Если признавать смысл равно и за попыткой обретения представления что означают присущие современным СМИ методы привлечения внимания, то здесь уместно то толкование, что в ряду любых иных явно более востребованный в их практике способ - придание содержимому заголовка непременно же тональности куража. Такая практика, не выходи она за некие рамки, вряд ли способна вызывать сколько-нибудь существенные возражения, положим, если ей предпослана цель наделения лишь «оттенком интриги» того серьезного смысла, что отличает обозначаемую так публикацию. Однако не помешает отметить, что характерная черта современных СМИ - в известном отношении явно избыточная «импульсивность», в чем подобает предполагать и причину переноса практики «интригующих приемов» привлечения внимания равно же на содержание сообщения, что и наделяет сообщение характером как бы «беспрерывной зацепки». Насколько нам дано судить, подобная практика - равно причина обращения дескриптивной функции СМИ и своего рода литературно-мифотворческой. Тем не менее, настоящий анализ все же подобает посвятить не предмету способности СМИ принуждать читателя к отвлечению от действительности погружением в миф, но - адресовать природе такого явления как гипер-метафорическое толкование, прямо привносящее во всякую реальность равно и «дополнение» в виде обращения на нее метафорического или аллегорического толкования. Само по себе устремление к обращению всего и вся аллегорией и метафорой и подобает расценивать как наиболее значимое средство вытеснения аналитического осмысления предметной специфики вкупе с его замещением равно и на поток эмоционального «излияния».

Огл. «Простое осведомление» иначе - анализирующее чтение

Сама избранная нами постановка задачи определяет необходимость во включении в наш анализ и такой его начальной стадии, как исследование, если и правомерна такая оценка, той практически неприемлемой современным СМИ практики, чем дано предстать построению медиа-месседжа равно как сообщения адресуемого «анализирующему» чтению. Или - нам в любом случае подобает определиться в понимании, что именно представляет собой та «неприемлемая» для современной коммуникации возможность, что равнозначна употреблению читателем воспринимаемой им информации равно же, как средства дополнения складывающейся у него картины мира, коррелирующей с характерными для него «информационными потребностями». Начать же такой анализ подобает тем указанием, что по существу любое сообщение СМИ - в подавляющей части донесение тех представлений, что вряд ли предполагают обращение средствами передачи теоретического опыта. Если и на деле СМИ не ориентированы на передачу теоретического опыта, то само их предназначение и подобает характеризовать как передачу элементарных составляющих условной «широкой» осведомленности, в том числе, и в случае сообщения сведений о теоретических достижениях. В последнем случае в изложении СМИ таким исходно сложным для понимания суждениям и доводится обретать облик либо упрощенных аналогов, либо, положим, допускать трансляцию посредством осведомления о тех медиа-эффектах, что подобные теории и вызывают в как таковой среде научного познания. Так если сообщения СМИ и по самой присущей природе есть нечто нацеленное на элементарное дополнение осведомленности, то и их функциональности, прямо означающей ведение деятельности условно «обслуживания понимания» также вряд ли дано выходить и за пределы построения картины «простых альтернатив» или, скажем, элементарных описаний лишь «внешних» изменений. Отсюда с когнитивной точки зрения деятельность СМИ и правомерно расценивать как построение такого схематизма картины мира, где наполняющей эту картину информации дано задавать собой и не более чем систему ориентиров для не иначе как совершения выбора некоего «одного» перед некими же иными из чего-либо. Хотя такая схема вряд ли минует и той присущей ей узости, что она явно обезличивает получателей информации с различными возможностями ее усвоения, но ей дано означать, что сообщения СМИ явно не знают той большей реконструктивной глубины, нежели предоставление указателя, эффективного в значении не более чем средства элементарного «да - нет» отождествления.

А далее само собой предложенной нами оценке и дано предопределять реальность понимания, что извлечение информации из сообщений СМИ прямо подобает расценивать как развитие в сознании читателя и нечто экстенсивно множащейся картины тех же набора или коллекции «да - нет» отождествлений. Здесь если отвлечься от проблематики качества такого рода практик осознания мира, то СМИ и подобает расценивать как источник «дополнения» сознания читателя «структурой ориентиров», а всякого их читателя - равно же прямым потребителем идей ориентирующих установок, недоступных для выделения в образующих его жизненное окружение непосредственном либо прямом опыте. Но для СМИ в подобном отношении явно не характерно и брать на себя решение задачи упорядочения системы таких ориентиров, хотя им не отказано и в праве декларировать приверженность некоей тенденции или само собой служить и некоей идеологии. Отсюда деятельность СМИ и подобает характеризовать хотя и не в качестве решения некоей «сверхзадачи», но - здесь возможно употребление и такого необычного понятия, - как обеспечивающей и нечто адекватный серфинг в пространстве ориентиров. Причем степени такого рода «адекватности» дано предполагать ее определение равно посредством приложения и некоего спектра различных, часто - здесь же и достаточно специфичных критериев. Положим, в подобном отношении равно правомерно то допущение, что для издания, адресованного тематической аудитории - домохозяйкам или любителям спорта, - столь существенна и как таковая способность удержания характерного для него дискурса то непременно как вызревающего в пространстве опыта, собственно и доступного такого рода получателю информации. Отсюда характеристику качественности СМИ и подобает расценивать как такого рода специфику, чему дано сводиться к той же способности поддержания среды для серфинга по образующему пространство ориентиров «полю», собственно и востребованному потребителем информации для реализации неких его деятельностных интенций. Причем здесь существенна и та составляющая, что простота или даже нарочитая «элементарность» не будут обращать такого рода «качественность» то и непременно чем-либо примитивным. Владению уважающим себя СМИ искусством подачи информации непременно дано представлять собой и владение искусством приспособления содержания и структуры публикуемых сообщений к порождению процессом их чтения (мы здесь любую форму ознакомления позволим себе расценивать как «чтение») равно и нечто вторичного процесса формирования инициативного либо внутреннего отклика. Иными словами для такого рода СМИ ознакомление с предлагаемой ими информацией и есть построение своего рода «обратной связи», или же - установки на погружение то непременно и в задаваемую как таковым месседжем конфигурацию пространства ориентиров. Тогда дабы осознать специфику подобного рода возможности «взаимодействия» СМИ и их вероятного читателя и подобает отождествить такого рода читателю равно и вполне вероятную роль условного оператора, так или иначе, но осуществляющего процесс «анализирующего чтения».

