Классической политэкономии дано исходить из такого основания как принцип «функционального предназначения» денег. Но если возможно задание данного принципа, то из него вытекает то следствие, что объявись иное средство придания конвенционального характера процедурам обмена, то подобная альтернатива равно будет ожидать признания инструментом, поддерживающим ту же функцию, что пока что способны исполнять лишь монетарные средства выражения качества стоимости. Так, если не сдерживать полет фантазии, то несложно вообразить как средством оценки товарной продукции возможно обращение характеристики «уровень желанности», достаточной для наделения акта обретения товара показателем «исполнения желания», откуда данная форма приложения меры уже сможет действовать как средство задания квалификации, достаточное для фиксации акта обмена на положении формальной операции. Так же вряд ли следует ожидать помех для вызова в воображении и такой фантастической картины: обмен перестает действовать как механизм, и тогда обороту товаров дано ожидать обращения в известном отношении «игрой» в наполнение некоего хранилища, собственно специфичного качеством непременной открытости и для пополнения, и для опустошения. Так по отношению и одной, и другой рожденной нашей фантазией ситуации деньгам как сущности фактически дано утратить их смысл специфической уникальности, а потому функции регулирования порядка операций дано допускать возложение и на нечто, характерно иначе строящее роль функции «универсального эквивалента». Другими словами, что в представлениях классической политэкономии, что в придуманной нами искусственной картине деньги или их фантастические «аналоги» будут предполагать оценку как нечто «не более чем функция», необходимая вовсе не в особенном «собственном» роде, но востребованная лишь ради формального порядка проведения процедур. То есть - в понимании философской онтологии деньги и подобает расценивать как специфическую универсалию, но - никоим образом не как нечто субстантное или достаточное для отнесения к формации «объекта».

Однако предмету или функции «значения денег» равно не подобает исключать возможность воплощения и посредством некоей альтернативной схемы. В этой схеме деньгам дано располагать спецификой уже нечто субстанционального, то есть - обретающего и нечто «природу денег», что прямо порождает и такой любопытный функционал теперь уже собственно денег, как формат «деньги воспроизводят деньги». И действительно, нашей современности вряд ли дано предполагать какую-либо иную более популярную идею, нежели идея «сохранения и приумножения» денег. То есть - современным «реалиям» уже доводится заключать деньги в нечто присущую им особенную «экологическую нишу», что и обращает важнейшей функцией «универсального эквивалента» взамен прежней «свойства меры» равно же и становление денег как полноценного объекта. Отсюда нашей задачей и дано обратиться исследованию комплекса обстоятельств, что составляет собой тогда уже источник воздействия как бы «фактического» изменения онтологической специфики денег на то, что представляет собой и своего рода «топологию» пространства ведения хозяйственной деятельности. Нашему анализу, хотя ему вряд ли доведется выйти за рамки отвлеченного рассуждения, будет подлежать специфика, столь характерная для современной экономики, чему прямо дано определять стратегию развития хозяйства в современных условиях.

Огл. «Кейнсианская природа» современного экономического порядка

Если дать себе труд прилежного ознакомления с сообщениями средств массовой информации, содержащими оценки положения дел в экономике, задав ему рамки большой продолжительности процесса мониторинга, то впечатление от подобного рода в большей мере «потока сознания» - странная картина смеси невежества и ханжества. Более того, этим сообщениям присуще то особенное построение, будто их авторам дано воспринимать читателей за тех, чей реальный экономический опыт, - здесь вряд ли лишнее превосходное сравнение, знакомое по философии Джона Локка, - ограничен лишь рамками «простого огородничества». Картина экономических реалий в изображении СМИ - в большей мере картина однократных сделок, совершаемых в не расслаивающемся пространстве экономической активности, в условиях стабильности основных категорий, определяющих практику ведения хозяйства и неизменности основных экономических функций. Однако дело в том, что, по существу, социально, технологически и с точки зрения использования ресурсов вторичная или «зависимая» хозяйственная практика наших дней никоим образом не допускает сведения к картине простого перетока, например, по цепочке от «использования посевного материала до сбора урожая и обратно до посева». Современное хозяйство - непременно комплекс процессов, пусть и относительно, но в обязательном порядке стабилизируемых в динамической характеристике, в известном отношении даже более значимых в их качестве процессов, нежели как источник хозяйственного результата. В эпоху относительной легкости достижения состояния социального сплочения хозяйство как бы «пребывает в рабстве» у социальных претензий, и потому в настоящих условиях не социуму доводится искать путей адаптации к реалиям хозяйственных практик, но хозяйству адаптироваться к системе требований, предъявляемых социумом к воображаемому общественным сознанием условному «позитивно» значимому экономическому порядку. Подобного рода формы адаптации и определяют собой ту отличительную особенность современной экономики, когда для хозяйственных отношений прямо исключено формирование в пределах особой «самодостаточной» сферы, но им непременно дано обращаться и объектом приложения регулирования со стороны общества.

