Следует вспомнить, что в основании любой принадлежащей направлению философского идеализма концепции лежит такого рода «субстанция» как огораживаемая проекция внутреннего мира личности. Отсюда и зачастую внешним, хорошо проявляющимся признаком принадлежности мыслителя к идеалистической традиции философствования служит характерное для него стремление к преувеличению и превознесению философской категории «Я». Видящие себя именно адептами подобной тенденции авторы часто склонны понимать чуть ли не за честь демонстрацию своей принадлежности подобной традиции.

Заявляя себя «критиком» подобного отношения, мы, тем не менее, полагаем должным признать следующее положение вещей: тот огрубляющий порядок философского «измерения», что в истории отечественной мысли в силу некоторых недоразумений был назван вовсе не характерным для него именем «материализма», пытался принизить «Я», элементарно игнорируя сложную природу собственно функции самоидентификации.

Для сознания же философствующего идеалиста «Я», прежде всего, воплощается в некоторый космизм, могущий представлять собой предмет фактически не обладающей соизмеримостью содержательности. Что же именно мотивирует представителей данной философской тенденции фактически «исключать подбор аналогов» такой сущности как внутренний мир личности?

Если позволить себе придумать историю воображаемого обращения с подобным вопросом к некоторым знаменитым собеседникам, то можно, хотя и понимая зыбкость подобного рода имитации, предполагать смысл ожидаемого нами ответа. Если спрашиваемым вообразить такую известную и не только в области философии фигуру Ленина, то он, возможно, и с несколько ложной прямолинейностью, но «напролом» утверждал бы, что с помощью некоего «трюка» идеализм производит над категорией «Я» некоторую расширяющую модификацию. Конечно, нам следует признать правоту оценок этого воображаемого нами «респондента» в той части, что «Я» вряд ли допускает его отождествление космосу в смысле условия масштаба, однако здесь лучшим возражением против позиции мыслящих подобные необозримые масштабы «Я» может послужить как раз иного рода сравнение.

Условность «Я» такой, какой видит ее интерпретация философского идеализма, обретается подобной традицией понимания совершенно специфическим образом. Философский идеалист наделяет «Я» рангом формата, вседостаточно исчерпывающего возможность самоидентификации как таковой; в области самоидентификации «Я» как бы заполняет «все доступное» подобной функции пространство, тем и блокируя возможность применения какой–либо иной формы идентификации, той, например, что могла бы оказаться конкурентом «Я». Категорию «Я» в отводимой ей сфере бытования идеализм мыслит вне какой-либо конкуренции других замещающих позицию идентификации возможностей.

Именно признак «невозможности замещения» так легко позволяет наполнить категорию «Я» космической неисчерпаемостью, и именно назначение подобного рода статусной характеристики позволяет идеалистической философии так легко находить все нужные ее построению средства отождествления. Здесь свойственная нам склонность к модификации теоретических начал в образный ряд позволяет описать выраженное в такой самодостаточности философское «Я» посредством изображения того Адама, которому бог пока еще не приглядел спутницы в лице Евы.

Дабы понять основательность претензии определенной философской интерпретации на совершенную особость «Я» в смысле его выделения на положении единственно возможного средства самоидентификации, мы позволим себе прибегнуть к инструментарию эмпирического анализа. При помощи подобного приема мы попытаемся проверить, действительно ли «Я», не испытывая никакой конкуренции лишь одно располагает способностью исполнения функции средства самоидентификации. Разберем случай: человек указывает свою национальность, употребляя выражение «я – русский». Имеет ли в его высказывании место, при условии, что лексически данное утверждение содержит именно слово «Я», представление себя именно посредством «Я – формы»? Скорее нет, и в действительности «я – представление» отсутствует в данном утверждении по той простой причине, что мыслить себя в единственном числе русским невозможно; люди способны идентифицировать себя признаком национальности именно потому, что относят себя именно к группе составляющих национальную общность людей.

Следовательно, в данном примере мы видим иной, нежели формат «Я», образец представительства личности. Конечно, речь здесь может идти именно о «МЫ – репрезентации». Однако не только одна проблема национальности, но и всевозможные потребности социальной практики заставляют человека прибегать к использованию инструментов «МЫ» – репрезентации. Это и «мы выиграли у соседней команды», «мы построили город в тайге», «мы шли под грохот канонады», «мы выбрали депутата», «нам татарам все равно» … и – упражнений в подобных примерах коллективного представительства можно привести бесконечное множество.

