Первые представления о виртуальной реальности и о том, как она воспринимается сегодня, я получил сравнительно недавно, когда примкнул к группе исследователей из московского Физтеха. Они пригласили меня рассказать о своих семиотических работах, а я, присутствуя на их докладах, услышал многократное обращение к терминам «виртуальная реальность», «дополнительная виртуальная реальность», «виртуальная модель» и им подобные. Эти термины произносились без колебаний, как будто речь шла о хорошо известном и не подлежащем сомнению вопросе. Но когда я спросил «А что такое виртуальная реальность?» и «Как она соотносится с реальностью онтологического плана?», возникло замешательство, и все замолчали.

Эта ситуация заставила меня задуматься. Поскольку к тому времени уже появился ряд публикаций с моей версией анализа семиотической реальности, не удивительно, что я пришел к выводу: виртуальная реальность должна найти себе место в ряду бытийных категорий наряду с онтологией и семиотикой, и ее тоже необходимо рассматривать как явление, в значительной мере определяющее человеческое существование. Возникло желание разобраться в реальности данного типа, чтобы конкретней обозначить ее очертания. С этого момента я занимаюсь в основном проблемами виртуальной реальности. Следует заметить, что я не слишком продвинулся в указанном направлении, но то, что успел сделать, представлено ниже.

Огл.  О месте виртуальной реальности в метафизике

Метафизика представляется мне следующим образом. Наше бытие состоит не из двух слагаемых, как это традиционно трактует философия, начиная с Платона и по сей день (материальный мир vs. идеального мира наших идей), а из трех равноценных и взаимосвязанных материальных частей + субъективный мир наших мыслей и воображения. Три части материального мира – это онтология, дополняющая ее семиотическая реальность, состоящая из знаков и знаковых систем, и виртуальная реальность нашего воображения. В виде самостоятельной, объективированной реальности, доступной не только самому фантазеру, она выступает лишь тогда, когда воплощается в материальной оболочке и подключается к онтологической либо семиотической реальности. Мир наших мыслей как бы противостоит материальным мирам. На самом деле он de facto находится в центре всей картины и дирижирует остальными мирами в пределах, ему доступных. То есть, он не столько им противостоит, сколько их дополняет и руководит ими.

Всё, что представлено в онтологической действительности, я называю вещами, вернее, – вещами-событиями, потому что вещь не может быть познана без указания на то, как она существует. Поэтому вещь неразрывно связана с модусом своего существования, и эту единицу я комплексно обозначаю как вещь-событие (чаще просто вещь). Кроме того, любая вещь (как и основные единицы остальных частей бытия) сопровождается еще и оболочкой своих пространственно-временных габаритов. В отличие от Канта мне представляется, что пространство и время существуют объективно, а не только в нашем сознании. Огромная часть онтологического мира пребывает вне нашего сознания, и в нем любая вещь ограничена своими параметрами пространства и времени. Как только они исчезают, бытие вещи прекращается. Равным образом, она начинает быть вещью для нас лишь после установления нами хотя бы примерных ее пространственно-временных габаритов. Оболочка каждой вещи-события соприкасается с оболочками соседствующих и контактирующих с ней вещей-событий и взаимодействует с ними, составляя таким образом цельный мир онтологической действительности.

Основными ячейками семиотической реальности являются знаки и составленные из них знаковые системы. Вещи-события в онтологической реальности в основном возникли и стали функционировать еще до появления людей – самим фактом их наличия и взаимодействия друг с другом. Влияние человека на них сказалось позднее. Знаки и их системы являются, напротив, исключительно порождением нашего сознания. Они возникали и возникают в процессе изучения человеком своего окружения и переноса впечатлений от внешних воздействий в человеческий мозг в виде образов, которые снабжаются затем словесными определениями. После их осознания определения передаются вовне, за пределы нашего сознания. Там они становятся достоянием других людей, но это может происходить только с помощью знаков.

Отдельные знаки объединяются в знаковые системы, которые помогают нам понять объект наблюдения и даже воздействовать на него в меру наших возможностей, изменяя при этом как онтологическую реальность, так и ее семиотическое воплощение. Под системой я понимаю такое сцепление частей в единое целое, которое позволяет с его помощью добиваться нужного результата, – полностью либо частично. Неработающая комбинация частей системой не является и остается простым нагромождением не взаимодействующих между собой вещей-событий.

С помощью знаковых систем мы в определенной степени осознали пространство-время окружающих нас вещей и частично их переделали. Так что сегодня онтологическая реальность состоит из двух частей – измененной и оставшейся незатронутой (она называется первой природой, которая нам пока недоступна, в отличие от второй, переделанной нами природы, – эти названия придуманы еще древними греками). Все полезные и работающие знаки и знаковые системы, собранные вместе в копилку человеческого знания, называются мной семиотической реальностью. Продукты семиотической реальности (книги, ноты, живопись и пр.) не менее важны для существования и прогресса человеческого рода, нежели его непосредственные контакты с онтологией.

