Все время я был уверен, что занимался классификацией, когда писал о семиотических объектах, а таксономия это нечто, относящееся к биологии; и только в последнее время произошла революция в моих воззрениях на этот счет. Предварительно я специально обратился к выяснению значений этих двух терминов – "таксономии" и "классификации" – и просмотрел множество их определений по всему спектру соответствующих словарей в Интернете.

Выяснилось, прежде всего, что название таксономия происходит от двух греческих слов – taxis (расположение по порядку) + nomos (закон, установление); что обычно таксономии строятся иерархически и что они, действительно, впервые возникли в биологии, а интерес к ним усилился после появления теории Дарвина о происхождении видов. Отмечалось, что таксономия обычно реализуется в виде дерева, где отдельные таксоны (ее единицы) появляются на различных этажах дерева, отражая иерархическую структуру таксономий. Отмечалось также, что «в 60-70-х годах ХХ века возникла тенденция определять биологическую систематику более широко – как науку о многообразии живых организмов и родственных отношениях между ними, а таксономию – как более узкую дисциплину (или раздел систематики), занимающуюся принципами, методами и правилами классификации организмов (такой точки зрения придерживаются американские зоологи Дж. Симпсон и Э. Майр, отечественный ботаник А.Л. Тахтаджян и др.)» ^[1]

Я начал примерять мои собственные рассуждения к этой трехчленной схеме, и вот что из этого получилось.

Огл.  Соотношение систематики, таксономии и классификации в трехчленной схеме их взаимодействий

Огл. Систематика

Я полагаю, что три обозначенных концепта сочетаются следующим образом. Прежде всего, они сами составляют хотя и маленькую, но отнюдь не примитивную систему, которая регулирует разброс изучаемых объектов физического и семиотического миров по соответствующим рубрикам, изучаемым под определенным углом зрения. Специфический угол зрения определяется двумя факторами: предметом нашего изучения, взятого в соответствующем аспекте, и методами его рассмотрения. Когда мы хотим понять, как, например, устроены небесные тела, мы можем подойти к этому по-разному. Мы можем рассматривать эти тела с точки зрения их расположения, их движения, констелляций, химического состава, физических свойств, происхождения и т.д. В каждом случае методы изучения различных небесных тел будут иными. То же самое относится к любым достаточно сложным объектам. Когда мы определяемся с предметом своего изучения и со своим подходом к нему, то набираем факты об объекте своих размышлений и вынуждены классифицировать весь собранный материал. Иначе мы не сможем в нем разобраться, тем более это становится затруднительным при объяснении данного материала другим.

Именно тогда и возникает тройственная схема презентации и упорядочения собранного в нашем исследовании материала. Она, как я выше указывал, состоит из трех частей: систематики, таксономии и собственно классификации. Эти три части взаимодействуют и дополняют друг друга.

В данном комплексе концепт систематика стоит на более высоком уровне, нежели остальные два концепта, объединяя их в себе и являясь их результатом. И таксономии, и классификации в их конкретном воплощении проявляются затем в системе. Рождаясь из таксономической и классификационной деятельности, система представляет собой ее результаты. Покажем это на примере биологии, где взаимодействие этих трех концептов получило наиболее полное проявление. В современном виде система ботанических таксономических категорий (именно так это называется в цитируемой работе) структурирована следующим образом:

Представим ту же систему в другом виде, в виде чисто логических категорий, сопоставленных в их иерархической последовательности:

С моей точки зрения, система той или иной науки; это ни что иное, как набор логических категорий, выстроенных в иерархической последовательности для показа подчиненности и соподчиненности тех категорий, которые нам удалось выделить в процессе упорядочения собранного материала. Таким образом, в моем представлении система той или другой отрасли знания – конкретное представление выявленных классов и подклассов специфической области исследования в виде последовательных логических категорий. Они представляются обычно в логических терминах: смотрите выше "класс, порядок семейство, род, вид" и пр. И только обычное и неизбежное объединение логических клеточек системы с их таксономическим содержанием затуманивает подлинный и основной смысл подобных подразделений.

