Немецкий еврей Эрнст Альфред Кассирер (1874 – 1945), бежавший из Германии во времена нацистского засилья, был очень известным философом в первой половине ХХ столетия. Главная сфера его философских интересов – теория познания, которая для него являлась основной направляющей постоянно развивающейся культуры и цивилизации, построенных на базе символического мышления homo sapiens. В своем главном сочинении «Философия символических форм» Кассирер выдвинул тезис, что «человек – символическое животное», поскольку он единственный представитель органического мира, мыслящий символами. «В то время как животные познают мир с помощью врожденных инстинктов и непосредственного восприятия через органы чувств, люди создают для себя мир символических обозначений»^[1].

Этот тезис имеет кардинальное значение для семиотики, в частности, для отграничения «человеческой семиотики» от «биосемиотики», касающейся восприятия знаков растениями и животными (этот вопрос в настоящее время является предметом оживленной дискуссии среди семиотиков различных направлений). Поскольку я занимаюсь семиотикой именно «человеческого плана», мне представляется чрезвычайно важным рассмотреть это утверждение Э. Кассирера самым тщательным образом, чтобы конкретизировать его приложения к конкретным семиотическим фактам и, тем более, к его влиянию на основополагающую философию нашей науки. В этом смысл написания данной статьи: в ней я хочу разъяснить свое понимание высказывания Кассирера и тех реальных выводов, которые можно из него сделать для семиотики. Одновременно я пытаюсь его приспособить к своей философии познания, которой занимаюсь в настоящее время.

Огл.  Семиотика для человека не ограничена только символическими знаками

Я безусловно принимаю вывод Кассирера в целом, но с существенными дополнениями и уточнениями. Первое из них касается того обстоятельства, что человек не только символическое, но и знаковое существо. Дело в том, что символ для меня является лишь одним из видов знаков, кроме него в знаковой реальности имеются и иные виды знаков. Среди них наличествуют естественные знаки, которые служат как людям, так и иным живым существам (растениям, микробам, насекомым, птицам, рыбам и животным). Люди пользуются также образами, которые частично могут рассматриваться как символы, но в большинстве случаев таковыми не являются. Иначе говоря, «животные познают мир с помощью врожденных инстинктов и непосредственного восприятия через органы чувств», но и люди делают то же самое. Зато его вторая часть высказывания абсолютно правильна: «… люди создают для себя мир символических обозначений», чего иные живые существа сделать не в состоянии.

По моей таксономии знаковая реальность представляет собой пирамиду, составленную из шести типов знаковых систем:

Настоящая пирамида опирается на схематы Жана Пиаже (1896 – 1980), швейцарского психолога, изучавшего становление сознания у детей в раннем возрасте. Он выяснил, что человеческое сознание в онтогенезе проходит три стадии развития: а) сенсо-моторную; б) образную, базирующуюся на переносе впечатлений от внешнего мира в мир ребенка; в) символическую, где символ представляет собой определенную сущность, предполагающую другую сущность, связанную с первой. Не трудно заметить, что первые две ступени приведенной выше пирамиды повторяют последовательность становления мышления у детей, как его представлял Пиаже.

Сначала дети самого младшего возраста манипулируют с предметами как с некоторой данностью: есть вещь – я с нею забавляюсь, нет – я о ней забыл. Затем я уже запоминаю образ предмета, и когда он куда-то исчезает, начинаю его искать. Наконец, меня начинают занимать не только сами предметы, но также их качества и связи, а сами предметы сигнализируют о чем-то ином, кроме самих себя, то есть становятся символами (по моей терминологии все вышеперечисленное – знаки). Все последующее развитие человеческого мышления происходит в направлении изучения и создания знаков.

Такие же стадии развития сознания наблюдаются не только у отдельного человека в онтогенезе, но и у человечества в целом – в филогенезе. Вначале люди просто жили в той среде, в которую их закинула судьба; затем они начали приглядываться к условиям своего существования, понемногу приспосабливаясь к обстановке; наконец, они стали воздействовать на окружающую среду и переделывать ее себе на пользу. В результате человеческое мышление постепенно превратилось в мышление с помощью знаков, которые становились все более сложными и все более самостоятельными, мало по малу отдаляясь от того, что они обозначали. Это позволяло работать со знаками, а не с реальными объектами, и получать при этом новое знание.