Базисной единицей виртуальной реальности служит виртуальная модель, которая проецируется в наш мозг не только на основе внешних воздействий, но и под прямым влиянием человеческого воображения и фантазии. До недавнего времени виртуальная реальность имела своим основанием исключительно фантастические представления (сны, религиозные доктрины, сказки и былины, а также любая литературная фантастика). В результате технологического прогресса последнего времени человеческая мысль в форме фантастических представлений получила возможность реального воздействия на онтологию и на семиотическую действительность. Для этого мы используем математические методы моделирования действительности: «При применении количественных методов исследования в любой области всегда требуется какая-то математическая модель. При построении модели реальное явление (в нашем случае — операция) неизбежно упрощается, схематизируется, и эта схема („макет“ явления) описывается с помощью того или другого математического аппарата»^[31]. Как это происходит, будет подробно описано ниже, а пока приведу лишь несколько примеров.

Например, с помощью специальных приборов, скажем, оптических приспособлений, мы можем поместить себя в иную обстановку, нежели та, в которой мы в данный момент находимся. На этом принципе построены различные тренажеры. Кроме того, современные технологии позволяют нам собирать достаточно данных в одном месте и обрабатывать с помощью компьютера таким образом, что формулируется убедительная картина поведения данных вещей в обстановке, трудно воспроизводимой в ощутимой форме другими способами. Таким образом появляется виртуальная модель, достаточная, чтобы приступить к ее реальному воплощению в виде вещей либо знаков. Когда же она превращается в вещи или знаки, то переходит из виртуальной реальности в онтологическую либо семиотическую, и мы можем практически использовать полученные вещи или знаки для своих нужд.

Руководит всеми этими метаморфозами человеческая мысль. Мысли возникают как результат воздействия на нас одной или нескольких из описанных выше реальностей. Они могут возникнуть из непосредственного контакта человека с окружающей его материальной средой. Могут возникнуть при чтении и знакомстве со взглядами других людей, то есть – с реальностью семиотической. Возможно их возникновение и под воздействием человеческой фантазии.

Однако мысли суть не только результат испытываемых воздействий, но еще и поршень, толкающий человека к новациям и изобретениям. Возникает творческий процесс взаимодействия мысли с материальными объектами, в ходе которого мысль сознательно (а иногда и полусознательно) выбирает себе источник, из которого она будет черпать вдохновение и продолжение. Так появляются непонятно откуда взявшиеся открытия. Менделеев перебирал карточки известных в середине XIX века химических элементов до тех пор, пока то ли во сне, то ли наяву у него не возникла картина периодической таблицы элементов, перевернувшая химию до основания. У Кекуле, как было отмечено выше, идея бензольного кольца возникла, по его словам, во время поездки в омнибусе при виде клетки с резвящимися обезьянами. Эта виртуальная модель совершила переворот уже в органической химии.

Однако бóльшая часть виртуальной реальности состоит из иных моделей умственного плана – я имею в виду абстрактные представления о всех окружающих нас вещах, которые реально существуют в мире и в нас самих, но которые также имеют в мозгу специфическую площадку для существования, обработки и сравнения со всеми иными сущностями. Это то самое, что Платон называл идеями, а Аристотель – формами. Они представляют в мозгу прототип любой вещи, появляющейся в онтологии, и знаков из семиотической реальности, когда мы о них рассуждаем. И это самое абстрактное их воплощение, гнездящееся в нашем сознании и обреченное всегда там оставаться. Вещи еще не реализованные получают в виртуальной реальности свое начало; там мы их задумываем и планируем к материальному воплощению. Но когда они реализуются в онтологии либо в виде знаков, начальная идея продолжает свое существование в мозгу и самостоятельно развивается там дальше.

Мы знаем «книги», которые реально существуют в онтологическом пространстве, но есть идея «книги», которую мы сохраняем в сознании и время от времени обдумываем. В онтологической реальности существуют «школы», в которых учатся наши дети; а в нашем мозгу имеется представление о существующих школах и о том, какими они должны быть. И школы в онтологии, и представление о школах в сознании обозначаются одним знаком – словом «школа». Этот знак относится уже к семиотической реальности, обслуживающей оба остальных слоя действительности. Хотя знак остается одним и тем же, нам приходится его анализировать различными методами и в разных системах. В онтологии мы анализируем школьное обучение по конкретным параметрам и статистическим данным, а понятие мыслительного плана – по сравнению с другими сходными понятиями и с идеальным представлением о том, как обучение в школах должно быть организовано. И в том, и в другом случае анализ производится в формате систем, но системы эти не одинаковы.

Набор самых значимых мировоззренческих концептов составляет индивидуальную схему сознания человека. Его можно назвать «картиной мира данного человека». Картина мира всегда личностна и отличает одного человека от другого. Разумеется, на личностную картину мира накладывает отпечаток то социальное и природное окружение, где человек пребывает, но все равно она всегда специфична и характерна для данного человека. Подобно тому, как некоторые люди отличаются своими физическими характеристиками и в грубом сопоставлении считаются малого, среднего либо большого роста, оставаясь при этом самими собой и отличаясь от других, по своей картине мира они также могут быть отнесены к какой-то общей категории по мировоззренческим параметрам (религиозным, идеологическим и пр.). Но и в этом случае они составляют никогда не повторяющуюся картину мира. В этом смысле картина мира – сугубо индивидуальная характеристика личности.

