Начиная здесь анализ предмета действительности рецептора, мы позволим себе принятие важного для его ведения исходного положения: рецептор непременно представляет собой функциональный модуль, определенным образом интегрированный в общий порядок проявления его хозяином поведенческой активности. Видимо, лучшим аргументом в пользу правомерности подобного понимания следует признать практику врачебного вспомоществования в случаях утраты человеком части наличествующих у него способностей зрения, слуха, обоняния, наличия перцептивных дефектов, например, дальтонизма. Далее, следующей довольно существенной характеристикой рецептора следует признать и установленную психологическими экспериментами особенность рецепторной схемы предполагать ее построение в форме именно динамически, а не статически действующей структуры воспроизводства активности. Дарованный человеку его физиологией «премиальный» задаток его психики – функция статического зрения, тем не менее, технически организована именно по схеме динамического зрения, когда примитивные животные и в принципе лишены возможности различения статических зрительных образов. Но и приведенные здесь характеристики вряд ли следует понимать определяющими исключительно «прямой» смысл, они и указывают на важность комплексного рассмотрения проблемы «общей модели рецептора», причем не только рецептора в качестве некоторой «технической» системы, но и рецептора в качестве системы, уже обеспечивающей и когнитивный результат. Тогда постановка задачи подобного анализа и позволяет ее следующую формулировку: правомерно ли признание рецептора только лишь «технической» системой», или, напротив, результат, понимаемый нами как просто «рецепторный» следует понимать еще и продуктом собственно способности осознания? Необходимость в тщательной детализации всего того комплекса условий, что и позволяет его понимание своего рода «собирательным источником» рецепторной способности и определяет то обстоятельство, что отличающее наше сознание построение отклика именно и восходит к способности компарации сложно реализующихся картин или, как они обозначаются в психологии, «стимульных паттернов». Если принимать во внимание вовлечение в механизм рецепции и системы идентификации, то и именем рецептор следует обозначать не непосредственно «детекторный блок», но и объединять посредством подобного понятия в целом определенную «функциональную систему» – последовательность, начальными элементами которой и оказываются средства формирования информационного представления, и завершающими – некие системы средств его удержания. Если сопоставить тогда рецептор с условной аналогией в виде измерительного инструмента «стрелочный прибор», то его и следует видеть лишенным всякого смысла в случае, если не принимать во внимание отличающую непосредственно человека способность считывания отмечаемых на шкале показаний, различаемых благодаря фиксации такого зрительного паттерна, как «визуальный образ положения стрелки».
Собранная нами в предшествующем кратком экскурсе пусть отрывочная информация о принципе построения рецептора явно позволяет образование и условной коллекции составляющих абстрактной модели функционирования рецептора. Позволим себе тогда повести наше построение данной модели методом рассуждений «от обратного», допустив поначалу и такое положение когда, например, и кривое зеркало будет определено позволяющим использование при организации некоей «системы» визуальной рецепции. В таком случае, какие именно впечатления оставляет опыт наблюдения собственного отражения в кривом зеркале? При условии признания некоторых видов нашего тела в таком зеркале «странно выглядящими», подобное положение не исключает и возможности признания с нашей стороны точности подобной картины и, далее, признания подобных видов достоверными отображениями. Тем не менее, нам дана возможность и не ограничивать себя рамками единственной процедуры наблюдения, что и возможно благодаря верификации показаний подобной системы визуальной идентификации. Если, в частности, мы догадаемся сместиться, то обнаружим изменение отраженного зеркалом облика, а, делая несколько попыток, мы поймем, что кривое зеркало в качестве одного из элементов системы получения визуального представления по существу не обеспечивает формирования адекватного зрительного образа. Основанием для подобной оценки способно послужить отсутствие в нас самих ощущений каких-либо происходящих с нами изменений. Кроме того, мы можем проверить правильность отражений кривого зеркала и на постороннем предмете, картина которого, одинаковая для прямого взгляда, в кривом зеркале аналогично исключит возможность ее признания подтверждающей некоторое существующее постоянство. Отсюда мы вынуждены заключить, что кривое зеркало принадлежит числу инструментов, чьи показания, в частности, принципиально исключают возможность усреднения. Обследование и вынудит нас удостоверить кривое зеркало именно таким звеном нашей системы рецепции в целом, где и имеет место потеря идентичности в случае фиксации посредством его использования некоторой внешней стимуляции.