Итак, читателю дано располагать не иначе, как нечто способностью осознания узости поддерживаемого его сознанием «пространства ориентиров» и потому и обращаться к СМИ в надежде на изыскание тех новых ресурсов, что достаточны и для эффективного заполнения такого рода лакун. При этом ему в этом намерении равно дано следовать и идее целостности такого образуемого в собственном сознании пространства ориентиров, что составляет собой и как бы «цель второго порядка» обретения подобного рода ориентиров, невзирая даже и на те непременные особенности такой «формы пространства», как спонтанность или неупорядоченность. Читателю потому и дано разделять идею «целостности» формируемого пространства ориентиров, что исполнение функции «центра притяжения» в подобном пространстве предназначено как таковому личному эгоизму, или, скорее всего, нечто комплексу представлений, собственно и соотносимому в понимании читателя с такой любопытной условностью, что составляет собой и нечто «экспансивное средоточие» эгоизма. Отсюда как таковое чтение и подобает расценивать в значении нечто предполагающего разделение на два отдельных акта ведения когнитивной деятельности, где положение первого такого рода акта будет принадлежать поступку задания фокуса внимания и второго - выделению в контуре подобного фокуса (в данном контексте, в группе сообщений) и новых значимых ориентиров. При этом как таковую подобного рода «составную» операцию также следует расценивать и как нечто событие «интенсификации прагматической формы востребования». Здесь, в частности, если некая фокусирующая интерес читателя тема не будет оправдывать пусть и неосознанно, но ощущаемую им потребность в расширении пространства ориентиров, то подобная специфика послужит и основанием для переоценки читателем в сторону понижения той же присущей данной теме репрезентативной «фокусирующей» притягательности. А равно, если дано иметь место и особому случаю «неумелой подачи» фиксирующего знака, то читателю также открывается возможность и повышения ранга подобной «притягательности», например, посредством отказа от определения ценности некоего сообщения не более чем по признаку выведенному в заголовок. Иными словами, для усвоения информации, любым образом обустроенной по принципу трансляции «пространства ориентиров» так или иначе, но важно совпадение с содержанием прагматической установки чтения. Нацеленность на достижение подобного эффекта и подобает предполагать в деятельности тех СМИ, что «добросовестно» исполняют возложенную на них функцию.

Определяемое нами понимание функции СМИ как служащих удовлетворению когнитивной потребности и позволит выделение теперь уже и неких основных черт той формы проявления интереса к предоставляемой ими информации, что в нашем понимании и позволяет отождествление под именем анализирующего чтения. Читателя в обстоятельствах «анализирующего» чтения и подобает расценивать в значении лица, совершающего операции поиска вначале важных для него маркеров фокусирующей притягательности, а далее - раскрытия в сообщениях, собственно и обозначенных такими маркерами то и новых значимых для него ориентиров. Или - отсюда «анализирующее» чтение и правомерно характеризовать как нечто простой компаративный многоходовый поиск данных, собственно и размещаемых как предназначенные для одноуровневого позиционирования. Такого рода форме прочтения уже определенно дано исключать признание как нечто чтению «в собственном роде», поскольку оно явно лишено функционала «переключения» психики и на как таковой «ритм подачи» нарратива, но определенно предполагает признание и своего рода «работой пчелы» сознания, снимающей взяток из множества источников, лишь упорядоченных до структуры текста. Отсюда и облик понимающего себя «позитивным» СМИ это равно и система удобной навигации служащей подбору ориентиров, достаточная, чтобы доносить в несумбурной, легкой в связях продолжения и гомогенизирующей форме те данные, что непременно доступны для извлечения посредством операции «анализирующего» чтения.

Огл. Прагматика в присущем ей значении «установки второго плана»

Знакомство с реальностью современных СМИ - прямое основание и для такой нелицеприятной оценки их деятельности, как осознание такой практики в значении как бы уже нечто «шоу дурного клоуна». Более того, принципиально куда более значимым основанием для заявления столь резко выраженной оценки дано послужить и той очевидной иррациональности, что даже нарочито предпочитают обнаружить СМИ и что они равно склонны и как бы «прямо противопоставить» осмысленному усвоению данных. Такую характеристику также доводится дополнить и такой особенности любого современного СМИ как его позиционирование как «медиа-продукта», поэтому и вынужденного поддерживать некий уровень занимательности, откуда «в обязательном порядке» и обнаруживающего облик курьезного по содержанию, и вместе с тем и диссонирующего с возможностью осмысленного усвоения данных. От такого рода специфики дано начать отсчет и истории как таковой приверженности СМИ основанной на диссонансе эмоциональной структуре смыслового пространства, эпатирующему контрасту трагического и комического, нарочитому утрированию и чрезмерной гиперболизации особенного. Если, например, в прагматическом смысле некая структура представления и позволяет, с одной стороны, предметную типизацию, а, следовательно, пригодность для построения и прагматически определяемой ассоциации, то, с другой, вместе с этим ей не дано позволять и калибровочного упорядочения, заключения в рамки тех или иных масштабов, типов или комплексов. Если, напротив, ряд сообщений СМИ столь удобен для проведения над ними такой калибровки, то здесь уже вопреки ожиданиям прагматически мыслящего читателя, им присуще погружать его и в бесконечную «игру консонанса и диссонанса», равно само собой порождающую и те представления, что не иначе, как характерно оторваны от всякой реальности. Здесь читателю прямо и предлагается не только заявить отказ от изначального намерения в части извлечения ориентиров, но заместить этот рациональный посыл и эмоционально подогреваемым возбуждением, или, к примеру, испытать и своего рода состояние «ментального удовольствия».

