, он рассказывал, что он пишет, о чем думает. Это стало для него такой же потребностью, как шепотком проговорить себе статью, прежде чем ее написать» ^[69].

Вскоре прибывает и Елизавета Васильевна, мать Крупской. Через все годы эмиграции пройдет она с дочерью и зятем. Как и в ссылке, нежно будет заботиться о «молодых», тепло, по-матерински, встречать их друзей. Для тех, кого пошлет Ленин через границу, она сошьет «корсеты», в которые упрячут нелегальную литературу. Дочери поможет в переписке с Россией - подготовит «скелеты» для химических писем…

Секретарем «Искры» сразу же становится Крупская. И лучшего секретаря редакции нельзя себе представить. Она избавляет Ленина от множества организационных дел. Помогает ему в переписке с корреспондентами «Искры», с социал-демократическими комитетами, отдельными товарищами.

Из комнаты, снятой в рабочей семье, а затем из квартиры на Зигфридштрассе, 14, куда переезжают Ульяновы, поддерживаются с товарищами в России тщательно оберегаемые революционные связи, но многим адресам уходит отсюда ежедневно письма Крупской. В них указания Ленина, его советы, поручения. В них запросы о том, что интересует Владимира Ильича.

Каждое из уходящих в Россию писем, по сути дела, шесть писем. Ведь прежде, чем его отправить, засвидетельствует спустя много лет Е. Стасова, следует: 1) написать письмо, 2) подчеркнуть в нем все то, что надо зашифровать, 3) зашифровать все это, 4) проверить шифровку, чтобы не было пропусков, ошибок, 5) написать письмо внешне, т. е. такое, которое бы легко проходило цензуру, 6) между строками его написать само письмо химическими чернилами. И только после этого, подписавшись Катей - партийным псевдонимом, под которым ведет Крупская переписку, можно отправить письмо в Россию.

Все больше писем, корреспонденции приходит теперь и из России. Из них узнает Ленин о демонстрациях и стачках рабочих Екатеринослава, Ростова-на-Дону, Батума, Саратова, Баку, Нижнего Новгорода, Вильно. Узнает о крестьянских восстаниях в Харьковской, Полтавской, Саратовской Губерниях.

«…Были массовые обыски и аресты,- сообщает 19 апреля (2 мая) петербургский корреспондент «Искры».- Называют цифру около 800. Полицейских чинов действовало всего около 5000… О числе арестов можно судить по таким фактам: в Выборгскую привезено 96 мужчин, в предварилку сажают исключительно мужчин, а женщины сидят по участкам… Масса арестов и обысков у рабочих» ^[70].

Узнает Ленин и о событиях, происшедших в Петербурге почти три недели спустя.

«7-го сего мая, (20 мая по новому стилю) - выписывает он из пришедшего в Мюнхен номера «Нового времени», - после обеденного перерыва, на Обуховском сталелитейном заводе в селе Александровском, по Шлиссельбургскому тракту, около 200 рабочих разных отделений завода прекратили работу и, при объяснении с помощником начальника завода подполковником Ивановым, предъявили разные неосновательные требования» ^[71].

Ленин анализирует это полицейское сообщение. В нем, приходит он к заключению, не сказано главного. Далека эта официальная версия от тех событий, что произошли на самом деле в майский день 1901 года на рабочей окраине Петербурга, от событий, что получили впоследствии название Обуховской обороны.

В тот день рабочие Обуховского завода забастовали. Вот какими, оказывается, были их «неосновательные требования»: освобождение из заключения товарищей, арестованных за участие в первомайской демонстрации, введение восьмичасового рабочего дня, снятие помощника начальника завода и мастеров, грубо обращающихся с ними, отмена ночных работ, увеличение расценок.

К обуховцам присоединились рабочие и работницы соседних предприятий. И против забастовщиков бросили конных жандармов, полицию, войска.

Шесть часов неподалеку от завода шло ожесточенное сражение. И хотя вооружены были рабочие только камнями и кусками железа, они отбили несколько атак.

На помощь восставшим со всех концов Петербурга двинулись рабочие. Но полиция перекрыла заставы.

Изолированные и безоружные, обуховцы вынуждены были сдаться. На улицах села Александровского началась зверская расправа. Сотни рабочих бросили в тюрьмы. Однако завод продолжал бастовать.

Ленин сразу же откликнулся на события в Петербурге. Он сообщает Аксельроду, что в печатающемся пятом номере «Искры» будет опубликована «одна (или даже две) статейки о побоище 4-7 мая в С.-Петербурге (на Выборгской стороне и на Обуховском заводе)», а также «живое письмо петербургской работницы об убийстве 4 мая рабочего (ее родственника) в толпе, шедшей на Невский»^[72]. И со страниц «Искры» уличает во лжи составителей официального сообщения.

Владимир Ильич утверждает: «Правительство победило. Но каждая такая победа будет неуклонно приближать его окончательное поражение. Каждая битва с народом будет увеличивать число возмущенных и готовых к бою рабочих, будет выдвигать более опытных, лучше вооруженных, смелее действующих вожаков» ^[73].

Он знает: в последнее время много говорят о том, что уличная борьба против современного войска невозможна, что она безнадежна. Но ведь пример обуховцев убеждает в том, что все эти толки вздорны. Этот пример подтверждает, что уличная борьба возможна. И безнадежно, заявляет Ленин, не положение борцов, а положение правительства, если ему придется иметь дело с рабочими не одного только завода.

Да, в этой схватке обуховцы не имели в руках ничего, кроме камней. Но уж, конечно, запрещение градоначальника, иронически замечает Ленин, не помешает им в следующий раз запастись другим оружием.

Да, в этот майский день рабочие были не подготовлены. И тем не менее они отбили атаки нескольких сотен конной стражи, жандармерии, городовых, пехоты.

«Вспомните,- пишет Ленин,- легко ли удался полиции штурм одного дома номер 63 по Шлиссельбургскому тракту!»^[74] Произошло это еще в декабре 1898 года. Чтобы сломить забастовку рабочих фабрики Максвеля за Невской заставой, полиция решила арестовать ее организаторов. И той декабрьской ночью отряды пеших и конных городовых окружили казарму. Они попытались ворваться внутрь дома. Но встретили упорное сопротивление безоружных рабочих, их жен, детей. В течение нескольких часов те героически оборонялись.

«Подумайте, - напоминает спустя два с половиной года Ленин,- легко ли будет «очистить от рабочих» не два-три двора и дома, а целые рабочие кварталы Петербурга!»^[75] И тут же добавляет: «Не придется ли также, когда дело дойдет до решительной борьбы, «очищать» столичные дома и дворы не только от рабочих, но и от всех тех, кто не забыл гнусной бойни 4-го марта…» ^[76]

Ленин имеет в виду совсем недавнюю, мартовскую демонстрацию у Казанского собора студентов и рабочих.

Со страниц «Искры» Ленин обращается к российским пролетариям:

- Рабочее восстание подавлено, да здравствует рабочее моестание!^[77]

Он призывает:

- Товарищи! Постарайтесь собрать имена всех убитых и раненых 7-го мая. Пусть все рабочие столицы чтят память их и готовятся к новой решительной борьбе с полицейским правительством за народную свободу! ^[78]

«Искру» с ленинской статьей доставляют в Россию. Приходит она сюда в те дни, когда во все русские газеты и журналы поступает секретный циркуляр цензуры. Отныне, гласит он, запрещается что-либо печатать о революционном движении рабочих без предварительного одобрения… департамента полиции.