Регулирование же хозяйственных практик со стороны общества не исключает его направленности и на такой предмет, как обеспечение «оптимума активности» процессов и тенденций в экономике; здесь также вряд ли возможен подбор наиболее подобающего имени подобной практики, нежели чем имя «кейнсианское» регулирование. Это не означает, что такое регулирование во всем и полностью восходит к концепциям Джона Кейнса или допускает атрибуцию именно Кейнсу как «изобретателю» этой практики. Однако Кейнса или предложенные им принципы уже подобает расценивать как «знамя» или выразителя духа такого регулирования, конечно же, «как регулирование» сложившегося исторически, хотя и не без помощи, что столь свойственно нашему времени, отдельных достижений познания. Другое дело, в чем именно и доводится состоять функциональной направленности такого рода экономического регулирования, что мы взяли на себя смелость определять под именем «кейнсианского»?

Основной принцип кейнсианского регулирования - прямое следование установке на поддержание коммерческого оборота в состоянии наполнения достаточным объемом ликвидности. Причем здесь равно дано иметь место характерному разнообразию ситуаций требующих регулирующего вмешательства, не только узости спроса, но и ряду иных столь же опасных комбинаций. Хотя, конечно же, прямую инверсию состояния узости спроса дано составить и состоянию избытка ликвидности на руках потребителя. Кроме того, если затрагивать лишь две наиболее типичные формы состояния дисбаланса, то им все же дано обнаружить специфику характерно простых и общих ситуаций утраты желаемого паритета. Или - помимо такого рода как бы «элементарных» форм диспаритета дано иметь место и таким формам, как избыточное направление ликвидности на приобретение неких вполне определенных видов продукции. Точно так же население дано отличать склонности к поддержанию избыточной или недостаточной нормы сбережения или к допущению той же сильной степени закредитованности. Тогда при посредстве фиксации такого рода локальных форм диспаритета кейнсианскому регулированию и доводится вести поиск «шлюзов», позволяющих перенаправление потока средств в некие сегменты рынка или создание в тех или иных сегментах ситуации оттока средств. Отсюда функциональным смыслом кейнсианского регулирования и правомерно признание в известном отношении манипуляции «подпиткой и дренажом» объемом ликвидности того или иного товарного рынка, требуемым для поддержания его функционирования в существующей конфигурации. Более того, в настоящее время сложно обнаружить пример развитого общества, что не практиковало бы приемы кейнсианского регулирования.

Тогда если мы не ошиблись в построении развернутой здесь картины, и если современной экономике в любом случае доводится обращаться объектом кейнсианского регулирования, то - что именно дано представлять собой специфике нечто кейнсианского «стандарта» экономического порядка? Конечно, подобный «стандарт» - возможность построения системы, что отличает характерная эластичность и растяжимость предложения свободной наличности. То есть реальность подобного рода системы - не иначе, как утрата смысла понятием «предел платежеспособного спроса», поскольку такого рода системам дано прибегать к использованию приемов, способных к порождению и такого эффекта, как «подогрев спроса вслед за диверсификацией предложения». По отношению экономической системы, практикующей кейнсианское регулирование уже невозможно утверждение, что ее способен характеризовать показатель «потолка спроса», поскольку действующие институты государственного регулирования постоянно отслеживают показатель «уровня потребительской активности» (в наше время - измеряя те или иные индексы), способствуя вслед и образованию новых источников интереса потребителей. Так же эти институты предохраняют рынок и от возможного «перегрева», тщательно отслеживая показатель инфляции. В такой экономике, если исходить из возможностей предложения и наличия денег у различных групп потребителей, отчасти даже невозможен и прогноз развития конъюнктуры, поскольку в случае обнаружения конъюнктурных ограничений здесь приходит в действие механизм регулирования, вслед чему и уровень спроса претерпевает расширение и пролонгацию. В таком случае, чему именно и выпадает формировать «природу» современной экономики?

