Огл. Лето в Белом Дунайце

Годы ссылки, огромная работа, нервное напряжение эмигрантской жизни изрядно подорвали здоровье Владимира Ильича. А тут еще Базедова болезнь, обнаружившаяся у Надежды Константиновны. Надо обязательно отдохнуть.

Давно слышал уже Владимир Ильич о Закопане. Писал даже о нем Горькому: «Эх, кабы можно было Вам поближе… Ежели бы здоровье позволило, перебраться в здешние галицийские курорты вроде Закопане, отыскать место в горах здоровое, на два дня ближе к России…» ^[1]

Но в Закопане - много приезжих. Там людно, шумно. А если поселиться чуть в стороне от курорта? Ну, хотя бы в семи километрах от него, в Поронине? Дачников там немного. Раскинулись же вокруг покрытые хвойными лесами живописные горы. Немаловажно и то, что жизнь там дешевая.

Но Владимира Ильича тревожит: не отразится ли переезд в Поронин на сношениях с Петербургом, не ослабнут ли связи? Он просит Багоцкого разузнать все о почтовых сообщениях с российской столицей.

- Выяснилось,-сообщает тот,- что нужно отправлять корреспонденцию всего на несколько часов раньше, чтобы она попадала на тот поезд, с которым Владимир Ильич посылал ее из Кракова.

Это вполне устраивает Ленина.

Крупская пишет свекрови в Россию:

«Сегодня мы отправили уже вещи в деревню.

…Сами двигаемся через три дня. Ужасная возня была с укладкой, ведь мы на 5 месяцев выбираемся в Поронин…» ^[2]

И уже из Поронина Владимир Ильич сообщает сестре:

«Это около гор Татр (Татры -горы прикарпатские, высотой до 2600 метров. Швейцария да и только! Прим. В. И. Ленина.), в 6-8 часах железной дороги от Кракова к югу - сообщение и с Россией и с Европой через Краков…

Место здесь чудесное. Воздух превосходный,- высота около 700 метров…

Население - польские крестьяне, «гурали» (горные жители), с которыми я объясняюсь на невероятно ломаном языке, из которого знаю пять слов, а остальные коверкаю русские. Надя говорит мало-мало и читает по-польски.

Деревня - типа почти русского. Соломенные крыши, нищета. Босые бабы и дети. Мужики ходят в костюме гуралей - белые суконные штаны и такие же накидки,- полуплащи, полукуртки… Надеюсь все же, что при спокойствии и горном воздухе Надя поправится. Жизнь мы здесь повели деревенскую - рано вставать и чуть не с петухами ложиться» ^[3].

Но не в самом Поронине, а в километре от него - в крохотной гуральской деревушке Белый Дунаец поселяются Ульяновы. «Вилла», о которой сообщает в Россию Крупская, стоит на тихой улице, метрах в двухстах от шоссе. Это всего лишь скромный крестьянский дом. Принадлежит он Терезе Скупень.

- Пан, наверно, какой-то профессор или ученый,- говорит та,- приехали они издалека, у них большой сундук с одеждой и плетеные корзины, полные бумаг. А книг! Целая телега!

Внизу дома - две комнаты. Одну отводят матери Надежды Константиновны Елизавете Васильевне. Во второй - спальня. Внизу же кухня. Как и во всех квартирах Ульяновых, предназначено ей служить и гостиной. А в мансарде - рабочий кабинет Ленина с деревянными полками, которые заполняют привезенные из Кракова комплекты газет, журналы, книги, брошюры.

Он очарован природой этих мест. Полюбил и пушистый лес, и горные тропинки, и озера. «Сегодня утром гуляли с Володей часа два,- пишет Надежда Константиновна,- а теперь он один ушел куда-то в неопределенную часть пространства» ^[4]. На нем широкие у колен и узкие книзу брюки, шерстяные носки до колен, черные шнурованные ботинки, кепка или полотняная шляпа, похожая на тирольскую.

Ленин бродит по холмам, протянувшимся вдоль долины: в ней расположены Поронин, Белый Дунаец, другие деревни. В хорошую погоду взбирается на плоскогорье, начинающееся у самого дома: оттуда открывается широкий вид на горную цепь Татр.

«Владимир Ильич,- расскажет много лет спустя Багоцкий,- ценил то, что, в отличие от швейцарских Альп, в Татрах можно было в течение одного-двух дней взобраться на любую вершину. Ни гостиниц, ни фуникулеров, ни киосков с сувенирами, поражающих обычно своей безвкусицей и пошлостью, в Татрах тогда не было. В нескольких долинах были примитивные туристские хижины - схрониско - с деревянными нарами и соломенными матрацами, часто даже без сторожей; туристам предоставлялась возможность самостоятельно в них хозяйничать, пользоваться дровами и т. д. Только в долине озера Морское око было проложено шоссе и имелась единственная в горах гостиница.

Культура Швейцарских Альп, где можно было доехать до многих вершин на фуникулере, не прельщала Владимира Ильича. Главную прелесть горных экскурсий он видел в преодолении трудностей подъема и в многообразии впечатлений, которые давал самый процесс подъема в горы» ^[5].

Но хоть Ульяновы и приехали сюда отдохнуть, Владимир Ильич выкраивает на прогулки лишь немногие часы. Он встает здесь чуть свет. Купается в Дунайце. Завтракает. И к восьми утра с дорожной сумкой на плече, на потрепанном велосипеде уже появляется в Поронине, в почтовом отделении. Обычно спокойное и сонное, оно заваливается теперь разноязычными журналами, газетами. Приходят большого формата с цветными иллюстрациями журналы из Америки. Приходят нью-йоркский «Геральд Трибюн», австрийские «Нейес Винер Цайтунг», «Нейе Фрейе Прессе», «Ди Цайт», французское «Фигаро», итальянские, английские и конечно же русские газеты. И все это, поражаются на почте, адресовано господину Ульянову!

- Кто такой Ульянов? - спрашивает жена начальника почтового отделения Станислава Радкевича.

- О,- отвечает тот,- он известный русский социал-демократ.

Они видят его через окно. Владимир Ильич присаживается на бревна, лежащие у почты. Тут же быстро просматривает газеты, читает письма, что-то поспешно пишет - может быть, ответы на них.

«Газет имеем много, и работать можно» ^[6],- сообщает он в Россию. Почти весь день Владимир Ильич у себя в мансарде за большим столом. Только обед отрывает его от рукописей. Но работу Владимир Ильич старается закончить засветло. Ведь нет электричества, а писать при свете керосиновой лампы трудно.

Газеты, которые приходят к нему, дают материал для многих статей.

15 мая 1913 года. Ленин узнает: в воскресенье французские и немецкие парламентарии, встретившись в Берне, повели речь о мире, о путях решения международных конфликтов. И он пишет статью «Буржуазия и мир». В ней предостерегает: «…было бы громадной ошибкой довериться прекраснодушным речам тех немногих буржуазных депутатов, которые присутствовали на конференции…» ^[7]

Приходит сообщение об окончании всеобщей стачки бельгийских рабочих, требовавших изменения конституции, всеобщего и равного избирательного права. Ленин откликается на эту весть статьей «Уроки бельгийской стачки». Он анализирует в ней причины «малой удачи» ^[8] рабочих.

17 мая. Из «Русского слова» Ленин узнает об опросе городских управ 158 городов России, проведенном петербургским «Вестником финансов, промышленности и торговли». Он выписывает результаты этого опроса, подтверждающего, что «промышленный подъем последних лет в России сопровождался, как и всегда, быстрым развитием строительной промышленности» ^[9]. Выписывает те данные, которые характеризуют тяжелое положение строительных рабочих. И пишет в «Правду» о необходимости их просвещения и сплочения, ибо им «негде искать помощи, кроме как у своей рабочей газеты, у своего рабочего союза, у своих, более развитых, товарищей - пролетариев» ^[10].

В петербургской «Речи» Ленин обращает внимание на официальные данные о крестьянских переселениях в России за два последних года. Он писал уже об этом дней двадцать назад. Но новые, только что опубликованные цифры позволяют сделать еще несколько выводов. И Ленин пишет для «Правды» вторую статью на ту же тему - «Еще о переселенческом деле».

23 мая. «Торгово-промышленная газета» - ежедневное приложение к «Вестнику финансов, промышленности и торговли» - оповещает, что русское крестьянство «с каждым годом неуклонно прогрессирует» ^[11]. «Чрезвычайно поучительно,- приходит к заключению Ленин,- что данные, приводимые автором, говорят как раз обратное.» Он пишет статью «Поправляется или беднеет крестьянство?», в которой обрушивается на бесстыдную ложь «казенных писателей и казенных газет» ^[12].

Пишет Ленин в этот день и статью «Отсталая Европа и передовая Азия». Как и предыдущая, она уйдет в Петербург, в «Правду». Речь в ней - о все растущем, ширящемся, крепнущем в Азии могучем демократическом движении, о том, что «вся молодая Азия, то есть сотни миллионов трудящихся в Азии имеют надежного союзника в лице пролетариата всех цивилизованных стран» ^[13].

Еще одна ленинская статья, помеченная 23 мая. Поводом для нее служат споры, о которых сообщает «Новое время». Спорят помещики Польши и других пограничных мест России по поводу ухода сельскохозяйственных рабочих на заработки в Германию и другие европейские страны. Одни утверждают, что для хозяина полезно массовое обучение русских рабочих лучшим приемам земледелия. Другие же возмущаются тем, что уход рабочих повышает заработную плату в самой России. Ленин обличает помещиков, «которые желали бы видеть крестьян «оседлыми» (т. е. привязанными к земле), покорными (чтобы им некуда было двинуться), забитыми, одичалыми…» ^[14].

29 мая. В очередном, пришедшем в Поронин, номере «Луча» - газеты меньшевиков-ликвидаторов - Ленин читает статью, в которой «нет ни единой мысли, ни единого живого слова», в которой «сплошь - путаница и беспомощное ковыляние за ликвидаторами…» ^[15]. И он пишет заметку для «Правды» - «О беспомощности и растерянности». Заметку, разоблачающую лозунги ликвидаторов о «борьбе за открытую партию».

30 мая. Почта доставила из Петербурга свежий номер журнала «Промышленность и торговля». В этом органе российских миллионеров-промышленников Ленин находит сравнительные данные об усилении в стране дороговизны. Но приводятся они, оказывается, лишь для того, чтобы обосновать жалобы на «несправедливость» обложения налогом торговли и промышленности! И, используя опубликованные в журнале цифры, Ленин пишет статью о том, как обдираются «массы трудящегося населения, и особенно рабочих, стакнувшимися капиталистами» ^[16], пишет статью «Дороговизна жизни и «тяжелая» жизнь капиталистов»…

И так изо дня в день.

Нередко Ленин располагается с рукописями на лоне чудесной природы - неподалеку от дома, на холме.

- Этот вид,- говорит он,- не только не рассеивает внимания, но помогает сосредоточиться.

Вечером, как и в Кракове, Ленин относит к поезду пакеты с написанными статьями. Предназначены они, главным образом, для «Правды».

Однажды на первом подвернувшемся клочке бумаги - им оказывается конверт пришедшего из Бостона письма - мелким бисерным почерком набрасывает Ленин для памяти названия отправленных из Поронина статей. Когда десятилетия спустя конверт попадет в руки исследователя, он поможет ему установить: между 9 мая и 21 июня 1913 года «Правда» опубликовала 47 названных в перечне статей. Все они - без подписей или подписаны псевдонимами. 32 войдут уже к тому времени в Собрание сочинений Ленина. А то, что остальные 15 также написаны им, станет впервые известно благодаря пометкам на бостонском конверте.

Как только сообщает Ленин адрес, сразу же начинает поступать сюда «Правда». В конце мая доставляют комплект за неделю. И в тот же день он пишет в Петербург: «Очень благодарю и очень поздравляю с успехом: по-моему, несомненно, газета теперь встала на ноги. Улучшение громадное и серьезное,- надо надеяться, прочное и окончательное» ^[17].

Владимир Ильич делает к письму приписку: «…особый привет Витимскому: очень удалась статья его о рабочей печати и рабочей демократии против либералов!!» ^[18]

Витимский - это М. Ольминский. Ленин имеет в виду его статью «Кто с кем?», напечатанную в «Правде» и посвященную полемике с «Лучом» о совещании редакторов буржуазных изданий с представителями рабочей печати.

И в этом, и в других своих письмах, направляемых в редакцию, Ленин оценивает опубликованные статьи, корреспонденции, заметки. Дает товарищам практические советы.

Как относиться сейчас к Плеханову? Ленин не рекомендует ставить ему ультиматумы. «…Рано! может повредить!!»- предостерегает он и настоятельно советует: «Ежели будете писать ему, пишите любезнее и мягче. Он ценен теперь, ибо воюет с врагами рабочего движения» ^[19].

Его огорчает: из-за чьей-то, видимо, нечуткости, прервал свое сотрудничество с «Правдой» Демьян Бедный. И, узнав об этом, сообщает в редакцию: «Насчет Демьяна Бедного продолжаю быть за». Он убеждает: «Не придирайтесь, друзья, к человеческим слабостям! Талант - редкость. Надо его систематически и осторожно поддерживать. Грех будет на вашей душе, большой грех (во сто раз больше «грехов» личных разных, буде есть таковые…) перед рабочей демократией, если вы талантливого сотрудника не притянете, не поможете ему» ^[20].

Ленин призывает к «долгой и упорной войне за 100000 читателей». Но предупреждает товарищей из редакции: идти к этому надо своей, пролетарской дорогой. Надо вширь и вглубь проникать в массы. Увеличению тиража «марксисты рады, когда он увеличивается марксистскими статьями, а не статьями против марксизма» ^[21].

А товарищи из России сообщают между тем: по «Правде» усиливается с каждым днем огонь полицейских репрессий. Только в мае - июне конфисковано 20 из 50 номеров. Это подрывает материальную базу газеты, ставит под угрозу само ее существование, препятствует широкой пропаганде большевистских идей в рабочих массах.

Ленин обращается с письмом в парижскую секцию большевиков. В связи с преследованиями «Правды» он предлагает принять меры для регулярного издания за рубежом нелегальной литературы и центрального партийного органа - «Социал-демократа». И парижская секция ставит вопрос о созыве с этой целью специальной конференции.

Все большую тревогу вызывает у Владимира Ильича здоровье Надежды Константиновны. Не помог горный воздух, на который возлагались такие надежды. Не было и покоя, которым якобы лечат. «…У нас «покой»,- признает он,- трудно осуществим при нервной жизни. Болезнь же на нервной почве» ^[22]. Надо последовать советам друзей - отправиться в Берн к знаменитому Кохеру.

Этому всячески противится Крупская. Она пытается убедить: и так обойдется, нельзя отрываться от работы, к тому же и денег нет.

Но Ленин уже списывается с живущим в Берне Шкловским. Просит навести справки насчет Кохера. Просит «Правду» переслать причитающийся ему гонорар: «Деньги крайне нужны мне на лечение жены, на операцию» ^[23]. И отправляется, в конце концов, с Надеждой Константиновной в Швейцарию.

«Вот уже несколько дней мы с Надей в Берне,- пишет Владимир Ильич матери в Вологду.- Кохер еще не принял. Капризник он. Знаменитость и… ломается. Здешние знающие врачи архихвалят его и обещают полный успех. Подождем» ^[24].