Кроме того, полотно СМИ тогда уже в значении «пространства смыслов» равно претерпевает придание ему и такого состояния «рыхлости», что прямо обеспечивает возможность блокировки навигации по нему равно как по хранилищу ориентиров, создающему все удобства для возможности их отбора. Инициации таких реакций как смех или возбуждение тогда и дано играть роль своего рода «инструмента вытеснения» как такового запоминания, причем равно притом, что прагматически важные фокусировки также предполагают замещение на те или иные контрастные пары психических состояний что возбуждения, что - купирующего его успокоения. Или - избравшему подобную стратегию СМИ потому и доводится отказывать себе в значении функтора «пространства подбора ориентиров», откуда и обретать облик равно же и нечто замещающего имитатора реальных источников психического опыта. То есть - такого рода СМИ потому и подобает расценивать как предлагающие себя уже не в качестве нечто «продукта», собственно и обеспечивающего хоть и весьма примитивное, но все же развитие осведомленности, но продукта, обеспечивающего для представителей перерегламентированной современности едва ли не полную имитацию ранее полностью овладевающего человеком «потока психического». Тем самым СМИ и дано обращать себя из источника осведомления в специфически настроенный раздражитель, в котором элементы осведомления - не более чем средства образования фактуры воссоздаваемых комплексов раздражимости. В таком случае такой не иначе, как своего рода «сценографии», практикуемой подобного рода СМИ дано подчинить себе и как таковые принципы упорядочения смыслов, пусть и немудрящие, но все же адаптированные к наиболее простой регулярности, принадлежащие мета-восприятию, или, иначе - восприятию в его поведенческом закреплении. Такого рода СМИ равно преуспевают в предъявлении и такого рода форм упорядочения пространства смыслов, что непременно предполагают подавление осмысления равно и своего рода «сценографическими началами» воссоздания спектакля событий, или - нередко и посредством же полноценного «репертуара» такого рода картины «потока событий».

Или - в этом случае первостепенная важность как бы «законов жанра», определяющих практику такого рода СМИ и определяет их выбор уже не ожидаемой читателем стратегии «постепенного пополнения» присущего ему объема осведомленности, но, напротив, означает наделение контента равно и спецификой «выхода» или - как бы атрибутикой «артистического номера», адресованного некоему вероятному зрителю. Фактически такого рода СМИ и обращают себя своего рода «коллективным актером» во множестве исполняемых им ролей, на деле - то и «исполнителем» многочисленных «номеров» преподнесения новостей, причем равно и в манере, дабы читатель, ищущий симулякров для недостающей ему психической насыщенности бытия, не ощущал бы и бедности картины такой имитации. В историческом же разрезе эту картину и подлежит характеризовать как нечто продукт навязывания систематического знания ориентированной на фольклор среде, то есть, проще говоря, не иначе, как продуктом введения обязательного среднего образования. Населению в своей массе как свойственно было сохранять, так оно и продолжает сохранять все ту же специфику носителя эмоционально специфичной культуры, но содержание подобного рода культурного пространства ему уже доводится черпать и в безапелляционно навязанном его сознанию систематическом знании. Подобное положение и обуславливает исключение для СМИ любой иной манеры представления, кроме как театрализацию семантической обыденности. Ну а специфический читатель, тот, кто и оказывается на положении ищущего в подобной театрализованной семантике нового пополнения своего пространства ориентиров, тогда уже утрачивает и как таковую подобную возможность то и не иначе, как в силу одной лишь «неудобоваримости» для решения подобной задачи явно и столь неподобающего порядка семантического «наполнения». Чтение сообщений, так или иначе, но ориентированных на возможное «обыгрывание» и обращается для подобного читателя в немыслимо сложную задачу, в операцию, совмещающую сброс сценарного обряжения и возвращение к нормализованной семантике. Отсюда и лучшая возможность исхода из подобного положения - не иначе, как исключение для себя такого рода источников информации.

Огл. Возможный вариант постановки задачи

Итак, мы находим возможным и следование допущению, что интересующей нас постановке задачи дано исходить из отделения друг от друга условного «рационального порядка» формирования интереса к сообщениям СМИ и - характерной последним своего рода «режиссуры», препятствующей рациональности восприятия потока сообщений, всяко обустроенного посредством подобного рода «манеры преподнесения». Другое дело, что следует отдавать отчет - принятие данного допущения исключает для нас и любую мыслимую возможность разрешения интересующей нас проблемы, или - разрешение проблемы очевидной неопределенности природы такой характерной особенности современных СМИ, как четко прослеживаемая в их материалах своего рода «структура высказывания». Предмет же подобного рода «структуры высказывания» - никоим образом это не грамматическая конструкция, но - само собой порядок построения высказывания в отличающей его «функции обращения» или, в практической плоскости - и нечто трансформации предмета в антипредмет. Потому нам подобает озаботиться формулировкой и следующего существенного допущения, определения высказывания равно и как нечто «средства преподнесения» содержания. Что, собственно, и поможет нам в анализе того обстоятельства, каким же именно образом некое предметное начало и допускает трансформацию в ту форму, что подобает расценивать равно же, как нечто и его очевидный «антипредмет».

Тогда подобный анализ и подобает открыть признанием правомерности принципа, что высказыванию в его утилитарной достаточности уже непременно доводится располагать и нечто способностью донесения предметно особенного. Дело в том, что представлению об «особенном» в примитивном рассуждении часто дано предполагать его подмену и на представление о частном. В частности, валюта CCCP официально не допускала возможности свободной конвертации, но на практике ей все же дано было служить предметом обмена у всякого рода валютчиков, а также поступать в обращение и на рынки стран Варшавского пакта. Здесь, если дать себе право восприятия логики подобного сорта примеров, то специфика «особенного» - отнюдь не нечто типологически общее во всем объеме его экземплификации, и даже не нечто, что можно расценивать как не более чем экземпляр, пусть задаваемый и во всем разнообразии образуемых им связей. Отсюда «особенное» - это не иначе, как нечто, равно заданное и в той присущей ему специфике, что оно в состоянии обнаружить тогда же и в контуре одной вполне определенной ситуации, где сам по себе объем условий данной ситуации и позволяет представление равно посредством характеристики «охват». Подобного рода условие «достаточности охвата» часто и упускают притом, что обнаруживают стремление к сведению картины действительности в целом к поступку лишь «короля», равно не учитывая при этом и разнообразия тех значимых обстоятельств, что и составляют собой действия преданной королю свиты, явно позволяющей ее понимание и как некое «самостоятельное начало». Потому «особенное» и подобает расценивать не иначе, как такого рода распространение, чьим существенным условием непременно дано предстать и нечто специфике отсутствия незначимого окружения. Если «особенному» и на деле дано располагать как бы «незначимым» окружением, то таковое - и есть не более чем условие «нейтрального фона», на чем хотя и дано формироваться такому особенному, но и - оно же и не в силах оставить на таком фоне равно же и какой-либо особенный «отпечаток». Тогда «особенное» любым образом и есть нечто «недвусмысленно вовлеченное» в некий порядок вещей.

