Огл. Культура как фильтр

На всей человеческой цивилизации лежит печать недоверия к человеку. Кажется, что историей ставится под вопрос аристотелевское определение человека как общественного животного. Инопланетный наблюдатель мог бы предположить, что речь идет не об общественных, а о об индивидуальных существах, не то согнанных в искусственные сообщества, не то вынужденные терпеть совместное коммунальное проживание из-за перенаселенности планеты.

Человек рождается наделенным мощнейшим антисоциальным потенциалом, и его еще нужно воспитать и дисциплинировать. Личность человека - это бомба, подложенная под любую социальную систему или институт. Личность человека не может вписаться в ту узкую функцинальность, которую предполагает система. Человек для себя мироподобен и универсален, и поэтому не может быть элементом еще более универсальной системы. Лучший пример избыточности личности по отношению к функции - коррупция. Но по большому счету, коррумпирована любая человеческая деятельность. Например любовь - это знают женщины, когда жалуются на ее недостаточность. Самый элементарный механизм "коррупции" - наличие большого числа мотиваций, отличных от мотивации выполнять свои обязанности в соответствие с функционалом (чиновник -взяточник больше думает о своем личном обогащении).Более изощренный механизм - уход "фокуса внимания" от периферии к центру личности, уход в себя, превращение в созерцателя, для которого любые функции и обязанности - лишь периферийное явление.

Индивидуальная избыточность - вызов для цивилизации, и цивилизация отвечает на это построением систем регуляции поведения. Вопреки тому, что иногда говорят интерпретаторы Мишеля Фуко, надзор и дисциплина вовсе не являются изобретением нового времени- хотя, как и многие другие технологии, надзор в новое время достиг невиданной изощренности и мощи. Мировая культура тысячи лет занималась тем, что создавала грандиозную систему фильтров для человеческого поведения. Все неверное и не должное среди человеческих поступков подавлялось, правильные поступки одобрялись или предписывались. В одной из ранних работ социолога Питирима Сорокина вся существующая в истории цивилизации система регулирования поведения сводится к системе наказаний и наград - недолжные поступки караются, должные поощряются, а о нейтральных поступках, не караемых и не награждаемых, Сорокин даже счел возможным забыть.

История культуры, морали, права, история технологий, экономики, военного дела и даже история философии - это во многом история того, как многочисленные формы свободного, спонтанного, естественного поведения опознавались как вредные, после чего обличались, запрещались, помещались в зону нерекомендуемого. Соответственно, рядом возникала зона эталонного, правильного, рекомендуемого поведения.

Создана грандиозная культура, в которой великие мудрецы, вроде Платона и Конфуция призывают быть умеренным в пище и воздерживаться от расточительства, в которой Моисей вводит заповеди, а Христос запрещает прелюбодействование не только действием, но и мыслью, где многочисленные памятники права, начиная с законов Хаммураппи многое запрещают и вводят для нарушителей наказания, где уважением пользуется аскетизм и аскеты, где всевозможные, разных времен и народов, авторитеты пытаются удержать людей от различных, в том числе и, казалось бы, самых естественных поступков. Многие века подряд, солдат учат строиться в геометрически правильные порядки и запрещают им шевелиться и самовольно выходить из строя. И, кажется, только чань-буддизм иногда воздавал должное человеческой спонтанности - но именно потому, что отказывался способствовать достижению любых прагматических целей.

Возникновение этических религий, возникновение духовных движений, приуроченных к осевому времени Ясперса было во многом триумфом культуры наград и наказаний, культуры поведенческих фильтров, выход идеи селекции человеческого поведения на уровень идеологии. Здесь возникают заповеди, этика, и даже - в случае конфуцинства - философское санкционирование обрядности.

Популярное в религиозной философии противопоставление и иудаизма и христианства как религии закона и религии люви фактически не выходит за пределы осевого дирижизма- обе религии, и оба принципа регуляции человеческого поведения не отказываются от того, чтобы предписывать людям правильные действия и запрещать неправильные. Разница заключается в том, что если религия закона четко формулирует предпочтительные алгоритмы действий, которых надо придерживаться, то религия любви регламентирует уже не столько алгоритмы, сколко ценности: важным становится не соблюдение заповедей, а действие в духе любви к ближнему. Повышенное внимание уделяется регламентации ценностей, и значительно меньше значение - конкретным способам, которыми эти ценности реализуются. Таким образом, адепту религии любви фактически оказывается куда большее доверие в выборе инструментов для достижения предписанных целей и в этом смысле христианство может действительно считаться религией свободы, и, следовательно - ступенью к либерализму.

Огл. На сцену выходит Хаос

Вплоть до недавнего времени человеческое культура осознанно - а чаще неосознанно- исходила из постулатов, что алгоритмы правильного поведения известны, а не регулируемая человеческая спонтанность с высокой вероятностью приводит злоупотреблениям и неконструктивным эксцессам. И можно оценить глубокую природную мудрость этого подхода: хотя, как предполагают дарвинисты, развития происходит благодаря полезным мутациям - все же подавляющее число мутаций деструктивно.