Но дни не пропадают зазря. И в Берне он много работает. «Надеюсь через несколько дней налажу и отсюда сотрудничество в «Правду»» ^[25], - сообщает Ленин в Петербург.

Он пишет соратникам в Париж, Цюрих, в Россию. Пишет и на адрес Н. Подвойского в Петербург. Отправленное ему письмо предназначено депутатам-большевикам IV Думы. Ленин уверен: допущена ошибка, нельзя было товарищам связываться с меньшевистской частью социал-демократической фракции в составлении отчета. Ведь ничего, кроме склоки, не выйдет. Отчет надо было издавать свой собственный. Теперь же приходится исходить из того, что сделано. И Ленин советует, как вести себя с депутатами-меньшевиками. Прилагает набросок тезисов отчета.

Особенно актуальным в это время стал национальный вопрос. Повсюду в связи с нарастанием революционного движения и надвигающейся войной усилилась националистическая пропаганда. Буржуазия стремится расколоть рабочий класс, подорвать и ослабить его интернациональное единство и солидарность. Ленин решает использовать пребывание в Швейцарии для выступлений с рефератами. Надо разъяснить взгляды большевиков на национальный вопрос и колониальную политику империалистических держав.

На почтовой бумаге черными чернилами почти без помарок Ленин пишет тезисы. Он намерен разбить своих противников, отстоять программу большевистской партии по национальному вопросу.

Состояние Надежды Константиновны позволяет отлучиться на день-другой. И Ленин отправляется сперва в Цюрих.

Его попутчицей оказывается русская девушка. Разговорились. Она - сельская учительница. Зовут ее Верой Курбатовой.

С неподдельным интересом слушает Ленин рассказ о первых шагах юной учительницы в маленькой карельской деревне, о связях с социал-демократами, о распространении их идей, о революционных выступлениях крестьян, об их борьбе против помещиков. Рассказывает девушка и о времени реакции, о преследовании многих участников революции 1905 года, в том числе и ее. А когда говорит она об условиях жизни на селе, о казенной винной лавке, находящейся против школы, об отсутствии библиотеки и книг, лицо Ленина становится задумчивым, суровым.

- Учителя, которые работают сейчас со мной,- продолжает свой рассказ Курбатова,- больше играют в преферанс и пьют водку. Не нахожу я сейчас среди них таких товарищей, каких знала в 1905 году.

- Какие же у вас были тогда товарищи?

- То были настоящие социал-демократы! - восклицает девушка.

- Вы это очень хорошо сказали-«настоящие социал-демократы!»- замечает Ленин.- Вот и скажите, какие же они, настоящие, и что вы знаете о «ненастоящих»?

И учительница поясняет: настоящими считает она тех, кто, несмотря на репрессии, остался верен идеям революции, а ненастоящими - приспосабливающихся к либеральной буржуазии.

Ленин спрашивает, что читала его собеседница. Та называет ряд книг. И упоминает две его работы - «Две тактики социал-демократии в демократической революции», «Шаг вперед, два шага назад».

- Эти книги,- говорит учительница,- помогли мне понять взгляды настоящих социал-демократов…

Поезд подходит к Цюриху. И Ленин прощается с попутчицей.

Его ждут здесь в большом зале ресторана «Цюр линден». И набит зал до отказа.

«У меня, как и у многих цюрихских большевиков,- расскажет эмигрировавшая из России участница первой русской революции Р. Харитонова,- не было полной ясности в трудном для нас национальном вопросе. Бундовцы выступали с положением о «культурно-национальной автономии» для национальных меньшинств в России; ППС (Польская социалистическая партия) требовала полного отделения Польши от России, а польские социал-демократы возражали против этого. Наша же позиция в национальном вопросе - право наций на самоопределение - вызывала большие споры, которые особенно обострились в эти годы. Надо было добиться полной ясности в этом вопросе, и я слушала речь Ленина с большим вниманием. Сложный и запутанный, как мне всегда казалось, национальный вопрос становился в изложении Ленина ясным и понятным» ^[26].

- Нет большего несчастья для нации, как покорить себе другую нацию,- подчеркивает Владимир Ильич.

Страстно, взволнованно выступает он против угнетения слабых национальностей. Горячо отстаивает право наций на самоопределение, принципы пролетарского интернационализма, сплочения всех трудящихся в борьбе против царизма и буржуазии.

На следующий день Ленин уже в Женеве. Здесь, где такая масса всякого рода эмигрантских национальных групп, он выступает с тем же рефератом. Затем его слушают в Лозанне.

И снова Ленин в Берне. Наконец Кохер принял Надежду Константиновну, поместил в своей клинике на Фрейбург-штрассе. Она вспомнит позднее: «Ильич полдня сидел у меня». А вторую половину? «Остальное время,- узнаем от нее же,- ходил в библиотеки, много читал, даже перечитал целый ряд медицинских книг по базедке, делал выписки по интересовавшим его вопросам» ^[27].

Наступает день, когда Надежду Константиновну оперируют. «Операция, видимо, сошла удачно, ибо вчера уже вид был у Нади здоровый довольно, начала пить с охотой,- сообщает Владимир Ильич матери.- Операция была, по-видимому, довольно трудная, помучили Надю около трех часов - без наркоза, но она перенесла мужественно. В четверг была очень плоха - сильнейший жар и бред, так что я перетрусил изрядно. Но вчера уже явно пошло на поправку…» ^[28]

Теперь Владимир Ильич может вплотную заняться делами. Из разных городов съезжаются в Берн представители заграничных большевистских групп. Здесь созывается II конференция Заграничной организации РСДРП.

Ленин выступает с докладом «О положении дел в партии». Он высоко оценивает роль большевистской легальной печати в современных условиях. «Благодаря развернутой этой печатью колоссальной пропаганде,- указывает Ленин,- везде создано сильно революционное настроение». И подтверждает сказанное примером: «Достаточно тайком напечатанной фразы на клочке бумаги: «Бастуйте такого-то числа, такой-то комитет», чтобы тысячи рабочих оставляли работу беспрекословно…» Но в последнее время «правительство поняло подоплеку легальной партийной прессы и легальных учреждений и стало их преследовать» ^[29]. Поэтому, призывает он, следует возродить за границей нелегальную большевистскую печать.

Отсюда, из Берна, один из участников совещания пишет находящемуся в российской ссылке большевику Г. Вейнбауму: «…т. Ленин прочел доклад о положении дел в партии. Он отметил, теперь комитет когда выпускает листки, это очень коротенькие в несколько строк, и они имеют больше значения, чем когда-то выпускались большие листки, настолько рабочий вырос; также, что большевики по всему фронту победили. Даже за границей полное моральное разложение у ликвидаторов» ^[30].

Обстановка в России накаляется. Предвещает она и быстрое назревание революции, и новые удары со стороны царского правительства. Партийные организации на родине, думская фракция, рабочая печать больше, чем когда-либо, нуждаются в руководстве Ленина. «Надо было бы после операции,- пишет Крупская,- еще недели две провести в полулежачем состоянии в горах на Беатенберге, куда посылал Кохер, но из Поронина шли вести, что много спешных, экстренных дел…» ^[31] И сразу же после совещания Владимир Ильич и Надежда Константиновна покидают Берн.

Дождливым августовским днем возвращаются в Белый Дунаец Ульяновы. Множество дел ждет тут Владимира Ильича. Одно связано с созданным в России легальным издательством «Прибой». Руководят им большевики М. Ольминский, М. Савельев, А. Ульянова-Елизарова, К. Комаровский и другие. Возникшее в начале 1913 года, оно выпускает много литературы по вопросам социального страхования ра-рабочих. Но по указанию Центрального Комитета уделяет большое внимание изданию и популярных брошюр на социально-политические и партийные темы. И, вернувшись в Белый Дунаец, Ленин разрабатывает проект соглашения ЦК РСДРП с группой «Прибой». Отныне она станет издательством Центрального Комитета.

Два дня спустя, 9 августа, подготовленный Лениным проект обсуждается на совещании членов ЦК. Здесь, на «вилле» Терезы Скупень, речь идет о положении в партии, ее очередных задачах, о думской социал-демократической фракции, о «Правде», «Социал-демократе», петербургском журнале «Просвещение». У Ленина в Белом Дунайце члены Центрального Комитета договариваются о новых мерах борьбы с беснующейся реакцией. Договариваются об издании нелегальных брошюр и листков, о транспортировке из-за границы нелегальной литературы, об увеличении тиража «Социал-демократа».

По-прежнему шлет Ленин отсюда в Россию указания, инструкции. Пишет товарищам, друзьям. Негодует в письмах на выступление Плеханова, «отмочившего глупенькую демонстрацию за единство с ликвидаторской сволочью» ^[32]. Запрашивает материалы по национальному вопросу, статистику национальностей Кавказа. И пересылает в Петербург статьи, написанные в деревенской тиши, в которых рассматривает главным образом причины нарастания в России нового революционного кризиса.

«Мертвое ликвидаторство и живая «Речь»» - так называет Владимир Ильич статью, в которой обрушивается на ликвидаторов, утверждающих, что охвачены будто бы рабочие лишь «стачечным азартом». Он разоблачает ликвидаторов, беспомощно плетущихся за либералами, озабоченными «хаотическими и дезорганизующими,- по их убеждению,- промышленность случайными стачками» ^[33].

Ленин пишет статью «Отделение либерализма от демократии». И заявляет в ней, что вынесенный в заголовок вопрос принадлежит в России к числу коренных вопросов всего освободительного движения. «Не сознавши глубоких классовых корней, отделяющих либерализм от демократии,- не распространив этого сознания в массах,- не научившись нейтрализовать таким образом измен и шатаний либерализма делу «народной свободы»,- утверждает Ленин,- русская демократия не может сделать ни одного серьезного шага вперед» ^[34].

Последняя книжка либерального журнала «Право» побуждает написать о роли сословий и классов в освободительном движении… Выступить против злостно-клеветнической либеральной теории об «интеллигентской» сущности российской революции… Доказать с цифрами в руках, что все более растет роль в российском революционном движении городских рабочих, которые «разбудили уже массу крестьянства» ^[35].

И снова -в статье «Борьба за марксизм» - о ликвидаторах, сошедших с классового пути, вступивших «на путь беспартийного единства наемных рабочих с мелкобуржуазной партией» ^[36]. Надо, призывает Владимир Ильич, развивать сознание масс, помочь им разобраться в ликвидаторской проповеди беспартийности, в том, что это «есть отступничество от марксизма, есть проведение под сурдинку мелкобуржуазных взглядов и мелкобуржуазной политики» ^[37].

Разные псевдонимы ставит Владимир Ильич под этими и другими статьями - М., В. И., К. Т., Н., П. Осипов, В. Фрей, В. Ильин. И за такими подписями ленинские статьи публикует «Правда».

Как и прежде, газета в центре внимания Владимира Ильича. Августовским утром доставляют ему письмо К. Самойловой- секретаря редакции. Та сообщает: хоть и конфискуется чуть ли не каждый день газета, не падают товарищи духом. «…Она расходится среди петербургских пролетариев в 21 и более тысячах,- узнает из письма Ленин,- № 10 (не конфискованный) разошелся в количестве 36 000, № 11 - 35 500. Тираж, во всяком случае, не падает, и только конфискации сокращают его почти наполовину» ^[38].

Рад Ленин этим вестям. Рад тому, что растет популярность «Правды». Растет, несмотря на гонения, которым подвергается она со стороны властей.

«Деньги и приветствия,- сообщает Владимиру Ильичу Самойлова,- сыплются буквально, как из рога изобилия: бывает, что за один день, за какие-нибудь 2-3 часа приносят 240-300 рублей пожертвований. Сейчас я пишу вам письмо, а тут все время приносят и приносят деньги. Такое отношение естественно вселяет в нас бодрость и готовность бороться во что бы то ни стало. Рабочие так свыклись и срослись с газетой, что она стала для них неотложной и необходимой потребностью, что потеря газеты для них равносильна была бы самоубийству. Убытков, благодаря пожертвованиям, мы не терпим и существовать пока можем, а это только и требуется» ^[39].

Скоро из России сюда должны вновь прибыть соратники. Надо обсудить с партийными работниками из промышленных городов, с думскими депутатами, как действовать дальше в условиях, когда вопрос о новой революции стоит в центре всей политической жизни страны.

Ленин встречает их в октябрьские дни 1913 года. Разными путями перебрались через границу товарищи из Петербурга, Москвы, Екатеринослава, Харькова, Костромы, Киева, других городов. Прибывают 22 товарища: все находящиеся на свободе члены Центрального Комитета партии, представители газеты «Социал-демократ» и журнала «Просвещение», депутаты-большевики, И. Арманд и А. Шотман - от петербургской организации, Е. Розмирович - от киевской, С. Дерябина - от уральской и другие.

Их поселяют в корчме Гута Мостового - там, где спустя много лет откроют ленинский музей.

- До того у нас корчма днем всегда пустая стояла,- расскажет сын старого Гута Павло.- А тут понаехали люди, сидят днем за столом трезвые, а для вида сельтерскую воду пьют, о чем-то разговаривают, спорят… Я день работал, известно, осень - крестьянская страда. И те, что приехали к нам, тоже день работали - сидели, обсуждали свои дела. А вечером пели песни. Ого, как пели! Сядут на террасе: один - на ступеньках, другой - на перилах, кто где, и затянут… Гармошка у них была, и один из гостей, который очень хорошо на ней играл, меня научил петь несколько песен. Много песен хлопцы знали и пели. И про утес, и про Волгу. Ленин всегда тут был, стоял, прислонившись к стенке, и на плечах пальто. Ему вроде надо было идти куда-то, потому что он был человек всегда занятой, но не мог оторваться от песни…

Не может, конечно, знать Павло, о чем говорят эти русские. А обсуждают они политическую обстановку в России. Ленин записывает то, что сообщают делегаты партийных организаций Московской, Костромской, Владимирской губерний, Петербурга, Харькова, Киева, Донецкого бассейна, Урала. Посланцы из разных мест России делятся опытом нелегальной подпольной работы.

Ленин выступает перед делегатами с несколькими докладами. Развитие в России революционного движения, указывает он, подтверждает правильность тактической линии большевиков. Партия оказала идейное, организационное воздействие на борьбу широких масс рабочего класса.

- Мы,- заявляет Ленин,- со спокойной совестью можем сказать, что взятые на себя обязательства мы выполнили до конца. Доклады с мест говорят о желании и стремлении рабочих укреплять и строить свои организации. Пусть же рабочие знают, что только они сами могут создать свою организацию. Кроме них, никто ее не создаст.

Ленин предлагает девять подготовленных им резолюций. В их основе то, что сообщили товарищи из России.

«Положение в стране,- гласит одна из резолюций,- все больше и больше обостряется. Господство реакционных помещиков вызывает все больший ропот даже среди самых умеренных слоев населения. На пути к сколько-нибудь действительной политической свободе в России по-прежнему стоит царская монархия, враждебная всякой серьезной реформе, оберегающая только власть и доходы крепостников и особенно жестоко подавляющая всякое проявление рабочего движения».

В этих условиях, констатирует ленинская резолюция, «рабочий класс по-прежнему выступает как руководитель в революционной борьбе за общенациональное освобождение», а «массовое экономическое движение, часто начинаясь с самых первоначальных требований, в силу всей обстановки борьбы, все более сливается с революционным движением рабочего класса». Ленин призывает «ускорить сплочение пролетариата под революционными лозунгами эпохи» ^[40]. Лозунги же партии, поддержанные пролетарским авангардом,- это республика, восьмичасовой рабочий день, конфискация помещичьих земель. Ленин включает в одну из резолюций пункт, приветствующий «почин Петербургского комитета и ряда партийных групп Москвы, поднявших вопрос о всеобщей политической стачке и сделавших шаги в этом направлении…» ^[41].