«Опасным признано,- пишет Ленин,- всякое обсуждение этих «волнующих общество» событий, всякое упоминание об их распространении и их важности». Такой запрет, утверждает он, «доказывает лучше всяких рассуждений, насколько само правительство склонно считать рабочие волнения событием государственной важности» ^[79].

Даже «архиблагонамеренное» ^[80] «Новое время» - газету петербургских дворянских и чиновно-бюрократических кругов - приостанавливают на неделю. Ее наказывают за статью о рабочих демонстрациях, за одно только то, что она коснулась запретной темы.

Нелегальная же «Искра» обходится без цензуры. Не из российской прессы, а из ленинской газеты узнают весной и летом 1901 года в разных уголках империи правду о выступлениях пролетарских масс.

Все чаще в русских газетах и журналах, приходящих в Мюнхен, обнаруживает Ленин статьи, в кривом зеркале изображающие жизнь, думы, стремления рабочих. Вот и в «Русском богатстве» некто Дадонов стремится представить иваново-вознесенских рабочих чуждыми всякой солидарности, без всяких запросов, стремлений. Эту ложь, решает Ленин, должны опровергнуть сами рабочие. И Крупская пишет по его поручению Бабушкину: «Прочтите эти статьи (если нужно, купите нужные номера «Русского Богатства» на наш счет) и напишите по поводу них заметку…» ^[81]

- Нет, не заметку, а статью или заметку^[82],- поправляет Ленин.

«…Постарайтесь собрать как можно больше фактических данных,- наставляет Крупская Бабушкина.- Очень важно бы было поместить в Искре опровержение этого вздора со стороны рабочего, близко знакомого с жизнью Иваново-Вознесенска» ^[83].

Но это опровержение, убежден Ленин, можно было бы поместить не только в «Искре». Ему очень хочется, чтобы статья рабочего была опубликована в таком толстом научном журнале, как «Заря». Трижды подчеркивает он в письме Крупской слово «рабочий».

И Бабушкин выполняет поручение Ленина. Он пишет статью «В защиту иваново-вознесенских рабочих». Владимир Ильич публикует ее приложением к девятому номеру «Искры». Под статьей, вылившейся в брошюру, подпись: «Рабочий за рабочих».

Огл. С чего начать?

В Берлине на небольшой фабрике изготовлены чемоданы с двойным дном. В них укладывают сотни экземпляров Искры». И тщательно подобранные люди провозят эти чемоданы через границу. Поступают в Россию альбомы и книги, переплеты которых склеены из «Искры». Ее заделывают в аляповатые гипсовые фигуры и шлют в Петербург, в специально открытую мастерскую…

По на пограничных заставах таможенные чиновники все более придирчиво осматривают вещи следующих в Россию, Ленину сообщают об аресте на границе значительных партий «Искры». Надо изыскивать все новые и новые возможности для транспортировки газеты. И нет, кажется, дня, чтобы не занимался этим Ленин…

22 апреля 1901 года. Вместе с Крупской Ленин пишет М. Вечеслову - социал-демократу, по профессии врачу, организовавшему транспортировку «Искры» из Берлина в Россию через западную границу. Он дает ему указание: «Красные листки надо переправить в Питер, поэтому чемодан с ними надо послать в ту сторону (в Псков, но не в Смоленск и не в Полтаву)» ^[84].

А в Полтаву сосланному туда А. Штесселю - члену группы содействия «Искре» - уходит в этот же день из Мюнхена сообщение: «В <Уфе> (Здесь и далее в угловые скобки заключены слова и фразы, зачеркнутые по конспиративным соображениям. В квадратных скобках восстанавливаются пропущенные буквы, слоги и отдельные слова, а также поврежденные части текста.) чемодан с «Искрой» № 2. Спишитесь о получении оттуда литературы багажом…

Есть человек, который берется за транспорт[ировку], но ему нужен помощник в <Вильне>. Приготовьте человека, который мог бы поехать туда, чтобы столковаться и, если надо, остаться там недели три» ^[85].

27 апреля. Ленин и Крупская пишут в Харьков Л. Радченко - агенту «Искры». Они ставят ее в известность: «Номер второй должен быть у виленца. Относительно литературы Вам необходимо снестись с Псковом, туда отправляется много литературы, и Вам удобнее самим сговариваться об ее распределении…»^[86]

Вечеслова же в этот день предупреждают: «Кроме человека от группы «Социалист», который должен приехать в Берлин, в Бреславль приедет за чемоданами еще человек. Вы получите телеграмму оттуда или из другого города, близкого к границе: Heinrich, schickt zwei oder drei (Генрих, присылай два или три, нем.), пошлите тогда туда немедленно…»^[87]

29 апреля. Снова из Мюнхена пишут М. Вечеслову: «К вам приедет еще человек из 3.1 5.1 6.5 9.3 9.4 10.2». Расшифровав эти цифры, Вечеслов узнает: следует ждать посланца из Пскова. Сообщают пароль: «мадемуазель 3.3 16.8 13.2 17.3 17.2». Вечеслов расшифрует - «мадемуазель триен». И далее: «Может еще приехать человек из 2.4 13.2 9.2 10.11 6.3 4.2, пароль: «Где бы достать доклад Цеткиной…»» ^[88] Человек с этим паролем - из Вильно.

3 мая. В Вильно же по просьбе Ленина Крупская пишет нелегально проживающему там и занимающемуся транспортировкой искровской литературы С. Цедербауму: «В Берлин сообщили пароль и просили снабдить Вашего человечка номером третьим «Искры», который уже вышел. Мы связали Вас с поляками, дали им адрес и наш заграничный ключ. Приготовьте человека, который мог бы поехать за литературой в Варшаву или куда-нибудь в те места, поляки напишут, куда и когда» ^[89].

19 мая. Ушедшее из Мюнхена письмо адресовано в Самару, ветеринарному врачу К. Газенбушу: «…Существует план устроить в С[амаре] склад литературы, которая могла бы расходиться из С[амары] по Волге: в Нижний, Казань, Ярославль и т. д. Поэтому сделайте все, что возможно, в этом направлении, т. е. постарайтесь найти квартиру, дайте нам адрес для явки с литературой, пароль и пр. Все это для нас очень важно» ^[90].

28 мая. Л. Книпович, сосланной в Астрахань и возглавляющей искровскую группу, Ленин и Крупская сообщают: «В Персию послана литература (из Берлина) 4-мя посылками, все так, как было писано…» Необходимо проверить, «как скоро может быть доставлена литература? Это все важно знать, чтобы выяснить, годен ли этот путь для доставки №№ «Искры»…» ^[91].

5 июня. Крупская пишет сосланному в Смоленск студенту Московского университета В. Клестову. И Ленин дописывает к этому письму: «Доктор (О ком идет речь, не установлено. Возможно, что это врач социал-демократ В. Розанов, входивший в группу «Южный рабочий» и оказывавший содействие в транспортировке «Искры».) должен поселиться на границе, например, в Полангене (у нас в тех местах есть связи с нерусской стороны, есть и свой склад), изучить местные условия … постараться найти себе благовидное занятие… поставить себя в хорошие отношения к маленьким местным чинам и приучить их к частому переходу границы… При таком частом переходе можно будет переносить (на теле или в чемодане по нашему способу, для чего нужен маленький чемодан для медицинских инструментов) понемногу, по нескольку фунтов литературы» ^[92].