В большинстве случаев мысль человека самостоятельно и осознанно выбирает себе строительные элементы для рассуждений. Я говорю сейчас о метамыслях. Есть мысли по поводу онтологии, семиотической и виртуальной реальности, но есть также мысли о том как использовать и развивать мысли указанных категорий. В этом случае речь идет о мыслях метаязыкового характера, и их следует отличать от мыслей первой группы (см. следующую главу). Ниже в схеме представлено место метамысли и ее значение в общей картине человеческого бытия:

Для большей наглядности я выбрал знакомую всем модель солнечной системы, поместив метамысли в центр схемы как ее главный элемент, выбирающий важные для него блоки из вращающихся вокруг сфер той или иной реальности. Вначале возникает виртуальная модель – по мере выяснения новых, получаемых в процессе познания фактов, она воплощается в виде феномена онтологической либо семиотической реальности, куда и переходит после своей реализации. Там она закрепляется уже в завершенном виде, доступном для восприятия, и обрабатывается в нужном направлении. Таков общий фон проблем, занимающих нас в этой работе. Важно подчеркнуть, что мысль взаимодействует с тремя материальными видами реальности, кооперирует с ними, а не является их противником или оппонентом. Попытки представить мысли как нечто враждебное и несовместимое с материальными субстанциями – порождение механистических взглядов древних философов, доведенное до абсурда в философии марксистского плана, где она была объявлена основным вопросом философии.

Я не первый философ, касающийся этого вопроса. Еще в XVIII столетии Иоганн Георг Гаман (1730 – 1788) придерживался такой же точки зрения: «Противоположность материализма и идеализма он ошибочно рассматривал не как противоположность несовместимых и антагонистических теоретических систем, а как противоположность различных совмещающихся в сознании личных отношений к единому реальному и целостному бытию»^[32]. В этой выдержке из работы одного из ведущих советских философов отчетливо проявляется чуждый мне взгляд на противостояние этих двух ареалов – материального мира и ареала идей, чувств и мыслей. Это тем более неверно, потому что целый пласт материальной субстанции (виртуальная реальность) имеет своим прямым источником мир наших мечтаний и воображения.

Огл.  Зачем мне понадобилось ломать общепринятые представления?

Прежде всего потому, что у меня создалось впечатление, будто старая философская парадигма, в которой материальному миру противостоит мир человеческих идей, себя исчерпала и больше не работает. Такого взгляда придерживаются сегодня многие профессиональные философы, равно как и ученые других, не философских специальностей, о чем я писал подробно во введении к данной книге. По моему глубокому убеждению, философская парадигма, заимствованная нами у древних греков, на сегодняшней стадии развития естественных и социальных наук перестала отвечать требованиям, предъявляемым к философии, – давать адекватное объяснение новым фактам, добываемым наукой, и стимулировать таким образом ее дальнейший прогресс.

А ведь именно наука в наше время является важнейшим фактором поступательного развития человечества. Поэтому у меня появились мысли о смене основной философской парадигмы на такую, которая бы в максимальной мере соответствовала принятым сегодня взглядам на организацию процесса познания. В этом плане я и сформулировал видение новой философской парадигмы, изложенной в кратком виде в предыдущем разделе. К ней я пришел в ходе разработки теории общей семиотики. Когда пришлось анализировать мир семиотической реальности, трудно было не прийти к заключению, что она (семиотическая реальность) должна занять подобающее ей место в философской эпистемологии, что сегодня этот тип реальности равноценен для нас реальности онтологического плана и не уступает ей по значимости в процессе познания.

Да, семиотическая реальность возникла в ходе исследования онтологии; она появилась позднее нее, но сразу же стала оказывать на процесс познания столь же решающее воздействие, как и сама онтологическая действительность. То обстоятельство, что семиотическая реальность возникла много позднее онтологической, объясняет нам, почему философская парадигма, воспринятая в основном от древних греков, не признала ее равноценной онтологии. Она развивалась постепенно, постоянно наращивая свою значимость и ценность для научной организации познания. Сегодня уже нет сомнений, что семиотическую реальность нельзя игнорировать ни в одной схеме человеческого развития и, следовательно, ее отсутствие в такого рода построениях отрицательно влияет на обоснованность большинства философских заключений, особенно в философии познания.

После включения семиотической реальности в качестве самостоятельной категории в схему материального мира пришлось согласиться и с тем, что там же имеется место и для виртуальной реальности, тем более что в любой науке и практической деятельности она уже признается de facto. Это мною и было воспринято в приведенной выше схеме, хотя детальной разработки характеристик виртуальной реальности пока не существует. Должен признаться, что труд такого рода оказался довольно сложным, так как до этого я не участвовал в подобных разработках и лишь наблюдал за ними со стороны. Однако «лиха беда начало».

Означает ли сказанное, что незавершенность наших мысленных конструкций и их ориентация на наше воображение должна препятствовать их практическому использованию? Ни в коем случае. Так же как недостаточные познания древних не препятствовали использованию ими первых географических карт известной тогда ойкумены, слабые познания в небесной картографии нашего времени не могут воспрепятствовать нашим полетам в космос и последующему исправлению существующих представлений об окружающем нас мировом пространстве. Всему свое время. Стремление ума поскорей заполнить имеющиеся огрехи в знаниях только помогает нам в их скорейшей ликвидации. Важно понять, что представления о бытии никогда не станут окончательными, и что все они будут включать в какой-то мере виртуальную реальность.