В перерыве между заседаниями к Владимиру Ильичу обращается депутат IV Думы Бадаев:

- Ну, хорошо, мы со своей стороны устраиваем демонстрации министрам и черносотенцам, когда они появляются на трибуне, но этого мало. Рабочие спросят: какие практические предложения делали вы в Думе, где выработанные вами законы?

Владимир Ильич разъясняет:

- Никаких законов, облегчающих положение рабочих, черносотенная Дума никогда не примет. Задача рабочего депутата- изо дня в день напоминать с думской трибуны черносотенцам, что рабочий класс силен и могуч, что недалек тот день, когда вновь подымется революция, которая сметет всю черную сотню вместе с ее министрами и правительством. Конечно, можно выступать и с поправками к бюджету и даже с каким-либо законом, но все эти выступления должны, сводиться к одному: надо клеймить царский строй, показывать весь ужасающий произвол правительства, говорить о бесправии и жесточайшей эксплуатации рабочего класса. Вот это будет действительно то, что должны слышать рабочие от своего депутата…

Девять дней - с 6 по 14 октября - под руководством Ленина совещаются в Поронине русские большевики.

«Совещание сделало, что могло,- сообщает Центральный Комитет партии,- чтобы дать ответ на все вопросы партийной жизни…

Путь намечен. Партия нашла основные формы работы в нынешнюю переходную эпоху. Верность старому революционному знамени испытана и доказана в новой обстановке и при новых условиях работы. Самое трудное время позади, товарищи. Наступают новые времена. Надвигаются величайшей важности события, которые решат судьбу нашей родины» ^[42].

И Центральный Комитет призывает:

- За работу же!

Огл. Снова у подножия Татр

В Кракове, в кафе Яниковского на бульваре Плянты, журналист Альфред Майкосен беседует с Лениным. Его интересует отношение вождя революционного движения России к приближающейся войне.

- Вы жаждете конфликта? - спрашивает Майкосен.

- Нет, я не хочу его,- живо отвечает Ленин.- Почему я должен был бы его хотеть? Я делаю все и буду делать до конца, что будет в моих силах, чтобы препятствовать мобилизации и войне. Я не хочу, чтобы миллионы пролетариев должны были истреблять друг друга, расплачиваясь за безумие капитализма. В отношении этого не может быть недопонимания.

Ленин задумывается и через минуту продолжает:

- Объективно предвидеть войну, стремиться в случае развязывания этого бедствия использовать его как можно лучше - это одно. Хотеть войны и работать для нее - это нечто совершенно иное…

Этот разговор происходит в 1914 году. А еще задолго до него - в осенние дни 1912 года, когда началась первая балканская война между Турцией и Черногорией, Сербией, Болгарией, Грецией, Ленин написал воззвание «Ко всем гражданам России». Отдельным листком оно было отпечатано комитетом Заграничной организации РСДРП, вышло специальным приложением к «Социал-демократу». Владимир Ильич направил тогда воззвание секретарю Международного социалистического бюро К. Гюисмансу и просил его сообщить текст документа секретарям социал-демократических партий. И ленинское воззвание появилось на немецком языке в газетах «Лейпцигер фольксцайтунг» и «Форвертс», на французском в бельгийской «Пёпл», на французском, немецком, английском языках в периодическом бюллетене Международного социалистического бюро.

В этом воззвании Ленин предупреждал: «Грозит общеевропейская война. Готовятся к войне, вопреки всем лживым правительственным опровержениям, Россия и Австрия. Наглеет Италия в своей политике грабежа турецких земель. Биржевая паника в Вене и Берлине, в Париже и Лондоне показывает, что капиталисты всей Европы не видят возможности сохранить европейский мир…

Кризис разгорается. Сотни тысяч и миллионы наемных рабов капитала и задавленных крепостниками крестьян идут на бойню ради династических интересов нескольких коронованных разбойников, ради прибылей буржуазии, стремящейся к грабежу чужих земель» ^[43].

Опасность войны усугубляется гонкой вооружений. Из года в год увеличивают ее «великие державы». А кому выгодна эта гонка? Народам, которые платят за нее своим потом и кровью? Нет! Она выгодна «пушечным королям», получающим сверхприбыли от военных заказов. Ленин назвал их поименно: «Армстронг в Англии, Крупп в Германии, Крезо во Франции, Кокериль в Бельгии, а сколько их во всех «цивилизованных» странах?.. Вот кому выгодно раздувание шовинизма, болтовня о «патриотизме» (пушечном патриотизме), о защите культуры (орудиями истребления культуры) и так далее!» ^[44]

И легальную печать, и трибуну Думы использует Ленин для антивоенной агитации. Еще в ноябре 1912 года он составил тезисы «К вопросу о некоторых выступлениях рабочих депутатов». Отправил эти тезисы в Петербург. В них выдвинул лозунг: «Война войне! За мир!» ^[45] Большевистские депутаты положили эти тезисы в основу декларации социал-демократической фракции IV Государственной думы.

Среди статей, которые ушли из Кракова в «Правду», в другие большевистские издания, и эта - «Буржуазия и мир». «Единственная гарантия мира,- утверждал в ней Ленин,- организованное, сознательное движение рабочего класса» ^[46]. Целью войны, развязываемой международным капиталом, является не только новый передел мира, но и удушение революции: «Европейская буржуазия судорожно цепляется за военщину и реакцию из страха перед рабочим движением» ^[47]. Для того чтобы облегчить себе проведение грабительской политики, она разжигает националистические настроения, национальную рознь.

В грозовой январь девятьсот четырнадцатого, когда все ощутимее приближение войны, Ленин из Кракова отправляется в Париж. Выступает на двух митингах, посвященных годовщине 9 Января 1905 года. В большом зале Географического общества читает реферат «Национальный вопрос». А затем - Брюссель. Прямо с вокзала идет Ленин к И. Попову, выполняющему секретарские обязанности в представительстве российской социал-демократии при II Интернационале.

- Газеты русские, питерские получены? Есть у вас? От какого числа? - спрашивает он.- Как там прошла годовщина девятого января? Много бастовало? Когда я выезжал, еще не было русских газет от девятого.

- В Питере, Владимир Ильич, больше полутораста тысяч бастовало, а в остальных городах очень понемногу,- сообщает Попов.

- А точно, где, сколько? Неужели не запомнили? Можно ли не запомнить? - забрасывает Ленин вопросами собеседника.

И рождается у Попова сперва смутное, а затем все более усиливающееся ощущение: нет, не из такой эмиграции, в какой жил он сам, прибыл Ленин, а приехал сюда, в Брюссель, прямо из России. Кажется Попову, что за границей Ленин только временный, случайный человек. Что всем духом своим он там, в России, в огне непрекращающейся на родине революционной битвы.

Его ждут в кафе «Золотой петух». Зал уже полон. Собрались съехавшиеся нелегально в Брюссель делегаты IV съезда Социал-демократии Латышского края. Открывается съезд завтра, а сегодня перед делегатами Ленин выступает с рефератом. Тема - национальный вопрос.

Пришедший с Владимиром Ильичей в кафе Попов вспомнит много лет спустя: «Ленина надо было видеть, когда он говорил, и хотелось смотреть на него не отрываясь, пока продолжается его речь. Привлечь и держать живым вниманием слушателей стремится всякий, кто говорит с трибуны. Но Ленин был больше, чем оратор. Он безраздельно овладевал вашими мыслями. Находил их, встречался с ними где-то у самого истока их зарождения. Он брал и обнажал самую первую, отправную логическую посылку. Затем как бы взвешивал ее на ладони и пускал в ход точный логический процесс, не сухой, а живой, богатый, разветвленный. Он толкал вашу мысль, давал ей направление сразу по многим разбегающимся разнообразным тропам, но которые все вели к одной главной дороге, где вы следовали за ним. И было еще одно в его речи, это - бесстрашие перед фактами, какие бы они ни были. Он подводил вас к самой вершине, с дерзновением и бесстрашием предлагал взобраться на нее и найти реальное, истинное там, где другая, робкая мысль прячется за иллюзию» ^[48].

В реферате Ленин раскрывает причины и обстановку усиливающихся национальных движений на Дальнем и Ближнем Востоке. Затем переходит к анализу положения в многонациональной России. Могут ли русские революционеры выкинуть из программы своей партии признание права наций на самоопределение, как предлагают некоторые противники большевиков? И отвечает:

- Исторические конкретные особенности национального вопроса в России придают особенную насущность признанию права наций на самоопределение в переживаемую эпоху.

- Правильно! Верно! - отвечает зал.

Доклад окончен. Аплодисменты сливаются в сплошной гул. Многие делегаты встают…

Ленин пишет в этот день в Париж И. Арманд о поддержке большевиков большей частью делегатов IV съезда латышских социал-демократов:

«…Победа!! Ура! Большинство за нас. Я здесь останусь около недели, и, вероятно, мне придется много работать.

Я в восторге от того, что мы победили» ^[49].

Спустя сутки Ленин на заседании съезда.

Еще в мае прошлого года написал он «Проект платформы к IV съезду Социал-демократии Латышского края». Его опубликовала газета «Cinas Biedrs», а затем перепечатал «Бюллетень» Бюро заграничных групп латышских большевиков-эмигрантов. В «Проекте платформы» Ленин наметил политическую линию съезда. Резкой критике подверг он оппортунистические идеи и тактику ликвидаторов.

И вот Ленин поднимается на трибуну. Он обрушивается на тех, кто добивается раскола партии:

- Большевики выступают за единство… Единство нелегальной партии необходимо. Единство снизу. Но против тех, кто нападает на нелегальную партию, принижает значение этой партии, против тех остается только бороться. Пусть дают гарантию, что нелегальная партия остается неприкосновенной, что лозунг демократической республики не будет запятнан,- только тогда возможно единство сверху и снизу. Не знаю как в Азии, но в Европе раскольниками называют тех, кто не признает большинства. Раскольниками является меньшинство, которое не подчиняется решениям большинства ^[50].

Ленин вносит проект резолюции по вопросу об отношении Социал-демократии Латышского края к РСДРП. В первом же пункте этого документа подчеркивается, что объединение всех действительных социал-демократических сил, строгое единство партии абсолютно необходимы.

Ленин покидает Брюссель. По пути в Краков выступает с рефератами в Льеже, затем в Лейпциге. И морозным февральским днем возвращается в свою квартиру на улице Любомирского.

Его ждет прибывший из Петербурга депутат-большевик IV Думы Ф. Самойлов. Долго беседуют они. Обсуждают работу думской большевистской фракции.

Еще осенью депутаты-меньшевики официально отказались признать за большевистской «шестеркой» равные права в социал-демократической думской фракции. Это привело к расколу фракции. Шесть депутатов-большевиков стали действовать как самостоятельная фракция. По рекомендации Ленина она стала именоваться с тех пор Российской социал-демократической рабочей фракцией. И Самойлов рассказывает Ленину о том, как депутаты-большевики пропагандируют с думской трибуны идеи партии.

Снова Ленин за своим рабочим столом.

Он пишет сестре Анне в Петербург: «…я приехал домой после долгого отъезда; нашел и прочитал все твои письма; сегодня пришло еще одно, насчет которого ты специально сомневалась, дойдет ли. Все дошло. Насчет опаздывания со статьями ты права, но что же делать. Не десять рук… Сяду писать о самоопределении наций» ^[51].

Владимир Ильич просит прислать из Петербурга недостающие номера «Пролетарской правды», «Пути правды», «Новой рабочей газеты». Просит взять для него в библиотеке «либо Совета присяжных поверенных, либо Гос. думы» ^[52] свод статистических сведений по уголовным делам за 1905-1908 годы. Все это необходимо для работы. И, как обычно, просьбы выполняются быстро. Надежда Константиновна пишет Марии Александровне: «Аня нас балует в этом году посылкой книг» ^[53].

Всю зиму Ленин много работает. Из России приходят к нему номера журнала «Просвещение» с его статьями «К вопросу о задачах земской статистики», «От редакции к статье Ветерана «Национальный вопрос и латышский пролетариат»», с рецензией на книгу «Экспонаты по охране труда на Всероссийской гигиенической выставке в С.-Петербурге в 1913 г.». Приходит «Путь правды» - под этим названием вынуждена по цензурным соображениям выходить сейчас «Правда». Во многих номерах - ленинские статьи: «Либеральное развращение рабочих», «Вождь ликвидаторов о ликвидаторских условиях «единства»», «К истории национальной программы в Австрии и в России», «Сиятельный либеральный помещик о «новой земской России»», «Народничество и класс наемных рабочих», «Еще о «национализме»» и другие. Они посвящены борьбе партии за сплоченность рабочего движения. Подлинное единство рабочего класса состоит прежде всего и главным образом в единстве его политической организации, в единстве его партии. Ленин утверждает, что только такое единство может обеспечить успех всей борьбы рабочего класса.

А отовсюду по-прежнему разными путями доставляют ему письма.

К. Самойлова из Петербурга просит прислать для «Правды» критические статьи о народниках в связи с юбилеем Н. Михайловского, статью о недопустимости сотрудничества социал-демократов в буржуазной прессе.

Г. Сафарова, живущего сейчас в Нанси, интересует мнение Ленина о двух статьях, написанных им для журнала «Просвещение».

Е. Розмирович из Петербурга запрашивает тексты речей для депутатов-большевиков IV Думы.

Н. Накоряков из Нью-Йорка сообщает о работе редакции выходящей там газеты «Новый мир», просит написать американским рабочим о сущности разногласий между большевиками и меньшевиками.

С. Белов из Самары пишет о том, что желательно было бы получить от Ленина для журнала «Заря Поволжья» статьи о борьбе за свободу печати, свободу слова, по крестьянскому вопросу, о народничестве и т. д.

О. Пятницкий из Саратова рассказывает о настроении крестьян.

Я. Рудис-Гипслис из Берлина сообщает об аресте в Риге делегатов IV съезда Социал-демократии Латышского края.

В. Кингисепп - эстонский большевик информирует о положении дел в редакции эстонской рабочей газеты «Голос труда», предлагает Ленину сотрудничать в ней.

О. Лола (Степанюк) - украинский рабочий-большевик, преследуемый царскими властями и эмигрировавший за границу, сообщает из Парижа о росте популярности социал-демократии среди пролетариата, о желании екатеринославских рабочих издавать социал-демократическую газету на украинском языке.

И. Скворцов-Степанов из Москвы пишет о проходивших •гам нелегальных совещаниях либеральной буржуазии. Он просит высказать свое мнение: целесообразно ли большевикам участвовать в таких совещаниях?

С. Закс из Петербурга информирует о деятельности издательства «Прибой», о выпуске литературы по страхованию, о финансовом плане издательства.

С. Спандарян из Енисейской губернии рассказывает о жизни в ссылке. Он просит информировать его о положении дел в партии, о ходе борьбы с ликвидаторами.