Между 18 и 22 июня. Из Мюнхена в Баку социал-демократу Л. Гальперину идет указание Ленина: «Относительно восточного берега Черного моря ищите путей непременно. Особенно налегайте на французские пароходы - мы надеемся найти к ним ход отсюда»^[93].

И так едва ли не каждый день. Ибо основой успеха всего дела считает Ленин доставку «Искры» в Россию.

Все меры, кажется, принял руководитель русского сыска за границей, чтобы обнаружить издателей нелегальной марксистской газеты. И все же не известны ему еще ни состав редакции, ни местопребывание ее сотрудников. Он вынужден ограничиться пока лишь заверением директора департамента полиции: «Я найду средство, действуя наверняка, ликвидировать эту крайне опасную организацию и поставить ее в совершенную невозможность дальнейшего печатания «Искры» при существующих конспиративных условиях, в высшей степени затрудняющих борьбу с ней»^[94].

А стоящий во главе этой «крайне опасной организации» Ленин, его помощница Крупская сообщают между тем из Мюнхена верным людям бреславские, кенигсбергские, берлинские адреса, где можно получить для переброски в империю нелегальную русскую газету. Организуют ее пересылку агентам «Искры» в Кишиневе, Баку, Москве, Воронеже, Иваново-Вознесенске, Астрахани, Саратове, Вильно, Киеве, Одессе, Харькове, Уфе и других российских городах. Принимают меры, чтобы доходила «Искра» через Стокгольм в Петербург, через Кенигсберг - в Ровно, из Варны - в Одессу. Чтобы поступала она в Батум через Марсель, в Херсон - через Александрию, а через Тебриз - в Баку…

Но доходит ли «Искра» к тем, для кого она прежде всего предназначена, попадает ли она в рабочую среду? Ленин озабочен этим. «Читаются ли рабочими? Как рабочие относятся к ним?»^[95] - запрашивает Крупская о вышедших номерах «Искры» члена Нижегородского комитета РСДРП А. Пискунова. А в другом письме - Н. Бауману - подчеркивает: «…нам интересен главным образом читатель-рабочий…» ^[96]

И сообщения о том, что особенно волнует сейчас Ленина, все чаще поступают из России.

Из Москвы пишет Н. Бауман: «На «И[скру]» смотрят как на избавительницу от всех назревших нужд» ^[97]. Пишет киевский агент «Искры» И. Леман: «У наших отношение таково: они гордятся повсеместным несомненным успехом «Искры», готовы души свои положить, чтоб содействовать этому успеху…»^[98] В письме, доставленном из Иваново-Вознесенска, Ленин находит радующие его строки: «Газета «Искра» распространяется и нравится рабочим, почему наша касса решила четверть своих доходов отдавать на «Искру»»^[99]. И по его поручению Крупская сразу же извещает И. Бабушкина, приславшего это письмо: «Мы чрезвычайно были обрадованы известием о сочувственном отношении иваново-вознесенских рабочих к «Искре», это сочувствие для нас важная нравственная поддержка». ^[100]

О том же - что доходит «Искра» к рабочим, что ее «читают охотно» - сообщает петербургский агент газеты. Он пересылает Ленину письмо ткача. «Я многим товарищам показывал «Искру»,- читает Владимир Ильич эти строки, написанные питерским рабочим,- и весь номерок истрепался, а он дорог, много дороже «Мысли» («Рабочая мысль» - газета петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», находившегося в эту пору в руках «экономистов».), хоть и нет там наших строк. Тут про наше дело, про все русское дело, которое копейками не оценишь и часами не определишь; когда его читаешь, тогда понятно, почему жандармы и полиция боятся нас, рабочих, и тех интеллигентов, за которыми мы идем. Они и правда страшны и царю, и хозяевам, и всем, а не только хозяйским карманам. Конечно, я простой рабочий и совсем уж не такой развитой, но я очень чувствую, где правда, знаю, что нужно рабочим. Рабочий народ теперь легко может загореться, уже все тлеет внизу, нужна только искра и будет пожар. Ах, как это верно сказано, что из искры возгорится пламень! Сейчас все рабочие точно керосином облиты, многие даже на лицо переменились, и это все видят… Раньше каждая стачка была событие, а теперь всякий видит, что одна стачка ничего, теперь свободы нужно добиваться, грудью брать ее» ^[101].

Из этого письма узнает Ленин, что питерский ткач собрал у себя однажды одиннадцать человек. Он прочел им статью «С чего начать?». И до поздней ночи не расходились рабочие, обсуждая услышанное. «Как все верно сказано, как до всего дойдено»^[102],- в восторге от статьи автор письма.

«С чего начать?» - статья Ленина. «Искра» опубликовала ее еще в мае. В ней идет речь о создании революционной марксистской партии. В ней излагаются и система, и план практической деятельности, остающиеся еще нерешенными вопросы о характере и способах борьбы. Она направлена против «прискорбной неустойчивости и шатания мысли»^[103], особенно вредных в условиях нарастания революционного движения.

Ленин предостерегает в этой статье от авантюризма и безрассудства «экономистов», поддерживающих акты индивидуального террора, видящих в них главное средство борьбы, зовущих уже сейчас к штурму самодержавия. Он предупреждает:

«…Для всякого, кто способен обозреть общие условия нашей борьбы, не забывая о них при каждом «повороте» истрического хода событий,- должно быть ясно, что лозунгом нашим в данный момент не может быть «идти на штурм», а должно быть: «устроить правильную осаду неприятельской крепости». Другими словами: непосредственной задачей нашей партии не может быть призыв всех наличны сил теперь же к атаке, а должен быть призыв к выработке революционной организации, способной объединить все силы и руководить движением не только по названию, но и на самом деле, т. е. быть всегда готовой к поддержке всякого протеста и всякой вспышки, пользуясь ими для умножения и укрепления военных сил, годных для решительного боя» ^[104].

В статье «С чего начать?» общерусской политической газете отводится роль не только коллективного пропагандиста и агитатора. Она призвана также, утверждает Ленин, стать коллективным организатором, сплотить разрозненные организации в единую партию.

«Экономисты» - противники ленинских идей о строительстве партии при помощи газеты - обрушиваются на «Искру». Они заявляют со страниц «Рабочего дела», что предложенный план переворачивает якобы вверх ногами отношения, которые должны существовать между партийной газетой и партийной организацией. Они обвиняют «Искру» в стремлении поставить газету «над партией». И, разоблачая оппортунизм «экономистов» в идеологических, политических, организационных вопросах, «Искра» вступила в открытую полемику с ними.

Многое удалось уже сделать, чтобы вытеснить литературу «экономистов», чтобы завоевать на свою сторону местные социал-демократические организации. Широкое распространение получили в подпольной России и «Искра», и искровские издания. Но спрос растет с каждым днем. «Отовсюду раздается такой стон о литературе,- пишет в Петербург Крупская,- что на этом приходится сосредоточить все силы» ^[105].

Чуть ли не в каждом письме из Москвы Бауман требует присылать больше экземпляров «Искры». О том же пишут из Петербурга, Киева, Одессы, других городов. Надо, полагает Ленин, организовать перепечатку и газеты, и других изданий в самой империи.

Чтобы обговорить с ним организационные вопросы, еще в феврале 1901 года приезжал сюда из Кишинева Л. Гольдман - организатор подпольной типографии. Он прожил в Мюнхене три недели и почти каждый день встречался с Лениным, подолгу беседовал с ним.

«Что касается чайной фирмы,- сообщила вскоре Бауману Крупская,- то мы имеем уже одну и две в проекте»^[106]. А «чайная фирма» на языке конспираторов - это искровские типографии: та, что действует за границей, и две нелегальные, создаваемые в самой России.