Но вот, в Новое время начинается движение по оправданию человеческой свободы. Выясняется, что бывают ситуации, бывают пространства действия в которых свободная, слаборегулируемая человеческая активность отнюдь не только порождает преступления, но может оказаться и огромной творческой силой. Может быть главный революционный переворот, произошедший на западе в Новое время заключался в открыти, что от нефильтрованного поведения может быть не только вред, но и польза. Вечный либерализм - то есть идея конструктивности человеческой свободы- осознал сам себя, и стал не просто практикой, но и идеологией.

В сфере экономике были открыты значение рыночной конкуренции, личной инициативы и невидимой руки рынка.

В политике было открыто- а, точнее, переоткрыта эффективность демократии, самоуправления, а также значительная польза всевозможной гражданской самодеятельности - примером чего может служить книга Токвиля об американской демократии.

В военном деле эпоха либерализма ознаменовалась открытием- или , опять же, скорее переоткрытием - тех возможных выигрышей, которые сулит, во-первых вовлечение в войну широких масс населения, и во-вторых, частная личная инициатива. О тесных связях политического и экономического либерализма широко известно, но параллельно с ними возникли элементы военного либерализма. Примерно тогда же, когда умами европейских интеллектуалов овладевали идеи свободного рынка и демократии, появилась идея войны как общенародного дела. Ранним прообразом здесь конечно была Швейцария, давшая самый ранний в новоевропейской истории образец развитого самоуправления, республиканского правительства и всеобщего вооружения народа. Однако, куда большее значение получили массовые народные армии, появившиеся во время Американской и Французской революций. Французская сначала революционная, а затем наполеоновская армия задала образец, подражание которому привело к появлению всеобщей воинской обязанности.

Впрочем, наполеоновские войны дали возможность оценить успешность еще более неорганизованной и хаотичной форме войны - а именно, войны партизанской. Боровшиеся с наполеоновскими войсками испанские и русские партизаны начали славную историю партизанства нового и новейшего времени- историю, которая не закончилась по сей день, перейдя в историю терроризма - непобедимого и неосознанного сопротивления организованному насилию. И в терроризме можно увиедть либеральную составляющую - вопреки всем современным коннотациям.

Наконец , вероятно где-то в результате 2-й мировой войны (впрочем, возможно и раньше), в военном деле появилась еще одна важная либеральная идея: что солдат должен не просто обладать навыками и быть дисциплинированным, но еще и обладать инициативой, и что успех сражения часто зависит от умения военнослужащего в бою принимать самостоятельные решения.

Возникновение всех этих идей можно сопоставить с произошедшей тогда же появление термодинамики, провозгласившей, что хаотическое движение молекул может приводит к качественным эффектам- таким, как нагрев. Техника научилась использовать неуправляемые хаотические процессы- в огнестрельным оружии и паровых машинах, и параллельно появились социальны технологии, канализирующие и использующие броуновское движение человеческой самодеятельности.

В конце ХХ века резко усилилась еще одна (впрочем довольно древняя) форма оправдания либерализма как выполнение общественных функций за счет частной инициативы волонтеров, общественных организаций и благотворителей. Массы никем не управляемых, не санкционируемых и не регулируемых активистов превратились в важную часть общественного сектора.

Успех некоторых массовых волонтерских проектов, прежде всего Википедии породил преувеличенные надежды, что мы имеем дело с новым сектором экономики. К тому же, на границе между рыночной экономикой и добровольчество возникло такое явление как краудсорсинг, то есть , согласно определению Википедии - передача определённых производственных функций неопределённому кругу лиц на основании публичной оферты не подразумевающей заключение трудового договора. В краудсорсинге вообще платить ни за что не нужно или можно платить минимум: всю необходимую работу делают неоплачиваемые или малооплачиваемые профессионалы-любители, которые и будут по своей инициативе тратить свободное время на создание контента, решение проблем или даже на проведение исследований и разработку. Эта тенденция, в частности, была недавно обобщена в книге английского научного журналиста Мэтта Ридли рационально мыслящий оптимист, где говорится: «Инициатива снизу, формирующая все мироустройство- основополагающая тенденция нашего века. Врачам придется адаптироваться к тому факту, что что пациенты хорошо инфорированы: сами собирают информацию о своих болезнях. Журналист должны подладиться под читателей, которые сами формируют новостную ленту. Телекомпании приучаются к ситуации, когда право отбирать артистов перепоручат зрителям. Инженеры ищут решение задач всем своим сообществом. Производители откликаются на запросы потребителя, которому нужен товар с особым набором характеристик. Генная инженерия будет развиваться по принципу открытого кода: выбирать комбинацию генов станут отдельные люди, а не корпорации. Политики все больше напоминают щепки, дрейфующие по волнам общественного мнения. Диктаторы обнаруживают, что граждан их стран могут организовывать восстания посредством СМС» ^[1].