Почти на все письма отвечает Ленин. С верными людьми отправляет запрашиваемые из Петербурга тексты речей думских депутатов. Пишет статьи, которые ждут от него в «Правде». Делает выписки из книг, газет, журналов - они нужны ему для работ по национальному вопросу. Выкраивает время, чтобы познакомиться с новой литературой, присланной ему в Краков. И негодует на разного рода помехи, что отрывают его от главного. «…Ох, эти «делишки» подобия дел, суррогаты дел, помеха делу,- пишет он в Париж И. Арманд,- как я ненавижу суетню, хлопотню, делишки…» ^[54]

Прошла зима. Трудная для Ульяновых зима. «Я ухитрилась в третий раз за месяц слечь опять в постель,- писала Надежда Константиновна в начале марта,- проклятый бронхит и инфлюэнца. Ильич тоже с недельку провалялся, так что форменный у нас лазарет» ^[55]. Болеет он и месяц спустя. «Я немножечко простудился последние дни (весной без этого нельзя!), но теперь поправился» ^[56],- пишет Владимир Ильич матери.

10 апреля уходит это письмо в Вологду. А пять дней спустя у едва оправившегося от болезни Владимира Ильича - заседание Центрального Комитета РСДРП. Присутствует на нем представитель думской фракции Г. Петровский. Когда тот возвращается в Петербург, провокатор сообщает главе департамента полиции:

«Член Государственной думы социал-демократ Петровский, вернувшись недавно из-за границы, где он был у известного Ленина, передал членам думской социал-демократической рабочей фракции (шестерке) следующие, выработанные Лениным, предположения о дальнейшем направлении партийной деятельности.

По определению Ленина (относится к середине апреля сего года), сильно поднявшееся за последнее время революционное настроение в России имеет тенденцию расти дальше, но, не будучи в достаточной степени руководимо, за отсутствием налаженных подпольных организаций, может оказаться бессильным и бесцельным» ^[57].

Майское утро 1914 года, когда в департамент полиции поступает это донесение, застает Владимира Ильича в Белом Дунайце. Вновь, как и год назад, переехали сюда Ульяновы. Поселились они в том же домике Терезы Скупень. Вновь по многу часов не покидает Ленин свою комнату в мансарде. Здесь читает идущие отовсюду письма. Отсюда пишет друзьям, соратникам.

Позднее 15 мая. Ленин просит Рудиса-Гипслиса прислать ему статьи из «Цини» - центрального органа латышской социал-демократии, поздравляет его «с успешной маевкой, особенно в Риге и Питере!» ^[58].

19 мая. Завершает статью для «Просвещения» «О праве наций на самоопределение». И сообщает о том в Баку Шаумяну. «Чтобы бороться с глупостью «культурно-национальных автономистов»,- пишет Ленин,- надо, чтобы российская социал-демократическая рабочая фракция внесла в Государственную думу проект закона о равноправии наций и о защите прав национальных меньшинств». Он предлагает: «Давайте напишем такой проект» ^[59]. И излагает в письме план проекта этого закона для внесения большевистской фракцией в IV Думу.

Позднее 25 мая. В письме к Петровскому Ленин оценивает выступления в Думе большевиков-депутатов. «Выступления прекрасны,- пишет он.- Смело вперед. А ликвидаторов мало клеймят за грязь и помои. Так и звать их ежедневно: помойная газета, помойные литераторы. Их дело - помои. Наше дело - работа» ^[60].

Позднее 18 июня. Ленин пишет в редакцию газеты «Трудовая правда» по поводу Плеханова, который «теперь, к сожалению, опять оборачивает свою слабую сторону» ^[61]. Рекомендует, как следует писать сейчас о нем: напомнив о его заслугах перед революционным движением России, подчеркнуть - «полная неясность его мысли вызвана, может быть, отчасти полной неосведомленностью его: а неясность в том, с кем он хочет единства… И, поставив сии вопросы, спокойно заявить: ясного ответа на эти естественные вопросы читатель вряд ли дождется. Ибо из литературы известно, что именно сии вопросы Плеханову неясны» ^[62].

Ранее 6 июля. С «дорогим Суреном» - Шаумяном полемизирует в письме Ленин по национальному вопросу и предлагает тому посмотреть свои статьи «Критические заметки по национальному вопросу», «О праве наций на самоопределение». Просит: «Напишите мне критику моих статей в «Просвещении» - покалякаем» ^[63]. Поручает Шаумяну собрать срочно данные о выходе на Кавказе социал-демократических газет на грузинском, армянском и других языках.

11 июля. Из петербургского издательства «Прибой» приходит часть отпечатанных листов книги «Марксизм и ликвидаторство». Но Ленину она необходима целиком. «Дело крайне важное, не терпящее ни минуты отлагательства»,- предупреждает он работников издательства. В связи с этим же делом, столь важным, «что бывает раз в два года», Ленин просит собрать «перлы ликвидаторской литературы» ^[64], а также выступления большевистской печати против ликвидаторов.

Каждое событие внутриполитической жизни, с удовлетворением отмечает Владимир Ильич, находит теперь отклик в пролетарской среде. Малейший повод вызывает стачку. «Современное политическое положение в России,- пишет он в «Правду»,- характеризуется ростом стачечного движения…» И добавляет: «Связь между характером рабочего движения и тем направлением, которое признали своим сознательные рабочие в огромном большинстве,- очевидна и не требует особых пояснений» ^[65]. Поступающие отовсюду сообщения свидетельствуют, что это направление большевистское.

Как рад Ленин вестям о росте революционных настроений! «Поздравляю с прекрасной маевкой в России: 250 000 в одном Питере!!» ^[66] - пишет он 18 мая в Нью-Йорк. А в статье «Об единстве», несколько дней спустя отправленной в «Правду», отмечает, что за два с половиной последних года большинство сознательных рабочих всей России «объединилось на деле вокруг правдистских решений»; что по числу рабочих групп, делавших взносы на газету в российской столице, видно: «ликвидаторы имели всего одну пятую среди сознательных рабочих…» ^[67].

Но хуже стало с газетами, в которых, несмотря на строжайшую цензуру, обнаруживал до сих пор Ленин немало для себя ценного. Сейчас из России приходит одна лишь «Киевская мысль». И Владимир Ильич изыскивает новые каналы, по которым поступала бы к нему информация о подъеме рабочего движения. Обращается к находящемуся в Берлине В. Каспарову с просьбой «ежедневно посылать… берлинские газеты с наибольшими вестями из России…», пересылать «Речь» и «Новое время», телеграфировать в Поронин «об особо, исключительно важных событиях, если будут таковые, вроде восстания в войске и т.п.» ^[68]. Он просит собрать также для него вырезки из «Форвертс» с корреспонденциями о петербургском рабочем движении, о манифестациях. И Каспаров сразу же откликается: «Сегодня уже передал одному товарищу (большевику) несколько марок с просьбой ежедневно посылать Вам «Berliner Tageblatt». Одновременно Вы будете получать от него же и «Русское слово», которое он выписывает для себя. Сам я послал сегодня Вам «Русские ведомости» и «День» (с 1/VII). Через несколько дней вместо «Дня» буду посылать «Речь»… На случай экстренных и важных сообщений буду телеграфировать» ^[69].

А ликвидаторы и троцкисты, убеждается из поступающей в Поронин корреспонденции Ленин, не складывают оружия. Лишенные поддержки внутри российского рабочего движения, они пытаются заручиться поддержкой лидеров II Интернационала.

Ленин помнит, что сообщил ему не так давно в Брюсселе Попов:

- Затеваются очень скверные вещи… Мы стоим перед тяжким ударом. Против нас готовится небывалый концентрированный заговор по всей линии в масштабах всего Интернационала. Буквально каждый день сюда являются разные патентованные авторитеты из разных фракций с рецептами объединения и с планами «укрощения» Ленина. Под прикрытием «подготовки единства» коалиция сплачивается для разрушения подпольных рабочих организаций в России…

Ленин сказал тогда Попову:

- Не надо смешивать политиканство с политикой. Наша сила не в закулисных ходах, а в нашей собственной реальной силе. Весь этот блок, все эти объединившиеся против нас фракции, о которых вы говорите, не больше как штабы без армий.

В Брюсселе он встретился с Эмилем Вандервельде - председателем Международного социалистического бюро II Интернационала.

- Никаких компромиссных сделок ни искать, ни предлагать, ни обсуждать мы не будем,- заявил ему Ленин,- никаких идейных уступок мы не сделаем. Поэтому нам совершенно не нужны никакие предварительные закулисные сговоры ни с нашими противниками, ни с теми, кто взял на себя посредничество.

- И значит, со мною? - спросил Вандервельде.

- Да, и с вами, если вы видите вашу цель только в том, чтобы добиться от людей, стоящих за укрепление нашей партии и держащих курс на вторую революцию, и от людей, считающих революцию в России конченной, добиться от тех и других полюбовного принятия какой-нибудь формально единой бумажной резолюции.

Новый партийный съезд, который готовит Ленин, призван упрочить положение большевиков, сорвать замыслы ликвидаторов. В письмах, идущих в Россию, он настоятельно требует от «Правды»: «Вовсю бить нахалов из группок, беспощадно пресечь их попытку дезорганизации». Ленин негодует: «Они смеют раскалывать ⁴/5!!» - то есть ⁴/5 передовых рабочих, объединившихся вокруг большевистской «Правды», «И на ликвидаторов и на группки,- пишет Владимир Ильич в Петербург,- надо напасть сразу как можно сильнее… Наш долг осмеять авантюристов…» ^[70]

И нынешним летом к Ленину через русскую границу переходят подпольщики.

Июльским утром появляется А. Никифорова, большевичка из Сызрани. Ленин расспрашивает ее о партийных делах в Поволжье, о прокламациях, которые печатают там, о знакомых товарищах. И внимательно слушает. Только изредка задает он вопросы, уточняя то, что его особенно интересует.

Благополучно миновав кордоны, добираются сюда посланцы Питера… «Сегодня (воскресенье) прибыли двое рабочих, очень хорошие парни, из нашей столицы» ^[71],- сообщает 12 июля Владимир Ильич И. Арманд. «Очень хорошие парни» - это А. Киселев и Н. Глебов (Авилов). Градом вопросов засыпает их Ленин: о работе среди металлистов, о росте влияния в их среде большевиков, о борьбе с ликвидаторами. Ждет к себе Владимир Ильич и нового председателя «нашей парламентской группы» ^[72] Петровского. Он предлагает Никифоровой, Киселеву, Глебову (Авилову) дождаться его, принять участие в заседании Центрального Комитета. А пока подолгу беседует с ними.

Об этих проведенных с Владимиром Ильичей днях Киселев расскажет: «Часто мы ходили в окрестности, в горы; помню, как-то раз мы поднялись вчетвером, вместе с Надеждой Константиновной, на одну гору. Владимир Ильич шел очень быстро, видно было, что здоровье его крепко. Мы на этой горе долго беседовали о задачах, которые тогда ставила перед нами партия. Мы возлагали большие надежды на предстоящий Международный конгресс и думали, что он сумеет принять решительные меры для предотвращения войны. Владимир Ильич расхолаживал нас и говорил, что это могло бы быть лишь в том случае, ежели бы мы имели большинство во II Интернационале, а так как в нем сидят оппортунисты, такие же, как российские меньшевики, то особых надежд возлагать на них нельзя. Его прозорливость полностью оправдалась впоследствии» ^[73].

В середине июля в Поронине собирается Центральный Комитет партии. Речь идет на его заседаниях о подготовке очередного съезда, об уполномоченных ЦК, которые должны объехать крупнейшие партийные организации в России, провести там конференции и выборы делегатов на съезд.

У Ленина Никифорову, Киселева, Глебова (Авилова) обучают тому, что должен знать революционер-подпольщик. Рабочие практикуются в шифровке и расшифровке. Учатся вести конспиративную переписку с Центральным Комитетом. Узнают, как, используя для этого брошюры, журналы, газеты, надо незаметно отмечать в них слова и буквы. Заучивают адреса, пароли, отзывы, уславливаются, как поступить в случае отсутствия адресата.

И наступает последнее перед отъездом утро. Питерские рабочие собираются в столовой. Еще раз проверяют шифры, адреса. Им дают (на случай непредвиденных осложнений!) дополнительные наказы. На папиросной бумаге они записывают ключ шифра и прячут клочки бумаги в швах одежды. «Прощание,- вспомнит Никифорова,- было очень душевным. Владимир Ильич и Надежда Константиновна желали нам удачи, возвращения к съезду, давали много практических советов и наказов, всех по очереди обняли, крепко пожали руки и вышли проводить» ^[74].

С заданиями Ленина возвращаются в российское подполье рабочие-большевики. Киселев отправляется в Прибалтийский край, Глебов (Авилов) и Никифорова - на Украину.

Огл. Война!

В воздухе все больше пахнет порохом.

Железные дороги загружены военными перевозками, опаздывают поезда. С большими перебоями приходят письма, газеты. Не за горами день, когда вовсе закроют границу с Россией.

«Наша связь с С.-Петербургом обычным путем (через Варшаву) стала сейчас невозможна,- обращается Ленин к шведскому социал-демократу В. Янсону.- Я прошу Вас поэтому дать нам несколько хороших конспиративных адресов или один хороший конспиративный адрес в Стокгольме. Адрес должен принадлежать надежному и очень аккуратному товарищу. Желательно было бы получить постоянный адрес. Мы можем объясняться на немецком, французском или английском языках.

Этот товарищ должен будет наклеивать шведские марки на получаемые от нас письма и отправлять их в Финляндию (или С.-Петербург). Также посылать получаемые из Финляндии (или России) письма (с конвертами) по нашему адресу… Если будут телеграммы, то сообщать их по телеграфу» ^[75].

Это письмо уходит из Поронина 25 июля. А несколько дней спустя начинается первая мировая война.

Связь Ленина с Россией полностью прерывается. Дальнейшее пребывание в Галиции уже бесполезно. Но теперь, после объявления войны, трудно получить разрешение на выезд за границу. К тому же Ульяновы оказываются без денег. Последний перевод из России (видимо, не без вмешательства коменданта поста жандармерии в Поронине) Владимиру Ильичу не выдают.

В Белом Дунайце, в квартире Ульяновых собираются живущие сейчас в Поронине большевики. Владимир Ильич обсуждает с ними создавшееся положение.

- Необходимо во что бы то ни стало,- заявляет он,- найти новые способы продолжения работы в условиях войны. Прежде всего следует возможно скорее установить связи с Россией через товарищей в Швейцарии и Швеции. Сегодня же напишем им. Нужно во что бы то ни стало добиться восстановления регулярных сношений с Петербургом.

И в Копенгаген большевику М. Кобецкому уходит письмо Владимира Ильича.

«Вы, вероятно, окажетесь теперь, в виде исключения и притом крайне редкого, жителем невоюющей страны,- пишет Ленин,- и потому, если только почта от Вас к нам будет функционировать, Вы должны непременно информировать нас и сообщать сведения из газет, кои для нас недоступны. Конечно, только важнейшие сведения (особенно о России).

Сообщите, будут ли у Вас (или есть ли уже теперь) хорошие сношения с Стокгольмом, можете ли пересылать письма, дать адрес для денег из России и т. д.» ^[76].

По немногим газетам, приходящим сейчас в Поронин, следит Владимир Ильич за тем, как развиваются грозные события. С тревогой, с надеждой ждет он выступления в рейхстаге немецких социал-демократов. Позиция самой влиятельной партии II Интернационала может во многом определить сейчас поведение социалистов других стран. Ибо на эту партию равняются. С нее берут пример.

Утром 5 августа Багоцкий отправляется к поезду за краковскими газетами. С волнением перелистывает страницы. Вот оно - сообщение о заседании германского рейхстага; «Военный бюджет принят единогласно».

