Неощутимое искуство познания

В представленном выше § 30 мы уже знакомили читателя с предметом эпистемологической характеристики «объем понятия», определяющей, в том числе, и характеристику «мощности» класса сущностей, обозначаемого посредством приложения некоторого имени. Однако и непосредственно предмет общей задачи настоящего исследования - изучения любых возможных аспектов абстрагирующего действия - не позволяет нам ограничиться обсуждением одного «понятийного» аспекта функции именования. Наш интерес к понятию «материя» - это интерес не только к некоторой референтной структуре, но и интерес к собственно и раскрываемым посредством понятия возможности или потенциалу единого представительства разительно отличающихся друг от друга «материальных феноменов». Практически же мы собираемся рассмотреть здесь не составляющий, в нашем понимании, особой сложности предмет оснований, позволяющих определение границ категории «материя». Иными словами, мы позволим себе попытку определения природы правил, фиксирующих порядок отделения материального от чего-либо иного, например от математического (или – от «эйдетического» или же идеального как такового).

Тогда и начальной стадией решения задачи отделения материального от нематериального мы и позволим себе определить возможность разрешения простейшей образующей собой данную комплексную задачу проблемы – проблемы гносеологии понятия «материя», выражающего, если допустить некоторое огрубление, нечто «базисную» специфику физической действительности. Далее уже непосредственно понимание специфики понятийной составляющей имени «материя» и позволит нам попытку построения всестороннего определения не только понятия, но и в целом философской категории «материя». Если при разрешении подобных проблем и следовать тогда некоторым общим посылкам, то и непосредственно функцией образуемой философией категории «материя» следует понимать именно функцию фиксации признаков некоторого объединяющего класса. Отсюда и от собственно понятия «материя» следует ожидать возможности выражения некоторого условия, в силу которого некоторая частность перед всей «обозримостью обстоятельств из положения отсюда» и предоставит возможность обнаружения у нее специфики присущей ей материальной принадлежности.

Тогда уже исключительно по результатам обобщения изложенных выше требований мы и получаем возможность построения, пока что ему следует носить не более чем имя «рабочего», следующего определения. Посредством данного, сейчас лишь «рабочего» определения мы и зададим нашему последующему рассуждению следующие рамки: Понятие «материя» обозначает собой некоторую объединяющую некие отдельные феномены фундаментальную категорию, представителями которой и следует понимать только ту часть мира феноменов, где всякий принадлежащий ей экземпляр и обнаруживает возможность самодостаточного проявления в составе таких систем, что непременно принадлежат среде окружения, неиспытанного данными феноменами на всем протяжении истекающего сейчас промежутка времени. Иначе говоря, материально все, что позволяет его признание самодостаточным в условиях его внесения в окружение, гарантирующее этому материальному встречное отношение своего рода «абсолютного отчуждения».

Но что тогда не подпадает под действие предложенного нами определения? Не подпадает все то, чьи возможности воспроизводства его состояния пребывания в отчуждающей среде непременно и предполагают использование механизма исполнения или исполнительного аппарата. Так, то же «духовное» именно таким образом и «самодостаточно» в среде отчуждения, что оно в собственно и отличающем его функциональном качестве и будет заявлять себя непременно порождением телесного. Однако лишь различия по признаку потребности в поддержании посредством активности исполнительного аппарата явно недостаточно для полноценного осознания столь сложного предмета одной из наиболее важных философских категорий. Именно ради достижения обязательной здесь «полновесности» мы и позволим себе «проверить работоспособность» выстроенного нами теоретического конструкта посредством обращения к иллюстрациям из сферы своего рода «тривиального» опыта. По существу же мы поставим перед собой цель подбора такого рода показательных иллюстраций, чьим основным критерием также будет избрана некоторая «грубая» формула: Специфику «материального» непременно следует понимать принадлежностью любой формы действительности, чье качество самодостаточности будет обнаруживать именно любая организация контакта, в том числе, обязательно, и воспроизводство подобного взаимодействия на условиях в некотором отношении «первого соприкосновения».

