С одной стороны, уровень и предмет дискуссии - несколько далекие друг от друга характеристики или начала; предмет - это тематическое начало, а уровень серьезности обсуждения в дискуссии - прямая производная квалификации участников, их кругозора, остроумия и т.п. Но на деле уровень серьезности обсуждения в дискуссии не просто определяет предмет дискуссии, но каким-то образом оказывает влияние и на объем содержания, выносимого на обсуждение. Равно плодотворность дискуссии в части верификации предлагаемой аргументации во многом зависит и от добротности задания предмета дискуссии. Другое дело, что предложенным нами оценкам равно подобает исходить и из понимания существа дискуссии - конечно, дискуссия вряд ли исследование, дискуссия - скорее проверка достаточности аргументации, как правило, не по столь уж широкому кругу позиций. Причем, главным образом, как можно понять из практики, аргументация, подлежащая проверке в дискуссии - часто не длинный список оцениваемых положений, но, в большинстве случаев, лишь единственный тезис, в чьем понимании могли бы утвердиться большая часть обсуждающих.

Насыщенную иллюстрацию заявленного нами понимания и выпадает составить примеру одно время бурно протекавших дискуссий адептов религиозных учений и представителей биологической науки по поводу эволюционной теории Дарвина. Ход их «острого» диспута явно допускал признание равно и источником предъявления претензий в адрес стороны, представлявшей эволюционную биологию, касающихся их заметного неумения строить дискуссию. Как оказалось, эволюционные биологи - участники дискуссии смогли обнаружить неспособность правильного выделения предмета дискуссии, что и породило ситуацию, когда перерастающее в «спор» обсуждение обращалось простым словопрением. Здесь мы позволим себе отказаться от пояснения этой предложенной нами оценки, поскольку намерены вернуться к этому позже, следом за определением ряда необходимых положений, но для нас несомненно, что «дискуссию о предмете эволюции» и подобает расценивать как прямой образец беспорядочно происходящего обсуждения.

Тогда если наши посылки, а, следом за ними, и упреки верны, то нам подобает озаботиться поиском ответом на вопрос, возможно ли построение условной «теории», чьи положения позволяли бы определение уровня ведения дискуссии уже не из частностей ведущегося обсуждения, но из добротности выбора обсуждаемого предмета? Подобает ли в принципе ожидать построения схемы, что заключала бы собой четкие критерии оценки предмета дискуссии уже как нечто «целостной» позиции? Далее, допустимо ли обсуждение в некоей дискуссии равно и нескольких предметов как тесно взаимоувязанных? И, наконец, возможно ли отклонение некоего тезиса, предлагаемого для обсуждения на основании его признания заключающим собой избыточно большое число предметов?

Ниже мы позволим себе предложить ряд ответов на некоторые из поставленных вопросов.

Огл. Различие когнитивного и практического (социального) результата

Однажды нам довелось предпринять попытку постановки ряда вопросов о природе дискуссии с их размещением в одной из онлайн-конференций, причем из всех полученных нами откликов лишь один заключал собой мысль, что результат дискуссии - не только лишь когнитивный, но и «практический» результат. Наш собеседник следующим образом определил свою позицию -

Мы в данном случае позволим себе разделить пафос автора реплики, и согласиться, что предмет дискуссии - не только стремление к получению когнитивного результата, но и стремление к достижению, пусть и на когнитивной почве, цели социального доминирования. Для отдельных участников дискуссии смысл обсуждения - явно поиск признания правоты их позиции от оппонирующей стороны. Но если это так, то уместна постановка вопроса, какова природа участия в дискуссии уже не ради поиска когнитивного результата, и в чем отличие друг от друга различных форм целеполагания, мотивирующих на участие в дискуссии?

Если правомерна постановка вопроса о природе далеко не когнитивных форм целеполагания, допускающих постановку теми или иными участниками дискуссии, то равно правомерно предположение, что, напротив, участию в дискуссии дано знать и постановку прямой цели этого участия, или получения когнитивного результата. Если форма дискуссии, преследующая сугубо когнитивные цели возможна на практике, то наша задача - попытка реконструкции природы этой «продуктивной» формы ведения дискуссии, и, более того, если мы преуспеем в построении искомой схемы, то идея такого рода «природы» - она и собственно предмет предпринятого нами анализа.