Багоцкий торопится к Ленину.

- Не может быть,- восклицает тот.- Вы, вероятно, неправильно поняли польский текст телеграммы.

Владимир Ильич зовет Надежду Константиновну. Пусть она подтвердит точность перевода. Но все оказывается верно.

- Это конец II Интернационала,- говорит Ленин.- С сегодняшнего дня я перестаю быть социал-демократом и становлюсь коммунистом.

Ленинский вывод о крахе II Интернационала подтверждается событиями ближайших дней. В Австро-Венгрии, где застает Ульяновых война, лидеры социал-демократии не голосуют, правда, за военные кредиты, но только потому, что… распущен парламент.

Одобрение же военных кредитов в германском рейхстаге центральный орган австрийских социал-демократов «Арбайтер цайтунг» восторженно приветствует. Волна шовинизма захлестывает и Францию. И там социалисты в парламенте голосуют за военные кредиты, за введение осадного положения, за установление строжайшей цензуры. Взяться за оружие для «защиты отечества», прекратить антивоенные демонстрации призывают трудящихся лидеры Бельгийской рабочей партии. И чтобы еще более подчеркнуть единство якобы всех классов перед лицом германской агрессии, глава этой партии - председатель Международного социалистического Бюро II Интернационала Эмиль Вандервельде входит в состав королевского правительства. Открыто шовинистическую позицию занимают также вожди британских тред-юнионов. И лидеры социалистических партий нейтральных стран - Швейцарии, Швеции, Норвегии, Дании, Нидерландов, узнает из газет Ленин, вотировали так называемые мобилизационные кредиты, предназначенные будто бы для «охраны нейтралитета».

Владимира Ильича убеждают:

- Война продлится не дольше трех -шести месяцев. Но он решительно возражает:

- Да подумайте только! Ведь это борьба величайших империалистических государств, борьба не на живот, а на смерть. Могут ли они признать себя побежденными, не исчерпав всех средств? Раньше каких-нибудь трех лет эта война, наверное, не кончится…

Обстановка в Поронине становится между тем все более напряженной. Объявлена мобилизация. Каждые несколько часов появляются грозные предписания военных властей. «Местное гуральское (горное) население,- расскажет Крупская,- совершенно было подавлено… С кем война, из-за чего война - никто ничего не понимал, никакого воодушевления не было, шли, как на убой. Наша хозяйка, владелица дачи, крестьянка, была совершенно убита горем - у нее взяли на войну мужа. Ксендз с амвона старался разжечь патриотические чувства. Поползли всякие слухи, и шестилетний соседский мальчонка из бедняцкой семьи, постоянно околачивавшийся у нас, таинственно сообщил мне, что русские - ксендз это говорил - сыплют яд в колодцы» ^[77].

Одурачить местное население стремится не один лишь ксендз. На митинге, где аптекарь, мясник, почтальон, какой-то военный и местный жандарм произносят пламенные речи в защиту «дорогой австро-венгерской монархии», популярно разъясняется:

- Шпионы - это подосланные нашими врагами темны) люди, которые пытаются убивать нас, отравлять наши колодцы… Они повсюду появляются, делают снимки наших дорог, наших крепостей… Вида они незаметного. Они прокрадываются в квартиры через двери, через окна и все выслеживают! Будьте бдительны. Лишь только заметите каких-либо подозрительных лиц, сейчас же сообщите…

В течение нескольких дней только и слышно: то здесь, то там видели подкрадывавшегося шпиона, но, увы, поймать его не удалось. Под влиянием этих слухов дочка местного крестьянина Франтишека Булы Виктория, помогающая Надежде Константиновне по хозяйству, пишет в поронинскую жандармерию донос на Ленина.

О том, что следует за этим, сообщают записки Крупской: «7 августа к нам на дачу пришел поронинский жандармский вахмистр с понятым - местным крестьянином с ружьем делать обыск. Чего искать, вахмистр хорошенько не знал, порылся в шкафу, нашел незаряженный браунинг, взял несколько тетрадок по аграрному вопросу с цифирью, предложил несколько незначащих вопросов. Понятой смущенно сидел на краешке стула и недоуменно осматривался, а вахмистр над ним издевался. Показывал на банку с клеем и уверял, что это бомба. Затем сказал, что на Владимира Ильича имеется донос и он должен был бы его арестовать, но так как завтра утром все равно придется везти его в Новый Тарг (ближайшее местечко, где были военные власти), то пусть лучше Владимир Ильич придет завтра сам к утреннему шестичасовому поезду. Ясно было - грозит арест, а в военное время, в первые дни войны, легко могли мимоходом укокошить» ^[78].

Под проливным дождем на велосипеде отправляется Ленин к застрявшему, как и он, в Поронине Ганецкому. Рассказывает о визите жандармского вахмистра:

- Обыск был довольно поверхностный. Дурак, всю партийную переписку оставил, а забрал мою рукопись по аграрному вопросу. Статистические таблицы в ней принял за шифр. Хорошо, что переписку не взял. Там и адреса и другие конспиративные вещи. А жаль рукописи: не закончена, не затерялась бы… Да, в хламе нашел какой-то браунинг, я не знал даже, что имеется… Как думаете, арестуют завтра в Новом Тарге или отпустят?

- Положение неважное,- встревожен Ганецкий.- Глупый жандарм подозревает в шпионаже,- пожалуй, арестуют.

Надо принимать срочные меры.

Ленин телеграфирует в Краков, директору полиции: "Здешняя полиция подозревает меня в шпионаже. Жил два года в Кракове, в Звежинце и 51 ул. Любомирского. Лично давал сведения комиссару полиции в Звежинце. Я эмигрант, социал-демократ. Прошу телеграфировать Поронин старосте Новый Тарг во избежание недоразумений.

Ульянов» ^[79]

Телеграфирует в Краков и Ганецкий. Он сообщает депутату парламента социал-демократу доктору Зыгмунту Мареку: над Лениным нависла угроза.

Ответы приходят спустя несколько часов. Директор полиции уведомляет жандармского вахмистра, что не имеет каких-либо оснований для обвинения Ульянова в шпионаже. Ганецкому телеграфирует доктор Марек: им предприняты соответствующие шаги. Копии этих телеграмм идут и в адрес старосты Нового Тарга.

И все же с шестичасовым утренним поездом Ленина доставляют в Новый Тарг. Вместе с задержанным жандармский вахмистр Леон Матыщук передает старосте донесение. В нем то, что известно ему о проживающем с 6 мая нынешнего года в Белом Дунайце в доме Терезы Скупень русском подданном Владимире Ульянове:

«Вышеупомянутый Ульянов является литератором и показывает, что из-за политических преступлений вынужден был бежать из России, после чего проживал в Швейцарии, а последние два года пробыл в Кракове и отчасти в Белом Дунайце, куда уезжал на лето. Произведенным расследованием установлено, что вышеупомянутый Ульянов проживал также в предыдущем году в волости Белый Дунаец, где согласно сообщению Виктории Була, дочери Франца из Белого Дунайца, которая в свое время у него служила, у него происходили разные совещания с другими русскими подданными, причем иногда количество их было так велико, что даже сени были переполнены слушателями. С момента объявления мобилизации жители стали с большим вниманием следить за поведением чужих, и начали ходить слухи, что Ульянов, должно быть, шпион, так как он будто ходит на окрестные возвышенности, делает съемки с дорог и т. п.». Однако сам вахмистр относится к этим слухам критически. И далее сообщает, что «все это - неправда, ни один свидетель этого не показал, а заявляют лишь, что его видели только гуляющим по возвышенностям».

Не дал каких-либо компрометирующих данных и произведенный у Ульянова обыск: «…не обнаружено ничего, что бы указывало на занятие его шпионажем, установлено лишь, что он поддерживает постоянную корреспонденцию с лицами, проживающими в Петербурге, а также с находящейся там редакцией газеты «Правда», в которой будто бы состоит сотрудником». Впрочем, обнаружены все же у Ульянова три тетрадки. Они «содержат, -пришел к заключению Матыщук, - различные сопоставления Австрии Венгрии и Германии». Эти тетради с записями Владимира Ильича по аграрному вопросу, со статистическими таблицами вахмистр представляет на всякий случай начальству. Может быть, цифры и таблицы, которыми заполнены тетради, и есть шифрованные шпионские записи?

Вахмистр объясняет в донесении, что доставляет Ульянова в Новый Тарг «ввиду того, что вышеупомянутый, за исключением удостоверения личности, составленного на французском языке, никаких других документов не имеет, далее, что никто не может установить, не является ли его деятельность вредной для государства, так как в настоящее время русские имеют с ним совещания», а также ввиду возможных предположений, что Ульянов, «поддерживая связи с разными индивидуумами, может также передавать другие детали, касающиеся Австрийского государства» ^[80].

Ленина арестовывают по подозрению в шпионаже. В условиях военного времени это чревато серьезными последствиями.

Его заключают в тюрьму Нового Тарга. И надзиратель делает в книге запись о новом обитателе пятой камеры, об отобранных у него вещах: «8. VIII. 11 ч. утра. Владимир Ульянов, уроженец России, лет 44, православного вероисповедания, русский, эмигрант, 91 крона 99 геллеров, черные часы, ножик» ^[81].

Несколько часов спустя, узнав об аресте Ленина, о предъявленных ему нелепых обвинениях, Ганецкий устремляется в Новый Тарг. Он добивается приема у старосты.

- Вы только что арестовали Ульянова,- заявляет ему Ганецкий.- Вы не отдаете себе отчета в вашем решении. Вы арестовали известного в мире вождя российской революции. Как такого человека можно заподозрить в шпионаже? Вы должны его немедленно выпустить.

- Как вы смеете делать мне подобные указания?! - кричит в ярости староста.- А вы кто такой?!

- Я… гражданин Поронина и являюсь к вам с протестом от всех видных граждан Поронина и Закопане. Все мы возмущены арестом Ульянова и настаиваем на его освобождении… Нам стало известно, что вы получили телеграмму от директора полиции в Кракове и от депутата парламента Марека… Имя Ульянова, его псевдоним Ленин хорошо известны и в Вене. Вряд ли Вена одобрит ваше поведение. Я еще раз советую освободить его, иначе у вас будут неприятности…

- Телеграммы эти я действительно получил,- признается староста.- Но ни директор полиции, ни Марек мне не указ. Сейчас война, я облечен военными полномочиями и должен действовать по-военному… То, что Ульянов социал-демократ, ничего не значит.

Следующий визит Ганецкого - к судебному следователю Пешковскому. Тот ведет допрос Ленина, начатый уездным комиссаром Гловинским.

- Он сейчас занят и вас принять не может,- заявляют Ганецкому.

Но Ганецкий настаивает. Он должен немедленно видеть следователя.

И тот вынужден выйти к нему.

- Этот человек,- говорит он о Ленине,- весьма меня заинтересовал… Создает впечатление благородного, и никак нельзя его заподозрить в шпионаже. Наш староста раздул дело. Ведь он передал дело одновременно в военный суд. И военные будут решать, и это уже весьма серьезно. Советую нам немедленно поехать в Краков и там энергично действовать.

Следователь говорит правду. В его столе лежит полученное от старосты официальное отношение: «Передается для дальнейшего производства по поводу подозрения в шпионаже… Одновременно уведомляю, что об указанном деле ставлю в известность Императорско-Королевский Генеральный Штаб 1-го Корпуса Краковского Гарнизона, далее, президиум Императорско-Королевского наместничества в Львове и дирекцию полиции в Кракове и Львове» ^[82].

Владимир Ильич сидит в тюрьме, а Надежда Константиновна вместе с друзьями принимает срочные меры для его спасения.

В адрес депутата австрийского парламента социал-демократа В. Адлера уходит ее полное тревоги за судьбу Ленина письмо:

«Уважаемый товарищ! Мой муж Владимир Ульянов (Ленин) арестован в Поронине (Галиция) по подозрению в шпионаже. Здесь население очень возбуждено и в каждом иностранце видит шпиона. Само собою разумеется, что при обыске ничего не нашли, но тетради с статистическими выписками об аграрном вопросе в Австрии произвели на здешнего жандарма впечатление. Он арестовал моего мужа и препроводил его в Ней-Маркт (Новый Тарг.). Там его допросили, и нелепость всех подозрений сейчас стала очевидной для гражданских властей, но они не хотели взять на себя ответственность освободить его и все бумаги послали к прокурору в Ней-Зандец (Новый Сонч.), где дело прекращено и передано военным властям. Может быть, прокурор тоже не захочет взять на себя ответственности, и тогда арест может продолжаться несколько недель… Поэтому очень прошу Вас, уважаемый товарищ, помочь моему мужу. Вы знаете его лично; он был, как Вы знаете, долгое время членом Международного бюро и хорошо известен Интернационалу. Я попросила бы Вас отправить настоятельную телеграмму прокурору в Ней-Зандец, что хорошо знаете моего мужа, причем можете уверить, что это - недоразумение. Просите также прокурора, в случае, если бумаги уже переданы военным властям, переотправить последним Вашу телеграмму. Телеграмма, что мой муж стоит вне подозрения в шпионаже, прибыла здешнему жандарму от Краковской полиции, но слишком поздно, когда мой муж был уже отправлен в Ней-Маркт, туда уже прибыла телеграмма от депутата Рехстрата, тов. Марека, но не знаю, будет ли это достаточно. Я уверена, что Вы и еще другие австрийские товарищи сделают все возможное, чтобы содействовать освобождению моего мужа.

С партийным приветом

Надежда Ульянова» ^[83].

Каждый день шестичасовым поездом ездит Надежда Константиновна в Новый Тарг. Через час она уже на месте. До одиннадцати гуляет по улицам, затем - часовое свидание.

Владимир Ильич рассказывает о тех, с кем оказался заточенным в тюрьме. Сидит с ним много местных крестьян. 84 Одних арестовали за то, что паспорт просрочен. Других - за то, что налог не внесли или за препирательство с местной властью. Сидят с Владимиром Ильичей и какой-то француз, и чиновник-поляк, ради дешевизны проехавшийся по чужому полупаску, и цыган, перекликающийся через стену тюремного двора с женой. «Ильич,- расскажет Крупская,- вспомнил свою шушенскую юридическую практику среди крестьян, которых вызволял из всяких затруднительных положений, и устроил в тюрьме своеобразную юридическую консультацию, писал заявления и т. п. Его сожители по тюрьме называли Ильича «бычий хлоп», что значит «крепкий мужик»… В этой уголовной тюрьме по ночам, когда засыпало ее население, он обдумывал, что сейчас должна делать партия, какие шаги надо предпринять для того, чтобы превратить разразившуюся мировую войну в мировую схватку пролетариата с буржуазией. Я передавала Ильичу те новости о войне, которые удавалось добыть» ^[84].

Десятки людей обеспокоены уже судьбой Ленина. «Вернувшись в Поронин,- сообщает Матыщук,- я не имел ни одной свободной минуты, потому что целый день приносили телеграмму за телеграммой» ^[85]

В защиту Ленина выступают многие представители польской интеллигенции. Крупный закопанский медик и общественный деятель Анджей Храме просит освободить Ульянова, предоставить ему возможность покинуть пределы монархии. Шлет телеграммы и письма директор закопанского санатория доктор Казимеж Длуский. Приезжают к старосте в Новый Тарг писатель Владислав Оркан, поэт Ян Каспрович. Ленину стремится помочь адвокат из Нового Сонча Герш Сыроп. Петицию к австрийским властям препровождает Стефан Жеромский. Энергично действует доктор Марек.