Хорошим примером подобной логической системы является создание группой ученых под руководством Джона фон Неймана проекта ЭДВАКа, новой счетно-вычислительной машины, предтечи современных компьютеров. Это было в 1946 году. Только что была построена вычислительная машина, называвшаяся ЭНИАКом и выполнявшая огромный для того времени объем работ. Она была создана на основе набора некоторых физических деталей, выполнявших необходимые функции одна за другой и действовала по заранее запрограммированным процедурам путем последовательного выполнения инженерных задач. На этой же основе предполагали планировать и следующее поколение машин. Новый проект, предложенный фон Нейманом и его коллегами, принципиально изменял подход к проектированию счетно-решающих устройств и принципам их воплощения. Ученые предложили схему, которая впоследствии получила название архитектуры фон Неймана и основывалась скорее на логических основах, нежели на инженерных подходах.

Нейман отделил вычислительную часть машины от управленческой и предложил снабдить одну и другую памятью данных. База, поставлявшая информацию для принятия последующих решений, подразделялась на долговременную и оперативную память и постоянно обновлялась по ходу решения задач. Таким образом появлялся аналог того, что характеризует человеческое мышление. Мы начинаем решать задачу на основе заранее известных данных, но по ходу решения сталкиваемся с препятствиями, которые приходится преодолевать немедленно на основе новых обстоятельств и постоянно меняющейся картины. Именно таким образом мы обучаем себя в ходе решения возникающих проблем.

Нечто подобное предусматривалось и для вновь планируемых вычислительных машин: части будущих компьютеров должны были работать по принципу взаимной дополняемости и постоянной коррекции при получении новых информационных потоков. Блоки схемы фон Неймана были фактически логическими категориями, дополнявшими друг друга и воспроизводившими ход человеческой мысли в ходе практической деятельности людей. Впоследствии они были реализованы на практике совершенно различными способами. Их смысл заключался не столько в предлагаемых инженерных решениях, сколько в их логической направленности и в возможностях последовательного взаимодействия составных частей схемы. Ниже вы ее видите:

За прошедшее с тех пор время слово архитектура дополнила свое прежнее значение еще одним смыслом. Новое понятие начало означать предлагаемые логические направляющие для будущих инженерных воплощений компьютерной мысли. И не только компьютерной. С моей точки зрения вновь возникающие знаковые системы (в этом случае – знаковые системы, предшествующие их реальному воплощению в натуре) обязательно должны пройти стадию первоначальной логической обработки; и только самым приблизительным образом эти логические категории наполняются таксономическим содержанием.

Продолжим наше рассуждение цитатой из вышеприведенного текста, но уже по поводу систематики животных: «Систематика животных - наука о классификации животных. По сходству в строении, происхождении и образу жизни животные подразделяются на: царства (самые крупные систематические категории), типы, классы, отряды, семейства, роды и виды». ^[3]

И тут мы видим ту же картину, только еще более отчетливо. В любой отрасли знания, как бы велика или мала она ни была, мы можем создать ее систему на основе первоначальных таксономий и классификаций, которые мы в нее ввели ради упорядочения собранного материала. При всем возможном разнообразии изучаемого материала она (создаваемая система) поддается подобной обработке и завершается логической схемой. Последняя, в свою очередь, опирается на предшествующую ей таксономическую и классификационную активность ученых.

Огл. Таксономия

Таксономия, по-моему, это первичные и далее постоянно повторяющиеся попытки распределения собранного материала по основным логическим подразделениям, составляющим структуру данной науки (ее систему). Логические клетки, показанные выше в предыдущем разделе, получают вещественное наполнение, что и приводит к таксономической схеме данной науки. Вначале такие попытки носят характер предварительных прикидок. Затем эти прикидки уточняются, распространяются среди ученых, занимающихся одним и тем же делом, и приобретают характер парадигмы для данной науки, утвердившейся среди ее последователей. Тем не менее, изменения таксономических слагаемых никогда не прекращаются в виду постоянного появления новых фактов по поводу изучаемого предмета. Это выражается в непрекращающихся уточнениях различных частей принятой таксономии и их коррекции. Изменения таксономической схемы происходят постоянно, но особенно это касается нижних ячеек схемы, которые подвергаются ревизии в свете вновь появляющихся данных. Верхние этажи таксономии подвергаются пересмотру реже, но и они иногда изменяются, как будет показано ниже.