Итак, для кого-либо его участие в дискуссии также будет предполагать и достижение когнитивного результата. Если задачу получения когнитивного результата будут ставить перед собой и его оппоненты, то - какой именно специфике и подобает отличать подобного рода диспут? Положим, кому-либо доводится обнаружить в отношении некоего предмета и некое особенное понимание, относительно которого его когнитивный опыт или убеждение указывают на адекватность присущего ему понимания. Но одновременно такому лицу не чуждо сомнение, что обретенное им убеждение представляет собой продукт присущего ему опыта и, следовательно, результат наличия кругозора, что и порождает у него потребность в сопоставлении своих представлений с иными возможными представлениями, что равно адресованы подобному предмету. Причем здесь вряд ли сколько-нибудь значимо, что данному лицу дано строить его представления на зыбких или на твердых основаниях, - притом, что он признает свои представления вполне достаточными, он равно не исключает и некоторой «неожиданности», достаточной для дополнения такого рода картины. То есть - ожидания некоего носителя когниции, что его представления некоторым образом все равно «далеки от полноты» и порождают у него потребность в сопоставлении собственного опыта равно и с опытом иных лиц. Если это так, то всякой дискуссии нацеленной на обретение когнитивного результата дано будет представлять собой обсуждение не принципа, но, фактически, возможности распространения рассматриваемого принципа и на некое многообразие ситуативно заданных казусов приложения данного принципа. То есть структура дискуссии, преследующей когнитивную цель это по преимуществу структура «дерева», когда некое понимание будет исследовано посредством приложения к нему фактов или казусов, показывающих распространение принципа на некое следующее содержание. То есть дискуссии, преследующей когнитивную цель, главным образом дано принимать формы процесса насыщения некоторого представления равно и атрибутикой приложения такого представления к некоему разнообразию явлений. Или, если выразить ту же мысль в привычных философских понятиях, то некое положение, воспринимаемое как «относительная истина» в результате дискуссии может быть обращено как бы «более относительным»; напротив, абсолютной истине тогда дано будет более утвердиться в своей безупречности. То есть дискуссия, ставящая когнитивную цель, вне зависимости от результата, привела ли она к принятию или опровержению обсуждаемого тезиса, будет означать, что данный тезис претерпел те или иные - от малозначительных до существенных, - изменения в его содержании.

Теперь отличающее нас понимание, что в дискуссии, преследующей когнитивную цель, некий принцип непременно претерпевает изменения в содержании, позволит нам задание следующего класса диспутов, а именно, - тех, где исходный тезис исключает возможность изменения в его содержании. Однако и для такого рода порядка ведения диспута не исключена и возможность получения когнитивного результата, только подобному результату дано заключаться в признании недостаточности некоей концептуальной платформы и переносе понимания предмета на иные возможные платформы. Тем не менее, основное предназначение дискуссий «с неизменным тезисом» - не иначе как их «прямое практическое» использование, когда в результате сопоставления некоей аргументации возможно выделение оснований для дискриминации ряда высказываемых оценок или неких массивов осведомленности, далее переносимой и на создателей таких оценок или массивов. В этом случае рассуждение уже прямо адресовано к неким выделенным постоянным объемам или форматам, и, исходя из таких представлений, оно явно достаточно и для отождествления той или иной аргументации как равно наделенной и той или иной степенью полноты. То есть - равно и диспуту, преследующему цели оценки адекватности некоего толкования также доводится обращаться некоей спекуляцией, но - тогда уже спекуляцией, обращенной к такого рода сопоставлению собственно конструктов, когда на основании выделенной неполноты конструкта возможно вынесение вердикта и о дискриминации оператора познания, предлагающего такой конструкт. Напротив, сами конструкты в таком диспуте будет ожидать рассмотрение как заведомо заданные и при этом постоянные в присущей им структуре и присущем объеме.

Теперь и понимание, достигнутое в результате настоящего анализа, то есть - различение двух различных форм задания цели дискуссии - постановки задачи достижения когнитивного и не когнитивного результата, поможет нам и в понимании различий между практическим и когнитивным результатом диспута. Так, если несколько идеализировать, то практический результат дискуссии - это перенос в условиях признания за некоторыми концептами специфики постоянства их структуры и объема достигнутых результатов сопоставления то и на создателей предложенных концептов, когда когнитивный результат - это усовершенствование предложенного концепта, скорее всего, его большее обобщение. Равно и в случае, когда участникам дискуссии куда более свойственно признание рассматриваемых концептов не более чем «предварительными», то тогда дискуссии более свойственно тяготеть к обретению когнитивного результата. Если же участники дискуссии будут исключать для себя стремление к достижению изменений в как таковых концептах, но тяготеть к выявлению преимущества одного участника перед другим, то такой диспут и подобает расценивать как предназначенный для достижения социально значимой цели выделения одной из диспутирующих сторон в качестве носителя авторитета. Отсюда нашему последующему рассуждению и подобает строиться на следовании данному правилу определения задачи диспута.