«МЫ – репрезентация» существует, по крайней мере, где-то в окрестностях «Я», на деле отражая реальное положение вещей, и, более того, она и достаточно часто и много употребляется «на практике». Внимательный взгляд на эмпирику «МЫ» - представления» себя позволит выделить даже и тот аспект, что не так уж просто выделить функции, не позволяющие их выражения посредством инструмента «МЫ – репрезентации». Даже такие вещи как здоровье и чувство вполне определенно находят свое выражение и при помощи категории «МЫ». Вспомним, как «мы утомились в пути», «мы переболели гриппом», «мы влюбились в Машу», «в нас вспыхнуло страстное желание».

Если же прибегнуть к постановке вопроса о специфике допускающих их передачу только посредством «Я» и только посредством «МЫ» выражений, то нам не так просто будет подобрать подобные конструкции. Хотя такие примеры существуют и, в частности, лишь «МЫ» способны дружно радоваться, и только «Я» готово что-либо «внутренне переживать» (или – внутренне признавать какую–либо идею).

Развитие нашего рассуждения теперь позволит нам определить такое выражающее обобщающее отношение понятие как личностная репрезентативность (слово, впрочем, не вполне удачное, возможно, здесь можно подобрать и стилистически более приемлемый «план выражения») и сопоставить в ее пределах разные производные категории - «Я» и «МЫ». Данный анализ собственно и будет состоять в разрешении проблемы того, какими бы функциональными качествами мы могли бы выразить состояние переживающей успех личности? Это в любом случае пример человека, связи которого с внешним социальным окружением более насыщенны, чем в альтернативном случае обделенного успехом индивида. (Бывает и иная, авторитарная успешность, но нам, в нашем рассуждении достаточно знать, что существует и вот такая, «демократичная» форма успешности.) Следовательно, доля общностного посыла в составе репрезентативности успешного человека конечно превышает некий «обычный» средний уровень.

Конечно, интерес представляет и следующий аспект: «Я» и «МЫ» фактически могут соревноваться друг с другом за ресурс «пространства» сферы личностной репрезентации.

Характеризуя успешного человека той свойственной ему сферой репрезентации, что явно обнаруживает передел в пользу «МЫ», нам следует вспомнить и о случаях, где подобный передел вводится не естественным, но искусственным порядком. Первая в списке подобных проблема – это фанатизм; в данном случае «Я» искусственно репрессируется его обладателем в пользу вытесняющего все и вся «МЫ». Фанатиком, по определению, становится человек, отказывающийся от какого бы то ни было жестко эгоистичного формата самотождественности. С нашей точки зрения, феномен фанатизма представляет собой искусственную конструкцию успешной личности, где успех не достигается, но имитируется посредством фиктивного феномена «единомыслия». Другой случай искусственной замены «Я» на «МЫ» – персонализация властителя, например, монарха. Монарх как бы теряет право выступать от собственного лица, поскольку обязан представлять только в целом массу собственных подданных. Подданные обезличиваются в пользу идентифицирующего признака монарха, представляющего собой отнюдь не «Я», но обязательно «МЫ».

В данном пункте наши рассуждения нуждаются и в их дополнении комментарием о характерном для нас понимании предложенной Э. Гуссерлем концепции «нулевого репера познания». Согласно данной концепции, такого рода репером познания служит именно «Я»–представительство. Мы же в случае фактической равноспособности в смысле представительства и «Я», и «МЫ», понимаем данный предмет таким образом, что любая форма обобщенного личностного представительства сознательной природы, в том числе и «МЫ», может выполнять функцию нулевого репера познания. Как «Я» отличается от не-»Я», так и «МЫ» тем же самым образом будет отличаться от не-»МЫ».

Завершить разговор о специфике исполняемых категориями «Я» и «МЫ» в пределах единой среды личностной репрезентации функций, на наш взгляд, необходимо выделением следующего условия, – возможно, личностная репрезентативность не замкнута лишь зафиксированными нами формами репрезентации. Возможно, и такое тоже весьма вероятно, что репрезентации «здоровье» и «темперамент» также вливаются в дружную семью инструментов личностной репрезентативности. Во всяком случае, можно согласиться с высказанным одним из читателей данного рассуждения замечанием, что личностная репрезентация может реализоваться даже через категорию «ОНИ». Как, например, прислуга может понимать себя через волю своих хозяев или родители через поступки своих детей.