Одна из нелегальных типографий - кишиневская. Издалека внимательно следит Ленин за ее созданием. За тем, чтобы, несмотря на неимоверные трудности с финансами, отчислялись «Искрой» на нужды новой типографии сотни и тысячи рублей. Чтобы обеспечена она была рукописями для набора и матрицами…

И один из июльских дней в переплете безобидной книги приходит в Мюнхен первая продукция кишиневской типографии - брошюра Крупской «Женщина-работница». Ленин в восторге. Сразу же по его поручению Надежда Константиновна пишет Гольдману: «…порадовали же Вы нас своей посылкой! сделано великолепно… Назначьте срок, когда прислать материалы для следующей брошюры. А там будем уже посылать материал для газеты. Повторяем, Вы страшно обрадовали нас» ^[107].

Пройдет некоторое время, и в Кишиневе удастся перепечатать десятый номер «Искры». И его прежде всего отправят Ленину. «Получили Ваш подарок и были чрезвычайно рады,- тотчас же откликнется Крупская.- Мейер все никак не мог налюбоваться на газету» ^[108].

Мейер - псевдоним Ленина. Он поздравит с удачей кишиневских товарищей. Но почему отпечатано так мало? - отметит все же с сожалением Владимир Ильич. Ведь на севере, и об этом в Кишинев сообщалось не раз, спрос на «Искру» громадный. К готовому письму Крупской Ленин допишет несколько строк:

«В интересах правильного распространения и престижа крайне важно бы было печатать «Искру» в России через 2 - 3 номера, выбирая номера, имеющие более постоянный интерес…

Но уже раз печатаете, печатайте в гораздо большем числе экземпляров: надо хоть раз попробовать насытить всю Россию» ^[109].

К тому времени помимо кишиневской «чайной фирмы» искровскую литературу начнет печатать в России еще одна типография - «Нина» - так назовут ее в конспиративной переписке.

В последние майские дни Крупская писала о ней в Астрахань Л. Книпович. Письмо ушло тогда с припиской Ленина:

«Каким образом думаете Вы поставить «Искру» в России? В тайной типографии или в легальной? Если последнее, то напишите немедленно, имеете ли определенные виды: мы готовы бы обеими руками ухватиться за этот план (возможно, как нас уверяли, на Кавказе)…»^[110]

Еще не пришел ответ от Книпович, а уже написал Л. Гальперин-бакинский агент «Искры». Он сообщил:

« … здесь проектируется Нина. Проект близок к осуществлению…» И тут же добавил, что «ничего из всего этого не выйдет, если не будет денег, как до сих пор»^[111].

Необходимые для создания типографии деньги ждали в Баку от «Искры». Но очень плоха сейчас ее касса. «…Обещать мы не можем,- тотчас же ответил Ленин,- пока не имеем обстоятельнейших сведений»^[112]. Владимир Ильич должен быть в курсе всех деталей и этого первостепенной важности дела. «Нам необходимо знать точно, в чем состоит план…» - запросил он Гальперина. Насколько этот план «близок к осуществлению», «на какое количество печатаемого материала он рассчитан (можно ли «Искру» ежемесячно?), сколько именно нужно денег единовременно и сколько в месяц»^[113].

Ленин настаивал: бакинские товарищи должны приложить все усилия и достать деньги, но и сам отсюда, из Мюнхена, принял уже, оказывается, меры. Через Книпович обратился он по этому поводу к работавшему в Баку крупному инженеру-электротехнику Р. Классону, оказывавшему материальную помощь социал-демократам. А один из членов группы «Искры» о том же говорил в Петербурге с Л. Красиным.

Проходит некоторое время, и с Зигфридштрассе, где живут сейчас Ульяновы, Ленин вновь пишет в Баку. Он настоятельно советует «пользоваться матрицами, которые легко пересылать (в журналах и т, п.)». В чем преимущество такого способа перепечатки «Искры»? Прежде всего, убеждает Ленин, не надо иметь шрифта. Затем - экономия времени. Матрицы потребуют меньше людей для работы,- «значит безопаснее в конспиративном отношении». А сама отпечатанная в Баку газета будет иметь вид заграничной. Это, подчеркивает Ленин, «опять-таки в видах конспирации гораздо удобнее»^[114].

Так, в постоянной переписке с Лениным, создают подпольщики еще одну типографию. В сентябре завершается ее оборудование. Теперь дело за матрицами. И хоть не просто их перебросить, матрицы номеров «Искры» доставляют вскоре бакинцам. В типографии «Нина» приступают к перепечатке искровских изданий.

Из Баку, так же как и из Кишинева, продукцию подпольной типографии посылают Ленину. «Рукоделье Нины прямо великолепно»^[115],- пишет по его просьбе Гальперину Крупская. И сообщает бакинским товарищам, что посланы им брошюры «Морозовская стачка», «Майские дни», «Манифест Коммунистической партии», «Сущность конституции» Ф. Лассаля. И просит «переиздать их, так как на них спрос, а старые издания подходят к концу» ^[116].

Типография «Нина», с удовлетворением отмечает вскоре Ленин, работает вовсю. Когда доставят ему перепечатанный ею одиннадцатый номер «Искры», он убедится, что «бакинская» копия ничем не отличается от мюнхенского оригинала. «Получили 11 №,- сообщает бакинской искровской группе Крупская.- Прямо чудо что такое!» ^[117]

Теперь уже можно принять предложение Баумана. Он сообщил в Мюнхен из Москвы: «Если у меня будет в достаточном количестве товара, то я могу удобно доставлять (без значительных проволочек) в Нижний, Казань, Самару, Саратов, Астрахань, Вятскую губернию, Тамбов, Центральный район, Ярославль, Кострому, Воронеж, Тверь, Орел. Со всеми этими пунктами установлены способы доставки»^[118]. Его беспокоило: будет ли своевременно поступать этот «товар» - «Искра» и искровские издания? И через Крупскую Ленин выясняет у Баумана: «Можете ли Вы устроить у себя "большой склад, тогда к Вам аккуратно будет приходить литература с Кавказа (там налажен новый, скорый путь, есть новая типография, где будет печататься «Искра» и брошюры), народ очень надежный»^[119]. Из Мюнхена бакинским товарищам дается указание: Как можно скорее пересылайте в Москву искровскую литературу.

Недостаток в такой литературе испытывает и Питер. Одна лишь группа «Социалист» берется распространять до тысячи экземпляров «Искры». «Если бы, наконец, удалось бы завоевать Комитет в Питере,- еще в июле писал в Россию Ленин,- то, конечно, надо заставить его обеими руками взяться за «Искру», и за ее учащение…» ^[120]

Не так давно Ленин отправил в Россию двух агентов Искры». Это профессиональные революционеры С. Андропов и В. Ногин. И тот и другой - старые питерцы. Обоим хорошо знакомо положение в столичных социал-демократических кругах. Несколько раз перед отъездом они встречались в Мюнхене с Лениным. Получили от него указания, советы, как разъяснять в Питере позиции «Искры», как бороться там против вредных, оппортунистических влияний. Но вскоре после приезда в Петербург Андропов уезжает на Волгу. Там он попадает в руки полиции. Его ссылают в Восточную Сибирь. И Ногин оказывается в столице без своего единомышленника, друга.

