Занятия семиотикой привели меня к необходимости пересмотреть некоторые общепринятые философские постулаты теории познания. Новый подход к метафизике был предложен мною в двух книгах, вышедших в Кембридже, – «Теория общей семиотики»^[1] и «От семиотики к философии (метафизике)»^[2]. В них разбирались проблемы, которые явятся также содержанием данной статьи. Недавно вышла рецензия на обе упомянутые книги, и в нее было включено следующее замечание:

«В конечном итоге, Соломоник должен будет более подробно высказать свои соображения по поводу ‘ментальной’ и ‘виртуальной’ реальностей.

Эти компоненты теории очерчены весьма кратко лишь в конце второй части его книги [«От семиотики к философии (метафизике)» – А.С.], так что остается неясным, чем они отличаются от реальности семиотической. Возможно, он сделает это в своих будущих работах».^[3]

Настоящая статья является ответом на это замечание рецензента. В моих работах, написанных по-английски, действительно, отсутствуют многие рассуждения, подробно приведенные в моих книгах и статьях, опубликованных на русском языке. Поэтому мне придется их повторить, чтобы пояснить, что представляет собой виртуальная реальность, как она возникает и как выражается.

Огл. Краткое описание метафизики и место в ней виртуальной реальности

Метафизика представляется мне следующим образом. Наше бытие состоит не из двух слагаемых, как это традиционно трактует философия, начиная с Платона и по сей день (материальный мир vs. идеального мира наших идей), а из трех равноценных и взаимосвязанных частей + мир наших мыслей и воображения. Три части материального мира – это онтология, дополняющая ее семиотическая реальность, состоящая из знаков и знаковых систем, и виртуальная реальность нашего воображения, но лишь тогда, когда она воплощается в материальной оболочке и подключается к онтологической либо семиотической реальностям. Мир наших мыслей как бы противостоит этим трем материальным мирам; на самом деле он de facto находится в центре всей картины и дирижирует материальными мирами в пределах, ему доступных. То есть, он не столько противостоит им, сколько дополняет их и руководит ими.

Всё, что представлено в онтологической действительности, я называю вещами, вернее вещами/событиями, потому что вещь не может быть познана без указания на то, как она существует. Поэтому вещь неразрывно связана со способами своего существования, и эту единицу я комплексно обозначаю как вещь/событие. Кроме того, любая вещь (как и основные единицы остальных частей бытия) сопровождается еще и оболочкой своих пространственно-временных габаритов. В отличие от Канта мне представляется, что пространство и время существуют объективно, а не только в нашем сознании. Огромная часть онтологического мира пребывает вне нашего сознания, и в нем любая вещь ограничена своими параметрами пространства и времени. Она может находиться только внутри таких габаритов. Как только они исчезают, она прекращает быть. Равным образом, она начинает быть вещью для нас лишь после установления нами хотя бы примерных ее пространственно-временных габаритов. Оболочка каждой вещи/события соприкасается с оболочками соседствующих и контактирующих с ней вещей/событий и сотрудничает с ними, составляя таким образом цельный мир онтологической действительности.

Основными ячейками семиотической реальности являются знаки и составляемые из них знаковые системы. Вещи/события в онтологической реальности в основном возникли и были задействованы еще до появления людей – самим фактом их наличия и взаимодействия друг с другом. Лишь позднее они ощутили на себе влияние людей. Знаки и их системы являются, напротив, исключительно порождением нашего сознания. Они возникали в процессе изучения человеком своего окружения и переноса впечатлений от внешних воздействий в человеческий мозг в виде образов. Человек не может что-либо осознать прежде, чем его впечатления появляются в мозгу в виде образов, которые снабжаются затем словесными определениями. Зато потом, после их осознания, определения передаются нами вовне, за пределы нашего сознания. Там они становятся достоянием других людей, но это может происходить только с помощью знаков.

Отдельные знаки объединяются в знаковые системы, которые помогают нам понять то, за чем мы наблюдаем, и даже воздействовать на наблюдаемое в меру наших возможностей, изменяя при этом как онтологическую реальность, так и нас самих. Под системой я понимаю такое сцепление частей в единое целое, которое позволяет нам с помощью этого целого добиваться нужного результата, – полностью либо частично. Неработающая комбинация частей системой не является и остается простым нагромождением не взаимодействующих между собой вещей/событий.

С помощью знаковых систем мы в определенной степени осознавали пространство/время окружающих нас вещей и частично их переделали. Так что сегодня онтологическая реальность состоит из двух частей – переделанная людьми онтология и оставшаяся еще незатронутой ее другая часть (она называется первой природой, которая нам пока недоступна, в отличие от второй, переделанной нами природы, – эти названия придуманы еще древними греками). Все полезные и работающие знаки и знаковые системы, собранные вместе в копилку человеческого знания, называются мною семиотической реальностью. Продукты семиотической реальности (книги, ноты, живопись и пр.) не менее важны для существования и прогресса человеческого рода, нежели непосредственные его столкновения с онтологией. Семиотическая реальность в целом, вместе с отдельными знаками и знаковыми системами, является предметом науки, которая называется семиотикой.

Основной (базисной) единицей виртуальной реальности служит виртуальная модель, которая проецируется в наш мозг не только на основе внешних воздействий, но и под прямым влиянием человеческого воображения и фантазии. До недавнего времени виртуальная реальность имела своим основанием исключительно фантастические представления (сны, религиозные доктрины, сказки и былины, а также любая иная литературная фантастика). В результате технологического прогресса последнего времени человеческая мысль в форме фантастических представлений получила возможность реального воздействия на онтологию и на семиотическую действительность. Как это происходит, будет подробно описано ниже, а пока приведу лишь несколько примеров.