Одновременно, оказываясь необходимым оружием в познании неизвестной нам материи и охотно откликаясь на любое наше умственное усилие, мысли представляют собой весьма коварный и ускользающий от логического анализа материал, с трудом подходящий для серьезных умозаключений. Они куда как менее прочны и устойчивы, чем вещи в онтологии или знаки в реальности семиотической. Последние дают значительно большую уверенность в своих построениях, нежели мысли, которые быстро приходят и с такой же готовностью уступают место иным мыслям. Чтобы стать надежным материалом для создания виртуальных объектов, на которые можно положиться в реальной практике, мысли надо уложить в такой каркас логических ограничений, который не позволил бы им вырваться из установленных логикой границ. Поэтому мысли, которые открывают дорогу виртуальным событиям, будучи самым древним орудием человеческих умозаключений, стали нашим надежным помощником в этом деле лишь в самое последнее время, когда совместились три фактора:

А. Люди построили достаточно прочные основания для таких логических обобщений, которые позволяют включать в себя и конструкции менее надежного плана (иначе говоря, мы научились правильно мыслить даже с участием воображения).

Б. Человечество уже имеет в своем арсенале множество предметов онтологической и семиотической природы, инициированных и созданных при участии человеческого воображения. Идя от этих уже сделанных открытий, можно их превратить в феномены чисто виртуального, мыслительного характера, а потом и в объекты онтологического и семиотического миров.

В. Люди изобрели такие инструменты, которые берут на себя и выполняют большую часть работы, ранее задерживавшую нас в процессе исследования (в первую очередь я имею в виду компьютер). Те расчеты, которые компьютер выполняет за считанные часы, раньше занимали годы, а его способность к обработке и хранению огромной по объему информации не имеет себе равных.

Рассмотрим на примере одного проекта с использованием виртуальной реальности упомянутые выше факторы. Хочу остановиться на изобретении и внедрении в жизнь криптовалюты, называемой биткойном (bitcoin). Никто не отрицает его виртуальную сущность, но до появления такой «монеты» человечество должно было пройти огромный путь, чтобы осознать, что такое всеобщий эквивалент стоимости.

Определение цены той или иной вещи, услуги или вознаграждения началось с бартера. Позднее люди пришли к необходимости выбрать и использовать при обмене товаров эквивалент стоимости. Скажем, в какой-либо местности было много соли или был развит пушной промысел – соответственно, соль и пушнина становились эквивалентом стоимости всего, что было необходимо приобрести. Можно сказать, что упомянутые формы обмена, характерные для развитого натурального хозяйства и пришедшего ему на смену простого товарного производства, были для них стадией естественных знаков.

Затем люди пришли к выводу, что эквивалентом стоимости могут служить кусочки драгоценных металлов: благодаря своим небольшим размерам и материалу, из которого их изготовляли, они стали удобным средством для расчетов. Так появились деньги – вначале монеты из драгоценных металлов, потом из одного металла, но весьма распространенного в данной местности (например, медные деньги), и, в конце концов, бумажные деньги. Сами по себе бумажки ничего не стоили, но они были векселями, за ценность которых ручались солидные финансовые центры (банки либо государственные казначейства). По семиотической классификации деньги можно обозначить как знаки образного наполнения. Вот вам купюра в три рубля – она является эквивалентом стоимости всего того, что можно купить за три рубля в данном месте и в данное время.

Уже в наше время деньги начали уступать место безналичным расчетам –посредством чеков, кредитных карточек, по интернету и пр., а сравнительно недавно изобрели виртуальную монету, которой реально не существует, но которая сравнима с любыми другими деньгами по курсу валют. У вас есть некая сумма в биткойнах, и вы можете распоряжаться ею так же, как распоряжаетесь другими деньгами, по курсу, установленному на сегодня для всех валют, – реальных либо виртуальных. Это обеспечивает способность биткойнов быть в ходу в любом месте на земном шаре и в любое время. Кроме того, нам не приходится обращаться в какие бы то ни было организации по поводу обмена валюты, то есть, мы еще экономим на комиссионных сборах. Расчеты производятся по интернету, там же выясняется кредитоспособность контрагента по сделке и производится оплата. Следует отметить, что используя биткойны один на один со своим контрагентом, мы также минуем утомительную процедуру перечисления денег из одного банка в другой, пользуясь, например, программой SWIFT.

Этот пример подтверждает теоретические выкладки, приводимые ниже:

А. Человечество прошло долгий и сложный путь экспериментирования с различными средствами компенсации за приобретаемые товары, оказываемые услуги и получения вознаграждения за свою работу. Мы уяснили для себя такие кардинальные понятия как цена, стоимость, форма расчетов (их скорость, удобство, дешевизна, уверенность в том, что сделка совершится). Это – наш предварительный опыт.

Б. Мы испробовали самые разнообразные формы финансовой компенсации стоимости товаров и услуг, поняли их преимущества и недостатки и научились комплексному обращению с разными валютами, которые сегодня, увы, не способствуют легкому расчету за товары и услуги в рамках глобального мира. Единая валюта стала идеальным решением всех этих проблем, хотя она по своей природе виртуальна, да иной и быть не может. Криптовалюта получила все шансы стать универсальным средством расчетов именно потому, что она существует лишь в наших мыслях, не имея материального воплощения, которое тяготеет скорее к единичности, нежели к общности и коллективности. Но чтобы это понять, человечество должно было пройти путь, так сказать, «предметного эксперимента» длиной в несколько тысячелетий.