Он отправляет в редакцию «Искры» - на ее конспиративный адрес - шифрованное письмо. Длинным рядом цифр сообщает Ногин о том, что под вымышленным именем благополучно прибыл в Петербург. Сообщает он и адрес, по которому ему следует писать на первых порах: Васильевский остров, 6-я линия, дом 17, квартира 19, Наталье Руфовне Штенгер.^[121]

Ногин следует в Петербурге инструкциям, полученным от Ленина. Вопросом первостепенной важности, знает он, считает Владимир Ильич завоевание «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», находящегося под влиянием «экономистов». Но на первых порах переговоры Ногина с руководителями «Союза борьбы» не приводят ни к каким результатам. Неудаче способствуют усилившиеся в Петербурге полицейские репрессии. И в начале сентября 1901 года в Петербурге создается самостоятельная искровская группа. В нее входят семнадцать человек. Это В. Ногин, С. Радченко, участники группы объединенных «Рабочего знамени» и «Социалиста». Искровская группа устанавливает явки, обзаводится квартирами для хранения литературы, приступает к широкому распространению газеты. Ее влияние с каждым днем возрастает. И Ногин пишет в Мюнхен: «Сделайте распоряжение о немедленной высылке сюда литературы: здесь громадный спрос на наши издания… За «Зарю» все платят по 5 рублей и только давайте ее. №№ «Искры» идут тоже очень ходко. Словом, у публики сильный интерес к изданиям «Искры»…»^[122]

Но обстоятельства складываются так, что это письмо не успевает уйти из Петербурга: 2 октября жандармы арестовывают Ногина.

Однако и после ареста руководителя петербургской искровской группы ее деятельность не прерывается. По-прежнему Ленин поддерживает с ней теснейшие связи. Он запрашивает, в частности: «Сообщите нам непременно и сообщайте регулярно, какие течения и насколько представлены в СПБ. Союзе вообще и в его центре в частности, есть ли деятельные и влиятельные люди и т. д. Мы обязательно должны быть самым точным образом осведомлены всегда о СПБ. Союзе» ^[123]. Владимир Ильич требует от петербургских искровцев, как и от других искровских организаций в России, «приложить все усилия, чтобы сторонники «Искры» повсюду спелись и действовали единодушно» ^[124].

Когда Ленин пишет это послание, новый удар обрушился на питерских искровцев: декабрьской ночью почти одновременно арестовывают десять членов группы. Но и на этот раз она выживает. Полицейская агентура вскоре устанавливает, что оставшиеся на свободе вновь «сгруппировались поставив своею целью широкую и энергичную агитацию» ^[125].

Теперь во главе организации Иван Радченко. Он прибыл в Питер с заданиями Ленина. Подписываясь то Аркадием, Касьяном, Радченко пишет оттуда Владимиру Ильичу. И его письма свидетельствуют: под влиянием искровской агитации все больше питерских рабочих-революционеров разочаровывается в «экономистах», все больше рабочих переходит на политическую платформу «Искры». И так по всей России. Еще с весны 1900 года сложились во многих городах - Пскове, Уфе, Полтаве, Москве, Самаре, Киеве, Баку и других - опорные пункты «Искры». Сперва они занимались лишь перевозкой ее через границу, распространением в России искровской литературы. Но быстро росло их влияние. И расширялись функции опорных пунктов. Уже в апреле 1901 года Ленин писал Аксельроду о создании «Русской организации «Искры»». Но он предостерегал от поспешности, удерживал от забегания вперед. Постепенно расширял круг деятельности агентов газеты. Пока не стало ясно: назрело! пришло наконец время сплотить всех искровцев!

Ленин пишет об этом Гольдману в Кишинев. Он разъясняет, каким путем следует идти к созданию «русской организации». Настойчиво рекомендует: «…если Вы найдете людей, которые годны на это и заслужили Ваше полное доверие, составьте из них, по общему соглашению, распорядительный комитет, и мы, конечно, напишем всем, кому можем, чтобы этого комитета слушались. Надо только, чтобы распорядительный комитет непременно думал о всей России, отнюдь не об одном районе, ибо все будущее «Искры» зависит от того, сумеет ли она побороть местное кустарничество и районную обособленность и стать на деле общерусской газетой…»^[126].

Письмо уходит в Кишинев в один из декабрьских дней. А еще до этого приезжал в Мюнхен к Ленину Кржижановский. И с ним о том же вел Владимир Ильич обстоятельный разговор. С ним обсуждал тогда вопросы, связанные с созданием руководящего центра Русской организации «Искры».

По поручению Ленина Кржижановский разъезжает по России. В разных городах встречается с искровцами. Сказанное ему Лениным передает В. Арцыбушеву, К. Газенбушу, Ф. Ленгнику, Г. Окуловой, М. Сильвину, М. Ульяновой, другим участникам совещания в Самаре, на котором избирается Бюро Русской организации «Искры».

О принятом решении немедленно сообщают в Мюнхен. И Ленин пишет в Самару: «… ваш почин нас страшно обрадовал. Ура! Именно так! Шире забирайте! И орудуйте самостоятельнее, инициативнее - вы первые начали так широко, значит и продолжение будет успешно!» ^[127]

Огл. Автор книги - Н. Ленин

Они встречаются впервые, Ленин с Мартыновым - одним из лидеров оппортунистического течения в русской социал-демократии, сторонники которого ограничивают задачи рабочего движения только экономической борьбой.

Речь заходит о брошюре «Кто совершит политическую революцию?» (Кто совершит политическую революцию?» В кн.: «Пролетарская борьба», 1899, № 1, стр. 1-38.). Быстро сходятся они на том, что ее основной и недостаток - игнорирование вопроса об организации. Но разговор идет дальше.

Ну, а как вы относитесь к моему организационному плану? - спрашивает Ленин.

В этом пункте,- решительно заявляет Мартынов, - я с вами совершенно несогласен.

«…И оказывается,- убеждается Ленин,- что мы говорим про разное. Мой собеседник обвиняет автора за игнорирование стачечных касс, обществ взаимопомощи и т. п., я же имел в виду организацию революционеров, необходимую для совершения» политической революции. И, как только обнаружилось это разногласие,- я не запомню уже, чтобы мне приходилось вообще по какому бы то ни было принципиальному вопросу соглашаться с этим «экономистом»!» ^[128]

Жизнь подтверждает правоту Ленина. Из России в Мюнхен стекаются к нему сообщения о широком размахе революционного движения.

Ленин узнает о демонстрации в Нижнем Новгороде. О том, что студенты и рабочие вышли там на улицы, чтобы проводить Максима Горького, высланного из родного города.

Владимиру Ильичу сообщают о демонстрации в Москве. О том, что перед домом генерал-губернатора учащиеся выразили свое возмущение по поводу запрещения вечера, посвященного памяти Добролюбова. Что исполнительный комитет московских студенческих организаций признал эту демонстрацию ясным показателем недовольства и протеста.

Приходят вести о демонстрации в Харькове, вызванной студенческими волнениями, о демонстрации, перешедшей в уличную схватку, в которой вместе со студентами были рабочие. Доставляют листки, прокламации из Петербурга, Москвы, Киева, Риги, Одессы. И Ленин отмечает с удовлетворением: опыт прошлого года не прошел для студентов даром; они осознали, что только поддержка народа, и главным образом рабочих, может обеспечить им успех в борьбе; они убедились, что должны бороться не только за свою свободу, но и за освобождение от рабства и угнетения всего народа, за политическую свободу.