Например, с помощью специальных приборов (скажем, оптических приспособлений) мы можем поместить себя в иную обстановку, нежели та, в которой мы в данный момент находимся. На этом принципе построены различные тренажеры. Кроме того, современные технологии позволяют нам собирать достаточно данных в одном месте и так их обрабатывать с помощью компьютера, чтобы сформулировать достаточно убедительную картину поведения данных вещей в обстановке, трудно воссоздаваемой в ощутимой форме другими способами. Таким образом появляется виртуальная модель, достаточная, чтобы приступить к ее реальному воплощению в виде вещей либо знаков. Когда же она превращается в вещи или знаки, то переходит из виртуальной реальности в онтологическую либо семиотическую, и мы можем практически использовать эти новые вещи или знаки для своих нужд, хотя они по-прежнему сохраняют свою мыслительную природу.

Руководит всеми этими метаморфозами человеческая мысль. Мысли возникают как результат воздействия на нас одной или нескольких из описанных выше реальностей. Они могут возникнуть из непосредственного столкновения человека с окружающей его материальной средой. Могут возникнуть при чтении и знакомстве со взглядами других людей – то есть, с реальностью семиотической. Могут возникнуть под воздействием человеческой фантазии. А могут испытать воздействие всех трех или двух сфер, упомянутых выше.

Однако мысли суть не только результат испытываемых воздействий, но еще и поршень, толкающий человека к новациям и изобретениям. Возникает творческий процесс взаимодействия мысли с материальными субстанциями, в течение которого мысль сознательно (а иногда и полусознательно) выбирает себе источник, из которого она будет черпать вдохновение и дальнейшие продолжения. Так появляются непонятно откуда взявшиеся открытия. Менделеев перебирал карточки известных в середине XIX века химических элементов до тех пор, пока то ли во сне, то ли наяву у него не возникла картина периодической таблицы элементов, перевернувшая химию до основания. У Кекуле идея цикличных значков для органических соединений (конкретно для бензола) появилась, по его словам, во время поездки на автобусе в виде змеи, откусывающей себе хвост; эта виртуальная модель совершила переворот уже в органической химии.

Однако в большинстве случаев мысль самостоятельно и осознанно выбирает себе строительные элементы для дальнейшего развития. Ниже представлено место мысли и ее назначение в общей картине человеческого бытия с помощью следующего рисунка-схемы:

В центре данной схемы стоит человек со своими мыслями. Для лучшего понимания я выбрал знакомую всем модель солнечной системы, поместив мысль в центр схемы как ее главный элемент, выбирающий важные для него блоки из вращающихся вокруг сфер той или иной реальности. Вначале возникает виртуальная модель – по мере выяснения новых, получаемых в процессе познания фактов, она воплощается в виде феномена онтологической либо семиотической реальности, куда и переходит после своей реализации. Там она закрепляется уже в завершенном виде, доступном для восприятия и копирования. Таков общий фон проблем, занимающих нас в этой работе.

Огл. Зачем мне понадобилось ломать общепринятую метафизику?

Прежде всего потому, что у меня создалось впечатление, что старая философская парадигма материального мира и, якобы, противостоящих ему человеческих идей себя исчерпала и больше не работает. Такого взгляда придерживаются сегодня многие профессиональные философы, равно как и ученые других, не философских специальностей. Приведу ниже два примера разочаровавшихся в традиционной философии людей – один из примеров принадлежит философу по профессии; другой – не специалисту-философу, а выдающемуся по своим достижениям физику-космологу. Я имею в виду Стивена Хокинга, чьи взгляды на строение вселенной приняты сегодня как стандартная модель в космологии. В своей недавней книге «Высший замысел" он, задаваясь вопросами «Как мы можем понять мир, в котором живем?», «Как устроена Вселенная?», «Какова природа реальности?» и другие подобные им вопросы, пишет: «Все это традиционно философские вопросы, но философия мертва (курсив мой. – А.С.). Она не выдержала соревнования с наукой, особенно с физикой. Сегодня ученые являются знаменосцами познания и нашего к нему устремления. Цель настоящей книги – дать ответы на указанные выше вопросы в свете важнейших научных открытий и их теоретических обобщений».^[4]

Разочарование Хокинга современной философией мне понятно, но его попытка подменить философию какой-либо научной парадигмой, даже очень близкой к философским размышлениям, для меня неприемлема. Ведь, скажем, для биологов, чьи взгляды на возникновение человека и на возможности человеческого мышления не менее важны, чем достижения физиков, философские заключения последних будут для биологов не то что неприемлемы, но явно недостаточны. Философия была и навсегда останется главным арбитром в решении общечеловеческих проблем, впитывающим и обобщающим разнообразные научные достижения, каким бы областям знания они ни принадлежали.

Недовольство современным состоянием философии разделяют и философы-профессионалы. Вот позиция одного (точнее, одной) из таких недовольных – профессора философии и права Сюзанны Хаак (Университет Майами, США). Она ищет место для современной философии в своих многочисленных книгах и статьях на протяжении уже нескольких десятков лет. В этом году она поместила краткую, но впечатляющую статью на известном интернетовском сайте Academia.edu Cтатья вышла под знаменательным заголовком «The Real Question: Can Philosophy Be Saved?»^[5] Вот что пишет Хаак: «Да, что-то подгнило в философии. Я, пожалуй, присоединюсь к весьма откровенному заявлению моего друга, что ‘наша профессия вошла в штопор’. – ‘И как долго это будет продолжаться?’ – ‘Что я могу сказать?’ ‘Беспредельно’»^[6]

Каковы причины, которые привели к такому состоянию? В своем коротком обзоре Хаак останавливается на трех обстоятельствах. Виноваты бесконечная погоня университетов за грантами, гонка за количеством публикаций и установление самых разнообразных жестких правил написания научных статей, которые предстоит подробно изучить, прежде чем их использовать, и за которыми легко скрыть бездарное содержание. Она призывает бороться с такими вывихами в академической деятельности, но признает, что это лишь верхушка айсберга; даже если удастся минимизировать все указанные недостатки, нет уверенности в том, что дело исправится.