Огл. Специфика современной экономики - «предел метаконъюнктуры»

Насколько можно судить, что притом, что облик традиционной экономики и доводится определять наличию такой специфики, как характер конъюнктуры, то облик новой экономики дано презентовать наличию и некоего иного формата, пришедшего на смену традиционной конъюнктуре. Этот новый формат, хотя ему и доводится сохранять «родовые черты» конъюнктуры, теперь уже в силу воздействия механизма контроля в строгом смысле слова и не позволяет отождествления какому-либо прямому «фактору» становления конъюнктуры. Тогда наилучшим способом выделения такого формата и дано обратиться употреблению понятия метаконъюнктура, что прямо позволит определение пределов, так или иначе, но ограничивающих свободу изменения состояния конъюнктуры. Тем более что в прояснении подобной картины нам могут помочь и те недавно зародившиеся явления, как практически предельно возможное снижение цены заимствования, приемы привлечения на ипотечный рынок несостоятельных потребителей и призванные разрешить ситуацию провала конъюнктуры в автомобильной индустрии так называемые «скрападж-схемы» (льготный обмен устаревшего авто). В таком случае, каким именно фактам и дано сыграть роль достаточного подтверждения успеха в применении приемов кейнсианского регулирования?

Конечно же, столь характерным для современной макроэкономики приемам взвешенного форсирования конъюнктурных тенденций доводится располагать и такой возможностью, как привнесение в экономику дополнительной стабильности, а в состояние конъюнктуры - дополнительной «положительности». Если бы не использование такого рода приемов, то общество ожидали бы тяжкие последствия различного рода обстоятельств «неусреднения» конъюнктуры. Другое дело, что использованию подобных приемов доводится дополнять реальность воздействием и той привходящей, что ситуация «несовпадения» тенденций спроса и предложения - не просто ситуация внутри лишь сферы коммерческого оборота. Как таковой товарной продукции, какая бы природа не отличала бы такие вещи или предметы, все равно доводится сохранять значение предмета той или иной потребности, пусть в известном отношении «фиктивной». В экзистенциальном смысле приобретению любого предмета непременно дано означать и нечто идею деятельного употребления обретаемого предмета, даже если некто покупает чайники лишь как предмет сбора коллекции. То есть - вряд ли подобает настаивать на разумности ситуации, когда цель приобретения некоего предмета - немедленное препровождение на свалку, хотя индивиду не избежать и ошибок в прогнозе деятельного употребления продукта и отправлять на свалку практически не использованный продукт. Тем не менее, в любом случае акту приобретения дано адресоваться к некоей интенциональности, пусть даже ее последующему испытанию «практикой» и дано обнаружить, что в объективном смысле она означала ошибку, и данный продукт фактически не предполагает возможности деятельного применения. Иными словами, в экзистенциальном смысле любое приобретение - всегда идея достижения нечто «задуманной» цели, и, второе, экономическая игра непременно исключает нарушение ее характерных «правил», и продукт никогда не достается потребителю бесплатно (хотя иногда и достается условно бесплатно, как в случае «продажи телефона с контрактом»).

Подобного рода специфике и доводится определять как таковые «прямые» пределы метаконъюнктуры, как, с одной стороны, сознание нужности, к чему условно, чтобы не утопать в деталях, и подобает относить любого рода потребность, вне зависимости от степени остроты, и, с другой, предел возможности втягивания некоей прослойки в ведение возмездной деятельности. В таком случае в отношении «сознания нужности» не помешает задание и такой характеристики, как известная по теориям «строительства социализма» характеристика уровня потребностей. Как бы определенная вещь не представлялась бы ценной или великолепной, ей, не способной к порождению идеи потребности, дано формировать и не более чем понимание ненужности, как для А.Н. Крылова подобный смысл уже довелось обнаружить и царским вратам и напрестолиям из коллекции его приятеля Джевецкого. В таком случае прямо правомерно построение картины, когда пусть некий изысканный продукт будет снижен в цене практически донельзя, но и здесь на него не соблазнится небогатый потребитель, для кого подобная потребность зачастую просто не характерна. Так, один не обнаружит какого-либо смысла в хрустальных люстрах и украшениях из драгоценных камней, другой откажется держать дома большую коллекцию книг или сам собой не обнаружит ценности в увлечении фотографией. Отсюда «объективным» условием ограничения метаконъюнктуры и правомерно признание предмета потребительских интересов, или, если уместна подобная постановка вопроса, то и присущей индивиду способности «распыления» проявляемой им активности и на нечто множество направлений приложения.