Об аресте Ленина узнают вскоре и в России. «Русское слово» сообщит, что в числе арестованных русских «находится известный социал-демократ Ленин, задержанный в Кракове» ^[86]. Это вызовет тревогу у родных, в большевистских кругах. Она усугубится тем, что русские войска уже недалеко от Кракова и при их успешном наступлении Владимир Ильич может оказаться в руках царской полиции. И опасения обоснованны, ибо полиция на сей счет примет вскоре соответствующие меры. Товарищ министра внутренних дел сообщит командующему Юго-западным фронтом русской армии, что Ленин, являющийся выдающимся представителем РСДРП и имеющий «за собой долголетнее революционное прошлое… состоит членом ЦК партии и создателем отдельного течения партии». Посему, в случае занятия Кракова, он должен быть арестован и препровожден «в распоряжение Петроградского градоначальства» ^[87].

Но борьба за освобождение Ленина принимает все больший размах.

16 августа. Министр внутренних дел Австро-Венгрии принимает депутата австрийского парламента В. Адлера. Тот настаивает: господин Ульянов должен быть немедленно освобожден.

- А вы уверены в том,- спрашивает министр,- что он действительно серьезный, непримиримый враг русского царизма?

- Убежден, ваше превосходительство,- заверяет Адлер,- что он гораздо более серьезный враг его, чем такой, как вы.

17 августа. В этот день из Вены в Краков уходит официальное отношение. Министерство внутренних дел уведомляет краковскую полицию:

«Члены парламента д-р Адлер и д-р Диаманд явились сюда и заявили следующее: Ульянов, решительный противник царизма, посвятил свою жизнь борьбе против русских властей, и, если бы он появился в России, с ним поступили бы по всей строгости и, возможно, казнили бы. Он пользуется европейской известностью благодаря своей борьбе против русского царизма. Д-р Адлер (Вена, VI район, Блюмельд № 1) и д-р Диаманд (Львов, в данное время - Вена, XIX район, ул. Бильрота, № 18) ручаются, что Ульянов не шпион. Они могут дать о нем исчерпывающие сведения и предлагают свои услуги как сведущие лица.

Статистические работы (цифры и сводки), которые были найдены у Ульянова, относятся, по мнению названных депутатов, к аграрному вопросу, над которым работал Ульянов.

Производит впечатление, что д-р Адлер и д-р Диаманд говорят правду» ^[88].

18 августа. В «Деле по обвинению Ульянова Владимира в преступлении по ст. § 321», заведенном военным прокурором императорско-королевского военного командования, появляются новые записи:

«Сущность дела. Владимир Ульянов обвиняется в том, что после мобилизации занимался шпионажем.

Предложение прокурора. Согласно устному заявлению здешней разведки, совершенно исключено, что обвиняемый занимался шпионажем. Предлагаю отказаться от обвинения согласно § 138 и за отсутствием данных для преследования.

Решение коменданта. Согласен. 18/VIII…

Исход дела. Дан телеграфный приказ об освобождении» ^[89].

19 августа. 9 часов 35 минут. Военный прокурор телеграфирует из Кракова в Новый Тарг, в окружной суд: «Владимир Ульянов подлежит немедленному освобождению» ^[90].

И спустя несколько часов из Нового Тарга отвечают: Ульянов выпущен на свободу.

Ленин смеется, когда рассказывает потом друзьям, с каким почтением разговаривали с ним представители власти, выпуская его из тюрьмы. Они извиняются за причиненную неприятность. Они поражены таким исходом дела.

«С утра я, по обыкновению, была в Новом Тарге,- рассказывает Крупская,- на этот раз меня даже пустили в тюрьму помочь взять вещи; мы наняли арбу и поехали в Поронин» ^[91].

Еще за несколько дней до того, при свидании, Владимир Ильич сказал ей:

- Недостаточно освободить меня из тюрьмы. Я в Поронине ни в коем случае остаться не могу. Следует во что бы то ни стало добиться разрешения на выезд из Австрии в Швейцарию. Добейтесь разрешения, нельзя остаться в воюющей стране, никакая работа здесь невозможна.

Пока нет еще разрешения покинуть Австрию. Но уже готовятся к отъезду Ульяновы.

Прежде всего следует позаботиться о библиотеке и рукописях Владимира Ильича, об архиве Заграничного бюро ЦК РСДРП. Позаботиться о том, что находится здесь, в Белом Дунайце, и о том, что осталось в Кракове. Ведь взять все это с собой, перевезти через границу невозможно.

Проходит неделя.

Наконец уведомляют Владимира Ильича, что дано ему разрешение приобрести три билета - для себя, Надежды Константиновны и ее матери «в поезде железной дороги по воинскому расписанию от станции Поронин до станции Вена через Краков» ^[92]. Все книги, все рукописи, которые оказались тут, в Белом Дунайце, уже упакованы. Самые ценные документы и рукописи уложены в большие жестяные банки из-под конфет. Их запаяли и передали польским социал-демократам, чтобы те спрятали эти материалы в надежном месте (Эти материалы пока разыскать не удалось.).

А затем - три дня в Кракове. В ящики укладывается то, что оставлено было тут перед отъездом в Белый Дунаец,- книги, газеты, письма, рукописи Владимира Ильича, его заметки, проекты решений, партийные документы. И ящики прячут на чердаках двух домов по улице Любомирского *.

Целую неделю едут Ульяновы до швейцарской границы.

«Долго стояли на станциях, пропуская военные поезда,- расскажет об этих, проведенных в поезде, днях Надежда Константиновна.- Наблюдали шовинистскую агитацию, которую вели монахини и группировавшийся около них женский актив. На вокзалах они раздавали солдатам какие-то образки, молитвы и т. п. Ходила по вокзалам вылощенная военщина» ^[93].

* Гражданская война, напряженные отношения между Советской Россией и буржуазно-помещичьей Польшей в течение ряда лет не дали возможности заняться выяснением судьбы архива. Первые попытки были сделаны по указанию Ленина в 1921 году. На чердаках домов по улице Любомирского ящиков не оказалось. Только значительно позднее удалось получить из Польши часть книг ленинской библиотеки, некоторые архивные материалы и несколько десятков автографов Владимира Ильича. А после второй мировой войны в Польше была найдена и доставлена в Советский Союз большая часть краковско-поронинского архива Ленина.

Огл. "Безусловная и открытая борьба"

И вот Ленин - в Берне. Он сообщает об этом родным, друзьям, соратникам.

6 сентября, в Женеву, В. Карпинскому: «Вчера приехал сюда со всей фамилией благополучно, после краткого австрийского пленения… Думали устроиться в Женеве, куда тянут все старые симпатии. Но здесь начались колебания в сторону Берна… Есть ли в Женеве товарищи большевики еще? в том числе едущие в Россию? Большой привет от всех нас…» ^[94]

9 сентября, в Поронин, В. Тихомирнову: «Дорогой друг! Мы благополучно прибыли сюда и остаемся в Берне… Напишите, пожалуйста, о своем здоровье и литературных работах» ^[95].

15 сентября, в Москву, секретарю редакции изданий Гранат: «…Извещаю Вас о перемене моего адреса. Только что высвободившись из маленького пленения в Австрии, я буду жить теперь в Берне. Известите, пожалуйста, о получении этого письма и о сроке представления статьи…» ^[96]

Ранее 28 сентября, в Лез-Аван (Швейцария), И. Арманд: «Остаемся в Берне. Маленький скучный городишко, но… лучше Галиции все же и лучшего нет!! Ничего. Приспособимся. Шляюсь по библиотекам: соскучился по ним» ^[97].

Позднее, когда представляется возможность отправить письмо в российскую столицу - с начала войны зовется она не Петербургом, а Петроградом,- Владимир Ильич пишет сестре Анне.

«Пленение мое было совсем короткое,- сообщает Владимир Ильич,-12 дней всего, и очень скоро я получил особые льготы, вообще «отсидка» была совсем легонькая, условия и обращение хорошие. Теперь понемногу осмотрелся и устроился здесь. Живем в 2-х меблированных комнатах, очень хороших, обедаем в ближней столовке… Пришлось только бросить часть (большую, почти все) книг в Галиции… боюсь очень за их судьбу» ^[98].

Прибыв в Берн, Ленин сразу же на квартире у Шкловского - секретаря местной группы большевиков - встречается с ее членами. Сюда приходит Каспаров, через которого ведется переписка с некоторыми российскими организациями партии. С ним М. Гоберман, появившийся в Швейцарии после сибирской ссылки.

Ленин забрасывает их вопросами:

- Что думает о войне Мартов?

- Верно ли, что Плеханов одобряет голосование социалистов за военные кредиты?

- Как относятся к войне швейцарские социалисты?

- Как относятся к войне местные меньшевистская и эсеровская группы?

Вечером - новая встреча. На сей раз в кафе. И снова Ленина особенно интересует позиция живущих в Швейцарии русских:

- Верно ли, что Плеханов произнес в Париже напутственную речь перед уходящими на фронт русскими эмигрантами? Где это сообщение напечатано?

«Эмигрантские столовая и кафе Берна,- узнаем от Гобермана,- превратились с первых же дней войны в место толков, слухов, предположений. Здесь происходили горячие споры о характере войны, о патриотизме. Эсеры и большинство меньшевиков занимали оборонческую позицию. Мы с ними вели борьбу… Но глубоко обосновать свою интернационалистскую позицию у нас силенок не всегда хватало… Как хотели мы тогда знать позицию Ленина!» ^[99]

На другой день после приезда Ленина бернские большевики решили собраться для откровенного разговора не в кафе, а в лесу. Приходят Крупская, Каспаров, Самойлов, Шкловский, Гоберман, Сафаров и другие. Располагаются кто на траве, кто на пнях, кто прислонившись к дереву. Держа в руках небольшие листочки и лишь изредка заглядывая в них, Владимир Ильич излагает свои взгляды на характер войны, на отношение к ней интернационалистов.

В бернском лесу Ленин оглашает тезисы «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне». Это - первый написанный им документ об отношении большевиков и международной социал-демократии к мировой войне. Ленин утверждает в нем:

«Европейская и всемирная война имеет ярко определенный характер буржуазной, империалистической, династической войны. Борьба за рынки и грабеж чужих стран, стремление пресечь революционное движение пролетариата и демократии внутри стран, стремление одурачить, разъединить и перебить пролетариев всех стран, натравив наемных рабочих в одной нации против наемных рабов другой на пользу буржуазии- таково единственное реальное содержание и значение войны» ^[100].

Ленин клеймит лидеров немецкой, бельгийской, французской социал-демократии. Их поведение ничем не может быть оправдано, а измена социализму большинства вождей II Интернационала означает его идейно-политический крах.

Владимир Ильич разоблачает шовинистов, статьями которых заполнена мировая печать. Он пишет: «…когда немецкие буржуа ссылаются на защиту родины, на борьбу с царизмом, на отстаивание свободы культурного и национального развития, они лгут, ибо прусское юнкерство с Вильгельмом во главе и крупная буржуазия Германии всегда пели политику защиты царской монархии и не преминут, при всяком исходе войны, направить усилия на ее поддержку; они лгут, ибо на деле австрийская буржуазия предприняла грабительский поход против Сербии, немецкая - угнетает датчан, поляков и французов в Эльзас-Лотарингии, ведя наступательную войну с Бельгией и Францией ради грабежа более богатых и более свободных стран, организуя наступление в момент, который ей казался наиболее удобным для использования последних ее усовершенствований в военной технике, и накануне проведения так называемой Польшей военной программы Россией» ^[101].

Ленин призывает в тезисах к всесторонней, распространяющейся и на армию пропаганде социалистической революции, говорит о необходимости направить оружие против буржуазных правительств и буржуазных партий всех стран. Он зовет к беспощадной борьбе с шовинизмом и «патриотизмом» мещан и буржуа. Зовет к борьбе с царской монархией, к революции. Он ставит задачу «освобождения и самоопределения угнетенных Россией народов, с ближайшими лозунгами демократической республики, конфискации помещичьих земель и 8-часового рабочего дня» ^[102].

Тезисы Ленина становятся резолюцией бернского совещания. Под ними ставится подпись: «Группа социал-демократов, членов РСДРП». Тезисы переписываются от руки в нескольких экземплярах, рассылаются другим заграничным секциям большевиков. В российскую столицу их нелегально доставляет находившийся в Швейцарии на лечении депутат Думы большевик Самойлов. С ними знакомятся члены большевистской фракции. Их обсуждают в районах, на крупнейших предприятиях столицы. Обсуждают в Москве, Иваново-Вознесенске, Нижнем Новгороде, Вологде, Красноярске, Киеве, Екатеринославе, Харькове, Баку, Тифлисе и других городах. И всюду они получают горячее одобрение. Рабочие принимают резолюции об отношении к войне, полностью совпадающие с тезисами.

А Владимир Ильич каждое утро покидает дом на маленькой, чистенькой улочке Дистельвег. Дом, в котором на втором этаже у гладильщицы Ульяновы сняли две небольшие комнатки. Он ходит на Кесслергассе, где расположена городская и университетская библиотеки, на Архивштрассе - в Национальную библиотеку. С самого начала войны Ленин не видел немецкие, французские, швейцарские, итальянские газеты и журналы. Они помогают ему уяснить состояние дел в европейских социал-демократических партиях. «Совершенно невыносимо читать немецкие и французские («L'Humanite»!! («Юманите» в годы первой мировой войны, находясь в руках крайне правого крыла французской социалистической партии, занимала социал-шовинистическую позицию.)) социалистические газеты!! - пишет Владимир Ильич Арманд.- Крайний «шовинизм»! Я боюсь, что современный кризис заставил многих, слишком многих социалистов потерять голову (если можно так выразиться) и что в конечном итоге в этом необычайном «позоре» европейского социализма виноват оппортунизм» ^[103].

В тетради и на отдельных листках Ленин делает выписки. Самое важное подчеркивает красным и синим карандашами. Двумя-тремя словами комментирует прочитанное. Помечает книги на военную тему: их следует проштудировать тотчас же.

В эту пору, пишет Крупская, «кругом враждебное море», вся русская буржуазия и эсеро-меньшевистская эмиграция «охвачена угаром шовинизма» ^[104]. Растерянность, констатирует Ленин, среди российских социалистов немалая. И усугубляется она «преследованиями царизма, поведением «европейцев», переполохом войны» ^[105].

Позднее, работая над статьей «Что же дальше? (о задачах рабочих партий по отношению к оппортунизму и социал-шовинизму)», Ленин охарактеризует обстановку, которую застал после приезда из Галиции: «Месяцы сентябрь и октябрь были тем периодом, когда в Париже и в Швейцарии, где было всего больше эмигрантов, всего больше связей с Россией и всего больше свободы, наиболее широко и полно шла в дискуссиях, на рефератах и в газетах новая размежевка по вопросам, поднятым войной. Можно с уверенностью сказать, что не осталось ни одного оттенка взглядов ни и едином течении (и фракции) социализма (и почти-социализма) в России, которые бы не нашли себе выражения и оценки» ^[106].

Ленин стремится разобраться: кто с кем и кто куда идет?

Прежде всего, какова позиция Плеханова? Действительно ли он стал оборонцем? И когда Ленину сообщают, что в Лозанне меньшевики организуют плехановский реферат, он сразу же решает: надо обязательно туда съездить.