В таком взаимодействии практических исследований и их теоретической обработки проявляется двухсторонний характер научной работы. Нет ничего более безосновательного, чем отделять практическую стадию исследований (наблюдение и эксперимент) от их теоретического истолкования и обобщения. Ни одно исследование, каким бы практически-деятельным оно ни казалось, не обходится без предварительного теоретического обдумывания, постоянной оценки его необходимости и ценности для данной науки в целом и в ходе отдельного эксперимента, а также после его включения в научную парадигму. Поэтому распределение научной активности на чисто "практическую" сторону дела, будто бы пытающуюся добраться до "единственной онтологической правды", и на сугубо человеческий (теоретический) подход к оценке полученных результатов, является с моей точки зрения абсолютно беспочвенным. Это – единый научный процесс, который приводит (или, по крайней мере, должен приводить) к некоторым теоретическим обобщениям.

То обстоятельство, что объективная действительность может трактоваться неоднозначно в наших теоретических построениях, приводит зачастую к результатам, которые не укладываются в прежнюю парадигму. Возникают споры, которые приводят либо к согласию диспутантов, либо влекут за собою дальнейшие исследования и уточнения. Ничего противоестественного в таких разногласиях нет; наоборот, они являются движущей силой для дальнейших усилий и попыток добраться до существа проблемы. В ходе постоянных исследований и уточнений прежней парадигмы происходит непрерывная коррекция принятых на каждый данный период времени таксономических прикидок.

В начале пути мы идем снизу, от первичной обработки исследуемых объектов; мы просто набираем о них сведения. Но мы не можем изучать предмет на любом этапе исследований, не выясняя всех его характеристик и связей. Очень скоро эта работа начинает стопориться и требовать теоретического осмысления и обобщения. Последние невозможны без распределения собираемых фактов по классам и подклассам, ибо каждый класс приобретает собственные методы изучения и требует к себе специфических подходов. Это обстоятельство кажется очевидным, но все же обратимся к иллюстрации нашего тезиса. Возьмем в качестве примера обнаружение рентгеновских лучей, поскольку этот случай в истории науки касается случайного открытия чего-то такого, что было прежде совершенно неизвестным; и Рентгену пришлось заново устанавливать факты и выводы из них по поводу обнаруженного им излучения. Все обстоятельства этого события, произошедшего сравнительно недавно, тщательно зафиксированы и многократно опубликованы.

Вечером 8 ноября 1895 года Рентген как обычно работал в физической лаборатории Вюрцбургского университета, изучая катодные лучи и их воздействие на экран из синеродистого бария. Почувствовав усталость, он закрыл катодную трубку чехлом, потушил свет в лаборатории и приготовился ее покинуть. Когда он бросил взгляд назад, то увидел, что экран почему-то светится. Он вернулся и стал выяснять, почему это происходит. Оказалось, что он забыл отключить катодную трубку, но она, ведь, была закрыта плотным чехлом и находилась примерно в метре от экрана. Ученый выключил рубильник, обесточив трубку, – свечение экрана прекратилось; снова включил электричество – оно возобновилось заново. Значит, причиной свечения экрана была катодная трубка, ее лучи проникали через чехол и вызывали свечение. Так было открыто излучение, которое впоследствии получило название рентгеновского. Ученый заперся в лаборатории и начал изучать новый тип излучения, способного проникать через твердые тела.

Через 50 дней появился первый доклад о некоторых свойствах открытого Рентгеном явления. Выяснилось много интересных фактов о том, что лучи х, как назвал их ученый, проходили через разные тела неодинаково, в зависимости от их состава и плотности, так же как свет проходит в водной среде в зависимости от растворенных в ней частиц и их плотности. Самым любопытным оказался тот факт, что обнаруженные лучи проникали через ткани человеческого тела, оставляя на фотографической пластинке, помещенной за облученной частью тела, очертания внутренних органов. Демонстрировался снимок запястья и ладони жены ученого, на котором впервые были видны составлявшие их кости. Так началась эра рентгеноскопии для нужд медицины. Больше всего интересовали Рентгена физическая сущность открытых им лучей: чем они отличаются от других видов излучения, видов, уже известных науке. Было ли оно корпускулярным либо волновым? Подтверждает ли оно одну либо другую теорию света, о чем в то время активно спорили физики.