Конечно же, второе из определяемых нами ограничений - «нехватка свободных средств» в распоряжении потенциального потребителя, привычная для всех времен и эпох. То есть, потребителю дано испытывать ограничения и со стороны скудости денежного достатка. Обществу, несмотря на действие в наиболее богатых странах фактически своего рода программ «благотворительности», так и не довелось преодолеть состояние «неравенства», а равно не удалось избавиться и от распределения граждан по уровню получаемого дохода. Кроме того, не следует забывать, что своего рода «пирамиде благосостояния» также дано предполагать реальность и нечто ее «комплементарного партнера» в виде аналогичным образом устроенной «ступенчатой» структуры предложения, но в данном отношении представляющей собой форму перевернутой пирамиды. Тогда воздействие первого определяемого нами фактора - отказа потребителя от любого рода бессмысленного приобретения дано дополнить и воздействию второго фактора традиционного ограничения скудостью денежного достатка. В таком случае своего рода «комплекс обстоятельств» современной социально-экономической ситуации и подобает характеризовать как нечто условный «канал», что задает потоку денег ограничение в виде «пропускной способности», не позволяя без значимых последствий действовать посредством стимулирования, неограниченного по своим масштабам. С другой стороны, долговременная стабильность конъюнктуры - она равно источник образования значительных объемов свободных средств у получателей характерно высокого дохода. То есть стабильность конъюнктуры равно подобает расценивать и как дополнительный источник социальной поляризации в виде ориентации основного потока производимой продукции тогда уже на «богатое» потребление. Однако каким именно образом и доводится действовать своего рода «механизму перетекания» оборотных денег в условную отождествляемую обществу как бы «копилку свободной наличности»?

Огл. «Копилка» наличности и ее экономический смысл

В той схеме, что допускает пренебрежение реальностью такого явления как тезаврация, денежная масса представляет собой объект, по существу подверженный обязательной циркуляции - полученный капитал непременно подлежит обращению в некие приобретения. Условной аналогией в подобном отношении прямо правомерно признание выработки электроэнергии - потребление электричества и происходит лишь непременно в момент, когда оно производится. Если же в эту схему внести такие элементы как накопление на ожидаемое потребление или приобретение разного рода доходных денежных инструментов у продавца, в свою очередь, оплачивающего из этих поступлений собственный спрос, то такого рода изменения лишь траектории циркуляции денег также недостаточны для изменения принципа их постоянного пребывания в состоянии циркуляции. Тем не менее, здесь равно возможно указание и некоей иной ситуации, скорее всего, в некотором отношении продукта рассудочного выбора, когда некоторый объем денежного ресурса позволяет наделение совершенно иной телеологией, обращаясь средством образования нечто денежного «поплавка» и потому требуя фиксации у собственника и в некоем наличном или растущем количестве. Образующему же подобный «поплавок» собственнику денежных средств непременно и доводится действовать с мыслью о возможности «иметь деньги», чему тогда доводится обращать деньги и нечто «предметом хранения», и потому определять и их изъятие из цикла поддержания текущей конъюнктуры.

Казалось бы, современной ситуации в этом вряд ли дано предполагать сколько-нибудь существенной проблемы - в наши дни государству по силам обеспечение любого желающего эмитируемыми им «бумажными» средствами платежа, что уже достаточно для удовлетворения собственника денег, какую бы стратегию владения ими он бы не предпочитал. Но здесь на поле игры дано выступить двум следующим столь любопытным «игрокам» - постоянным инфляционным тенденциям и, несмотря ни на что, неустойчивости финансовых учреждений. Тогда в силу действия подобного рода причин дано войти в силу и такого рода тенденции - становлению систем «управления инвестициями» с их специфической логикой и практикой активности в экономическом пространстве. То есть теперь не производству продукции или оказанию услуг, но, в данном случае, «владению» деньгами и дано в данной схеме принять на себя исполнение функции источника доходности.