Сначала человек трактовал в качестве знаков сами предметы и явления, с которыми сталкивался: рассвет предвещал начало дня, а закат – его окончание; черные тучи на небе говорили о предстоящем дожде либо буре, и тому подобное. Это те самые естественные знаки, которые лежат в основании моей знаковой пирамиды. Затем люди стали различать и запоминать признаки предстоящих событий и использовать их, ибо эти знаки помогали им выживать. Они начали различать следы различных зверей, представляя их в своем воображении; более того, они иногда рисовали этих зверей, протыкая их копьями либо стрелами, что, якобы, предопределяло успешную охоту. Они старались избегать столкновений с враждебными племенами, видя следы их стоянок. Так пришла вторая ступень пирамиды – стадия образных знаков. Постепенно образы легли в основу культуры и образования. Наконец, знаки стали еще более изощренными, но и более абстрактными, представляя три следующих слоя знаковой пирамиды: словесные (языковые) знаки, которые почти все конвенциональны (не похожи на то, что они отображают), а затем и совсем абстрактные символы, используемые в науке и производстве.

В конце концов человеческое мышление становится целиком зависимым от знаков, релевантных для предмета рассуждения. При этом мы намеренно используем нужные знаки и даже выдумывает дополнительные, чтобы заполнить пробелы в полученном знании. Человек мыслит знаками. Это и понятно – мы не можем перенести в мозг реальные предметы и явления, о которых рассуждаем. Даже держа в руках какой-то обрабатываемый нами объект, мы дополняем его образ не видимыми, но воображаемыми качествами, которые создают цельную картину происходящего, то есть используем знаки. В зависимости от того, правильно ли мы это делаем, следует успех либо неудача в предпринятом действии.

Вернемся к тому, с чего мы начали. Принимая тезис Кассирера о том, что человек – существо символическое, мы дополняем его утверждением: человек существо не только символическое, но и знаковое. В этом как раз проявляется различие между семиотикой для человека и семиотикой для иных, кроме человека, живых существ. Следует признать кардинальную разницу в подходе к знакам со стороны человека, который осознает сущность знаков и к тому же еще сам способен их создавать в необходимых случаях, и отношение к знакам даже самых «интеллектуально» развитых животных. Все остальные живые существа, помимо человека, воспринимают знаки интуитивно, на базе врожденных инстинктов, и не могут даже отдаленно уподобиться людям в их применении.

Огл.  Знаки появляются в сознании человека постепенно, в зависимости от степени их абстрактности

Если выстроить все таксоны знаковой пирамиды снизу вверх, то становится понятным, что они отличаются друг от друга по степени абстрактности. Наименее абстрактны естественные знаки, над ними выстраиваются образы, которые уже не являются частью обозреваемого события, но чем-то схожи со своими референтами (изоморфны с ними). Затем событие или предмет, нас интересующий, получает имя. Постепенно из имен и связанных с ними вещей складывается язык, слова которого в большинстве случаев конвенциональны, то есть, ничем не напоминают обозначаемое. Слова (знаки) обладают еще бóльшей абстрактностью, нежели образы, а записанное слово состоит из букв, которые и вовсе не соответствуют изображаемому, так как ориентируются не на него, а на уже изобретенное для него название. Наконец, символы, используемые в формализованных системах, вовсе не имеют видимой связи со своими референтами и используются ad hoc – по соглашению между людьми, их применяющими.

Знаки появляются в нашем уме и закрепляются в сознании, если мы последовательно шагаем со ступеньки на ступеньку вышеприведенной пирамиды. Этот порядок объясняется просто – мы сами строим наше сознание, идя от простого к сложному, от менее абстрактному к более абстрактному. Это – естественный и единственный путь для построения карты мира, создающейся у каждого индивида отдельно и в целом – у всего человечества. Не пройдя очередную ступень познания, невозможно подняться на следующую. Это не значит, что мы должны овладевать полным объемом того, что располагается на той или иной ступени (что при современном состоянии научного знания практически неосуществимо), но знакомство с основами того или иного вида знаний на отдельных этапах его представления знаками необходимо. Лишь ознакомившись хотя бы бегло с предыдущим этапом, мы можем перейти к следующему; пропуск любой ступени грозит полным фиаско развитию ума в целом (см. ниже).