Но особенность предложенной выше упрощенной формулы и составит тогда та характерная ей специфика, согласно которой принцип «материальности» находит возможность его констатации именно посредством представления косвенного определения, и потому нам сложно уклониться от объяснения «препятствий», не позволяющих нам определение материи именно посредством «абсолютно» значащего положения. Тогда мы и позволим себе допущение, согласно которому неизбежность применения нами косвенного метода определения и позволяет объяснение той отличающей всякий косвенный метод определения функциональностью именно некоторого «фильтра», определенно и исключающего внесение в объем формируемого множества определяемого значительной части «ощущаемых» вещей. Исключительно использование косвенного метода определения и обеспечивает эффект обращения ряда недвусмысленно «действительных» вещей «не подтверждающими» какого-либо наличия материальности. Или - именно косвенное определение и следует понимать позволяющим фиксацию специфики, именно и принадлежащей вещам на положении «не замыкаемой» обязательными любому материальному феномену пределами адресации.

Ту часть феноменов, чью существенную составляющую и образует специфика, не замыкаемая в границах обязательных для материальных форм пределов адресации, и следует понимать эффектами, – иначе вторичными или «структурными» комплексами вещей. Но одновременно следует отметить и то обстоятельство, что отождествление некоторого феномена как «эффекта» обнаруживает и его ситуативную зависимость, – подобные комплексы, но в иных условиях, способны проявлять себя и истинно выражающими себя вещами. Тогда и «момент окончательности» нашего оценивающего положения в случае используемого нами определения именно и следует понимать определяемым тем особенным условием, насколько та или иная ситуация позволяет познанию выделение условий существования конкретной рассматриваемой сущности.

Чтобы пояснить данный далеко не простой вывод, обратимся тогда к такой возможной здесь иллюстрации, как характеристика «действительности» электрического «тока»: последний, как того и требует наше определение, принадлежит именно числу эффектов, поскольку представляет собой именно следствие взаимодействия потенциалов источника. (Однако, в свете подобного взгляда, другое дело – остающийся заряд конденсатора, «сохраняющаяся электризация», – ее наше определение позволяет относить к «настоящим» вещам). В понимании науки постоянный ток именно и определяется не действительностью существования, но действительностью процесса, то есть не находит отождествления его в качестве какой бы то ни было субстратной формы. Но и в своего рода «области токов» далеко не каждое ее проявление будет позволять тогда его столь «однозначную» характеристику, – здесь имеют место и альтернативы «току–эффекту» – область распространяющихся не только по проводнику, но и – рассеивающих излучения (наводки, поля) переменных токов. Важно следующее – всем подобным токам, главным образом, высоких частот заданная нами «формула определения» уже позволяет присвоение статуса материального субстрата. В конце концов, интересующий нас вопрос «характеристики принадлежности» будет позволять и некоторую тривиальную постановку вопроса: какой именно признак принадлежности будет характеризовать такое явление как ветер – или его следует относить к числу субстратных форм или отождествлять в качестве эффекта?

В таком случае и развитию настоящей схемы посредством выявления порождаемых ею парадоксов может способствовать следующая оценка: как переменный, так и постоянный ток новейшие физические представления определяют посредством приложения к ним форматной специфики «электромагнитного поля», то есть, характеризуют собственно спецификой «вещи», и, следовательно, предлагаемое нами решение следует понимать физически некорректным. Но если условие используемой нами модели и составляет собой следование схеме, уже рассматривающей систему «движущихся зарядов», то здесь наш ответ сохраняет и известную долю справедливости. Мы только позволим себе повториться, что отличающее нас понимание предмета материальности именно и восходит к идее принципиального значения собственно относительности классификационного решения.