И вот Ленин в зале Народного дома. Плеханов на трибуне. Ленин аплодирует ему после первой части реферата. Демонстративно одобряет он непримиримость, с какой обрушился тот на немецкую социал-демократию.

- Да, с немцами он хорошо расправился,- отмечает Владимир Ильич,- а вот что он скажет о французах?

Плеханов говорит о них после перерыва. Увы, говорит совсем с иных позиций. Развивает оборонческую точку зрения. И теперь уже нет у Ленина сомнений в отношении Плеханова к войне.

Он дает ему открытый бой.

- Плеханов вполне правильно критиковал германских социалистов за их поддержку кайзера и войны,- заявляет, выступив после него, Ленин.- Но защищать подобные же действия французских патриотов, оправдывать участие их в правительстве, принимать всерьез мошеннические выдумки о нападающей и обороняющейся стороне - недостойно революционного марксиста… Нет, честный социалист не последует совету Плеханова… Он в первую очередь будет обличать оппортунистов своей страны, бороться со своим правительством…

Ленин говорит об империалистическом характере первой мировой войны. Заявляет, что покончить с ней можно, лишь превратив ее в гражданскую войну пролетариата против буржуазии. И этого достаточно, чтобы слушатели поняли: в оценке характера войны и задач международной социал-демократии между большевиками и меньшевиками - непроходимая пропасть.

В этот вечер Владимир Ильич пишет в Женеву Карпинскому: «Сегодня я говорил здесь на реферате Плеханова против его шовинизма. Собираюсь читать здесь реферат во вторник. Хотел бы читать в Женеве (Европейская война и европейский социализм) в среду. Устройте, обсудив дело,-по возможности конспиративнее, т. е. чтобы не требовалось разрешения (конечно, желательно также, чтобы было maximum публики). Как это сделать, Вам виднее. Соединить maximum публики с minimum'ом полицейской огласки и полицейского вмешательства (или полицейской угрозы)» ^[107].

И наступает вторник. Здесь же в Лозанне, в Народном доме, выступает Ленин с рефератом «Пролетариат и война». Присутствующий в зале корреспондент парижского «Голоса» отметит в своей газете, что «доклад Ленина состоялся при большом стечении публики» ^[108].

О чем же говорит в этот вечер Владимир Ильич? Из записей, сделанных корреспондентом, мы узнаем: о характере идущей сейчас войны, об отношении к ней социалистов.

Вновь, как и на реферате Плеханова, заявляет Владимир Ильич: «Настоящая война - империалистическая, и в этом ее основной характер» ^[109].

Он повторяет то же, что заявлял в этом зале три дня назад:

- Социалисты, не давшие себе отчета в том, что данная война есть империалистическая, не рассматривающие ее исторически, ничего в этой войне не поймут… ^[110]

Он анализирует позиции, занятые ныне социалистами разных стран. И призывает:

- Раз война началась, уйти от нее немыслимо. Надо идти и делать свое дело социалиста. На войне люди думают и задумываются, пожалуй, еще более, чем «дома». Нужно идти туда и организовывать там пролетариат для конечной цели, так как утопия думать, что пролетариат пройдет к ней мирным путем ^[111].

Сутки спустя Ленин снова читает реферат. На сей раз уже в Женеве. А вскоре выступает в Монтрё. Затем в Цюрихе, в переполненном зале «Айнтрахт».

Здесь, в Цюрихе, Владимира Ильича слушает Р. Харитонова - член местной секции большевиков. Она расскажет много лет спустя об этом ленинском реферате:

«Яркая интернационалистическая позиция, занятая В. И. Лениным против империалистической войны, его уничтожающая критика социал-предателей II Интернационала, заостренная особенно против идеолога социал-предательства К. Каутского, большевистские лозунги: превращение империалистической войны в гражданскую войну против господствующих классов, поражение своего правительства в империалистической войне и призыв к созданию III Интернационала - поразили присутствующих, как яркие молнии па черном грозовом небе.

Когда В. И. Ленин окончил доклад, в зале поднялся невероятный шум. Противники рвались к трибуне. Были объявлены прения, которые продолжались до наступления комендантского часа и весь следующий вечер. Первым и ведущим оппонентом выступил Троцкий, который начал свою речь с защиты Каутского. Он нападал на Ленина, назвавшего Каутского предателем дела рабочего класса. Он резко выступил против лозунга «Поражение своего правительства». Заодно с ним и другие меньшевики, выступавшие в прениях, пугали нас тем, что в случае поражения Россия придет к полному развалу, развитие промышленности остановится, пролетариат погибнет и некому будет совершить революцию против царизма. Они выдвигали лозунг: «Сначала победа, а потом революция»» ^[112].

Везде рефераты Ленина вызывают бурные дебаты. Везде самые яростные возражения раздаются со стороны меньшевиков, троцкистов, бундовцев, анархистов. Но чем громче и враждебней звучат речи противников, тем спокойнее становится Ленин. Именно в эти дни на одном из листков сто блокнота появляется запись о том, что должны прежде всего делать в военную пору революционные социалисты:

«Не вотировать кредиты

бороться с шовинистами своей страны

не ограничиваться легальностью

пропагандировать гражданскую воину» ^[113].

Газеты не могут обойти молчанием рефераты, привлекшие всеобщее внимание. И берлинская «Форвертс», и венская «Арбайтер цайтунг» публикуют о них отчеты. Но извращают в своих сообщениях то, что говорилось на самом деле. И Ленин пишет в редакции этих газет возмущенные письма. Он заявляет, что опубликованные ими заметки создают впечатление, будто бы он ограничился в рефератах полемикой против царизма. «В действительности же я, будучи убежден, что долг социалистов каждой страны вести беспощадную борьбу с шовинизмом и патриотизмом собственной (а не только неприятельской) страны,- пишет Ленин,- резко нападал на царизм и в связи с этим говорил о свободе Украины. Но смысл моих рассуждений совершенно извращается, если ни одним словом не упомянуть о том, что я говорил о крахе II Интернационала, об оппортунизме и против позиции немецкой и австрийской социал-демократии. Девять десятых моего двухчасового реферата были посвящены этой критике» ^[114].

Ленин просит опубликовать «указанные дополнения» ^[115]. И редакция «Форвертса» вынуждена будет на это пойти. 22 ноября она опубликует краткую заметку, в которой сообщит: Ленин критиковал в реферате позицию немецкой и австрийской социал-демократии и заявил о крахе II Интернационала.

А еще до этого, в октябре, Ленин из Берна через представителя Центрального Комитета в Стокгольме передает в Петроград: «Надо вести сейчас принципиальную линию. У рабочих Питера лучшие чувства - вражда к изменникам немецкой социал-демократии. Всеми силами надо поддержать и закрепить это чувство и сознание в твердую решимость борьбы с международным оппортунизмом» ^[116].

Шесть дней спустя Ленин узнает из пришедшего к нему письма о забастовках и демонстрациях рабочих за Невской заставой, на Выборгской стороне, в других районах Петрограда- о демонстрациях, направленных против империалистической войны.

«Корреспонденция в ЦО выйдет отсюда отличная» ^[117],- отмечает Ленин. Эту корреспонденцию он опубликует вскоре в «Социал-демократе».

Возобновление выхода центрального органа партии сейчас, считает Ленин,- вопрос первостепенной важности. Во время войны большевики особенно жестоко преследуются царским правительством; арестовано много членов партийных организаций Петербурга, Москвы, Иваново-Вознесенска, Тулы, Костромы, Самары, Риги, Одессы, Киева, Баку и других городов; сосланы на каторгу тысячи передовых рабочих, репрессиям подверглись все большевистские издания. В таких трудных условиях «Социал-демократ» поможет сплотить большевистские силы, развернуть широкую пропаганду антивоенной программы.

Вот почему уже на второй день после приезда в Берн запросил Владимир Ильич находящегося в Женеве В. Карпинского, заведующего библиотекой и архивом ЦК РСДРП: «А типография? Есть ли русская? Можно ли теперь издать листок и т. п.? по-русски? с особыми предосторожностями пли как прежде (против войны, конечно, и против националистов нового типа, от Гаазе до Вандервельда и Геда - все сподличали!)» ^[118]. И вот спустя короткое время в Женеве уже нее готово для возобновления издания «Социал-демократа». Ленин пишет в Стокгольм: «Оппортунисты - зло явное… Наша задача теперь - безусловная и открытая борьба с оппортунизмом международным и с его прикрывателями (Каутский). Это мы и будем делать в Центральном Органе, который выпустим вскоре… Надо изо всех сил поддержать теперь законную ненависть сознательных рабочих к поганому поведению немцев (германских социал-демократов.) и сделать из этой ненависти политический вывод против оппортунизма и всякой поблажки ому. Это - международная задача. Лежит она на нас, больше некому. Отступать от нее нельзя. Неверен лозунг «простого» возобновления Интернационала… Неверен лозунг «мира»-лозунгом должно быть превращение национальной войны в гражданскую войну… Не саботаж войны, не отдельные, индивидуальные выступления в таком духе, а массовая пропаганда (не только среди «штатских»), ведущая к превращению воины в гражданскую воину» ^[119].

В России этот лозунг означает борьбу против царизма, за победу буржуазно-демократической революции как исторически неизбежного этапа на пути к революции социалистической. И вытекает из этого лозунга то, к чему зовет Ленин: «…наименьшим злом было бы теперь и тотчас - поражение царизма в данной войне» ^[120]. Такова тактика большевиков.

Ленин излагает ее в манифесте «Война и российская социал-демократия». Он пишет его на основе своих же тезисов о войне и посылает Карпинскому для 33-го - первого после возобновления - номера «Социал-демократа». От имени Центрального Комитета РСДРП он провозглашает: «Захват земель и покорение чужих наций, разорение конкурирующей нации, грабеж ее богатств, отвлечение внимания трудящихся масс от внутренних политических кризисов России, Германии, Англии и других стран, разъединение и националистическое одурачение рабочих и истребление их авангарда в целях ослабления революционного движения пролетариата - таково единственное действительное содержание, значение и смысл современной войны» ^[121].

Ленин разоблачает попытки империалистов выдать развязанную империалистическую войну за национально-освободительную, справедливую, оборонительную. Он выдвигает в манифесте те же лозунги революционного пролетариата, которые отстаивал и отстаивает в своих рефератах.

Проходит некоторое время. И с удовлетворением встречает Владимир Ильич сообщение из Стокгольма, что «ЦО получен и пойдет куда следует» ^[122]. А «куда следует» - это главным образом в Россию. Разными путями переправляют туда большевистскую газету.

В Петроград, Г. Петровскому, доставляют ноябрьским утром из-за рубежа письмо. А с ним - пару ботинок. Курьер - молодая латышка - предлагает сорвать с каблуков набойки. Проделав эту операцию, Петровский обнаруживает два экземпляра 33-го номера «Социал-демократа» с манифестом ЦК РСДРП «Война и российская социал-демократия». «Собрали совещание…- расскажет Петровский.- Мы прочитали 33-й номер «Социал-демократа», и я положил его в карман. Совещание уже заканчивалось, когда в квартиру ворвались полиция и охранники. Захватив нас неожиданно, они обыскали депутатов Ф. Н. Самойлова, Н. Р. Шагова и А. Е. Бадаева. Я и М. К. Муранов не дали себя обыскивать, часа 3-4 отстраняли от себя полицейскую банду и тем самым задерживали составление протокола, арест и обыск всей квартиры. Жандармский ротмистр и пристав несколько раз бегали к телефону, требуя помощи и директивы. Только когда приехал жандармский генерал с жандармами, нас схватили за руки и силой обыскали. Они были очень рады, когда нашли в моем кармане 33-й номер «Социал-демократа»…» ^[123]

Ноябрьским вечером Владимир Ильич узнает из газеты, что в Петрограде арестовано 11 человек… Что среди них 5 членов думской большевистской фракции. Верить ли этому? Может быть, газетное сообщение не соответствует действительности? Вечером же Владимир Ильич телеграфирует Карлу Брантингу - лидеру Социал-демократической партии Швеции, просит немедленно навести справки. «Беда, если да!» ^[124] - спустя несколько часов с тревогой пишет Ленин другому товарищу в Стокгольм.

Но приходит телеграмма от Брантинга: «…газеты подтверждают арест пяти депутатов» ^[125]. И Ленин снова пишет в Стокгольм: «Правительство решило, видимо, мстить РСДР Фракции и не остановится ни перед чем. Надо ждать самого худшего: фальсификации документов, подлогов, подбрасыванья «улик», лжесвидетельства, суда с закрытыми дверями и т. д. и т. д.» ^[126]. Без подобных приемов правительство не добилось бы осуждения большевистских депутатов. Владимир Ильич предупреждает: «…работа нашей партии теперь стала во 100 раз труднее». Но он полон уверенности: «И все же мы ее поведем! «Правда» воспитала тысячи сознательных рабочих, из которых вопреки всем трудностям подберется снова коллектив руководителей - русский ЦК партии» ^[127].

А несколько дней спустя - 1 декабря - Ленин читает официальное правительственное сообщение об аресте. Он тотчас же пересылает его в Женеву Карпинскому. Просит вставить в написанную ранее передовую статью подготовленного к печати номера «Социал-демократа».

Несмотря на репрессии, ленинский манифест тайком распространяется по всей России. С него снимаются копии, делаются на них приписки, призывающие создавать и поддерживать новые нелегальные организации, пополнять их «новыми стойкими борцами за рабочее дело».

«Колоколом маяка, указывающего верный путь в тумане» ^[128], называет манифест высланный с юга России в Сибирь рабочий Г. Васенко. «Набатом среди темной ночи, созывающим на борьбу всех честных пролетариев против кровавого безумия империалистической буржуазии, против предательства вождей II Интернационала, против национал-шовинизма» ^[129], признает манифест другой ссыльный - большевик Ф. Врублевский. «Мы стремились как можно лучше разъяснить нашим слушателям,- сообщает А. Додонова о беседах большевиков в клубе «Разумный отдых» - единственном уцелевшем в Москве легальном рабочем клубе,- основные ленинские положения: об империалистическом характере войны, о превращении войны империалистической в войну гражданскую, о поражении царского правительства в данной войне и т. д.» ^[130].

Номер «Социал-демократа», в котором опубликован манифест, узнаем от питерского рабочего-металлиста, большевика Т. Кондратьева, «мы зачитали до того, что нельзя было уже больше прочесть, невозможно различить буквы от заселенности и ветхости этого номера». Он пишет о том, что состоялось обсуждение манифеста в 1-м Городском районе столицы и «оно дало нам новую свежую струю, ободряло и окрыляло нас, зажигало наши сердца непреодолимым желанием двигаться дальше, не останавливаясь ни перед чем. Оно нас укрепило в мысли, что вся работа, проделанная нами, была по существу правильная…» ^[131]. Этот документ одобряют, а затем размножают на машинке большевики Путиловского завода. Его приветствуют большевики-железнодорожники Питера, рабочая группа Всероссийского страхового совета и другие.