Совсем не все люди проходят шесть ступенек пирамиды; вследствие тех или иных причин они могут не достичь ее вершины. Тогда они сосредоточиваются на уже достигнутом, совершенствуя требуемые для этого умения и навыки. В зависимости от индивидуальных склонностей и талантов одни отдают предпочтение искусствам или литературе (образные знаки), у других – более земные занятия, например, какое-нибудь ремесло. А кто-то, посвятив свою жизнь научным изысканиям, постоянно поглощен исследованием максимально абстрактных знаков в формализованных системах.

Движение знаков по степени абстрактности не ограничивается переходом с одной ступени пирамиды на другую, но происходит также с левого края любой ступени по направлению к правому ее краю. И в этом случае используемые знаки становятся все более абстрактными. Рисовать образы можно разными способами – от самых примитивных и похожих на изображаемое до вовсе абстрактных форм. Говорить можно заикаясь, с ошибками и логически неверно построенными фразами, а можно делать это изысканно, с блеском риторического искусства. Когда человек утверждается на той или иной ступеньке используемых им знаков, он постепенно, на протяжении всей своей жизни совершенствует способы владения знаками, усложняя как сами знаки, так и навыки их применения. Возьмите в качестве примера шрифты для составления текстов на компьютере: от самых незамысловатых и простых написаний мы можем перейти к усложненной подаче букв, включая различные цвета и формы написания шрифтов. Это очень простой пример; но каждый из нас знает, что в его профессии нет границ улучшению использования принятых в ней знаков.

Огл.  Случаи вынужденного отключения от последовательного овладения знаками

Существует еще одно правило постепенного перехода от знаков меньшей к знакам большей абстрактности. Для овладения некоторыми из них существуют временные границы их постижения. Прежде всего я имею в виду овладение языком и некоторыми культурными навыками поведения, например, прямохождением, приемами поглощения пищи, приемами личной гигиены и некоторыми другими навыками. Известны случаи, когда по каким-то причинам человеческие детеныши выкармливались зверями. Они не получали в период своего формирования примеров принятого среди людей нормативного поведения, и в результате многие из них не могли восполнить возникший пробел, когда вновь оказывались среди людей. В случае длительного пребывания таких детей в «диком состоянии» усилия по их возвращению в лоно человеческой культуры оказывались либо малоуспешными, либо вообще провальными. Особенно это касалось владения языком, который в большинстве случаев оставался недоразвитым, чему сопутствовали и примитивные нормы поведения в быту. Многие случаи такого рода подробно документированы и о них можно прочитать в моей книге «О языке и языках» или в Интернете^[2].

В книге Нормана Дойджа «Пластичность мозга» описан эксперимент, в котором ученые открыли «критический период между третьей и восьмой неделями жизни у котят, когда мозг новорожденных котят должен был получать визуальную стимуляцию для нормального развития. <…> Экспериментаторы зашили веко на одном глазу котенка, чтобы этот глаз не получал визуальной информации. Когда они освободили глаз котенка от швов, то обнаружили, что те зрительные области на карте мозга, которые обрабатывают информацию, поступающую от закрытого глаза, не получили никакого развития, в результате чего животное осталось слепым на этот глаз на всю жизнь. Стало очевидным, что есть некий критический период, когда мозг котят особенно пластичен, и его структура формируется под влиянием опыта»^[3]. Этот эксперимент подтверждает тезис о том, что и люди, которые не могли в определенный период своего развития использовать все возможности для нормального развития мозга могут нанести себе в дальнейшем из-за этого непоправимый ущерб.

Имеются многочисленные возрастные ограничения для наиболее эффективного овладения теми или иными знаками и знаковыми системами. Некоторыми из них следует заниматься в период раннего детства, некоторыми – в период ранней зрелости, не оставляя эти занятия на потом. «Потом» может никогда не состояться или же овладение новым материалом окажется весьма затруднительным. Пик наилучшего овладения абстрактными знаками приходится на окончание второго – начало третьего десятилетия жизни. В конце этого периода человеческое сознание оказывается почти оформленным.