Огл. Предмет своего рода «расплывчатой, но различимой» семантики

Наш анализ вряд ли позволит продолжение равно и в отсутствие однозначного понимания способности некоей специфической семантической формации, чье бытование дано отличать наличию не располагающего внятной адресацией представления, тем не менее, предполагать использование не только в качестве средства указания адреса, но и в качестве средства построения аргументации. В большей мере подобного рода семантика - специфика коммуникации в повседневной жизни, тем не менее, ей дано иметь место и в научной культуре, здесь можно ограничиться примером такой характеристики как «непонятный эффект».

Однако открыть анализ предмета «семантически не вполне определенных» представлений все же следовало бы с рассмотрения некоей ситуации в такой важнейшей сфере хождения «расплывчатой» семантики, как реалии повседневности. В частности, следует уделить внимание почти анекдотической ситуации существования предметов одежды, где предмет, надеваемый на верхнюю часть тела, достаточно близко напоминает надеваемый на нижнюю часть. Если нам открывается возможность зрительной регистрации одного из подобных предметов, то не исключено, что мы способны сознавать ситуацию наличия брюк в условиях, когда перед нами на деле оказывается рубашка. Если, далее, нас отличает способность осознания присущего нам качества нечеткости распознания предмета, то, например, при нашей коммуникативной адресации нам присуще предусматривать и предположительный характер указания: «посмотри, разве это не брюки?» Равно и иной источник порождения «расплывчатой» квалификации - тогда уже казус, возникающий из сопоставления с сущностью некоей присущей такой сущности модальности. Такая модальность предполагает множество вариантов воплощения, но наиболее характерным доводится предстать тому варианту, что связывает некий предмет с нахождением в определенном месте («там лежит»), хотя здесь не исключены и варианты с наделением чего-либо свежестью, разогретостью, постиранностью и данный ряд могли бы продолжить и множество иных подобного рода ассоциаций.

Если от стадии представления иллюстраций все же перейти к теоретическому обобщению, то здесь вполне правомерно то определение, согласно которому указатели возможны не только в недвусмысленной адресной форме, но и в формах, допускающих как условное состояние идентичности («попадание»), так и характеризующих сущность посредством, по существу, никак не относящегося к ней сопряжения. Тогда притом, что в подобных структурах задания ассоциации фактически все же имеет место равно и использование «четких характеристик» предметов, здесь ту же нечеткость адресации дано перекрывать и четкости объема признаков достаточных для распознания предмета. Напротив, когда дано идти речи о подлежащих научному познанию концептуальных или предметных формах, то здесь расплывчатость указателей вряд ли возможно компенсировать и каким-либо источникам четкости внешнего плана. В том числе, в подтверждение такого суждения и возможно представление примера пусть не из сферы научного опыта, но, скорее, из масс-культуры, или - примера известной «репутации» Бермудского треугольника как места возникновения «загадочных происшествий». Если дано иметь место такого рода странной начальной адресации, то здесь вряд ли подобает ожидать и перспективы задания четкого контура такого предмета или концепта. Здесь мы располагаем указателем, который «на что-то указывает», но «на что» он указывает, отсюда нам не дано знать.

То есть ведение научного поиска не исключает появления и такого рода задач, как устранение «расплывчатости адресации» рано и в неких начальных представлениях. Конечно, здесь в меньшей мере средство разрешения такого рода проблем дано составить ведению дискуссии, хотя здесь равно возможно и сопоставление различных предположений с последующей логической проверкой их совместимости и полноты. Поэтому если отстраниться от практической задачи дискуссии и ограничиться когнитивной, то в части возможности повышения точности дискуссию и подобает расценивать не иначе, как средством обретения нового семантического качества.