Открытие Рентгена привело в волнение весь научный мир, его опыты начали повторять во многих странах. Довольно скоро выяснилось, что с помощью рентгеновского излучения можно добиться многого в самых различных областях практической деятельности. Например, в медицине, где рентгеноскопия помогала обнаруживать разные заболевания, увидеть изменения в теле пациента, наконец, иногда избавиться от заболевания путем облучения больных органов. Или в кристаллах, в которых при облучении под разными углами можно было выяснить их строение и связи между атомами. Или в химических соединениях, где атомы различных элементов давали при рентгеновском облучении отчетливую картину, по которой можно было определить состав данного соединения. Наконец, изучая рентгеновские лучи, приходящие из космоса, можно было делать выводы о процессах, происходивших на расстоянии тысяч и даже миллионов световых лет от нашей планеты.

Словом, во вновь появившейся области науки отчетливо проявились отдельные отличавшиеся между собой сферы научной деятельности. Их можно было схематически обозначить следующим образом:

Эта схема уже принадлежит к таксономии, ибо в соответствующие клетки логического плана она помещает конкретные концепты той науки, которую представляет. Этажи данной схемы сверху вниз можно обозначить как "общий класс", "вытекающие из него подразделения", "роды, "виды" и пр., но в каждой клеточке будут стоять наименования конкретных частей специфической научной деятельности, дающие ориентировку для анализа работы ученых, действующих в том или ином сегменте возникающей научной дисциплины. Дальнейшая конкретизация этой схемы сможет включить еще несколько ярусов, но каждая клетка дальнейшей конкретизации будет иметь определенное содержание, отличающее ее от всех остальных клеток схемы.

И еще одно очень важное обстоятельство – при движении сверху вниз прежние таксоны будут постепенно уступать место классам той или иной классификации, то есть таксономия будет плавно переходить в классификацию. В вышеприведенной части схемы все знаки являются таксонами, а в следующих за ними ярусах они должны будут неизбежно превратиться в единицы соответствующих классификаций.

Так, например, медицинская рентгеноскопия может выйти на следующий уровень в виде "рентгенографии костей", "рентгенографии сердца", "желудка" или иных органов тела, "томографии" и пр. И тогда знаки, в которых данные подразделения будут демонстрироваться, станут все более конкретными; превращаясь в знаки соответствующих классификаций. Так что на определенных рубежах таксономические признаки будут переходить в классификационные и наоборот. Если мы будем следовать от верха схемы вниз, тогда таксономия будет переходить в классификацию. Следуя снизу вверх, мы будем идти от классификационных подразделений к таксономическим. О границе между ними мы поговорим в следующем разделе.

Подготовленный клиницист может идти от конкретных рентгеновских снимков и обобщать их в соответствующие категории, а ученый теоретик может идти сверху от более абстрактных таксономических категорий к более конкретным, уточняя и объясняя их свойства. Ни та, ни другая форма деятельности не будет отдельно практической или отдельно теоретической, но будет опираться на ту и на другую ветви научного подхода к медицине. Просто в каждом случае удельный вес этих двух категорий в обоих подходах будет иным, смещаясь либо в сторону теории, либо в сторону практики.

Огл. Классификация

Их будет по одной или даже по нескольку для каждой таксономической направляющей, ибо таксономические клетки служат направляющими для всех последующих классификаций; они же организуют костяк парадигмы данной отрасли знания. Каждая направляющая обычно дает выход на несколько различных классификаций. Однако таксономии являются направляющими содержательного плана, в отличие от синтаксических направляющих, о которых мы будем говорить ниже.

С семиотических позиций можно сказать, что таксономии заканчиваются, а классификации начинаются на тех ярусах системы, на которых для каждой таксономической категории можно будет выбрать знаки, которые следует считать типовыми для всех объектов, изучаемых в данной категории. То есть там, где возникает возможность и необходимость выделения стандартных и специфических знаков для демонстрации и обработки соответствующих объектов, можно уже переходить к конкретным классификациям изучаемых объектов. На этом рубеже завершаются "подготовительные работы" логического плана и происходит переход к практическим классификациям изучаемых предметов и явлений.