В этом случае и трансформации «особенного» в «частное», реализации предмета как антипредмета прямо дано предполагать и такое начало, как незамысловатая манипуляция «подстановки множества статистов». Посредством воспроизводства подобного эффекта некоей данности дано ожидать обращения и своего рода символикой «возвышающегося» героя, при условии окружения равно средой теперь уже и ничего не значащего «обрамления». Сама же собой функция подобного рода «обрамления» тогда же позволит ее возложение и не только на формы, играющие роль «заполнителей», но и на условия регуляризации, начиная физическими пространством и временем и так вплоть до биологических и социальных характеристик тех же уровня развития или уровня культуры. В таком случае «антипредмет» - он тогда не иначе, как практика постановки акцента на нечто изолированный аспект или демиурга, тем и объединяющего собой всю способность совершения, где непосредственно окружающая его среда и допускает обращение как таковой уже нечто «полностью пластичной» фактурой. «Антипредмет» - это такое как бы везде и всюду существенное начало, чему и дано обращаться «центром» равно же вне того, что ему доводится центрировать, это равно и притягательность вне того, что способно выразить к ней критическое отношение, самодостаточность без характеристик ее адаптации и своего рода «специфики равновесия». Подобным же образом «антипредмет» - он же в любом случае и нечто «условие перелома», некая способность, для которой самому факту приведения в действие дано означать и возможность категорического воздействия на некую последовательность развития. Отсюда «антипредмету» дано предстать уже никоим образом не точкой бифуркации, но - равно и своего рода «само собой» бифуркацией в ее сугубо собственной ничем не связанной бытности. И если подобному пониманию и не дано заключать ошибки, то теперь правомерна постановка задачи тогда уже выделения и неких реальных фиктивно «ключевых» антипредметов, и соотнесение порождаемого подобным образом предметного «зазеркалья» с характерно обеспечивающими его донесение литературными, стилистическими и композиционными приемами преподнесения сообщения. Более того, как возможную подзадачу подобной задачи равно подобает расценивать и прояснение специфики синтеза гротескного антипредметного способа подачи содержания и связанных с этим различного рода приемов и способов развертывания повествования.

Однако под углом зрения ведения задуманного нами анализа вряд ли обязательно обсуждение не иначе, как неких реальных публикаций тех или иных СМИ, когда равно возможно использование не собственно их продукции, но и ее вероятной имитации, но непременно построенной и по такого рода шаблону. На деле как бы «не существенно», допускал ли кто-либо использование подобных приемов, или эти приемы лишь «потенциально возможны», - важно, что СМИ не исключают для себя употребление и такого рода манипуляций, что обуславливает необходимость в теоретическом осмыслении и нечто же «форм подачи» антипредметного содержания.

Огл. «Антипредметные» структуры смысла как характерная реальность

Итак, если сообщению СМИ доводится предполагать построение на условиях своего рода «полного переноса» выражаемого смысла равно в среду и нечто смыслового «зазеркалья», то такой форме «творческого» подхода вряд ли дано составлять источник и хоть сколько-нибудь существенного интереса для аналитически углубленного читателя. Если это так, то как бы «реальной» ситуацией востребования интересующей нас «антипредметной формы» построения сообщения все же правомерно признание придания сообщению конфигурации как бы окончательно «не вытесняющего» составляющую предметного «охвата» (или «объемлемости») собственно в части присущего ему содержательного начала. То есть - если такой оценке не дано заключать ошибки, то нам пора обратиться и непосредственно к анализу, - где, увы, мы ограничимся исследованием лишь единственного примера, - а именно, случая антипредметной трансляции посредством сообщения СМИ неких ассоциаций, заключающих собой то содержание, о чем мы осведомлены и в как таковой предметной форме. Тогда если употребить здесь некую иную форму выражения, то мы предпримем попытку анализа антипредметной трансформации неких особенностей в предметном отношении одного достаточно известного нам нечто.

Или - в нашем анализе мы позволим себе опереться и на такое присущее нам знание некоего предмета, что на наш взгляд добротно изучен на материале множества источников, и используем с подобной целью такой образец антипредметного представления как отображение данной конкретики в одном из комментариев СМИ. Собственно предмет используемого нами комментария СМИ тогда мы заранее позволим себе расценить как явно преследующий цель порождения и весьма специфического интригующего интереса, но не раскрытия картины «вокруг» некоего положения дел. Итак, «Ленин пришел в мир» и «сумел сотворить чудо, совершить невозможное, умудрился найти точку опоры и перевернуть планету, обратив ход истории в ином направлении». Условному «Ленину» благодаря подобному отображению и дано обрести облик демиурга, а миру - то и жалкой реальности пластилина, для которого его собственное содержание уже обращается «явным ничто» если и соизмерить его с замыслом творения. С разумных же позиций формулировать в наше время такого рода идеи может рисковать разве что идиот, - но, тем не менее, мастерски владеющего пером автора все же не подобает наделять фактурой всякого рода «помешательства», но подобает характеризовать и равно как пересмешника, фактически высмеивающего характерную невзыскательность, непременно и проявляемую определенного сорта читателем.