В. Массовый переход на криптовалюту может состояться только с помощью современных информационных технологий, которые дают возможность мгновенного установления коммуникации между людьми, живущими в отдалении друг от друга, выяснения их финансового положения и в соответствии с этим – заключения сделки с ее моментальной реализацией.

В свете полученного человечеством опыта мы можем теперь придумать мысленную конструкцию всего происходящего при расчете по сделкам и совершать их, не обращаясь к посредникам, – напрямую, используя для этого воображаемые реалии. Иначе говоря, мы мысленно возвращаемся к исходной точке всех наших ценностных экспериментов, но возвращаемся, обогащенные опытом прежних усилий, и таким образом внедряем виртуальную реальность в повседневную практику.

Выше перечислены положительные стороны нашего обращения к виртуальной реальности для создания новых ее образцов, действующих в условиях реальности онтологической либо семиотической, но есть и смущающие моменты. Внедрению криптовалюты постоянно сопутствуют сомнения в том, что она в конечном итоге восторжествует. Ее сравнивают с финансовой пирамидой, которая непременно развалится, что, якобы, может произойти в любой момент. Эти сомнения не лишены основания: криптовалюта держится на абсолютной вере в то, что сделка состоится, на полном доверии к контрагентам, с которыми приходится иметь дело, – иначе люди не стали бы покупать биткойны в обмен на свои реальные сбережения.

Но и участники финансовых пирамид были уверены в их надежности до самого последнего момента, после которого наступал кризис. Это свидетельствует, что материал, используемый для создания феноменов виртуальной реальности (мысли и убеждения), не столь надежен, как материал для создания образцов двух остальных типов реальности. В этом случае убеждающий всех эксперимент нам недоступен и приходится прибегать к иным способам и доказательствам жизнеспособности планов по использованию криптовалюты. Пока же она продолжает укрепляться: возникли биржи, на которых происходит обмен виртуальной валюты, некоторые страны приняли или принимают ее на вооружение и обеспечивают ее безопасность.

Огл.  Базисная единица виртуальной реальности

Основным способом утверждения стабильности наших виртуальных проектов является базисная единица такого типа реальности. В ней мы всегда начинаем с виртуальной модели. В отличие от онтологической практики, где поначалу мы обычно имеем дело с конкретными одиночными вещами-событиями, и в отличие от семиотической реальности, где могут использоваться одиночные знаки, виртуальная реальность покоится исключительно на виртуальных моделях. Виртуальная модель предполагает наличие в ней нескольких частей, которые соединены в единую конструкцию, действующую в определенном направлении по заранее установленным правилам. Обращение к одиночным проявлениям в виртуальной наглядности исключается – все происходит на стадии мысленного использования устойчивых по своему построению деталей, работающих в соответствии с намеченными заранее установками для всей конструкции. Ее составляющие – прошедшие проверку вещи и явления, уже утвердившие свою пригодность на практике. Это – принципиальное отличие виртуальной реальности, дающее ей возможность существования. Это же – основной фактор утверждения надежности для каждого проекта разработки и внедрения виртуальной реальности.

Обычная процедура внедрения таких проектов следующая: мы предлагаем некоторую обоснованную конструкцию, состоящую из уже апробированных на практике компонентов; обозначаем, для чего она нужна, и прилагаем к этому стратегию и тактику обработки модели в компьютере по составленной нами программе. Если такого рода компьютерная апробация удается, мы внедряем нашу конструкцию либо в онтологию, либо в семиотическую реальность. По данному признаку – наличие предварительных показателей из онтологии либо из знаковой реальности – мы можем обозначить некоторые категории работающей уже сегодня виртуальной реальности.

Огл.  Дополнительная (additional) виртуальная реальность в онтологическом окружении

Она создается тогда, когда в онтологической практике невозможно действовать прямыми методами. Примером может служить вывод на экран данных о состоянии пациента во время операции. В этом случае хирургу требуются показатели происходящих в организме больного изменений на каждый данный момент: кровяное давление, температурные колебания и некоторые другие. По идее они могут быть получены привычными средствами – тонометром, термометром и пр., но последние неудобны в использовании и продолжительность измерений непозволительно велика. Поэтому создаются специальные приборы, которые работают на всем протяжении операции и выводят данные на единый экран, дающий возможность хирургу обозревать все необходимые показатели online, не отрываясь от проходящей операции. Аналогичным образом на щиток водителя автомашины выводятся данные о скорости передвижения и об иных требующих внимания обстоятельствах (наличие бензина, тормозной жидкости и пр.). И это тоже дополнительная виртуальная реальность, выведенная на онтологический уровень.

Огл.  Участие дополнительной виртуальной реальности в семиотических построениях

В данном случае я имею в виду конструкты семиотического содержания, в которых виртуальная реальность дополняет остающиеся незаполненными пробелы. Классическим примером таких построений является теория эволюции живой материи, предложенная Чарльзом Дарвином и продолженная его последователями. Она была визуально представлена немецким естествоиспытателем Эрнстом Геккелем (1834–1919) в виде генеалогического древа^[33]. На нем была изображена генеалогическая история человеческого рода от обезьяны до настоящего времени. По всей протяженности этой наглядной истории были показаны этапы, которые проходили наши предки в своем развитии. Каждый этап получал свое наименование и свои отличительные признаки. Но некоторые этапы были обоснованы лишь гипотетически, поскольку не хватало антропологических артефактов, которые подтвердили бы возможность их существования.