Вот пример глубоких различий в умственном потенциале среди взрослых, личным свидетелем и участником которых я оказался. Я иммигрировал в Израиль из СССР в семидесятые годы прошлого века, будучи уже взрослым человеком и закончив два вуза. Так как я не знал иврита, мне пришлось пройти обучение языку в ульпане (специальном учебном заведении для новых репатриантов). Позднее я начал работать методистом по изучению иврита взрослыми репатриантами и проработал в этом качестве 18 лет, так что у меня была возможность непосредственного знакомства с проблемой обучения новому языку взрослых учащихся.

Вырисовывалась довольно ясная картина, повторявшаяся снова и снова. Как правило, все наши обучаемые стартовали с нулевым знанием иврита. Через несколько месяцев обучения, которое было построено преимущественно на прямом погружении в изучаемый язык (учителя не знали родных языков своих подопечных, да и публика была смешанная – из многих стран мира), люди с низким уровнем образованием могли уже худо-бедно связать несколько фраз в устной речи, в то время как широко образованные учащиеся топтались на месте, пытаясь понять, где в произносимой фразе подлежащее, сказуемое и прочие грамматические ориентиры.

О чем это говорит? О том, что взрослые, мало имевшие дело с абстрактными языковыми знаками, подходили к их изучению как маленькие дети, овладевавшие первым языком: вот фраза – она означает то и то для данной ситуации; ее надо запомнить и повторять в дальнейшем. Они ее просто запоминали после ряда повторений и использовали в речи. «Высоколобые» не могли так просто подходить к изучению знаков: они должны были понять их генезис, связи между собой, архитектонику построения фразы и прочее в том же духе. Они привыкли к такому способу мышления по прежней профессиональной деятельности и не могли избавиться от своей привычки. У них первые успехи менее грамотных товарищей по учебе вызывали фрустрацию по поводу своих когнитивных возможностей. Я сужу об этом по своему собственному опыту.

По основной профессии я языковед – учитель английского языка. Приехав в Израиль, я был уверен, что через пару лет овладею ивритом и буду им свободно пользоваться. Не тут-то было; лишь через семь-восемь лет упорного труда я почувствовал себя на равных со своими коллегами в свободном выражении мыслей на иврите. Зато потом я покатил по наезженной колее научного подхода к своим профессиональным проблемам, и меня уже невозможно было остановить. Такая же картина наблюдалась и у других моих образованных друзей. После изучения азов языка они отставали от малообразованных учащихся, но потом наверстывали свое и быстро их обгоняли, забираясь в такие высоты знаковых манипуляций, которые тем и не снились. Так что подъем по знаковым ступеням имеет свои возрастные особенности, которые следует учитывать.

Огл.  О знаковой реальности в онтогенезе и филогенезе

В результате постоянных усилий мы создаем в мозгу цельную знаковую реальность. Она содержит все основные знаки и знаковые системы, которыми мы овладеваем в течение жизни и которыми предпочитаем пользоваться. Эти знаки в онтогенезе составляют область доступных нам рассуждений, и постепенно знаки, связанные с нашей профессиональной активностью становятся для нас доминирующими. Мы постоянно шлифуем используемые знаки, уточняем их смысл, характеристики и связи; иногда мы вторгаемся в общечеловеческую копилку знаний и воздействуем на филогенетическую знаковую реальность, то есть на знаковую реальность, собираемую всем человеческим родом.

Развитие цивилизации напрямую зависит от общечеловеческой знаковой реальности. Когда-то она распространялась посредством мифов и сказаний, мало-помалу обретая специальные места хранения: в книгах, фильмах, фонотеках, художественных галереях и т.п., а ныне и в памяти компьютеров. Появляясь на свет божий, каждый из нас черпает свои знания из этой копилки; и в ходе обучения, формального и неформального, мы создаем свой арсенал знаковых богатств. Как я писал выше, эти знаковые накопления состоят из знаков, потребных всем и каждому, но также из наших личных знаковых воспоминаний, дорогих и доступных только нам. Огромную роль в знаковой реальности личного плана, как я уже отмечал, составляют знаки, касающиеся нашей профессиональной деятельности, – они постоянно видоизменяются, дополняются и обретают новые качества и грани.

Особую проблему составляет сочетание знаковой реальности с другими видами бытия (см. ниже). Здесь я хотел бы только подчеркнуть, что знаковая реальность имеет самостоятельное происхождение, содержание и значение. Наряду с онтологической и виртуальной реальностями она является основой нашего повседневной и научно-познавательной деятельности и должна в этом плане рассматриваться отдельно как равноправная часть наших духовных и практических устремлений.