Примеров можно привести сколько угодно. Например, для каждого раздела физики существует набор формул, которые применяются для решения всех задач данного направления. Каждая формула состоит из знаков, шифрующих ту или иную характеристику изучаемого в данном разделе явления (движения, теплоты, оптики и пр.). Для каждого из них существует свой набор свойств и характеристик. Их объединение в формуле (или в нескольких формулах) показывает эти характеристики в определенных связях и отношениях, а с помощью данной формулы решаются возникающие практические проблемы. Все разделы вместе составляют цельную область физических исследований. На более высоких уровнях системы речь может идти только об очень крупных и расплывчатых общих чертах, и тогда они выражаются таксонами.

Возьмем более наглядный пример – картографию. Существует обширный род карт, которые демонстрируют те или иные явления, происходящие на поверхности земли. Они отличаются от карт звездного неба либо карт любых иных небесных тел, кроме земли. На этом уровне еще рано говорить об общих знаках, потому что для физических карт нашей планеты используются одни знаки, а для карт звездного неба или иных небесных тел – совсем другие знаки. На уровне всех карт, связанных с поверхностью земли, мы можем говорить лишь о таксоне, который я назвал иероглифом, а он включает в себя самые разнообразные образные знаки совершенно разного характера. И значки для физической карты, и цветные пятна для карт политических, и линии, соединяющие изотермы на третьем виде карт, и еще много-много других знаков. Здесь объединяющим признаком являются только общие для всех названных карт синтаксические рамки (вид земли, координатные схемы и ориентация по сторонам света).

Вот когда мы добираемся до клеточки "физические карты земли", то там мы можем и должны выработать стандартные знаки для всех таких карт, которых тысячи, если не миллионы. И для всех них существует единый набор стандартных знаков: кружки (пунсоны) для городов либо иных населенных пунктов, горизонтали для глубин и высот, определенные цвета для тех же высот и глубин и т.д. и т.п. Для политических карт основным знаком являются цветные пятна на поверхности того или другого государства. Для экономических карт приняты стандартные обозначения полезных ископаемых и пр. На этом уровне отражается уже процесс классификации, который соотносится с ячейкой предыдущего более высокого иерархического ряда. Тот все еще отражает таксономию, а нижний к нему ряд – классификацию, причем, для каждой классификационной ячейки характерен свой набор типовых стандартных знаков.

Огл.  Семиотические особенности трех видов знаков (для систем, таксономий и классификаций)

В этом разделе мы можем подвести итоги предыдущих рассуждений. Я пытаюсь в данной работе развести три концепта – система, таксономия и классификация – с помощью семиотики, которую представляют соответствующие категории знаков. Естественно, поэтому, что я должен говорить об их семиотическом содержании.

Система любой отрасли знания состоит из знаков логического содержания, распределяющих части этого знания в их логически обоснованной последовательности. Они наполняются каждый раз иным предметным содержанием, но их основная цель – распределить это содержание по логически связанным между собой категориям. Такой способ логического распределения любого анализируемого материала известен очень давно и является, практически, единственно возможным для нашего мышления. При этом мы идем от более существенных иерархически классов к включенным в них менее значительным как по объему, так и по содержанию классов. В формальном построении (будет ли это показано в виде дерева, либо в виде ступенек расположенных сверху вниз групп объектов, либо как-то еще) мы всегда будем придерживаться некоторой жестко обозначенной процедуры:

В результате может возникнуть очень длинная схема, подобная той, которая приведена выше для растительного мира. В ней, чтобы добраться до завершающей позиции анализа конкретного растения, надо пройти огромное количество логических рубежей. Ни одна из них не может игнорироваться, ибо на каждой может оказаться та позиция, в которой реализуется интерес исследователя к предмету и методам данной науки. Только все они в совокупности дают цельное представление о парадигме ботанической науки.

Приведенная схема логического анализа имманентна для нашего мышления, она применяется в самых разнообразных мыслительных ситуациях. Хорошо известно, например, древо Боэция, которое было предложено неоплатоником Боэцием еще в VI веке н.э. для определения значений понятий, выраженных словами. Древо Боэция построено в соответствии с означенными выше принципами. Эта процедура подходит для огромного числа конкретных случаев аналитических процедур и неотделимого от них синтеза. Например, в своих семиотических трудах я предложил подобным образом строить так называемую концептуальную решетку для той или иной отрасли науки, дабы оформить ее отчетливое и наглядное представление.