Гипотетическое заполнение «белых пятен» понадобилось для связи между собой тех этапов, которые получали научно обоснованное подтверждение в данной теории. Логически эти белые пятна могли быть оправданы, но фактического материала для такого оправдания еще не существовало. В результате все последующие антропологические находки оценивались также по тому, в какой степени они соответствовали высказанным ранее предположениям в теории Дарвина. Если они с ними совпадали, то все было в порядке. Если они им не соответствовали, гипотетические построения приходилось изменять.

Этот процесс я называю сочетанием семиотической и виртуальной реальностей в научных исследованиях. Виртуальная реальность основывается здесь на онтологических данных, на их семиотическом отражении и на наших рассуждениях, которые могут иметь логическую основу, а могут быть скорее предположениями, чем обоснованными фактами. В этом случае виртуальная реальность в научных работах восполняет еще недоказанные утверждения по поводу исследуемого материала до приемлемых предсказаний, важных для установления дальнейших параметров наших изысканий. Если впоследствии предсказания не подтверждаются, то гипотеза отбрасывается. Если они подтверждаются, то рассматриваемый феномен переходит из виртуальной реальности в семиотическую и в ее онтологические приложения.

Объяснения виртуальной реальности такого рода находят подтверждение в книге русского философа Ивана Лапшина «Философия изобретения и изобретение в философии», изданной в 1922 году. В ней автор постоянно возвращается к мысли о том, что очень важные открытия в науке совершаются с помощью фантасмов научного воображения (здесь и ниже все слова, выделенные курсивом в цитатах, были подчеркнуты Лапшиным. – А.С.). В моем понимании указанные им фантасмы являются не чем иным, как виртуальной реальностью, которая вместе с семиотикой составляет плоть и кровь единой парадигмы, обеспечивающей на протяжении десятилетий, а то и столетий направление научных изысканий в какой-либо области знания.

Лапшин определяет фантасмы следующим образом: «Научные фантасмы таковы, что они в сознании ученого хотя и не соответствуют вполне по своему содержанию действительности, но в гипотетической форме и в самых грубых и приблизительных чертах верно схватывают известные объективные отношения между явлениями. <…> При этом нужно иметь в виду, что в процессе образования научных фантасмов играет роль не только фантазия изобретателя, но и объективные данные, нередко даже поддающиеся в известных пределах количественному расчету. <…>

В биологии мы находим фантасмы, изображенные предположительно, ныне не существующие промежуточные формы растительного и животного царств (например, у Геккеля), а также воссоздание целых экземпляров, от которых сохранились скелет или часть скелета. Последнее блестяще осуществил Кювье благодаря корреляции, существующей между всеми частями организма. Исходя из аналогии с эвристическими фикциями в математике, Конт предлагает ввести в биологию образы фиктивных организмов, которые надлежит вставлять между типическими образцами известных нам организмов.

Такие организмы искусственно построены воображением ученого, чтобы облегчить процесс сравнения организмов, то, как таким путем мы делаем известный биологический ряд более однородным и непрерывным, короче, более правильным. Из подобных фиктивных организмов многие, быть может, окажутся впоследствии существующими в природе в более или менее точном виде среди неведомых нам до сих пор организмов»^[34].

Фактически речь идет вот о чем. Большинство основополагающих теорий выдвигаются на основе каких-то «прорывных» открытий, не укладывающихся в рамки прежних научных парадигм. Они служат основанием для рождения новых парадигм, в русле которых и будет дальше развиваться научная деятельность в затронутых областях знания. Но, поскольку начальное открытие является только первым шагом в новом направлении, за ним выстраивается целая предположительная теория, по-новому объясняющая мир, в состав которой будут постепенно, по мере обнаружения, входить онтологические или семиотические факты, ее подтверждающие, а также виртуальная направляющая дальнейших исследований, предсказывающая их предполагаемые результаты. Таким образом, в корпус новых откровений обязательно войдут как эмпирические факты, так и теория, предсказавшая открытие подтверждающих ее фактов и их значимость для продолжающихся исследований.

Огл.  Создание приборов и инструментов для переноса нас в виртуальное окружение

Эта ветвь виртуальной реальности наиболее понятна и получила в наше время много внимания и наибольшее практическое применение. Мы массово создаем такие приспособления, которые переносят нас в обстановку виртуальной реальности внутри реальностей онтологического либо семиотического характера. Я имею в виду прежде всего разнообразные тренажеры. Огромной популярностью пользуются фитнес-клубы, где такие тренажеры легко доступны. Скажем, бегущая дорожка изображает виртуальную протяженность, по которой нам приходится быстрее либо медленнее перебирать ногами. Специальные очки делают окружающую нас обстановку такой, которая требует от нас совершать действия, необходимые для какого-то вида деятельности. Тогда мы выполняем требуемые от нас действия, подготавливая себя в лабораторных условиях к реалиям будущих событий, имитируемых на тренажере.