Далее мы позволим себе воспользоваться возможностью отождествления форм «материальная вещь» и «эффект» в качестве специфических позиций, размещенных в конечных положениях некоей гипотетической «оси изменчивости». Или, воображаемая нами «ось» будет предполагать ее закрепление в двух позициях ее фиксации - одном – позиции размещения совершенной вещи, и другом – позиции размещения непреложного эффекта. Мягкую струю воды из-под крана, фактически полностью определяемую таким измерителем как скорость течения, подобное представление будет признавать практическим эффектом; струю же на огромной скорости данные представления уже уподобят «короткоживущей» вещи, например, вспоминая ее применение в технике в качестве инструмента резания, в том числе и металла.

Естественно, следует понимать, что вводимый нашим определением принцип фактически квалифицирует онтологическую норму «состояние» на положении «зависимого от испытателя». Представим себе, что подобным испытателем, «мерой действительности состояния» в некоторой ситуации оказывается камень. Камню безразлично – падает ли на него дождь капля по капле или проливается потоком ливень – и тому, и другому воздействию камень противопоставляет практически одинаковую реакцию. Несколько иного рода образец подобного испытателя представляет собой уже куча песка, – в простейшем случае причину изменения ее консистенции составляет даже действие едва моросящего дождика, ливень же фактически размывает такую кучу, тем самым полностью ее и уничтожив. Исходя из подобной аргументации, мы и позволим себе наделение используемого нами критерия «самодостаточно проявляет» спецификой исчерпывающего не какие-либо выбранные моменты, но именно свободу случая в целом. В подобном случае дождь – явление стока конденсированной воды, и если понимать, что некоторый вероятный испытатель, так или иначе, но квалифицирует его в качестве самодостаточности, то дождь и следует признавать материальным феноменом, а перестановку стула с места на место – нет, она будет позволять ее обозначение исключительно в качестве эффекта. Тем не менее, и понимание действия перестановки стула именно эффектом уже в принципиальном плане вряд ли позволит его квалификацию уже в качестве нечто «непреложного» вывода.

С другой стороны, если предложенное нами определение понимать идеей определенной идеализации, то и собственно действительность данного определения следует понимать порождающей некий шлейф еще не получивших решения проблем. Тем не менее, несмотря на существенность подобных проблем, мы позволим себе не понимать их причинами сомнения в правомерности констатации состояния «материальности» лишь на условиях его определения посредством задания такому явлению не более чем скользящих границ констатации. Причем мы позволим себе признание и собственно использованного нами метода своего рода «эластичного» отождествления определяемого предмета – посредством оценки произведенного им действия, – не опровергающим, но лишь доказывающим правоту предложенного нами подхода. А именно, некие наделенные определенной достаточностью отношения, непосредственно и задающие некоторому взаимодействию формат его протекания, или - задающие одному из участников подобного взаимодействия специфику «материальности», в конкретном воплощении в данной практике («узкой» сфере) и следует видеть обладающими и способностью их реализации, и, здесь же, предполагающими и возможность совершенного исключения! В частности, повышение температуры до уровня, позволяющего образование горячей плазмы, уничтожая непосредственно качество химизма и определяемую им специфику вещественности, не изменяет сохраняющий идентичность атомный состав вещества.

В таком случае и непосредственно условный характер предложенного нами решения следует понимать достаточным основанием для постановки вопроса: что именно материально? Биологические ткани, естественно, материальны, а вот биологический и социальный порядок – позволяют ли и подобные формы их отождествление характеристикой «материальных»? В нашем понимании, предложенное нами определение никоим образом не обращается возведением никаких условий ни социального, ни духовного в ранг «материального» в силу действия именно той очевидной причины, что задаваемое непосредственно его формулой ограничение спецификой самодостаточности и отсеивает все специфики, причиной становления которых именно и оказывается наличие исполнителя. Тот же дождь, если в присущей ему конституции феномена его и ограничивает собственно ситуация «выпадения дождя», и будет позволять его отнесение к материальным явлениям, когда, напротив, всякая форма поведения личности - водитель автомобиля - будет предполагать ее признание именно характеристикой индивида.