Еще одно препятствие – вмешательство в философскую науку религиозных аргументов. Поскольку философия касается самых общих основ бытия, такое вмешательство неизбежно, и его следует нейтрализовать. И, наконец, атака с другого фланга – постоянные попытки продвинутых наук взять на себя философские прерогативы обобщать и объяснять самое главное и существенное в жизни людей: «Я не верю, – пишет Хаак, – что мы можем просто передать философский дискурс в контекст иных наук, и что только проблемы, ими решаемые, являются легитимными для научной повестки дня».^[7]

Должен сказать, что приведенные аргументы весьма убедительны, но думаю, что они указывают лишь на некоторые, отнюдь не главные пороки современной философии; поэтому указанные авторы не дают и не могут дать рецептов для ее кардинального исправления. По моему глубокому убеждению, философская парадигма, заимствованная нами у древних греков, на сегодняшней стадии развития естественных и социальных наук перестала отвечать требованиям, предъявляемым философам, – давать адекватное объяснения всем новым добываемым наукой фактам и стимулировать таким образом ее дальнейшее движение вперед.

А ведь именно наука в наше время является важнейшим фактором поступательного развития человечества. Поэтому у меня появились мысли о смене основной философской парадигмы на такую, которая бы в максимальной мере соответствовала принятым сегодня взглядам на организацию процесса познания. В этом плане я и сформулировал видение новой философской парадигмы, изложенной в кратком виде в предыдущем параграфе.

К ней я пришел в ходе разработки теории общей семиотики. Когда пришлось анализировать полный мир семиотической реальности, трудно было не прийти к заключению, что она (семиотическая реальность) должна занять подобающее ей место в философской эпистемологии, что сегодня этот тип реальности равноценен для нас реальности онтологического плана и не уступает ей по значимости в процессе познания.

Да, семиотическая реальность возникла в ходе исследования онтологии; она появилась позднее нее, но сразу же стала оказывать на процесс познания столь же решающее воздействие, как и сама онтологическая действительность. То обстоятельство, что семиотическая реальность возникла много позднее онтологической объясняет нам, почему первоначальная философская парадигма (воспринятая в основном от древних греков) не признала ее равноценной онтологии. Она развивалась постепенно, постоянно наращивая свою значимость и ценность для научной организации познания. Сегодня уже нет сомнений, что семиотическую реальность нельзя игнорировать ни в какой схеме человеческого развития, и, следовательно, ее отсутствие в такого рода построениях отрицательно влияет на обоснованность большинства философских заключений, особенно в философии познания.

После включения семиотической реальности в качестве самостоятельной категории в схему материального мира, пришлось согласиться и с тем, что там же имеется место и для виртуальной реальности, тем более, что в любой науке и практической деятельности она уже признается de facto. Что и было воспринято, как вы видели в приведенной выше схеме, хотя детальной разработки характеристик виртуальной реальности пока не существует. Должен признаться, что труд такого рода оказался довольно сложным, так как лично я не участвую в подобных разработках и лишь наблюдаю за ними со стороны. Однако «лиха беда начало».

Огл. Что же такое виртуальная реальность?

Виртуальная реальность существовала еще до того, как у человека родилось и оформилось логическое мышление, хотя в тот период она целиком размещалась в человеческом уме. Дело в том, что виртуальная реальность возникает не только в результате строго логических размышлений (тогда она отступает на задний план), но и под влиянием наших эмоций и воображения. Говорят, что природа не терпит пустоты. Это неверно: природа как раз мирится с пустотой (вспомните хотя бы легко создаваемую и научно обоснованную торричеллиеву пустоту). Пустоты не терпит наше мышление – как только оно обнаруживает пустоту, оно пытается ее заполнить. И делает это с необычайной легкостью, ибо мысли не натыкаются при этом ни на какое препятствие, заполняя пустоту любого рода. Наши мысли способны беспорядочно скакать и моментально перемещаться в любом направлении и на любое расстояние, хотя способны также выстраиваться в логически обоснованном виде, приводя нас к оправданным выводам и разумным поступкам.

Когда люди задумываются о причинах и следствиях в окружающем их мире, они, не имея достаточных данных для правильного решения задачи и заполняя пустоту, пользуются теми умозаключениями, которые оказываются им доступными в каждом конкретным случае. Очень познавательно в наше время читать научные сочинения древних греков, которые, обходясь по сегодняшним меркам минимумом информации (причем зачастую совершенно не релевантной), все же создавали глобальные концепции. Это познавательно не только для понимания тогдашних теорий, но и для усмирения притязаний на окончательность наших умозаключений по поводу создаваемых здесь и сейчас научных теорий. Почитайте внимательно сочинение Страбона (первый век до н.э.) по географии того времени, когда еще не сформировалось само понятие географии и знали о ней совсем мало. Этот чудом сохранившийся труд в 17 томах включает все существовавшие тогда представления о пространственных параметрах Земли и о ее строении.