Огл. Условие «организации дискуссии» - от предмета к руслу

Предпринятый выше анализ уже обратился получением такого значимого результата как понимание условия «предмета» когнитивной дискуссии, что равноценно осознанию дискуссии как средства обретения нового семантического качества, которое благодаря проведению дискуссии допускает придание не только понятию, но и концепции или теории. То есть - когнитивная дискуссия и есть способ решения той или иной задачи, а равно и форма коллективной когнитивной деятельности. С другой стороны, дискуссия вряд ли нормирована жестким регламентом, откуда обретаемые с ее помощью представления не обязательно дано отличать характерной четкости или дискуссия также не исключает и завершения «уходом в сторону» от рассмотрения проблемы, вынесенной на обсуждение. Если подобное понимание дискуссии все же уместно, то его очевидное развитие - равно и анализ характера связи между определившим дискуссию предметом и тем задающим ее ход «руслом», что способно предполагать как следование предмету, так и отход от изначальной тематики.

Тогда если на обсуждение в дискуссии возможно вынесение и некоего «многозначного» предмета, то - что именно в данном случае могло бы означать отклонение дискуссии в сторону от избранного предмета? Прежде всего, вынесенный на обсуждение предмет, представляющий собой комплекс содержания, также не исключает оценки и с позиций присущих этому предмету существенности и функциональности. Но если предпочесть семантическую оценку, то и существенность, и функциональность предмета, вынесенного на обсуждение в дискуссии, позволят определение как нечто приписываемая предмету способность (или, возможно, специфика), в отношении которой отсутствует определенность в части ее наличия у данного предмета или в части ее безусловной принадлежности предмету. Так, можно обсуждать «качества» предмета, те же прочность, динамизм или надежность, изначально еще не будучи уверенным, что предмет все же располагает данными качествами.

Далее если дискуссии доводится следовать в русле, когда за неким предметом все же признано наличие некоторой способности, то здесь фокусная точка такого обсуждения равно позволит ее перенос и на нечто комплекс характерных признаков такого рода способности. Так, к числу таких признаков правомерно отнесение тех же присущих некоей способности наличия или отсутствия, обусловленности, регулярности, природы или признака статуса (например, признание такой способности в том или ином отношении «источником» или нечто обретаемым «в результате» чего-либо). Причем если используемые нами иллюстрации - явно примеры из области физической действительности, но здесь и в широком понимании эйдетическая сфера - такая же в точности «предметная область». Другое дело, что задание нами здесь ряда специфических форм организации предметной области - это для порядка ведения дискуссии уже ограничение обсуждения рамками не подлежащих смешению форматов, относительно которых правомерно то понимание, что переход дискуссии от одного формату к другому будет означать и изменение ее «направленности». Если же такие форматы равно позволят их задание и в некоей структурно-логической модальности, то здесь также возможно выделение вряд ли подлежащих смешению форматов состояние присутствия, обусловленность, регулярность, природа и статус. Если дискуссия определяет субъектом приложения предмет в аспекте отличающего его состояния присутствия, то ей и подобает ограничиться анализом аргументации, подтверждающей или опровергающей оценку состояния присутствия, и одновременно переход дискуссии к тематике иного рода формата будет означать изменение направления дискуссии. То есть направление дискуссии и есть «направление обсуждения» лишь непременно в случае, когда имеет место постоянство адресации приводимой аргументации как рассматривающей особенности лишь одного изначально заданного формата, фиксирующего специфику предмета, вынесенного на обсуждение.

Но, конечно же, дискуссии и помимо четкой фиксации на структурно-логической специфике предмета подобает удерживать в фокусе и самоё предметное начало подлежащего обсуждению предмета, из чего тогда будет следовать и нечто принцип стабильности двух фокусирующих оснований обсуждаемого: предмета и выделяемой у предмета способности. То есть некоему предмету лишь тогда выпадает удерживать за собой качества нечто «предмета дискуссии», когда его отображению в суждениях помимо ограничения предметной рамкой будет дано удерживать и специфику «формата представления» некоей присущей предмету способности.