Итак, произошел глобальный сдвиг в отношениях к не санкционированными традицией, этикой или властью действиям человека: задачей общества становится не подавление вредных проявлений человеческой свободы, а а их канализация и утилизация- как в паровой машине, в расчете что это некая полезная энергия.

Огл. Большая полемика и остывший котел

С этих же времен важнейшей темой западной культуры стала полемика цивилизационного дирижизма и цивилизационного либерализма, проявляющаяся в самых разных формах: как полемика консерватизма и модернизма, правого и левого, рыночной и плановой экономики, кейнсианства и монетаризма, анархизма и коммунизма, сталинского и демократического социализма и т. д.

У этой полемики есть две характерных особенности: она очень часто четко позиционирована по шкале времени и по шкале социальной иерархии.

Хронологическая ориентированность этих полемик связана с тем, что с точки зрения истории культуры противники неравноправны: большая часть человеческой культуры, создаваемой последние несколько тысяч лет, в доступный по источникам исторической период - это дирижистская культура. Практическая эффективность спонтанности, свободы и инициативы на идеологическом уровне была, кажется открыта только в Европе и только в Новое время. Это одна из новаций, внесенных в мировую культуру западом. Либерализм как идеология существенно моложе, и поэтому в полемике с дирижистскими тенденциями он очень часто имел возможность позиционировать себя как как новое, борющееся со старым.

Кроме того, во всех сферах- от политики до искусства, от религии до экономики - такого рода споры могут иметь характер противостояния сословий, классов и страт, поскольку всякий надзор предполагает надзирателя, а всякая селекция- селекционера, надзиратели обладают высоким социальным рангом, а значит конфликт либерализма с дирижизма легко может принять характер борьбы низов с верхами. Очевидны все возможные оговорки и исключения. Но когда американская пропаганда критиковала неэффективность советской плановой экономики, то конечно США не были низами, а СССР не был правящей элитой- но эта пропаганда могла иметь значение только потому, что внутри СССР она находила слушателей из числа тех, кто был в оппозиции к правящей номенклатуре.

Впрочем также очевидно, что никакой победы в этой великой полемике в принципе невозможно. Открытые либерализмом области действия человеческой свободы всегда существуют в рамках, являющихся продуктами дирижистского регулирования. Рыночная экономика действует только на фундаменте права, собственности, полицейской безопасности и регулируемого денежного обращения.

С другой стороны, всякое предписываемое дирижизмом эталонное поведение было открыто благодаря наткнувшейся на него человеческой спонтанности. Всякая традиция возникает из накопления новаций. Человеческая цивилизация- это перманентная борьба вечного дирижизма и вечного либерализма, немыслимых друг без друга. Важный вопрос этой извечной борьбы: как должен быть экипирован человек, чтобы его свободные поступки вопреки своей исходной хаотичности и не направленности оказались бы общественно полезными?

Опыт мировой истории показывает, что человек склонен к злоупотреблениям и нуждается налагаемых обществом ограничениях. Однако Новое время дало надежду , что при определенных условиях хулиган может алхимически превратиться в полезного творца. Но при каких условиях? Именно это является главным содержанием современных споров вечного дирижимзма и вечного либерализма во всех сферах и формах. Чем нужно снабдить человека, чтобы его можно было со спокойной совестью оставить на свобде? Какие ему нужно дать навыки, ценности, институциональные рамки? Что нужно сделать ? сначала освободить человека, а потом дать ему соответствующую экипировку или наоборот? Может ли экипировка возникнуть до освобождения - или, как это требовал от российских младореформаторов Пол Вулфовиц, можно ли создать рыночные институты до свободного рынка? Достаточно ли одних институтов и что нужно, чтобы институты функционировали?

Все-таки не случайно, термодинамика и паровая техника дала эффективные метафоры для описания человеческой свободы. Со времен императора Александра III, в России популярна метафора замкнутого парового котла, угрожающего взрывом. Во многом, именно из термодинамики выросла синергетика, теория саморганизации, возникновения порядка из хаоса - все это также очень плодотворные социальные метафоры. Со времен перестройки искусство политики часто описывают как искусство открывания клапанов и спускания пара - в том числе и в свисток. Парадоксальный, травматический опыт революции сообщил, что замкнутый котел, конечно взрывается, но и любая попытка открыть клапан приводит к не управляемому разрушительному процессу. Формулы правильной последовательности открывания клапанов не найдены, турбины, утилизирующие хаотическую человеческую энергию не построены. Если наш котел не взрывоопасен- то благодаря остыванию. Снижение пассионарности, внутренняя несвобода граждан, утрата интереса к инициативе снимает великую полемику применительно к России.

Но в мировом масштабе она, конечно, никуда не делась.

11.2011 г.

© К.Г. Фрумкин

^[1] Ридли М. Каталлаксия: Рациональный оптимизм в 2100 году // The Prime Russian Magazine, 2011, №5 (8). C. 51