Вслед за изложением подобной «преамбулы» нам подобает приступить к представлению здесь и такого подлежащего нашему исследованию «образца», как тогда уже следующий тезис:

Здесь, на наш взгляд, нам все же подобает обратиться к попытке построения нашего рассуждения «с нуля», однако - не «с нуля» в смысле высказанных нами посылок теории антипредметной смысловой структуры текста, столь характерного для всякого современного СМИ. А начать нам следует тем, что позволить себе признание конструкции приведенного высказывания не иначе, как допускающей оценку, что в ее построении дано иметь место использованию и таких средств, как те же контингентная аргументация, а в дополнение и оценочные суждения. Так, если и сопоставить одного Галилея и нескольких католических схоластов, то в силу следования этих схоластов признаваемым ими за истину положениям физики Аристотеля, то и идею галилеевой инерции подобает расценивать как несостоятельную, а представления об убывании движения - тогда как явно достаточные. Настоящее допущение и позволит нам начать составление перечня антипредметных выражений данного текста включением в него такого выражения, как «казавшийся утопическим проект». Далее данной конструкции дано заключать собой и нечто оценочную констатацию «заведомо неблагоприятные условия», по сути, опять же вводящей и некоего субъекта, что подтверждает и правомерность подобного «заведомо». Эту оценку мы и позволим себе определить равно и как некую вторую позицию составляемого нами перечня. Далее рассматриваемой нами конструкции дано включать в себя и констатацию «у него не было собственных вооруженных сил», быть может, в силу нахождения симпатий рядового состава Кронштадтской морской базы не иначе, как целиком на стороне белых. Равным же образом и следующая оценка, прямо утверждающая, что «его партия представляла собой узкий круг маргиналов», если, быть может, она и охватывала такой «круг», - мы уж опустим один из предметов данного утверждения, - также дается то и собственно вне значения, устанавливающего здесь и нечто важность условия широкой или узкой социальной опоры. Ну а квалификации «страшно далекие от народа» также дано допускать всяким образом двоякую оценку, - народу дано равно возлюбить и как такового «героя», и, подобным же образом, и «равного себе», это уж предназначено решать и само собой «народу» и тем склонностям, что и отличают эту человеческую общность. Отсюда специфику анитипредметной природы настоящего высказывания в целом и подобает понимать не иначе, как нечто продукт порождения некоей используемой схемы, в свою очередь явно очерченной и неким числом мазков, что и образует основание для наложения на него равно и неких произвольных утверждений. Потому если прибегнуть здесь к реконструкции, то нечто «прообразом» такого рода схемы и правомерно признание представления, когда от всякого проекта и подобает ожидать рациональности, возможности исполнения лишь в благоприятных условиях, непременной опоры на огромную силу и действия в нем лишь признанных фигур, также воспринимаемых в народе в значении «равных себе». Антипредметной природе здесь и доводится исходить из инкапсуляции в конструкцию рассуждения и само собой отношений недвусмысленно выстраиваемой схемы, за чем, по сути, дано следовать и голословным утверждениям о несоответствии такой схеме тогда уже и неких воображаемых автором реалий. Более того, здесь помимо такого рода само собой характерно абсурдистской схемы также читателю навязываются и не иначе, как явно «анекдотичные» оценки, а иногда - пусть и «всего лишь» противоречащие реальным историческим фактам.

А далее рассматриваемому нами тексту дано адресовать читателю равно и следующее рассуждение:

Здесь также подобает позволить себе и такое вполне уместное любопытство, - а в каких именно баталиях Ленину и доводилось проигрывать, с каким счетом, и - какая такая лига и выступала устроителем этих «турниров»? Другое дело, что для попытки чтения, адресованного «поиску ориентиров» той же заключающейся в подобном высказывании постановке вопроса равно дано предполагать образование и некоей антипредметной схемы - ведь исторически «объективно», в противовес и не иначе, как всего лишь «субъективистски» проявляющимся реалиям, Ленину тогда подобает представать и как лидеру «побеждающей команды». Более того, здесь равно дано иметь место и предложению вывода, никак не основанного на исторических фактах, противоречащего свидетельствам о способности Ленина обеспечивать себе преимущественные позиции далеко не в единственном политическом конфликте. Более того, власть, - если некритически последовать антипредметному «подсознанию» автора найденных нами в СМИ высказываний, - и есть возможность несения в себе и не иначе, как «разумного, доброго, вечного», а определяющим началом власти равно возможно признание то и непременно же «логики».

А следом фантазии нашего автора дано вызвать к жизни теперь и стадию своего рода «литературного» осмысления реалий:

Приведенная цитата явно такова, что здесь заслуживает отдельного комментария едва ли ни каждое из образующих ее утверждений. Причем с нашей точки зрения антипредметный характер таких оценок равно же вполне очевиден. Даже притом, что некоторые из числа высказанных здесь оценок все же предполагают и историческое подтверждение, другие скорее следует расценивать в большей мере как домыслы или как очевидно ложные. Тем не менее, на наш взгляд, проверка каждого из этих утверждений на состоятельность - явно не та задача, к чему подобает проявить интерес, такой анализ лишь отвлечет нас от собственно цели предпринятого нами экскурса. Другое дело, что значимым здесь и доводится обратиться тому обстоятельству, что «сюжету» подобной повести также дана возможность выхода «на простор», или - такой рассказ и обретает возможность представления своего «героя» тем демиургом, что оторван от любых возможных реалий, и чья воля - она же и своего рода «скрепляющий узел» событийного пространства.

Тем не менее, на подобном повороте сюжета автору дано в известном отношении «оступиться» и допустить, - если все же несколько поразмыслить над смыслом его речей, - то и некий момент явного саморазоблачения:

Здесь, если и обратиться к сравнению первого и последнего абзацев, то приписываемой Ленину сверхтелеологии отчего-то дано обнаружить равно и способность уживаться с как таковой столь удивительной наивностью. Более того, углубленному изучению истории того периода все же дано порождать и мысль о характерном тому времени социальном формате достаточно простых, если подойти с мерками современности, правил игры, и, вдобавок, - о наличии и круга единомышленников, по существу, столь же недалеких в присущих интенциях, что и взволновавший сознание автора «творец истории». Другое дело, что здесь как таковой «логике» повествования дано предполагать расчет на способность читателя лишь посредством «беглого взгляда» пройтись по тексту подобного рода «повести» и потому неизбежно «проглотить» и характеристику Ленина в отождествляемой ему роли «мессии».