Во всех этих случаях мы используем «фейковую» (от англ. fake – поддельный, фальшивый) реальность, оставаясь при этом в реальности обычного бытия; но мы можем, однако, в любой момент прекратить наше пребывание в виртуальной реальности и «вернуться домой». Сегодня в теории вся виртуальная реальность сводится только к «фейковой». Если вы откроете интернет и введете туда теги «виртуальная реальность», «виртуальное окружение», «виртуальная модель», вы получите ответы, отражающие именно этот ее вариант. Никакой иной вариант виртуальной реальности пока не получил теоретического обоснования, и данная работа, в частности, направлена на исправление этого недостатка.

Огл.  Виртуальная реальность для внедрения человеческих ценностей мыслительного плана

Это я и пытался выше описать на примере криптовалюты. С самого начала homo sapiens стремился удовлетворить свои потребности, сначала самые необходимые – для того, чтобы просто выживать, а потом и для того, чтобы обеспечить себе комфортные условия существования. Этими устремлениями заполнена наша история на всем протяжении существования человечества. Были пройдены разные этапы осуществления таких намерений – от самого элементарного удовлетворения потребностей до все более продвинутого и повсеместного. Так происходило при обмене продуктами, необходимыми для нас, и при установлении стоимости этих продуктов. В конечном итоге реализация человеческих нужд привела в наше время к активному использованию виртуальной реальности и ее превращению в реальность материального плана.

И путь везде одинаков – от первых наивных и кажущихся необходимыми действий до все более изощренных и абстрактных; от действий чисто онтологического характера к семиотической реальности, а потом к виртуальной, чтобы осуществить внедрение наших планов в практику жизни. Вот несколько дополнительных примеров.

Первый из них – это человеческие языки, необходимые для выражения мыслей и установления коммуникации сначала с ближайшим, а затем – непрерывно расширяющимся окружением. На заре развития человечества, интуитивно чувствуя такую потребность, люди придумывали примитивные языки, распространенные внутри своего племени. Постепенно ареал использования языка распространялся на территории миграции племени и на завоеванные им пространства. В то же время и в самих языках происходили перемены. Слова – базисные знаки языков – из имен собственных превращались постепенно в слова-понятия, объединявшие в себе значения для множества однородных предметов или явлений, а с развитием науки те же самые слова отбирались для определений научных концептов. Люди также изобрели письменность, чтобы передать свою мудрость другим, – как на расстоянии, так и во времени. Письменность обеспечила создание культуры – сначала национальной, затем, мало-помалу, интернациональной, общей для всего человечества.

Языковое многообразие препятствовало распространению культуры, и тогда люди поставили своей задачей изобрести единый язык для всех. Виртуальная природа такого всеобщего языка, настоянного на опыте живых языков, витала в воздухе и стала всепоглощающей идеей. Было предложено множество проектов международного языка – самым успешным оказался эсперанто, который по ряду причин остановился на очень высокой стадии своего развития, но всеобщим языком не стал. Им стремительно становится английский – язык наиболее продвинутой в настоящее время культуры и технических достижений. Сегодня едва ли найдется страна, где бы в школах не изучали английский. Он же доминирует на международных встречах и в большинстве международных организаций, стремительно приближаясь к тому, чтобы превратить виртуальную идею всеобщего языка в фактически работающую институцию.

Второй пример касается идеи всеобщего правового регулирования. Испокон веков люди стремились к морально оправданному правосудию и мечтали об установлении мирового порядке, где бы такая идея была практически реализована. Об этом свидетельствуют утопические произведения философско-просветительского плана. Англичанин Томас Мор в 1516 году выпустил книгу, которая называлась «Золотая книжечка, столь же полезная, сколь и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия». Итальянец Томмазо Кампанелла в 1602 году написал в застенках инквизиции свою утопию «Город Солнца». В этих и других книгах лучшие представители человеческого рода описывали, как наилучшим образом построить общество с самым гуманным и хорошо организованным правосудием.

«8 августа 1945 г., через три месяца после победы над фашистской Германией, правительства СССР, США, Великобритании и Франции заключили соглашение об организации суда над главными военными преступниками. Это решение вызвало одобрительный отклик во всем мире: надо было дать суровый урок авторам и исполнителям людоедских планов мирового господства, массового террора и убийств, зловещих идей расового превосходства, геноцида, чудовищных разрушений, ограбления огромных территорий. В дальнейшем к соглашению официально присоединились еще 19 государств, и Трибунал стал с полным правом называться Судом народов. <…>

Нюрнбергский процесс приобрел всемирно-историческое значение как первое и по сей день крупнейшее правовое деяние Объединенных Наций. Единые в своем неприятии насилия над человеком и государством народы мира доказали, что они могут успешно противостоять вселенскому злу, вершить справедливое правосудие»^[35]. Организация и юрисдикция Международного военного трибунала были определены его Уставом, составлявшим неотъемлемую часть Лондонского соглашения 1945 г. Согласно Уставу, трибунал имел право судить и наказывать лиц, которые, действуя в интересах европейских стран оси индивидуально или в качестве членов организации, совершили преступления против мира, военные преступления и преступления против человечности. «Процесс был построен на сочетании процессуальных порядков всех представленных в трибунале государств. Решения принимались большинством голосов»^[36].