Реконструкция карты мира по Страбону. Иллюстрация 1903 года

«Обитаемая земля имеет вид огромного острова, омываемого наружным океаном, и делится на пять или шесть поясов, из которых жаркий пояс Страбон ошибочно считал необитаемым вопреки уверению Эратосфена, Полибия и географов родосской школы. Длину обитаемой земли в направлении с запада на восток, от крайней оконечности Иберии до восточной окраины Индии, Страбон определяет в 70 000 стадий (13 тыс. км), а ширину — в 30 000 (5,5 тыс. км), считая от параллели южной оконечности обитаемой земли (Ajan), что над Мероэ, до параллели Иерны (Ирландии): в обитаемость более северного пункта, Фулы, Страбон не верил».^[8]

Означает ли это, что незавершенность наших мысленных конструкций должна препятствовать их практическому использованию? Ни в коем случае. Так же как недостаточные познания древних не препятствовали использованию ими первых географических карт известной тогда ойкумены, слабые познания в небесной картографии нашего времени не могут воспрепятствовать нашим полетам в космос и последующему исправлению существующих представлений об окружающем нас в нем пространстве. Всему свое время. Стремление ума поскорей заполнить имеющиеся огрехи в знаниях только помогает нам в их скорейшей ликвидации. Это не должно помешать все же понять, что существующие представления о бытии не являются окончательными и что все они включают в какой-то мере виртуальную реальность.

Одновременно, оказываясь необходимым оружием в познании неизвестной нам материи и охотно откликаясь на любое наше умственное усилие, мысли представляют собой весьма коварный и постоянно ускользающий от логического анализа материал, подходящий для серьезных умозаключений. Они куда как менее прочны и устойчивы, чем вещи в онтологии или знаки в реальности семиотической. Последние дают значительно большую уверенность в своих построениях, нежели мысли, которые быстро приходят и с такой же готовностью уступают место другим мыслям. Чтобы стать надежным материалом для создания виртуальных объектов, на которые можно положиться в реальной практике, мысли надо уложить в такой каркас логических ограничений, который не позволил бы им вырваться из установленных логикой границ. Поэтому мысли, которые открывают дорогу виртуальным событиям, будучи самым древним орудием человеческих умозаключений, стали нашим надежным помощником в этом деле лишь в самое последнее время, когда совместились три фактора:

А. Люди построили достаточно прочные основания для таких логических обобщений, которые позволяют включать в себя и конструкции менее надежного плана (иначе говоря, мы научились правильно мыслить даже с участием нашего воображения).

Б. Человечество уже имеет в своем арсенале множество предметов онтологической и семиотической природы, инициированных и изготовленных человеческим воображением. Идя от этих уже сделанных открытий, можно их превратить в феномены чисто виртуального, мыслительного характера, а потом и в объекты онтологического и семиотического миров (читайте об этом ниже).

В. Люди изобрели и построили такие инструменты, которые берут на себя и выполняют большую часть работы, ранее задерживавшую нас в процессе исследования (в первую очередь я имею в виду компьютер). Те расчеты, которые компьютер выполняет за считанные часы, раньше занимали годы, а его способность собирать и хранить огромную по объему информацию не имеет себе равных.

Рассмотрим на примере одного проекта виртуальной реальности упомянутые выше факторы. Хочу остановиться на изобретении и внедрении в жизнь криптовалюты, называемой биткойном (bitcoin). Никто не отрицает его виртуальную сущность, но до появления такой монеты человечество должно было пройти огромный путь, чтобы осознать, что такое вообще всеобщий эквивалент стоимости. Определение цены той или иной вещи, услуги или вознаграждения началось с бартера: у меня есть вещь, нужная тебе, а у тебя – вещь, нужная мне: «Давай меняться!» Но эта форма обмена была очень неудобной и интересы сторон редко совпадали.

Тогда люди пришли к необходимости выбрать и использовать при обмене товаров эквивалент стоимости. Скажем, в данной местности было много соли или добывались звериные шкурки – они и становились эквивалентом стоимости всего, что было необходимо приобрести. Можно сказать, что упомянутые формы обмена являлись для данной системы стадией естественных знаков.

Затем пришли к выводу, что эквивалентом стоимости могут стать кусочки драгоценных металлов, которые по своей величине и по материалу, из которого их изготовляли, могли стать удобным средством расчетов. Так появились деньги – вначале монеты из драгоценных металлов, потом из одного металла, но весьма распространенного в данной местности (например, медные деньги), и, в конце концов, бумажные деньги. Сами по себе бумажки ничего не стоили, но они были векселями, за ценность которых ручались солидные финансовые центры (банки либо государственные казначейства). По семиотической классификации деньги можно обозначить как знаки образного наполнения. Вот вам купюра в три рубля – она является эквивалентом стоимости всего того, что можно купить за три рубля в данном месте и в данное время.

Уже в наше время деньги начали уступать место безналичным расчетам – через банки, по карточкам, по интернету и пр., а сегодня пришли к выводу, что можно воспользоваться виртуальной монетой, которой реально не существует, но которая сравнима с любой другой монетой по курсу валют. У вас есть некая сумма в биткойнах, и вы можете распоряжаться ею так же, как вы распоряжались бы любой монетой по курсу, установленному на сегодня для всех валют – реальных либо виртуальных. Это обеспечивает способность биткойнов быть в ходу в любом месте на земном шаре и в любое время. Кроме того, нам не приходится обращаться в какие бы то ни было организации по поводу обмена валюты, то есть, мы еще экономим на комиссионных сборах. Расчеты производятся по интернету, там же выясняется кредитоспособность контрагента по сделке, оплата производится, что и требовалось доказать. Следует отметить, что используя биткойны один на один со своим контрагентом, мы также минуем утомительную процедуру перечисления денег из одного банка в другой, пользуясь, например, программой СВИФТ.

Этот пример подтверждает теоретические выкладки, приводимые ниже:

А. Человечество прошло огромный путь экспериментирования с различными средствами компенсации за приобретаемые товары, оказываемые услуги и получения вознаграждения за свою работу. Мы уяснили для себя такие кардинальные понятия как цена, стоимость, форма расчетов (их скорость, удобство, дешевизна, уверенность в том, что сделка совершится). Это – наш предварительный опыт.