Скорее всего, подобной оценкой и подобает завершить наше знакомство с одной встретившейся нам публикацией СМИ, в остальном ее содержании прямо переходящей к манере изображения событий, хорошо усвоенной той частью авторов, что столь успешны в приведении любых обстоятельств не иначе, как к «фарсовому началу» драмы. Но при этом нам равно невозможно не предложить и некий теперь уже наш собственный ответ на вопрос о смысле адресации возможному читателю такого рода «интеллектуальной продукции».

Как бы то ни было, но рассмотренному сообщению СМИ все же дано допускать оценку как не лишенному и известной содержательности вполне достаточной для использования сообщаемых им данных для наполнения «пространства ориентиров» в сознании, что можно предположить, того или иного вряд ли сильно взыскательного читателя. С другой стороны, характерной такому рассказу нарочитости в известной мере дано предостерегать и некую часть читателей в отношении далеко не исключенной в подобном изложении и само собой опасности некорректного отождествления представленных там свидетельств. На наш взгляд, для критически мыслящей части читателей равно же очевидно, что не следует поспешать с каким-либо заимствованием оценок предлагаемых такого рода рассуждениями.

А далее в части собственно и подлежащей нашему решению задачи уже правомерно признание не столь существенным и того понимания, чему дано допускать построение и на как таковом усвоении информации, непосредственно и сообщаемой в исследуемом нами рассказе. Напротив, здесь подобает заявить скорее о признании существенности то и совершенно иной привходящей - а именно, смысла, который в подобном антипредметном навязывании и намеревался реализовать автор или, что вполне возможно, и потребитель его услуг - манипулятор общественным мнением. Скорее всего, в значении очевидного предназначения подобного рода синтеза смысла и подобает расценивать попытку то и такого рода обустройства пространства ориентиров, чему так или иначе, рано или поздно, но дано наводить читателя и на нечто «идею парадоксальности». И в самом деле, такого рода смыслам вряд ли дано предполагать тот уровень защиты от вполне вероятного сомнения в присущей им достаточности, что исключал бы и всякую мысль об их опровержении равно в форме выражения и той или иной меры недоверия. Так, если сравнить достаточность такого рода оценок, скажем, с идеями расхожих утопий, то последние потому и действенны, что обещают известную притягательность, - напротив, здесь мы в состоянии располагать то и не более чем «вердиктами», равно само собой в значении «вердиктов» вряд ли абсолютными и в какой-либо характерной им достаточности. Отсюда, если таким оценкам дано обращаться и не иначе, как специфическими «вердиктами», то им дано предполагать равно же порождение в сознании некоего круга читателей и некоего вполне ожидаемого отклика. И здесь, одновременно, и для кого-либо, не брезгующего извлечением ориентиров из подобного рода сообщений, рано или поздно подобает обнаружиться очевидности и некоей же парадоксальности такого рода рассуждений. В данном отношении саму собой такого рода «плохо прикрытую» парадоксальность и подобает расценивать и не иначе, как кураж («манеру развязности») в ее значении смысловой доминанты современного медиа-месседжа. Но, в таком случае, чему именно дано определять для подобных СМИ или их вероятных заказчиков равно и позиционирование ими самих себя непременно и в роли рано или поздно разоблачаемых лжецов? Такой смысл явно реален, а потому и подобает обратиться к прояснению и как таковой присущей ему природы.

Огл. Скрытый смысл «игры в обман и его разоблачение»

Конечно, первое, что просто обязано напомнить о себе при прочтении предложения, поставленного в заглавие настоящей части нашей работы, это и знакомая по роману «Мастер и Маргарита» знаменитая сцена в театре Варьете. Как ни странно, но здесь равным образом правомерны и некие соображения в пользу наличия и неясного свойства прямой выгоды, как равно же адекватным дано предстать и предположению некоей непонятной пока выгоды, извлекаемой из такого рода игры «в обман и его разоблачение». Но куда лучше существенный смысл подобного рода формы все же соотнести вовсе не со способностью такого способа обмана долгое время оставаться нераскрытым, но, напротив, - равно с навязыванием стереотипа и как таковой недолговечности претензии человеческих представлений на статус «истины». Человека равно дано отличать что способности придания поиску «истины» статуса некоей деятельностной подлинности, что, напротив, и пониманию такого рода занятия равно и практически малозначимым. Отсюда как таковой задачей игры «в обман и его разоблачение» и правомерно признание возможности порождения у разыгрываемой так публики равно и убеждения не просто в малозначительности «истины», но и - в малозначительности того множества ориентиров, что и образуют те или иные «пространства осведомленности». Это - не иначе, как схема навязывания равно и нечто ценностного релятивизма, и именно ее в значении цели деятельности СМИ и подобает расценивать как недвусмысленно очевидную, хотя в этом случае и возможна постановка вопроса о природе позитивного отклика тогда уже и самой аудитории СМИ на подобного рода «вбросы».

Прояснение же природы такого рода «позитивного отклика» тогда и подобает начать принятием допущения, согласно которому системы жестко закрепляемых ориентиров все же несколько менее эффективны по сравнению с системами «подвижных» ориентиров. Как таковому читателю потому и дано ценить ту возможность, заходя в подобном забвении едва ли не до состояния полнейшей дезориентации, равно и осознания некоего ориентира то и утратившим свое значение, что явно упрощает и предоставление ему возможности осознания, что подобный ориентир уже намеренно предполагал представление и неким неподлинным образом. Характерный большей части аудитории СМИ жизненный опыт все же таков, что в качестве «неизменного» ориентира он готов видеть лишь принцип, согласно которому тогда уже конкретные поведенческие ориентиры непременно предполагают понимание равно и на положении «облегченных», если характеризовать их и под углом зрения «загрузки» и «выгрузки». Читателю в известной мере и самому дано провоцировать СМИ на совершение такого рода когнитивной «манипуляции», поскольку ему также присуща готовность в обстоятельствах неудачи употребления ориентиров, собственно и извлекаемых из подобного заведомо «неподлинного» позиционирования, то и отнесения собственной неудачи на непреодолимый «балаганный» формат уже, пожалуй, и как такового миропонимания. Читатель, если можно так допустить, куда более склонен ценить ту же отличающую предлагаемое ему миропонимание способность обнаружить как в высшей степени «необязательность», так, помимо того, и качество его обращения далеко «не обязывающим».