«Мейер,- сообщает Крупская в Киев агенту «Искры»,- написал по этому поводу статью. Мы заказали… до 10 тысяч оттисков этой статьи. По всем видимостям, движение разгорается, но, если бы даже оно и затихло, этим не потеряет значения. Надо ее раскидывать…» ^[129]

Даже в написанном химическим способом письме не рискует Крупская назвать подлинное имя Мейера, того, кто из эмигрантского далека чутко прислушивается ко всему, что происходит на родине. Не рискует назвать она имя автора статьи «Начало демонстраций», которую должны по заданию Ленина перепечатать в Кишиневе и Баку, - статьи, призывающей российский пролетариат:

«Рабочие! Вам слишком хорошо знакома та вражья сила, которая измывается над русским народом. Эта вражья сила связывает вас по рукам и ногам в вашей ежедневной борьбе с хозяевами за лучшую жизнь и за человеческое достоинство. Эта вражья сила выхватывает сотни и тысячи ваших лучших товарищей, бросая их в тюрьмы, отправляя в ссылку и, точно в издевку, объявляя еще их «лицами порочного поведения». Эта вражья сила 7 мая стреляла в обуховских рабочих в Петербурге, поднявшихся с кликом: «нам нужна свобода!»,- а потом еще устроила комедию суда, чтобы закатать на каторгу тех героев, которых не уложила пуля. Эта вражья сила, избивающая сегодня студентов, завтра бросится с еще большим озверением избивать вас, рабочих. Не теряйте времени! Помните, что вы должны поддерживать всякий протест и борьбу против башибузуков самодержавного правительства! Старайтесь всеми средствами войти в соглашение с демонстрантами-студентами, устраивайте кружки для быстрой передачи сведений и распространения воззваний; разъясняйте всем и каждому, что вы поднимаетесь на борьбу за свободу всего народа» ^[130].

И эти январские дни 1902 года, когда в Россию приходит номер «Искры» с пламенным призывом Ленина, когда в разные города доставляют тысячи оттисков статьи «Начало демонстраций», Владимир Ильич завершает в Мюнхене работу над книгой «Что делать?», в подзаголовке которой стоит: «Наболевшие вопросы нашего движения».

Еще в мае 1901 года, публикуя статью «С чего начать?», Ленин предлагал лишь «набросок плана»^[131] создания партии, призванной возглавить революционное движение в России! Подробнее, предупреждал он, этот план будет развит в его новой брошюре. В декабре Ленин опубликовал в «Искре» «Беседу с защитниками экономизма». И вновь подчеркнул: мы могли здесь только бегло затронуть спорные вопросы. Подробному разбору их мы посвятим особую брошюру…»^[132]

И вот в один из мартовских дней 1902 года книга выходит в свет. На ее титульном листе под названием стоит имя автора - Н. Ленин.

Несколько раз до сих пор уже подписывался так Владимир Ильич. Еще в мае прошлого года послал он в типографию «Искры» записку:

«Порядок статей мы необходимо должны будем изменить.

Набирайте, пока есть шрифт, оставляя набор.

Завтра-послезавтра надеемся послать статьи…»^[133]

И внизу - «Ваш Ленин». Значит, в типографии уже знали, кто скрывался под этим именем.

В те же дни из Мюнхена в Париж ушло письмо социал-демократу Г. Лейтейзену. В письме шла речь о человеке, которого следовало «немедленно постараться направить… на самую границу с тем, чтобы он взялся сам непосредственно заведовать перевозкой и не только заведовать, но и перевозить или переносить сам»^[134] издаваемую за пределами России революционную литературу. И вновь подпись - «Ваш Ленин». Следовательно, и Лейтейзену известен был к тому времени новый псевдоним Ульянова.

И еще одно письмо, датированное 21 октября. Оно отправлено из Мюнхена в Женеву, Плеханову. Сообщал Владимир Ильич, что послал ему на днях № 1 «Neue Zeit» со статьей Ф. Энгельса о программе. Писал о подобранных материалах для «внутреннего обозрения», к которому намерен был приступить вплотную. Писал и о будущей своей книге, давно им откладываемой. И снова поставил в конце письма: «Ваш Ленин» ^[135].

И все же лишь немногие знали пока это имя. Но вот в декабре вышел № 2-3 «Зари». Под статьей «Гг. «критики» в аграрном вопросе», которая войдет затем в виде первых глав в работу «Аграрный вопрос и «критики Маркса»», читатели увидели подпись: Н. Ленин. А сейчас они уже прочли это имя на обложке книги «Что делать?». Имя Ленина становится отныне главным псевдонимом Владимира Ульянова.

- Откуда же взял Ленин этот основной свой псевдоним?- спросят много лет спустя Крупскую.

- Я не знаю,- ответит она,- почему Владимир Ильич взял себе псевдоним «Ленин», никогда его об этом не спрашивала.

Мать его звали Мария Александровна. Умершую сестру звали Ольгой. Ленские события были уже после того, как он взял себе этот псевдоним.

На Лене в ссылке он не был.

Вероятно, псевдоним выбран случайно, вроде того, как Плеханов писал однажды под псевдонимом «Волгин»^[136].

Штутгартская типография печатает «Что делать?», и книгу переправляют в Россию. Там мало еще кто знает, кому принадлежит этот псевдоним. В департаменте полиции отмечают: «…за границей появилась вызвавшая большую сенсацию брошюра Н. Ленина…»^[137] Но даже несколько месяцев спустя приписывают ее не Ульянову, а другому лицу.

««Что делать?» - позднее напишет о своей книге Ленин,- есть сводка искровской тактики, искровской организационной политики 1901 и 1902 годов… Кто возьмет на себя труд ознакомиться с «Искрой» 1901 и 1902 годов, тот несомненно убедится в этом» ^[138].

Искровская тактика, искровские организационные принципы, положенные Лениным в основу книги, направлены против международного оппортунизма, в том числе и русского, принявшего в России форму «экономизма».

Далеко за рамки теоретического спора вышла развернувшаяся между искровцами и «экономистами» полемика. По самым животрепещущим вопросам революционной практики столкнула она подлинных марксистов с представителями «критического» направления, ставшими на путь ревизии марксизма. Именно поэтому столь огромное значение придает Ленин в своей книге разоблачению «пародии на марксизм».

Четко и недвусмысленно определяет он в книге «Что делать?» задачи партии нового типа, обосновывает коренное марксистское положение о том, что партия есть соединение социализма с рабочим движением. «…Роль передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией» ^[139],- утверждает Ленин.

Он противопоставляет в книге два непримиримо враждебных мировоззрения. С одной стороны, учение о марксистской партии как революционизирующей, руководящей, организующей силе рабочего движения. А с другой - философия преклонения перед стихийностью, низводящая партию до роли пассивного придатка рабочего движения. Задача партии, заменяет Владимир Ильич, превращение борьбы рабочих против угнетателей в борьбу всего класса за свержение капитализма и завоевание государственной власти, за диктатуру пролетариата.

В предстоящей революции, провозглашает Ленин, пролетариат будет способен выполнить роль гегемона только тогда, когда всестороннюю политическую агитацию поведет партия, соединяющая в одно неразрывное целое и натиск па правительство от имени всего народа, и революционное воспитание пролетариата, наряду с охраной его политической самостоятельности, и руководство экономической борьбой рабочего класса, утилизацию тех стихийных столкновений его с его эксплуататорами, которые поднимают и привлекают в наш лагерь новые и новые слои пролетариата!» ^[140].

Не раз в «Что делать?» обращается Ленин к событиям, связанным с революционной борьбой рабочего класса России.