Б. Мы испробовали самые разнообразные формы компенсации стоимости товаров и услуг, поняли их преимущества и недостатки и научились комплексному обращению с разными валютами, которые сегодня, увы, не способствуют легкому расчету за товары и услуги в рамках глобального мира. Единая валюта стала идеальным решением всех этих проблем, хотя она по своей природе виртуальна, да иной и быть не может. Криптовалюта получила все шансы стать универсальным средством расчетов именно потому, что она обретается в наших мыслях, а не воплощается в реальных предметах, которые тяготеют скорее к единичности, нежели к общности и коллективности. Но чтобы это понять, человечество должно было пройти путь, так сказать, «предметного эксперимента» длиной в несколько тысячелетий.

В. Массовый переход к криптовалюте может состояться только с помощью современных информационных технологий, которые дают возможность мгновенного установления коммуникации между людьми, живущими в отдалении друг от друга, выяснения их финансового положения и в соответствии с этим заключения сделки с ее моментальной реализацией.

В свете полученного человечеством опыта мы можем теперь придумать мысленную конструкцию всего происходящего при расчете по сделкам и совершать их, не обращаясь к посредникам, – напрямую, используя для этого воображаемые реалии. Иначе говоря, мы мысленно возвращаемся к исходной точке всех наших ценностных экспериментов, но возвращаемся обогащенные опытом прежних усилий, и таким образом внедряем виртуальную реальность в ежедневную практику.

Выше перечислены положительные стороны нашего обращения к виртуальной реальности для создания новых ее образцов, действующих в условиях реальности онтологической либо семиотической, но есть и смущающие моменты. Внедрению криптовалюты постоянно сопутствуют сомнения в том, что она в конечном итоге восторжествует. Ее сравнивают с финансовой пирамидой, которая непременно развалится, что, якобы, может произойти в любой момент. Эти сомнения не лишены основания – криптовалюта держится на абсолютной вере в то, что сделка состоится; на полном доверии к контрагентам, с которыми приходится иметь дело, – иначе люди не стали бы покупать биткойны в обмен на свои реальные сбережения.

Но и участники финансовых пирамид были уверены в их надежности до самого последнего момента, после которого наступал кризис. Это свидетельствует, что материал, используемый для создания феноменов виртуальной реальности (мысли и убеждения), не столь надежен, как материал для создания образцов двух остальных типов реальности. В этом случае убеждающий всех эксперимент нам недоступен, и приходится прибегать к иным способам и доказательствам жизнеспособности планов по использованию криптовалюты. Пока она продолжает укрепляться: возникли биржи, на которых происходит обмен виртуальной и прочих валют, некоторые страны приняли или принимают ее на вооружение и обеспечивают ее безопасность.

Огл. Базисная единица виртуальной реальности

Основным способом утверждения стабильности наших виртуальных проектов является базисная (основная) единица любого вида виртуальной наглядности. В ней мы всегда начинаем с виртуальной модели. В отличие от онтологической практики, где поначалу мы обычно имеем дело с конкретными одиночными вещами/событиями, и в отличие от семиотической реальности, где могут использоваться одиночные знаки, виртуальная реальность покоится исключительно на виртуальных моделях. Виртуальная модель предполагает наличие в ней нескольких частей, которые соединены в единую конструкцию, действующую в определенном направлении по заранее установленным правилам. Обращение к одиночным проявлениям в виртуальной наглядности исключается – все происходит на стадии мысленного использования устойчивых по своему построению деталей, работающих в соответствии с намеченными заранее установками для всей конструкции. Детали конструкций – прошедшие проверку вещи и явления, уже утвердившие свое значение на практике. Это – принципиальное отличие виртуальной реальности, дающее ей возможность существования. Это же – основной фактор утверждения надежности для каждого предлагаемого проекта разработки и внедрения виртуальной реальности.

Обычная процедура внедрения нового проекта виртуальной реальности такова: мы предлагаем некоторую обоснованную конструкцию, состоящую из уже апробированных на практике компонентов; обозначаем для чего и как она нужна; и прилагаем к этому стратегию и тактику обработки модели в компьютере по определенной нами программе. Если такого рода компьютерная апробация удается, мы внедряем нашу конструкцию либо в онтологию, либо в семиотическую реальность. По данному признаку – наличие предварительных показателей из онтологии либо из знаковой реальности – мы можем обозначить некоторые категории работающей уже сегодня виртуальной реальности.

Огл. Дополнительная (additional) виртуальная реальность в онтологическом окружении

Она создается тогда, когда в онтологической практике невозможно действовать прямыми методами. Примером может служить вывод на экран данных о состоянии больного, подвергаемого операции. В этом случае хирургу требуются показатели происходящих в организме больного изменений на каждый данный момент: показатели давления крови, температурных изменений и некоторые другие. По идее они могут быть получены привычными средствами – термометром, датчиком давления и пр., но последние неудобны в использовании и их измерения занимают непозволительно долгий срок. Поэтому создаются специальные приборы, которые работают на всем протяжении операции и выводят данные на единый экран, дающий возможность хирургу обозревать все необходимые показатели online, не отрываясь от проходящей операции. Аналогичным образом на щиток водителя автомашины выводятся данные о скорости передвижения и об иных требующих внимание водителя обстоятельствах (наличие бензина, тормозной жидкости и пр.). И это тоже дополнительная виртуальная реальность, выведенная на онтологический уровень.

Огл. Участие дополнительной виртуальной реальности в семиотических построениях

В данном случае я имею в виду конструкты семиотического содержания, в которых виртуальная реальность дополняет остающиеся незаполненными пробелы. Классическим примером таких построений является теория эволюции живой материи, предложенная Чарльзом Дарвином и продолженная его последователями. Она была визуально представлена немецким естествоиспытателем Эрнстом Геккелем (1834—1919) в виде генеалогического древа^[9]. На нем была изображена генеалогическая история человеческого рода от обезьяны до настоящего времени. По всей протяженности этой наглядной истории были показаны этапы, которые проходили наши предки в своем развитии. Каждый этап получал свое наименование и свои отличительные признаки. Но некоторые этапы были обоснованы лишь гипотетически, поскольку не хватало антропологических артефактов, которые подтвердили бы возможность их существования.