Огл. Гипотетические варианты ситуации смены русла дискуссии

Теперь, если обратиться к анализу ситуаций изменения направления дискуссии, то такой анализ следует открыть рассмотрением гипотез, определяющих ситуацию смещения дискуссии в иное русло, а далее обратиться к попытке развития таких представлений равно же посредством анализа примера неспособности дискуссии к избранию определенного и характерно однозначного «русла». Тогда подобает начать с принятия допущения, что вынесенному на обсуждение предмету в дополнение к характерно четкому контуру, также дано располагать и своего рода «выпуклостью», в отсутствие которой реально сложно ведение дискуссии тогда уже как характерно «предметного» обмена мнениями. Здесь если зацепиться за условие «четкости представления» предмета, то дискуссии выпадает утрачивать нить обсуждения в случаях, когда употребляемая аргументация или уже не обращается к тем или иным элементам содержания заключенным в изначально заданный «четкий» контур или нарушает ассоциацию с чем-либо, из чего исходит изначально заданная «выпуклость». Хотя и «четкому контуру» не каждый раз дано удерживать «четкость», иногда переходя и в размытие, не позволяющее в вечерних сумерках или утренней дымке отделение дня от ночи, но, тем не менее, хотя и фигурально, но условие четкого контура категорично и выход за его пределы равноценен утрате нити обсуждения. Или - реально и положение, когда контур предмета позволит обеспечить не более чем отождествление предмета в «расширенном толковании», но и здесь если не утрачивать связи с такого рода «расширенными» признаками идентичности, то и последовательности обсуждения выпадает продолжиться. То есть - равно что «строгой», что и «не вполне» строгой идентичности предмета - им обоим выпадает представлять собой и такого рода начало идентичности, что вполне достаточно для продолжения дискуссии в некоем изначально заданном направлении. Но если вводимый в продолжение дискуссии некий следующий предмет можно расценивать тогда уже как «прямую альтернативу» исходному предмету, то продолжение дискуссии - это равно и ее смещение в «иное русло».

Анализ предмета «смещения дискуссии в иное русло» нам подобает продолжить исследованием случая, когда дискуссии выпадает изменить не предмет, но заданный предмету формат. Хотя в нашем понимании не запрещена дискуссия, когда обсуждению предмета дано допускать обращение на «все форматы присущие предмету», но от подобной дискуссии, насколько нам дано судить, вряд ли подобает ожидать и подобающей плодотворности. Но как тогда на деле могла бы выглядеть картина развития дискуссии, когда представлению некоторой аргументации доводится обращаться и сменой формата, задаваемого предмету дискуссии? Скорее всего, здесь развитие дискуссии найдет его выражение в формах, когда условия, складывающиеся в рамках одного востребования обсуждаемого предмета, фактически отбрасываются как неважные перед лицом иного востребования. В понимании подобной специфики нам могло бы помочь и предложение такой иллюстрации, как столь характерное для нескончаемой философской дискуссии обсуждение проблемы «сознания». Так, если толковать понятие «сознание» под углом зрения обусловленности иным содержанием мира, то в этом случае наше человеческое понятие «сознание» и есть референт, отсылающий к нечеткому денотату. Но, напротив, если последовать устоявшейся философской трактовке подобного рода формации или условности, - то «сознание» - это «гипертрофированно универсальное» образование, странная комбинация субъекта и предиката, сущность, в отношении которой строгое суждение невозможно лишь потому, что употребляющие подобное понятие и, соответственно, использующие подобное представление фактически уходят от обязанности задания регулярного контура подобного предмета. Однако и обсуждение предмета «сознания» в изначально заданных такому обсуждению рамках той или иной определяющей его обусловленности не будет исключать и блокирования со стороны предъявления аргументации теперь уже в формате «статуса» - понятие «сознания» представляет собой важное для философии понятие, служащее предметом и основанием многообразных философских умозаключений. То есть если исходно заданной форматной рамке дано ожидать ее замены на иную форматную рамку, то здесь все же сложно ожидать разрешения проблемы открытости некоего предмета равно и для его задания в некоем специфическом формате.