Огл.  Сочетание знаковой, онтологической и виртуальной реальностей в познании

В гносеологии, которую я сейчас активно разрабатываю, существуют три вида реальности, которые совместно участвуют в познании человеком своего окружения и самого себя. Это – онтологическая, семиотическая (знаковая) и виртуальная реальности, которые координируются нашим сознанием для добывания нового знания.

Онтологическая реальность включает окружающую нас материальную действительность и нас самих, как ее часть. Онтология возникла задолго до появления человека на нашей планете. Она появилась и организовывалась самостоятельно без какого-либо участия человека, тем не менее, она предстает не в хаотичном, но в упорядоченном виде, функционируя в соответствии с законами природы. Эти законы человек старается понять и приспособить к своим нуждам. В той мере, в какой это ему удается, наша жизнь на земле становиться комфортабельней. Человек перестроил некоторую, пока еще небольшую часть онтологической действительности; эта перестроенная часть природы называется второй природой. Существует еще нетронутая часть онтологии, которая называется первой природой; наступление на нее идет полным ходом, и ее остается все меньше и меньше. Предметом науки является также тело и духовная составляющая человека, в изучении которых тоже были достигнуты существенные успехи: продолжительность жизни людей значительно увеличилась, а само их существование стало неизмеримо более привлекательным.

Исследуя онтологию, человек создал новый тип реальности – реальность семиотического плана, состоящую из знаков и знаковых систем. Для этого человек придумал науку, которая ориентируется на знаки, ибо только с их помощью можно сформулировать перспективы познания тех или иных феноменов действительности и только с помощью знаков можно ориентироваться в процессе познания и выразить те умозаключения, к которым мы в итоге приходим. Все научные достижения выражены в знаках и заложены в знаковые хранилища, о которых шла речь выше. Приступая к новым проектам, мы прежде всего обращаемся к этим хранилищам и извлекаем из них прежние разработки по теме исследования. Результаты мы возвращаем в те же хранилища человеческих знаний. Они же служат источниками информации при подготовке к жизни новых поколений: обучение в школах и вузах построено преимущественно на ознакомлении учащихся с уже добытым прежде знанием, к которому по мере надобности добавляются непосредственные контакты с фактами действительности.

Хотя знаковая реальность возникла для познания реальности онтологической, она быстро превратилась в самостоятельную силу, действующую по собственным закономерностям, не всегда соответствующим законам онтологических систем. Наши стремления полностью совместить эти две реальности не всегда оказываются успешными. Возьмем в качестве примера изобретенные людьми календари. Для обозначения года (периода возвращения Земли на исходную точку вращения по орбите вокруг Солнца) люди пользовались положением Земли по отношению к Солнцу либо к Луне. Лунные календари давали очень большие расхождения с фактическим обращением Земли, солнечные календари этот разрыв значительно уменьшили. Но ни один календарь не достигает полного соответствия одного с другим, потому что единицей расчета являются в любом случае сутки, а полный оборот Земли вокруг Солнца включает неполное число суток. Так что любой календарь приходится корректировать: в григорианском календаре, который принят в большинстве стран мира, коррекция сводится к добавлению одного дня в феврале раз в четыре года, а в лунных календарях она оказывается куда более сложной.

Вот еще один пример, теперь на несоответствие знаковых изображений пространства его фактическим параметрам. Я имею в виду обычные географические карты; они вроде бы правильно отображают показанные на них объекты Земли. Ничего подобного – плоские карты Земли строятся с помощью математических проекций, которые лишь минимизируют несоответствия картографических изображений существующим объектам на разных участках карты. Невозможно такие изображения привести в полное соответствие с их трехмерными оригиналами. Наше зрение позволяет воспринимать их как бы в соотношении один к одному, но даже крупномасштабные карты только более или менее адекватно отражают действительность. Эти и многочисленные иные примеры свидетельствуют о том, что знаковое замещение действительности происходит по иным законам, нежели законы онтологические. Поэтому их следует изучать по канонам семиотики отдельно для каждой научной дисциплины.