Гипотетическое заполнение «белых пятен» понадобилось для связи между собой тех этапов, которые получали научно обоснованное подтверждение в данной теории. Логически эти белые пятна могли быть оправданы, но фактического материала для такого оправдания еще не существовало. В результате все последующие антропологические находки оценивались также по тому, в какой степени они соответствовали высказанным ранее предположениям в теории Дарвина. Если они с ними совпадали, то все было в порядке. Если они им не соответствовали, гипотетические построения приходилось изменять.

Этот процесс я называю сочетанием семиотической и виртуальной реальностей в научных исследованиях. Виртуальная реальность основывается здесь на онтологических данных, на их семиотическом отражении и на наших рассуждениях, которые могут иметь логическую основу, а могут быть скорее предположениями, чем обоснованными фактами. В этом случае виртуальная реальность в научных работах восполняет еще недоказанные утверждения по поводу исследуемого материала до вполне приемлемых предсказаний, важных для установления дальнейших параметров наших изысканий. Если впоследствии предсказания не подтверждаются, то гипотеза отбрасывается. Если они подтверждаются, то рассматриваемый феномен переходит из виртуальной реальности в семиотическую и в ее онтологические приложения.

Объяснения виртуальной реальности такого рода находят подтверждение в книге русского философа Ивана Лапшина «Философия изобретения и изобретение в философии», изданной в 1922 году. В ней автор постоянно возвращается к мысли о том, что очень важные открытия в науке совершаются с помощью фантасмов научного воображения (здесь и ниже все слова, выделенные курсивом в цитатах, были подчеркнуты самим Лапшиным. – А.С.). В моем понимании указанные им фантасмы являются ничем иным, как виртуальной реальностью, которая вместе с семиотикой составляют плоть и кровь единой парадигмы, обеспечивающей на протяжении десятилетий, а то и столетий направление научных изысканий в какой-либо области знания.

Автор так определяет упомянутые фантасмы: «Научные фантасмы таковы, что они в сознании ученого хотя и не соответствуют вполне по своему содержанию действительности, но в гипотетической форме и в самых грубых и приблизительных чертах верно схватывают известные объективные отношения между явлениями. <…> При этом нужно иметь в виду, что в процессе образования научных фантасмов играет роль не только фантазия изобретателя, но и объективные данные, нередко даже поддающиеся в известных пределах количественному расчету. <…>

В биологии мы находим фантасмы, изображенные предположительно, ныне не существующие промежуточные формы растительного и животного царств (например, у Геккеля), а также воссоздание целых экземпляров, от которых сохранились скелет или часть скелета. Последнее блестяще осуществил Кювье благодаря корреляции, существующей между всеми частями организма. Исходя из аналогии с эвристическими фикциями в математике, Конт предлагает ввести в биологию образы фиктивных организмов, которые надлежит вставлять между типическими образцами известных нам организмов.

Такие организмы искусственно построены воображением ученого, чтобы облегчить процесс сравнения организмов, то, как таким путем мы делаем известный биологический ряд более однородным и непрерывным, короче, более правильным. Из подобных фиктивных организмов многие, быть может, окажутся впоследствии существующими в природе в более или менее точном виде среди неведомых нам до сих пор организмов (Cours de la Philosophie Positive)»».^[10]

Фактически речь идет вот о чем. Большинство основополагающих теорий выдвигаются на основе каких-то «прорывных» открытий, не укладывающихся в рамки прежних научных парадигм. Они служат основанием для рождения новых парадигм, в русле которых и будет дальше развиваться вся научная деятельность в затронутых областях знания. Но, поскольку начальное открытие является только первым шагом в новом направлении, за ним выстраивается целая предположительная теория, по-новому объясняющая мир, в состав которой будут постепенно (по мере их обнаружения) входить онтологические или семиотические факты, ее подтверждающие, а также виртуальная направляющая дальнейших исследований, предсказывающая их предполагаемые результаты. Таким образом, в корпус новых откровений обязательно войдут как эмпирические факты, так и теория, заранее предсказывающая открытие подтверждающих ее фактов и их значимость для продолжающихся исследований.

Огл. Создание приборов и инструментов для переноса нас в виртуальное окружение

Эта ветвь виртуальной реальности наиболее понятна и получила в наше время много внимания и наибольшее практическое применение. Мы массово создаем такие приспособления, которые переносят нас в обстановку виртуальной реальности внутри реальностей онтологического либо семиотического характера. Я имею в виду прежде всего разнообразные тренажеры. Огромной популярностью пользуются фитнесс-клубы, где такие тренажеры легко доступны. Скажем, бегущая дорожка изображает виртуальную протяженность, по которой нам приходится быстрее либо медленнее перебирать ногами. Специальные очки делают окружающую нас обстановку такой, которая требует от нас совершать действия, необходимые для какого-то вида деятельности. Тогда мы выполняем требуемые от нас действия, подготавливая себя в лабораторных условиях к реалиям будущих событий, имитируемых на тренажере.

Во всех этих случаях мы используем «фейковую» реальность, оставаясь при этом в реальности обычного бытия; но мы можем, однако, в любой момент прекратить наше пребывание в виртуальной реальности и «вернуться домой». Сегодня этот вид реальности хорошо обоснован теоретически, и в большинстве теорий вся виртуальная реальность сводится только к нему одному. Если вы откроете интернет и введете туда теги «виртуальная реальность», «виртуальное окружение», «виртуальная модель», вы получите ответы, отражающие именно этот ее вариант. Никакой иной вариант виртуальной реальности пока не получил теоретического обоснования, и данная статья, в частности, направлена на исправление этого недостатка.