Но не только русские социал-демократы должны познакомиться с большевистской программой. Ленин передает для Коллонтай: «…пусть поможет «двинуть» этот манифест на других языках» ^[132]. И спустя некоторое время она сделает запись в своем норвежском дневнике: «Вчера провела вечер с «молодыми» (норвежский «Союз молодежи»). Перевела им тезисы Ленина (ноябрьские). Дискутировали. Разъясняла. Чем больше вчитываешься в этот важный глубокий документ, тем положения Ленина яснее открывают путь. Это - не просто «анализ», это тактика, это действие. Это политическая программа. Прежде всего во всех странах разрыв со всеми социал-патриотами. Разрыв решительный и безжалостный. Затем направить усилия рабочего класса в каждой стране, и прежде всего в странах воюющих, против собственной буржуазии. «Не сотрудничество классов», как сейчас… а именно острейшая, беспощадная, открытая классовая борьба. Баррикады в ответ на войну. Это мне по душе» ^[133].

Однако при помощи не одной лишь Коллонтай намерен Ленин распространять в других странах манифест «Война и российская социал-демократия». «…Удалось поместить 13 ноября сокращенное изложение манифеста в швейцарской газете «La sentinelle» («Часовой»), выходившей на французском языке,- вспомнит Крупская.- Ильич торжествовал. Мы послали перевод манифеста во французские, английские и немецкие газеты» ^[134].

Уже разошелся тираж «Социал-демократа» с текстом манифеста ЦК РСДРП. Ленин запрашивает: «Не остался ли шрифт (неразобранный)? Оказалось, издали мало» ^[135]. Два дня спустя он вновь обращается в Женеву: «Пожалуйста, распорядитесь напечатать еще 1000 экземпляров…» ^[136]

А из разных мест приходят между тем к Ленину сообщения о том, что лидеры буржуазных и мелкобуржуазных партий обвиняют большевиков в антипатриотизме. Чтобы разоблачить клеветников, Ленин пишет статью «О национальной гордости великороссов».

«Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости?» - спрашивает он со страниц «Социал-демократа».

И категорически заявляет: «Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. ⁹/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов. Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великорусов…» ^[137]

Эта страстная любовь к своей родине, жгучая боль за насилия над нею, величайшая гордость за тех, кто выступал в России против своих поработителей, и дают Ленину право утверждать, что, полные чувства национальной гордости, русские рабочие хотят видеть свою порабощенную страну во что бы то ни стало свободной и счастливой. Именно поэтому, заявляет Владимир Ильич, нельзя в XX столетии в Европе «защищать отечество» иначе, как «борясь всеми революционными средствами против монархии, помещиков и капиталистов своего отечества, т. е. худших врагов нашей родины;-нельзя великороссам «защищать отечество» иначе, как желая поражения во всякой войне царизму, как наименьшего зла для ⁹/10 населения Великороссии, ибо царизм не только угнетает эти ⁹/10 населения экономически и политически, но и деморализирует, унижает, обесчещивает, проституирует его, приучая к угнетению чужих народов, приучая прикрывать свой позор лицемерными, якобы патриотическими фразами» ^[138].

Против ленинского лозунга поражения своего правительства в войне оппортунисты выдвигают лозунг:

- Ни побед, ни поражений!

Сторонники его стоят фактически на позициях буржуазии, на позициях социал-шовинистов. Они не верят в возможность интернациональных революционных действий рабочего класса против своих правительств, не желают помогать развитию таких действий. И Ленин разоблачает их со страниц «Социал-демократа». Признающие лозунг «ни побед, ни поражений», пишет Владимир Ильич, лишь лицемерно стоят за классовую борьбу, за «разрыв гражданского мира». На деле же они отрекаются от самостоятельной, пролетарской политики. Те, кто провозглашает лозунг «ни побед, ни поражений», стремятся подчинить «пролетариат всех воюющих стран задаче вполне буржуазной: охранять от поражений данные империалистские правительства» ^[139]. Сторонники лозунга «ни побед, ни поражений» - это сознательные или бессознательные шовинисты, в лучшем случае примирительные мелкие буржуа. И во всяком случае, они враги пролетарской политики. Они сторонники нынешних правительств, теперешних господствующих классов.

Большевики выступают за мир и учитывают стремление масс к справедливому демократическому миру. «Окончание войн, мир между народами, прекращение грабежей и насилий - именно наш идеал,- заявляет Ленин,- но только буржуазные софисты могут обольщать им массы, отрывая этот идеал от немедленной, прямой проповеди революционных действий» ^[140]. Задача состоит в том, чтобы движение за мир направить в русло пролетарской, а не пацифистской борьбы, связать его с борьбой пролетариата за власть.

Не так уж просто, даже из нейтральной страны, сплачивать для этого соратников по борьбе. Когда Ленин посылал в Женеву рукопись манифеста «Война и российская социал-демократия», он предупреждал, чтобы печатали его «с максимальной осторожностью», чтобы прятали тираж «обязательно у швейцарского депутата» ^[141]. Используя оказию, Ленин предостерегает Карпинского: «Есть все основания ждать, что швейцарская полиция и военные власти (по первому жесту послов русского или французского и т. п.) учинят военный суд или высылку за нарушение нейтралитета и т. п. Посему не пишите прямо в письмах ничего. Если надо что-либо сообщить, пишите химией. (Знак химии - подчеркнутая дата в письме)» ^[142]. Наставляет Владимир Ильич и А. Шляпникова, осуществляющего из Стокгольма связь между Русским и Заграничным бюро ЦК РСДРП: «…положение таково, что борьба с царизмом требует сейчас сугубой осторожности… Поэтому очень и очень прошу Вас удвоить и утроить конспиративность…» ^[143]

И все же Берн становится большевистским центром. Постепенно восстанавливаются прерванные войной связи. Укрепляются контакты с партийными работниками в России. С трудом, кружными путями, но в дом на Дистельвег поступают оттуда к Ленину вести. Ему пересылают письма о забастовках и демонстрациях петроградских рабочих, протестующих против войны, против всеобщей мобилизации.

Ему сообщают о нелегальных прокламациях, выпускаемых в Петрограде, Риге, на Кавказе.

Порой приходят солидные и по объему, и по содержанию книги и журналы - технические, медицинские или экономические. Напечатаны они на плотной матовой бумаге. Отправленные из России, поступают сперва на специально подобранные адреса, прежде чем попадают сюда, в Берн.

Между строк в книги и журналы вписаны химией письма Ленину. Под ними подпись: Джемс - один из партийных псевдонимов Анны Ильиничны Ульяновой-Елизаровой. Она сообщает, что в Питере рабочие отказались от участия в Военно-промышленном комитете, «ясно, определенно высказав… интернационалистскую точку зрения» ^[144], что оказала влияние на их позицию передовая «Социал-демократа». Сообщает Анна Ильинична Ленину и о том, что после арестов в Петербургском комитете «большое безлюдье - совсем нет своих людей для работы», но «настроение хорошее - какое-то напряженное»… ^[145]. Она пишет, что в Питере ждут «с нетерпением» газету «Социал-демократ», что Горький «статью Старика просил послать тотчас же на Стокгольм, откуда перешлют» ^[146].

«Старику» - Ленину пишут также из сибирской ссылки. А среди писем ссыльных весточки из Туруханского края, от С. Спандаряна. «Как живете? Что поделываете? Каково настроение? - запрашивает он Ленина.- Напишите, что можете. Жаждем живого слова. Будем ждать от Вас письма» ^[147]. И в другом письме, доставленном в Берн: «Привет Вам из полярных стран… Мы чувствуем себя бодро и настроены оптимистически. Мы вообще оптимисты. Полагаем, что и Вы не особенно скучаете и думаете скоро вернуться домой» ^[148]. Целый месяц идет в Туруханскую ссылку ответное письмо Ленина. «Оно сильно пострадало от долгого пути в наши полярные страны, а поэтому оно чрезвычайно смахивает на трудно разбираемые клинописи ассирийских царей» ^[149],- шутит по этому поводу в очередном письме Ленину Спандарян.

О письмах, которые поступают из России к Ленину, узнают, конечно, друзья. Собираются они у «Ильичей» часто. Приходят живущие неподалеку М. Кедров, Г Шкловский, И. Арманд, В. Каспаров и другие большевики. Допоздна беседуют о политических событиях. Обсуждают поступившие из России вести.

Но нередко и сами Ульяновы отправляются к друзьям. Чаще, чем к другим, идут к Кедрову, замечательному музыканту, чтобы на час-другой погрузиться в волшебный мир музыки. Больше всего любит Владимир Ильич Бетховена. И Кедров играет Патетическую сонату, увертюры «Кориолан» и «Эгмонт». Играет Шуберта, Листа, Шопена.

Идут Ульяновы и в ближайший лес. «Мы часами,- вспомнит Крупская,- бродили по лесным дорогам, усеянным осыпавшимися желтыми листьями. Большею частью ходили втроем - Владимир Ильич и мы с Инессой (И. Арманд.). Владимир Ильич развивал свои планы борьбы по международной линии. Инесса все это горячо принимала к сердцу. В этой развертывавшейся борьбе она стала принимать самое непосредственное участие: вела переписку, переводила на французский и английский языки разные наши документы, подбирала материалы, говорила с людьми и пр. Иногда мы часами сидели на солнечном откосе горы, покрытой кустарниками. Ильич набрасывал конспекты своих речей и статей, оттачивал формулировки…» ^[150]

Его статьи предназначены для «Социал-демократа». Он обрабатывает материал для газеты и пересылает его в Женеву. Шлет Карпинскому «распределение статей» для каждого номера. Здесь, в Берне, читает корректуру. И радуется тому, что растет популярность большевистской газеты.

^[1] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 139.
^[2] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 337.
^[3] Там же, с. 339.
^[4] Там же, с. 341.
^[5] «Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине», т. 2, с. 321-322.
^[6] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 339.
^[7] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 23, с. 144.
^[8] Там же, с. 148.
^[9] Там же, с. 151.
^[10] Там же, с. 152.
^[11] Там же, с. 163.
^[12] Там же.
^[13] Там же, с. 167.
^[14] Там же, с. 169.
^[15] Там же, с. 170.
^[16] Там же, с. 179 - 180.
^[17] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 182.
^[18] Там же, с. 183.
^[19] Там же, с. 182.
^[20] Там же.
^[21] Там же, с. 183.
^[22] Там же, с. 179.
^[23] Там же, с. 191.
^[24] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 343.
^[25] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 201.
^[26] «Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине», т. 2, с. 356-357.
^[27] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 226.
^[28] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 343-344.
^[29] См. Р. Пересветов. Поиски бесценного наследия (О судьбе некоторых рукописей В. И. Ленина). Изд. 2. М., 1968, с. 238-239.
^[30] См. А. М. Володарская. Ленин и партия в годы назревания революционного кпизиса. 1913-1914. М., 1960, с. 141.
^[31] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 226.
^[32] См. «Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника, т. 3., М., 1972, с. 132.
^[33] См. В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 23, с. 354.
^[34] Там же, с. 372.
^[35] Там же, с. 399.
^[36] Там же, с. 413.
^[37] Там же.
^[38] См. «Ленин в «Правде». Воспоминания». М., 1970, с. 109-110. Авторство К. Самойловой подтверждается: «Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника», т. 3, с. 133.
^[39] См. там же, с. 110.
^[40] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 24_: с. 49.
^[41] Там же, с. 52.
^[42] «КПСС в резолюциях…», т. 1, с. 380.
^[43] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 22, с. 135.
^[44] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 23, с. 62.
^[45] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 22, с. 198.
^[46] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 23, с. 144.
^[47] Там же.
^[48] «Октябрь», 1968, № 4, с. 163-164.
^[49] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 252.
^[50] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 24, с. 288.
^[51] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55. с. 349.
^[52] Там же.
^[53] Там же, с. 352.
^[54] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 285.
^[55] См. Ю. Бернов, А. Манусевич. Ленин в Кракове, с. 197.
^[56] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 353.
^[57] «Красный архив», 1934, т. 1 (62), с. 247.
^[58] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 286.
^[59] Там же, с. 291.
^[60] Там же, с. 294.
^[61] Там же, с. 296.
^[62] Там же, с. 296 - 297.
^[63] Там же, с. 302.
^[64] Там же, с. 313.
^[65] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 25, с. 148.
^[66] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 287.
^[67] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 25, с. 178.
^[68] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 322.
^[69] См. «История СССР», 1970, № 2, с. 90.
^[70] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 297.
^[71] Там же, с. 313.
^[72] Там же.
^[73] «Об Ильиче. Воспоминания питерцев». Л.. 1970, с. 235-236.
^[74] «О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900-1922 годы», с. 172.
^[75] В.И. Ленин, Полн. собр. соч.. т. 48, с. 327.
^[76] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 1.
^[77] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 239.
^[78] Там же.
^[79] В.И. Ленин, Полн. собр. соч.. т. 49, с. 2.
^[80] Ленинский сборник II, с. 175.
^[81] Там же, с. 177.
^[82] Там же, с. 176.
^[83] Там же, с. 179.
^[84] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 240-241.
^[85] См. В. Найдус. Ленин в Польше, с. 153.
^[86] «Русское слово» № 181, 8(21) августа 1914 г.
^[87] «Красный архив», 1939, № 1, с. 48.
^[88] Ленинский сборник II, с. 180.
^[89] «Дон», 1965, № 4, с. 155.
^[90] Ленинский сборник II, с. 180.
^[91] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 241.
^[92] См. «Дон», 1965, № 4, с. 156.
^[93] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 242-243.
^[94] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 3.
^[95] Там же, с. 4.
^[96] Там же.
^[97] Там же, с. 7.
^[98] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 55, с. 355-356.
^[99] «О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900-1922 годы», с. 173.
^[100] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 26, с. 1.
^[101] Там же, с. 5.
^[102] Там же, с. 6 - 7.
^[103] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 6.
^[104] Ленинский сборник XI, с. 95-96.
^[105] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 26, с. 111.
^[106] Там же.
^[107] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 9-10.
^[108] См. В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 26, с. 409.
^[109] Там же, с. 28.
^[110] Там же, с. 31.
^[111] Там же, с. 32 - 35.
^[112] «Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине», т. 2, с. 358.
^[113] Ленинский сборник XIV. с. 138.
^[114] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 25.
^[115] Там же, с. 26.
^[116] Там же, с. 16.
^[117] Там же, с. 20.
^[118] Там же, с. 3.
^[119] Там же, с. 13.
^[120] Там же, с. 14.
^[121] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 26, с. 15.
^[122] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 26.
^[123] «О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания. 1900-1922 годы», с. 126.
^[124] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 35.
^[125] См. там же, с. 36.
^[126] Там же.
^[127] См. там же, с. 37.
^[128] См. Э. Хазиахметов. Ленин и ссыльные большевики Сибири, с. 131.
^[129] См. М. Горенский, А. Кудрявцева, В. Сафронов. Между двумя революциями. Красноярск, 1960, с. 133.
^[130] «Слово старых большевиков». М., 1965, с. 121.
^[131] «Красная летопись», 1922, № 5, с. 236.
^[132] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 22.
^[133] А. М. Коллонтай. Из моей жизни и работы. Воспоминания и дневники. М., 1974, с. 181.
^[134] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 253.
^[135] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 32.
^[136] Там же, с. 33.
^[137] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 26, с. 107.
^[138] Там же, с. 108-109.
^[139] Там же, с. 290.
^[140] Там же, с. 304.
^[141] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 49, с. 10.
^[142] Там же, с. 8.
^[143] Там же, с. 47.
^[144] «Пролетарская революция», 1930, № 7-8 (102-103), с. 185.
^[145] Там же, с. 187.
^[146] Там же, с. 188.
^[147] С. С. Спандарян. Статьи, письма и документы. М., 1958, с. 285.
^[148] Там же, с. 286-287.
^[149] Там же, с. 287.
^[150] Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, с. 250.