Неважно, представим ли мы концептуальную схему той или иной науки с помощью клеточек логического содержания либо сразу наполним их таксономическими и классификационными категориями, логическая основа всей конструкции будет всегда ощущаться и выразит основной смысл предлагаемой схемы. Возможно, будет целесообразно сразу начинать с таксономии, оставляя ее логическое содержание за скобками (ведь мы в каждом случае ведем речь о конкретном построении частной науки). Все равно логическая подоплека данного построения будет выступать из-за полученной картины конкретных таксономий. Знаки конструкции будут наполнены прежде всего логическим смыслом, даже если они будут говорить языком таксономии..

Язык же таксономии будет состоять из таксонов, неважно, каким способом они будут выражены: словами, образами или символами (буквами, иероглифами или другими абстрактными значками). Скажем, таксон для всех систем записи в семиотике я обозначил как иероглиф (не знаю, удачно или нет), а в него входят и записанные на письме слова со своим главным знаком – буквой, и нотные записи со своим главным знаком – нотой, и картографические изображения с разнообразными образными знаками. Мне надо было противопоставить различные знаковые системы, в основании которых лежат знаки разной абстракции; и я для систем записи выбрал общий таксон, который назвал иероглифом. Теперь я мог его сравнивать с таксонами иных типов знаковых систем, скажем, с естественными системами, где таксоном является любой знак естественного происхождения (звезды, следы, цвет предмета и пр.).

Воспользуемся еще одним примером более узкого содержания. Скажем, в педагогике общим таксоном для всех образовательных систем является "учебное заведение" как таковое. Потом уже от него пойдут уточнения – высшее учебное заведение, средняя школа, детский сад, очное учебное заведение, учебное заведение для заочного образования, открытый университет, который связывается со своими учащимися только по средствам связи и т.д. Все они будут в отличие от таксона "учебное заведение" принадлежать к классификационным группам, обладающим определенными специфическими признаками; и их уже можно объединять в один класс объектов и разрабатывать для них единые критерии, характеристики и знаки.

Поэтому для таксона как знака мы можем принять, что он объединяет в себе разнообразные классы предметов и явлений с множеством разнородных признаков, в то время как классификационный знак объединяет в себе объекты или явления, принадлежащие к одному определенному классу. Все члены этого класса обладают множеством однородных признаков, которые можно обозначить типовыми знаками. Такое обозначение способствует соответствующему отношению к данной категории как к самостоятельной и самодовлеющей единице и позволяет разрабатывать для нее систему стандартизованных знаков со своими синтаксическими правилами.

Огл.  Синтаксические направляющие классификационных подразделений

Последнее замечание поднимает проблему колоссальной важности. Уже на таксономическом уровне упорядочения гносеологической системы в ней начинают появляться синтаксические направляющие и скрепы, которые станут главными направляющими для будущих классификационных построений. Развитая же классификационная схема не может появиться без таких синтаксических направляющих, и они являются мостиками для перехода от таксономий к реализующим эти таксономии классификациям. В классификационных клетках появляется не только возможность разбить весь материал по родственным группам, но создаются для этого необходимые синтаксические условия. Кроме того, что таксономия подготавливает почву для дальнейшего содержательного развития в возникающих классификациях, на это же работают и новые синтаксические конструкции, появляющиеся при классификациях содержательного материала. Появление таких конструкций является наглядным показателем перехода от таксономий к классификациям.

Архитектура классификаций кардинальным образом изменяется по сравнению с архитектурой предшествующих им таксономических слоев. Уходит чередование различных логически оправданных уровней; ему на смену приходит расположение классификационных групп и подгрупп, повторяющее извилины онтологических связей изучаемого материала. Для картографии поверхности земли мы используем полное воспроизведение земного шара либо его частей. Для показа конструкции предложений того или иного языка мы воспроизводим все слова конкретного предложения (или их схематическое представление) в виде дерева. Для показа строения молекулы мы обычно даем либо рисунок, где атомы показаны зримо в их взаимном расположении, либо, опять-таки, делаем это схематически. Везде мы пытаемся воспроизвести реальные предметы либо явления так, как мы их понимаем. Даже модели атома, претерпевшие так много на протяжении короткой истории его реального изучения, пытаются воспроизводить его построение в тех пределах, которые нам известны.