Огл. Виртуальная реальность для внедрения основных человеческих ценностей мыслительного плана

Это то самое, что я пытался выше описать на примере криптовалюты. С самого начала homo sapiens стремился удовлетворить свои потребности, сначала самые необходимые – для того, чтобы просто выживать, а потом и для того, чтобы обеспечить себе комфортные условия для существования. Этими устремлениями заполнена наша история на всем протяжении существования человечества. Были пройдены разные этапы осуществления таких намерений, от самого элементарного удовлетворения своих потребностей до все более продвинутого и повсеместного. Так это происходило при обмене продуктами, необходимыми для нас, и установлении стоимости этих продуктов. Но это далеко не единственный пример реализации наших нужд, ведущий в наше время к виртуальной реальности; фактически, так же обстояли и обстоят дела по реализации иных удовлетворений наших потребностей.

И путь везде одинаков – от первых наивных и кажущихся необходимыми действий до все более изощренных и абстрактных (от путей чисто онтологического плана к семиотической реальности, а потом к виртуальной, чтобы осуществить затем внедрение наших планов в практику жизни). Вот несколько дополнительных примеров.

Первый феномен такого рода будет представлен на примере человеческих языков, потребных для выражения мыслей и установления коммуникации сначала со своим ближайшим, а затем все время расширяющимся окружением. Вначале, интуитивно чувствуя такую потребность, люди придумывали примитивные языки, распространенные внутри своего племени. Затем сфера применения языка распространялась на те территории, где данные народы мигрировали, и на территории, ими завоеванные. В то же самое время и в самих языках происходили перемены. Слова – базисные знаки языков – из имен собственных превращались постепенно в слова-понятия, объединявшие в себе значения для множества одинаковых предметов или явлений, а с развитием науки те же самые слова отбирались для определений научных концептов. Люди также изобрели письменность, чтобы передать свою мудрость другим, – как на расстоянии, так и во времени. Письменность обеспечила создание культуры – сначала национальной, затем, мало-помалу, интернациональной, общей для всего человечества.

На пути нормального распространения культуры стояло языковое многообразие; тогда люди поставили своей задачей изобрести единый язык для всех. Виртуальная природа такого всеобщего языка, настоянного на опыте различных живых языков, витала в воздухе и стала виртуальной идеей. Было предложено множество проектов международного языка – самым успешным оказался эсперанто, который по ряду причин остановился на очень высокой стадии своего развития, но всеобщим языком не стал. Им стремительно становится английский язык – язык наиболее продвинутой на сегодняшний день культуры и технических достижений. Сегодня едва ли существует страна, где бы в школах не изучался английский. Он же доминирует на международных встречах и в большинстве международных организаций, то есть он быстро приближается к тому, чтобы превратить виртуальную идею всеобщего языка в фактически работающую институцию.

Второй пример касается идеи всеобщего правового регулирования. Испокон веков люди стремились к морально оправданному правосудию и мечтали об установлении мирового порядке, где бы такая идея была практически реализована. Об этом свидетельствуют утопические произведения философско-просветительского плана. Англичанин Томас Мор выпустил книжку (1516 г.), которая называлась «Золотая книжечка, столь же полезная, сколь и забавная о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия». Итальянец Томмазо Кампанелла в 1602 году написал в застенках инквизиции свою утопию «Город Солнца». В этих и других книгах лучшие представители человеческого рода описывали, как наилучшим образом построить общество с самым гуманным и хорошо организованным правосудием.

Постепенно идея правового государства стала доминирующей по всему миру, и каждая страна воплотила свои представления о преступлениях и о возмездии за них в своих национальных правовых нормах. С появлением глобального мира кодексы отдельных стран, которые строились на национальных традициях и разнообразных подходах к праву, стали недостаточными для наказания многочисленных преступников, нарушивших все и всякие нормы морали в международном масштабе. Особенно показателен в этом плане Нюрнбергский процесс над бывшими руководителями фашистской Германии после ее поражения в войне; он проходил в 1945-1946 гг.

Для этого четыре государства союзников по войне создали Международный военный трибунал: «8 августа 1945 г., через три месяца после победы над фашистской Германией, правительства СССР, США, Великобритании и Франции заключили соглашение об организации суда над главными военными преступниками. Это решение вызвало одобрительный отклик во всем мире: надо было дать суровый урок авторам и исполнителям людоедских планов мирового господства, массового террора и убийств, зловещих идей расового превосходства, геноцида, чудовищных разрушений, ограбления огромных территорий. В дальнейшем к соглашению официально присоединились еще 19 государств, и Трибунал стал с полным правом называться Судом народов. <…>

Нюрнбергский процесс приобрел всемирно-историческое значение как первое и по сей день крупнейшее правовое деяние Объединенных Наций. Единые в своем неприятии насилия над человеком и государством народы мира доказали, что они могут успешно противостоять вселенскому злу, вершить справедливое правосудие». Организация и юрисдикция Международного военного трибунала были определены его Уставом, составлявшим неотъемлемую часть Лондонского соглашения 1945 г.^[11] Согласно Уставу трибунал имел право судить и наказывать лиц, которые, действуя в интересах европейских стран оси индивидуально или в качестве членов организации, совершили преступления против мира, военные преступления и преступления против человечности. «Процесс был построен на сочетании процессуальных порядков всех представленных в трибунале государств. Решения принимались большинством голосов».^[12]

Это был первый такой трибунал, созданный ad hoc (по конкретному случаю). Но любой суд действует на основе процессуального кодекса определенного государства. В Нюрнбергском процессе участвовали выдающиеся юристы, которые поднаторели на правовых нормах своих государств; их задача была свести разнообразные правовые нормы в единое целое согласно некоторым общим для всех людей понятий о справедливости. И это – типичная виртуальная реальность умственного плана, которая de facto есть, а de jure еще не существует. После этого создание специальных судов повторялось еще несколько раз – напомню про Международный трибунал по бывшей Югославии, учрежденный резолюцией 827 (1993) Совета Безопасности от 25 мая 1993 года для разрешения в судебном порядке дел о серьезных нарушениях международного гуманитарного права в Югославии. Он был этими днями официально закрыт, но на протяжении более чем двух десятков лет судил бывших лидеров Сербии и других Балканских стран за совершенные ими преступления против человечества. И судил опять-таки не только на основе некоторых правовых норм, закрепленных в международном праве, но также и на основе виртуального представления людей о праве и справедливости.