Полученный нами вывод, гласящий, что смена формата задания предмета в ходе дискуссии - это равно и утрата перспективы осознания предмета как открытого для задания в подобном формате, - вполне достаточное основание и для некоего существенного обобщения. Перемена формата в процессе ведения дискуссии главным образом имеет место тогда, когда среда построения коллективной интерпретации (или, в другом случае, здесь правомерен пример маргинала, ориентирующегося лишь на собственные оценки) среди всех форматных отличий предмета будет выделять лишь некое отдельное отличие, фактически пренебрегая иными отличиями. Для философии понятие «сознание» представляет собой источник некоей существенной (конечно, как понимает «философия») квалификации, а его несистематичность и даже определенная парадоксальность, фактически исходящая из практики в известном смысле «вольного стиля» построения рассуждения тогда там не расцениваются как сколько-нибудь значимые. Но равно и некая теория, склонная расценивать себя «регулярной как теория» способна отвергать ту или иную эмпирику теперь уже как расширение формата систематизируемой в ней «природы», поскольку эта эмпирика и определяется как лежащая вне пределов тех принципов, что устанавливает эта теория. Но и «жесткость формата» - в большей мере все же специфика здравосмысленного догматизма, той же самой мифологии, религиозной догматики или идеологических конструктов; такого рода формы корпуса утверждений или установок - равно же порядки задания единообразия на условии дискриминации неких девиантных форматов, «как порядки» и определяемые известным принципом «так учит». Далее обобщение показанных здесь примеров и позволит оценку, что задание того или иного порядка ведения рассуждения - любым образом ликвидация «добротности представления» предмета в отсутствие устранения собственно предмета, что и обращает подобным образом понимаемый предмет лишь жалкой «выжимкой» заведомо ограниченных ассоциаций. Отсюда предназначение «смены формата» в ходе ведения дискуссии и выпадает составить фактическому дезавуированию обсуждаемого предмета за счет снятия или придания ничтожности тем или иным его существенным аспектам.

Обретенным в данном анализе пока что в большей мере «умозрительным» выводам также дано обнаружить и возможность их применения к одному яркому примеру одной по существу никак не утихающей дискуссии.

Огл. Случай … реальной дискуссии и реальной семантической анархии

В данном случае мы обратимся к рассмотрению картины имевшей место дискуссии, мало отличающейся от множества подобных ей дискуссий в семантической анархии, столь органичной для такого рода дискуссий, чему дано заключаться не только лишь в нечеткости задания предмета, но и в неопределенности формата, фактически придающей предмету дискуссии равно и «некую неполноценность». То есть теперь мы, как и обещали, обратим предметом нашего анализа одно время столь бурно развивавшуюся дискуссию между сторонниками эволюционной биологии и так называемыми «креационистами», которую поначалу исследуем без приложения выработанного нами аппарата, а далее позволим себе оценить тогда уже посредством приложения выработанных нами средств.

Итак, если прибегать к подсказке не более чем интуиции, заключенной во всякого рода формах здравого смысла, то ожидаемая плодотворность дискуссии, определяемая с позиций воспроизводимых в ней возможностей проверки и верификации предлагаемых аргументов, в значительной мере определяет и саму возможность добротного установления предмета дискуссии. Конечно же, под подобным углом зрения, дискуссия - это ни в коей мере не исследование, но она равно и возможность определения достаточности аргументации пусть и по крайне ограниченному числу позиций. Результат же дискуссии - всяким образом определенность, в крайнем случае, по отношению единиц ее предметов, но главным образом дискуссии все же дано определять отношение участвующих к некоему единственному предмету.

С такой точки зрения дискуссия, а, куда скорее, тривиальный спор между исследователями в области эволюционной биологии и последователями религиозных догм, и обнаруживает логическую несостоятельность собственно биологов-исследователей в части присущего им неумения ведения дискуссии. То есть исследователи, как все же представители систематического познания, странным образом неспособны к выделению такого рода предмета дискуссии, что на деле никак не препятствует ее обращению фактически в «спор», протекающий в формах не вполне осмысленного словопрения. Но, в таком случае, как можно характеризовать предмет подобной дискуссии как он складывается «на практике»? Прежде всего, здесь продолжительное время имеет место обсуждение отдельных утверждений, никоим образом не заключающих собой какой-либо возможности добротного задания предмета. На деле же здесь правомерно обратить внимание на то обстоятельство, что имеет место такое явление природы, что носит название изменяемость (изменчивость) биологических видов. И имеет место вопрос о том, что представляет собой механизм или источник подобной изменчивости. Носители же религиозных догм - они на деле даже и под углом зрения православной догматики приверженцы «варлаамитской ереси», - прямо переходят к стадии выводов, обращаясь к утверждению, что «эволюция невозможна». Тогда и представителям эволюционной биологии, будь им присуща хотя бы и капля логической грамотности, уже подобало бы отказаться от вступления в такую дискуссию только лишь на основании предложения данного тезиса. Прямым оправданием такого отказа и правомерно признание того обстоятельства, что тезису, предлагаемому «догматиками» доводится заключать собой далеко не один, но сразу же два вопроса, и потому и в принципе сложно сказать, что подобает понимать предметом неприятия сторонниками креационизма.