Пытаясь это сделать, мы сталкиваемся иногда с весьма серьезными трудностями. Молекулу воды нетрудно показать на рисунке либо в химической записи, так как в ней всего три атома. Но если в молекулу того или иного химического вещества включены десятки и сотни атомов, то дело осложняется. С этим столкнулись химики органики. Переход к структурному обозначению молекул в виде цепей углеродных и водородных атомов стал революционным событием в истории химии. Равным образом революционным оказалось изобретение Кекуле циклических изображений некоторых веществ – он изобрел циклическую схему молекулы бензола, что позволило не только показать на ней все атомы в составе молекулы, но их взаимное расположение и связи.

Еще примеры. На простом рисунке можно легко изобразить небольшую часть земной поверхности, скажем, "Остров сокровищ" из книги Стивенсона. Но когда речь заходит о крупных территориях или обо всем земном шаре, рисунка уже недостаточно. Встает вопрос о передаче на плоскостных изображениях сферической формы земли. Вы все знаете, с каким трудом люди пришли к использованию различных геометрических проекций, чтобы решить эту проблему.

Эти и многочисленные другие примеры приводят нас к выводу, что при переходе к классификационным изображениям требуются, с одной стороны, предварительные подходы содержательного плана (их предоставляют предшествующие таксономии) и введение абсолютно нового синтаксиса, с другой стороны. Прежние логические схемы на этом уровне уже не работают. Приходится придумывать иные синтаксические схемы, которые обеспечивали бы изображение связей и отношений, наблюдаемых нами в онтологической действительности, для их воспроизведения в возникающей знаковой системе. Эти синтаксические приемы я назвал синтаксическими направляющими и скрепами, и вот почему.

Прежде всего – о направляющих. Синтаксис в любой знаковой системе решает две основные задачи: создание четких рамок и внутренней архитектуры для семиотической картины, которая разворачивается внутри этих рамок, и, во-вторых, он обеспечивает определенное место для каждого знаменательного знака, что приводит этот знак в соответствие с общей картиной. Знаменательные знаки привносят в семиотическую ситуацию внесистемное содержание, представляемое и обрабатываемое по законам системы, но для этого необходимо их синтаксическое обеспечение.

Представьте себе физическую или иную карту земного шара; она репрезентирует что-то, происходящее на земной поверхности. Поэтому на карте изображается земной шар, что обеспечивает, прежде всего, синтаксические рамки общей картины (ее семиотическое поле). Но этого мало. Во-первых, это поле должно воспроизводить как можно лучше его онтологические свойства. К ним, прежде всего, относится шарообразность нашей планеты. Пришлось научиться передавать на плоскости сферическую поверхность земли. Это было достигнуто с помощью геометрических проекций, которые реализуются в сетке параллелей и меридианов с присвоением им числовых координат. Поэтому изображение земного шара покрылось сеткой с числовыми показателями, позволяющими четко обозначить любую точку на земной поверхности. Кроме того, эта сетка выполняет роль указателя сторон света, что ориентирует все систему в пространстве (раньше эту роль на картах выполняла роза ветров). Внутри созданного с помощью синтаксических направляющих поля мы можем поместить любой объект в его реальных географических границах (разумеется, в масштабе карты, который сам является одной из ее синтаксических направляющих).

Так обстоит дело с синтаксическими направляющими земных карт. Однако и этого недостаточно: объектов, которые хотели бы вместиться в маленькое пространство карты так много, что включить их все не представляется возможным. Поэтому происходит их отбор. Кроме того, они должны быть так расположены на карте, чтобы их местоположение соответствовало онтологической действительности. Опять-таки на выручку приходит координатная сетка, создающая квадраты на изображениях земного шара. Внутри этих квадратов расположение объектов происходит намного легче. Это напоминает нам прием художника, рисующего портрет монументальных размеров. Он, прежде всего, разбивает все полотно на квадраты, заполняя каждый квадрат соответствующим содержанием. Поэтому я подразделяю синтаксические компоненты знаковой системы на ее направляющим и на ее скрепы.

Аналогичный анализ мы можем провести в отношении любой знаковой системы большого размера. Маленькие по размерам знаковые системы не требуют развернутого синтаксиса. Например, предложение с одним словом не нуждается в синтаксических направляющих или скрепах, хотя и здесь в конце слова пишется точка, а само это слово начинается с заглавной буквы. Зато предложение, составленное из многих слов, требует синтаксических указателей. Создавая большую фразу, мы постоянно задумываемся не только о том, что мы говорим, но и о том, как мы это делаем, стараясь ввести в нее ясную синтаксическую конструкцию для выражения нашей мысли. Записывая предыдущее предложение, я постоянно проигрывал в уме его возможные варианты, а также обильно пользовался разнообразными синтаксическими средствами, включая знаки пунктуации, причастные и прочие языковые обороты и так далее.