Это был первый такой трибунал, созданный ad hoc (по конкретному случаю). Но любой суд действует на основе процессуального кодекса определенного государства. В Нюрнбергском процессе участвовали выдающиеся юристы, которые поднаторели на правовых нормах своих государств; их задачей было свести разнообразные правовые нормы в единое целое согласно некоторым общим для всех людей понятиям о справедливости. И это – типичная виртуальная реальность умственного плана, которая de facto есть, а de jure еще не существует. После этого создание специальных судов повторялось еще несколько раз – напомню о Международном трибунале по бывшей Югославии, учрежденном резолюцией 827 (1993) Совета Безопасности от 25 мая 1993 года для разрешения в судебном порядке дел о серьезных нарушениях международного гуманитарного права в Югославии. Он был недавно официально закрыт, но на протяжении более чем двух десятков лет судил бывших лидеров Сербии и других Балканских стран за совершенные ими преступления против человечности. И судил, опять-таки, не только на основе некоторых правовых норм, закрепленных в международном праве, но также и на основе виртуального представления людей о праве и справедливости.

Тот факт, что каждый раз приходится создавать соответствующий судебный орган и писать для него подходящие к случаю судебные протоколы и статьи (Международный трибунал по бывшей Югославии, документы по урегулированию Сирийского конфликта и др.), свидетельствует о необходимости в дальнейшем создать международную судебную систему, действующую на постоянной основе и на базе юридических актов, обязательных для всех территорий нашей планеты. Пока все это явления виртуальной реальности, постепенно переходящие в стабильное правовое поле, обязательное для всех.

Когда такие институции появятся, они станут явлениями подлинной юриспруденции и перейдут в сферу практической деятельности соответственно онтологической (сами судебные органы и их деятельность) и семиотической (записанные и ратифицированные судебные конвенции, составленные в виде кодексов и с четкими правовыми определениями) реальностей. Надо полагать, что со временем международное сообщество создаст такого рода суды и напишет для них специальные кодексы, по которым они будут работать. Организовать их будет нелегко, компилируя понимание весьма расплывчатого понятия о справедливости, покамест рассредоточенного по национальным сусекам.

Наконец, третий пример использования виртуальной реальности касается картографии. Картография возникла много позже практической географии, когда для описания какого-либо места античные ученые считали для себя обязательным лично в нем побывать. Географию такого рода мы находим в трудах Страбона, о котором я писал выше. На каком-то этапе появились карты, которые служили ориентировке людей даже в тех местах, где они до того еще не бывали. В незнакомых картографу местах вместо реальных картинок часто помещались вставки общего характера: картинки пустыни либо какого-нибудь экзотичного животного. Это было виртуальным заполнением еще неисследованных пространств. Постепенно земная картография заполнила карты действительными и проверенными деталями, и они превратились в полноценный семиотический продукт.

Уже в конце прошлого века в картографии утвердилась технология геоинформационных систем (ГИС), когда на компьютере можно было показать какой-то географический объект поворачивающимся и предстающим зрителю в различных пространственных ракурсах и в разные времена года. Это – дополненное виртуальное изображение на базе существующих карт местности и на проверенных данных, то есть, в семиотической реальности. В начале нашего века мы получили навигаторы для совершенно новой ориентации в пространстве. Сейчас трудно себе представить поездку в автомашине без навигатора, обеспечивающего нас линией продвижения, которой мы автоматически следуем. Такая линия – абсолютно новый виртуальный объект, которого нет ни в онтологии, ни в семиотике. Семиотика предполагает наличие референта для знака в реальной среде, а такого референта для навигационного маршрута в природе не существует (линия возникает только как результат компьютерных расчетов). Так что, преодолев существовавшие ранее «белые пятна», возникавшие из-за недостатка знаний, земная картография пополнилась сегодня еще и дополнительными виртуальными деталями, которые, наряду с обычными семиотическими знаками, эффективно работают на практике.

Огл.  Заключение

Таковы некоторые соображения о виртуальной реальности, которая вместе с реальностями онтологического и семиотического планов составляет содержание всей нашей жизни. Настоящая глава – одно из первых описаний виртуальной реальности, включающее многие никогда ранее не упоминавшиеся подробности. Разумеется, мое описание может и должно быть дополнено и исправлено там, где оно окажется неверным. Но в конечном итоге у меня нет сомнений в том, что пришло время обратиться к достижениям современной науки и практики, которые настойчиво требуют модернизировать философские представления о бытии, заимствованные из далекого прошлого.

ИЕРУСАЛИМ 2018

³¹ Вентцель Е.С. Исследование операций (задачи, принципы, методология). 2-е изд. М., «Наука», 1988, с. 20.
³² Асмус В.Ф. Проблема интуиции в философии и математике. М., «Едиторил УРСС», 2004, с. 43.
³³ Генеалогическим, или родословным древом также называют представление восходящих или нисходящих родословий и генеалогических таблиц вообще – всем этим занимается генеалогия.
³⁴ Лапшин Иван. Философия изобретения и изобретение в философии. М., «Республика», 1999, с. 103-105.
³⁵ В: https://genproc.gov.ru/history/nuremberg/ (декабрь 2017).
³⁶ Ibid.

© А. Соломоник