Однако формат «Я» используется не только для выражения специфики репрезентативности. «Я» позволяет его толкование и в качестве особой характеристики психологического механизма, строящегося в виде некоей «совмещенной структуры» получателя, источника и узла воздействий и реакций. Идеалистическая философия видит «Я» только лишь на положении доминантного условия и потому по существу априорно склоняется к разделенной схеме функционирования «Я» в качестве получателя воздействий и источника реакций. («Я» для идеалистического понимания нераздельно, потому–то и все его взаимодействия – одноактны.) То есть, согласно подобному пониманию, воздействие обязательно должно состояться, и - лишь по его совершении может иметь место развитие реакции. Для проверки данного положения мы вновь прибегнем к эмпирическому анализу.

Подчиненного вызывает начальник. Предмет разговора подчиненному не объявлен, рабочее место начальника, поставим такое условие, находится вдали от рабочего места подчиненного. Подчиненный имеет время, чтобы дойти до начальника, и эти несколько минут он вполне может потратить на предварительное обдумывание реакции на такое еще не состоявшееся воздействие. То есть практика заставляет нас говорить как о параллельном осуществлении воздействия и реакции, так и предполагать развитие реакции в предвидение воздействия; в типическом случае же воздействие уже завершается, когда на него с небольшим запозданием начинает следовать реакция, в другом же случае они вполне допускают их параллельное присутствие в данном субъекте.

Но философия упрощает суть проблемы, фактически разделяя воздействие и реакцию на деле отсутствующим барьером, который философский опыт «по умолчанию» предпочитает характеризовать посредством имени «Я». Это даже в каком–то смысле разумно, если оценивать именно прошедшие события, когда нам уже безразлично как там «складывался» весь этот событийный порядок (так нам удобно понимать большую часть сведений о прошлом), для нашего апостериорного понимания лишь важно, что имевшее место воздействие сопровождалось определенной реакцией.

То есть философия фиксирует «Я» на положении такой составляющей порядка понимания, благодаря которой у нее появляется возможность построения модели, существенной функцией которой становится само реализовавшее ее состояние условие приведения. То есть в одном случае мы понимаем «Я» именно в виде описанного выше барьера, в другом – позволяем себе понимать его каким–либо более сложным образом.

Теперь – немного об одном примере, позволяющем оживить все эти объясняемые до сих пор формальным языком «барьерные» проблемы. Великолепный Жванецкий преподнес нам знаменитую шутку о студенте Авасе и доценте по фамилии Тупой. В чем парадокс мышления доцента с такой фамилией? Именно в четком следовании императиву барьерной модели. Он инициирует направленное к нему же самому воздействие (ответ на вопрос об имени); не понимая ответа, он определяет ожидаемое воздействие как не состоявшееся. В силу последнего его сознание блокирует, скорее всего, уже подготовленную реакцию; другое дело, что нормой его мышления оказывается установка «параллелизм недопустим». При отмене подобной установки, предположим, что ответ студента в силу своей специфики равно сохраняет для него все ту же неясность, допустимо введение и параллельной операции: «Ну, хорошо, когда-то я узнаю, как Вас зовут, а сейчас переходим к занятиям».

Еще одним любопытным аспектом феномена самоидентификации, выявленным при обсуждении данного анализа, оказалась … проблема неформального лидерства. Некто, руководствующийся в общении с окружением завышенной самооценкой, строит диалог с окружающими следующим образом: «Они должны думать, как говорить со мной, а не я – должен выбирать способ, как говорить с ними». То есть принцип лидерства такой человек понимает возможностью выдвижения идей, в оценке окружения признававшихся бы небанальными в той степени, что заставляла бы задумываться об отношении к этому человеку. Неформальный лидер, таким образом, оценивает себя посредством не «Я», а идентификации в специфике чьей-либо реакции.

Следование высказанным здесь оценкам и будет означать то, что «Я», по крайней мере такое, каким оно предстало в качестве предмета проделанного здесь анализа, – став моделируемым и наделенным антисостоянием «МЫ», явно предполагает его включение в список всевозможных философских категорий именно производного плана. Производного, но от чего конкретно, следовало бы поставить и такой вопрос – от человека (здесь важно, что не следует лишать и животное права выражать свои «Я» и «МЫ» – здесь нам подойдет та любая тварь, которой присуще сексуально конкурентное поведение, стремящееся к постоянству отношений – брачные пары, гаремы)? Конечно, рано или поздно расширение такой модели сможет вывести нас к анализу проблемы генезиса психического, но мы не намереваемся именно в данном рассуждении предрешать столь непростой в предполагаемом ответе на него вопрос …

11.2002 - 10.2010 г.