Практический же эффект от прогресса «владения деньгами» все же в большей мере обретает облик скорее «пирамидальной», чем циркуляционной схемы или, на брокерском жаргоне, «пузыря». Деньги начинают умножать сами себя, поскольку подлежат вложению в перекупаемые и при этом фактически неизменные активы, что и находят спрос, то не иначе, как за счет беспрестанной вербовки своего рода «присоединяющихся» участников такого рода «игры». То есть - становление порядка «внутрифинансового» умножения денежной массы составляет собой причину равно и изменения порядка движения денег в экономике, ответвляя некоторое их количество из общей циркуляции в русло своего рода направленного «оттока». Другое дело, что и построению нашего анализа, если и завершить его на констатации данного факта, дано обнаружить очевидную логическую ошибку: получается, что само собой финансовой сфере и доводится порождать бессребреников, что в силу сугубо «альтруистических мотивов» и нейтрализуют избыток наличности. Конечно же, это не так. Несомненно, что финансисты определенный процент теперь уже их собственного спекулятивного дохода также направят и на личное потребление, и на иные виды спроса, и, тем самым, опять-таки возвратят капитал, поступающий в их «управление» равно же в сферу прямой хозяйственной конъюнктуры. Однако применяемым ими приемам поддержания объема их сбережений фактически дано носить все тот же характер, и получаемые ими от клиентов средства в основной своей массе также не поддерживают спрос, но предполагают и направление в те же «вложения». При этом, что вполне возможно, в размещении собственных средств финансисты обнаруживают и куда большую способность быть искусными «инвесторами», нежели доверившие им свои средства клиенты, но в смысле нашей постановки вопроса проблема, кто именно на современном финансовом рынке теряет деньги, а кто способен сохранить их и преумножить, фактически не обнаруживает какого-либо существенного смысла.

Итак, финансовому рынку дано играть роль средства нейтрализации избыточного предложения денег и тем способствовать стабильности конъюнктуры. Но равно финансовому рынку дано способствовать и успеху применения методов кейнсианского регулирования, несколько нейтрализуя избыточную эмиссионную накачку экономики, когда получателю высоких доходов фактически дано «зарывать» их в «могилу» финансового рынка, а не «повышать градус» хозяйственной конъюнктуры тогда уже их избыточным предложением. Причем и государству в наше время все чаще доводится признавать стоящей перед ним задачей то непременно же «помощь» надежному «захоронению» подобных избыточных денег, когда оно предпринимает такие меры, как гарантирование вкладов или размещает избыток ликвидности финансовых институтов «на счетах казначейства».

В итоге деньгам, циркулирующим в хозяйственном обороте, хотя и дано представлять собой как бы «все те же» деньги, но притом и некоторой их части дано быть жестко связанной как непосредственно на уровне «мотиваций» инвесторов, так и посредством применения специальных приемов, что и образует в известном отношении «вторые» деньги. В нашем смысле нечто «второго рода» деньгам, хотя их и не дано отличать каким-либо особым свойствам, все же в смысле неких интенций, присущих их владельцам или как таковому обществу, равно дано располагать и способностью воспроизведения самих себя, через что и выстраивать особого рода «субстантность». Подобного рода «потокам» субстанционализированных денег уже доводится формировать в развитой капиталистической экономике равно и присущую ей вторую тенденцию, что как тенденция в некотором отношении отчасти независима от ситуации в сфере хозяйственной конъюнктуры, хотя и находится с ней в отношениях сильной корреляции. Отсюда нам и подобает предпринять попытку анализа положения, когда первая тенденция развития экономики, хозяйственная конъюнктура, обнаруживает способности оттягивать на себя средства, находящиеся в обороте подобного рода рассмотренной нами «второй формы» экономической активности.

Огл. «Мотор» роста или искус капиталиста «вожделением»

Если построение модели экономики вести на основе концепции роста, что можно расценивать как «консервативную» в части внедрения новаций, то ей дано предполагать реальность лишь такого рода источников роста, как прирост населения и освоение новых территорий. Но равно подобает учесть и фактор зависимости экономики от «ресурсной базы», чему в ряде случаев дано снижать ее суммарную продуктивность. Кроме того, также здесь подобает принять во внимание то обстоятельство, что под влиянием социально-экономического опыта второй половины XX века в экономических представлениях доминирующее положение занимает модель, предполагающая лишь «бурную» форму протекания любой тенденции экономического роста. Мы же позволим себе критически отнестись к данной интерпретации и, исходя из этого, предположить, что «динамичной» формы роста экономики можно ожидать лишь при наличии некоего фактора, прямо позволяющего признание мотором экономического роста.