Так, если представители эволюционной биологии немного бы вникли в требования логики, то им довелось бы обусловить их участие в дискуссии тогда и постановкой следующего вопроса: какие аргументы, гипотезы или доктрины допускают принятие в качестве правильных в отношении представления о стабильности, или, наоборот, нестабильности сохранения видовых признаков в потомстве живых существ? Проще говоря, подобной дискуссии тогда и подобает подлежать такого рода проблеме: из чего, из какой эмпирической или постулятивной базы мы исходим - подвержены ли биологические виды изменению или виды следует понимать носителями неизменных видовых признаков? То, что следует из данного вывода, кстати, а равно и из вывода, будь он принят, о неизменности вида, а именно, в частности, какой конкретно механизм может быть признан изменяющим или поддерживающим в неизменности характеристики биологического вида, это следует понимать предметом тогда уже следующей дискуссии. А именно - дискуссия о механизме видообразования - никоим образом не дискуссия как бы «начального уровня», но - тема дискуссии производного уровня по отношению дискуссии о неизменности или изменчивости видовых признаков.

Если прогрессу познания доводится порождать и вывод о возможности изменения видовых признаков и имеет место некий реализующий это изменение механизм, то предпринимаемый познанием анализ существа этого механизма, как существа и практически любого механизма, имеющего место в материальном мире, увы, не следует понимать выделяющимся какой-либо идеальностью. Тем более что рассмотрение подобного предмета усложняет и обстоятельство многофакторного характера действия данного механизма. Но и рассуждение о предмете изменения признаков и о приводящем его в действие механизме уместно лишь в ситуации, когда предшествующая дискуссия уже выделила известный набор аргументов, вполне возможно, что не более чем эмпирических, но указывающих на необходимость признания биологических видов как изменяющих характерные им видовые признаки. Но поскольку биологии, в чем мы нисколько не сомневаемся, и самой доступна возможность принятия решения о выборе необходимых постулятивных и эмпирических посылок, то мы в нашем рассмотрении настоящего примера сосредоточимся лишь на факте совмещения в одной дискуссии двух в действительности обособленных предметов обсуждения.

Итак, наша не более чем наивная оценка и та позволяет обнаружение отличающей некоторую дискуссию специфики совмещенного обсуждения двух различных предметов, что явно не улучшает ведение дискуссии. Ошибку совмещенного обсуждения двух различных предметов мы и позволим себе определить основной ошибкой такого рода построения дискуссии. Вторую ошибку не более чем «ведения» дискуссии здесь тогда составит ошибка неосознанного согласия участников дискуссии с положением, утверждающим возможность выделения неких принципов в качестве основной природы некоего явления. Сложно сказать, насколько и в какой степени те же видовые признаки заданы генетически, поскольку генетический механизм, как и всякий другой реальный характерный природе механизм, возможно, допускает и известную эластичность. Тогда подобному механизму дано будет определять не некую позицию «на всю ее глубину», но - не более чем диапазон реализации некоторых особенностей, а само проявление таких особенностей будет зависеть и от проявления неких иных факторов. Отсюда мы можем предположительно ожидать ошибки заведомого предзадания формата данной дискуссии, а именно, сведения всего комплекса анализируемых проблем всего лишь к формату «природы», что, скажем, позволяет обойти вниманием влияние неких ситуативных наложений. Другой стороне данной дискуссии, здесь следует напомнить, что куда менее важной участвующей в ней стороной мы понимаем именно креационистов, ей равно присуще обуславливать обсуждение и принятием ошибочной установки обязательного соблюдения формата некоей обусловленности, требуя понимания жизни продуктом непременно и некоей телеологии. Именно к подобным оценкам и приводит нас исследование «одной, отдельной» реальной, известной практически каждому, долгое время не затухавшей дискуссии.

Огл. Чем подобает понимать квалификацию «уровень дискуссии»?

Итак, поскольку мы каким-то образом определились с пониманием предмета, какой именно следует быть дискуссии, то теперь нам подобает предпринять попытку поиска ответа на вопрос, существует ли возможность определения нечто «квалификационных уровней» ведения дискуссии? Наш поиск ответа на поставленный здесь вопрос мы предпочтем повести посредством обращения к оценке хода дискуссии с позиций присущей ей специфики ясности видения предмета на период ее начала, следования определенному руслу, способности отделения основных оценок от вспомогательных, и, допустим, на основании признаков инструментальной достаточности понятийного аппарата. Насколько нам дано судить, любым образом лишь анализ такого рода квалифицирующих признаков и подобает понимать достаточным для наделения когнитивной дискуссии тогда же и статусом специфического функционального уровня, что допускает его задание посредством приведения специфических семантических особенностей тогда и к общим принципам семантики.