Далее, особенностью предложенного нами определения явно следует понимать очевидное пренебрежение основополагающими принципами констуитивной онтологии. Если принять вводимое онтологией разделение на «случай и состояние», и определять материю на положении некоторого рода внутренней характеристики условно статического мира состояний, то в таком определении, что естественно, материальное будет позволять его представление именно в качестве единственно возможного построителя условности барьера. То есть в статической модели признаком материи следует понимать способность некоторой условности блокировать распространение нечто другого материального, исполняя в некотором отношении функцию барьера. Однако анализ подобной специфики уже находится вне рамок исследуемой нами проблемы адекватных способов абстрагирования.

Но вслед анализу собственно и предложенного нами определения, нам следует уделить внимание и такому предмету, как известные в истории философии попытки определения категории «материя». В частности, какой именно смысл, по нашему мнению, следует отождествлять тому же предложенному В.И. Лениным определению материи? Если не обращать внимания на допущенную автором определения очевидную тавтологию входящего в данную формулу выражения «объективная реальность», заменив ее эквивалентом в виде «везде и всегда подобным образом бытующая» вещность, то, по сути, его определение способно показать себя по существу ничего не говорящим утверждением. Поверяя данным определением – задаваемой им комбинацией – разные предикаты, сам определяющий впадает в замкнутый круг предлагаемого им отношения (и опавшие листья и окружности способны бытовать именно на условиях самоподобия). Подлинную же «доступность» вещей в части «данного нам в ощущениях» следует понимать наделенной именно следующей спецификой: то, что благодаря сложному становлению наших представлений и позволяет теперь его рассмотрение на положении нечто феноменально самодостаточного, в дальнейшем не исключает идентификации в качестве всего лишь «составляющей способа» получения ощущения.

А именно, субстанция «твердое тело» (ср.: «твердь») в классической физике понималась фактически тождественной «материальному» градацией, ныне же операции обработки металла рассматриваются как применение металлических же «твердых» резцов и штампов в процессах обработки заготовок из материала «мягких» видов стали. В данном случае показателен пример уже подобной известной технической особенности, в силу чего и обращение к характеристикам, напрямую вытекающим из физических моделей высшего порядка (обращения энергии в массу) явно следует понимать излишним в смысле настоящего анализа.

Как ни странно, но ленинской мысли сложно в некотором отношении отказать и в доле здравого смысла. Понятно, что любое пропускаемое сквозь рецепторный аппарат, как и любое «восходящее» в своей «философии» к наличию рецепторного опыта однозначно позволяет квалифицировать его материальное «происхождение». Другое дело, что речь здесь идет именно о связи «происхождения», но - никоим образом не о связи принадлежности; тот же самый рецепторный отклик иной раз предполагает своим источником совершенно разные побуждающие стимулы, и то же цветовое зрения не лишено недостатка одинакового восприятия спектрально различающихся паттернов. Всякое восприятие - это, непременно, некоторая «технически определенная» реакция, и если некоторые животные лишены цветового зрения, то человек, например, лишен способности видеть в темноте или различать ультрафиолетовый спектр.