Примером самой успешной научной знаковой системы огромного смысла и содержания является Периодическая система химических элементов Д.И. Менделеева, впервые опубликованная в 1869 году. На тот период она включала всего 63 известных химических элементов. Таблица Менделеева, демонстрирующая периодический закон сегодня, включает более 110 элементов. За это время она значительно изменила свой вид и содержание, но сохранила лежащие в ее основе принципы построении – включение всех открытых и исследованных на данный промежуток времени химических элементов и распределение их по рядам и периодам с помещением всех элементов с одинаковыми свойствами в один вертикальный ряд. Горизонтальные ряды таблицы называются периодами и содержат элементы, появляющиеся последовательно по возрастанию их атомных масс. Когда перечисление доходит до элемента, похожего на уже упомянутый, он помещается в клеточке под ним. Таким образом, эта система всегда оказывается актуальной: она включает все известные элементы и позволяет сравнивать их между собой. Она же автоматически классифицирует их по группам с одинаковыми признаками.

Ее содержанием оказываются появляющиеся в ней элементы, каждый из которых помещается в отдельную клетку, где, кроме названия латинскими буквами, имеются другие разнообразные данные об этом конкретном элементе.

Синтаксическими направляющими оказываются следующие принципы:

Синтаксической скрепой всей системы явилось выделение для каждого элемента особого места, своей клетки, в которой можно было разместить не только название описываемого элемента, но и многие из его характеристик. Именно это дало возможность таблице выжить столь длительный срок. За 140 лет количество описанных в таблице элементов увеличилось почти вдвое. В клетку вписывалось все больше и больше свойств элементов, заново обнаруживаемых химиками. Пустые клетки заполнялись все новыми элементами; и они свободно входили в уже существующие ряды, расширяя их до необходимых габаритов.

Хотелось бы отметить, что и содержательные знаки в системе, и их синтаксические характеристики вводились в таблицу из химической практики, как в плане нахождения новых элементов, так и в исследованиях по постоянному обнаружению новых качеств и характеристик в уже известных и описанных элементах. Так что теоретические обобщения, в том числе таксономические и классификационные, имеют своим источником сугубо практическую работу ученых, в данном случае – химиков.

Огл.  Заключение

В данной статье я пытался представить триединую схему взаимодействий между научной системой, ее таксономией и классификациями. Мой анализ зиждился главным образом на знаках и их особых характеристиках, то есть был в значительной мере семиотическим.

Я считаю, что научная система, еще до того как она превращается в развитую и достаточно разветвленную, опирается на логические ресурсы нашего мышления. Именно логика подсказывает нам возможные первоначальные истолкования тех фактов, которые уже собраны и которые надо понять и распределить по классам.

Логические направляющие позволяют нам вывести из этих фактов первое таксономическое распределение материала, а оно уже дает ключ к вытекающим из него классификациям. Постепенный переход к классификациям обеспечивается дальнейшим накоплением знания в избранной области исследования.

Когда накапливается критическая масса материала, можно переходить к классификационным его подразделениям. В них и сами знаки становятся более однородными и типовыми, и объекты шифровки помещаются в отдельные четко очерченные классы. В них знаки репрезентируют однородные классы объектов с общими характеристиками. Вторым показателем чисто классификационной деятельности является наличие суммирующей синтаксической основы для всех знаков системы, то, что я назвал синтаксическими направляющими и скрепами.

Все три части схемы не могут подразделяться на два типа научной деятельности: вот это – деятельность практиков, набирающих факты, а это – деятельность теоретиков, эти факты оценивающих. Все три стороны схемы органически объединяются в единый вид научной деятельности, определяющий парадигму данной науки.

август 2009

^[1] В: www.humanities.edu.ru/db/msg/69036 (март 2009)
^[2] В: www.glossary.ru/cgi-bin/gl_sch2.cgi?RBourujo,lxqg9!xoxylsgyoqg (июль 2009)
^[3] Там же (июль 2009).

© А. Соломоник