Другое дело, что если некий ориентир все же позволяет его восприятие как не вполне состоятельный притом, что ему не дано означать и приобретение им черт тогда же и совершенной неподлинности. Более того, любому из ориентиров также не доводится обнаружить специфики и равно же «кричаще» ложных свидетельств. В таком случае и правомерна постановка вопроса, в какой мере «ориентир», невозможный без реализации в нем функционала не более чем «условно неподлинного», и допускает изощренное и не сразу очевидное «наполнение» как таковым вводящим в заблуждение содержанием? Наделению как бы «ориентира» подобного рода качеством и дано исходить от такой присущей ему специфики, чем правомерно признание и нечто сведения представления не более чем к порядку, прямо ограниченному равно же и пределами отношения «элементарной» фиксации. Такого рода «ориентир», прямо ограниченный в своих содержательных возможностях, и позволяет обретение понимания некоей данности, то и требуемого всего лишь до наступления момента, в котором и имеет место нечто обретение «представления», прямо исключающего и любого рода расширение трактовки задаваемого им понимаемого. Например, таково описания тех же «выборов» в тоталитарном обществе, что по некоторым признакам картины события как бы напоминают выборы, но отсюда не следует, что они заключают собой и функцию совершения выбора. В таком случае те едва ли не бесконечно заполняющие современные СМИ свидетельства, построенные в модальности подобного рода «упрощенной» фиксации и провоцируют их усвоение равно в формате и весьма и весьма условных смысловых «констант».

Показанному здесь положению дано обрести развитие равно же в формировании и той характерно превалирующей группы читателей, чье понимание явно дано отличать и куда более высокой оценке СМИ, тогда прямо и сознаваемых как «нарочито» облегчающие и их собственное читательское разоблачение неподлинности тех или иных предлагаемых в этих СМИ ориентиров. Подобная в известном отношении «ускоренная» возможность разоблачения читателем подсунутого ему «ориентира» и порождает у него ощущение своего рода «комфортного серфинга» таких открывающихся перед ним пространств «ориентиров». Само собой сознание явной «избыточности» всякого усложненного понимания в отношении равно быстро извлекаемого, и равно быстро «разоблачаемого» условного ориентира и позволяет, без фиксации на подобной сущности, тогда уже переход и в нечто режим «быстрого перемещения» между возможными полями таких «кандидатов», равно выполняемый посредством смены точки приложения только «потребности» в выборе. Отсюда и как таковую «неподлинность» ориентира и подобает расценивать как равно и некую неотъемлемую особенность мира, собственно и живущего постоянным изменением характера деятельности. В этом случае в значении «ориентиров» и допустимо востребование лишь непременно оценок, что по легкости возможного в их отношении скепсиса, по существу, отличает доступность и для нечто индивидуальной способности осознания, недалекой и по той же присущей ей природе. Но причина подобного положения - отнюдь не характер современного мира как нечто реальности неизбежной «перемены вида занятия», но - равно и присущий ему характер тогда уже и как само собой «мира неустойчивости» ценностных иерархий. То есть - как таковой ориентации на «неподлинность» именно потому и дано иметь место, что иерархии ценностей дано существовать и не более чем в значении действительной лишь «в данный момент». А далее - уже как бы «слово в слово» по Булгакову для денежных купюр и наступает черед обретения облика то и этикеток от минеральной воды.

Огл. Рисунок кисточкой хвоста или мир безумного креативщика

Высокой динамичности нашего времени дано обусловить вступление в свои права и того порядка, что фактически определяет равно и невозможность для продукта, созданного талантом и трудом человека успевать с обретением признания тогда же и в присущем ему «качестве продукта». Если в «старое доброе время» моде доводилось продержаться хотя бы некое число лет, отчего меняющиеся фасоны и стили и предполагали осознание в значении характерной «функции», то практикуемое в наши дни ежегодное обновление коллекций устраняет и само осознание эстетических идей в как таковом значении объектов опыта. Современной чересполосице явлений, артефактов и событий потому и доводится предполагать отождествление в значении той формы социального порядка, чему явно претит и всякое истолкование рациональности в ее старинном значении как такового «всеобщего» начала. Отсюда непременной составляющей современных представлений дано предстать иллюзии и как бы «не обязательности» условия рациональности, только и обращаемого не более чем субъектом замещения характерной для него особенной «ниши». Лучший пример тому - привычная в наше время одежда «рваного стиля», чей декор и довелось составить искусственным дырам, потертостям и заплатам. В подобном отношении для нашего современника креативность - она равно и нечто, не подчиняющееся императиву рациональности, а отсюда право заявления себя в качестве творческой личности и обретают пусть и не в буквальном смысле слова, но в своем качестве специфических подражателей и те же самые «безумные» креативщики. Конечно, человечество и в этом принимаемом им решении как бы «полностью рационально», эксплуатируя убеждение, определяющее идиота не более чем в известном отношении формой условно «полезного» стимула социального и интеллектуального прогресса, само собой не наделенного способностью преодоления той же культивирующей его идиотизм условной «вольеры». Однако предметом настоящего анализа доводится предстать все же не современному состоянию общественного сознания или развития культуры, но - узкой проблематике месседжа, любым образом подлежащего передаче посредством канала коммуникации. И здесь как таковая специфика такого рода среды и позволяет обнаружение ранее неизвестного в человеческой истории стимулирующего начала, чем и обращается инъекция иногда и не более чем «вакцины», а нередко и полноценной «дозы» идиотии. Хотя такого рода прием и не подобает расценивать как прямое продолжение наполняемого, по преимуществу, исключительно куражом медиа-месседжа, но он равно же позволяет понимание как обеспечивающий и нечто возможность, прямо параллельную и для исследуемой здесь коммуникативной функции. Но в чем же именно тогда и доводится состоять как таковой специфике «инъекции идиотии»?