Третьей слагаемой процесса познания является виртуальная реальность. Мы – первое поколение людей, которые это заметили. Лишь в ходе развития компьютерных технологий появилась возможность выделить этот тип реальности и заняться его детальным изучением. Испокон веков люди занимались изготовлением орудий, которые облегчали их труд. Выдающийся советский психолог А.Р. Лурия писал по этому поводу: «…деятельность по изготовлению орудия приводит к коренной перестройке всей структуры поведения (выделено Лурия. – А.С.). Поведение животного всегда было непосредственно направлено на удовлетворение потребности. В отличие от этого у человека, изготовляющего орудие, поведение приобретает сложно построенный характер: из деятельности, направленной на непосредственное удовлетворение потребности, выделяется специальное действие, которое приобретает свой смысл лишь в дальнейшем, когда результат этого действия (изготовление орудия) применен для того, чтобы, например, убить жертву и тем самым удовлетворить потребность в пище»^[4].

В ходе человеческой истории люди изготовили несчетное количество разнообразных орудий, облегчивших им как физический, так и умственный труд. Сравнительно недавно они изобрели компьютер – всеобщий расчетчик – и… произвели переворот в технике познания окружающей среды. Коренным образом изменилась технология познания.

Во-первых, исходной единицей познания с помощью компьютера стала не отдельная вещь (основная единица онтологической реальности) или отдельный знак (основная единица семиотической реальности), но целый комплекс знаков, называемых виртуальной моделью. Ученые создают модель еще не существующего явления или сооружения и целиком закладывают ее в компьютер. Они дополняют модель программой, по которой компьютер должен обрабатывать эту модель, и оставляют ее на попечении машины. Машина обрабатывает модель и получает ответы на самые существенные вопросы: годится ли она для тех целей, ради которых появилась на свет, как будет выглядеть будущий продукт, каковы его особенности и характеристики.

Во-вторых, компьютер очень быстро считает, обрабатывая модель с головокружительной скоростью, несоизмеримой со скоростями обработки людьми. То, что раньше занимало недели, месяцы и даже годы, решается сегодня в считанные часы либо дни. Приведу в качестве примера расчет простых чисел (делящихся только на самих себя). Первые простые числа люди определили быстро – они, действительно «простые», но дойдя до определенного большого числа, на проверку следующих стали уходить годы, а то и всей жизнь математика, начавшего это занятие. Сравнительно недавно компьютер обнаружил очередное простое число в течение нескольких недель непрерывной работы. И это считается чудом.

В-третьих, компьютер удивительно быстро и удобно вставляет исправления. Набирая эту статью на компьютере, я по ходу дела делаю массу исправлений, вовсе не мешающих мне быстро составлять текст. Сравните это с прежним написанием статей от руки или даже на пишущей машинке. Далее, компьютер на малом пространстве способен собирать огромные объемы информации и оперировать с нею. Возьмите для примера программу Тranslate в Гугле либо в иной программе. На экране происходит перевод слов, фраз и целых текстов с любого языка на любой другой, причем перевод можно проверить по многим приводимым примерам и авторитетным цитатам из словарей. Раньше для перевода с языка на язык требовались специальные двуязычные и многоязычные словари, комната профессионального переводчика ломилась от тяжеловесных многотомных пособий; сегодня все это умещается на крошечном экране компьютера.

Наконец, и мне это кажется особо важным, тексты выложенных в Сети работ снабжаются линками, которые можно использовать для обращения к другим источникам по теме. Таким образом мы получаем дополнительную информацию по интересующему нас вопросу на том же компьютере, не отвлекаясь от работы. Это яркий пример происходящей информационной революции, которая пришла с рождением компьютеров и иных гаджетов, обеспечивающих немедленную связь любого жителя планеты с любым другим владельцем соответствующего электронного устройства, где бы тот ни проживал. Информационная революция изменяет нашу цивилизацию от «а» до «я» на наших глазах.

Приведенные выше примеры касаются возникших с приходом компьютера технических возможностей. Можно, однако, говорить и о более глубоких, фундаментальных переменах философского плана. Одной из них является выдвижение на первый план виртуальной реальности, которая серьезно потеснила онтологическую и семиотическую реальности в познании человеком окружающей действительности и самого себя. Виртуальная реальность существовала всегда: она приобретала форму человеческих фантазий и мечтаний, побуждая людей к практическому их воплощению. Наблюдая за птицами, человек издревле мечтал подняться в воздух. Его мечты проявлялись в виде мифов и сказаний, а потом, в период научной революции началось их практическое воплощение. То же самое происходило и в иных сферах жизни, когда виртуальные замыслы людей превращались в вещи и/или в семиотические продукты.