Он воскрешает в памяти дни, когда возглавлял в Петербурге социал-демократический кружок, который наряду с другими стал основой будущего «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Этот кружок, пишет Ленин, «ставил себе очень широкие, всеобъемлющие задачи,- и всем нам, членам этого кружка, приходилось мучительно, до боли страдать от сознания того, что мы оказываемся кустарями в такой исторический момент, когда можно было бы, видоизменяя известное изречение, сказать: дайте нам организацию революционеров - и мы перевернем Россию!» ^[141].

Владимир Ильич напоминает: в конце 1895 года петербургскими социал-демократами был подготовлен первый номер газеты «Рабочее дело». Ленин написал тогда для него передовую, в которой показал исторические задачи рабочего класса в России, в том числе одну из первоочередных - завоевание политической свободы. Носила газета, по заключению Ленина, не узко местный, тем более не «экономический» характер. «Рабочее дело» стремилось «соединить стачечную борьбу с революционным движением против самодержавия и привлечь к поддержке социал-демократии всех угнетенных политикой реакционного мракобесия» ^[142]. Но уже готовый к печати номер был схвачен жандармами. Схвачен в ту самую декабрьскую ночь, когда арестовали и Ленина, и его соратников по социал-демократической организации.

Ленин пишет в книге и о «знаменитой петербургской промышленной войне 1896 года» ^[143]. Имеет он в виду массовую стачку рабочих-текстильщиков Петербурга. Вспыхнула стачка в майские дни, и вести о ней проникли в камеру дома предварительного заключения, где тогда находился Ленин.

Он вспоминает зимний день 1897 года. В Петербурге перед отправкой в сибирскую ссылку выпущенные из тюрьмы основатели «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» встретились с теми, кто после них возглавил «Союз борьбы». Уже тогда выявились серьезные разногласия по организационным и тактическим вопросам. И Ленин отмечает в книге этот «характерный факт… который бросает некоторый свет на то, как в среде действовавших в Петербурге товарищей возникала и росла рознь будущих двух направлений русской социал-демократии» ^[144].

Ленин пишет о стачке рабочих Никольской мануфактуры Саввы Морозова в январе 1885 года, о «побоище рабочих в Ярославской губ.»^[145] - расправе, учиненной в 1895 году солдатами над бастовавшими рабочими Ярославской большой мануфактуры, о «революционной активности масс» ^[146] весной 1901 года, когда в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Казани, Томске и других городах России студенческое движение получило поддержку передовых рабочих.

Ленин предсказывает: русскому пролетариату предстоят испытания еще более трудные. «История,- заявляет он,- поставила теперь перед нами ближайшую задачу, которая является наиболее революционной из всех ближайших задач пролетариата какой бы то ни было другой страны. Осуществление этой задачи, разрушение самого могучего оплота не только европейской, но также (можем мы сказать теперь) и азиатской реакции сделало бы русский пролетариат авангардом международного революционного пролетариата. И мы вправе рассчитывать, что добьемся этого почетного звания, заслуженного уже нашими предшественниками, революционерами 70-х годов, если мы сумеем воодушевить наше в тысячу раз более широкое и глубокое движение такой же беззаветной решимостью и энергией» ^[147].

Разными путями доставляют «Что делать?» в Россию. Уже в марте из Киева благодарят за присланную книгу. Вскоре сообщает из Полтавы разъездной агент «Искры» М Сильвин: ««Что делать?» оставили мы: 2аЗб и Коле - 4, Семену Семеновичу -3, Орлу -1, здесь - 1, остальные с Виктором послал на Волгу и Урал, Старухе…»^[148] Ленин и Крупская знают: 2а3б - конспиративная кличка П. Лепешинского, «Коля» - это комитет петербургского «Союза борьбы», «Семен Семенович» - Северный рабочий союз, Виктор - это Ф. Дан, а «Старуха» - Московский комитет РСДРП. Вот кому и через кого отправил книгу Сильвин, сообщивший в Мюнхен: «Успех она имеет огромный».

Об этом пишут в Мюнхен из многих мест России.
«О «Что делать?»… пока слышим только хвалебные отзывы»,- сообщает секретарь бюро Русской организации Искры» 3. Кржижановская-Невзорова и добавляет: «Написана она превосходно…»^[149] Свидетельствует член Петербургского комитета А. Шотман: «Книга эта произвела на нас сильное впечатление, и если до этого кое-кого иногда и смущали возражения некоторых рабочих-«экономистов» против генеральства» искровских комитетов, то по прочтении этой книги исчезли, так сказать, всякие сомнения»^[150]. Сибирский союз признает: «Книга Ленина «Что делать?» производит сильное впечатление на действующих социал-демократов и завершает в отношении организационных и тактических вопросов победу взглядов «Искры»»^[151]. Пишут орловские социал-демократы: «Мы подчеркиваем свою солидарность с «Искрой» и пользуемся случаем выразить нашу глубокую признательность автору брошюры «Что делать?»»^[152] Информируют редакцию «Искры» члены Тверского комитета РСДРП: «В настоящее время комитет работает над созданием организации, придерживаясь в общем взглядов, развитых т. Лениным в брошюре «Что делать?» и письме петербургским товарищам»^[153]. А из Петербурга пишет И. Радченко: «Везде оперирую ленинским плугом, как самым лучшим производительным возделывателем почвы…» ^[154]

На окраине Питера Радченко встречается с рабочими. Весь вечер беседует он с ними. И под свежим впечатлением пишет в редакцию «Искры» о своем свидании: «В этом разговоре мне пришлось слышать, если не буквальные, то в духе цитаты из «Что делать?». Сижу и радуюсь за Ленина, вот, думаю, что он наделал. Мне ясно было, что говорящие со мной его читали…» ^[155]

И как книгу, знакомую его собеседникам, называет Радченко «Что делать?».

- Что такое? Мы такой брошюры не читали,- неожиданно для себя слышит он от рабочих.

- Может быть, читал кто-нибудь из товарищей? - поражается Радченко.

- Нет,- в один голос заявляют ему.

Радченко негодует: «Канальи комитетцы, они сожрали 75 штук, а рабочим и не дали»^[156]. И радуется в то же время: «Я был поражен, передо мной сидели типы Ленина. Люди, жаждущие профессии революционной. Я был счастлив за Ленина, который за тридевять земель, забаррикадированный штыками, пушками, границами, таможнями и прочими атрибутами самодержавия, видит, кто у нас в мастерских работает, чего им нужно и что с них будет. Верьте, дорогие, вот-вот мы увидим своих Бебелей. Действительных токарей-революционеров. Передо мной сидели люди, жаждущие взяться за дело… Несколько часов прошли незаметно. Я начинаю говорить - меня останавливают, продолжают и заканчивают сами, я в свою очередь подхватываю их мысль. Мы понимали друг друга, мы были давно знакомые якобы, мы были родные, свои, по всему сходящиеся, вооруженные одинаково от пяток до головы одним и тем же оружием. Не хотелось уходить, но утренняя заря загорелась…» ^[157]

Ленин читает эти присланные из далекого Питера взволнованные строки. И пишет в ответ:

«Уж очень обрадовало Ваше сообщение о беседе с рабочими. Нам до последней степени редко приходится получать такие письма, которые действительно придают массу бодрости. Передайте это непременно Вашим рабочим и передайте им нашу просьбу, чтобы они и сами писали нам не только для печати, а и так, для обмена мыслей, чтобы не терять связи друг с другом и взаимного понимания» ^[158].