Чему именно в таком случае и доводится претендовать на роль такого «мотора»? Конечно же, в современный период основной претендент на роль «мотора роста» - воздействие научно-технической революции. Если итогам научно-технической революции дано означать порождение процессов замены, скажем, бытовой техники или технологического оборудования, то тем самым ей дано обеспечить создание и нечто «широкого рынка», вполне достаточного для долговременной и последовательной загрузки производственных мощностей. Когда же «естественному порядку» воспроизводства данного фактора доводится исчерпать доступные ему возможности, то хозяйственные агенты не брезгуют и его искусственной культивацией, прибегая к ухищрениям наподобие «смены поколений» технических решений. Подобного свойства «мотор» прогресса экономики и подобает определить под именем научно-индустриальный. Но помимо научно-индустриальной формы также дано иметь место, в конечном счете, едва ли не целому букету экстенсивных моторов экономики, но в качестве именно моторов в той же мере эффективных тогда уже в части воссоздания необходимых условий подъема конъюнктуры. К примеру, одним из подобных факторов дано предстать последствиям «эффекта воссоединения», когда ранее замкнутый рынок с населением, наделенным достаточным уровнем культуры, вливается в некую более широкую систему «свободной экономики». Здесь, хотя спрос, генерируемый подобным ходом развития, вначале ограничивает невысокая платежеспособность, но посредством разного рода прямых и непрямых схем равно возможна и его «подпитка», что равно обращается и одним из существенных факторов общего подъема конъюнктуры. То же правомерно предполагать и в отношении спроса, генерируемого обществами - поставщиками природных ресурсов или обществами, пусть и на условии сильной внешней поддержки, но преследующими цель общего подъема уровня благосостояния.

Однако влиянию факторов, обеспечивающих становление форм хозяйственной деятельности, отмеченных высокой нормой прибыли, также дано оттягивать из оборота финансового рынка некоторую часть общего объема средств и поднимать цену ценных бумаг и активов отдельных эмитентов. Примеры такого рода влияния - целый ряд «пузырей», опустошивших фондовый рынок, в частности, «технологический пузырь» рубежа 21-го века, что и подобает расценивать как рынок активов, оттягивающих на себя сугубо финансовые вложения, где в перспективе вряд ли долговременной или обещавшей быть таковой прибыльной динамике доводилось наделять их качествами «эффективного» финансового инструмента.

Однако реальности положения в «нефинансовой» экономике, где ограниченный объем спроса и жесткая конкурентная среда уже будут приводить к обращению проблематичными любых заявок на получение высокой нормы прибыли, также дано воспрепятствовать той возможности, когда огромный финансовый «навес» позволял бы его поглощение сферой реальной экономики. Более того, если в реальном секторе формируется направление деятельности или появляется отдельное предприятие с повышенной нормой прибыли, то, опять-таки, оно позволяет «снять сливки» лишь финансовому сектору, столь склонному к «тотальному отслеживанию» хоть сколько-нибудь перспективных направлений инвестирования. Доля же условного «конечного инвестора» в таких обстоятельствах - не более чем приобретение активов, уже подвергшихся существенному удорожанию, у которых значительный процент продажной цены непременно дано составить все той же «надбавке» финансового посредника.

Если же задаться целью обобщающей оценки практик «взаимодействия реального сектора с рынком капитала», то не уйти от факта, что при настоящем размере «навеса», образованного свободными финансовыми ресурсами, сферам приложения капитала в реальной экономике дано обратиться столь узкими, что сложно ожидать ситуации реального обращения ресурсов финансового сектора инвестициями в реальную экономику.

Огл. Ряд показателей, позволяющих признание «реальными цифрами»

Предпринятый выше анализ все же подобает расценивать как не более чем комплекс оценочных суждений, не подкрепленный какой-либо иной аргументацией, помимо присущей автору «интуиции». Тем не менее, в подобной связи возможна постановка вопроса, что, быть может, тем или иным статистическим показателям положения в современной экономике равно дано обнаружить и качества показателей наличия такого рода объемов денежных средств, что «не востребованы» в реальном секторе экономики. Действительно, подобные данные существуют, и на первое место среди подобной статистики прямо подобает поставить «инвестиционные активы» стран, умело продающих свои природные ресурсы, а так же активы определенной части преуспевающих компаний. Например, последние, не переводя капитала в дивидендные выплаты, аккумулируют на счетах достаточно большие объемы «свободных средств». В эту же шеренгу возможна постановка и мощнейшей в смысле объемов производства современной индустриальной державы Китая, чьи «валютные резервы» (речь идет о 2010-11 годах) уже не соизмеримы ни с какими исторически известными «горами сокровищ».