Однако и некий совершенно иной смысл следует видеть в вопросе о природе отношений, связывающих такие основные онтологические категории, как материя и пространство и время. Позволяют ли пространство и время их определение именно «формами материи», или, напротив, их следует видеть выступающими не в качестве форм материи, но в качестве неких сродственных ей специфик? Или, если допустить здесь некоторую иную и в определенном отношении «усеченную» постановку вопроса, позволяют ли пространство и время их понимание исчезающими вместе с исчезновением материи? Тогда мы позволим себе начать наш анализ подобного предмета опровержением фактически и заявленной в последнем вопросе гипотезы. Как таковая, собственно возможность «освобождения от» материального присутствия никоим образом не позволяет ее понимания некоторым «всепоглощающим явлением»: мы знаем, что устранение одной формы материального наполнения пространства и прекращение ее бытования во времени не мешает другим наполнению и бытованию наполнять подобные освободившиеся ресурсы существования. С другой стороны, что такое устранение материи вообще в форме устранения материального мира вообще? (К чему именно, в частности, относятся суждения науки о явлении «большой взрыв» или предполагаемом «предсуществовании»?) Здесь следует учитывать то обстоятельство, что открытый нашему наблюдению мир позволяет нам фиксацию множества казусов, означающих разотождествление отдельных материальных формаций с ассоциированными с ними комплексами пространства и времени при сохранении последними качества действительности некоторого ресурса. И здесь же подобное разотождествление будет позволять и отождествление с теми же самыми пространством и временем других материальных форм или, иногда, даже и тех же самых ранее отождествленных. Именно в подобном отношении пространство и время и позволят их отождествление в качестве нечто позволяющего бытие материи, при этом, одновременно, не адресованного именно «данному виду» материального присутствия. Что же такое «устранение материи целиком» - это весьма любопытный вопрос.

Если мы и предпочитаем сделать собственный выбор именно в пользу определения комбинации времени и пространства нечто самодостаточным, тогда нам следует представить здесь и краткое пояснение теоретических начал своего рода устанавливаемого для схемы «время – пространство» принципа самодостаточности. В частности, что именно следует понимать необходимым для конституирования «истинного» состояния свободы времяпровождения? Здесь важно понимать, что тот же пребывающий в свободном космосе астероид, не испытывающий воздействия никакого внешнего притяжения и не пересекающий никаких траекторий, полной «истинной» свободой времяпровождения не располагает равно потому, что в принципиальном плане он также остается незащищенным от возможности «контакта» с теми же самыми полями, материальными телами, etc. Абсолютная же конструкция собственно условия «полной свободы» времяпровождения допускает ее реализацию исключительно способом, принципиально предполагающим невозможность каких-либо контактов. Исключительно подобная невозможность и обращается тогда «полным прекращением» движения. И, напротив, условия невозможности задания конечного размера уже следует понимать обращающими время не позволяющим его измерения, поскольку здесь исключена реализация собственно случая завершения (то есть случая фиксации времени).

Тогда фактически и определяемые настоящим рассуждением посылки и позволят нам мыслить такое состояние, где для эффектов времени и пространства не существует никаких ограничений. В этом состоянии отсутствует что-либо, позволяющее его отождествление в качестве средства фиксации эффекта. Что и позволяет принятие допущения, согласно которому антисостоянием материи можно представить условность идеальной пустоты (или – абсолютной, ничем не замещенной пустоты).

Данное рассуждение об условной действительности «идеальной пустоты» невозможно понимать завершенным без его дополнения некоторым, на наш взгляд, существенным условием. Речь идет о том, что для конституирования идеальной пустоты недостаточно лишь определителей «время» и «пространство»; условием собственно «действительности» идеальной пустоты непременно следует понимать и дополнение ее начал по имени «время» и «пространство» и третьим началом – нечто мерой активности. Однако и препятствием для предложения сугубо философского решения послужит пренебрежение непосредственно физическим пониманием интересом к предмету иерархии мер активности и соотнесения условности подобной иерархии с антисостоянием плотности. На сегодняшний день физика еще не определилась с какой-либо концепцией, температуре ли, энергии либо движению следует представлять собой ту простую форму, что позволяет произведение от нее прочих фактически замкнутых на нее форматов. Хотя энергия и движение все-таки интегрируют в свой состав время, условие температуры пока не выделено физикой в качестве базового понятия, и, кроме того, физические концепции затрудняются в определении корреляции уровня температуры с уровнем плотности материи. В силу существования подобного положения и проблема исходной меры активности не предполагает пока и ее философского решения.

Следующий параграф: Рецептор - представитель класса «устройств»