С появлением компьютера этот процесс превратился в одну из ведущих тенденций, а самые дерзкие мечты стали превращаться в материально обозримые объекты. Совсем недавно человек вырвался за пределы земной атмосферы, а сейчас уже обсуждаются космические круизы и учреждение поселений на Марсе. В дни моей юности преобладали мрачные прогнозы о скором конце света; они существуют и сегодня, но все больше и больше стран стабилизируют обстановку и переходят к демократическим формами правления. Продолжительность жизни людей постоянно растет, и мы научились бороться с болезнями, которые совсем недавно казались непобедимыми. Расшифрован геном человека, что открывает перспективы лечения генетически обусловленных недомоганий.

Все это приводит к необходимости выделить виртуальную реальность как самостоятельную и ведущую силу современной познавательной деятельности. Я хочу очень кратко описать здесь историю человеческого познания, как я ее вижу в свете научных достижений последнего времени. Зачинателем позитивного направления в философии был Огюст Конт (1798 – 1857), выделивший религиозно-мифологический подход к человеческому познанию в качестве первого этапа развития цивилизации. Сторонники такого подхода существуют и в наше время – себя я тоже считаю продолжателем идей Конта. Разумеется, проще всего себе представить вершителей человеческих судеб в виде неких вездесущих и сверхъестественных сил – богов или иных всесильных существ. Когда цивилизация только зарождалась и люди еще очень мало знали об окружающей их действительности, самым естественным объяснением окружающего мира было религиозно-мифологическое понимание его происхождения и развития.

Постепенно люди стали осознавать, что вершителями своих судеб являются они сами, когда проникают в суть событий и влияют на происходящее. Такое понимание привело к коренному изменению парадигмы познания окружающего: человек с помощью науки стал переделывать природу и самого себя. Примерно с середины второго тысячелетия нашей эры позитивный научный подход (по терминологии Конта) стал вытеснять религиозный взгляд на происхождение и существование мира^[5]. За несколько прошедших с того времени веков научный метод познания сделал наше существование значительно более комфортным и привлекательным. Человек в ходе научных исследований сумел достигнуть очень многого и продолжает двигаться вперед. Этот период развития человеческого познания я называю первым научным периодом.

Сегодня мы достигли таких рубежей постижения и переделки онтологической действительности, что можем передать некоторую часть работы компьютеру. На основе прежних научных достижений мы можем построить для этого виртуальную модель и заставить машину обрабатывать эту модель по специальной программе, также придуманной людьми. После подтверждения компьютером, что модель работает, мы изготовляем пробный образец нового продукта и проверяем на нем, как все будет происходить уже не в виртуальном компьютерном исполнении, а в реальной жизни (в онтологической либо в семиотической реальности). Если такой образец работает, то можно сказать, что наша затея удалась, – продукт вошел в обиход.

Такая технология познания характерна для второго научного периода развивающейся сегодня цивилизации, когда нам удалось на базе прежних достижений передать солидную часть познавательной деятельности машине.

Таким образом тезис Кассирера, «…человек – существо символическое» в наше время дополняется новым содержанием: человек не только сам научился работать со знаками, но еще может это делать с помощью машин и иных приспособлений, создаваемых людьми.

¹ В: https/en.wikipedia.org/wiki/Ernst_Cassirer “Whereas animals perceive their world by instincts and direct sensory perception, humans create a universe of symbolic meanings” (retrieved in May 2019).
² Соломоник А. О языке и языках. Москва, Спутник+, 2017, с. 22-28. Либо в: http://www.feralchildren.com/en/pager (цитируется в мае 2019)
³ Дойдж Норман. Пластичность мозга. Москва, «Литрес», 2007. В: https://www.litres.ru/norman-doydzh/plastichnost-mozga/
⁴ Лурия А.Р. Лекции по общей психологии. Издательский дом «Питер», 2004, с. 65-66.
⁵ Конт Огюст. Дух позитивной философии. Ростов-на-Дону, «Феникс», 2003.

Иерусалим, май 2019

© А. Соломоник