Также в данный перечень не помешает включение и такого рода практикуемой в наше время формы размещения капитала как «средства на счетах центральных банков» или «депозиты банковских учреждений в центральных банках». Реально же за такого рода «внешними проявлениями» и доводится стоять все той же ситуации избытка привлекаемых банками депозитов. Банки принимают депозиты под традиционный в современной экономике не слишком высокий процент, но испытывают трудности с размещением полученных средств тогда уже в прибыльные активы. Отсюда и депозиту на счете в центральном банке вряд ли доводится предполагать какой-либо иной смысл помимо помощи, оказываемой центральным банком попавшей в парадоксальную ситуацию банковской системе. С одной стороны, банкам просто невозможно уйти с депозитного рынка, когда, с другой, принимая на свои счета средства вкладчиков, они фактически не в состоянии обеспечить им разумного размещения. Если говорить о ситуации 2016 года, то данному положению дано вызывать и такие явления, как условия «отрицательного процента» для размещения вклада или отказа от принятия вкладов в размере меньшем, нежели несколько миллионов долларов или евро. Здесь, конечно же, возможны и исключения в виде положения в странах, испытывающих бюджетный дефицит, но такая практика - неотъемлемая черта (на 2010 -11 год) большинства стран с наиболее мощной экономикой - в частности, США, Германии или Японии. Возможной же иллюстрацией подобного положения и правомерно признание справки, публикуемой газетой «Ведомости» (номер от 10 августа 2011 года):

Смысл же представленной в публикации справки дано составить оценке ситуации, приведенной в своем выступлении одним из американских законодателей, в частности, сказавшим:

Реальную же ситуацию с циркуляцией капитала одному из специалистов доводится определять равно и следующим образом:

Мы же в этом случае позволим себе предложение оценки, что если исходить из представленных здесь иллюстраций, то предложенное нами понимание современной экономики любым образом определяемой как «билинейная» прямо подобает признать обоснованным. Косвенное же подтверждение предложенных нами оценок равно дано составить и реалиям капитализации успешных компаний, в любом случае указывающих на то, что если вкладчик покупает ценные бумаги такой компании с целью получения дивидендного дохода, то он фактически выбирает для себя стратегию проедания размещаемых средств. Так рыночная капитализация известной корпорации «Интел» составляла $120 млрд. в 1997 года при балансовой $21 млрд. и $136 млрд. на 13 августа 2008 года. Если исходить из соотношения $130 млрд. - $3,5 млрд. выплаченных в 2010 году дивидендов, то ждать возврата вложенных средств придется более 30-ти лет. Если с учетом обратного выкупа акций, то где-то в районе 20-ти. Если при этом оценить уровень инфляции, тем более, рассчитав его по динамике цены золота или природных ресурсов, то станет понятно, что на деле здесь явно правомерна констатация не иначе, как ситуации «проедания» капитала.

Тогда если принять все предложенные здесь оценки за данное, то какие именно грядущие изменения в институализации сферы ведения хозяйства и подобает предполагать? Отсюда задачу следующей части настоящего анализа и подлежит составить попытке построения весьма условного качественного прогноза.

Огл. «Формула» экономики если заглянуть «за горизонт»

Роль основания любого прогноза развития экономики непременно подобает принять на себя пониманию, что свобода инициативы, жесткость конкуренции и эффективность системы правовой поддержки пусть не сразу, но, в конечном счете, обуславливают появление более эффективной экономической модели. Например, если допустить принятие в расчет косвенных оснований, то такой вывод возможен по причине остроты такой проблемы, что получила имя проблемы «патентного троллинга» - скупки патентов и ведения бизнеса на взимании патентных отчислений. Конечно же, с одной стороны такому явлению не дано не сдерживать развития новых технологий, но с другой - ценности патента как источника ренты дано представлять собой привлекательный объект инвестирования. То есть, в важном для нас смысле здесь существенно следующее - прогноз развития экономических отношений невозможно строить исходя из предложения мер, ограничивающих экономическую активность, приемлемую в смысле реалий правового поля. Потому всякому прогнозу развития экономики подобает учитывать, что выигрышу в процессе экономического развития непременно дано выпадать лишь той стороне, что ищет пути освоения никоим образом не примитивных, но - тем или иным образом далеко не простых форм экономической активности.

Итак, экономическому будущему дано принадлежать лишь такого рода социальным практикам, что предполагают адресацию к тем мотивирующим началам экономической игры, за чем доводится стоять индивидуалистическим интересам человека и одновременно наделенным способностью такого рода распоряжения собранными сокровищами, что их оседание не препятствует циркуляции основной массы капитала. То есть более вероятно предполагать правомерность решений, основанных на выделении оборотного капитала и, скажем, некоего внеоборотного («за»-оборотного) суб-капитала, или такого рода мер, самой возможности которых уже дано следовать из как такового прогресса современных технологий учета, основанных на том, чтобы наделять деньги функционалом системы множества форматов.