Определенные предшествующим рассуждением посылки и позволят нам следующую постановку вопроса: допустимо ли для выработки адекватных поведенческих реакций использование такого рецептора, чья отображающая способность допускает потерю идентичности? Ответ – использование подобного рецептора не допустимо, и, по-видимому, данный принцип и следует понимать принципиальным фундаментом эффективности действия рецептора. Биологический агент исключительно в том случае будет вознагражден возможностью адекватной реакции на сторонние стимулы, если формируемые его рецепторами показания не привнесут собственных искажений в картину приходящей стимуляции, то есть для практики формирования поведения они и будут представлять собой структуры … идеальной регистрации. Именно данную оценку мы и намерены обратить уже непосредственно метафизическим посылом, предопределяющим нечто «онтологию» функции рецепторного съема. Такую «онтологию» мы и сформулируем в виде концепции «парадигмы рецептора». Существенную особенность такой онтологии и составит ее построение в виде комбинации двух отдельных тезисов, что и выделит в составе подобного принципа уже два отдельных принципа. Первый из них – положение о рецепторе как фиксаторе (детекторе стимуляции) наличия стимула, и второй – положение о рецепторе как о наделенной организацией системе. В таком случае –
Рецептор, который мы используем для фиксации характеристик собственно стимуляции, мы можем моделировать исключительно в формате идеального (свободного от собственных искажений);
- рецептор, который мы рассматриваем в качестве непосредственно структуры регистрирующего устройства, мы можем моделировать только посредством его представления реальным устройством.
Однако мы еще не привели никаких оснований, позволивших нам принятие второго из представленных здесь положений. Тогда какая же аргументация вынуждает наше понимание внутренней организации системы рецептора непременно «реальной» структурой? Внутренняя организация системы рецептора именно потому и предполагает отождествление в качестве «реальной» структуры, что исключительно подобное решение и позволяет исключение иллюзии в форме идеи «непосредственности ощущения». Определим тогда в наши оппоненты именно мыслителя, непосредственно и заявляющего о разделении оценки, квалифицирующей ощущение в любом отношении напрямую «непосредственным». Положим, такой наш оппонент, некто Ленин творит философскую мысль, восседая на стуле. Когда полет его фантазии ввергает мыслителя в экстаз, он абстрагируется от ощущения пребывания в сидячем положении. Но далее, когда мышечная усталость достигает определенного уровня, усиливающееся ощущение напоминает мыслителю о физическом состоянии, и он снимает усталость разминкой. (Таково и действие сильного испуга, например, на время снимающего болевое ощущение.) Следовательно, ощущение допускает его коммутацию в каналах представленной в нашем теле системе «системы доставки» ощущения, что, собственно, и исключает специфику любой приписываемой ему «непосредственности». Та очевидная особенность наших ощущений, что и определяет их поступающими путем трансляции некоторым «коммутируемым трактом», она и исключает какое бы то ни было их отождествление именно «непосредственными». Одного лишь условия коммутируемости ощущения – и его достаточно для отождествления процессов реализации ощущения внутри собственно психики исключительно как «реальных». В завершение следует заметить, что в отношении всевозможных «кривых зеркал» допустимо и предположение возможности их редуцирующего применения, когда из предоставляемых ими данных посредством поэлементного разложения и сопоставления особые приемы анализа будут позволять извлечение крупиц, в отношении которых некий процесс неоднократного снятия показаний и позволит получение среднестатистического условно «идентичного» отклика. Подтверждением же подобного утверждения следует понимать и реальность некоторых технических систем, например, систем «подавления шумов».
Следующий параграф: Два облика одного амплуа - движение и продвижение