Надо полагать, что со временем международное сообщество создаст такой суд на постоянной основе и напишет для него специальные законы, по которым он и будет работать. Пока такого суда нет, и приходится каждый раз создавать его ad hoc, по случаю. Но организовать его будет нелегко, комбинируя понимание весьма расплывчатого понятия о справедливости, покамест рассредоточенного по национальным сусекам. Зато после его возникновения он из виртуальной реальности перейдет в мир реальности онтологической и семиотической.

Наконец, третий пример использования виртуальной реальности касается картографии. Картография возникла много позже практической географии, когда люди изучали окружающие и отдаленные от них пространства фактом своего личного присутствия в изучаемом месте. Такого рода география описана в трудах Страбона, о котором я писал выше; и до нас дошли 17 томов его географии того периода. На каком-то этапе появились карты, которые служили ориентировке даже в тех местах, где люди до того еще не бывали. Это было семиотическое закрепление первичных и непосредственных наблюдений. Картография кардинально изменила предшествующую ей географию, да и сама развивалась весьма быстрыми темпами. Наконец, в наше время она научилась пользоваться элементами виртуальной реальности и благодаря этому вступила в совершенно новый период развития.

Уже в конце прошлого века в картографии утвердились геоинформационные системы (ГИС), когда на компьютере можно было показать какой-то географический объект поворачивающимся и предстающим зрителю в различных пространственных ракурсах и в разные времена года. Это – дополненное виртуальное изображение на базе существующих карт местности, то есть семиотической реальности. В начале нашего века мы получили навигаторы для совершенно новой ориентации в пространстве. Сейчас трудно себе представить езду на автомашине без навигатора, обеспечивающего нас линией продвижения, которой мы автоматически следуем. Это – абсолютно новый виртуальный объект, которого нет ни в онтологии, ни в семиотике. Семиотика предполагает наличие референта для знака в реальной среде, а такого референта для навигационной линии в природе не существует.

Огл. Заключение

Таковы некоторые соображения о виртуальной реальности, которая вместе с реальностями онтологического и семиотического планов и в сотрудничестве с мыслями составляют содержание всей нашей жизни. Это, практически, одно из первых подробных описаний виртуальной реальности, включающее многие никогда и нигде ранее не упоминавшиеся подробности. Разумеется, данное описание может и должно быть дополнено и исправлено там, где оно окажется неверным; но, несмотря на его предварительный характер, я не сомневаюсь, что пришло время обратиться к достижениям современной науки и практики, которые настойчиво требуют модернизировать философские представления о бытии, заимствованные из далекого прошлого.

Кроме непосредственного описания виртуальной реальности, статья включает в себя детали ее взаимодействия с другими сферами бытия – с онтологией, семиотической реальностью и с мыслями. Каждый раз нам приходится приспосабливать виртуальную реальность к одной или нескольким таким сферам, что доказывает, что их выделение является весьма и весьма актуальным делом.

¹ Solomonick A. «Theory of General Semiotics». Cambridge Scholars Publication, 2015, 399 pp.
² Solomonick A. «From Semiotics towards Philosophical Metaphysics». Cambridge Scholars Publication, 2017, 304 pp.
³ Review: Kristin Terrill (Iowa State University). Philosophy of Language/Semantics: Solomonick (2017).
In: https://linguistlist.org/issues/28/28-4871.html
«Ultimately, Solomonick will need to provide further support for the prepositions of mental and virtual realities. These components of his framework are discussed briefly in the end of the second part of the book, and it is unclear what differentiates either the ‘mental’ or the ‘virtual’ from the semiotic. Perhaps this clarification will be the topic of future works».
⁴ Hawking Stephen & Mlodinow Leonard. The Grand Design. London, Bentam Books, 2011.
Привожу текст английского оригинала: «Traditionally these are questions for philosophy, but philosophy is dead. Philosophy has not kept up with modern developments in science, particularly physics. The purpose of this book is to give the answers that are suggested by recent discoveries and theoretical advances» (p. 13).
⁵ См. в Интернете упомянутый сайт (цитируется в декабре 2017).
⁶ Там же: «Yes? Something is rotten in the state of philosophy. I’d go so far as to say, as an unusually candid friend put it a few years ago, that our profession is ‘in a nose-dive’. (How far can it go? What can I say? – the sky’s the limit)»
⁷ Там же: «I don’t believe either that we can simply hand philosophical questions over to the sciences to resolve, or that only questions resoluble by the sciences are legitimate».
⁸ В: https://ru.wikipedia.org/wiki (декабрь 2017)
⁹ Генеалогическим или родословным древом также называют представление восходящих или нисходящих родословий и генеалогических таблиц вообще — всем этим занимается генеалогия.
¹⁰ Лапшин Иван. Философия изобретения и изобретение в философии. М., «Республика», 1999, с. 103 - 105.
¹¹ В: https://genproc.gov.ru/history/nuremberg/ (декабрь 2017)
¹² Там же.

Январь 2018 г.