В таком случае подобает начать с принятия допущения, что максимальная добротность или «позитивность» всех интересующих нас характеристик будет отличать некую идеальную дискуссию. Предмет идеальной дискуссии, вне зависимости от отличающей обсуждение степени осознанности, потребует определения с предельной точностью относительно такой осознанности, «русло» подобной дискуссии не позволит изменения посредством выхода за контур обсуждаемого предмета или смещения фокуса на некий отличающий предмет формат, и вынесение оценок там будет предполагать соотнесение с осознанием отличающей их достаточности. Кроме того, применяемый при ведении идеальной дискуссии понятийный инструментарий будет предполагать задание не посредством произвольных, но посредством структурированных определений. Если мы признаем некоторое «идеальное» состояние дискуссии, то, в таком случае, какие именно состояния хода дискуссии позволят признание «ущербными», если «мерой достаточности» и понимать специфику идеального порядка ведения дискуссии? Возможным основанием «оценки ущербности» и правомерно признание квалифицирующей характеристики, прямо означающей, что утрата семантической идентичности куда более понижает качество дискуссии, нежели источником снижения качества дискуссии служит нарушение хода дискуссии. Отсюда и менее всего существенной формой утраты дискуссией качества ее идеальности и правомерно признание той практики ведения дискуссии, когда дискуссию будет отличать беспорядочная последовательность ведения. Условный пример такого рода «беспорядочного ведения» дискуссии - равно дискуссия, чей ход фактически допускает выход из русла, возвращение обратно, отвлечение на вынесение вспомогательных оценок и т.п. Или - подобной же степенью «утраты качества» ведения дискуссии мы будем понимать и ту манеру ее ведения, что также предполагает грубое или ненадлежащее использование понятийного аппарата. Наконец, в когнитивном смысле дискуссией практически ничтожного уровня мы позволим себе признание такого рода дискуссии, в отношении которой практически невозможна констатация условия ясности изначально заданного ей предмета, включая сюда и ограничение обсуждаемого предмета явно неуместными рамками приданного ему формата. Но и неуместному ограничению обсуждаемого предмета по условиям формата дано тогда знать хотя бы две разновидности - полное непонимание предмета и - избыточная узость заданного ему формата, однако, как мы позволим себе оценить, это различие не в такой мере существенно, поскольку и то, и другое - явные свидетельствами фактического фиаско построенного так обсуждения.

Тогда если обратится к предложению некоторого обобщения предпринятой нами попытки определения квалифицирующих характеристик «уровня дискуссии», то следует признать, что в отсутствие предложения какого-либо формализованного решения мы все же преуспели в задании и некоторых общих подходов к возможности оценки состоятельности или «уровня» дискуссии. Насколько нам дано судить, подобные квалификации уже вполне достаточны для оценки состоятельности результата, что, в принципе, правомерно ожидать от каким-то образом рационального определения цели дискуссии.

Огл. Заключение

Скорее всего, определяющим принципом предпринятого здесь анализа подобает признать попытку обоснования такого понимания телеологического начала, фактически руководящего ходом когнитивной дискуссии, что видит его условием семантической четкости нечто обращаемого в предмет дискуссии. Как таковая «строгость» дискуссии в ее качестве способной поддерживать интерес к избранному предмету дискуссии и обращает ее формой характерной адресной и осмысленной деятельности, по отношению которой, основываясь на некоторых формальных признаках, и появляется возможность оценки эффекта, приносимого состоявшимся обсуждением. Далее возможность «оценки эффекта» и обеспечивает дискуссии отнесение ее к классу и такого рода практик комплексной оценки, пусть выносимых посредством своеобразных «аналитических методов», чье функциональное начало - использование неких средств поддержания коммуникации.

06.2011 - 08.2022 г.

1. А. Шухов, Предмет семантики, 2007.
2. А. Шухов, Философская «традиция» - регрессионное начало, исходящее из самой «оценки оценки» , 2012.
3. А. Шухов, Структура осведомленности и структура коммуникации: проблема "диалога", 2005.
4. М.П. Грачев, Диалог: логическая интерпретация, 2005.