Все же наилучший способ должного прояснения подобного предмета и дано предоставить рассмотрению нечто возможного примера. Положим прохожему, идущему мимо витрины фирменного спортивного магазина, доводится заметить и красующийся в витрине баннер: «каждой команде нужна скорость света». Даже слабое знакомство с русским языком и то позволяет отметить в подобном высказывании не иначе, как исчезновение слова «достичь» или какого-либо его вероятного синонима - пусть позволяющего его представление что словом, что выражением. Но здесь если не задаваться целью столь уж глубокого анализа рекламного слогана, то его и подобает расценивать как построенный равно и в совершенно ином ключе: принуждения получателя данного месседжа тогда и напрочь отказаться от подключения его способности рационального мышления. Так, если взглянуть под углом зрения задачи подобной рекламы, то применение такого приема - оно и не иначе, как указание нечто ценностного ориентира, в известном отношении исполняемое посредством хотя бы и такого рода «идиотской» проекции, но притом подчеркивающее и высочайший класс продукции рекламируемой торговой марки. Здесь тогда уже идиотии не более чем порядка «проецирования» никоим образом и не дано обращаться равно же пусть и хоть сколько-нибудь существенным препятствием в перенесении признаков превосходной степени с некоей никак не относящейся к тому же предложению продукта формации и на как таковую продукцию данного производителя. Отсюда и идиотии в ее значении смыслового начала месседжа равно дано обретать качество тогда же и нечто «начала» то и собственно порядка отождествления - служить здесь нечто «средством построения проекции», - что, можно допустить, и указывает на форму порядка «инако, но, тем не менее, отличающего» подлежащую указанию данность. Хотя для кого-либо, кому, быть может, и не присуще углубление в связи структур означения, возможно, что достаточен и само собой любой признак или отличие, указывающие на присутствие здесь признаваемой им превосходной степени, поскольку он ни в коей мере и не расположен к проявлению хоть и сколько-нибудь существенной степени любознательности.

Исходя из таких оценок как таковой смысл не исключающего «идиотию» месседжа и подобает расценивать как проявление и такого рода способности самовыражения, самоутверждения или самореализации, что закрепляет как такового самореализующегося в подобного рода статусе и вне какого-либо применения к этой квалификации равно и любого рационального скепсиса. Или - здесь и дано открываться как таковой возможности становления и нечто «креативности вне рациональной оговорки» или, что более точно, креативности в качестве маркера элитарности, для которой не действует такое ограничение как рациональность или для которого такой рациональности и вовсе как бы «не существует». Да, действительно, истории знакомы и некие случаи не сдерживаемых никакими ограничениями проявлений самовыражения, но в наше время специфическая «безудержная» креативность - она же и не иначе, как всегда и всюду поступающий «в обращение» продукт. Теперь мы способны ощущать в себе креативность лишь потому, что готовы видеть себя то непременно же такими притом, откуда и любой иной, уже не проявляющий и тех или иных качеств становления присущей ему оригинальности, он в подобном отношении и удостаивается признания равно же и не знающим того же собственного «Я». Отсюда и дано следовать установке СМИ на порядок своего рода «тотальной» креативности, потому и возможной в ее массовой форме, что положение предмета творчества равно дано обретать и чуть ли не любой условности, вне налагаемых на нее рациональных ограничений. Такого рода «творчеству ради творчества» потому и дано обнаружить качество средства побуждения столь ограниченного самовыражения, что оно вряд ли в состоянии претендовать и на как таковое постоянство его отождествления равно же и как нечто маркера персональной идентичности. В такой присущей ему специфике подобному творчеству и дано совпасть с предлагаемыми СМИ ориентирами, столь просто подверженными девальвации, и равно подобным образом оно же допускает и простоту заимствования, а с ним и предание забвению. Как таковому подобному положению и дано позволять оценку, что для мира постоянного смещения фокуса творческого и жизненного интереса само собой возможность побуждать и реализовывать себя в тех же явно преходящих вроде бы и «креативных» проектах и составляет собой еще одну существенную возможность социальной адаптации.

Огл. Заключение

В куда большей степени возможному смыслу предпринятого выше анализа все же дано сконцентрироваться в как таковом истолковании присущей современной социальной ситуации ее непременной специфике равно же и нечто «среды условных ценностей». А потому задача погружения существования в подобную реальность и предполагает ее решение лишь посредством вовлечения в специфическую коммуникацию, так или иначе, но позволяющую установление и условного статуса пусть и не наиболее значимых, но огромного множества «текущих» социальных ценностей. Приобретая же подобное качество, действующие ныне медиа коммуникации и прощаются на этом с их функцией коммуникации реального осведомления, - в качестве чего им и доводилось действовать еще и относительно недавно, - и обретают специфику средства поддержания характерного социально ориентированного интеллектуального тонуса. В подобном отношении для них по существу бессмысленным «новостям спорта» и дано означать куда более важный элемент видения действительности, чем как таковым положению в политической, экономической сферах или же в сфере общественного сознания. Перестраиваясь под требования подобной парадигмы, современные медиа потому и прибегают к изменению метода подачи равно и сообщений, что тогда и на деле доступны для содержательной реализации, хотя и обращаясь в них к существенному, но одновременно придавая и как таковому строю сообщения не иначе, как тональность куража. Несмотря на реальность подобного положения предлагаемому ими сервису не дано быть и невостребованным на современном рынке информационных услуг, дорастая там явно же и до статуса «лидера продаж». Скорее всего, подобный эффект и допускает то объяснение, что дано иметь место и нечто потребности в компенсаторном и тренинговом обслуживании, где значение нечто комплементарного по отношению индивидуальной психологии непосредственно дано обретать и как таковому пониманию многочисленных реалий мира равно же как «реалий незначимого».

06.2010 - 12.2021 г.