Приходит письмо и от представителя «Искры» в Москве Е. Поповой. «Напечатайте,- просит она,- что Московский: комитет постановил отчислить в кассу «Искры» 20% всех фондов…»^[159]

Через редакцию «Искры» передают москвичи Ленину благодарность за «Что делать?».

«…Я горячо благодарю Вас за выражение сочувствия и солидарности,- пишет в ответ Владимир Ильич.- Для нелегального писателя это тем ценнее, что ему приходится работать в условиях необычного отчуждения от читателя. Всякий обмен мыслей, всякое сообщение о том впечатлении, какое производит та или иная статья или брошюра на разные слои читателей, имеет для нас особенно важное значение, и мы очень благодарны будем, если нам будут писать не только о делах в узком смысле слова, не только для печати, но и для того, чтобы писатель не чувствовал себя оторванным от читателя»^[160].

^[1] Вера Фигнер. Избранные произведения в трех томах, т. 3. М., 1933, с. 28.
^[2] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, с. 175-176.
^[3] Там же, с. 176.
^[4] Там же.
^[5] Там же.
^[6] «Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине», т. 2. М., 1969, с. 24.
^[7] Н.К. Крупская. Воспоминания о Ленине. М., 1968, с. 38.
^[8] «Красный архив», 1934, т. 1 (62), с. 129.
^[9] Там же, с. 131.
^[10] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 187.
^[11] «Красная летопись», 1924, № 1 (10), с. 22.
^[12] Там же.
^[13] «Красный архив», 1934, т. 1 (62), с. 137.
^[14] Там же, с. 138.
^[15] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 8.
^[16] «Красная нива», 1924, № 7, с. 162.
^[17] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 4, с. 323.
^[18] Там же, с. 334-337.
^[19] Там же, с. 351.
^[20] Там же, с. 353.
^[21] В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, с. 38.
^[22] «Социал-демократическое движение в России», т. I. М.-Л., 1928, с. 74.
^[23] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 189.
^[24] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 358-359.
^[25] Там же, с. 359.
^[26] См. «Советская печать», 1961, № 11, с, 55.
^[27] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 193.
^[28] См. Мирослав Иванов. Ленин и Праге. М., 1963, с. 27-28.
^[29] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 59.
^[30] Там же, с. 60.
^[31] Там же, с. 47.
^[32] Там же.
^[33] Там же, с. 50.
^[34] Там же, с. 47.
^[35] «Искра» № 1, декабрь 1900 г.
^[36] Там же.
^[37] Там же.
^[38] Там же.
^[39] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 50.
^[40] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 363.
^[41] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 61.
^[42] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 371.
^[43] Там же.
^[44] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 55-56.
^[45] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 374.
^[46] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 51.
^[47] Там же, с. 69.
^[48] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 197.
^[49] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 374.
^[50] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 210.
^[51] «Русские ведомости», 1901, № 1.
^[52] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 376-377.
^[53] «Красный архив», 1934, т. 1 (62), с. 138.
^[54] Там же.
^[55] Там же, с. 140.
^[56] Там же, с. 139.
^[57] Там же.
^[58] «Искра» № 2, апрель 1901 г.
^[59] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 4, с. 395.
^[60] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 90-91.
^[61] «Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника», т. 1. М., 1970, с. 302.
^[62] Там же.
^[63] Там же, с. 303.
^[64] Там же.
^[65] «Искра» № 3, апрель 1901 г.
^[66] Там же.
^[67] Там же.
^[68] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 204.
^[69] Н. К. Крупская, Воспоминания о Ленине, с. 52-53.
^[70] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра» с социал-демократическими организациями в России. 1900-1903 гг.» (далее «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…»), т. 1. М , 1969, с. 74-75.
^[71] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 5, с. 16.
^[72] В. И Ленин. Полн. собр. соч., т. 46, с. 114.
^[73] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 5, с. 18.
^[74] Там же, с. 19.
^[75] Там же.
^[76] Там же.
^[77] Там же, с. 15.
^[78] Там же, с. 19.
^[79] Там же, с. 73.
^[80] Там же.
^[81] Ленинский сборник VIII, с. 158.
^[82] Там же.
^[83] Там же.
^[84] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 96.
^[85] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 1, с. 64.
^[86] Там же, с. 70.
^[87] Там же, с. 71.
^[88] Там же, с. 72.
^[89] Там же, с. 76.
^[90] Там же, с. 89.
^[91] Там же, с. 94.
^[92] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 116.
^[93] Там же, с. 119.
^[94] Л. Меньшиков, Русский политический сыск за границей, ч. I. Париж, 1919, с. 131.
^[95] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 1, с. 155.
^[96] Там же, с. 220.
^[97] Там же, с. 244.
^[98] Там же, с. 408-409.
^[99] «Искра» № 5, июнь 1901 г.
^[100] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 1, с. 104.
^[101] «Искра» № 7, август 1901 г.
^[102] Там же.
^[103] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 5, с. 5.
^[104] Там же, с. 8.
^[105] Ю.Г. Иванов. Подпольные типографии «Искры». Кишинев 1962 с. 13.
^[106] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 1, с. 154.
^[107] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 137.
^[108] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 1, с. 365.
^[109] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 168.
^[110] Там же, с. 112.
^[111] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 1, с. 117.
^[112] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 119.
^[113] Там же, с. 118-119.
^[114] Там же, с. 136.
^[115] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 1, с. 310.
^[116] Там же.
^[117] Там же, с. 379.
^[118] «Пролетарская революция», 1939, № 1(11), с. 226.
^[119] Там же, с. 224.
^[120] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 141.
^[121] См. «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 1, с. 226-227.
^[122] См. «Красная летопись», 1925, № 4(15), с. 229.
^[123] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 148.
^[124] Там же, с. 163.
^[125] См. «Красная летопись», 1925, № 4(15), с. 235.
^[126] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 167.
^[127] Ленинский сборник VIII, с. 221.
^[128] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 6, с. 111-112.
^[129] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 1, с. 352.
^[130] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 5, с. 371-372.
^[131] Там же, с. 9.
^[132] Там же, с. 367.
^[133] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 106.
^[134] Там же, с. 108.
^[135] Там же, с. 149.
^[136] См. «Молодой коммунист», 1960, № 4, с. 117.
^[137] «Красный архив», 1934, т. 1(62), с. 150.
^[138] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 16, с. 101.
^[139] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 6, с. 25.
^[140] Там же, с. 90-91.
^[141] Там же, с. 127.
^[142] Там же, с. 32.
^[143] Там же, с. 29.
^[144] Там же, с. 33-34.
^[145] Там же, с. 32.
^[146] Там же, с. 78.
^[147] Там же, с. 28.
^[148] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 1, с. 460.
^[149] «Пролетарская революция», 1928, № 6-7, с. 149.
^[150] А. В. Шотман, Записки старого большевика. Л., 1963, с. 97.
^[151] «Второй съезд РСДРП. Июль - август 1903 года. Протоколы» (далее- «Второй съезд РСДРП. Протоколы»). М., Госполитиздат, 1959, с. 677.
^[152] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 2., с. 199.
^[153] «Второй съезд РСДРП. Протоколы», с. 612.
^[154] См. В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 6, с. 466.
^[155] «Переписка В. И. Ленина и редакции газеты «Искра»…», т. 2, с. 28.
^[156] Там же.
^[157] Там же, с. 28-29.
^[158] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 201.
^[159] «Исторические записки», 1969, т. 84, с. 286.
^[160] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 46, с. 221.