О какой технической реализации здесь могла бы идти речь, пока сложно судить. Вполне возможно, что и для золота откроется дорога для возвращения на денежный рынок, но возвращения не средством платежа, но общепринятым инструментом сбережений, когда слитки и золотые монеты не будут участвовать в как таковом обороте, но обретут значение сбережений, обязательных к приему некоторыми специальными институтами рынка. Или здесь не исключена реальность варианта, легко ожидаемого в случае полного перевода транзакций в электронную форму. Тогда и накопления, что вполне возможно, будут выведены на специальные лишь особым образом доступные для использования депозиты, средства на которых уже не будут предполагать возможности немедленного или просто быстрого вывода в платежную сферу.

Равно не исключено предположение и параллельного обращения с деньгами неких «субденег» (к чему теперь уже почти приходят криптовалюты), также достаточных для исполнения платежной функции. Тогда если функциональность само собой денежного инструмента - возможность поступления во все каналы оборота, то предназначение специфических каналов оборота, например, в сфере социальной защиты, - тогда уже обращение в них не денег, но неких субденег. Хотя такого рода схемы и чреваты выделением слоя люмпенов, что, так или иначе, но будут изобретать способы конвертации их субплатежных средств в полноценную валюту, но в определенной степени можно предполагать возможность и такого рода схем. Тем более, тем же электронизации транзакций и цифровизации деятельности бухгалтерского учета равно дано обеспечить соблюдение здесь строгого регламента.

Другое дело, что определяемым здесь способам решения проблемы «разомкнутости» современного платежного оборота также дано допускать признание и своего рода «бухгалтерскими». Такого рода методам, если им и доведется найти применение, в любом случае дано предполагать использование особых инструментов, специальных каналов, изощренных методик учета и т.п. Если же предполагать возможность как бы «не бухгалтерского» социального пути, то в этом случае дано иметь место как бы совершенно иной «философии прогресса». Однако и проблема такого рода специфически «иной» философии социально-экономического прогресса - она же и проблема иного рода стимула, и во многих отношениях - «иного сознания», когда не обязательно эгоизму дано предстать как таковым «источником прогресса». Пока же человечество фактически не располагает возможностью определения даже не более чем посылок такого подхода, тем более что сегодня подобного рода идее не довелось предоставить и должных оснований равно и для детального анализа его существенных принципов. Во всяком случае, любые сходного свойства иллюзии, тот же марксизм, дано отличать специфике существенной искусственности его немотивационной и, фактически, не иначе как амеханизмической модели.

То есть в реальной социальной практике пока что дано просматриваться лишь возможности одного пути - особых «бухгалтерских новшеств», тех импровизаций в области платежных и оборотных инструментов и процедур, которые в чем-то могли бы способствовать преодолению «разомкнутости» современного платежного оборота и обеспечить возможность его возвращения к проверенному временем порядку «замкнутой циркуляции».

Огл. Заключение

Открытие человечеством эпохи совершенно новых экономических практик состоялось притом, что общественному сознанию по-прежнему доводится понимать существующую ситуацию как бы ни на шаг не отошедшей от эпохи начального охвата натурального хозяйства регулярным привозным обменом. Большая часть общества как бы продолжает видеть экономические реалии реалиями традиционных ярмарок, на которых сами производители действовали как коммерческие контрагенты и лишь ремесло высокой квалификации рассматривалось как предмет профессиональной специализации. Кроме того, общественному сознанию так же дано осознавать экономические реалии посредством едва ли не сроднившейся с подобными представлениями структуры простой сделки купли-продажи; между тем, реальности уже дано уходить от подобного примитива и поддержание стабильности в современных условиях возможно лишь посредством мер манипулирования конъюнктурой, пока что единственного средства устранения ее неравномерности. Если подобной картине и не дано заключать собой искажений, то современному обществу уже подобает предпринять ряд усилий теперь и в целях обретения осознания уровня своей зависимости от подобного рода «социальной терапии» и научиться мыслить категориями не эпохи знахарства, но современной медицины.

Огл. Дополнение

Пока писалась настоящая работа, экономическая пресса продолжала находить и публиковать новые интересные материалы по данной тематике. В частности, уже в сентябре 2011 года в номере от 12.09.2011 газеты "Ведомости" вышел следующий материал

09.2011 - 03.2022 г.

Литература

1. Бродель, Ф., «Игры обмена», М., 2006
2. Моримото, Т., «Большая банковская война», М., 1981
3. Шухов, А., Экономическая функция эмиссии стоимости, 2003
4. Шухов, А., Экономика: проблема приложения к ее практике критерия "развитости", 2008
5. Шухов, А., Проблема обретения цели социального развития, 2008